Текст книги "Упавшие в Зону. Учебка"

Беспалый настолько вжился в роль бесстрашного сталкера, что не сразу понял, почему его винтовка не реагирует на жмущий на спусковой крючок палец и не поливает больше никого свинцовым дождем. Но осознание ситуации пришло быстро: у него кончились патроны.

Глава 7

Поначалу Тавказаков впал в ступор, но длился тот, к счастью, недолго. Привычный к сложным научным расчетам мозг лихорадочно заработал. Вопрос: «Что делать?». Ответ «стрелять» уже отпал. «Драться врукопашную» – казался настолько идиотским, что Аникей лишь поморщился от досады: только время на глупость потратил. Напрашивался самый логичный ответ: «Бежать», но Беспалый прекрасно помнил, что сделать этого ему не дадут – за кустами ноги просто откажут и вернут его на линию огня. «Стоп! – подумал вдруг он. – А что если бежать не назад, а вперед?»

В первое мгновение это решение тоже показалось нелепым, ведь впереди были враги. Но, поразмыслив еще, Аникей Александрович понял, что иного выхода у него просто нет, а этот все же имеет некоторые шансы на успех. «Во-первых, – размышлял доцент, – если я побегу не назад, а вперед, то вряд ли сработает «тормоз» – сомнительно, что такой алгоритм предусмотрен «программой». Очень маловероятно, что предусмотрен. Во-вторых, цепь «урфинов» приблизилась уже чуть ли не вплотную, и она уже достаточно прорежена, чтобы попытаться рвануть навстречу и проскочить между двумя ртутноголовыми. Остается совершенно неизвестным «в-третьих». Непонятно, эти живые роботы «запрограммированы» на то, чтобы поворачиваться и стрелять в обратную сторону. Но даже если и так – можно будет попытаться залечь, вжаться в землю. Неужто ради меня одного – неясно, убитого или живого, – кто-то станет возвращаться?»

Как бы то ни было, это действительно было единственным шансом. И сталкер Беспалый рванул вперед.

Сначала «урфины» – один слева, один справа – повернулись к нему, навели на него оружие. Но расстояние было небольшим, а мчался Аникей быстро, и если бы «зомбяки» открыли огонь, то попали бы как раз друг в друга. А вот поворачивать назад, как и надеялся Тавказаков, они не стали. Как только он оказался за их спинами, тут же потерял для них интерес.

«А ведь это явная ошибка в программе! – запоздало спохватился Беспалый. – Сейчас, если бы я захотел и у меня были патроны, я бы их накосил пачками». Хорошо, что он не подумал так сразу, – может, и не решился бы тогда на столь авантюрный поступок. Но все могло оказаться иначе, и в программе не только не было никакого бага, а напротив, ее алгоритм учитывал все, в том числе и отсутствие у противника патронов. Как они это могли узнать? Да очень просто – считали количество выстрелов, например. Тридцать раз пульнул, магазин не поменял – значит, пустой. Или же в их каплевидных головах была установлена такая мощная оптика, что они издалека видели контрольное окошечко магазина. А если патронов у спарринг-партнера нет, пусть себе гуляет. Зачем по нему стрелять, полезную вещь портить? По этой же самой причине по нему, возможно, и не стали палить, пока он бежал, а вовсе не потому, что не успели. Успели бы, наверняка бы успели! «Только сбрякало бы», – как говаривала бабушка Аникея.

И вот теперь он оказался в безопасности. Но вопроса «Что делать?» это все равно не снимало. Идти к пещере он не мог. Даже не потому, что позади вовсю стреляли, – скорее всего, опять сработал бы «тормоз». Или пустого его бы все-таки выпустили?.. Нет, тут что-то не то. Если бы тех сталкеров, кто уже отстрелялся, спокойно отпускали домой, то они все бы и уходили. Но ничего подобного Беспалому его новые друзья не рассказывали. Да и как-то уж слишком смешно бы это выглядело, чересчур по-детски, что ли. «У меня патроны кончились, я домой пошел» – так, что ли? Но вот вперед его пропустили. Почему? Все-таки программный баг? Или… Тут Аникей Александрович сглотнул… «Или там, впереди, меня ждет нечто такое, что я еще триста раз пожалею, что побежал. Если будет чем жалеть в принципе». Так неужели он все-таки сглупил?

