Текст книги "Петр Великий и управление территориями Российского государства"

В наказах воеводам волжских городов, где в уездах компактно проживало нерусское население, ставился ряд необходимых условий. Так казанскому воеводе предписывалось смотреть, чтобы «татар, черемис (марийцев – А. Д.), чуваш и вотяков (удмуртов – А. Д.)» не только представители русской администрации, но и их «братья» из высокопоставленных «молодших людей… не обидели напрасно и продаж, и убытков не чинили». Также в Казанском уезде в поселения чувашей и черемисов купцы «панцирей, пищалей и никакого железа, что годно к войне, не продавали». (Ясно, что власти боялись восстаний, да еще с применением современного оружия). Далее: «Кузнечного и серебряного дела чуваши и черемисы не делали (бы – А. Д.), и кузнечной, и серебряной снасти ни у кого б в чуваше и в черемисах, и в вотяках не было». У кого это будет найдено, то отвозить в Казань. У нарушителей расспрашивать: у кого взяли? Их следовало предупреждать, что, в случае повторного нарушения, последует наказание «и смертная казнь». Представители этих народов должны были покупать топоры и косы, серпы и ножи в Казани. Причем местные торговцы должны были продавать им едва ли не поштучно, в одни руки, чтобы «лишнего» не запасали. С торговцев, нарушивших такой порядок, воевода и приказные брали пени по указам.

Воевода обязан был также следить, чтобы высокопоставленные русские, мурзы, татары, чуваши и черемисы у представителей этих же народов и у вотяков ни их земель, ни жен и детей «ни в каких долгах и закладах к себе не имали и ни в какие крепости не писали». Нарушителей ожидала смертная казнь, а «кабалы и крепости» силы не имели[8]8
  ПСЗ. Собрание первое. СПб., 1830. Т. 3. № 1540, 1542, 1579, 1585, 1594–1595, 1650, 1670, 1738; Т. 4. № 1792, 1822, 1835–1836.


[Закрыть].

Основные положения наказа воеводе привел еще С. М. Соловьев. Он же обозначил перечень «обыкновенных» мирских расходов на воеводу: по приезде нового ему собирали 120 р., «на хлеб» в месяц давали по 12 р., да до 20 пудов разного хлеба, с ямщиков он брал 30 р. и на сено лошадям 50 р. в год. Все это кроме регулярных подношений продуктами и пивом. А. А. Преображенский так оценивал воевод еще времен царя Алексея Михайловича, отца Петра I: «Воеводы правили как маленькие царьки… Будучи почти полновластным хозяином уезда, воевода имел большие возможности для наживы. Вымогательство и произвол стали обычной нормой повседневной административно-судебной практики воевод и их окружения». Следует отметить, что в крупные города воеводами назначались члены боярской Думы – бояре и окольничие – и у них имелись «товарищи», то есть младшие воеводы. В современной историографии воеводская служба представлена в таком же ракурсе[9]9
  Соловьев С. М. Указ. соч. М., 1962. Кн. 7. С. 81–82, 92; История СССР. М., 1967. Т. 3. С. 64; Писарькова Л. Ф. Государственное управление России с конца XVII до конца XVIII века. Эволюция бюрократической системы. М., 2007. С. 39–40.


[Закрыть].

В рассматриваемый период больше всего указов касалось сибирских воевод. Особенно беспокоили власть их злоупотребления по поводу привоза в Сибирь и вывоза из Сибири запрещенных товаров. В 1692–1693, 1695–1696 гг. принимались наказы таможенным головам Верхотурья и указы в таможни, касавшиеся, помимо прочего, порядка пропуска воевод, дьяков и «письменных голов», их родственников, свойственников и «знакомцев» с различными товарами. Поскольку нас интересуют воеводы, постольку мы будем упоминать только их. Так вот, воеводы, когда ехали на службу в Сибирь, везли с собой много вина, медов, иных запасов и товаров для торговли, «для бездельных своих прибытков». И в сибирских городах, на службе, сами они и их дети, не соблюдая требования наказов, тем торговали, а иные меняли на «мягкую рухледь» в том числе на запрещенных к приобретению соболей и лисиц. Не брезговали воеводы и тем, что все это «емлют насильством» и вывозят сами, их дети, родственники и «знакомцы». Они же могли подряжать для подобных целей торговых и промышленных людей. А «ясачная» пушнина оказывается «худая» так, что в Сибирском приказе «доброй… не объявляется». Учреждались особые заставы, где товары, привозимые через Верхотурье в Сибирь и обратно, осматривались и все, что сверх указов, провозить не разрешалось. Также разных чинов людям, провозившим запрещенные воеводские товары и деньги, предлагалось объявлять их на заставах. За то, что будет обнаружено, у них конфискуют «животы», будут их бить кнутом, «водя по торгам нещадно и сажать в тюрьму до указа». Объявившим воеводскую «мягкую рухледь» и деньги положена их четвертая доля. Что будет найдено у самого воеводы и его родни – конфискуется в пользу казны.

