Текст книги "Егерь императрицы. Война на Дунае"

– Растяпа, тетеря снулая! – ругал он себя. – Только время зря потерял! Бего-ом!

Ещё около версты пути – и на него уставились из тростника два ружейных ствола.

– Дрозд, ты? – выглянул из травы Комаров. – Ты прямо как кабан ломишься. Чего такой взмыленный?

– К командиру надо, уйди, Игнатка, – прохрипел тот и рванул дальше.

– Ваше благородие, я с докладом, – подбежал он к натянутому командирскому пологу.

Через пять минут оставшиеся на месте стоянки пятеро егерей поправили, как смогли, притоптанное место и побежали вслед за отрядом.

– Малой, Пастух, за нами тропу поправляйте, а мы по бокам глядим, – распорядился Соловьёв. – Быстрее, быстрее, братцы, не телимся, чтобы от остальных не отстать.

– Ваше благородие, турки час назад баркас на другое озеро перетянули, – доложился подпоручику Лужин. – Вот только недавно они из вида пропали, как за мыс зашли. Разминулись вы с ними, получается. А это как раз то место, с которого все подступы и ближайшие озёра видны, – показал он на возвышающийся над всей округой перешеек. – Была бы у нас труба зрительная, так и дорогу на юге смогли бы разглядеть, но чего уж тут говорить, дорогая штука эта труба.

– Да, о-очень дорогая, – протянул задумчиво Воронцов, оглядывая окрестности. – А ты ведь прав, Фёдор Евграфович. Тут вот как раз самое лучшее место, чтобы нам стоянку на время разбить. Здесь все окрестности оглядим, а потом уже через реку перемахнём и вдоль дороги к Исакче перебежим. А пока выставляем наблюдателей и отдыхаем. На саму разведку уже как стемнеет, пойдём. Недолго нам ждать, скоро уже вечереть будет.

В первую ночь ушли, разбившись по семь человек, две группы. Первая из них разбилась на две тройки, и каждая потом пошла своей дорогой. Одна залегла у моста, а вторая во главе с фурьером Леонтьевым пробежала вёрст десять на запад в сторону Исакчи.

Вторая дозорная группа во главе с Лужиным пошла от моста вдоль реки до селения. Двигались егеря медленно, сторожились, слушая ночь. К полуночи дождь унялся, и было хорошо слышно любой дальний звук. Эта самая предельная осторожность-то и спасла разведчикам жизнь. Уже перед самым селением, когда стали видны размытые силуэты домов, вдруг неподалёку всхрапнула лошадь, и все тут же попадали на землю.

– В траву! К реке, бы-ыстро! – прошипел сержант и сам метнулся от дороги ближе к воде.

Рука, прикрыв сеткой штуцер, ощупывала курок, а мимо Цыгана, буквально в десяти шагах, по обочине дороги медленно прошёл отряд в пару десятков сабель. Всадники ехали молча, вышколенные их кони ступали осторожно, словно бы понимая, как это важно в ночи – соблюдать тишину. Не зазвенит ни у кого уздечка или какая-то другая конская сбруя, не звякнет оружие. Нет такого привычного для всех шума от следования обычной кавалерии. Чёрные фигуры в меховых шапках с хвостами проследовали вдоль дороги и пропали в ночи.

– Беслы! – прошептал Цыган. – Это же беслы, Ваня! – толкнул он Соловьёва. – У меня аж волосы на загривке встопорщились! Не зря на душе такая муть была!

Ещё несколько минут пролежали егеря, а потом по команде сержанта продолжили движение. Село обошли стороной, взяв хороший крюк к востоку. И опять чуть было не нарвались на такой же, как и перед этим, дозорный отряд. Лужин лежал под своей сеткой и напряжённо думал. «Ну никак не может быть такого, чтобы два конных дозора тут случайно оказались! Похоже, вот оно, то самое селение, где беслы квартируются! Отсюда они и выезжают для осмотра всей округи».

– Ванюша, бери двоих, обшарьте левее, – кивнул он в сторону зарослей тростника. – Там вроде как низина и болотина, может, сумеете найти хорошее место, чтобы залечь и оттуда даже днём осматриваться. А мы пока дальше пойдём.

