Текст книги "В поисках смысла (сборник)"

37. И снова о ЕГЭ

Июнь у нас в семье, помимо всего прочего, месяц, когда жена, школьная учительница, возит детей на ЕГЭ. Возвращается усталая и сердитая – не только от нелюбви ко всякой казенщине, но еще и потому, что видит на практике, как это самое ЕГЭ проходит. Учителя, нимало не стесняясь, могут решать задания для своих подопечных прямо в учительской – главное, вовремя договориться. Впрочем, их сразу предупредили в РОНО, когда еще первый ЕГЭ только намечался: готовьте детей к поступлению через олимпиады, потому что приедут теперь поступать из юго-восточных республик дети с бумажками по сто баллов. Они и приехали, в том числе и такие, которые не могут без ошибок написать заявление о приеме. Если в Москве у всех на виду учителя решают за учеников, что творится в дальних аулах, представить нетрудно. Об олимпиадах я вообще промолчу – призовые места там уже давно имеют вполне конкретную стоимость, и это ни для кого не секрет.

Но я не о том, что коррупция введением ЕГЭ не побеждена, а скорее перенаправлена – это и так очевидно. Преступность вообще невозможно уничтожить какой-то одной решительной мерой – она определяется желанием граждан находить обходные пути и способностью власти заставлять их платить за такие пути неприемлемую цену, а главное – заставлять всех и всегда, а не тех только, кто под руку подвернется. Как раз в плане борьбы с коррупцией ЕГЭ может быть важным, пусть и всего лишь первым шагом – действительно, чем единообразнее процесс, тем проще его проконтролировать.

Но ЕГЭ в нынешнем виде заставляет нас задуматься о цели школьного образования как такового. Вот свежий пример: двуязычная дочка наших друзей, жившая в Германии с 5 до 15 лет и ходившая все эти годы в немецкую школу, отправилась на экзамен по иностранному языку (немецкому, конечно). Провожая дочку на экзамен, мама волновалась, как бы не поставили 100 – вышло бы слишком нескромно. Но волноваться не стоило, она получила 87. И выдала такое пояснение: «Там вопросы были как-то не по-немецки составлены. Как будто их пять раза туда-сюда перевели, и сами подзабыли уже, чего хотели спросить. Ну, я отвечала, как привыкла. Только было ощущение, что с идиотом разговариваешь…»

О, как знакомо это ощущение! До сих пор помню «темы по английскому», которые мы заучивали наизусть в нашей спецшколе: «Komsomol is an active assistant of the Communist Party» и всё такое прочее. На экзамене требовалось их воспроизвести. Теперь мне почти ежедневно приходится говорить или писать по-английски, но ни разу ни одна из этих тем не оказалась востребованной. Видимо, и от нее требовалось не столько умение общаться на языке с его носителями и читать Ремарка в подлиннике, сколько воспроизведение неких заученных ответов. Конечно, человек, свободно владеющий языком, может сам придумать что-нибудь близкое и плохой оценки не получит, но никогда и не попадет в десятку.

То же самое касается практически всех гуманитарных наук. История, к примеру, предполагает не просто знание дат, имен и цифр, которые всегда можно посмотреть в разнообразных справочниках, а скорее умение пользоваться этими справочниками, самостоятельно проводить связи между разными явлениями, понимать логику исторических процессов. И оценки могут быть весьма неоднозначными. Конечно, в ЕГЭ все это тоже находит свое отражение, но сама природа теста предусматривает стандартные (а вовсе не оптимальные) подходы к решению стандартных задач. Вот, к примеру, «Почему автор-повествователь называет Онегина своим „странным спутником“?» (из демонстрационного варианта 2009 г. по литературе). Как, интересно, ответил бы сам автор-повествователь, зачли бы ему этот ответ или нет?

Гуманитарии стонут: нынешние дети, привыкшие к клипам, видеоиграм и эсемескам, плохо понимают тексты. Они умеют читать в том смысле, что знают буквы и складывают их в слова, а слова – в предложения. Но вот смысл абзаца понять им бывает намного сложнее, а уж проследить логику целого текста бывает и вовсе не под силу. Но разве не следует любой тест той же самой клиповой схеме: набор самостоятельных кратких задач, каждая из которых не связана с предыдущей? Получается, что в старших классах школы, где самое место для обучения текстовому мышлению, оно становится каким-то избыточным факультативом.