Но стоять столбом на простреливаемом поле было не менее глупо. Ведь сталкеры продолжали стрелять именно в его сторону – пули то и дело свистели то слева, то справа, то поверху, будто примериваясь, беря его в вилку. Да нет, конечно же, никто в него специально не целился, но недаром же гласит старая солдатская мудрость о пуле, которая дура.

«Так что и мне не нужно быть дураком», – решил Тавказаков и, пригибаясь, двинул вперед. Шел он быстро, логично полагая, что раз уж это поле без вреда для себя истоптало такое количество «урфинов», то аномалий на нем точно нет. При этой мысли его передернуло – вспомнил, как заполошно и долго бежал по лесу к месту сражения, не думая об аномалиях вовсе. Впрочем, наверное, у так называемых Хозяев, кем или чем бы те ни были, имелись сведения о точном расположении аномалий. Да уж само собой имелись – ведь они же их и понаставили в своей дьявольской Учебке. И, опять же, вспомнились слова Злыдня, который назвал здешние аномалии детскими аттракционами, среди которых нет ни одной смертельной. «Как он там говорил? «Покрутит, поплющит, пожамкает – да и выплюнет». Так что, пожалуй, их и впрямь очень-то опасаться не надо, хотя, разумеется, осторожным в любом случае быть не помешает. Ведь и поплющить-пожамкать может так, что мало не покажется. Ну а если все же Злыдень ошибался или знал не все? – рассуждал на ходу доцент. – Да взять того же «звездочета», что лишил меня самого пальца! Пусть это не аномалия, пусть это какой-то фантастический монстр, – какая разница? Как ты опасность ни назови, хоть аномалией, хоть монстром, хоть курочкой Рябой, но если тебя эта курочка может до смерти заклевать, то ее надо бояться и встречи с ней избегать».

Поэтому, когда закончилось поле, сталкер Беспалый, выставив зачем-то перед собой бесполезную «Машу», пошел вперед очень осторожно. И поначалу все шло хорошо. Сменивший кустарник лес был тих и спокоен. Это улучшило настроение ученого, и он стал подумывать о том, чтобы сделать крюк, обогнуть поле подальше с какой-нибудь стороны и попробовать все же двинуть к пещере. Ведь иначе ничего хорошего ему не светило. Голод давал о себе знать уже сейчас, жажда и вовсе здорово мучила, и если шанс найти в лесу ручеек или пусть даже лужу все-таки имелся, то подстрелить дичь ему было не из чего. Да и не умел он охотиться. Опять же, как бы он стал эту дичь есть – сырой, что ли? Как ни крути, а возвращаться к пещере было жизненно необходимо. «Ведь даже если все-таки сработает «тормоз» и ноги откажутся идти, – логически рассуждал Аникей, – то это не может длиться вечно. Бой все равно скоро закончится, и неважно, кто победит, все равно держать сталкеров будет незачем. Даже при самом плохом раскладе, если они все погибнут. Собственно, при таком – тем более никого не потребуется держать».

И Беспалый, прикинув, с какой стороны ему лучше обойти поле, стал поворачивать вправо.

Шел он осторожно, поначалу наломал даже веточек и кидал кусочки перед собой, как Плюх и Забияка гайки. Но веточки были слишком легкие, далеко не летели, а ломать их было неудобно – мешала повязка на левой ладони, да и обрубок мизинца стал побаливать. Камешков в лесной траве в достаточном количестве найти не получилось: потратил минут пятнадцать, а отыскал всего три. В конце концов Тавказаков решил, что пытаясь набрать камней, он рискует попасть в аномалию ничуть не меньше, чем просто шагая, куда ему нужно, только еще и время попусту тратит.

И он зашагал без подстраховки, рассудив, что чему суждено произойти, то и случится, как ты ни страхуйся. Конечно, он не считал при этом ворон, которых, к тому же, как и других птиц, в этой Зоне тоже не было, но опасность все же проглядел. Обидно то, что он вполне себе увидел необычную проплешину впереди, словно траву на полянке шагов десяти в диаметре тщательно примяли. Подумал даже: «Ого! Кто это тут повалялся, слон, что ли?» Прислушался, ничего подозрительного не услышал и пошел прямо через эту полянку. То есть, собрался пойти, но успел сделать всего один шаг на примятую траву, как его тоже «примяли».

