Текст книги "Правда о «золотом веке» Екатерины"

При Петре служилое сословие стало главным полем экспериментов и одновременно орудием проведения его политики. Потому – служить, служить и только служить! Никакой частной жизни и никакого разделения общественной и частной жизни! Никакой частной собственности! Никакой свободы от произвола царя или прочих сиятельных лиц!

Петр считал, что весь образ жизни дворян должен определяться только одним – службой государству и царю. В 1704 году впервые были собраны в Москве 8 тысяч недорослей, достигших служилого возраста – 15 лет. Всех их лично осмотрел и определил в службу царь, распределив по полкам и школам. Большую их часть расписали по гвардейским полкам.

Попытки отлынивать от службы, «нетство» рассматривались Петром как измена. Любой донесший на неявившегося, пусть это будет даже его собственный слуга, должен был получить все его пожитки и деревни.

11 января 1722 года был даже выпущен указ о том, что всякий не явившийся на смотр подвергается «шельмованию»: под барабанный бой палач прибивал к виселице бумагу с его именем, объявляя нарушителя указа вне закона; теперь всякий имел право побить, ограбить, убить этого человека. Кто такого «нетчика» поймает и приведет, получает половину его движимой и недвижимой собственности, даже если поймает «нетчика» его крепостной.

Итак, дворянин должен был служить, желательно в военной службе, с 15 лет. При Петре – служить рядовым в полку. Познатнее, побогаче – в гвардейском, победнее – ив армейском. Рано или поздно его надлежало произвести в офицеры, но только после нескольких лет службы. Закон 26 февраля 1714 года категорически запрещает производить в офицеры людей «дворянских пород», которые не служили рядовыми и «фундаменту солдатского дела не знают».

После Петра дворяне обходили закон о солдатчине, но служить-то все равно приходилось, и по-прежнему военная служба считалась куда важнее гражданской, и герольдмейстер при Сенате специально смотрел, чтобы не больше одной трети каждой дворянской фамилии служило в гражданской службе.

И никаких отпусков! До конца Северной войны дворян вообще не отпускали из полков. С наступлением мира стали отпускать раз в два года месяцев на шесть, на побывку. Но вскоре начались новые войны…

И никакой выслуги лет! Если дворянин уже не мог воевать, его определяли в гарнизоны или к гражданским делам на местах. Для полной отставки, чтобы нигде не служить, требовалась полная дряхлость или тяжелые увечья – отсутствие рук или ног, незарастающие свищи и так далее.

И хорошо, если у разваливающегося, высосанного до предела отставника было поместье – тогда он мог доживать в нем. Если же нет, его отправляли в монастырь для пропитания из монастырских доходов или давали пенсию из «госпитальных денег». Размеры пенсии? Давайте не будем о грустном! Классикой стал образ одноногого изможденного ветерана, протягивающего руку за подаянием. Тем, у кого не было поместья, лучше было умирать, не выходя ни в какую отставку.

Кстати, о доходах гражданских чиновников… Жалованье им платилось в любом случае ничтожное, а был эпизод при Екатерине I, когда им вообще не стали платить зарплату, – пусть, мол, кормятся сами, от щедрот посетителей. При этом, конечно же, правительство неукоснительно требовало службы, выполнения своих прямых обязанностей.

Известны случаи, когда крестьяне сами объясняли фискалам, что не надо винить чиновников во взятках: они по доброй воле принесли беднягам, что могли. А то они, служилые, совсем бы померли от голода.

При Петре попытка выйти из гражданской службы даже по причине полной дряхлости рассматривалась чуть ли не как оскорбление правящей династии. Уж гражданские с их легкой службой без походов и пальбы, штурмов и ранений должны были служить до самой смерти!

Наше общество воспитано на представлениях о «привилегиях» дворянства, но эти представления основаны на реалиях гораздо более поздних времен, эпохи Екатерины II и ее сына и внуков – до Николая II. Но были периоды в истории, когда положение дворян было куда более тяжелым, куда менее свободным, чем крестьянства, и уж тем более менее свободным, чем положение купцов, городских мещан или казаков.

Сочетание слов «крепостное дворянство», скорее всего, вызовет улыбку у читателя. Но дворянство действительно было закрепощено, ничего не поделаешь. Служилые люди всегда находились у государства в самой настоящей «крепости», ничуть не в меньшей, чем крестьянство было «в крепости» у того же государства или у частных помещиков.

