Текст книги "Егерь императрицы. Гвардия, вперёд!"

Утром 29 декабря войска молнией облетела долгожданная весть – «Виктория! Мир!»

В Санкт-Петербург и в Стамбул одновременно унеслись гонцы с известиями. Командующий русской армией приказал салютовать из орудий.

– Четыре с половиной года войны, кровь, боль, смерть близких друзей, – Алексей стоял опустошённый среди всеобщего ликования.

– Господин полковник, Алексей Петрович – мир! – выкрикнул радостный Радован, уже слегка подшофе.

– Да-а, мир, – вздохнул Алексей. – Радован Николаевич, Александр Семёнович, свой батальон потом не забудьте проверить, чтобы никаких излишеств при праздновании у егерей не было. Пойду я к себе. Нездоровится.

– Чего это с командиром? – спросил Милорадовича раскрасневшийся Скобелев. – Вроде весть такая, а он вон какой хмурый.

– Всё за Курта переживает, Саш, да и так, наверное, устал сильно полковник, – пожал плечами Радован. – Небось, вымотался за то время, что мы посольских охраняем. Постоянно ведь из Ясс к Дунаю мотался. Ладно, пошли во второй батальон, что ли? Там у Самойлова, говорят, хороший стол накрывают. Посидим с ребятами немного и уже потом свои роты проверим. У егерей наших, небось, тоже в палатках праздник.

Османская делегация, закончив работу, убыла на свой берег, и отдельный полк егерей со Смоленскими драгунами наконец освободили от охранной службы. В начале января ушли в сторону Полтавы первые полки бывшей Дунайской армии. Те части, которым не надлежало и дальше нести службу на Дунае, тоже готовились к отбытию. Полк же Егорова оставался в неведении своей дальнейшей судьбы.

– Коли всю Южную армию расформировывают и главного квартирмейстерства более не будет, может, и нас тогда по егерским корпусам раскидают? – тревожились офицеры.

– Да не-ет, у нас же своё знамя есть – это ведь не шутки, оно, чай, из рук самой императрицы дадено, – отвечали им оптимисты. – Глядишь, и очнётся начальство, озаботится о полутора тысячах казённых душ.

После рождественских праздников Алексей не выдержал и пошёл на аудиенцию к начальству.

– Заходи, Егоров, ты вот как чувствуешь, когда я тебя видеть хочу! – крикнул из-за двери фон Оффенберг. – Если он с себя снег стряхнул, так пропусти его ко мне, Сашка! Пускай заходит!

Адъютант оглядел придирчиво егеря, стряхнул ему с плеча снежинки и распахнул дверь.

– Проходите, господин полковник, вас ожидают!

– Ваше превосходительство, командир отдельного особого полка главного квартирмейстерства Южной Дунайской армии, полковник Егоров для аудиенции прибыл!

– Нет уже главного квартирмейстерства, Егоров, – хмыкнул барон, – и Южной армии больше нет. Есть группа войск для прикрытия Дуная. В военной коллегии посчитали, что держать целую армию на этом направлении сейчас избыточно и есть гораздо более важные места, где войска могут пригодиться. Ты, проходи, чего столбом встал? Присаживайся, – кивнул он на скамью у стола. – Понимаю твоё волнение, Алексей, сам до недавнего времени в полном неведении находился. Ну, по мне-то в Санкт-Петербурге наконец определились, убываю на Финляндскую линию, где сменю Александра Васильевича Суворова и продолжу там его дело. Хотел вот и твой полк я с собой забрать. Егерям ведь самое то было бы по Карельским лесам бегать, но пока приказано вас известить о переводе к Николаеву, на своё старое место дислокации.

– Так спокойно же сейчас на Буге, Генрих Фридрихович?! – воскликнул Алексей. – Я понимаю, раньше мы турок там стерегли и на их Очаков османский глядели, а сейчас-то для чего же туда?

– Помнится, у тебя там семья, господин полковник, и у прочих офицеров, – покачал головой барон. – Другой бы радовался, благодарил, что на родное место его возвращают. А ты всё ерепенишься. Еле-еле для вас я до весны его выбил. Так бы и торчали тут всю зиму в палатках.