Где пешком, где ползком егеря обследовали прилегающую к селу округу. Посоветовавшись, предложенное Соловьёвым место отвергли. Хоть в него никто из чужих и не полезет, однако из-за своего низменного расположения наблюдать за селом с него было крайне затруднительно. Видно было лишь пяток домов и участок дороги, уходящий на восток. А вот Лужину улыбнулась удача – с южной стороны села за ручьём и затопленным оврагом был небольшой, поросший густым кустарником холм. Вот с него-то и удобнее всего было обозревать окрестности. Да и неплохо прикрыт он был непроходимыми весной буераками.

– Затаитесь, братцы, здесь будем весь день лежать, – распорядился командир группы. – Перекусим – и под накидки ныряем. До темноты их никому не скидывать и не шевелиться! У беслы глаз зоркий, те это ещё волки. Вон Ваня их хорошо знает, – кивнул он на капрала.

– Может, пару человек к подпоручику послать? – предложил Соловьёв. – А то ведь к утру не вернёмся, не знай чего и подумает.

– Нет, – покачал головой Цыган, – нельзя нам отсюда уходить. К самому ведь логову мы подкрались. Это же какая удача нам выпала! А помимо тех дозоров у беслы ещё и караулы вокруг могут стоять. А ведь мы вполне могли на них ночью нарваться. Значит, и рисковать больше не нужно. Лежим здесь, всё примечаем и уже обратно ночью, тем же путем, каким сюда зашли, выходить будем.

С рассветом в селе началось движение. Вернулось два дозорных отряда, выехал по южной дороге ещё один. Заметили и пару караулов. Местных почти не было, зато всюду виднелись воины, одетые во всё чёрное. Ближе к обеду вернулся ещё один отряд примерно в пять десятков всадников. На вьючных лошадях у некоторых висели какие-то свёртки. Через пару часов на небольшой сельской площади собралось около двух сотен спешенных беслы.

– Пляшут они, что ли, поют, ничего не понимаю Евграфович, – пробормотал, всматриваясь в происходящее, Соловьёв. – О как, будто бы хоровод с ружьями и с саблями водят. Чего это они?

– Своих хоронить будут, – покусывая соломинку, проговорил задумчиво Лужин, – обряд у них такой, Ваня, ну и что-то типа нашего отпевания, что ли. А эти свертки, которые они на вьючных привезли, – похоже, убитые. Видать, с каким-то из наших отрядов они всё же сцепились. Другого объяснения у меня просто нет.

– А-а-а, вона как! – ошарашенно произнёс капрал. – А я-то уж думал, чего это они делают! Похороны!

– Они самые, – промолвил Лужин. – Ох ты, гляди, вот оно! – встрепенулся вдруг сержант. – Знамя это, Соловей, гляди, знамя их алая! Видишь чёрное, а на нём ещё серебряные письмена должны быть нашиты, только вот не видно их отсюда. Вспомни, как в ту войну под Туртукаем чуть было не захватили мы его! Где-то тут среди этих и Фарханг ведь небось ходит! Эх, трубу бы сюда зрительную, всё бы в точности разглядел!

До ушей егерей донеслись громкие крики, а потом ударил ружейный залп. Две сотни собравшихся на площади беслы выпалили разом вверх, и в сторону поплыло тёмно-серое облако от сгоревшего пороха.

Через несколько минут всадники запрыгнули на коней, и колонна под чёрным знаменем во главе и со свёртками на вьючных лошадях направилась по дороге в южную сторону.

– Может, пробежаться следом, проследить? – приподнялся со своего места Соловьёв. – Глядишь, поближе к ним подберёмся и ударим из ружей по вожакам?

– Лежи! – прижал его к земле Лужин! – Куда ты вскочил, дурак?! Ну, сшибём мы кого-нибудь, если они ещё нас подпустят к себе. И дальше что? Порубят всех в капусту, а сами уйдут отсюда, и поминай их потом как звали. А так, они теперь вот где у нас! – сжал он руку в кулак. – Теперь-то мы точно знаем, где их логово! Нет, Ваня, теперь их всех можно будет скопом передавить! Всех до единого!

– Где же Евграфович с ребятами?! – не находил себе места Воронцов. – Вдруг они на разъезд нарвались? Вы точно ничего отдалённо напоминающего выстрелы не слышали? – в какой уже раз спросил он Леонтьева.

