Текст книги "«Ход конем»"

– Красиво говоришь. А я был слесарем, ковырялся в железках. Иной раз руки по локоть в масле, лицо перепачкано, а на душе радость – какое же это удовольствие, когда груда мёртвого железа оживает! Когда мотор рыкает, как лев. Как я любил гонки и гоночные автомобили! Нет ничего краше, когда машина твоей команды первой пересекает финишную линию. А улыбки на лицах людей? А потом империалистическая, плен, возвращение и борьба. Тогда-то я и понял, что свободу люблю больше всего на свете. Какие новости?

– На этот раз хорошие новости! Вот! – Глигорич указал жестом на своего спутника. – Они от лучшего командира нашего лучшего отряда, Драгана Крижича. Они вчера в тяжёлом и героическом бою одолели четников.

– Отличная новость, товарищ Крижич! Прекрасно, что мы даём по зубам негодяям, грабящим бедный народ! Рад встрече с одним из героев! – Маршал сделал шаг к Драгану и с удовольствием пожал ему руку. – Расскажите поподробнее.

Крижич машинально достал сигарету, запихнул её в рот и вытащил спички. Глигорич осёк его взглядом, но того, в свою очередь, остановил Тито.

– Что ты, Душан! Я простой человек, и дворцовые этикеты тут ни к чему! Товарищ Крижич, не стесняйтесь. Вы же в кругу друзей и соратников!

Крижич с видимым облегчением прикурил и сладко затянулся. Выпустив дым, он стал рассказывать, а не докладывать свою историю.

– Наши разведчики выяснили, что один из отрядов Дражи Михайловича решил сжечь небольшое село, а его жителей повесить. А они оказывали нам поддержку. Мы оперативно послали туда небольшой отряд. Думали сковать их, а затем основными силами уничтожить.

– А почему не сразу всем отрядом? – поинтересовался Тито.

– Они скоры на расправу, а пока весь отряд встанет под ружье, перебазируется… Одни бы трупы на деревьях висели да зола по полям носилась. Бывало, заходили в деревню, а там всё разорено, везде головёшки горят да жирное вороньё нагло ходит по дворам вперевалочку.

– Бедный народ! Один угнетатель сгинет, так на его место сразу двое более злых придут. Вы правильное решение приняли. И что же дальше?

– Имея численное превосходство, четники смогли запереть наших в пещере. Ещё немного – и всё, погибли бы все. Но у нас в отряде есть парень. Русский, бывший военнопленный, полковой разведчик, он проявил чудеса мужества и бился до конца.

– Погиб?

– Да нет, товарищ Тито! Этот и чертям в аду такой переполох устроит, что те сами с плачем сбегут! – разоткровенничался Драган. Глигорич, видя шальные искры в глазах Тито, тихо усмехался себе в усы. – Кончились патроны, так он ножом стал резать противника. Очень смелый человек. А тут мы всем отрядом подоспели. Если бы мы опоздали на минуту, то всё было бы кончено.

– А как зовут твоего героя?

– Товарищ Алёша.

– Прекрасное русское имя! Поздравляю тебя, командир, с таким солдатом!

– Так вот я и подумал, товарищ Тито, – заговорил Душан, поняв, что рассказ закончен и пора выводить разговор на тему, ради которой он был затеян. – Может, возьмём его в нашу «личную гвардию»?

– Исход войны зависит от результатов сражений на советско-германском фронте, поэтому нам нужно всеми возможными действиями оказать Красной армии помощь. Такой человек нужен на передовой. Безумству храбрых поем мы песню! Место героя в бою! В отряде есть такой герой, а ты, можно сказать, командира хочешь правой руки лишить!

– Слишком много вражеских агентов, мы выявляем их, но они засели, как жуки-короеды. Одного здесь прихлопнешь, а завтра уже появляются двое в другом. – Подчёркивая свою мысль, Драган громко хлопнул своими огромными ручищами. – Поэтому нельзя исключать попыток нападения на вас, товарищ маршал. Охрану нужно усилить.