Предусмотрено, что верхотурские воеводы и дьяки «учнут норовить» воеводам-нарушителям. Таможенный голова должен об этом писать в Москву. То же следовало делать и в случае их собственных злоупотреблений. Также сибирским воеводам не разрешалось брать с собой в Европейскую Россию «опальных», сосланных в Сибирь, а также представителей сибирских народов[10]10
  ПСЗ. Т. 3. № 1443, 1474, 1518, 1523, 1530.


[Закрыть].

Специально оценки мехов в сибирских городах (кроме Тобольска) касался данный из Сибирского приказа именной указ 18 декабря 1695 г. В нем развивалась тема, поднятая в наказах. В последнее время, в Москву «ясачная» пушнина приходит, оцененная в сибирских городах гораздо выше, а меха против прежних «плоше». В Москве гости их оценивают еще выше, а иногда приходится пушнину «уценять». В Сибирский приказ поступают «изветы» из разных сибирских городов от «ясачных людей», где сказано, что «многие воеводы воруют лучшие ясачные соболи и иным зверем берут себе, а вместо того кладут худых». Вместе с воеводами действуют и «ясачные сборщики» и взамен «доброй» пушнины тоже «кладут худую». Поэтому воеводы на месте, чтобы «цену исполнить, велят ценить ценой дорогой». Всем сибирским воеводам, кому послан этот указ, объявлено, что в случае, если в Москве из-за их завышенной оценки пушнины придется делать ее «уценку», то последняя будет «доправлена» на них и их оценщиках. Кроме того, воеводы и оценщики должны расписываться в «ценовных» отписках. (Та же тема поднята 22 марта 1697 г.)

Беспокойство по поводу того, что от частых перемен сибирских воевод в государственной казне «учали быть великие недоборы», выражал именной указ 24 апреля. Нормальными сроками их службы объявлены 4–6 лет. Воевод приходилось часто менять из-за их злоупотреблений, о которых сказано выше. Так даже «в малые годы» они наживают себе «великие пожитки и богатство», а челобитчиков по поводу их произвола в Москву не пускают. Из-за многих обид местное население служилых людей «на зимовьях побивает», а иные бегут в Китай. Да еще «изменники мунгалы» «побивают» и служилых и «ясачных» людей. Указ констатировал необходимость в воеводских наказах подробно прописать права и обязанности воевод, а тех из них, кто будет нарушать их положения, населению не слушать и подавать на них челобитные в Москву.

Такой же указ 26 декабря снова обличал злоупотребления бывших сибирских воевод. Здесь также отмечено, что воеводы и их подчиненные, несмотря на запрет, вино «курили» и продавали его, а также табак и игральные карты. Также без доклада в Москву «многих людей пытали и смертию казнили», соболей и другую пушнину забирали у «ясачных» «из-за муки». Снова сказано о бегстве их в Китай и «в разные дальние безвестные места». Не «стерпя мучений», в Якутии «ясачные иноземцы» «ясачных сборщиков» и служилых людей «на дорогах побивают до смерти». Также воеводы в таможенные дела «вступают», что им строжайше запрещено. Без государева указа и проезжих грамот посылают людей для торга в Китай беспошлинно.