– Да нет, ваше благородие, совсем было тихо, – покачал головой фурьер. – Так-то ведь дождь уже около полуночи закончился, да и ветер утих. Хорошо всё в округе было слыхать. А от моста, где моя вторая тройка лежала, там до села, куда Лужинские ушли, не так уж и далеко было. Коли бы там бой случился, так его отзвуки всё равно бы до нас долетели. У них ведь не только ружья там при себе, но и гренады тоже имеются. Да и тот неприятельский дозор, который от села мимо нас ехал, он совсем спокойный был, местность в округе не прочёсывал, никуда вовсе не спешил – видать, далеко направлялся.

– Значит, остаётся одно – ждать, – вздохнул подпоручик. – Не таков Фёдор Евграфович, чтобы с концами пропасть. Придёт. Тем не менее наблюдение усилить, чтобы по следам сюда кого-нибудь ещё не принесло. И в ближайшую ночь, пока не разобрались, что к чему, дозор не отправляем.

Группа Лужина вернулась в полночь. Запиликала птичка в зарослях тростника. Ей ответила другая, и из стены травы в два человеческих роста высотой вышли прямо на ружья караула фигуры в сетках.

– Свои, свои, не стрельните, братцы, – глухо проговорил Соловьёв. – Ещё шестеро за моей спиной идут.

– Да уж поняли, что свои, как только сигнал услышали. Проходите, ждут вас там, – ответили караульные, и мимо них проскользнул дозорный отряд.

– Беслы, беслы рядом! Нашли их Лужинские! – пронеслось по всем егерям. – Выследили ребята, где они стоят.

– Так, очень интересно, – выслушав подробный рассказ сержанта, промолвил Воронцов. – Прав ты, Евграфович, не нужно нам тут рисковать и беслы будоражить. Враг этот чрезвычайно осторожный и опасный. Ах, как же господин полковник будет рад таким сведеньям! Сам ведь знаешь, у него к волкам особый, личный счёт имеется.

– Да и у меня тоже, Андрей Владимирович, – вздохнув, проговорил Лужин. – Много на них крови моих ребяток. И за Карпыча они ещё до конца не рассчитались.

– Тогда поступим так, – принял решение командир отряда, – эта ночь уже за половину перевалила, поэтому её и весь следующий день мы лежим тут. В следующую же ночь выходим в самом её начале и движемся как можно дальше к Исакче. Ну и всю оставшуюся неделю поиска следим за самой крепостью, за окрестностями и дорогой, что идёт к Браилову, Мачину и Бабадагу. Всё! Всем отдыхать и набираться сил. Впереди долгий путь и много работы, маскируемся и лежим! – скомандовал он отряду.

Глава 8. Ура новому волкодаву!

– Не волнуйся, Алексей, всех твоих с того берега вытащим, – убеждённо проговорил Кунгурцев. – Жди, через пару суток первый отряд от Тульчинского гирла вывезем, а потом очередь вернуться от Исакчи и от Мачина придёт. Командующий флотилией проникся всей важностью задания, ещё один галиот и даже две приличные шхуны в наш отряд передал. Так что если что, для прикрытия десанта орудий у меня теперь гораздо больше стало.

– Лишь бы они не пригодились, – покачал головой Егоров. – Вон, в отряде у Луковкина чуть ли не половину людей выбило при недавней высадке. Даже ваших пушек не побоялись турки. Раненый капрал доложился, что в этот раз они действовали весьма боевито, не в пример своим обычным дозорам. Вот это-то меня и настораживает, Мишель.

– Ну а чего же ты хочешь, Лёшка, какой год уже воюем, – пожал плечами Кунгурцев. – Противник, он ведь тоже чему-нибудь учится. Ладно, давай прощаться, вон твои стрелки уже заканчивают погрузку, пошёл и я на свой флагман.

Друзья обнялись, и командир отдельного отряда Дунайской флотилии де Рибаса поспешил на пристань. А на её брёвна по широким сходням уже забегал последний плутонг первой роты второго батальона. Поручик Бегов хлопнул по спине последнего егеря и вслед за ним перемахнул через борт на палубу.

– Отдать концы! – послышалась команда с флагмана. – Дистанция между судами – полкабельтовых! Смотреть на кормовой фонарь!