– Кто о чем, а вшивый о бане, как говорят русские. И что обидно – свои же… Везде иуды! – Тито прикрыл ладонью лицо, выдержав должную паузу, и тихо, по-домашнему, обратился к Драгану: – Товарищ Крижич, может, отдашь нам бойца?

Такая постановка вопроса для командира партизанского отряда была что острый нож в сердце, но разве он мог возразить самому товарищу маршалу Тито!

Драган был уверен, что с приходом Подкопина его отряд стал действовать намного лучше. Ничего не изменилось в тактике и стратегии. Тут Крижич владел просто высшим пилотажем. И бил фашистов задолго до появления товарища Алёши. Но с приходом русского в отряде обосновалась Удача! Её на вес не взвесишь и пальцами не потрогаешь. Но она появилась! Хотя странно представить крылатую воинскую богиню Нику в образе бритого наголо русского старшего сержанта, но все же… Чем чёрт не шутит? И уж очень не хотелось своими же руками передавать кому-то другому эту птицу удачи. Но теперь, видимо, придётся. И вслух неуверенно произнёс:

– Ну, если для пользы общего дела…

– Товарищ Глигорич, для общего дела? – спросил Тито начальника своей охраны.

– Для общего, общего, – мгновенно уловив настроение разговора, согласно закивал тот.

– Если так… Жаль, конечно, хороший боец, отличный товарищ. Удачливый черт! Но забирайте! – сказал, то ли от досады, то ли в азарте разговора махнув рукой, Душан.

– Вы не переживайте, товарищ Крижич. Чтобы хоть как-то компенсировать потерю такого хорошего бойца вашим отрядом, мы вам первым выделим новое оружие и боеприпасы.

– Спасибо, товарищ маршал! – неискренне поблагодарил Тито Крижич.

Поскольку аудиенция была окончена, Глигорич и Крижич оставили Тито одного.

«Как девку продал да ещё и выкуп взял. Что я за человек?! Но новое оружие поможет нам с наименьшими потерями побеждать врага. Ведь и до товарища Алёши мы неплохо воевали, значит, сможем и дальше. Главное – не смотреть ему в глаза. Я ведь всего лишь командир маленького партизанского отряда, а тут сам маршал Тито приказал!» – К этим мыслям Крижич неоднократно возвращался по дороге в лагерь своего отряда.

Глигорич, помимо молчаливости, обладал ещё одним бесспорным достоинством – бульдожьей хваткой. Один раз вцепившись, он не разжимал челюсти до тех пор, пока «жертва» не переставала трепыхаться.

Прошло несколько дней. Уже ближе к вечеру, после очередного заседания Верховного штаба, Тито вместе со своим любимцем псом Тигром слушали, как внизу журчит ручей. О чем думала, да и думает ли собака вообще, никому не было известно. Четвероногий друг просто был рядом с хозяином и вожаком. Это наполняло его существо небывалым покоем. Было тепло, скоро будет еда, а за вожака он загрызёт любого.

А Тито, глядя на то, как огромный, цвета настоящей иранской хны, солнечный диск неумолимо скатывался за горизонт, подумал, что ведь так происходит и с людьми – восход, зенит и закат.

Вспомнилась старая притча, которую он услышал в сельской школе, о том, как царь Соломон приказал дворцовым мудрецам написать историю человечества. Через неделю первые сказали, что будут писать двадцать лет и в сочинении этом будут тысячи томов. «Я могу умереть завтра, не прочитав и строчки из вашего труда», – ответил царь. Вторая группа мудрецов обещала выполнить его желание за десять лет, а труд их будет состоять из сотни томов. Но и эти сроки не устроили Соломона. Царь стал мрачнее тучи, дворец замер от страха… В этот момент появился полуголый бродяга и заявил, что правитель не успеет допить вино из кубка, а история человечества будет уже написана. «Что тебе нужно для этого?» – спросил нахала обескураженный Соломон. «Чернила, папирус и перо». Резвые слуги тут же принесли требуемое. Папирус был хорош, бродяга поцокал языком и оторвал крохотный клочок, что-то быстро черкнул на нём и, согнувшись в поклоне, протянул Соломону. Царь прочёл написанное и захохотал. «Дайте ему столько золота и драгоценных камней, сколько он унесёт». Приказание было исполнено. А на огрызке пергамента было начертано четыре слова: «Они рождались, жили и умирали».

