Текст книги "Егерь императрицы. Война на Дунае"

– Шайсе! – выругался Шмидт. – Прошу прощений, господа офицеры.

– Не переживай, Оттович, – подбодрил его Алексей, – так даже лучше, пусть будут боевые, а не тепличные условия. Давай-ка вы следующие залпы все по этому щиту сделайте, вот и проверим, как наша зажигательная смесь при плохой погоде и сырости работает?

– Гуд, тут есть смысл, – согласился тот. – Вести огонь без команда на свой счёт и прицел в левый щит, – приказал он стрелкам. – Приступать!

Унтера перезарядились и послали пули туда, куда им было приказано. Затем последовала быстрая перезарядка, и снова зазвучали выстрелы. Уже после первого общего залпа щит зачадил, и на нём показался небольшой огонёк. После второго залпа он чадно задымил, а потом ярко вспыхнул, выбрасывая чёрный столб дыма.

– Ну вот, а ты переживал, – усмехнулся Алексей. – Видишь, как хорошо эта пуля работает?

– Да, работать, – согласился Курт. – Только при сырой погода цель нуждаться в большой концентраций горючий вещества. А это не всегда возможно, если подразделений малый. Придумать бы пехотный оружий, который будет метать зажигательный гренад далеко, там объём для жидкость очень хороший. Да и простой разрывной гренада, если её метать за пара сотен шагов, может стать очень хороший оружий. Вот о чём я сейчас много думать, господин полковник.

– Ну брат, это ты уже замахнулся на оружие под названием гренадомёт, – улыбнулся Егоров. – Давай-ка мы пока с этой войной разберёмся, а уже потом в поместье хорошенько обмозгуем, что тут можно будет сделать?

– Да, хорошо, – кивнул прапорщик. – У меня тоже совсем мало время, а технический заданий для этого, как я уже видеть, очень большой. Нужно сначала добиться виктория в этой войне и вернуться к мирная жизнь. А вот по зажигательный пуля, точность выстрела мы суметь поднять до самый обычный, «хитрый» пуля. Две, даже две с половиной сотни шагов можно вполне уверенно ей стрелять. Даже и три, для умелый стрелок, но только из обычный, гладкий фузейный ствол. Винтовальный ствол такой нагрузка на внутренний стенка очень не любит, он забиваться продукт горений и у него получаться огромный износ. Штуцер слишком дорогой оружий, чтобы его портить такая пуля.

– Ну, значит, так тому и быть, – согласился Алексей. – Будем стрелять зажигательными только из фузей. Оттович, ты наш разговор на той неделе помнишь? – спросил он оружейника и покосился на стоящего рядом Толстого.

Тот перевёл взгляд на майора и, поняв, что от него хотят, утвердительно кивнул:

– Так точно, у меня всё готово, гер полковник.

– Никита, беги сюда! – обернувшись, Алексей позвал стоящего у обрыва рядом с Мазуриным вестового. – Да не свети ты до времени, – буркнул он, пряча переданный свёрток за спиной.

– Команда отборных стрелков, становись! – рявкнул Афанасьев, а Шмидт уже шагал к полковнику с новенькой фузеей в руках и широким ремнём с нацепленными на нём кобурами.

– Вот тут оно и правда лучше будет, чем за хмельным столом, – проговорил с напускной серьёзностью Егоров. – Господин премьер-майор, – повернулся он к ничего не понимающему Мите. – Вы проявили особую воинскую доблесть и пролили свою кровь в бою, сражаясь в рядах нашего особого полка. Не отступили и не ушли в тыл, хотя могли бы. Не бросили боевой порядок при отчаянной атаке превосходящего нас числом неприятеля. И бились с ним до последнего. За сим имею честь посвятить вас в «волкодавы» и жалую вам полковой знак нашей особой доблести!

И он, вынув из-за спины руку, протянул опешившему Толстому пушистый волчий хвост.

– Можете нашивать его на головной убор или хранить отдельно, дабы не нарушать предписанную уставом форму, право ваше. Но этот особый знак доблести теперь лично ваш, Дмитрий Александрович. И это оружие, кое положено каждому егерю, будь он старший штаб-офицер или же рядовой, теперь тоже ваше.

И Курт передал в руки майору егерскую фузею с укороченным стволом. Затем протянул поясной ремень с патронташем и кобурами, из которых высовывались рукояти двух пистолей.