Дворяне владели поместьями – но при Петре и сразу после Петра жить в них дворяне не могли. Они, как правило, даже не рождались в своих поместьях и порой не видели их всю жизнь, разве что приезжали в них умирать.

За владение этими поместьями, за казенное жалованье дворяне платили очень уж высокую цену – пожизненная служба в самых суровых условиях.

Служа всю жизнь, с десятилетнего возраста, дворяне не имели никаких социальных гарантий. Как ни странно, но здесь опять же преимущества «податных» над «служилыми». Податной человек, как правило, очень мало общался с властями.

Парадокс в чем: дворянство – самое сильное экономически, самое культурное и самое организованное сословие. Но одновременно оно – и самое бесправное. Взрывоопасная ситуация, угрожающая новой смутой! Революции ведь происходят именно там, где возможности и претензии общественного слоя перестают соответствовать его правам. И там, где правительство не желает признавать изменившегося положения дел.

…К началу XVII века новое дворянство, купечество и ремесленная верхушка города в Англии стали занимать совсем другое положение, чем занимали в Средневековье. Уже не крестьяне и дворяне, патриархальные классы общества, играли решающую роль в экономике страны, а именно ремесленники, организаторы мануфактур, торговцы и владельцы собственности, приносящей доход.

Правительство Англии не желало признавать, что положение вещей изменилось и что купцам, ремесленникам и новому дворянству, организовавшему в своих поместьях доходное буржуазное хозяйство, нужно дать больше власти, больше прав и перестать вмешиваться в их хозяйственные дела.

И тогда эти слои общества в 1640 году отказались повиноваться королю, во время гражданской войны 1642–1646 годов разгромили его армию в нескольких сражениях. Король и консервативное дворянство все равно ничего не поняли, и после Второй гражданской войны 1648 года парламент арестовал короля, судил его, приговорил к смерти, и 30 января 1649 года королю Карлу I отрубили голову на городской площади как самому обычному преступнику.

А вместо правительства, которое не хотело понимать нового расклада, они организовали собственное правительство, которое выражало их интересы, во главе с новым дворянином, с пивоваром Оливером Кромвелем.

Надо ли это понимать так, что и Российская империя стоит на грани революции?! Да, разумеется. Вряд ли это будет такая же революция, какая произошла в Англии, – тут в событиях участвуют совсем другие общественные классы. Но и в Российской империи есть слой людей, которые не могут быть довольны своим положением в обществе и не считают его справедливым. И они вполне могут устроить государственный переворот в свою пользу.

Не верите? А между прочим, что это такое – попытка ввести в Российской империи конституционный строй, если не политический переворот? Если это не попытка создать совсем другое государственное и общественное устройство? Мы даже видели два варианта государственного переворота: попытку создания конституции в интересах «вельможества», своего рода «боярскую конституцию». И многочисленные попытки выработать «дворянскую конституцию», которая устроила бы самые широкие слои дворянства.

Правительство Российской империи смогло не дать хода обоим проектам; он может еще какое-то время делать вид, что все в порядке, что дворяне хотят только служить на благо Отечества и всем довольны. Но ведь давно известно – можно сколько угодно говорить слово «халва», – от этого во рту не становится слаще. Со времен Петра дворянство находится в сложном, двойственном положении, и рано или поздно его место в обществе должно определиться. Или оно должно лишиться своего экономического могущества и уже не выполнять в обществе своей важнейшей функции – ни военной, ни административной. Тогда будет естественно и их положение бесправных холопов, которых может унизить, даже побить каждый «сильный» человек – порой даже не от имени государства, а просто потому, что ему так хочется (но, говоря между нами, я бы не советовал ни одному русскому царю и императору даже пытаться отнять у дворян их имения).

Или другой вариант – права и общественное положение дворянства должны быть приведены в соответствие с их экономическим могуществом и ролью в жизни государства.

По крайней мере, с 1730 года дворянство уже само пытается изменить свое положение. И правительство Анны Ивановны волей-неволей должно как-то решить эту проблему; отмахиваться от нее можно только короткое время.

Глава 4 Раскрепощение дворянства

 
И надо лишь народу,
Которому вы мать,
Скорее дать свободу,
Скорей свободу дать.
 

Граф А.К. Толстой

Страшные времена правления Анны Ивановны не скоро изгладились из памяти российского дворянства, и на то были жгучие причины. Настолько жгучие, что дворянство не скоро осознало – оно вышло из десятилетия ее правления иным, чем было в 1730 году, и притом гораздо сильнее – и экономически, и политически.