«И этот ход событий ничем не изменить», – думал маршал. Можно только попытаться сделать так, чтобы от тебя самого зависело максимально многое, тогда ты будешь получать всё что захочешь. Он с самого детства знал, что умелое балансирование между жизнью и смертью, когда ты скользишь по острому лезвию настоящего, между прошлым и будущим приносит оглушительную любовь толпы и хорошую выручку. Она кормит тебя каждый день, а любовь толпы, непредсказуемая и переменчивая, как майский ветерок, приносит власть! Или, по крайней мере, ощущение власти в руках. И пока ты наверху – ты король! Ты можешь распоряжаться их мыслями и помыслами и, как умелый повар, готовить самые изощрённые блюда. А упади ты вниз… Но лучше об этом не думать. Тито не знал конечной точки своего пути, но всем своим нутром чувствовал, что только на этом узком, не толще человеческого волоса, пространстве можно получить всё. Если правильно рискнуть.

«Когда-то и у меня наступит закат», – думал Тито. Конечно, хотелось бы, чтобы он не наступал как можно дольше. Обидно думать, что твой путь находится в зените, а на самом деле ты близок к закату. Тогда становятся бесполезными все усилия, которые потрачены для того, чтобы уйти от предначертанной судьбой вечной нищеты как духа, так и тела.

Неожиданно для него самого память покатила, понесла его в детство.

С высоты птичьего полёта он увидел своё родовое село Кумровец, входившее тогда в австро-венгерскую Хорватию. Черепицу родного дома, красную с черными подпалинами времени. Комнату с вышитыми занавесками на окнах.

Сначала мир маленького Йожи, как звали в семье самого маленького, седьмого ребёнка, не выходил за пределы двора и сельской улицы. Потом он бегал с братьями и сёстрами в горы, которые окружали село. Он обожал выбежать на луг, раскинувшийся на пологом берегу реки, сесть на сочную траву, смотреть, утыкаясь взглядом в горизонт, и фантазировать: а что находится там, за этой вечной линией, которую ему пока не удалось пересечь? Она видна из окна дома, с крыльца, даже с вершины холма и горы. А что делают люди, которые живут за этой чёткой границей?

Брозы жили тяжело, как и многие другие деревенские семьи. Из пятнадцати детей его матери Марии в живых осталось только семеро. Будущий маршал был последним. Она была красивой, дородной словенкой. Именно такой – красивой, улыбчивой, с густыми русыми волосами – осталась она в его памяти. Мама всегда, особенно в детстве, самая прекрасная женщина в мире! Он не помнил её старой, потому что умерла она, когда он был в России. Маршал ощутил кожей её грубые и натруженные руки, вечно пахнущие козьим молоком. Но как нежно она гладила его голову!

Глаза невольно наполнились влагой, и Тито подставил свое лицо под налетевший ветер. Слёзы быстро высохли. Потом всех женщин Иосип сравнивал с её образом. Кроме красоты, другим её достоинством был необыкновенный голос. За любым праздничным столом односельчане всегда просили её спеть. Даже немногословный отец вторил гостям. Как же она пела! Казалось, что все реки округи звучат и звенят в её сильном, прозрачном и звонком голосе. Наверное, за этот голос и взял хорват Франц в жены русоволосую словенку Марию.