Речные корабли один за другим, в определённом заранее порядке, отходили от причала, поднимали паруса и скользили в ночь. Только лишь цепочка тусклых световых пятен указывала на то, где они сейчас идут. Но вот пропали и они.

– Пошли уже назола, – вздохнул Алексей и направился к береговому подъёму. – Акакий Спиридонович, вот скажи мне ради бога, как же ты дальше-то будешь? Ещё ведь пара недель, и я всё одно от вас в полк сбегу.

– Как так сбежите, вашвысокоблагородие? – ошарашено пробормотал лекарь. – Не положено ведь такое? Ляксей Петрович, да вы, право слово, шутите сейчас надо мной?

– И ничего я не шучу, – усмехнулся полковник. – Середина марта уже, больше трёх месяцев прошло с того дня, как я в вашем госпитальном плену пробыл. Небось, хватит, пора бы мне и честь знать. Ну вот честно, не выпустите в полк добром, и точно тогда сбегу. Именно так и передай Дьякову. Ты же ему всё про меня докладываешь. Так ведь, жалобщик?

– Ваше высокоблагородие, Ляксей Петрович, ножку вот сюда ставьте, тут ступенька широкая в береге хорошо подрыта, – сконфуженно забормотал Мазурин. – Во-от, ага-а, хорошо. А я-то вам дорожку сейчас подсвечу, чтобы вы не дай бог не спотыкнулись. Никита, Никита, дурень ты эдакий! Беги скорее сюда с факелом! Господин полковник изволит обратно в гошпиталь идти!

– Ты мне, старый, зубы-то не заговаривай, – усмехнулся Лёшка, легко преодолевая крутой подъём. – Признайся лучше как на духу, ведь всё Илье Павловичу рассказываешь? Ну во-от, а чего же менжуешься? Да я понимаю, что это приказ. Только ты, Спиридонович, тогда уж ему про всё говори, а то чего же это выборочно рассказывать? Про то, что я ходить не хромая начал, непременно поведай. Про то, что даже перебежками могу легко передвигаться, обязательно доложи. Что от боли я не морщусь, как раньше, когда со скамьи встаю. Понял ли меня, Спиридонович?

– Так точно, ваше высокоблагородие, понял, – пробормотал лекарь. – Только ведь всё одно раньше середины апреля вас не велено в полк с концами из гошпиталя отпускать. Так что, тут такое дело, потерпеть вам меня ещё один месяц придётся.

– А откуда такой срок про середину апреля? – Егоров остановился и в упор посмотрел на Мазурина. – Ну, говори!

– Дык сам я слышал, – печально вздохнув, ответил тот. – Главный армейский врач нашему полковому врачу рассказывал, что аж у самого командующего, у главного генерала и у его квартирмейстера он его, этот самый срок, утвердил. А не то, дескать, у вас чегой-то там не срастись может. Только вы уж меня не выдавайте, Ляксей Петрович? Я вам это… Ну как же я вам не скажу, когда вы эдак меня спрашиваете?

– Не боись, Спиридонович, не выдам, – хлопнул по плечу подлекаря Лёшка. – Только и ты уж мне рассказывай, как только и чего там вдруг интересного услышишь. Ну, пошли, что ли? Нас с тобой там уже давно ужин дожидается. Остыл уже, небось.

Первый отряд прапорщика Луковкина вернулся через двое суток, под утро. Усталые, грязные егеря выскочили из галиота на брёвна причала и, перебежав вниз, на берег, замерли в строю.

– Господин полковник, отряд вернулся из дальнего поиска под Тульчу, – докладывал прапорщик. – При первой высадке вступили в бой с неприятелем. Потеряли двоих убитыми и пятерых ранеными, два егеря из дозора пропали без вести, слышали с их стороны выстрелы и разрывы гренад. Отбившись, погрузились на судно, отошли вниз по течению и высадились за Тульчой второй раз. Более в бой во время поиска не вступали. Имею сведения о противнике особой важности.

– Молодец, господин прапорщик, молодцы егеря! – оглядев строй, поблагодарил весь отряд полковник. – Благодарю, братцы, всех вас за службу!

– Рады стараться, вашвысокбагородие! – слаженно рявкнули две шеренги.