Потому что Анна не только обрушила на дворян волну репрессий, выбивая из них вольный дух и всякие там европейские бредни о конституции. Она не только извела и как только могла унизила самые сильные дворянские семьи Долгоруких и Голицыных. Ее политика очень четко разбивалась на две части, два направления. Одно из них – это прямое продолжение всего, что делал ее дядюшка Петр I: ведение бессмысленных и очень кровопролитных войн, обогащение бесстыжих фаворитов, действие Тайной канцелярии – прямого продолжения Преображенского приказа. Анна Ивановна закрепостила всех работников, нанимавшихся за плату и остававшихся пока лично свободными: просто объявила, что с этого часа они – уже люди несвободные, и это тоже очень в духе Петра.

Но одновременно Анна проводила политическую линию, очень мало напоминавшую что-либо в политике ее дяди, Петра I. Ведь Петр никогда и ничего не разрешал и не позволял; он только повелевал и приказывал. Даже купцам он не позволял, а приказывал торговать с зарубежными странами. Даже образование дворянства выливалось в учебную повинность, а сближение с Европой шло в форме приказов. «Картины – вешать, сарафаны – долой, бороды брить!» И па-апробуй не исполнить, что тебе велит батюшка-царь!

А вот Анна, при всех свирепствах Тайной канцелярии, в то же время начала что-то РАЗРЕШАТЬ. Да к тому же разрешать в такой сфере, которую Петр всегда считал едва ли не священной. Дать послабления по службе, позволить кому-то не служить – это казалось Петру едва ли не страшным кощунством. Все годы своего правления Петр только закручивал гайки, требуя служить все дольше, все лучше и все более истово.

Все годы петровского правления, правления его наследников все накапливалась усталость дворянства, жившего уже третье поколение в постоянном напряжении всех сил.

В 1732 году правительство объявляло, что многие недоросли у герольдмейстера «не объявились» и в службу не определены, «живут в домах своих праздно». Остальные молодые офицеры тоже не торопятся к герольдмейстеру, получать новые назначения, стараются отсидеться по домам. Недоросли из дворян, «отбывая от службы», записывались в купечество или вступали в дворовую службу к разного чина людям, переезжая из города в город, чтобы скрыть свое происхождение.

Эти факты только лишний раз доказывают, что дворянство стало при Петре самым незащищенным, самым бесправным классом общества. Положение купца или посадского, как видно, привлекательнее положения дворянина, если уж дворянская молодежь пытается убежать в эти сословия.

Аналогия лично у меня возникает одна, и тоже из жизни Британии. В этой стране, очень рано вступившей на путь буржуазного развития, с XV века действовал принцип: «Джентльменом является тот, у кого достаточно средств, чтобы быть джентльменом». А закон устанавливал: дворянином, джентльменом является тот, у кого есть 40 фунтов годового дохода. Если годовой доход превысил эту сумму, поздравляем вас, сэр, вы изволите быть дворянином. А если изволите, то должны в обязательном порядке являться ко двору и нести разорительные расходы на участие в дворцовых праздниках и развлечениях. Не хотите?! Это государственная измена!

Если вы купец и при долгом отсутствии в своей конторе терпите серьезные убытки, если вам совершенно не интересна придворная жизнь, а от пиров и балов нападает зевота – это не имеет никакого значения. Вы теперь дворянин и обязаны вести соответствующий образ жизни.

Кроме того, вы должны платить особый налог, рельеф, за владение вашими поместьями. Это простолюдины могут не платит рельефа, а дворяне платить его обязаны. У вас нет имений? То весьма печально, но рельеф платить вы все-таки будете, – должно же правительство поддерживать уважение низших сословий к высшим?! Вот и платите особый дворянский налог, которого больше никто не платит, только благородное сословие.

Если же вы от огорчения помрете, король назначит опекунов над вашими малолетними детьми. Опекунами становятся обычно фавориты короля, и они чаще всего разоряют малолетних опекаемых. Купцы в таких случаях поручают опеку над малолетними сиротами городским магистратам. Купцы пускают деньги опекаемых в оборот и не бывают внакладе, но когда малолетние дети вырастают, им все же есть что положить в карман. Печально, что джентльмены так не делают, что рядовой купец по своим нравственным качествам выше королевского фаворита. Все так, но ведь это все опять же нравы простонародья, а джентльмены, чье богатство превысило 40 фунтов в год, должны жить совершенно иначе. Раз вы имеете доход больше 40 фунтов – значит, король назначит вашим детям опекунов.

