Текст книги "Воин из-за круга"

– Это была она? – осмелился спросить ди Марон.

– Да, – Ди Брай сделал паузу, чтобы овладеть собой и сдержать рыдания. – Они привязали ее к дереву, одинокой липе рядом с дорогой. Одежду с нее сорвали, и я мог видеть ссадины, кровоподтеки и кровавые пятна, которые покрывали ее тело. А еще они изрезали ей кинжалом лицо, потому что им была ненавистна красота. Удивительно, что после всего, что эти свиньи с ней сделали, она была еще жива. А еще – она узнала меня. Странно, что я не сошел с ума, увидев ее лицо. Оно превратилось в месиво: свисающие лохмотья кожи, безгубый рот, выбитые зубы, сплошная кора засохшей крови. Это было лицо, которое можно увидеть только в бездне Морбара. Но самое страшное было потом. Она мне улыбнулась. И еще она шептала мне что-то. Это была просьба убить ее. Просьба прекратить ее мучения.

– И ты убил ее?

– Нет, – ди Брай заскрипел зубами. – Я не убил ее. Я бы никогда не смог этого сделать. Я убежал. Сказал ей, что я приведу помощь, и убежал. Я действительно думал тогда, что смогу ей помочь. Я ошибся. Когда я вернулся с людьми, она уже умерла. Ее отвязывали от дерева и укладывали на носилки, а я стоял и повторял про себя: «Я проклят! Я проклят!»

– Ты думаешь, ты поэтому и стал халан-морнахом?

– Слушай дальше. Я не сразу заметил ту перемену, которая во мне произошла. После того, как моя возлюбленная умерла, я уехал вместе с отцом из родных мест, чтобы попробовать начать жить сначала. Так прошел год, потом еще год, потом еще. А потом в том местечке, где мы поселились, началась чума. Моя семья умерла, все до единого – отец с матерью, брат и младшая сестренка. Я сам схоронил их в одной яме и уехал в Таорию. Здесь я впервые заметил, что со мной творится что-то неладное. Я работал помощником плотника и однажды сильно поранил руку теслом. Я в панике метался по мастерской, пытаясь разыскать подходящую тряпицу для того, чтобы перевязать рану, и вдруг с изумлением обнаружил, что рана исчезла. С момента, как я рассек руку, не прошло и минуты. Меня это испугало, я решил, что у меня началась какая-то страшная болезнь, вроде проказы. И я пошел к врачу. Он выслушал меня, странно на меня посмотрел и посоветовал пойти к одному знахарю, поселившемуся на окраине Лима. От знахаря я и узнал, какая беда меня постигла. Мой ужас был так велик, что знахарь, сжалившись надо мной, согласился мне помочь…

Тебе незачем знать о моих скитаниях. Я и сам многое подзабыл. Мое проклятие дало мне вечную жизнь, и за сотни лет я обошел весь мир и получил тайные знания, при помощи которых я рассчитывал снова стать человеком. Сейчас мне больно вспоминать о том, сколько зла я совершил, сколько загубленных жизней на моей совести. И лишь через много лет я узнал, что стало причиной моего превращения.

– Ты рассказываешь страшные вещи.

– Самое страшное впереди, Уэр. Я узнал, что моя возлюбленная вернулась из царства мертвых. Высшими силами ей дана была возможность вернуться, чтобы отомстить обидчикам, покарать насильников и убийц за совершенное зло. Моя возлюбленная вернулась из царства мертвых Аранией Стирбой, Лунной Ворожеей, предводительницей войска упырей и призраков, которое вторглось в северные земли. Древние боги дали ей власть найти своих обидчиков. И она нашла и покарала их. Всех, кроме одного. Одного она оставила в живых. Больше того, она дала ему вечную жизнь.

– Ба, какая глупость! – не выдержал поэт. – Она его простила, что ли?

– Она решила остаться в этом мире. И ради этого она обманула богов. Боги дали ей новую жизнь, чтобы совершить справедливое возмездие, но обязали вернуться обратно в царство теней, когда последний из ее врагов будет найден и наказан. Арания Стирба силой магии Луны и Крови превратила последнего своего врага в халан-морнаха. Ты понимаешь, кто этот последний?