– Господин прапорщик, людей кормить, мыть в полковой бане и потом на отдых, – распорядился Егоров. – Сами ко мне с устным докладом. Затем, как уже позавтракаете и умоетесь, в полковом штабе подробный письменный рапорт обо всём, что разведали, дадите. Вольно! Ведите егерей в расположение.

Ещё через день пришёл отряд под командованием подпоручика Воронцова, и уже семнадцатого марта вернулся последний, прапорщика Травкина. А уже утром восемнадцатого полковник Егоров направился в главное квартирмейстерство Дунайской армии, располагавшееся в ближайшем селе.

– О-о, гляди-ка, оба явились? – встретил Егорова и Толстого фон Оффенберг. – А я думаю, чего это отчёта о поисках до сих пор нет? Видать, забыл про своё начальство Алексей, или на госпитальной койке сладко дрыхнет.

– Забудешь вас, как же, – ухмыльнулся Лёшка. – Да вы, ваше превосходительство, небось, и так бо́льшую часть уже от приставленного соглядатая знаете, – толкнул он локтем стоящего рядом Митеньку.

– Не соглядатай, а старший адъютант главного квартирмейстерства армии, премьер-майор Толстой, – поправил полковника барон. – Приставленный к тебе, между прочим, для связи с командованием. Тебе же не досуг каждый день мне отчёт давать. Вот он и избавляет тебя от лишних бумажных хлопот.

– Да я-то не против, Генрих Фридрихович, – проговорил с улыбкой Лёшка. – Хоть с документами Милорадовичу помог. После отъезда полкового квартирмейстера на побывку мой заместитель за голову схватился. Ну а у Толстого Дмитрия Александровича, у него ведь талант к делопроизводству. Прошу прощения, я тут не ослышался, вы его вроде как чином выше обычного встретили?

– Хм, встретил, – хмыкнул фон Оффенберг, – можно и так сказать. Вчера с фельдъегерской почтой из Санкт-Петербурга прибыли патенты на офицеров, отличившихся при штурме Измаила. Господин Толстой! – посмотрел он на Митю. – Матушка наша императрица, всемилостивейшая Екатерина II жалует вам новый чин на ступень выше прежнего. Поздравляю вас в производство в премьер-майоры! – и он крепко пожал руку офицеру. – Надеюсь, пройдёт совсем немного времени, и вы заслужите подполковничий горжет, а с ним и «Владимирский крест». Но для этого ещё нужно хорошо потрудиться. Потом будешь друга поздравлять, – остановил он сияющего Егорова. – Вижу, что не с пустыми руками ко мне пришли, – кивнул он на кипу бумаг у обоих визитёров. – Так присаживайтесь к столу и подробно, не спеша рассказывайте, что там ваши волкодавы обнаружили на правом берегу. Толстой мне мельком докладные записки присылал по двум отрядам, но я так понял, что у вас уже и общая картина имеется.

Через пару часов, когда Егоров закончил свой доклад, барон перебрал представленные схемы укреплений. Ещё раз перечитал все листы с указанием и разбивкой на них сил неприятеля подле каждой прибрежной крепости и, обхватив голову руками, надолго задумался.

– Нда-а, очень интересно, – наконец глубокомысленно проговорил он, откинувшись на спинку кресла. – Значит, по-вашему, вырисовывается следующая картина: Турки усиливают гарнизоны своих прибрежных крепостей, создают новые укрепления у реки и устанавливают на них орудия. А самое главное, они формируют большой ударный кулак и готовят переправы в двух местах. Тут, – ткнул он в кружок на карте с надписью «Исакча», – и тут, подле Мачина. Основные же их силы стоят в Бабадагском лагере, и с него они могут при просохших дорогах достаточно быстро пройти к любой из переправ. Две переправы, огромное количество войск против наших, достаточно малочисленных, и к тому же раскинутых на огромной линии от Галаца до Килии, – задумчиво проговорил фон Оффенберг. – Турки сейчас находятся в заведомо лучшей позиции, чем мы. Переправятся в двух местах разом и охватом ударят нам во фланги, а их многочисленная конница выйдет на оперативный простор и перережет нам все коммуникации в тылу. Больших войсковых соединений там нет, катись себе до Прута или даже до Днестра. Во всяком случае я бы на месте визиря так и сделал. А вот для нас такое развитие событий грозит катастрофой. Нам нельзя давать неприятелю возможность для манёвра. Одну из переправ однозначно нужно убирать! – И он размашисто перечеркнул кружок с надписью «Исакча». – Что в этом случае остаётся делать туркам?