– Да я-то радуюсь, ваше превосходительство, – покраснел Лёшка. – Я про саму целесообразность такого вот размещения. Спасибо вам, Генрих Фридрихович. Само собой, Николаев в сто раз лучше Галаца или того же Измаила. Только как же это понимать – «до весны»? А потом опять нам куда-то уходить? Кавказ? Польша?

– А вот об этом ты ближе к тому времени, как дороги просохнут, и узнаешь, – ответил генерал. – Пока же вот тебе предписание из армейской экспедиции военной коллегии, – и протянул лист гербовой бумаги. – Вот тут прочитай:

«Начать отправление в Николаев не позже двадцатого января, с прибытием на место известить курьерской почтой…»

– Так что у тебя десять дней на сборы, Егоров. Готовь свой полк к переходу. Да, и ещё в казначейство не забудь заглянуть, пока Илья Семёнович в Санкт-Петербург не отбыл. Там вам причитается кое-что, за захваченную весной у турок крепостную казну. Как деньгами распоряжаться, сам думай, небось, в дорогу самое то будет такие деньги получить. Ну и, как говорится, чтобы дорожка гладкая была? Так? Я ведь и сам завтра поутру в дальний путь отправляюсь. Са-ашка! – крикнул он, и в дверь влетел адъютант. – Скажи там, чтобы к столу на две персоны подавали. И у тебя там, как я знаю, бутылочка зелёного бенедиктинского шартреза была припрятана? Ну, вот и тащи её сюда! Изумительная вещь, кстати, Алексей, – покачал головой барон. – Не зря монахи-картезианцы сей ликёр эликсиром здоровья и жизни нарекли. В связи с этой чехардой во Франции такого уже более не найти. Старые запасы, – и он озорно подмигнул Лёшке.

Глава 7. Зимний марш

– Нет, Саввушка, накатом не дойдут они у нас до Буга, – покачал головой Уфимцев. – Рытвины и ухабы это одно, а тут ведь самая дурная часть зимы скоро начнётся. То оттепель, то мороз ударит, вспомни сам эту Приднестровскую дорогу. Смазывай не смазывай, а всё одно – на осях там жижа комом намёрзнет и потом что железо, что дерево лопину дадут.

– А что же делать-то, Мишань? – почесав голову и глядя на стоящие в ряд фальконеты, пробасил сержант. – Не бросать же их тут, удобные ведь эти пушечки, сгодились бы нам ещё.

– Не-ет, бросать их точно нельзя, – согласился с главным пионером полка Уфимцев. – Трофеем они были взяты, а за какие и большой кровью егерями уплачено. Надо их отсель вывозить. Есть тут одна мысля. Никифор с Авдеем Меликовым намедни за ними большой уход учинили и тоже вот, как мы с тобой, голову ломали, как бы их к Бугу доставить. Так вот, у Меликова хорошая мысля вдруг проскочила – а не соорудить ли для наших фальконетов санки.

– Как это санки? – непонимающе протянул Ильин. – А как же лошади такой фальконет потянут? Тут ведь одни лишь колёса, ни оглоблей, ни полозьев, как у саней, никаких нет. Один лишь лафет на них с тяжеленным стволом.

– Да это-то понятно, что так вот, как сейчас, никак их везти не получится, – кивнул Уфимцев. – А ежели их нам самим в эдакие особенные сани превратить? Ну, колёса, скажем, на время снять и на самодельные полозья саму станину поставить? Оглобли опять же спереди и ременную сбрую, как в зимних повозках, приладить. Потом-то и лошадьми их можно будет тащить. Вес-то тут вполне себе сносный. Ну чего там каких-то полтора десятка пудов у фальконета? Такой и одна лошадка вполне себе даже потянет. А нам их две дюжины Рогозин Александр Павлович выделяет. Можем и сменных даже оставить и пяток Афанасьеву Василию в помощь отдать. Он вон темнее тучи ходит, добро Куртовское никак не хочет оставлять, а лошадей выделили мало.

– А управитесь за семь дней, Мишань? – спросил друга Савва. – Всё-таки восемь фальконетов под санный ход переделывать и ещё два побольше орудия?