– Поздравляю вас, Дмитрий Александрович, с посвящением! – Лёшка крепко стиснул в объятиях друга.

– Спасибо вам, братцы, – осипшим от волнения голосом тихо пролепетал Митя.

– Ну-у, господи-ин премьер-майор, соберитесь, вы же теперь волкодав, – с улыбкой проговорил Егоров. – А как им положено отвечать?

– Благодарю вас, господа! Благодарю вас, братцы! – собравшись с духом, громко рявкнул майор. – Спасибо! Не посрамлю вашей чести!

– Ура новому волкодаву! – крикнул весело Алексей.

– Ура! Ура! Ура! – проревели два десятка глоток в строю.

Глава 9. Вам пакет от главнокомандующего

– …Апшеронского мушкетёрского полка прапорщикам: Аверину, Антипову, Бергману, Елецкому, Круглову, Остен-Сакену, Хитрову и Ямпольскому присвоить звание подпоручиков! – зачитывал приказ перед выстроенными войсками главный квартирмейстер армии барон фон Оффенберг. – Особого, отдельного полка егерей секунд-майору Кулгунину и Рогозину присвоить звание премьер-майоров! Капитану-поручику Милорадовичу Радовану – капитана! Поручикам: Воробьёву, Максимову, Иванову, Горскому, Бегову, Тарасову, Ширкину, Крыжановскому, Осокину, Топоркову – капитан-поручика! Подпоручикам Воронцову, Мейер, Дурову…

– Тебя, тебя, слышал?! Поздравляю, друг! – раздавались возгласы в строю. А главный квартирмейстер всё зачитывал производство в новые чины стоящим в шеренгах взволнованным офицерам.

– Все приказы о производстве в унтер-офицерские звания в отдельных командах, ротах, батареях и батальонах, а также в полках и корпусах армии утверждены исполняющим обязанности командующего Дунайской армии генерал-аншефом Репниным Николаем Васильевичем и вступают в силу немедленно! – заканчивал читку длинного рескрипта генерал-поручик. – Поздравляю вас всех от его и от своего имени. Ждите ещё благодарственного приказа от всемилостивейшей нашей матушки императрицы, в коем каждому из храбрецов, бравших недавно Измаил, сполна по его заслугам воздастся!

– Слава Екатерине! Слава Российской империи! Слава русскому оружию! Ура!

– Ура-а! Ура-а! Ура-а! – перекатывался волнами рёв тысяч глоток.

– Господа офицеры! – обвёл собравшихся в большом штабном шатре взглядом главный квартирмейстер. – Генерал-аншефом Репниным поручено мне довести до вас утверждённый им план войсковых поисков на турецком берегу. Главная их цель, как вы уже и сами знаете, это уничтожение подготавливаемой неприятелем переправы подле крепости Исакча и самих крепостных укреплений. А также нанесение удара по Мачинской группировке неприятеля и срытие его бастионов на острове Концефан, откуда он ведёт обстрел наших проходящих вверх по Дунаю судов. За сим образуется два отдельных ударных отряда. Первый, под командой генерала де Рибаса, высаживается на острове Концефан и на окружающих его малых островах. Этот отряд уничтожает неприятеля на оборонительных шанцах, громит пушечные батареи и разрушает мост, ведущий от острова к Мачину и Браилову. В состав отряда входит Дунайская флотилия, состоящая из двадцати двух парусных и пятидесяти пяти вёсельных казачьих судов. Также в нём будет Днепровский гренадерский полк, Витебский пехотный и ещё два полка черноморских казаков. Посадка людей на суда флотилии будет производиться на нашем берегу подле крепости Галац.