– Наверное, концентрировать все свои силы у Мачина, – предположил Егоров.

– Совершенно верно! – воскликнул барон. – И тогда нам можно собирать все свои силы в одно место, напротив них, и бить! И тут уже даже неважно, они будут переправляться к нам или же мы на их берег. Русские войска привыкли сражаться с превышающим их числом противником, главное здесь то, чтобы он был весь собран в одном месте и не мог нас обойти своей многочисленной конницей. Теперь нужно как-то убедить оставленного на командовании генерал-аншефа Репнина в необходимости войскового поиска на противоположном берегу. А это, я вам скажу, господа, очень и очень непростое дело. У нас инструкции от светлейшего князя в большие сражения не ввязываться и ждать его приезда. С другой стороны, отдать инициативу в руки неприятеля, ничего при этом не предпринимая, и ожидать, когда он тебя разгромит, это ведь тоже не выход, верно? – посмотрел он внимательно на собеседников. – Потёмкин Потёмкиным, а ведь повыше него и ещё кое-кто у нас в империи есть. Так ведь? И спрос за разгром армии, случись такое, уже не со светлейшего князя будет, а с того, кто в его отсутствие оставался на командовании. Вот на этом-то мы как раз и сыграем, – задумчиво проговорил барон. – Ладно, дальнейшее уже не вашего ума дела, ребятки. Так, ты чего это, Егоров, как конь свадебный разбегался, а? – посмотрел он строго на Лёшку. – Слухи до меня доходят, что на врачебные процедуры начхал, грозишься совсем в полк переселиться. Что это такое вообще, господин полковник?! У этого-то ладно, у него раны затянулись, – кивнул он на Толстого, – а ты что же, хочешь опять с ног свалиться? А если через пару-тройку недель ты мне понадобишься? Кто окромя тебя добивать беслы будет и знамёна их захватывать? Может, бугским егерям Кутузова это дело лучше поручить?

– Виноваты, ваше превосходительство! – слаженно рявкнули вскочившие с лавки Лёшка с Митей.

– Не надо бугским это дело отдавать, Генрих Фридрихович, – попросил Алексей. – Вы же сами знаете, на руках беслы кровь волкодавов. И она ещё не смыта.

– Скажите, пожалуйста, какие страсти, прямо как во французских романах, – усмехнулся барон. – Ладно, как там у нас у русских говорят в таких случаях? Хрен с тобой, Егоров? Да? Через неделю назначаю тебе комиссию. Как врачебный консилиум решит, так пусть и будет. А пока чтобы ту нашу договорённость самым строгим образом соблюдал! В полку быть не раньше завтрака и в госпиталь уходить ещё до ужина. Ясно, нет?!

– Так точно, ваше превосходительство! – воскликнул Егоров. – Неделя госпитального контроля, а потом комиссия – и в полк!

– Это если врачебный консилиум ещё так разрешит, – хмыкнул фон Оффенберг. – Так что ты уж постарайся его убедить. Так, ещё что хотел сказать? Фельдъегерь привёз патенты на следующий чин большому количеству офицеров. Ходатайства на твоих, практически на всех, удовлетворили. Послезавтра на общем построении рескрипт о том мы зачитаем. Вот по наградам пока заминка. Офицерский Измаильский золотой крест «За храбрость» на георгиевской ленте, как я знаю, матушка императрица утвердила, так же как и медаль для нижних чинов. С решениями орденских капитулов о награждении отличившихся при штурме согласилась. Ну а уж все эти награды в армию теперь только лишь с самим светлейшим князем, с Потёмкиным Григорием Александровичем сюда приедут. Так что тут нужно немного подождать.

– Так и ничего, подождём, ваше превосходительство, – ответил с улыбкой Алексей, – мы же не за награды, мы токмо ради славы своей державы воюем. Ещё бы порывы наши праведные при этом не сдерживали.

– Идите уже, порывы! – махнул рукой барон. – Мешаете мне тут делом заниматься. Идите, идите! – и углубился в чтение разведывательных донесений.

– Премьер-майор, премье-ер майор! – нараспев продекламировал Митенька, подняв вверх указательный палец. – Это вам не шуточки! Это вам не какой-нибудь там мелкий секундишка, майоришка!