Указ строжайшим образом запрещал всю незаконную практику. Пытать и казнить как русских, так и инородцев можно было только по государеву указу (пытки разрешалось применять самостоятельно только в случаях, описанных в Уложении 1649 г.) Сбор «ясака» следовало поручать только «добрым» людям. Вновь пренебрегшим запретами грозила смертная казнь и конфискация всех «животов». Специально воеводам, которые продолжат практику прежних нарушителей государевых указов и наказов, грозили «великим разорением» вплоть до смертной казни и конфискации вотчин, поместий, дворов и всех «животов». Воеводам же, которые будут добросовестно выполнять свои обязанности, обещали прибавку сроков их воеводства на 3–6 лет «перед прежними». Понятно, что сибирская служба, даже без вопиющих злоупотреблений, давала хороший доход.

Боярский приговор 8 января 1696 г. стал весьма полезным начинанием для воевод и дьяков, отправлявшихся на сибирскую службу: Верхотурская таможня не должна была проверять, сколько они брали с собой денег. Однако, именной указ 16 января вновь повторял обвинения воевод в махинациях с пушниной, в грабеже «ясачных» которые разбегаются. Здесь снова содержатся угрозы сурового наказания ослушникам. Показания с торговых людей на притеснявших их сибирских воевод должны были собрать по именному указу 23 января. Приведенный нами выше порядок размещения «колодников» в Верхотурье из соответствующего воеводского наказа прописан и в именном указе 21 января.

Боярский приговор 30 июля касался вмешательства сургутского воеводы М. Трусова в дела местной таможни. С него за это велено «доправить» 1,6 тыс. р., во что оценен ущерб казне. Таким же решением 31 августа бывший туринский воевода И. Морев, не отдавший новому воеводе казенные деньги и уехавший не дождавшись сменщика, должен был уплатить и долг казне, и пени за все прегрешения в размере около 1 тыс. р. Не случайно именной указ 30 сентября 1697 г. напоминал положения воеводского наказа о строгом исполнении порядка передачи должности от прежнего к новому воеводе.

Две грамоты в 1697 г. были направлены в Енисейск стольнику, воеводе Глебову. В первой, 28 октября, отмечено, что государю «ведомо учинилось», что в сибирских городах, особенно в Якутске, многие служилый люди делают себе, женам и детям одежду из дорогих «золотных и серебряных» шелковых тканей с дорогими же кружевами. «Иные» ходят в собольих и дорогих лисьих мехах, «чего им по чину своему носить не довелось». Такую роскошь они себе позволяют путем «кражи» государевой казны и «грабежа» «ясачных людей». Воеводы закрывают на это глаза, потому что и им справляют шубы лисьи и собольи «самые добрые». Служилые люди же, «что у них сверх обычных пожитков окажется», должны тратить на покупку себе «доброго» вооружения и «панцирей», чтобы к «боям с неприятелями» быть всегда готовы, или же строить себе хорошее жилище. Глебову предписано потребовать от своих служилых людей, чтобы они такого платья не носили. Если же подобное «объявится» – забирать в казну, а виновным чинить наказание «по вине смотря».

Другая грамота Глебову 26 ноября сообщала, что государю стало известно о бесчинствах «домовых детей боярских» Сибирского и Тобольского митрополита. Посланные в сибирские города взимать церковную десятину они разоряли местное население и брали «взятки великие». Глебов должен был учинить «розыск» в своем уезде и держать этих «десятильников» в Енисейске до указа из Москвы «скованными». Ему же 18 апреля 1698 г. был предназначен именной указ, который запрещал строить новые монастыри без государевых грамот, поскольку в Сибири и мужских, и женских монастырей уже «довольное число есть».

Именной указ 18 декабря 1696 г. направлял в Томск грека А. Левадиани «с товарищи» для розысков серебряной руды. Сколько серебра он найдет, грек должен привести в Томск к воеводе В. Ржевскому. Последний же обязан был переправить образцы руды в Москву, в Сибирский приказ. При этом у Левадиани воевода должен взять «сказку», где бы он определил: сколько надо людей, чтобы в год «накопать» руды, из которой 1 пуд серебра выйдет, и во сколько это станет казне. На расходы в Томск тогда было бы послано 500 р. О постройке заводов на месторождениях железной руды сказано в именном указе 10 июня 1697 г. Верхотурский воевода должен был осмотреть подходящие места нынешним летом и «учинить чертеж». Следовало отметить, где были у «мужиков» небольшие железные заводы и есть ли от них доход. Найденную руду проверить «опытами».