Отец был полной противоположностью матери. Если она была день, то он – ночь. Он не был злым, но он был каким-то тёмным, как ночной лес за околицей деревни. Всё то время, которое Иосип прожил дома, отец напрягал все силы, пытаясь прокормить большую семью и свести концы с концами. Наверное, глубоко внутренне он любил своих детей, но никому не давал спуску. Получить подзатыльник было проще, чем услышать ласковое слово. Иосип давно простил отцу его затрещины, упрёки и нравоучения. Что ни говори, но ведь именно он научил его упорству. От него он перенял манеру идти вперед, не торопясь, мелкими шагами постоянно продвигаться к намеченной цели.

Наверняка жилистый Франц Броз мечтал устроить жизнь для своих детей как можно лучше, но судьба не дала ему такой возможности. Им достались в наследство лишь звон оплеух и подзатыльники. В конце жизни отец окончательно разорился и пошёл в батраки.

В семь лет, как и во всех семьях Кумровца, Йожа уже трудился по дому. Выполнял мелкую работу по хозяйству: приносил воду на кухню, поливал деревья, поил и кормил скотину. В крестьянском доме всегда найдётся занятие для пострелёнка. В двенадцать начал зарабатывать себе на жизнь – пошёл в пастухи к своему дяде. У того было большое стадо. Дядька пообещал купить своему пастушку пару новых башмаков. Год в обществе бурёнок в обмен на новую обувку? Он лишь молча кивнул головой. Но дядя слова своего не сдержал. Даже наоборот. Он забрал башмаки Иосипа, отремонтировал их и отдал своему сыну, а своему родственнику дал обувь хуже прежней. Первый и жестокий урок. Но слёзы высохли в материнских объятиях.

Но не случайно он был седьмым ребёнком в семье. Семь – счастливое число! Медленно, трудно, но он шёл вверх по ступенькам. Кто-то там наверху пристально следил за ним. И не просто следил, а старательно исправлял, периодически спрямляя слишком извилистый путь, буквально вытаскивая своего подопечного из огнедышащей пасти истории. Иначе чем объяснить ту удачу, которая выпала на долю этого человека?

Отправить своего Йожу, который к тому времени уже стал Иосипом, в Америку родителям не удалось. Как ни крутился отец, а скопить средства на дорогу за океан не удалось. Если бы тогда нашлись эти жалкие гроши, то, безусловно, судьба младшего Броза сложилась иначе. Но Америка так и осталась несбыточной мечтой его родителя. Неизвестно, кем бы он стал за океаном, а теперь он здесь – самый главный!

Налетевший ветер донёс запах костра, и он вспомнил, как сбежал с ненавистной кухни ресторана, куда его отдали в ученики. Он делал всё не так, как хотелось шеф-повару. Сковородки чадили, масло горело, жар стоял нестерпимый. Как казалось мальчику, в аду и то было бы легче! Глаза вечно слезились от дыма, и постоянно горело ухо, которое ему выкручивали за его нерасторопность. Последней каплей стало то, что он едва не убился об угол плиты и сжёг руки, когда поскользнулся на разлитом другим поварёнком жире. Руки пошли волдырями, ухо, за которое его опять оттаскали, покраснело и распухло. Терпение лопнуло, и однажды ночью он сбежал в небольшой городок Сисак. Как потом окажется, сбегал он часто и умело. Как это ни странно, но каждый побег становился ступенькой к достижению его мечты о власти и богатстве.

В Сисаке его взяли в слесарно-механическую мастерскую. Удивительно, но запах калёного железа больше пришёлся ему по душе. Шум и гвалт мастерской, запах окалины и перегретого машинного масла так не изводили его. Всё блестело, крутилось, чихало, вращалось. Но самым важным было то, что его здесь не таскали за уши. А ведь одно время он всерьёз переживал: не станет ли многострадальное ухо больше, чем второе? То ли работал он хорошо, то ли мастер – маленький, кривоногий, круглый толстяк – не мог дотянуться до его ушей, поскольку маленький Иосип прилично вымахал в росте. Мастер периодически сверкал своими черными глазами, но за уши своего подмастерья не дергал.