Впрочем, разве всё это касается только гуманитарных наук? Еще задолго до всяких ЕГЭ один студент сдавал экзамен по физике. Ему был задан вопрос: как с помощью барометра можно узнать высоту башни? Разумеется, стандартный ответ был таков: надо измерить атмосферное давление у ее подножия и на вершине и вычислить высоту по разнице. Способ этот, надо сказать, довольно неаккуратный: все же барометры не настолько точны, а разница в давлении ничтожно мала… И вот студент предложил лучший способ: спустить барометр с крыши на веревке, а потом измерить ее длину.

Экзаменатор решил поставить студенту неудовлетворительную отметку, но все-таки сначала посоветовался с коллегой. Коллега побеседовал со студентом, и тот предложил еще несколько решений: например, сбросить барометр с башни и замерить время его падения, или в солнечную погоду измерить тень от барометра и сравнить ее с тенью от башни. Наконец, можно просто подкупить управляющего этой самой башни: подарить ему прекрасный барометр, чтобы он назвал точные габариты строения. Оценка в итоге была поставлена отличная, но дело в том, что коллегу звали Эрнест Резерфорд, а студента – Нильс Бор, и оба стали в свое время лауреатами Нобелевской премии по физике. Только не во всякой экзаменационной комиссии сидит такой лауреат, к сожалению.

К экзаменам дети начинают готовиться с первого класса (впрочем, уже звучит в эфире реклама некоего элитного образовательного центра для детсадовцев, который запускает этот процесс гораздо раньше, прямо не вставая с горшка). Нет, они не решают задачи прошлогоднего ЕГЭ, конечно. Но они старательно приучаются к великой власти алгоритма: лучшее это решение или посредственное – но решать надо именно так, и никак иначе, если хочешь получить хорошую отметку. Так было при советской власти в подавляющем большинстве школ, и ЕГЭ призван увековечить этот процесс штампования удобных посредственностей.

Призываю ли я ЕГЭ отменить? Нет, потому что это уже нереально, да и неполезно, на самом деле. Нам действительно нужны некие объективные, единые для всех показатели успеваемости. Только надо понимать, что эти показатели – лишь половина дела. Да, если ребенок получил 20 баллов, то либо он умственно отсталый, либо его очень плохо учили. Но вот верхняя часть шкалы, которая, собственно, и значима для конкурса абитуриентов, сама по себе мало о чем говорит: усидчивая посредственность будет здесь уравнена с настоящим талантом, и даже превзойдет его.

Так что ЕГЭ, несомненно, надо лишить всесилия. У нас в стране так принято: если уж сажать картошку или кукурузу, то только ее, от Таймыра до Каракумов. С образованием это проходит не лучше, чем с овощами. У экзаменаторов, безусловно, должны быть и какие-то другие критерии для оценки, как и сейчас это происходит в творческих институтах. Невозможно оценить способности художника или артиста по объективной стобалльной шкале, это понимают все. Но точно так же невозможна совершенно объективная оценка способностей лингвиста, историка, физика или биолога – нужно хотя бы посмотреть на человека. Собственно, в западном мире, которому мы в данном случае подражаем, эти тесты не служат единственным критерием: есть и другие показатели, из которых важнейший – собеседование.

Есть опасность, что будут принимать «своих»? Конечно, но, как видно, она и при ЕГЭ никуда не делась. Зато экзаменаторы, они же преподаватели, смогут все-таки посмотреть и решить, хотят ли они ближайшие пять лет учить именно этого студента. Впрочем, есть и другой вариант: набирать на первый курс «с запасом», а уж в первую и вторую сессию избавляться от явного балласта. Кроме того, не имеет никакого смысла годичный срок давности для результатов тестирования: если человек действительно овладел предметом, он не забудет его ни за год, ни за пять. А вот если он набил руку галочки расставлять, тогда, конечно, другое дело.