– А чё нет-то? – усмехнулся Уфимцев. – Ребятки с мальцов за топоры в своих деревнях держались, руки, чай, у всех на месте, а в солдатчине уменья только прибавилось. Упра-авимся с божьей-то помощью!

– Ну, давайте, – кивнул, соглашаясь, сержант. – Деньжата будут нужны на хорошее дерево, так я к Афанасьеву, значит, подойду, в общей оружейной казне там немного серебра ещё было. А Вася услышит, чего вы задумали, и обязательно рубликов подкинет.

Полк усиленно готовился к зимнему переходу. Интенданты запасались провиантом для долгого перехода и конским фуражом. В местах длительной стоянки армии дело это было непростое, и партии фуражиров разъезжались за сто вёрст от Ясс, скупая у крестьян необходимое.

– Есть два маршрута движения на Николаев, – Егоров повернулся к закреплённой на деревянном планшете большой карте. – Оба они идут от Ясс к Бендерам через Кишинёв, и тут на переправе через Днестр расходятся, – ткнул он на жирно обведённую точку. – Южный идёт к расположенной в морском заливе разрушенной крепости Хаджибей и потом тянется вдоль моря до Очакова, а уже потом поворачивает на север к Николаеву. Имеется и северный путь. Он идёт от Бендер к Новоалександровке, а потом до Фёдоровки, где и будет переправа через Буг. После Фёдоровки двухдневный переход на юг вдоль реки – и мы на месте. Разница в длине двух маршрутов составляет где-то около пятидесяти вёрст. Северный – примерно четыреста, ну а южный, соответственно, триста пятьдесят. У кого какие мысли, как нам лучше двигаться? – Полковник обвёл взглядом собранных в большой штабной палатке командиров.

– Пятьдесят вёрст – крюк, конечно, приличный, – проговорил Гусев. – Для нас это два дня пути. И у моря для флотилии склады имеются, де Рибас на случай прибрежных военных действий их там загодя поставил, а самый большой как раз в Хаджибее находится. Можно было бы договориться с флотскими и пополнить там убыль в провианте.

– Ага-а, конечно, пополнишь! – хмыкнул старший Милорадович. – А то ты, Сергей Владимирович, этого испанца не знаешь! У него снега зимой не выпросить! Строптивый же и занозистый. В Хаджибее, говорят, новый город начинает закладывать и уже объявил название его, что-то такое на эллинский манер – Одесса, по-моему. И что-то мне подсказывает, что склады с провиантом для чужого полка он точно не откроет.

– Да тут другое, – перебил Живана Рогозин. – Сами подумайте, южный путь – это путь вдоль берега моря. А это значит что? – и старший интендант оглядел сидящих на скамьях офицеров. – А это значит, господа, что ни о каком санном пути тут и думать даже не стоит! Это значит, будет вечная сырость и слякоть. Зима-то нынче не в пример прошлым – мягкая. На себе ведь придётся нашим стрелковым ротам повозки выносить, лошадки-то они враз по бездорожью обессилят.

– Да-а, а впереди, за Очаковом, ещё ведь и Бугская переправа нас ожидает, – проговорил негромко командир Дозорной роты. – Леонтьев мой недавно заявил, что в такую вот зиму у его деревни на лёд лучше и вовсе даже не выходить. Он, дескать, и человека может не выдержать, не то что конного или гружёную повозку. Даже и в морозные зимы, сами вот вспомните, солидные промоины там были, мы их ещё жердями тогда помечали, а сейчас и подавно там лёд тонкий. Лиманы морские-то они совсем рядом с тем местом, вот и отдают Бугу тепло.

– А у Фёдоровского, значит, нас выдержит лёд? – спросил его с сомнением Гусев.

– Ну, там-то уже вёрст семьдесят, а то и все восемьдесят до лимана, – пожал плечами Осокин. – Всё севернее, чем от Очаковского тракта через Буг переправляться.