В мастерской он увлёкся гоночными автомобилями и автогонками. Работа была тонкая и кропотливая, но хорошо оплачивалась. Он настолько хорошо освоил ремонт гоночных болидов, что уже мог на звук определить проблему машины. Скорость требовала от автомобиля красоты. А там, где красота и скорость, всегда крутились нувориши всех мастей, а вместе с ними невиданной красоты женщины.

Через три года, когда ему стукнуло восемнадцать, он перебрался в Загреб и пошёл работать на машиностроительный завод компании «Даймлер». Новые люди, новое место, новые знакомства и взрослая, никем не контролируемая жизнь!

В городе уже стали мелькать холеные молодые люди, носившие модные костюмы и разъезжавшие в шикарных авто. Рядом с ними обязательно мелькали восхитительные дамы в дорогих нарядах, увешанные драгоценностями, курившие сигареты в длинных мундштуках и попивающие вино из высоких бокалов. Молодой механик работал в то время на самой престижной из всех возможных для него работ: чинил гоночные автомобили на многочисленных популярных автогонках. Его уже почтительно величали «мастер», хотя ему едва стукнуло девятнадцать.

Он всегда с завистью наблюдал за роскошной публикой, витавшей вокруг модного увлечения богатых. И чтобы приблизиться к этому блестящему миру, он учил иностранные языки, брал уроки игры на фортепиано и фехтовал. Мало ли что произойдёт в жизни? А этим можно произвести хорошее впечатление на женщин. Некоторые из них провожали молодого автомеханика весьма заинтересованными взглядами. Удивительно, но у него было тонкое аристократическое лицо, хотя он происходил из самых низов. Поклон маме Марии!

В Загребе молодой слесарь почувствовал, что его привлекает богатая жизнь со всеми её атрибутами. У него появилось стойкое и непреходящее желание как можно меньше делать что-то своими руками. Прекратить возиться всю жизнь с железками, не торчать по пояс в чреве очередного агрегата, пачкаясь по уши в масле, а работать головой, вернее, руководить всеми и пожинать сочные плоды такого руководства. Он не понимал как, но понимал, что рано или поздно он своего добьётся. Тогда еще Броз не знал, что больше всего денег и роскоши даёт власть. И лучше, если она авторитарная.

Окончательно мысль не сформировалась, но на уровне смутных желаний слесарь понимал, что надо как-то менять эту ситуацию. Начальным порывом было просто отобрать у богатых и наслаждаться вырванным на песочке пляжа где-то у тёплого моря. Но это опасно. Полиция во все времена с воришками расправлялась быстро и жестоко.

А ему нравились красивые девушки. Но шанс пробиться в высшее общество с их помощью у молодого слесаря был мизерным. Соотношение – один к ста миллионам. Зовущая улыбка аристократки могла мгновенно превратиться в гримасу презрения, которого он не выносил больше всего на свете! Его волновал и шелест их платьев, и тонкий аромат духов, и непонятные полуулыбки и призывный смех. Этот путь вынуждал от кого-то зависеть, поэтому не подходил. Это от него должны все зависеть. Это его должны все ждать. А формировать ситуацию под себя будет только он. Всегда и единолично!

Нужно было искать какой-то иной путь достижения своей мечты. Женщины женщинами, но власть даёт много больше и женщин мечты в придачу. Так устроен мир, что женщины всегда падки на мужчин, облечённых властью. И Иосип Броз всё сильнее стал увлекаться тем, что позволяло достичь желаемой цели и было одной из самых азартных вещей в жизни – политикой.

Тяга к роскоши дополнялась у молодого слесаря любовью к чтению. Именно оно несколько раз кардинально меняло его взгляды на окружающий мир. Он мог с полной уверенностью сказать о себе, что был испорчен литературой. После приключенческих романов о пиратах и разбойниках он тут же вцепился в «Капитал» Маркса. Голова распухла от прочитанного и собственных мыслей. Но весь сумбур, который возник в голове юного автослесаря, развеял призыв в армию Австро-Венгерской империи.

