Текст книги "Загадки истории. Франкская империя Карла Великого"

Впрочем, все эти, несомненно, обширные владения Меровинги контролировали в разной форме и с различной степенью интенсивности. Если к западу от Мозеля и к северу от Луары их власть была несомненной и непосредственной, то при постепенном отдалении от этого хартленда их владений она неминуемо исподволь теряла свою силу. Уже ближайшие регионы, такие как Бургундия, Аквитания или Прованс могли время от времени при благоприятных на то условиях проявлять признаки сепаратизма, не говоря уже об окраинных герцогствах востока, таких как Алеманния, Тюрингия или Бавария. И уже вовсе на самой дальней периферии оказывались полузависимые и время от времени то присоединяемые, то отлагавшиеся племена саксов, варнов, свевов, бретонцев или лангобардов. Поэтому в словах ответа короля Теудеберта на вопрос императора Юстиниана не было лжи. Общие владения франков действительно были громадными по площади и географическому размаху. Однако удерживать власть в периферийных землях и, тем более, на самом дальнем фронтире этого громадного пространства было возможно только за счет относительно регулярного военного присутствия, возраставшего по мере необходимости приведения окраинных народов в повиновение и уменьшавшегося в спокойное время до такой степени, что это позволяло отдаленным сепаратистам вновь предпринимать попытку отложиться от далекого центра. После этого история вновь возобновляла свой круговой ход, и франкские отряды спешили в крайние пределы меровингских владений.

Реакция центра на сепаратистские движения на окраинах была тем более эффективной, что этому в немалой степени способствовала система «долевых королевств». Действительно, каждое из них, как мы видели, имело земли как в центре владений Меровингов, так и продолжалось по направлению к окраинам. Эта довольно шаткая и рыхлая, на первый взгляд, система десятилетиями убедительно демонстрировала свою эффективность, позволяя не только преодолевать центробежные силы окраин, но и купировать внутренние конфликты. Каждому из «удельных королей» всегда было чем заняться на окраинах своих владений, если те беспокоили его самоуправством, либо же, если там было спокойно, королевскому взору всегда открывался привлекательный простор для экспансии за пределами самых окраинных областей державы.

Тем временем, получив от остготов земли в обмен на помощь против византийцев, а от ромеев – признание законности этих приобретений в обмен на невмешательство в конфликт и возможную помощь против готов, франки продолжили собственную игру, не соответствовавшую интересам ни одного из двух других контрагентов. Причем делали они это с мастерством политиков Нового времени, одновременно воюя на чужой территории чужими руками и заявляя о своей непричастности к конфликту.

Прокопий Кесарийский сохранил следующее свидетельство, относящееся к 537–538 гг.: «Теудеберт, король франков, по его (Витигиса – прим. автора) просьбе послал ему во исполнение союзного договора десять тысяч человек, но не франков, а бургундов, чтобы не показалось, что он нарушает свои отношения с императором. Эти бургунды делали вид, будто бы они отправились туда как добровольцы, самостоятельно, а не по приказанию Теудеберта».

Таким образом, король Теудеберт I мог на голубом глазу, причем нисколько не греша против истины, заявлять, что франков в Италии нет, это все бургунды, которые самовольно выступили в поход. Гибридная война – явление столь же давнее, как и государственная пропаганда и дипломатия, и воевать на чужой земле, выдавая свои регулярные войска за «добровольцев» и «отпускников» умели уже тысячи лет назад. И делать это могли не только изощренные и поднаторевшие в хитросплетениях международных отношений римляне и их средневековые преемники византийцы. Варвары оказывались весьма способными учениками своих имперских учителей.