– Северный путь гораздо надёжнее, Алексей Петрович, – проговорил уверенно Рогозин. – Мы эти лишние два дня лучше уж тяжести на санях повезём, чем надрываться и на своих плечах тащить. Тем более что Генрих Фридрихович расстарался перед отъездом, пока ещё он в силе был, две сотни коней нам отписал, это ещё к тем полутора сотням, что мы и так уже с вами имеем. Так что всё с собой на Буг вывезем, ничего тут не бросим.

– Ну, значит, так и поступим, – принял решение полковник. – Полк идёт маршевой колонной северным путём. Через неделю, двадцатого января, в это самое время мы уже должны будем пройти с десяток вёрст в сторону Кишинёва. Вся дорога рассчитана у нас на три недели, с днёвками отдыха в больших поселениях. В Бендерах, если нужно, даже и три дня будем квартироваться, потому как после полутора сотен вёрст пути впереди самый большой прогон у нас до Новоалександровки. Егеря и лошади передохну́т, да и все повозки оглядим и подремонтируем, если в том потребность будет. Так ведь, Александр Павлович?

– Так точно, господин полковник, – кивнул главный полковой интендант. – Темп движения вы задали серьёзный, и чтобы его выдержать, нам придётся исключить длительное время на приготовление пищи. Но без горячего в долгом пути никак нельзя. Поэтому самая большая забота у меня сейчас о походных кухнях и поварах. Им простаивать с таким темпом никак нельзя. Всё время в движении придётся быть, чтобы от пеших рот не отстать, а это значит, частая смена лошадей нужна и ещё помощники поварам. Да и то, боюсь, не поспеют кухни за колонной. Вроде и достаточно у нас коней с недавно переданными, а всё же думаю, не хватит их нам. Считайте, целую сотню придётся под верховую езду отдавать. Сами же говорили, что без конных дозоров никак нельзя по разорённой земле идти, потому как кто только с оружием тут не шастает. Проходили мы уже такое, сколько раз на обозы нападали. Так что если во временный егерский эскадрон коней у нас заберут, боюсь, их для обозов не хватит.

– Господин полковник, вопрос позвольте? – поднял руку присутствующий среди офицеров исполняющий обязанности начальника оружейной команды. – Сержант Афанасьев, – представился он, встав со скамьи.

– Конечно, говори, Василий, – кивнул Егоров.

– Господин премьер-майор поведал о том, что кухни походные медленно на колёсном ходу едут, – посмотрел он на Рогозина.

– Медленно, – подтвердил тот, – да это и понятно, тяжесть-то большая, ежели в котлы вода с зерном загружены. Готовка-то ведь у них на ходу прямо идёт. Тут не особо-то разгонишься, могут и оси рассыпаться.

– Во-от, – протянул Василий. – Такая же беда и с моими фальконетами, и с полевыми единорогами – вроде и не большое с виду орудие, а тяжё-ёлое! Канониры несколько дней голову ломали и вон чего измыслили. Предлагают они орудия на санный ход поставить.

– Как это на санный ход?! – удивлённо воскликнули сразу несколько офицеров. – Да неужто же пушки на полозья можно выставить?

– Можно! – уверенно кивнул головой Афанасьев. – Мы и так и эдак покумекали с ребятками. Вполне себе такое возможно. Ну, повозиться, конечно, придётся, те же полозья к станинам крепя. Сами полозья выделать тоже весьма непросто, и времени на то совсем мало. Но ведь их можно и готовыми выкупить – или у местных, или втихаря у интендантов с чужих полков. А уже потом стальной полосой понизу обить и крепить к станинам. Мы на скорую руку один фальконет уже пробно на санный ход поставили, так даже и одна лошадь его вполне себе везёт.

– А что, это мысль, – покрутив в голове сказанное, задумчиво проговорил Рогозин. – Тогда у нас и с полсотни коней ещё для смены высвободится. И скорость движения у кухонь мы серьёзно поднимем. Здравая мысль, Алексей Петрович, – посмотрел он на полковника. – Ещё бы, конечно, коней немного прикупить, тогда бы вообще красота была!

– А где санный инвентарь и коней выкупить сумеете? – спросил его Алексей. – Везде ведь в таком нынче особо нуждаются.

– Да вы за это не беспокойтесь, господин полковник, – хитро улыбнулся интендант. – Главное это деньги иметь. Ещё чтобы тебя знали и доверяли тебе нужные люди. Не за себя ведь печёмся, за общество.