Иосип вспомнил, что больше всего изумил запах казармы. Бившая в нос вонь табака, дёгтя и немытых тел. Даже в ремонтной мастерской не было столь спёртого воздуха, как в казарме. Но потом унтер-офицер выбил из него все удивления и мысли. Остались только два желания – есть и спать. Хотелось не только мяса, картошки, хлеба, но и сладкого, причём больше и сильнее, чем всего остального. Во сне молодого солдатика преследовали большая сахарная голова и яблочные пироги его матушки. Через месяц он втянулся, даже стал находить свои прелести в армейской жизни. Живот, благодаря стараниям унтер-офицера, стал ближе к позвоночнику, а руки и ноги налились стальной силой.

В действующей армии он проявил себя хорошим солдатом и очень скоро получил чин взводного. Ещё одна жизненная ступень была пройдена.

Следующая началась с того, что переброшенный на Сербский фронт, к тому времени уже унтер-офицер, Броз оказался в русском плену. Во время отчаянной атаки какой-то русский казак угодил ему пикой в спину. Рана зажила, а вот казаков он с тех пор недолюбливал. Но безымянный казак резко изменил судьбу Йожи. Может быть, в столь странных одеждах на землю сошёл один из его ангелов-хранителей?

Последующие одиннадцать месяцев прошли в палате госпиталя, который находился в Успенском монастыре города Свияжска под Казанью. Удивительную панораму слияния Волги и Свияги, которая открывалась с холма над пристанью, с храмами под зелёными крышами мужского монастыря на другой стороне реки, теперь уже пленный Броз не видел. Он находился на грани жизни и смерти, переболев воспалением лёгких и сыпным тифом. Как только он поднялся на ноги, его перевели в чувашский город Алатырь на реке Сура.

В конце лета 1916 года его молодые ноги нащупали новую ступеньку. Иосипа переправили в лагерь для военнопленных под Кунгуром. Всех заключённых гоняли на строительство железной дороги. При скудном лагерном пайке кидать грунт лопатами и месить его ногами было тяжело, но всё же это было лучше, чем ходить под пулями.

На стройке он впервые попал в кружок, который организовали рабочие-большевики. Один из них, ясноглазый весельчак, под большим секретом дал почитать пленному югославу некоторые работы Ленина. То, что потом произошло с бывшим слесарем, нельзя назвать прозрением, но это походило на удивительно правильный и логичный план действий. Всё смутно ощущаемое и плохо осознаваемое приобрело чёткие черты. Стало понятно, в какую сторону идти и что делать. Он не был аристократом по крови, но, возглавив революционное движение у себя в Югославии, он мог стать её правителем. Путь трудный и долгий, но выбора у пленного не было. Цель сформировалась, а труды Старика, как когда-то звали подпольщики Ленина, указали будущему маршалу пути её достижения.

За этими размышлениями-определениями его и застала Февральская революция. Вместе с рабочими, входящими в революционный кружок, он бежал из Кунгура в Петроград. Новые товарищи помогли ему устроиться на Путиловский завод. Слесарь-то Иосип был высококлассный! За годы войны руки не забыли тяги к железу.

Великая Российская империя бродила, как квас, выталкивая на поверхность фанатиков, авантюристов и проходимцев. Первые придумывали революцию, вторые её делали, а третьи беззастенчиво пользовались её благами. Большевики умело подбрасывали в этот бурлящий котёл «пьяные дрожжи» агитации и пропаганды. В июле начались выступления против Временного правительства. Все были всем недовольны, не верили никому, и в воздухе пахло кровавым бунтом.

Большевистские агитаторы окончательно промыли мозги молодому хорвату. Он понял, что, встав во главе этой неуёмной силы, может прийти к желаемой власти. В этой среде он был полностью своим, здесь никто не спросит, почему на нём так неуклюже сидит фрак или смокинг и в каком порядке надо использовать вилки за обеденным столом. Он понимал, что именно через тонкую щёлочку между жерновами классовой борьбы аристократов и пролетариев он сумеет проскользнуть туда, куда ему надо! И молодой Броз заторопился домой. Пора было своими руками делать революцию, ковать символы его персональной власти.