В конце XVI – начале XVII века в Британии множество богачей изо всех сил притворяются, что их доход никак не больше 40 фунтов, не хотят становиться дворянами. Поведение русских недорослей, которые записывались купцами, показывает: они мыслят принципиально так же.

Возможно, только такая жизнь и нравилась Петру, но разделять его любовь к вечному напряженному бегу в никуда все остальные не были обязаны. Уставали, конечно, вовсе не одни дворяне, а все служилое сословие, но вот тут-то судьбы верхов и низов служилого общества резко разошлись.

Разумеется, и раньше, до Петра, существовала огромная разница между боярином и стрельцом, дьяком крупного приказа и писарем приказной избы где-нибудь в Саратове. Но все они были в первую очередь служилыми, хотя и разных чинов. Петр вбил клин между служилыми «по отечеству», владельцами поместий и вотчин – будущим дворянством, и служилыми «по прибору». Служилые «по прибору» – солдаты, матросы, стрельцы, пограничные войска – так и оставались в забитой массе податного населения. А вот «служилые по отечеству» начали при Анне получать совсем новые по смыслу привилегии.

Похоже, Анна уже в первые годы своего правления готова была к «послаблениям», а толчком к изданию указа послужила война. Ведь Екатерина I и Петр II не вели масштабных войн, – поэтому все содеянное Петром и шло себе по инерции. А в годы правления Анны Ивановны прошла очередная Русско-турецкая война (всего за XVIII и XIX века, если считать войну 1711–1713 годов, основным событием которой стал Прутский поход, состоялось ни много ни мало 8 русско-турецких войн).

По мнению очень многих, внешними войнами Анна Ивановна пыталась прикрыть убожество и жестокость своего правления, явные неудачи во внутренней политике.

Война 1735–1739 годов оказалась на удивление неудачной, при том, что международная обстановка сложилась исключительно благоприятно, а российская армия превосходила турецкую по всем показателям, кроме численности. Союзниками Российской империи стали Персия и Австрия, и первыми же ударами русская армия взяла Азов на Дону, турецкие крепости на побережье Черного моря, укрепления Перекопа и ворвалась в Крым. Турецкая и татарские армии не могли ничего поделать, русские войска стояли в Бахчисарае и вышли к побережью Черного моря, и все же Российская империя вынуждена была уйти из Крыма.

При Василии Голицыне, полвека назад, крымский хан поучал своего сына: мол, не нужно мешать русским брать Перекоп и идти в Крым. Не беда, если русское войско и захватит Перекоп и Бахчисарай, – все равно жара, безводье и голод быстро перебьют их всех, и незачем терять своих людей, мешать русским идти в крымскую степь…

А тут к голоду и безводью добавились еще болезни: из-за вспышки чумы пришлось оставить турецкие крепости близ устья Днепра – Очаков и Кинбурн (много лет спустя чудо-богатыри Суворова будут опять брать эти крепости…). В Крыму от «дурной воды» многие солдаты и офицеры померли, страдая кишечными заболеваниями.

В свое время Василий Голицын не захотел делать как раз то, что сделал немец Миних, родом из города Ольденбурга, – брать Крым, расплачиваясь за короткое торжество десятками тысяч покойников. Разумеется, и у Миниха, и у других полководцев Анны Ивановны была полнейшая возможность делать то, что и предполагал в свое время Голицын, – строить сеть крепостей, вводить в них сильные гарнизоны, а уж потом удавливать Крым этой силой. Тем более никто не мешал повторить действия генерала Алексея Михайловича, Григория Ивановича Касогова – высаживать десанты в Крыму, но и это сделано не было.

Григорий Иванович Касогов еще в 1663 году с отрядом драгун сжег крепость Перекоп (но что характерно, дальше в Крым не пошел, умный был).

В 1672 году он берет штурмом Азов, открывая дорогу к морю, и в 1674 году руководит постройкой флота под Воронежем и его действиями в Черном и Азовском морях. Этот флот состоял из парусно-гребных судов, галеры и скампавеи, – в точности как тот флот Венеции, который в 1571 году наголову разбил турецкий флот при Лепанто. В таких внутренних морях, как Азовское и Черное, в узостях проливов, среди мелких островков, когда важнее быстро маневрировать среди приливов, мелей и течений, чем преодолевать большие расстояния, галеры оказывались куда эффективнее океанских судов: они меньше зависели от ветра, и когда паруса линейных кораблей беспомощно обвисали, галеры уверенно шли на абордаж или поворачивались бортом для залпа.