– Но это несправедливо, Ферран! – Ди Марон вскочил, замахал руками. – Ты же ее любил, и она тебя любила! Как же так?

– Я предал ее. Я не выполнил ее последнюю волю. Я бросил ее умирать в одиночестве, не был рядом с ней в ее последние минуты. И за это я наказан. Справедливо наказан. Я заслужил это.

– Клянусь духами ночи, ну и история! Верно ты сказал, хоть прямо сейчас балладу пиши! И что ты теперь будешь делать? У тебя есть шанс избавиться от проклятия?

– Есть. И потому мне нужен ты, Уэр. Не удивляйся. Наша жизнь подчинена воле высших сил, и мы не вольны избежать того, что предопределено. Ты еще не родился, а я знал, что обязательно встречусь с тобой. Я слишком долго шел к нашей встрече, сотни лет, полных боли, тоски, одиночества и страха разоблачения. Быть не живым и не мертвым, халан-морнахом поневоле – это вдвойне страшно.

– За тобой охотились?

– Охотились. Я странствовал по свету, менял одну страну на другую, и всюду повторялось одно и то же – находился искушенный маг, который вычислял меня. Что ты знаешь о халан-морнахах, Уэр?

– Почти ничего, – признался поэт.

– Твое счастье. Обычно халан-морнах – это черная сущность, проклятая душа, завладевшая чужим телом. Пока душа не имеет тела, от нее легко защититься, она боится оберегов, молитв, фимиамов, колокольного звона и даже железных предметов. Однако чем дольше такая сущность живет среди живых, тем больше становится ее сила. Преодолев границу миров, халан-морнах начинает питаться жизненной энергией живых людей. Это довольно просто сделать. Гнев, боль, злоба, ненависть и страх заставляют человека расходовать свою жизненную энергию, vitlingae. Вампир же этой энергией питается. Почти всегда этого достаточно для черной сущности, чтобы питать ее существование в материальном мире. Если этих тварей много, они вызывают особую болезнь – сиды называют ее See Bloedan Ensanna, кровавое бешенство. Ортландцы верят, что такие черные души можно прогонять, всего лишь повесив на двери зеркало. Но иногда случается, что халан-морнах завладевает чужим телом, и тогда его мощь возрастает многократно. Инкарнированный вампир почти неуязвим. Он не боится солнца, его не одолеть ни оружием, ни талисманами. Единственное, что может уничтожить его, – это чистый огонь. Он не убивает самого вампира, но делает негодным тело, которым черная сущность очень дорожит. Именно поэтому халан-морнахи ненавидят драконов – их магия Огня и Золота глубоко им враждебна. Отличить вампира от обычного человека невозможно; такая нежить ничем не отличается от живых, может есть ту же пищу и даже вступать с людьми в любовные отношения. Чтобы избежать подозрений, халан-морнах симулирует тяжелую болезнь, человеческие пороки, вроде пьянства, и даже собственный уход из жизни. Вообще-то, некоторые находят в таком существовании особые удовольствия.

– Дьявол! Какие же могут быть удовольствия у живого мертвеца?

– Вечная жизнь, вечное здоровье, невероятная сила, власть над людьми – тебе мало? Если бы я хотел твоей жизни, ты бы уже пятнадцать раз умер. Такое могущество кружит голову. – Ди Брай вздохнул. – Это и сделало мою любимую чудовищем.

– Ты же говорил, что она всего лишь мстила за то, что с ней сделали?

– Верно. Но Арания совершила то, что не удавалось никому: она преодолела границу между мирами. Это означало, что на смену старому пришел новый миропорядок, тот, в котором магия Луны и Крови, магия халан-морнахов, нарушила сложившееся равновесие сил. В то время когда Арания со своей свитой из упырей и вордланов свирепствовала в северных землях, такое нарушение не могло сломать этого равновесия. Правда, сиды, испуганные решимостью и жестокостью Арании, со страху начали ее почитать как божество ночных кошмаров и колдовства и даже строили в ее честь кромлехи, но это не помешало им в конце концов в союзе с людьми одолеть Аранию. Ее заключили в Пустоту навечно.