– Ну-ну, – хмыкнул Лёшка. – Только вы уж осторожнее, Александр Павлович. Ну да не мне вас учить. Так, ладно, по деньгам вот что я скажу. Нам причитается премия в полторы тысячи рублей за отбитую у беслы крепостную казну. Понятно, что там серебра и золота на гораздо большую сумму в ней было, ну да ладно, начальство нам его столько выделило, значит, ему виднее. Можно поделить эти премиальные на всех, и тогда каждому примерно по рублю достанется. Можно дрязги устроить и считать, кто большее геройство проявил, когда крепость отбивали, а кто и вовсе только недавно к нам с других полков перевёлся и вообще не достоин даже того рубля. Всех больше тогда Дозорная рота может выступать с первой стрелковой капитана Бегова, ну и егеря из отборного стрелкового плутонга. Как вы, Тимофей Захарович, Иван Ильич, будете претендовать на бо́льшую долю?

– Алексей Петрович, ну что нам этот лишний рубль? – сказал со вздохом Осокин. – Вон перед самым Рождеством за Измаил егеря внеочередное полугодовое жалованье получили, а ещё и обычные четвертные выплаты. При деньгах, поди, все в полку. Может, ну её, эту премию нам делить, а? Передать все деньги Александру Павловичу, он человек опытный, сам лучше всех знает, куда их потратить. Вон тех же коней, полозья, повозки, ременную сбрую для перехода выкупит. Да мало ли чего надо? Не против, господа? – повернулся он к офицерам.

– Не против, конечно, пусть берёт в работу! – загалдели те.

– Ну, значит, так тому и быть, – кивнул Егоров. – Вот тебе, Павлович и решение всех вопросов. Хватит тебе полторы тысячи?

– Хва-атит, – махнул тот рукой, – небось, и останется даже. Потом, в Николаеве отчитаюсь по деньгам, господа.

– Так, хорошо, неделя времени всем на сборы, – подвёл итог совещанию Егоров. – За день до выхода проверяем, кто и как к нему подготовился, сутки на устранение недостатков – и двадцатого на рассвете начинаем движение. Тимофей Захарович, ты своего заместителя, поручика Воронцова, с сегодняшнего дня с роты отпусти, ему ещё временный конный эскадрон нужно сколачивать.

Неделя пролетела в великой суете. Дело нашлось каждому. И вот двадцатого января, на рассвете, длинная полковая колонна начала выстраиваться головой на восток. Вперёд по хорошо набитому тракту ускакал полуэскадрон во главе с поручиком Воронцовым. Остальные конные егеря, разбитые на десятки, встали с боков и тыла. Отец Валентин прошёл всю колонну с молитвами, благословляя служивых на долгий путь.

– Пошли-и! – разнеслось по стоящим в строю рядам, и, качнувшись, роты затопали сапогами по плотно утрамбованному снегу.

Сначала шёл первый батальон, за ним катили сани лазарета, вот проехали интендантские санные повозки, а следом за ними – десять поставленных на полозья полковых орудий. Далее дымящие трубами полевые кухни, со скрипом прокатились сани с офицерским и артельным скарбом, а вот и огромные грузовые сани с добром оружейников и пионеров. Ехали провиантские, фуражные, пороховые повозки, и только потом, пропустив всю эту нескончаемую махину, пошёл второй батальон Дементьева.

– Южаков, а ты чего это в конные егеря не просился? – спросил идущего рядом товарища рябой Тихон. – Кучерский сын вроде, лошадей, знаю, любишь. Мог бы сейчас в седле, как эти вон, сидеть, – кивнул он на скачущий справа по обочине десяток. – Топать бы сейчас своими ногами не пришлось.