Флот Касогова – эскадра в 60 вымпелов перебрасывала русские войска по рекам до Азовского моря, наносила удары по турецким крепостям на побережьях Азовского и Черного морей, действуя среди узостей и мелей Азовского моря и вдоль побережья Крыма.

Миних был не первым, кто взял Очаков, – это уже делал Г.И. Касогов в 1687 году.

Что мешало перенимать опыт, думать о результатах войн Василия Голицына и Григория Касогова? Конечно же, совершенно ничто… кроме невежества и полного отсутствия желания.

Да еще если русская армия била турок, то турки одновременно били союзников-австрийцев, и Австрия заключила с ними сепаратный мирный договор, фактически предав союзников. К концу войны измотанная Российская империя оказалась один на один с Оттоманской.

Из всех бесчисленных русско-турецких войн эта была самая неудачная. Продвинуться на стратегически важных направлениях не удалось, тактический успех выражался разве что во взятии Бахчисарая, Перекопа и Очакова, а сил воевать дальше не было, и погибло почти 100 тысяч человек. Это при тогдашнем-то малолюдстве! При населении всей Российской империи от силы в 14 миллионов человек!

Но даже и так проведенная война позволяла много чего требовать. Российская империя потребовала себе все побережье Черного моря от Кубани до устья Дуная, присоединения к себе Крыма, независимости православных Молдавии и Валахии.

Но вести переговоры с турками путем придворных интриг стоящий у трона прибалтийский немец Бирон поручил французскому послу Вильневу. По отзыву знавших его русских, был он «ума не первоклассного», но своеобразие заключенного договора явно зависело не от его ума, а от интересов Франции, вовсе не стремящейся к усилению Российской империи.

По Белгородскому договору Азов отходил России, но без военных укреплений; эти укрепления следует срыть. Россия не может иметь в Черном море ни военных, ни торговых кораблей. К тому же султан отказался признать императорский титул царицы. Трудно было представить себе большее издевательство!

Можно спорить, были ли действия Бирона открытым предательством и сознательной попыткой навредить Российской империи или проявлением обычнейшей биологической тупости, но вот именно такие действия он и произвел, нанеся Российской империи колоссальный ущерб.

А царица осталась довольна деятельностью Бирона! Андрею Ивановичу Остерману, который и вел переговоры с Вильневом, она даже подарила 100 тысяч рублей за свои «труды» по устройству мирного договора. Вильнев же награжден был высшим российским орденом Андрея Первозванного… Россияне же могли думать сколько угодно, имеют ли они дело с безумием, государственной изменой или патологической тупостью.

Каждая версия имела свои преимущества, но если говорить конкретно об Анне Ивановне – она-то, конечно, не изменница. Тупая бабища царских кровей, с интеллектом даже не деревенской бабы, а падшего создания из портового заведения, она искренне не понимала, что делает.

Армия, да и все российское дворянство, были очень недовольны войной, способами ее ведения, засильем немцев, колоссальными потерями. Указ Анны Ивановны 1736 года уже независимо от ее желания делался способом выпустить пар из котла.

По этому указу дворяне могли записывать в службу не всех сыновей, а одного из них оставлять для «ведения экономии», то есть для ведения хозяйства, присмотра за поместьями. Представляя герольдмейстеру своих «недорослей», отец определял, которого из них он оставляет для ведения семейного хозяйства. И герольдмейстер проверял у этого парня только знание грамоты, арифметики и геометрии, а в службу его не определял. Так появился небольшой слой дворян, которые вообще никогда не служили, даже в штатской службе, а занимались только «экономией», то есть управлением поместьями, решением частных задач и частного благосостояния своей семьи. Слой небольшой, это верно, но ведь раньше и такого слоя дворян не было.

Кроме того, уже в 1731 году правительство учреждало Шляхетский кадетский корпус сначала на 200, потом на 360 недорослей. Окончив Шляхетский корпус, дворяне получали право вступать в службу сразу офицерами, минуя солдатскую службу.