– Ферран, прости меня, но я никак не услежу за твоими мыслями. Ты сказал, что у тебя есть шанс избавиться от твоего проклятия. А теперь ты говоришь, что твоя… возлюбленная заключена в какую-то Пустоту. Клянусь духами ночи, я совершенно не понимаю, в чем дело! И в чем моя роль?

– Уэр, я виноват перед тобой. Мой выбор втягивает тебя в очень опасное дело, а отказаться ты не можешь.

– Вот как? И почему же?

– Потому что твой отказ погубит всех – и меня, и тебя, и Лаэду, и весь этот мир.

– Опять темнишь, старче? Почему это мой отказ…

– Арания освободилась из заточения, – перебил его ди Брай. – Черная Принцесса Вирхейна на свободе, и тот, кто ее освободил, даже не подозревает, что он натворил. Я догадываюсь, почему такое могло случиться, – за минувшие века я прочел немало книг по магии и тавматургии. Скорее всего, этот несчастный задумал подчинить себе Аранию ради каких то своих целей. Я даже боюсь думать о том. к чему это безумие может привести.

– Похоже, ты сам недолюбливаешь свою бывшую милашку.

– Глупец! – Ди Брай сверкнул клыками в злобной гримасе. – Моей любимой больше нет. Есть могущественный демон, свирепая и жестокая тварь, которая готовится исполнить самые жуткие пророчества, записанные в магических книгах. Я пришел в Гесперополис еще и потому, что узнал, что Арания находится именно здесь.

– Где? – Ди Марона бросило в жар от слов старика. – В городе?

– Да. Как ты думаешь, почему ваш император получил способность воскрешать мертвых? С чего это он вдруг обрел божественный дар? Несчастный обманут – рядом с ним находится принцесса халан-морнахов, которая пока что сделала этого коронованного осла своим орудием, а очень скоро покончит с ним и будет править сама. Если это случится, не спасется никто. Вот почему ты не можешь отказаться. Если ты откажешься, то умрешь этой ночью, если согласишься – проживешь еще какое-то время.

– Это похоже на монолог Баррикано из моей недописанной моралите «Император Хейлер и семь языческих царей»: «Зачем мне мой меч, если с ним или без него я повисну завтра на крепостной стене вниз головой?» – вздохнул ди Марон. – Ты меня почти убедил, приятель. Конечно, я не буду с тобой спорить, потому что ты можешь потерять терпение и разорвать меня прямо здесь, но позволь спросить – как я помогу тебе, если я нахожусь в лагере для каторжников, где меня стережет охрана из крепких парней и свирепых псов с клыками не хуже твоих? Да меня изрешетят из арбалетов, стоит мне подойти к периметру! Или же со мной случится то, что сегодня произошло с этими двумя бедолагами, что попытались бежать. Боюсь, что с переломанной шеей или с арбалетным бельтом между ребрами я плохо справлюсь с той работой, которую ты мне поручаешь.

– Не бойся. Сегодня ночью ты станешь свободным.

– Вот как? Ты, что ли, выпишешь мне вольную?

– Не я. Арания.

– Сила Единого! Я совершенно запутался. Объяснишь, в чем дело?

– Пришла ночь, о которой говорит Книга Заммека. Ночь третьего лунного затмения. Видишь луну? Скоро ее скроет тень, и тогда мало кто спасется. Ты не знаешь, а я знаю. Вторые врата уже открыты, и скоро ад придет сюда!

– К вордланам тебя, дед! У меня зад покрылся гусиной кожей от твоих слов! Последние полчаса ты только и делаешь, что стращаешь меня разными ужасами.

– Я не пугаю. Тебе ничего не грозит, только поклянись мне, что выполнишь все, о чем я тебя попрошу.

– Хорошо. Клянусь!

– Я не слышу искренности в твоих словах.

– Клянусь своей душой! Чем еще тебе поклясться?

– Хорошо. Сейчас я пойду обратно в барак. Ты останешься здесь. Следи за луной. Как только на нее начнет наползать красноватая тень, немедленно беги в ту сторону, – и ди Брай показал рукой направление влево от горевшего в ночи одинокого огонька. – Там ты увидишь низкое одноэтажное здание из серого камня под двускатной крышей. Это кухня. Ты заберешься туда, найдешь кладовую для припасов и спрячешься в ней.