Но дотошные и неторопливые финские пограничники завернули его, когда он через Финляндию попытался отправиться на Балканы. Его снова арестовали, отправили в Петроград и посадили в Петропавловскую крепость. Через три недели его снова ждала Сибирь! Круг замкнулся? Кажется, тупик? Но только не для молодого и к тому моменту пламенного борца за права рабочего класса.

В конце октября эшелон прибыл в Омск. Больше всего запомнился белокаменный железнодорожный вокзал с арочными окнами, с кучей башенок и труб, торчащих из крыши, как иголки ёжика. А в самом городе удивила раскатанная извозчиками до состояния жидкого теста главная улица – Любинский проспект. Пронизывающий ветер со снежной крупкой принёс известие об Октябрьском перевороте. Прямо с поезда югослав записался в ряды интернационального отряда Красной гвардии, в котором стал воевать за рабочее дело. Через несколько месяцев красногвардейцы были наголову разбиты Колчаком.

Несведущему в истории человеку может показаться, что Иосип в России уныло опускался всё ниже и ниже по лестнице судьбы в самый мрачный подвал жизни. А высоколобый историк скажет, что было ещё несколько ступенек вниз по лестнице, вынесшей будущего маршала наверх. Бывшему унтер-офицеру удалось затаиться в маленьком селе Михайловка, где у зажиточного крестьянина была паровая молотилка. А такому востребованному на селе агрегату нужен квалифицированный слесарь. И снова любовь к железу выручила Иосифа Францевича Брозовича. Именно так он теперь именовался в документах, которые бережно носил на груди.

Михайловка, может быть, и находилась на задворках цивилизации, но ни в коем случае не была нижней точкой на жизненном пути начинающего революционера! В этой затерянной в уральских степях деревушке молодое сердце бывшего слесаря машиностроительных заводов «Даймлера», бывшего австро-венгерского унтер-офицера, бывшего красногвардейца прикипело к видной деревенской красавице по имени Пелагея. Её руки так же пахли козьим молоком и рожью, как и у его матери. И разве Первая мировая война и революция могли остановить два влюблённых сердца? Конечно же, нет! Тито с нежностью вспомнил эту крестьянку, которая быстро и без боя покорила его. А он и не сопротивлялся. Уже в мае молодые сыграли свадьбу.

Любовь – дело приятное, расслабляющее и парализующее волю, но только не для Иосифа Францевича. Он несколько раз ещё до взятия Омска войсками Красной армии выезжал туда и участвовал в агитационной работе югославской коммунистической организации, которая к тому времени уже имела свою секцию при РКП(б). Его первые и робкие шаги по-прежнему вели куда-то наверх. После кровопролитных боев столица сибирского казачества окончательно сменила белый цвет на красный. И молодая супружеская пара Броз через Эстонию, Германию и Австрию отправилась в Загреб.

Город почти не пострадал и не изменился за время его отсутствия. Изменились люди. Как будто их заморозила Снежная королева из сказки Андерсена. Пропали улыбки, доверие и благожелательность. Но самым страшным ударом по возвращении стало известие о смерти матери. Она умерла в восемнадцатом. Певчая птичка смежила очи. Голод и холод доконали ее. А Иосип так хотел, чтобы мама научила невестку петь так же, как она.

Отец ещё больше замкнулся в себе, высох, поседел и подался в лесничие неподалёку от села Купинац. Видимо, лес был единственным местом на земле, где никто не лез к старому Францу с вопросами и расспросами, здесь он целый день был предоставлен сам себе и своим невесёлым думам. С этим старым молчуном пришлось оставить на некоторое время беременную Пелагею, чтобы поехать в Загреб устроиться на работу. Но как только его взяли в механическую мастерскую Филиппа Баума, он тут же перевёз жену в город. Там и появился на свет его первенец – карапуз Жарко.