Ощущение было таким, будто на плечи ему и вправду забрался слон. Колени тут же подогнулись, и Беспалый кулем повалился на землю, едва успев вытянуть руки. Винтовку он к тому времени опять перебросил за плечи, и теперь она давила на спину, словно весила пуд, не меньше. Дышать было ужасно трудно, но все-таки можно. Пошевелить руками-ногами Аникей тоже сумел, но недостаточно рьяно, чтобы можно было ползти. Кстати, он отметил при этом, что двигать ногами было полегче. И вообще, давление на тело было неравномерным; он лежал головой к центру поляны, и эпицентр аномалии, похоже, был там. Странно, но ничего похожего на панику Беспалый не ощущал и мог размышлять вполне спокойно. Наверное, потому, что понял: непосредственно его жизни ничто не угрожает; правда, если он не выберется за полчаса-час, то, голодный и обезвоженный, может не выдержать и потерять сознание, а это уже, скорее всего, неминуемая смерть, если, конечно, на него случайно кто-то не наткнется и из этой беды не вытащит. Между прочим, идея о сторонней помощи была неплохой, и Тавказаков попробовал крикнуть. Но, сдавленный тяжестью, он сумел выдавить лишь жалобный писк, который и с трех шагов кто-то бы вряд ли услышал. «Да и есть ли хоть кто-нибудь в обозримых пределах? Может, в эту глушь вообще никто не забирается, одного меня занесло».

Но тут, в опровержение этой мысли, Аникей ощутил под пальцами правой руки нечто твердое и гладкое, вдавленное в землю. Он, конечно, чувствовал это и сразу, но обратил внимание только что.

«Вот ведь, – с горестью подумал он, – какая насмешка судьбы! Когда искал эти камешки, чтобы не попасть в аномалию, их не было, а как только в эту самую аномалию вляпался, вот тебе и камешек». Сделав усилие, он чуть двинул пальцем и засомневался: а камешек ли это? Слишком уж тот был гладким и вроде как цилиндрической формы. Ученый снова напрягся, убрал палец и скосил туда взгляд. Между пальцами правой ладони блестело что-то продолговатое, размером с патрон для винтовки. «Тьфу ты! Да это и есть патрон!» – дошло до Аникея Александровича. А это значило, что тут до него уже кто-то был и этот кто-то сумел отсюда выбраться. И если смог кто-то еще, то сможет и он!

Это открытие придало Тавказакову сил. Сначала он, стиснув зубы и собравшись, едва гнущимися пальцами выковырял из земли патрон – не пропадать же такому добру! Затем подвигал ногами, вдавил, насколько смог, носки ботинок в землю и попробовал согнуть колени. Это у него, пусть и не так хорошо, как он надеялся, но все-таки получилось, и примерно на сантиметр-полтора он «отъехал» назад. До края «проплешины» – так он стал называть про себя аномалию – по его прикидкам было не больше метра. «Это значит, еще попыток сто, и ноги окажутся на свободе! А тогда уже дело пойдет легче. Да оно с каждой попыткой будет все легче, ведь давление будет ослабевать». Эти соображения совсем было обнадежили Аникея, не учел он лишь того, что с каждой попыткой у него будут уменьшаться и силы. Поэтому когда минут, наверное, через сорок – а ему показалось, что и через все четыре часа, – ему удалось-таки, пятясь, как полураздавленный рак, выбраться из ловушки, сил на то, чтобы подняться, у Беспалого уже не осталось. И он провалился в глубокий сон, больше похожий на обморок.

Когда Аникей Александрович проснулся, уже темнело. Преимуществом этой Зоны перед прошлой, с черно-багровым небом, было то, что смена дня и ночи происходила здесь не столь стремительно, а почти как дома. Почти, но, конечно же, не так. Хотя бы уже потому, что неба как такового здесь не было в принципе. Вместо него – лишь светло-серая пустота, которая, казалось, если долго смотерть на нее, засосет в себя, втянет. А когда наступало вечернее время, пустота просто становилась темней, будто кто-то неведомый и всемогущий медленно-медленно вращал ручку реостата, увеличивая сопротивление цепи. Это длилось около часа, может, чуть меньше. А потом Учебку поглощала тьма. Полная, беспроглядная, без искры, без звездочки, без малейшего лучика света. И оказаться в такой темноте вне жилища было по-настоящему страшно. До дикой жути, до потери рассудка.