А впереди у нас еще ювенальная юстиция, и реформа бюджетной сферы, и многое иное, таинственное и неизбежное… В который раз мы сталкиваемся с одной и той же проблемой, традиционно обозначаемой «дураки и дороги»: можно ремонтировать выбоины, а можно совершенствовать формы отчета и контроля. Второе, в принципе, даже бывает на пользу первому – лишь бы оно его не подменяло.

38. На переднем крае научной бюрократии

Некоторое время назад обсуждался резкий отказ молодого нобелевского лауреата А. Гейма приехать в инновационный град Сколково. Конечно, была какая-то горькая ирония в том, что изобретателя графена, который может стать заменой силикону, хотели позвать в российскую «силиконовую долину» – как если бы изобретателя самолета пригласили на фабрику самых современных воздушных шаров. Отечественная модель инновационного развития, к сожалению, нередко подразумевает создание передового предприятия сегодняшнего дня, который… становится вчерашним уже по ходу строительства. Но сейчас вся электроника действительно строится на кремнии, будут ли графеновые микропроцессоры, никто пока не знает – но похоже, что если будут, то не в Сколково.

И я, кажется, могу объяснить, почему. Недавно я защитил докторскую диссертацию (спасибо за поздравления). Если бы заранее знал, каково оно – наверное, не взялся бы за этот труд. Но раз уж ввязался, пришлось проходить эту дорогу до конца. Вот только написать текст, убедить оппонентов и совет в его высоких качествах – это как раз было не самое трудное. Гораздо труднее было уследить за всеми переменчивыми требованиями Высшей аттестационной комиссии (ВАК).

Для тех, кто не сталкивался с этим, поясню. Ученые степени на самом деле присуждает именно этот всероссийский орган, а не диссертационный совет, который голосует в конце защиты – он лишь высказывает свою рекомендацию. А вот чтобы комиссия присудила степень… Для этого нужно много, очень много бумаг, и диссертация среди них – не главная. Ее и читать там особо не будут – будут тщательно следить за тем, как оформлены протоколы всяких заседаний и, например, листок по учету кадров советского образца. А самое главное, для докторской защиты надо иметь минимум семь публикаций в «ведущих рецензируемых научных изданиях из Перечня ВАК Минобрнауки России».

Вообще-то это нормально, что ученые публикуют статьи в рецензируемых журналах – то есть в таких, где каждая публикация рецензируется специалистами в данной области. Но только у нас в стране создан централизованный список таких журналов, который, к тому же, постоянно меняется, равно как и минимальное число публикаций. Действительно, в 90-е годы, когда любое ПТУ именовало себя лицеем, а любой провинциальный ВУЗ – академией, степени присуждались направо и налево всем платежеспособным соискателям, и такая простая мера должна была отсечь «левых» диссертантов. Но это в теории. На практике… Уже всем, наверное, известна история о том, как был опубликован в одном из таких журналов сгенерированный компьютером искусственный текст о «корчевателе», абсолютно бессмысленная белиберда – и ведь был отрецензирован, причем замечания были высказаны только к стилю!

Это, конечно, одиозный пример. Приведу другой, из своей практики. Я послал статью в один из журналов в списке ВАК, мне ответили: вопрос о публикации будет рассмотрен только после того, как вы оформите две (!) годовые подписки на наш журнал и пришлете нам в редакцию копию квитанций. До тех пор никто даже не будет читать статью. Я отказался, сдал статью в другой журнал, где ее действительно опубликовали бесплатно (через полтора года)… Говорят, публикуют и просто за взятки – такого не скажу, лично мне не предлагали, да я бы и не дал.

Но венцом всего стало микрофильмирование. Да-да, никаких опечаток: в 2010 году, как и тридцать лет назад, все защищенные диссертации положено превращать в микрофильмы, так трактуется постановление Правительства от 31 марта 2009 г. Казалось бы, если это дело государево, то должно делаться за счет бюджета. Но на деле регистрацию обязательного экземпляра осуществляет некий «Международный центр по информатике и электронике (ИнтерЭВМ)», который ни в каких постановлениях не упомянут, и за регистрацию ему причитается 1200 рублей. Это если обычным порядком, чтобы делали долго, а если хотите просто приехать, поставить у них штамп на карточку и уехать, это стоит уже 1800 рублей. Перечислять деньги надо в банк, который находится в соседнем здании с этим самым «ИнтерЭВМ».