– Ты, Лыков, дурной, – хмыкнул Ванька. – Думаешь, так оно это легко, с лошадьми управляться? Сиди себе да дремли в седле, да? Коне-ечно! Ты вот помысли, идешь себе бездумно, сколько тебе начальство прикажет, потом в обед кашу полопаешь – и часик на полог дрыхнуть ложишься. Или всю ночь у костра греешься, когда бивуаком встаём. А конный как? Перед тем как самому поесть, он сначала коня обиходит, напоит и накормит его, проверит, чтобы никаких потёртостей у него не было, подковы осмотрит, трензеля, чтобы железки пасть не сдавливали. Всю ременную сбрую пальца́ми своими по пяди ощупает и только потом уже за ложку возьмётся. Какой уж тут в обед ему спать, когда опять коня седлать надобно! Да и на ночной стоянке так же: все пехотные давно уже второй сон будут видеть, а конный только-только от коня к костру подойдёт. И утром ему раньше пехоты опять же нужно вставать. Не-ет, Тишка, уж лучше я в своей родной роте пёхом топать буду, чем в седле с эскадроном скакать. Да и общество опять же своё тут, артель, там-то все отовсюду на время краткого пути сбиты. Не моё это – с места на место шарахаться.

– Ну, так-то да-а, верно, – протянул задумчиво Лыков. – Если у конного сна меньше, чем у пехотного, то ну её, такую службу! Уж лучше тогда на своих двоих топать, – сделал выводы Рябой и поправил поудобнее ремень фузеи.

В первый день полк прошёл три десятка вёрст, переправился через замёрзший Прут и, пройдя вдоль реки десяток вёрст, разбил на ночь лагерь в лесном массиве.

– Никаких свежих следов нет, ваше высокоблагородие, – доложился Осокин. – Мои ребятки хорошо всё прочесали. Я для спокойствия несколько секретов выставил, так что можно не опасаться.

– Сегодня караулы на первой роте! – распорядился полковник. – В последующие сутки чередоваться будем.

Стучали в лесу топоры. С хрустом и грохотом падали подрубленные сухие деревья, и совсем скоро выбранная передовым конным дозором полянка осветилась пламенем множества костров. Запахло мясным духом. Егеря, уважительно здороваясь, шли мимо командира полка с котелками горячего варева.

К Алексею подскочил Никита.

– Ваше высокоблагородие, там кашка стынет уже. Пойдёмте. И щи тоже горячим паром исходят.

Севшие в кружок егеря споро работали ложками.

– Ох и хорошо вот так опосля зимнего пути горячего отведать, – донеслось от ближнего костра. – Селантий, подбрось маненько дровишек, не жалей, перед сном ещё за ними сходим.

Молодой паренёк подкинул несколько больших обрубков сушняка в огонь, и в небо взлетел сноп искр.

– Сидите, сидите, братцы, ужин – дело святое! – остановил вскакивающих егерей Егоров. – Я мимоходом к себе. Как повара-то сегодня сготовили, расстарались ли?

– Расстара-ались нонче, вашвысокоблагородие, – кивнул пожилой капрал. – Ску-усно, аж ум отъешь!

– Дэк а чего бы и не скусно, когда столько мясца и сала в избытке закладывают, – хохотнул молодой егерь. – Так вот на сытое брюхо и топать одно удовольствие.

– Ну-ну, – кивнул Егоров, – дорога дальняя, силы всем нужны. Ты, Иван Авдеевич, поглядывай, чтобы не поморозились молодые. Это нам с тобой такое привычно.

– Так точно, ваше высокоблагородие, пригляжу! – подобрался ветеран, и когда полковник отдалился, дал подзатыльник Селантию. – Ты, щеня, когда старшие разговаривают, более в разговор не встревай! Мясца и сала у него в избытке закладывают! – передразнил он молодого. – А насчёт мороза господин полковник прав, молодые сутками, как мы, в секретах не лежали, могут и обмёрзнуть с непривычки. У кажного в отделении есть свои парусиновые пологи. Вот доедим, потом вбиваем колья, ставим другие на рогатины уклоном и растягиваем две трети парусины сверху и с боков у костра, так, чтобы от него тепло вовнутрь заходило. А оставшуюся треть стелим на подостланные ветки и так вот на них ложимся, чтобы главное не на мёрзлую землю. На кажные два часа у нас свой караульный будет, кто дрова в костёр будет подкидывать. Вот с тебя, Селантий, и начнём. Опосля Пахом встанет, а дальше Кирюха, ну и под утро я сам покараулю.