– Пошли уже, премьер, – потянул его за руку Лёшка. – Хватит хвастаться. Вон как караул на тебя таращится.

– И пусть смотрят! – выпятил грудь колесом Толстой. – Я, может, уже нынче одной рукой за подполковничий чин ухватился. Эх, ещё бы какое дело погорячей, и можно о «Владимире» с бантом мечтать!

– Пошли, тебе говорю! – рявкнул Лёшка. – Господин премьер-майор, сми-ирна! С места, строевым шагом, марш!

Митька вытянулся, принял дурашливое выражение лица и затопал сапогами по грязи.

– Вольно, дурила! Меня обрызгал! – гаркнул Егоров.

– Чего это они? – удивлённо кивнул им вслед стоящий у штабной избы караульный.

– Да-а, дурачатся, – отмахнулся комендантский капрал. – Волкодавские охфицеры же. У них у всех там, в полку, бошки отбитые, а на телесах живого места от шрамов нет. Ты это, Данила, сапоги-то ветошью протри, и ваксой хорошо пошоркай, вона как они в глине замарались. Их превосходительство, он ведь неряшливость шибко не любит. А чего ты хочешь, из немецкого рода сам, да ещё и барон!

– Иван Архипович, так грязь ведь кругом, всё одно через пять шагов так же вот замараюсь? – жалобно произнёс караульный.

– Ты давай-ка тут это! Ты делай, чего тебе сказали, – нахмурился капрал. – Перечить своему артельному будешь, когда он тебе малую краюху подаст, а не тут вот, на караульном посту. Каблук замажется – это ещё ладно, а так хоть чистые голенища уставной вид дадут.

– Лёш, а давай-ка сегодня в полку заночуем? – наморщив лоб, решал какую-то серьёзную задачу в уме Митя. – Ну чего мы, и правда, как маленькие в этом лазарете. Опосля ужина по койкам, а дядьки лекаря ещё и проверяют, хорошо ли мы укрыты, не холодно ли нам в шатре.

– Чего это ты такой храбрый нынче? – подозрительно взглянул на него шагающий рядом Егоров. – То всё к порядку призывал, бароном меня стращал? А тут вдруг расхрабрился. Ну говори, чего задумал?

– Так чин бы обмыть нужно, – пожал тот плечами. – Поверье такое есть, чтобы следующий не задержался, на сухую долго ходить никак нельзя.

– И ты решил пьянку и безобразие устроить, – усмехнулся Лёшка. – А как же пригляд от главного квартирмейстера? Устав нарушать? Ох, не быть тебе подполковником, Толстой!

– Да какая там пьянка и безобразие! – возмущённо воскликнул майор. – Найдёшь тут на такое столько хмельного! Так культурненько ведь, с самыми близкими людьми. Радован, Живан, Рогозин и Кулгунин, ну и батальонных командиров можно тоже позвать.

– Ну, знаешь ли, восемь человек это ведь тоже неслабо, – пересчитал в уме всех приглашённых Лёшка. – Ты чего это, хотел у лекарей аптекарскую палатку ограбить? Они спиртус как зеницу ока берегут!

– Не-е, – отмахнулся Толстой, – лекарей мы грабить не будем. У флотских, как я знаю, хороший ром есть. Не шампань, конечно, и даже не гишпанский херес. Но в походных условиях и это сойдёт.

– Помилуй бог, Дмитрий Александрович, я начинаю вас уважать! – с удивлением воскликнул Лёшка. – Постепенно мне начинают открываться тёмные и интересные стороны вашей души. Однако! Ну, будь по-твоему, Митька, только учти, всю ответственность от побега из госпиталя ты разделишь со мной поровну. Чтобы потом за спину не прятался! Ладно, ладно шучу я! – успокоил он возмущённого друга. – Давай-ка мы с тобой на стрелковый полигон пройдём, там Курт чего-то показать хотел. По грязи, конечно, шлёпать не хочется, но ведь он, зараза, такой обидчивый. Не явишься, потом обижаться будет.

Впереди, в небольшой низине, зажатой между двух прибрежных холмов, бухали выстрелы. Изрядно перепачкавшись, Алексей с Митей наконец-то спустились по кривой тропке с обрыва вниз и оказались подле группы егерей.