Хорошо еще, что сама защита прошла бесплатно: не надо было арендовать зал заседаний, выплачивать зарплату членам ученого совета через какой-нибудь очередной регистрационный Центр. Это, кстати, свежая научная мысль, которую можно оформить в виде рацпредложения и тоже где-нибудь зарегистрировать.

У сотрудницы Центра, очень вежливой и милой тетушки, я спросил: а нельзя ли через интернет? Трудно представить себе диссертацию, напечатанную в наши дни на машинке. Отчего бы тогда не выкладывать файл, например, pdf на определенный сайт, чтобы и посетители могли бы потом его скачать? «Такого у нас пока нет», – ответила она. Хотя, судя по названию фирмы, о существовании ЭВМ там уже знают. Уже хорошо, особенно если учесть их «новости» на сайте, за последние полгода было ровно две: «с 6 по 8 октября 2010, кубинская делегация посетила ИнтерЭВМ» и «В ИнтерЭВМ состоялась встреча с ветеранами в честь 65-летия Великой Победы». Такие вот инновации.

А теперь представьте себе: ни одна научная степень в нашей стране не присуждается без этих переводов на счет «ИнтерЭВМ», потому что без проштампованной бумаги от них ВАК просто не принимает документы. Силиконовая долина? Зачем, когда на микрофильмах до сих пор можно зарабатывать, причем с гарантией! Поднимут цену вдвое, втрое, вдесятеро – что же, откажутся диссертанты, уже защитившиеся, от присуждения искомой степени? Да нет, конечно. Потребуют от них, они оплатят и переписывание диссертаций гусиными перьями на пергаменах. А куда деваться, если диссертация защищена, степень-то хочется получить. И на журналы подпишутся как миленькие, если потребуется.

Ученые – даже те, кто способен совершить нобелевское открытие – в общем-то, нормальные люди. Они хотят заниматься тем, что им интересно, и еще хотят, чтобы им за это платили деньги, на которые можно жить. Им не нужны несметные сокровища и великая слава (ищущие их не идут в науку). Но им нужно, чтобы их не дергали по пустякам, а доверяли их интуиции. К. Новоселов и А. Гейм в свое время обратили внимание на выброшенные куски клейкой ленты с тонким слоем графита. Так начался их путь к созданию графена, углеродной пленки толщиной в один атом. И зачем им все эти перечни ВАК, все эти микрофильмы? Зачем писать отчеты, когда можно работать?

Там, где создана подлинная научная среда с ее высокой требовательностью к методу и творческой свободой для идей, ВАК просто не нужен. Уверен, что Манчестерский университет (там и был открыт графен) и без ВАК не присудит научную степень кому попало, за деньги или по знакомству. Слишком уж он дорожит своей репутацией. Ну, а там, где такая среда не возникла или, наоборот, исчезла в связи с недостатком финансирования и эмиграцией либо смертью главных ученых, никакие административные контрольные меры уже не помогут, да и простое вливание денег – тоже. Бурную деятельность можно сымитировать, это даже легче, чем провести настоящее исследование, да и денег под грамотную имитацию дают больше.

Впрочем, пора заканчивать. Мне как научному сотруднику надо еще заполнить «показатель результативности научной деятельности» (ПРНД) за истекающий год, для отчетности. За статью, опубликованную в журналах из перечня ВАК, я запишу себе 10 баллов за печатный лист, а за статью в прочих журналах – только 8. А вот «разработка действующих компьютерных программ» принесла бы мне целых 15 баллов за 1 авторский лист. Да-да, никакой опечатки, инструкция Академии Наук требует измерять «действующие программы» в авторских листах. Это, видимо, 40 000 знаков… машинного кода? Языка программирования? А, какая разница, отчитаемся как-нибудь… От этого ведь и зарплата будет зависеть, и возможное повышение по службе.

Я не знаю, какие у К. Новоселова и А. Гейма ПРНД. Вряд ли они их вообще рассчитывали. Вот индекс цитирования у них есть: цифра, показывающая, сколько раз другие ученые сослались на работу своего коллеги. Иными словами, насколько востребованными и значимыми для научного сообщества оказались его работы.