Беспалому еще не доводилось любоваться этой местной достопримечательностью, но он понимал, что когда стемнеет, он не сможет идти. То есть физически сможет, но это будет, во-первых, очень медленно, а во-вторых, куда более опасно, чем при дневном освещении. Ко всему прочему, он просто не поймет, куда идти и в лучшем случае будет нарезать круги на одном месте.

По правде сказать, он и сейчас, учитывая пережитое в «проплешине», не особо представлял, в какую сторону следует двигаться. Сначала он был уверен в одном направлении и даже начинал движение; потом начинал сомневаться, и ему казалось, что идти нужно правее; затем – строго налево; минут через пять-семь – что ровно в противоположную сторону. Факторов, мешающих правильно ориентироваться, имелось несколько. Главным был лес, не имеющий никаких «особых примет» – ни мха с северной стороны деревьев, ни более пышной растительности с южной. Да и самих понятий «север» и «юг» в Учебке не было, равно как «запада» с «востоком» и всяких там промежуточных «зюйд-вестов» и иже с ними. Тут бы и компас наверняка не сработал. Но даже без компаса… Даже если ученый решил бы двигаться согласно основным ориентирам, как это делают путешественники, – по солнцу днем и звездам ночью, – то ведь и возможности использовать этот способ Аникей Александрович был напрочь лишен. «Какое солнце, какие, в бога душу мать, звезды! Вы здешнее небо видели?.. Считайте, вам чертовски повезло, если нет. Потому что…» Беспалый на мгновение поднял глаза, но тут же отвел взгляд… потому что туда вообще лучше было не смотреть. И ведь это так реагировал доцент Тавказаков – ученый, которому как раз должны были быть интересны такие явления! Что же говорить о простых смертных… Кстати, то, что Аникей Александрович был все-таки именно «кабинетным» ученым, а никаким, если уж честно, не сталкером, не путешественником и даже не обычным охотником-любителем или пусть хоть простым грибником, то это служило еще одним фактором, из-за которого он совершенно не умел ориентироваться в лесу. Он не догадался даже обламывать веточки, помечая свой путь, а потому ему уже не раз казалось, что он видит те же самые кусты-деревья, мимо которых проходил полчаса назад.

В итоге Беспалый понял, что заблудился окончательно. А сумрак был уже настолько густым, что нужно было срочно искать не дорогу домой, а место, где можно укрыться на ночь. Но только никаких нор! Аникея аж передернуло, и тут же заныл укороченный палец. К счастью, совсем рядом обнаружилось очень похожее на ель, хоть и не такое высокое, дерево, у которого разлапистые хвойные ветви свисали, подобно многоярусным юбкам. Нижняя «юбка» опускалась до самой земли, образуя самый натуральный шалаш – лучшего без топора и не сделаешь.

Тавказаков подошел, сунул в густую хвою ствол «Маши», пошевелил им и негромко позвал:

– Эй! Есть тут кто-нибудь?

Никто из «шалаша» не отозвался. Конечно, там мог сидеть кто-то, кто попросту не умел говорить, или, что, пожалуй, еще хуже, тот, кто этого делать не хотел, чтобы не спугнуть самостоятельно лезущую в лапы жертву. Но выбирать Аникею не приходилось. К тому же у него теперь был один патрон, который он предусмотрительно вставил в магазин сразу же. И ставший было бомжом сталкер Беспалый встал на корточки и полез в свое временное жилище.

Под «елкой», на осыпавшейся, совсем почти не колкой хвое, было очень мягко и уютно. А еще очень хорошо пахло – как под Новый год в детстве. И несмотря на то, что совсем недавно Аникей уже неплохо поспал, сон его сморил почти мгновенно.

Глава 8

Проснулся ученый от того, что снаружи кто-то негромко, но весьма возбужденно разговаривал. О том, где он находится и почему, – вспомнилось сразу. Сквозь хвойные ветви в «шалаш» проникал свет – утро уже наступило, и это радовало. В общем-то, радовал и звук человеческих голосов, ведь о том, чтобы встретить людей, Аникей накануне даже не мечтал. Тем не менее спешно выскакивать с радостными воплями он повременил – сказывался уже какой-никакой сталкерский опыт. Для начала не мешало послушать, о чем говорят, прикинуть, сколько там человек, постараться понять, какие у них намерения. Ведь в случае чего, у доцента был всего лишь патрон.