– Становись! – рявкнул обер-офицер. – Господин полковник, команда отборный стрелок из особый егерский полк проводит отстрел стволофф у ремонтный ружей! Докладывает прапорщик Шмидт!

– Вольно, стрелки! – козырнул Егоров. – Продолжайте заниматься своим делом, господин прапорщик.

– Вольно! – продублировал команду егерям Курт. – Все разойдись! Василий, Яков, вам к мишень подойди и пометить на ней весь последний отстрел, – приказал он своим помощникам. – Всем остальным заниматься с ружий.

– Ну как тут у вас с отстрелом? Чем порадуешь? – спросил своего главного оружейника Алексей.

– Да, у меня есть чем вас радовать, господин полковник, – кивнул тот. – Прошу пройти, – и подвёл к навесу, под которым на дощатом настиле поблёскивали маслом ряды ружей и пистолей. – Помимо наш оружий, получивший повреждений в прошлый год, полковой интендант, секунд-майор Рогозин, навезти ещё куча всякий битый железо. Мы всё перебрать, хорошо поработать и вот, – обвёл рукой он стоявшее оружие. – Пять десяток и ещё три – это фузея. Правда, только два десятка с егерский короткий ствол, весь остальной пехотный. И ещё четыре штуцер. Три наш и один привезти господин секунд-майор. Кроме того, мы починить два десятка пистоль, несколько тесак и сабля. Теперь вести отстрел весь огнестрельный оружий. Разрешите? – спросил он, увидев прибежавшего с мишенного поля Афанасьева.

– Да, да, конечно, работайте, – кивнул Алексей. – Ты тут, Курт, хозяин, смотри сам, чтобы дело не стояло.

– Говори, – кивнул тот подпрапорщику.

– Первая мишень – тут и тут пробоины, – Афанасьев показал расчерченную мелом дощечку. – Почти по самому центру попали, между дырками едва ли с полпяди будет. Вторая мишень – одна пуля вниз на целый аршин ушла, другая даже ещё чуть ниже и правее. И вот третья мишень, в ней все пробоины почти в центре, на две пяди левее яблочка. А так-то вполне кучно, одна пуля подле другой легла.

– Первая и третья фузея в куча ко всем годным ставь, – распорядился прапорщик, – вторая на доработка. Господин полковник, чтобы вам не скучать, мы показать, как работать доведённый до ума зажигательный пуля. Если вы, конечно, не быть против.

– Да я только за, показывай, – улыбнулся Алексей. – Ну вот, Митрий Александрович, и вам доведётся своими глазами увидеть работу той самой особой зажигательной пули, про которую я вам только недавно рассказывал.

– Очень интересно, – кивнул тот, – буду только рад увидеть её в деле.

По команде главного оружейника дюжина стрелков схватили пару деревянных щитов, три соломенных чучела, ещё какой-то хлам из старых корзин и поволокли всё это на мишенное поле.

– Вашблагородий, сто! – крикнул уже с него Крылов. – Тут ставить али ещё немного пройти?

– Ещё сто, капрал, и потом ставить! – откликнулся Шмидт. – Пусть их высокоблагородий сам глядеть, что никакой поддавки здесь нет.

Стрелки прошли на обозначенную шестом отметку в две сотни шагов и там, рядом с ним, расположили всё принесённое.

– Фурьер Мальцев, капрал Ковалёв, капрал Крылов – на огневой рубеж! – скомандовал Курт, когда стрелки вернулись с поля. – Подпрапорщик Афанасьев, выдать каждый по три патрон с зажигательный пуля! Заряжай!

Защёлкали полки ударных замков, зазвенели шомпола, и унтера доложились, что они готовы к стрельбе.

– По указанной цели огонь! – И один за другим хлопнуло три выстрела.

Прошло пару секунд, и вдали показался дымок. Затем ярко вспыхнуло одно из соломенных чучел, и зачадила дымом корзина.

– Ковалёв, ты хорошо стрелять? – крикнул Курт. – Твой щит совсем не гореть!

– Ваше благородие, господин прапорщик, – обиженно пробасил Кудряш, – да я в самую его середину влупил, вона даже и отсюда вижу, что дымок идёт. Там щиты эти совсем мокрые, из-под дождя-то их заранее не убрали. Скользкие они, раскисли совсем.