– Почему именно туда, Ферран?

– Потому что запах свежего мяса отобьет твой запах. Они не найдут тебя.

– Кто это «они»?

– Дети Ночи. Лериты.

– Какие еще, к вордланам, лериты? Что еще за новые ужасы?

– Я не шучу, Уэр. Твоя жизнь зависит от того, насколько точно ты исполнишь мои наказы. Слушай дальше; когда все стихнет, ты покинешь кухню и быстро побежишь к южным воротам. Охраны можешь не опасаться, ей будет не до тебя. Когда окажешься по ту сторону стены, сразу беги из города. Арания будет тебя искать, она чувствует, что я здесь. Между нами есть особая связь, которой я не в состоянии скрыть.

– Я все понял, – кивнул ди Марон, облизав пересохшие от волнения и страха губы. – Но что я должен сделать?

– Ты должен найти девятого императора девятой династии. Твой долг назвать ему имя.

– Чье? Единый, да будешь ты когда-нибудь говорить ясно и понятно?

– Настоящее имя Арании.

– Значит, ее зовут не Арания?

– Ее имя – настоящее имя – знаю только я, точно так же, как мое истинное имя известно только ей. Если ты знаешь предания о халан-морнахах, то наверняка слышал, как можно заставить черную душу вернуться обратно в мир мертвых.

– Дьявол, конечно! Я читал об этом – надо трижды громко произнести имя вампира в его присутствии.

– Верно, – кивнул ди Брай.

– Тогда в чем же дело? Назови мне свое имя, и я избавлю тебя от проклятия!

– Не выйдет, дружок. Мое освобождение придет только тогда, когда Арания будет возвращена обратно в царство мертвых. Поэтому в ее гибели – мое спасение.

– Единый, как все непонятно! Тогда скажи, зачем тебе возвращаться в барак? Бежим вместе! Сам все девятому императору и расскажешь.

– Это небезопасно для тебя, дружок, – сказал ди Брай. – Тебе придется делать все самому. А я останусь в Гесперополисе. Может быть, мне удастся с ней встретиться. Сделай все, что я тебе сказал, и ты спасешь множество жизней и эту страну.

– Ты не назвал мне ее имя.

– Я назову его. Ты должен хорошо его запомнить. Если имя назвать неправильно, Арании это не повредит.

– Я запомню. У меня хорошая память на имена.

– Слушай, – ди Брай наклонился к уху юноши и шепотом произнес одно-единственное слово. – Никому его не говори, кроме человека, которому предназначено его знать. Он сам тебя найдет. Так распорядится Судьба. Единственное, что тебе нужно сделать – это выжить и не забыть имя.

– Я не забуду.

– Прощай, Уэр, – ди Брай протянул руку, и юноша не без трепета ее пожал. Рука старика была, к удивлению ди Марона, горячей и совсем не похожей на руку покойника. – Вряд ли мы встретимся еще раз, но скажу честно – ты мне понравился. Помни все, о чем я говорил. И следи за луной. Скоро начнется…

– Ферран, ты… – воскликнул ди Марон и вдруг понял, что стоит среди нагроможденных каменных глыб совершенно один. Старик исчез. А миг спустя подул неожиданно холодный для летней ночи ветер, и красная тень начала наползать на луну.

Глава третья

«Смеешься, приятель? А зря, очень зря! Мне-то было не до смеха. Уж очень скверные были место и компания. Еле ноги унес, и счастлив, что лишь испугом одним и отделался. А о том, что видел там и слышал, лучше умолчу – все равно никто не поверит».

Аноним, Легенда о храбром кузнеце

Это место было ей до боли знакомо. Это была не Пустота Вирхейна. В Пустоте не было ничего, даже света – здесь он был. Здесь были и Пространство, и Время. Она могла видеть по сторонам от себя очертания какого-то неведомого ей мира, и смутные воспоминания все больше оживали в ее памяти. Почему-то это место было ей знакомо. Она уже где-то видела эту ферму, эту дорогу, петлявшую по долине, это дерево, при виде которого ощутила боль. Ей даже показалось, что она увидела на стволе дерева следы, будто кто-то в агонии царапал его кору ногтями, темные подтеки свернувшейся крови там, где она вытекала из ран. Ее тело ощутило холод, а в душе поднялась волна страха. Таких чувств она давно не испытывала, а тут вдруг они захватили ее с небывалой силой. Ей захотелось побыстрее покинуть это страшное место, полное жутких следов чьих-то мучений. И она побежала. Так быстро, как только могла. Однако куда бы она ни бежала, дорога все время возвращала ее к старой липе, ствол которой был замаран засохшей кровью, а с нижних сучьев свисали веревки с приставшими к ним лоскутами кожи. Ей хотелось кричать, но крик не выходил из горла – он застрял в нем, как будто гортань сжали петлей.