У российских ученых нет такого индекса, зато у них есть ВАК, ПРНД, микрофильмирование и многое, многое, иное. И когда говорят, что российской науке не хватает финансирования, это только часть проблемы. Не в меньшей степени не хватает объективных критериев оценки и свободы от формального контроля. С ним удобнее, конечно, осваивать любые фонды… особенно если их выдадут под нобелевских лауреатов… только всё это уже не наука, а один большой-пребольшой корчеватель. Корчует с корнем, не пожалуешься на низкую эффективность.

39. Хотим ли мы жить в правовом государстве?

Разумеется, хотим, тут ни у кого нет ни малейших сомнений! Чтобы чиновники строго исполняли свои обязанности, гаишники-гибддшники не вымогали взяток, все поступали бы строго по закону, и никто не мог бы рассчитывать, что откупится от ответственности, или что по блату получит то, что ему вообще-то не полагается.

Тогда поставлю вопрос иначе: а сами мы готовы жить в правовом государстве? Проще всего адресовать этот вопрос тем, кто водит машину. Ну, чтобы было так: нас остановил сержант, и мы, если что нарушили, безо всяких «давайте на месте разберемся» честно признали бы свою вину, подписали бы протокол, и приняли бы на себя все соответствующие последствия. Хотим? Они, сержанты, этого совершенно не хотят: если разговор так поворачивается, тут же угрожают на месте лишением прав и чуть ли не расстрелом с конфискацией за всякую мелочь. И мы понимаем, в общем-то, что требования их несправедливы, но… нарушение-то в самом деле было, и все они там заодно, и потом ничего не докажешь, так что, товарищ сержант, вот вам моя объяснительная на бумаге с водяными знаками, а если мало, я еще одну такую же дам.

Словом, наша мили-полиция – совсем не то, что, к примеру, швейцарская. Но готовы ли мы сами ездить, как в Швейцарии? Чтобы даже на пять минут, даже если очень надо, даже если никому не создаем помех – вот просто не парковаться в неположенном месте никогда и ни за что? Готовы? Или, к примеру, никогда не обгонять на трассе через сплошную или с превышением скорости, даже если мы тащимся битых полчаса за трактором, а встречная пуста на два километра вперед? По-моему, ответ очевиден: основная масса московских водителей предпочтет воровато совать купюры сержантам, лишь бы не причинять себе таких кошмарных неудобств.

Мы все возмущаемся, услышав очередную историю про то, как расследование очередного ДТП со смертельным исходом ведется так, чтобы выгородить большого начальника или человека в погонах. Но представим себе на минутку, что у нас есть сравнимые возможности, например, что начальник московского ГИБДД – наш лучший школьный друг, и все его подчиненные об этом знают. Нет, мы, конечно, никого не будем сбивать или таранить, мы просто… ну как бы это сказать… мы просто иногда кое-что себе позволим за рулем, так, по мелочи – не правда ли? Так и эти начальники никого сбивать не собирались – просто они сами и их водители привыкли себе позволять. И однажды им кто-то подвернулся под колеса, только и всего.

А сержанты нас откровенно ловят. Поставят посредине узкого переулка со сплошной разделительной какую-нибудь поливальную машину, и как только ты ее объедешь – тут и он, родимый, сразу объяснит тебе недопустимость езды по встречке. Лишение прав до шести месяцев, но можно договориться. Их цель – вовсе не обеспечить безопасность движения, а ловить нас на нарушениях. Но мы же ловимся, как рыбка большая и маленькая, спешим сунуть, и зачастую даже больше, чем требуется официально, по протоколу. И если кто твердо и вежливо отстаивает свою позицию и готов идти официальным путем – такого могут просто отпустить, чтобы не связываться. Проверено на опыте.

Впрочем, хватит о поли-милиции, ее сегодня только ленивый не пинает. Она, конечно, вполне заслуживает все эти пинки, но ведь и мы, по сути, позволяем ей такой быть. К тому же среди полицейских немало честных людей, которые готовы нам помочь бескоростно, точнее, за наши налоги и свою зарплату.