Через три дня колонна дошла до Кишинёва. Город был серый и растянутый на холмах вдоль реки под названием Бык. Местность вокруг была лесистая, вся в балках и оврагах. Представившись заспанному коменданту, пожилому премьер-майору, Алексей сунул ему бумагу, на которой значилось, что отдельный полк егерей русской императорской армии следует к новому месту службы, властям же предписывается оказывать ему в пути всяческую помощь.

– Так мы и сами тут еле-еле концы сводим, – испуганно хлопал глазами комендант. – Местность-то войной сильно разорённая, а среди молдаван слух пошёл, что земля эта ажно до самого Днестра скоро опять под турка перейдёт. Теперь даже налогами или податями ничего с народа не взять.

– Да вы не переживайте, господин майор, мы вас не объедим, – усмехнулся Егоров, – у нас и своего достаточно в обозе. Главное это расквартировать людей, чтобы они в тепле отоспались, и мы потом дальше двинем.

За двое суток егеря отдохнули, починили несколько повозок, у которых в пути открылись неполадки, и продолжили путь к Бендерам. Отрезок пути в шесть десятков вёрст удалось пройти за два дня. Заданный темп пока выдерживался. День отдыха – и переправившись у старой срытой крепости через Днестр, колонна пошла на северо-восток в сторону Новоалександровки.

Под ногами был уже не тот хорошо набитый почтовый тракт, которым следовали ранее. Эскадрону пришлось разделиться, и два его плутонга рыскали впереди, буквально нащупывая путь. На обочине дороги через каждую сотню саженей ставили для ориентира вехи-жерди. Обозначали ими и сомнительные места – при поворотах, у оврагов или на переездах через замёрзшие реки. Примерно посредине пути между речками Большой и Малый Куяльник ветерок, дувший с севера, сменился на порывистый юго-восточный и принёс мощный снежный заряд. Два дня пришлось пережидать буран в глубокой балке. Степь вокруг была голая, и те несколько деревьев, которые удалось найти поблизости, пошли в топки походных кухонь. Егеря спали, сбившись в десятки и укрывшись пологами. Через несколько минут сверху уже были снежные шапки, и вся балка была покрыта холмиками. Часовых пришлось менять каждый час. Удивительно, но никто не обморозился. Отбилось от табуна лишь с дюжину лошадей. Люди Воронцова их попробовали было искать, но никаких следов на снегу не обнаружили, и когда ветер затих, колонна ушла дальше без них.

Новоалександровская была небольшой, в пять десятков дворов станицей, расположенной на обоих берегах речки Телегул. Часть полка расквартировалась в хатах станичников и даже в их хлевах и амбарах. Многим места под крышей не хватило, и ночевали они под привычными самодельными палатками у околицы на станичном выпасе. Война этих мест практически не коснулась, и Рогозин сторговал у сельчан пяток башмаков[7]7
  Годовалых бычков.


[Закрыть] и пару десятков баранов. В довесок ещё на серебро прикупил несколько дюжин тушек птицы и фураж для лошадей. Два дня над соломенными крышами хат из труб клубился кислый кизячный дым. Хозяйки под присмотром интендантских пекли караваи, и егеря наконец-то перешли с сухарей на хлеб. Дымила на окраине станицы у оврага и кузня, где люди Афанасьева правили металлические полосы для полозьев саней, крепёж, сбитые в пути подковы и прочее.

Пятого февраля полк убыл в сторону Буга, к достаточно большому селу Фёдоровка, где ниже впадающего в Южный Буг Гнилого Еланца была традиционная зимняя переправа. Погода благоприятствовала переходу – хорошо подморозило, и роты шагали по плотно натоптанной дороге.

– Знакомые места начинаются! – радовались на переправе ветераны. – Мы когда Буг от турки держали, досюда частенько добегали. А там вон, за Гнилым Еланцем, у нас караульный холм был, с которого мы окрестности оглядывали. Ещё немного – и скоро уже дома, в Николаеве будем.

В Фёдоровском решили не задерживаться и после ночёвки устремились по идущей вдоль реки дороге на юг. До конечной точки всего перехода оставалось около сорока вёрст.