– Ты боишься? Тебе страшно?

Она узнала этот голос. Она узнала бы его из тысячи, из сотни тысяч. Когда-то она трепетала от счастья и любви, слушая, как этот голос шепчет ей нежные признания и ласковые слова.

– Это ты, Кирнан?

– Ты не забыла мое имя? Ведь почти тысячелетие прошло!

– Я не забыла. Я повторяла его каждый день. Что ты здесь делаешь?

– Жду тебя. Мы расстались с тобой на этом месте, и я с тех пор не видел в своей жизни ни одного дня счастья. Но я не ропщу. Я был наказан по заслугам.

– Кирнан, ты веришь мне? Это не я тебя наказала. Это боги неправильно истолковали мою просьбу. Я хотела, чтобы ты жил. Они сделали так, что вечная жизнь для тебя стала проклятием.

– Ты просила за меня?

– Я знаю, что это за место. Я вспомнила. Почему ты ждал меня именно здесь?

– Чтобы просить тебя о прощении. И чтобы дать покой тебе. Мне больно видеть, во что превратилась моя любимая, мой Цветок Долины, моя лань.

– Больно видеть? Это люди сделали меня такой. Я вернулась в мир, чтобы изменить его. И я его изменю. Чего ты хочешь, Кирнан?

– Уйти с тобой туда, где душа твоя обретет покой и любовь. Там мы вечно будем вместе. Ты помнишь мое имя – это хорошо. И я помню твое. Хочешь, я произнесу его?

– Ты с ума сошел! Молчи, безумный человек! Ты все испортишь. Обещаю, что я буду с тобой, но не сейчас, не теперь. Ты ждал тысячу лет – подожди еще немного. Скоро мир будет принадлежат нам, тебе и мне, и мы соединимся, чтобы никогда не разлучаться.

– Ты ослеплена злобой и ненавистью. Откажись от всего, пойдем со мной. Я так хочу, чтобы ты стала прежней девой из Долины Водопадов! Неужели это так трудно?

– Я не прежняя девушка-простушка. Я Аина ап-Аннон, грозная Дева-из-Бездны, королева халан-морнахов, а значит, и твоя королева. Поэтому ты должен подчиниться мне, Кирнан. И ждать моего решения.

– Ты так ничего и не поняла. – Он покачал головой, и старая липа, будто подражая ему, зашелестела листвой сокрушенно и печально. – Я люблю тебя и всегда любил. Когда ты умерла, мое сердце умерло вместе с тобой. Неважно, кто сделал меня таким, каким я стал – другим бы я просто не смог быть, потому что жизнь ушла из меня. Но я знаю, как все поправить. Я знаю, как разрушить чары Тьмы, опутавшие тебя и меня. И я сделаю то, что должен сделать. Я назову твое истинное имя, то имя, которое ты носила, когда была Моей Богиней из Долины Водопадов. Вспомни, Дева-из-Бездны, тебя зовут…

– НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

Тасси не слышала собственного крика, но император от него проснулся. Тасси увидела его лицо – оно было испуганным.

– Что с тобой?

– Со мной? – Тасси постепенно приходила в себя. – Ничего, государь мой. Дурной сон, не более того.

– Как странно! И у тебя тоже?

– О, государь, неужели и вы…

– Нам снилось что-то очень странное. – Шендрегон нервно хихикнул. – Наверное, мы выпили слишком много шабюта. Или это полнолуние не очень хорошо действует на нас. Нам снились какие-то странные безобразные дети, которые тянулись к нам своими тощими ручками и противно пищали. Какая гадость, ты не находишь?

– Скверный сон, государь, – ответила Тасси, думая о своем.