– Второй отряд под командованием князя Голицына высаживается у прибрежной турецкой крепости Исакча и уничтожает готовящуюся там неприятелем переправу, все крепостные укрепления и сам гарнизон. После чего он ведёт поиск в сторону Мачина, разбивает силы встреченного им противника, и соединившись с первым отрядом генерала де Рибаса, уходит вместе с ним обратно в наш Галац. В состав сего отряда входят семнадцать парусных и тридцать пять вёсельных судов. А также ещё Полоцкий и Углицкий мушкетёрские полки, полк арнаутов и особый полк егерей главного квартирмейстерства армии. Посадка этого отряда будет производиться здесь на пристани, у развалин крепости Измаил. Временем начала Дунайских поисков определено генерал-аншефом двадцать четвёртое марта. На всё про всё, дабы подготовиться к делу, у нас есть пять дней. Таковая спешка нужна для того, чтобы не дать туркам приготовиться к отражению десанта. Сами понимаете, лазутчики у них вполне могут быть и на нашем берегу. Потому все приготовления к выходу надлежит вести строго в тайне. Задействованные в предстоящих поисках силы относительно невелики, основные войска армии будут в это время продолжать вести обычную лагерную жизнь, так что, надеюсь, турки ничего заранее не прознают. Для солдат же и для младших офицеров, из задействованных в поиске частей, объявите, что их полки готовятся к переброске на Кубань. Там генерал Гудович как раз Анапскую крепость готовится атаковать.

Полковые командиры начали выходить из шатра, и барон попросил задержаться Егорова.

– Это тебе пакет, Алексей, – Генрих Фридрихович протянул плотную, хорошо провощённую бумагу, когда они остались одни. – Там приказ о выделении трёх рот твоего полка в твоё личное командование. И там же разрешение действовать этим отрядом самостоятельно. Зная Голицына, вовсе даже не удивлюсь, что он тебя постарается подле себя удержать. Иван Фёдорович тот ещё хозяин, рачительный, всё в свои цепкие, загребущие руки, что к нему попадёт, прижимает. Да и резок он весьма, крут нравом – как-никак, а ведь представитель древнего боярского рода, который в Бархатную книгу империи занесён. Так что ты ему не перечь, молча и спокойно отдашь сей пакет и уже потом делаешь своё дело. А дело у тебя архиважное будет, господин полковник. Сам ты о нём меня просил, вот значит и думай, как же его теперь лучше исполнить. Помнится мне, что твои ребятки с одного из дозорных отрядов недавно место квартирования беслы нашли?

– Так точно, ваше превосходительство, отряд поручика Воронцова его обнаружил, – подтвердил Егоров.

– Вот, правильно, – кивнул барон. – Вёрстах в восьми восточнее Исакчи на перекрёстке трёх дорог занимаемое ими село стоит. И с него остатки султанской гвардии выпускают свои дозоры для объезда реки. Но самая главная их задача даже не в этих объездах, а в охране знамени крепости Измаил, спасённого ими при штурме. Только благодаря нему они своих голов не лишились, и берегут его теперь беслы как зеницу ока. Ну а зачем же туркам знамя той крепости, которую мы у них штурмом взяли, Алексей? Совсем оно им ни к чему. Вот и забери его у них, ни к чему им символ османской стойкости. Измаил – это теперь крепость русская, и точка! Над ним сейчас реет знамя Российской империи, и верю я, что будет оно так и далее реять в веках. А ещё можешь забрать себе и знамя своих кровников, этих недобитков – беслы. Без него им никогда уже не быть султанской гвардией. Даже если кто-то и ускользнёт от вас, султан им такую потерю ни за что уже не простит.

– Понял, Генрих Фридрихович, спасибо вам, – глухо поблагодарил своего покровителя Егоров. – Для меня и моих егерей это важно. Будьте уверены, теперь уж мы не упустим волков.

– Очень надеюсь, – кивнул фон Оффенберг. – Но для меня главное – это всё-таки Измаильский стяг. Ладно, мне идти к Репнину на доклад нужно, вот-вот уже де Рибас должен пожаловать. Ох и характер же у испанца, я тебе скажу, Егоров. Вот кому фельдмаршальский жезл-то в пору. Ни у кого в подчинении не желает быть. Вот и развели мы их с Голицыным по разные стороны, чтобы они не разодрались ненароком. Но зато и в отсутствии отваги ни того, ни другого нельзя упрекнуть. Как раз им такое дерзкое дело на чужом берегу по плечу.