Дворяне и раньше обходили требование – начинать службу рядовыми, и делали это с величайшей простотой: записывали в полки едва успевших родиться детей. Случалось записывать и еще не родившихся детей… но если и рождалась девочка, несуществующего мальчика объявляли умершим, выправляя соответствующие документы. Впрочем, при хороших знакомствах можно было и не объявлять умершим сына, а просто подождать год-два-три – пока родится следующий ребенок. Если мальчик – то его и записывали в полк, и получалось, – он «начал служить» еще за год-два-три до своего физического рождения…

И в результате сих мер дворянский мальчик ко времени, когда в 15 лет «недоросль» должен был идти в службу, уже давно имел «выслугу лет», позволявшую начать службу офицером.

Теперь же дворянство получило законное право обходить службу рядовыми – тем более что в Шляхетском корпусе царили совсем не такие нравы, как в Навигацкой школе времен Петра I – уж во всяком случае кадеты не голодали и не разбегались побираться, продав сапоги и мундиры, чтобы не пропасть от голода.

Уже в 1730 году Анна Ивановна упразднила петровский закон об единонаследии. То есть земельные владения остались в полной собственности хозяина под названием «недвижимое имение-вотчина», а вот завещать эту недвижимость владелец мог сразу всем детям и разделить на какое угодно число частей разного размера. Можно сколько угодно потешаться над дворянами, делившими и переделивавшими крохотные имения; по поводу «деревни на девять владельцев» иронизировал и Пушкин. Но эта идея – давать свою долю наследства всем детям – была по душе дворянству.

В 1730 году был издан первый из указов (потом их повторяли в 1740–1758 годах), где право покупать населенные земли и крепостных крестьян закреплялось только за дворянством. В первую очередь за дворянством потомственным, но и за личным – за теми простолюдинами, которые стали чиновниками и не сумели или просто не успели дослужиться до 8-го класса, дававшего право на потомственное дворянство.

Все недворяне должны были в установленное время продать земли с крестьянами и крепостных, которыми они владели теперь «незаконно». Так дворянство из рук Анны Ивановны получило МОНОПОЛИЮ на крепостное право.

И получается, что уже в самые первые годы своего правления Анна Ивановна, одной рукой удавливая вольнолюбивый дух русских дворян, другой рукой давала им многое, что дворяне давно бы хотели получить.

А указом от 31 декабря 1736 года Анна Ивановна ограничила срок дворянской службы! Теперь, прослужив 25 лет, дворянин мог выйти в отставку и жить в своем имении, получая пенсию. При этом «нижние чины» по-прежнему служили бессрочно, и было это откровенной привилегией «благородного сословия», дворянства.

Шла война, и возможности, содержащиеся в Указе, еще три года оставались лишь некой теоретической возможностью. Но в 1739 году, как только заключили мир с Турцией, дворяне стали выходить в отставку толпами, тем более что и война, и правительство не были популярны. Ну их… Бирону служить!

И в результате этих настроений увольнялись совсем молодые люди, порой не достигшие и 30 лет, – их «служба», конечно же, на 80 или 90 % состояла только в том, что их записали в службу еще до появления на свет, при рождении или в 2–3 года. Правительство вынуждено было ограничивать действие собственного указа, увольняя в отставку только тех, кто действительно прослужил 25 лет: иначе армия рисковала остаться без своего офицерского корпуса. Среди всего прочего, требуя 25 лет «настоящей» службы, правительство показывало, что отлично понимает – большинство офицеров обходит законы и служит намного меньше. Но пока не было такой необходимости, правительство готово делать вид, что не замечает этой хитрости. Тоже привилегия своего рода…

А кроме того, с 1731 по 1739 год, все время своего правления, Анна Ивановна дает дворянству то одну, то другую привилегию, все последовательнее раскрепощает дворян. Она клянется в верности политике своего страшненького дяди, но все основательнее возникает двойной счет: закрепощение всего народа и хотя бы частичное раскрепощение дворянства.

Двойной счет был и при Петре, но вовсе не в пользу дворян. Теперь же в этом двойном счете правительства дворяне всегда оказываются в выигрыше – им последовательно дается больше, чем остальному народу. Население Российской империи все более закрепощается. А дворянство, наоборот, раскрепощается.

И получается, что как бы ни страшно было правление Анны Ивановны, какими бы трагедиями ни обернулось оно для множества людей и даже целых семей и родов, какие бы серьезные претензии ни могло бы предъявить к ней дворянство, но ведь оно многое и получило.