Ряд именных указов касался специально работы таможен. Так 3 декабря 1697 г. в Нерчинске таможенные пошлины указано брать только серебром и золотом. Если воевода задерживает торговых людей и тем причиняет им убытки, то с него брались пени. В таможнях по пути из Сибири к Москве 16 декабря велено внимательно осматривать сани с грузами, в том числе и воеводские, чтобы в них не везли «заповедные товары». Вновь о таможенных пошлинах в Нерчинске сказано в именной указе 22 января 1699 г.: вместо 5 к., велено брать по 10 к. с 1 р. оценки товаров.

Именной указ 28 марта 1698 г. инициировал посылку грамот к сибирским воеводам, чтобы они проконтролировали взимание с проживавших там «бухарцев» податей и оброков с их движимого и недвижимого имущества наравне с русскими людьми. Развитию в ряде сибирских городов: Енисейске, Иркутске, Илимске, Красном Яре, Нерчинске и Тюмени, – винокурения посвящен именной указ 7 ноября. Воеводы должны распорядиться купить там хлеб, когда на него низкая цена, и чтобы было достаточно для винного курения. В подходящих местах следовало построить дворы и найти винокуров. С того времени, чтобы вино продавалось только там, а по слободам, селам и деревням винокурни «со всякой жесточью искоренить». Выкуривать по 1–2 тыс. ведер, а ведро вина должно стоить не больше 50 к. 22 ноября было подтверждено, что воеводы в сибирских городах делами таможенных и кабацких администраций не ведали.

Подозрительное отношение к сибирским воеводам у московской власти сохранялось. Так 1 января 1699 г. по приговору думного дьяка «с товарищи» «знакомцев, свойственников и людей» сибирских воевод (кроме боярина, князя М. Я. и стольника, князя П. М. Черкасских) в Сибирь и обратно без государева указа и грамот из Сибирского приказа не пропускать. Если таковые все же через Верхотурье поедут, их велено «имать» и расспрашивать: по какому указу, куда и с чем едут. Что у них «явится» разных товаров и писем, все следовало переписать, «имать» и прислать в Москву, в Сибирский приказ. До указа тех лиц содержать на Верхотурье «с великим бережением, чтобы никуда не ушли». Черкасским же, которые воеводствовали в Тобольске, велено писать о посылках своих людей «отписки» с их именами, чтобы с ними не ездили посторонние. Привилегированное положение тобольских воевод объясняется тем, что старший их них был главой «Тобольского разряда», старшим над всеми сибирскими воеводами, которые по ряду вопросов должны были ему писать донесения[11]11
  ПСЗ. Т. 3. № 1511, 1522, 1526, 1531, 1533–1535, 1545, 1547, 1561, 1578, 1588, 1596, 1598, 1601, 1606, 1610, 1626, 1629, 1652, 1655, 1665, 1672.


[Закрыть].

Ввиду ответственности воеводы за поступление в казну различных доходов мы встречаем указы, касающиеся этой сферы их деятельности. 23 ноября 1693 г, именной указ предписал печатные пошлины, которые брались на местах, посылать в Печатный приказ. Так воеводы отдавали на 1–2 года на откуп или оброк желающим различные угодья. И с больших откупов их было положено брать по ¹/₃₂ к. с 1 р. стоимости откупа, да с челобитной – 25 к. в год. Сообщить, взяты ли пошлины с судебных дел и израсходованы они или нет по именному указу 24 мая 1694 г. должны были воеводы в Московский судный приказ, а также прислать соответствующие приходо-расходные книги В связи с грамотой 5 апреля 1698 г. смоленский воевода должен был продолжать взимать с местных мещан оброки с «излишних волоков и моргов» (принятые там меры земельных участков), соответственно, по 40 к. и 4 к. в год. Сольвычегодскому воеводе и стольнику Украинцеву грамота 14 августа предписывала озаботиться раскладкой податей и повинностей жителей Усолья, Лальского погоста и других волостей. Он же по грамоте 11 ноября должен был взять с уездных крестьян «десятую деньгу» (чрезвычайный налог) «против» 1679 г. А что «наложили» на них «усольцы лишку» – «доправить» на последних в пользу уездных жителей[12]12
  ПСЗ. Т. 3. № 1476, 1494, 1627, 1639, 1653.