Между тем говорили о нем. Точнее, говорил, поскольку слышался лишь один голос; а если еще более точно, то не просто говорил, а тараторил, выстреливая слова, словно пули.

– Там есть! Там точно кто-то есть! Потому что там кто-то храпел. Что, по вашему мнению, я не могу определить, храп это, или, прошу меня извинить, не храп?.. И заметьте, господа, больше он не храпит! А это, вы не поверите, может говорить лишь об одном…

Сначала Беспалому почудилось, что это разливается соловьем Грибок, – стиль речи был чем-то похож. Но все-таки лекарь не тарахтел такими очередями, да и зачем он поперся бы в лес с одной ногой? Разве что сам Аникей накануне дошел-таки почти до пещеры, но не разглядел ее в наступивших сумерках?..

Эти мысли пронеслись в голове ученого быстро. И когда говоруна снаружи прервали, сначала Беспалый попросту отказался верить ушам.

– А ты знаешь, почему он не храпит? – сердито зашипел кто-то голосом доцента Тетерина. – Потому что ты его своей трескотней разбудил.

– Да уж, Николай, – негромко подключился голос профессора Сысоева, – вы бы потише себя вели, мало ли.

– Поздно уже потише, – буркнул Тетерин. – Он уже в нас, небось, целится.

– Я не целюсь! – выпрыгнул из-под хвойного укрытия Аникей и с чувством непередаваемого радостного изумления действительно увидел перед собой потерянных коллег. – Я не целюсь в вас! Я лишь безумно рад вас видеть!

И он бросился обниматься – сначала с Юлием Алексеевичем, затем с Олегом Дмитриевичем, потом дернулся было к плотному коренастому незнакомцу с перевязанной головой, но обнимать его все же не стал. Сысоев с Тетериным застыли соляными столпами, выпучив на Тавказакова глаза так, словно увидели привидение. Незнакомец же растерянно перебегал взглядом с одного ученого на другого, а потом и на третьего, и так далее, по кругу, чередуя направления, и лишь приговаривал, точь-в-точь как ошалевший попугай:

– Что?.. Кто?.. А?.. Кто? Что? Ну!.. А? Что? Кто?..

– Конь в пальто, – наконец не выдержал Аникей. – Что это с вами за чудик?

– Ты живой!!! – завопил наконец доцент Тетерин и бросился обниматься вновь, осознав, видимо, что перед ними все же не призрак.

– Как ты, как? – закудахтал, хлопая по бокам руками, профессор Сысоев. – Аникей Александрович, миленький, да мы ведь тебя уже похоронили!..

– Где? – никак не мог убрать с лица счастливую улыбку Тавказаков.

– В «дне»! – хохоча ответил ему Тетерин.

– Мы ведь думали, что ты погиб, голубчик, – дрогнувшим голосом произнес Юлий Алексеевич.

– И так переживали, так переживали, что решили: без тебя нам жизнь не мила! – продолжал веселиться Олег Дмитриевич. – А потому тоже прыгнули в «дно».

– Так вот почему вы здесь! – дошло наконец до Беспалого. – Вы сознательно… нырнули в эту ловушку? Но зачем?!..

– Говорю же, без тебя нам… – начал Тетерин, но Сысоев его перебил:

– Не надо, Олег, хватит, – и перевел взгляд на Тавказакова: – Зона гибнет… То есть она на грани полного уничтожения. Осталось, может, пара дней, а то и пара часов. А, кто знает, возможно, она и уже… Короче говоря, мы решили использовать хотя бы и самый ничтожнейший шанс. И, как видишь, у нас получилось.

– Да уж… – поежился Олег Дмитриевич, хотя было совсем не холодно. – С той Зоной – все, это понятно. Изменения начались, и сильные. Когда мы отправились к «дну», затрясло так, что мы стали прощаться. Но в тот раз пронесло. Правда, изменило цвет небо, стало бледно-розовым. И молнии больше не трещат.

– Сама Зона трещит по всем швам, – сказал Сысоев. – Людей жалко.

– Постойте… – екнуло у Аникея в груди. – А где Плюх, Забияка, этот… зеленый… как его… Блямс?.. Они что, погибли?..