– Позволь нам поцеловать тебя, – император тут же осуществил свое намерение. – В свете луны ты еще прекраснее, чем при свете дня. Нам пришла в голову отменная мысль: мы устроим лунный бал в следующее полнолуние. Никакого освещения, все гости нагие, а для развлечения устроим волчьи бои. Завтра же мы прикажем послать охотников на север, чтобы изловить волков покрупнее и посвирепее.

– Государь, на севере война. Непокорные волахи опять восстали.

– О, мы знаем! Джел уже говорил нам. Мы накажем их. Мы завтра же пошлем армию на север, чтобы растоптать это скорпионье гнездо!

– Государь мой, вы истинный бог и владыка.

– Еще один поцелуй?

– Еще тысяча поцелуев…

Император довольно вздыхал, когда Тасси покрывала его тело поцелуями. Накануне Шендрегон веселился, много выпил, и теперь его мужская сила никак не хотела к нему возвращаться. Тасси это устраивало – ей не хотелось близости с императором. Она думала о своем сне. Машинально лаская императора, она думала о Кирнане. И ей очень хотелось, чтобы на месте Шендрегона был сейчас ее Кирнан, ее единственная любовь, юноша из прошлого, который так сильно любил ее – и который ее предал…

– Ртом, Тасси! – прошептал император. – Мы хотим, чтобы ты делала это ртом… Давай же, сладкая! Да, вот так, именно так!

Мой сон вещий, подумала Тасси. Кирнан где-то рядом. Прежде она никогда не видела его во сне. Но это ничего уже не значит. Вторые врата открыты, и кошмары императора уже становятся явью для многих и многих в Гесперополисе. Скоро она откроет Третьи врата. Потом война на севере даст достаточно пищи для ее воинства. А пока пусть этот мальчишка думает, что он бог. Пусть считает ее всего лишь шлюхой, все назначение которой – доставлять ему удовольствие. Пусть наслаждается жизнью, которая так коротка!

Когда удовлетворенный Шендрегон уснул, Тасси поднялась с ложа и, набросив халат, вышла на балкон дворца. Внизу, в дворцовом парке шумели деревья, а красная тень затмения почти закрыла луну. Налетевший ветер нес в себе голоса – сотни детских голосов. Пока только она могла их слышать. Но очень скоро все в этом городе их услышат.

Кирнан где-то рядом. Но он не властен ее остановить. Тень не может убить тень. Только Свет это может. Кирнан не обладает Силой. В нем слишком много от обычного человека. Разве только он кому-то назовет ее имя…

Луна ушла в багровый сумрак. Внизу под окнами прошла стража. Факелы в руках воинов горели странным синеватым пламенем. За стенами Красного Чертога по улицам поползли клочья белесого тумана. В опочивальне император ворочался в беспокойном сне. Тасси почти физически чувствовала ужас, сгущающийся над городом.

– Доброй ночи, Гесперополис! – шепнула она и, протянув руки к луне, благословила тех, кто уже появился на ночных улицах.

Риман ди Рот выругался – вторая ставка была проиграна им так же бездарно, как первая.

Начальник охраны, лейтенант Ниран ди Арб, с довольным смешком сгреб на свой край стола кучку монет.

– Еще одну партию, Риман? – предложил он.

– Пожалуй. Который час?

– Уже за полночь, – ди Арб посмотрел на почти прогоревший шнур в часах. – Скоро будет смена. Что-то я устал. Подумать только, мы сидим здесь без сна, а сволочь, которую мы охраняем, уже десятый сон видит.

– Сегодня последний день перед выходными, – сказал ди Рот. – Выспишься.

– Твой ход, старина.

Ди Рот взял кости и собрался было сделать бросок. Ниран ди Арб кривил губы в усмешке – он верил в свою удачу и был уверен, что останется в выигрыше. Ди Рот метнул кости.

– Восемь, – объявил ди Арб. – Похоже, ты опять в проигрыше.

– Бросай! – с досадой крикнул ди Рот.

Звук, раздавшийся за окнами домика охраны, заставил его забыть о костях. Его партнер по игре услышал звук одновременно с ним, потому что лицо ди Арба вытянулось и побледнело, а в глазах блеснул страх.