– Ну что я могу сказать, милейший Алексей Петрович, – вздохнул на утреннем обходе главный госпитальный врач. – Рано вам ещё, конечно, от меня в полк уходить. Главное рассечение на грудине только-только сейчас срастается, хрящи до конца ещё не затвердели, вон даже пальцами свободно прощупываются. Но вы же всё равно ведь здесь не усидите. Вон даже и ночью из шатра сбегали. Да не нужно никаких объяснений, Лёшенька, я всё и так прекрасно знаю, – остановил он встрепенувшегося было Егорова. – Да и ходатаи у тебя на выписку такие, которым я, увы, и отказать даже не могу. Так что, Илья Павлович, выписываем господина полковника для дальнейшего прохождения службы, с формулировкой «как пошедшего на поправку», – продиктовал он, повернувшись к полковому врачу. – И вот теперь, милейший, это уже ваша головная боль. Но выписываем мы господина полковника с тем условием, что при любой возможности, а тем паче при болях в грудине, он немедленно обращается к нам в армейский госпиталь и продолжает прерванное лечение. Второе – корсет он с себя не снимает, а ходит, спит всё время в нём. И бережёт, бережёт, бережёт себя, как только может. Согласитесь, Алексей Петрович, вы ведь в первую очередь и сами заинтересованы, дабы не остаться на всю оставшуюся жизнь кособоким. А чтобы вам помочь остаться таким же стройным и бодрым, как и до ранения, третьим условием от нас будет постоянный пригляд за вами подлекаря Мазурина. Он уже четвёртый месяц ни на шаг от вас не отходит, даже вон сбегать сподобился вместе с вами. Так что пусть и далее вас наблюдает и требует выполнения всех наших условий. С хитрым этим корсетом он лучше всех здесь разобрался, вот пусть и продолжает в том же духе свой пригляд.

– Спасибо вам, Дементий Фомич, – поблагодарил старика Алексей, – за вашу доброту и настойчивость. За то, что с Ильёй Павловичем и всеми остальными смогли поставить меня на ноги. Обещаю, что постараюсь больше к вам не попадать. Хотя бы уж какое-то продолжительное время.

– Это уж как Бог, Лёшенька, положит, – улыбнулся врач. – Но ты уж и правда поберегись. Помни, что давно уже не молодой прапорщик, на котором всё на лету, как на дворняге заживает.

– Дементий Фомич, а как же я? – жалобно протянул сидящий на своей постели Толстой. – Егорова-то вы вон уже вчистую выписываете, а ведь у меня всё гораздо лучше, чем у него, зажило!

– А вот вас, Митенька, я бы ещё на месяц у себя оставил, дабы неповадно вам было ночные брожения организовывать, – укоризненно покачал головой врач. – Ай-яй-яй, ну как же вам не стыдно! Ведь из аристократии сами. Старший адъютант главного квартирмейстера армии! Человек, казалось бы, высокой организованности и культуры. А вот же, организатор форменного безобразия вы у нас, получается. Ладно если бы просто песни орали до утра. Бог с ними, с этими песнями. Но эти полуночные брожения по лагерю, а тем паче похищение спиртуса из аптекарской палатки, вот это уже вовсе не делает вам чести, сударь.

– Не похищали мы его! – пробормотал смущённо Толстой. – Только если для обработки ран немного взяли. Я всё верну, Дементий Фомич!

– Эх, Митенька, Митенька, – только и отмахнулся пожилой врач.

– Господин полковник, разрешите?! – В командирский шатёр, сбив грязь перед входом, нырнул командир разведчиков. Вслед за ним, один за другим, заскочили все офицеры его роты и старший унтер-офицер Лужин Фёдор.

– Присаживайтесь на лавки, ближе к столу, братцы, – показал на сколоченную из грубых необструганных досок столешницу Егоров. – Вот как раз напротив Живана Николаевича и Олега Николаевича располагайтесь.

Подождав, когда все рассядутся, Алексей разложил на столе скреплённую из несколько отдельных кусков карту и ещё несколько расчерченных карандашом схем.

– Это общий вид Придунайской Добруджи, господа, – провёл он ладонью по плотным листам бумаги. – Вернее, её прибрежного участка. В карту сведены все полученные вами ранее сведенья о неприятеле и об особенностях окружающей Дунай местности. Многие из вас сами, прежде чем доложиться в штаб, рисовали эти схемы или составляли их из донесений своих дозорных групп. Так что оглядите всё, запомните, и я продолжу. Никита, Матвей, – крикнул он в сторону выхода, – чай приготовьте для господ офицеров. Ну и что-нибудь к нему принесите. Там с мёдом горшочек был и лепёшки? Вот и давайте всё это нам к чаю.

Вестовые выбежали, а полковник подошёл к столу.