Я приведу другой пример: московская прописка. Нам, москвичам, приятно, что она у нас есть, вроде как римское гражданство, которое в свое время было не у всех жителей империи, а только у потомственных столичных обитателей, да кое-кого из провинциалов этим гражданством награждали за особую преданность Риму. Вот и у нас примерно так же.

Но ведь прописка эта, хоть она и называется теперь регистрацией, на самом деле должна была уже давно уйти в прошлое. Действительно, в 1995 году Правительство России приняло постановление о регистрации, которая должна теперь носить уведомительный характер, в полном соответствии с Конституцией страны, гарантирующей свободу передвижения. Допустим, гражданин желает проживать в квартире, принадлежащей другому гражданину, и хочет уведомить о том государство. Что для этого требуется? По закону – только согласие обоих граждан, если регистрация временная. Владелец квартиры может просто прийти в паспортный стол и написать заявление.

Это в теории. На практике с него начнут требовать множество бумаг; с меня, например, в такой ситуации потребовали письменный договор о найме жилья, зарегистрированный в каком-то «городском центре арендного жилья», не за бесплатно, разумеется. Что получается? Государство вынуждает своих граждан заключать сделку (что само по себе есть нарушение закона) и к тому же обязывает регистрировать ее в какой-то конторе непонятного происхождения. Разумеется, антимонопольная служба приняла в свое время решение о незаконности таких действий. И как вы думаете, что-нибудь изменилось?

Собственно, сам разрешительный принцип московской прописки противоречит Конституции, что с завидным постоянством выясняется в судах. Периодически суд отменяет очередное постановление московских властей в отношении прописки, но немедленно принимается новое аналогичного содержания. Смысл этих постановлений один: именно чиновник будет решать, кому тут называться москвичом, и кому я могу позволить жить в своей квартире, а кому – нет. И чиновник в паспортном столе хамовато подтверждает: «нам зарплату мэр платит, вот мы его и слушаем, нам федеральные законы не указ». Да нет, господа чиновники, зарплата ваша взята у нас, налогоплательщиков.

Но мы это терпим. Мы суетливо выспрашиваем у каждого чиновного окошка, какие приносить бумаги. Естественно, что при таком подходе каждый раз конкретный список этих бумаг будет зависеть от доброй или злой воли чиновника, и мы не торопимся ему возразить, подать на него письменную жалобу – да заставить, в конце концов, его оправдываться в своих действиях, как он постоянно заставляет нас. Впрочем, есть исключение: московские «нелегалы» уже организовали целый форум, где они… нет, не наркотики и даже не арбузы продают, а обмениваются юридическими советами: как можно грамотно и корректно противостоять чиновному произволу. И в этом отношении они работаю на нас и за нас с вами, граждане с московской пропиской. И не только потому, что от сумы никому не стоит зарекаться, а еще и потому, что мы точно такие же жертвы произвола – только мы обычно пассивны.

Двадцать лет назад люди ходили на демонстрации. Им казалось, что стоит только свергнуть всевластие КПСС, объявить демократические реформы, как тут же само собой придет правовое государство, как в пресловутой Швейцарии. Что стало с этими надеждами, мы знаем. И сегодня всё больше людей начинают понимать, что правовое мышление и поведение зависит не столько от цвета флага, сколько от принятых в обществе моделей на уровне нашей повседневности. Да, власть диктует свои правила – но мы можем принимать или не принимать их хотя бы там, где это в наших силах.

А в Швейцарии, между прочим, жить хоть и очень удобно, но довольно скучно. Там даже грибы в лесу собирать закон разрешает только в определенные числа месяца, и законопослушные швейцарцы строго следуют такому закону. Так что вопрос, вынесенный в заглавие статьи, вовсе не риторический – в государстве, правовом до такой степени, немногие из нас будут рады жить.

Но несколько шагов в этом направлении нам явно стоит сделать, и начинать мы можем сами, вместе, не дожидаясь команды сверху. Даже если она будет дана, по дороге она потеряется в бесчисленных канцеляриях, обрастет подробностями, сводящими на нет всю идею. Давайте попробуем хотя бы иногда не спешить со взяткой, не бояться отстаивать свою правоту, не прятаться от ответственности. А грибы… да не до грибов нам нынче, как говорил один персонаж старинного анекдота.