– Чрево Харумиса, что это? – воскликнул начальник охраны.

– Местьер начальник! – Солдат, появившийся в дверях, выглядел ошеломленным. – Там…там…

– Что «там»?

– Посмотрите сами!

Ди Арб схватил меч, бросился к выходу, опрокинув козлы. Монеты и кости полетели на пол. Римон ди Рот выскочил следом. Машинально отметил про себя, что вдруг стало темно – луну закрыла красноватая тень. В открытые ворота периметра вползал белый ледяной туман. И еще из тумана шел этот звук, от которого волосы на голове встали дыбом. Ди Рот никогда не был трусом, но жуткие звуки из тумана не просто напугали его – они поразили его ужасом, равного которому он не испытывал никогда.

– Проклятье! – воскликнул ди Арб, лицо которого было белым, как беленая стена кордегардии. – Там, в тумане! Видишь?

Риман ди Рот увидел. И увиденное поразило его не меньше, чем леденящий душу отвратительный вой, доносящийся из тумана. Прямо на него из белесой пелены шли три маленькие щуплые фигурки. Два мальчика, лет восьми и двенадцати, и девочка чуть постарше их, облаченная в грязные лохмотья. Она держала на руках голого малыша, которому едва исполнился год. Ди Рота поразил облик детей – они были в крайней степени истощения. Все четверо были скорее похожи на скелеты, обтянутые кожей. Они шли, шатаясь, с трудом переставляя тонкие ноги с чудовищно выпирающими коленными суставами. Их волосы висели грязными колтунами, на высохших морщинистых лицах глаза, окруженные черными тенями, казались огромными. И они плакали – это их заунывный вой так напугал лейтенанта. Шатаясь и протягивая к ди Роту костлявые руки, дети вошли в ворота периметра.

– Вот дьявол! – Ди Рот вытер пот со лба, опустил меч. – Чтобы вас вордланы забрали, проклятые ублюдки! А ну назад! Не видите, что ли, куда прете! Здесь вам не место для прогулок! Вон отсюда, домой, пока папаши и мамаши вас не хватились.

Услышав голос офицера, дети остановились и замолчали. Они слушали его внимательно, иногда переглядываясь друг с другом. Когда же ди Рот замолчал, они снова пошли вперед, а за их спинами в тумане замаячили еще какие-то смутные тени.

– Назад! – заорал ди Рот: ужас, который внушал ему этот заунывный зловещий плач, больше похожий на завывания шакала, сменился бешеной яростью. – Какого дьявола вам тут нужно? Охрана, ко мне! Еще шаг – и я вас зарублю! Стоять!

– Нам нужна пища, – сказал старший из мальчиков. Голос его звучал, как шорохи в темных углах заброшенного дома, и сердце ди Рота снова заледенело от ужаса.

– Нет у нас никакой пищи! – крикнул он, поднимая меч. – Назад!

– Пища есть, – сказал младенец на руках девочки, и глаза его сверкнули красноватыми огоньками в тумане. – Ты и есть пища.

Риман ди Рот пытался сопротивляться. Он вопил и рубил мечом наползавший на него туман. Разум оставил его, остался только инстинкт. Вой и плач стали громче; он заглушал хриплые вопли ужаса и боли, бульканье и хруст острых зубов на костях жертв. Десятки костлявых рук вцепились в ди Рота, чтобы утащить в туман, который уже поглотил восемь охранников и Нирана ди Арба, навстречу все новым и новым существам, спешащим принять участие в трапезе.

Когда багровая тень начала наползать на луну, ди Марон поначалу растерялся. Ночь была недостаточно темная для того, чтобы, как подумалось поэту, проскользнуть мимо стражи и оказаться на свободе. Поневоле он подумал о псах-волкодавах и поежился. Однако старый халан-морнах ясно велел бежать влево, к темному зданию у подножия холма, хотя слишком велик был соблазн направиться в противоположную сторону – судя по всему, там были южные ворота лагеря.

«И попасть прямо в лапы охраны, – сказал он сам себе. – Тогда тебе уж точно крышка. Нет уж, Уэр ди Марон, будь любезен сделать все так, как сказал тебе этот самый – тьфу, не к ночи будь помянут! Плевать на все, надо идти! Оставаться здесь тоже нельзя!»