– Всё? Охватили глазами общий вид? Понятно теперь, где мы совсем скоро с вами будем действовать? Полк наш придан отряду генерал-майора Голицына и будет десантироваться вместе с Полоцким и Углицким полками, а также арнаутами вот тут, – ткнул он пальцем в точку с надписью «Исакча». – Десант после высадки разбивает прибрежные редуты, берёт штурмом основную крепость и уничтожает начатое подле неё строительство переправы и все те материалы, которые там складированы: доски, брёвна, понтоны и прочее, прочее. Но в этом деле участвовать вы, кто здесь сидит, не будете. Для вас, господа, есть особая задача – это уничтожить обнаруженное ранее логово беслы и отбить охраняемый как зеницу ока гарнизонный стяг османского Измаила.

Приглашённые зашевелились, глаза у них загорелись. Потёр ладони Живан, закряхтел одобрительно Лужин, потянулся ближе к карте Воронцов.

– Задача эта очень непростая, господа, – продолжил излагать командир полка. – Вы и сами прекрасно знаете, насколько хороши в бою наши кровники. За этот стяг и флаг своего алая они не раздумывая все свои жизни положат и сделают всё, чтобы они не попали к нам в руки. Так что тут простым наскоком действовать нам никак нельзя. Наш удар по беслы нужно хорошо продумать и подготовить. Будьте уверены, как только основные силы отряда начнут высадку у Исакчи, их уже в обнаруженном Фёдором Евграфовичем селе даже и след простынет. Поэтому я предлагаю упредить действия нашего основного отряда, чтобы успеть выйти к селу до начала его высадки. А перед этим ещё дня за три послать к нему дозор из самых опытных наших разведчиков. Пусть они примечают, где беслы квартируются, где у них караулы стоят и посты-секреты. У нас будет три роты и несколько часов времени, чтобы подготовиться к атаке. А теперь давайте обдумывать сообща, как всё это дело нам лучше исполнить…

На следующую ночь от пристани отошли два галиота и пропали в ночи.

– Когда будете смену Полоцкому караулу передавать, про галиоты им не нужно докладывать, – негромко посоветовал караульным Осокин. – Дело особой секретности, братцы, вы уж держите свои языки за зубами, а то как бы мои волкодавы к вам за ними не пришли.

– Упаси бог, ваше благородие! – воскликнул старший причального караула, долговязый пехотный капрал. – Чего уж мы, чай не глупые, видели, как ваши в энтих самых сетках на корабли запрыгивали. Сразу смекнули, что особливое задание у них. Как рыбы молчать будем!

– Ну вот и правильно, – хищно улыбнулся капитан-поручик и побежал догонять егерского полковника.

– Молчите, дурни, – пригрозил своим старший караула. – С волкодавами шутки плохи, тем паче с такими, которые из дозорных. Ухорезы, каких ещё поискать нужно! Проболтается кто, артель поутру проснётся, а ваше-то место – пустое. И тишина! Только лишь полог палатки взрезан. И не найдёт более никто и никогда говоруна. Так, всё, егеря ушли, расходимся по постам. Пошли, пошли, – махнул он рукой солдатам. – Ваня, Егор, на береговой склон поднимитесь. Ежели проверяющего вдруг заметите, то окликайте громче его, чтобы мы тут внизу сразу бы службу поправили.

– Господин полковник, разрешите обратиться?! – К идущему от пристани Алексею подскочил поджидающий его на тропинке подпоручик.

– Тихо ты, не кричи, тут караулы мушкетёрские! – прошипел командир полка. – Чего хотел?

– Алексей, отпусти меня и мой ребята вместе с дозорный рота? – волнуясь, попросил Егорова Курт. – Я уже знать по большой секрет, что они идти бить беслы. Ты хорошо знать, как для меня это есть важно. Дед, сестра, Карпыч, сколько близкий и друзей я от них потерять. Я никогда себе этого не простить, если не быть тоже там, – махнул он в сторону темнеющего на юге Дуная. – Алексей, пожалуйста…

– У дозорной роты и у первых батальонных рот и так ведь есть отборные стрелки и пионеры, а вам основные силы огнём нужно прикрывать, – попробовал было возразить ему Егоров. Но вгляделся внимательно в лицо бледного, какого-то поникшего друга и махнул рукой. – Ладно, десятерых отборных стрелков с собой возьмёшь и ни человеком больше!