[Закрыть].

Воеводы по именному указу 29 мая 1691 г. должны были следить, чтобы на «почтовых письмах», доставляемых в город, в Приказной избе подьячие подписывали, когда они поступили («в каком числе и часе»), кто их послал и кому предназначены. Именной указ 8 июня 1693 г. учреждал почтовое сообщение от Москвы до Архангельска. «Гонять почту» по этому маршруту «с Великого государя грамотами и со всяких иноземных торговых людей грамотками, а от Архангельска к Москве с воеводскими и гостиными отписками и торговых людей грамотками же». Если письма в дороге будут потеряны, то ямщика должен расспрашивать воевода, и «распросные речи» прислать в Москву, в Посольский приказ, а ямщика до указа держать в Сьезжей избе. Из таможенных и кабацких доходов, по-прежнему, именным указом 16 октября 1694 г. велено было давать прогонные деньги брянским ямщикам «на ямские подводы по гетманским листам и по воеводским подорожным». Брянскому воеводе приказано прогоны по иным поводам не оплачивать[13]13
  Там же. № 1408, 1470, 1497.


[Закрыть].

Собственно воеводской службы касались несколько указов. Так 20 марта 1689 г. в города Московского уезда посланы грамоты к воеводам, чтобы они «ездили сами» с «межевщиками», посланными для межевания «спорных земель». Воеводам и «сыщикам» именной указ 9 августа 1691 г. грозил пени и «жестоким наказанием, и разорением», а также «поместья их и вотчины будут на Великого государя отданы в раздачу бесповоротно», если они «в обыске» станут «обыскных людей» писать в одну «сказку», не по указу, семьями и «многолюдством, а не порознь всякого человека». Именной указ 9 июля 1692 г., формально, предназначался ярославскому воеводе, но касался всех воевод: он упразднял известных с XVI в. губных старост и поручал воеводе «всякие расправные и татинные, и разбойные, и убивственные дела» ведать. Воеводы должны были сами назначать себе помощников из числа отставных дворян и детей боярских. Такой же указ 13 сентября обязывал воевод «чинить жестокое наказание» «нарочным посыльщикам», которые сопровождали «колодников» к месту ссылки, если они по какой-то причине дадут своим подопечным бежать. За такой проступок «посыльщиков» велено бить кнутом и ссылать в ссылку вместо бежавших, вместе с их женами и детьми. Об этом сообщать в Москву. В городах воеводам следовало принимать челобитные от лиц, от которых бежали их холопы. На челобитных должны ставить подписи воеводы и приказные люди по именному указу 14 марта 1694 г.

В городах приказным людям и воеводам к посадским и торговым людям напрасно «не приметываться и разорения, и убытков им не чинить». – требовал именной указ 4 апреля 1695 г. О том, что в городах воеводы «корыстуются» взятыми у воров и разбойников «платьем и рухледью», частично возвращая их истцам, но не присылают в Москву, в Стрелецкий приказ, что следует по указу, отмечено 2 сентября. Вновь сказано, что пойманных воров и разбойников «с воровской разбойной рухледью и с платьем, и с ефимками (талерами – А. Д.), и золотыми, и с перстни» посылать в Москву, в Стрелецкий приказ. Именной указ 26 ноября 1696 г., в случае если помещики заявят, что местный воевода им «недруг», запрещал последнему назначать их крестьян на службы в целовальники и сторожа «к тюремным делам». Их можно было использовать в других городах. В соответствующем разделе мы будем подробнее касаться вопроса о разрешении торговли в государстве табаком. Именной указ 1 февраля 1697 г. отмечал, что до сих пор табак в городах и уездах продавали «тайно с ведома воевод и приказных людей». Теперь табак разрешено продавать легально с уплатой пошлин. О том же грамота вологодскому воеводе 15 апреля. В городах, в Приказных избах, воеводы, во время судебного разбирательства, чинили допросы истцу и ответчику. Именной указ 16 марта велел воеводам следить, чтобы обе стороны к соответствующим документам «прикладывали руки» и бралась бы по ответчику «поручная запись, что ему ставиться в приказе (в Москве – А. Д.) по вся дни, до вершения дела». Ввиду того, что воеводы на местах должны заниматься вопросами розыска беглых крестьян и людей, именной указ 14 марта 1698 г. напоминал им, чтобы они отдавали этих беглых их прежним владельцам. С тех помещиков, кто беглых принимал, велено брать «наддаточные» деньги: за крестьянина по 4 к., да «за жилые годы» по 20 р. за год. Приказчиков уличенных в этом помещиков – бить кнутом. Августовские статьи строго запрещали воеводам принимать беглых в какую-либо службу и писать их «в тягло». В случае нарушения с воевод и приказных брать пени и наказывать, «смотря по человеку». Если же воеводы и приказные сами станут принимать беглых к себе, то при их возвращении прежним владельцам взимались «зажилые деньги по указу»[14]14
  ПСЗ. Т. 3. № 1338, 1412, 1442, 1449, 1490, 1510, 1515, 1557, 1570, 1576, 1580, 1623, 1645.