Решившись, ди Марон пустился бежать вниз, с трудом разбирая при свете потемневшей луны узкую дорогу на склоне холма и лавируя между большими камнями и набросанными по обочинам бревнами, досками и кучами строительного мусора. Риск сломать ногу был очень велик, но ди Марон об этом не думал – страх гнал его вперед лучше любой шпоры. Потом он добежал до ухоженной аллеи, обсаженной высокими тополями. В дальнем конце аллеи клубился туман. Другой конец аллеи вел к зданию, о котором говорил ему ди Брай. Ди Марон добежал до калитки – она оказалась незапертой, как и входная дверь. Случайно ли ее не заперли с вечера, или же это ди Брай постарался, поэт не знал, да это было неважно. Гораздо важнее было другое – заперев за собой дверь на засов, ди Марон смог отдышаться и почувствовать себя в безопасности.

Он вошел с главного хода. Ощупью пробрался в кухню. Здесь было чуть светлее – луна светила красноватым свечением в окна, а тут еще и клубившийся за окнами туман будто фосфоресцировал, испуская белесое сияние, подобное тому, каким в темноте светятся гнилушки или болотный газ. Здесь же он впервые услышал эти мерзкие звуки – то ли плач, то ли стон, то ли вой. Пока далекие, они тем не менее явственно приближались. От них подкашивались ноги, и холодная жуть вползала в сердце.

Ди Марон искал фонарь или свечи, но потом сообразил, что добыть огня ему все равно не удастся – у него нет ни огнива, ни кресала, ни трута. Выругавшись, поэт начал пробираться вдоль стены к темному входу в кладовую.

Он попал в разделочную – в большой комнате с окошками под самым потолком стоял крепкий запах бойни. Пахло тухлой кровью, жиром, еще чем-то тошнотворным. Поэт в темноте налетел на большой стол, едва не порезал руку об острый нож – на столе лежали инструменты мясника. А еще он нашел то, чего никак не ожидал найти; масляный фонарь, мешочек с трутом и огнивом.

– Хвала Единому! – вздохнул поэт.

Несколько мгновений спустя он пожалел о том, что высек огонь и зажег фонарь. Колеблющееся пламя фонаря осветило каменный пол со стоком для крови и воды к центру, разделочные столы вдоль стен, ящики для мяса, массивную колоду, потемневшую от жира и крови. Над отверстием стока были устроены тали с крюком на железной цепи, а на крюке висело то, что ди Марон сначала принял за половину бараньей туши. Потом он увидел на одном из столов голову, и его сразу вырвало. Хоть и видел он этого человека всего один раз в жизни, но сразу узнал казненного сегодня утром Кебриса-Карта-в-Рукаве.

– Всеблагой Единый! – всхлипнул он, вытирая мокрый рот и дрожа всем телом. – Так вот почему старик не дал мне есть этот суп! Видать, здешний комендант человек экономный. И гурман порядочный, будь он проклят!

Грохот из кухни заставил его забыть о бедняге Кебрисе и том, что от него осталось. Ди Марон схватил одной рукой фонарь, другой большой разделочный нож и бросился к черному ходу. Вой теперь доносился из кухни, кто-то, расшвыривая оловянную посуду и переворачивая горшки и кастрюли, шел в разделочную.

Ди Марон, повторяя, что все это всего лишь кошмар и что всего этого просто не может быть на самом деле, вбежал в крошечную комнатку, всего десять на десять футов и закрыл за собой дверь. У двери было два достоинства – она была снаружи обшита железом и имела крепкий засов. Недостаток был только один – засов был снаружи, а не внутри. Но ди Марон не растерялся; в углу комнатки стоял тяжелый деревянный настил, и поэт немедленно припер им дверь изнутри. Вой внезапно оборвался, и совсем рядом – некто или нечто проникло в разделочную. На несколько мгновений стало тихо, а потом ди Марон услышал звуки, которые меньше всего ожидал услышать – детские крики и смех. И тут поэт наконец-то догадался, что происходит.

– Будь я проклят! – прошептал он, чувствуя, как переворачиваются от страха его внутренности. – Это же лейры! Клянусь своими потрохами, лейры!