Работа давала хлеб и кров, но не приближала к осуществлению заветной цели. Правда, к кому примкнуть и кого возглавить, долго искать не пришлось. Вместе с ним из Советской России вернулись тридцать пять тысяч молодых людей, мечтавших свергнуть монархию Карагеоргиевичей. Тридцать пять тысяч молодых и жарких сердец – это хороший боевой отряд, с которым можно идти в бой, свергать царей и совершать революции! Его и надо было возглавить и организовать! Иосиф Францевич Брозович исчез где-то на границах, и дальше по лестнице наверх стал подниматься появившийся Иосип Броз! Сначала он стал членом компартии Югославии, потом вступил в Союз рабочих-металлистов, который он и возглавил. Именно тогда к нему прилипло прозвище Тито. Теперь его всегда можно было отличить от других. Товарищ Тито. Коротко, звучно, скромно и легко запоминается.

В эти дни его жизнь стала напоминать захватывающий дух боевик. Пальба, стрельба и бешеный ритм тапёра! Арестовали, восемь дней в тюрьме, отпустили за отсутствием доказательства преступления. Арест, но уже в должности организационного секретаря Загребского горкома партии, и через два месяца опять свобода. Компартия Хорватии запрещена и разгромлена. Снова арест, допрос, побег через окно и крышу суда. Тито с улыбкой вспомнил, как колотилось тогда его сердце. И больше всего он боялся не погибнуть от пули тюремного конвоя или попасться погоне, а подвернуть ногу на скользкой крыше, а потом на булыжной мостовой. Достаточно было огрызка яблока, гнилой сливы и… Тогда храбрость превратилась бы в глупость, а побег – в дешёвую клоунаду. Но чего сейчас об этом думать, в тот момент ведь пронесло же! Ангельская бригада старалась не за страх, а за совесть.

Правда, прыгуна все-таки поймали на съёмной квартире. Четырнадцать месяцев тюрьмы, суд и приговор к пяти годам и семи месяцам каторги за коммунистическую пропаганду и хранение оружия.

За почти шесть лет на каторге он сплотил вокруг себя партийную ячейку численностью в сорок три коммуниста! В эти годы Тито с упоением восстанавливал пробелы своего образования, где-то черпая знания из книг, а где-то слушая импровизированные лекции политических сидельцев.

Казалось бы, человек был отброшен далеко назад на пути к своей цели, он опустился вниз сразу на несколько пролётов! Причём все эти пролёты – тюремные. Шесть лет просто вычеркнуты из жизни. Но опять неверно! Выйдя из тюрьмы, Тито вскоре стал уже членом Политбюро Югославской компартии. Началась внутрипартийная фракционная борьба. Она потребовала новых связей с коммунистической элитой Советского Союза. Вернувшись из Советского Союза, он точно будет иметь в рукаве все козыри из карточной колоды. В 1934 году он добился, чтобы коллеги единогласно отправили будущего маршала в Москву.

В феврале следующего года в столицу Советского Союза с австрийским паспортом прибыл Йозеф Гофмайхер, а поселившись в двести семьдесят пятом номере гостиницы «Люкс», он неожиданно превратился во Фридриха Фридриховича Вальтера, который, как представитель Компартии Югославии, с головой погрузился в работу Профинтерна.

Он своими глазами видел, как набирал силу Советский Союз и с каким энтузиазмом работал на благо партийной элиты народ бывшей Российской империи. Он тоже хотел в элиту, но в свою. «Лучше быть первым в деревне, чем последним в городе», – когда-то изрёк Юлий Цезарь, и Иосип Броз Тито был с ним абсолютно согласен.

Женщины никогда не исчезали с его горизонта. Правда, с женой Пелагеей и сыном Жарко встреча была недолгой, сумбурной и малоприятной. Пока старший Броз был занят личным самообразованием на каторге, его товарищи в двадцать девятом переправили его семью в Москву. Жену определили на учёбу в Коммунистический университет национальных меньшинств Запада имени Юзефа Мархлевского, а сына – в детский садик. «Огромное им за это спасибо, – подумал маршал, глядя на удивительный закат, – ведь жена одного из лидеров партии так же священна, как и он».