– Мы не знаем, – насупился Юлий Алексеевич. – Мы разделились. Они решили пойти к кораблю. Сначала и мы собирались, но потом… В общем, мы с Олегом Дмитриевичем выбрали другой путь.

– И со мной, – подал голос коренастый незнакомец. Чем-то он напомнил Беспалому Тушкана, только одет был не так – в черную куртку. В черном были, кстати, и его коллеги. И у всех троих были новенькие – это бросалось в глаза – «Печенги».

– А кто это? – кивнул на незнакомого мужчину Тавказаков.

– Я хороший! – выкрикнул коренастый, умоляюще взирая на Сысоева.

– Да, он хороший, – хмыкнул Тетерин, – не бойся. Иногда, правда, стре…

– Не надо! – резко оборвал его Сысоев. И четко представил Аникею незнакомца: – Николай Николаевич Катков. Прозвище Дед. В настоящее время – сталкер, в прошлом – авиационный инженер.

– Практически, – дополнил Николай Николаевич. – Без диплома только. Не успел, в силу обстоятельств.

– А почему он с вами?

– Потому что мы его… пригласили. Не оставлять же человека на верную смерть.

– Но там же еще сотни остались.

– Мы с Дедом… гм-м… пересеклись, – поймал предостерегающий взгляд Сысоева доцент Тетерин. – Как раз перед тем как разделиться.

– И я выбрал их! – заявил Дед столь торжественно, будто участвовал в выборах президента, и его голос оказался решающим. – А вы, как я понял, уже виделись ранее?

– Нет, – съязвил отчего-то Беспалый. – Это чистый экспромт. Для вашего, Николай Николаевич, увеселения.

– Не надо, Аникей, – поморщился Юлий Алексеевич. – Он правда неплохой человек. Да, наше знакомство началось с инцидента, но это же Зона, ты должен помнить, как там… А как, кстати, здесь?..

Аникей Александрович поднял левую руку. Повязка донельзя испачкалась, истрепалась, и он снял ее вовсе.

Вновь прибывшая троица уставилась на его обрубок во все глаза. Особенно широкими они были у коллег.

– Вот так здесь примерно, – опустил руку Тавказаков. – Немногим лучше той Зоны. Хотя свои плюсы имеются. Только скажите сначала, у вас есть что пожрать? И попить?.. А то я сейчас сдохну.

Напившись и насытившись, Беспалый подобрел настолько, что представился наконец Каткову и даже обменялся с ним рукопожатием. А потом, под нетерпеливым давлением коллег принялся рассказывать свою историю. На всех, включая Деда, она произвела сильное впечатление. И Николай Николаевич первым его и озвучил:

– Ну ни хрена ж себе, простите за выражение! Это что же получается? Из огня, так сказать, да в полымя? Из одной задницы выпрыгнули, а в другую вскочили? Образно, конечно, говоря.

– Я бы не сказал, что эти… гм-м… задницы одинаковые, – подумав, сказал Сысоев. – Здесь, по крайней мере, нам не грозит немедленная смерть.

– Здесь нам грозит чуть-чуть отсроченная, – недовольно глянул на профессора Тетерин. – На недельку-другую после того, как та Зона исчезнет.

– Ну-у… – протянул Юлий Алексеевич, пряча взгляд. – Так-то да… Но мы же не знаем всей подоплеки. В конце концов, те уважаемые сталкеры, что ввели в курс дел Аникея Александровича, могли в чем-то ошибаться. Или не знать всего.

– Но ведь прямо сейчас мы не умрем? – спросил Дед.

– Если из-за кустов не выскочат «урфины» и не положат нас, то нет, – криво усмехнулся Аникей.

– Ну, тогда поживем и посмотрим. Так сказать.

– А где мы будем жить? – спросил Тетерин. – Ты говоришь, у твоих знакомых сталкеров пещера?

– Да, но там на всех места не хватит, – развел руками Беспалый.

– Но ты рассказывал, что… м-мм… Хозяева… кто-то или что-то предоставляет вновь прибывшим жилье? – посмотрел на него Сысоев.

– Если честно, с жильем я не очень понял. Одежда, оружие – это да. А вот жилье…

– Но ведь одежду с оружием не с парашютами сбрасывают.