[Закрыть].

Воеводы были обязаны обеспечивать сбор дворянства на государеву службу. Так 20 апреля 1693 г. к ним направлялись грамоты о посылке стольников, стряпчих, дворян московских и жильцов в Белгород и Севск «без всякого мотчания». Нарушителям распоряжения грозили «большой опалой», а воевод призывали дворянам «не норовить». На службу они должны были явиться со своими людьми и «с боем» (с оружием). «Нетчикам», написанным в 2–3 «нетях», (неявках на службу) «быть в большом разорении». Но государи их пожаловали «за прежние их службы, и за раны, и за походное терпенье», и за смерть родственников «велели те их вины им отдать», а быть им на той службе. Но если все же кто-то решится остаться «в нетях», то «поместья и вотчины отписаны будут на нас и розданы в раздачу челобитчикам бесповоротно, без всякого милосердия и пощады». На жалование ратным людям именной указ 18 февраля 1695 г. распорядился собрать со всех дворян, в том числе и с воевод, с их поместий и вотчин по 70 к. с каждого двора. 25 декабря уже приказано взять для тех же целей по 2 р., а 26 января 1697 г. – по 50 к. 15 марта 1695 г. воевод Лебедяни, Ельца, Козлова, Воронежа, Острогожска, Костянска и Коротояка обязали специальной грамотой, чтобы они не препятствовали приезжавшим к ним донским казакам покупать для своих нужд хлеб и всякие товары «против прежнего».

Именной указ 11 июля 1696 г. обязал воевод отдать на оброк «охочим людям» отписанные на государя у солдат поместья на территории Белгородского полка. Новгородским, псковским и великолукским воеводам 12 января 1698 г. напомнили статьи из их наказов, чтобы они строго следили за написанием «в листах» и челобитных из литовских и немецких городов «полного» государева титула и учреждали по дорогам заставы, «буде произойдет слух о моровом поветрии» за рубежом[15]15
  ПСЗ. Т. 3. № 1465, 1506, 1508, 1524, 1544, 1568, 1668.


[Закрыть].

После отмены «кормлений» в XVI столетии, к XVII в. местная военная, административная и судебная власть была сосредоточена в руках воевод. Они являлись полновластными хозяевами в своем городе и уезде. Основной их задачей было контролировать сбор доходов в казну, бороться с преступностью, антигосударственными выступлениями, на пограничных территориях предотвращать вторжения неприятельских отрядов и проникновение шпионов, судить местное население в соответствие с законодательством.

Мы видим, что воевод постоянно обвиняли в различных злоупотреблениях, в стремлении нажиться за счет местного населения и ущербе казенным интересам. Особенно вопиющие преступления вскрывались на территории Сибири. Воевода XVII в. – это уже не «кормленщик», поскольку он подчинялся московским Приказам и должен был исполнять государевы указы, вышедшие из них. Однако, воеводская власть была сродни «кормленщической». Понятно, что Петр I хорошо знал обо всех недостатках воеводского управления. Он не мог пройти мимо, по разным причинам, этого института местной власти, о чем будет сказано в следующей главе.