– Льёшенька, Алексей! – порывисто воскликнул Курт. – Ты мой самый лучший, ты мой самый близкий человек, ты и Егорка! Я вас так сильно любить!

– Тише, тише! – оттолкнул его со смехом Егоров. – Вон уже нас Осокин догоняет. Коли уж ты и так про беслы всё знаешь, значит, согласовывай с ним, как вам сообща на выходе действовать. И помимо отборных стрелков, чтобы ещё и трое хороших пионеров в десяток вошли. Вдруг там и фугасы придётся выставлять.

– Самый лучший со мной пойдёт! – заверил его сияющий друг. – И стрелок, и пионер. И я, их командир, – ударил он себя в грудь. – Хоть тот, хоть этот, хоть пуля бить, хоть фугас беслы взрывать, все самый умелый будут.

24 марта в вечерних сумерках русский лагерь зашевелился. Из него вышли несколько полковых колонн и направились в сторону Дуная. Солдаты остающихся на месте частей волновались.

– Сейчас и нас по тревоге поднимут! Собираемся, братцы! – неслось по заставленному палатками полю.

– Приказ пришёл – турку идти бить, вона Полоцкие с Углицкими шагают, а волкодавы, те уже и вовсе на корабли давно грузятся!

– По палаткам! Всем отбой! – носились с грозными криками по огромному лагерю дежурные штаб– и обер-офицеры. – Четыре полка только лишь на Кавказ уходят! Неужто и сами разговоры не слышали? Всем остальным – отбой!

– Господин полковник, почему вы распорядок погрузки нарушаете?! – набросился на Егорова взбешённый Голицын. – Ещё даже мушкетёры из лагеря не вышли, а твои егеря уже в галиоты запрыгнули! Что это за самоуправство такое?! А ну-ка быстро их всех вымётывайте обратно, и вон там, на берегу, в единую коробку стройте! Когда будет нужно, я вам сам команду для погрузки подам!

– Ваше превосходительство, полковая коробка уже строится, – кивнул на темнеющий берег Алексей. – Егеря из неё пойдут на посадку по вашему приказу. А это вам, господин генерал, – и протянул ему запечатанный сургучом конверт.

– Ну и тех, кто уже в галиоты расселся, их тоже на берег к остальным! – рявкнул Голицын и уставился на пакет. – Чего это тут?! – Он недовольно сморщил нос и, помяв плотную бумагу пальцами, близоруко посмотрел на гербовую печать. – Темно уже, ничего не видно! Нашёл же ты время для своих прошений, полковник!

– Пакет от главнокомандующего, Иван Фёдорович, – скромно пожал плечами Алексей. – Велено вам лично в руки передать при начале погрузки в суда.

– От главнокомандующего? – засопел тот. – Ну так бы сразу и сказал! Адъютант, пару факелов сюда! Быстро! Чего ты, и сам, что ли, не видишь, как тут темно?!

Чертыхаясь, он спорол сургуч и, шевеля губами, зачитал приказ: «Вывести из распоряжения… не препятствовать… выделить суда… обеспечить ранний выход…»

– Опять ваши квартирмейстерские игры с этим бароном? – сжав зубы, пробормотал он с нескрываемой злостью. – Чего задумали, Егоров?! Молчишь?! Всё секретничаете? А как мне без поддержки огня твоих егерей обычную пехоту на тот берег высаживать, а? Не жалко солдатиков? Вы-то там каждую кочку, как я знаю, уже обползали!

– Ваше превосходительство, с вами восемь сотен моих людей будет под командой подполковника Милорадовича, – кивнул на стоящего рядом заместителя Алексей. – А со мной только лишь четыре. Так что без стрелков мы вас совсем не оставим.

– Ладно, делайте как знаете! – в раздражении отмахнулся Голицын. – Много воли вам дали. Как же, отдельный полк при главном квартирмейстерстве армии! Кровь-то простым мушкетёрам проливать, а вы где-то там шарахаться будете, выполняя чьи-то дурацкие задумки!

– На посадку! – скомандовал вестовым и стоящим с большими ранцами пионерам Егоров. – Курт, размещай своих людей на флагманском галиоте, если, конечно, всем места хватит. Не хватит – значит, тут останетесь, их превосходительству будете помогать.

– В теснота да не в обида! – хохотнул подпоручик и побежал к судну с красным фонарём.