– Нет, конечно! Думаю, нет… – пожал плечами Тавказаков. – Хм-м, и впрямь интересно. Одежда и оружие, мне почему-то так кажется, находятся уже сразу в жилище.

– Отсюда делаем вывод, – подобрался Юлий Алексеевич, – что, скорее всего, все это в комплекте и предоставляется новичкам. А раз нам этого не предоставили, то, вероятно, с нами что-то не так. Или мы нежеланные гости, или нам отводится иная роль.

– Роль… дичи, – сглотнул Катков.

– Всем нам в любом случае отводится роль дичи, – «успокоил» друзей Аникей Александрович. – А насчет того, что жилье сразу не предоставили, так, наверно, надо просто до него дойти. Вряд ли жилища расположены хаотично по всей Учебке. Мне думается, они должны быть ближе к периметру, чтобы не загромождать центр.

– По которому дичь, так сказать, будет убегать от охотников, – тихо проговорил Дед.

– Постойте-ка, – сказал вдруг профессор Сысоев. – А почему мы вообще так озаботились вопросом жилища?

– Чем же нам еще озаба… озабочиваться? – быстро-быстро заморгал Катков. – Жратва пока есть, оружие с патронами – тоже. Даже, вон, Аньку нашли.

– Кого?!.. – двинул к нему Беспалый.

– Ну… тебя. Вас, в смысле, – залепетал, пятясь, Дед. – Вас же Аникеем зовут? Ну вот… Уменьшительно – Ань… ка…

– Я сейчас тебя самого уменьшу! – дернул затворную ручку «Маши» Беспалый.

– Стоп-стоп-стоп! – поднял руки и встал между ними доцент Тетерин. – Успокойтесь немедленно! Не хватало нам еще друг дружку убивать да калечить.

– Так он же, гад… – начал Аникей, но Олег Дмитриевич замотал головой:

– Нет-нет-нет! Никаких ссор и ругательств. Поодиночке в Зоне не выжить, ты же знаешь. Давайте вот что сделаем. Сейчас каждый из нас скажет, как к нему лучше обращаться, чтобы закрыть этот вопрос раз и навсегда. Ну, что касается Юлия Алексеевича, думаю, никто не станет спорить, что именно так, по имени-отчеству и на «вы» его и следует звать.

– Зачем уж так-то… – засмущался тот. – Разве я какой-то особенный?

– Разумеется. Вы – доктор наук, профессор. Старше всех нас, в конце концов.

– Ну… да… Но ведь это долго выговаривать – Юлий Алексеевич. А если критическая ситуация, опасность? Пока скажете, меня уже доедать будут, – попытался тот пошутить. – Давайте хотя бы «профессор», если просто по имени стесняетесь.

– Аникей, – буркнул Тавказаков, косо глянув на Каткова. – Можно Беспалый, так меня тут прозвали. На «ты».

– Дед! – радостно воскликнул Дед. – Или Николай, если вам угодно. Хотите – Колян. И не «выкать», само собой.

– А я Олег, – широко улыбнулся доцент Тетерин. – Другие варианты как-то и не просматриваются. И, конечно, на «ты».

– Вот и прекрасно, – потер руки Юлий Алексеевич. – Одна проблема решена. Но ответа на свой вопрос я так и не получил.

– Насчет жилища? – вскинулся Дед. – Зачем, так сказать, озаба… тьфу ты!.. озабочиваться?

– Именно.

– Ну как же? Простите великодушно, но это же очевидно. Проистекает, так сказать, из самого понятия. Жилище – чтобы жить.

– Не умничай, Колян! – сверкнул на него Беспалый глазами. – Ты Юлия Алексеевича учить собрался?

– Да я… Нет!.. – испугался тот. – Что вы, то есть, что ты, это я так. Для прояснения, если можно так выразиться.

– Нельзя, – отрезал Аникей и посмотрел на профессора. – А вы, Юлий Алексеевич, пожалуйста, поясните, что вы имели в виду.

– Я имел в виду: зачем нам жилище? Мы что, собрались тут жить?

– А что нам остается?

– Но было ведь уже озвучено, что жить здесь скоро будет в любом случае невозможно. Так может быть, стоит поискать отсюда выход?

Все разом повернули головы к профессору. И почти синхронно воскликнули:

– Но как?

– А где?

– Чаво?..