Наконец, в 539 г. (точную дату сообщает крайне скрупулезный в вопросах хронологии хронист Марий Аваншский) Теудеберт I почувствовал себя в силах решиться на открытые действия в собственных интересах. Все тот же Прокопий Кесарийский в книге «О войне с готами» сообщает: «В это время франки, слыша, что во время войны готы и римляне нанесли друг другу большие потери, и полагая поэтому, что они очень легко могут подчинить себе большую часть Италии, считали для себя позором, что другие столь долгое время ведут между собой войну из-за страны, столь близкой к ним, а они, оставаясь спокойными, не мешают ни тем, ни другим. И вот, тотчас забыв о клятвах и договорах, которые так недавно они заключили с римлянами и готами (это племя в смысле верности самое лживое из всех), быстро собрав войско в сто тысяч человек, двинулись в Италию под начальством Теудеберта, имея всадников только около своего короля в небольшом числе; эти всадники имели только одни копья; все же остальные были пешими, не имели ни луков, ни копий, но каждый нес меч, щит и одну секиру. Ее железо было крепким, и лезвие с обеих сторон острое до крайности, деревянная же ручка очень короткая. При первом же натиске по данному знаку они обычно бросают во врагов эти секиры, разбивают их щиты и убивают их самих. Таким образом, франки перейдя через Альпы, которые служат границей галлам и италийцам, появились в Лигурии. До этого готы были сердиты на них за их неблагодарность: несмотря на неоднократные обещания готов дать им вперед и большую страну и много денег за их союз, они (получив все это) никак не хотели выполнить обещание; когда же готы услыхали, что явился Теудеберт с большим войском, они обрадовались и воспрянули великими надеждами, думая, что в дальнейшем они и без боя одолеют врагов».

Однако франки в этот раз явились в Италию отнюдь не как союзники остготов, и радость по поводу их появления была преждевременной и ложной. «Пока германцы были в Лигурии, они не делали готам никаких неприятностей, чтобы с их стороны не было для них никаких затруднений при переходе через По, – сообщает Прокопий Кесарийский. – Когда они прибыли к городу Тичино, где еще древние римляне выстроили мост через эту реку, то охранявшие этот мост оказали им всяческие услуги и разрешили беспрепятственно перейти через По. Захватив мост, франки принесли в жертву детей и жен готов, которых тут нашли, и их тела бросили в реку, как начатки войны… Увидев такое дело, готы пришли в непреодолимый ужас и, бросившись бежать, скрылись за стенами города. Перейдя реку По, германцы подошли к лагерю готов. Готы вначале смотрели с удовольствием, как они подходят к ним большими отрядами, полагая, что это воины, идущие им на помощь. Когда же стала прибывать сюда все большая толпа германцев и они приступили к делу, когда они, кидая свои секиры, многим неожиданно нанесли раны, готы, повернув тыл, бросились бежать и, в бегстве пройдя через римский лагерь, бежали в Равенну. Видя их бегство, римляне думали, что Велисарий, идя им на помощь, взял неприятельский лагерь и, победив в сражении, выгнал их оттуда. Желая (скорее) соединиться с ним, они, взяв оружие, ускоренным маршем пошли к нему».

Но и ромеи-византийцы также ошиблись не только относительно принадлежности войска, обратившего остготов в бегство, но и насчет его истинных намерений. Германцы-франки отнюдь не стремились прийти на помощь римлянам, что вскоре стало им очевидным. Прокопий из Кесарии так продолжает изложение событий: «… встретив сверх ожидания неприятельское войско, они против своей воли должны были вступить в бой и, разбитые наголову в бою, они уже не могли вернуться в свой лагерь, а все бежали в Этрурию. Когда, наконец, они оказались в безопасности, они донесли Велисарию обо всем, что с ними случилось. Оказавшись победителями, как сказано, и тех, и других (остготов и византийцев – прим. автора), франки нашли там (в лагере византийцев – прим. автора) запасы продовольствия, но в скором времени вследствие своего многолюдства, они их истратили, добыть же себе чего-нибудь другого в этой обезлюдившей стране, кроме мяса быков и воды из реки По, они не могли. Вследствие чрезмерного избытка выпитой воды (они так испортили пищеварение, что) не могли переварить это мясо и были почти все поражены поносом и дизентерией, избавиться от которых они не могли ввиду недостатка продовольствия. Говорят, что треть франкского войска таким образом погибла. Поэтому, не имея возможности двигаться дальше, они там остановились».

Главнокомандующий византийскими войсками в Италии Велисарий, видя сложившуюся ситуацию, обратился к Теудеберту в следующих выражения, призывая короля франков к благоразумию и пеняя ему нарушением заключенного ранее договора о дружбе с Византией: «Я думаю, благородный Теудеберт, что мужу, стремящемуся к славе и доблести, особенно же властителю столь многочисленных и могучих племен, не очень достойно явиться открытым нарушителем слова. Ведь презреть данные клятвы, записанные в документах, нарушить преступно договор – это несвойственно даже самым бесчестным людям. Ты хорошо знаешь сам, что в настоящее время ты совершил преступление против всего этого, хотя недавно еще соглашался вести вместе с нами войну против готов. Теперь ты уже не довольствуешься тем, что стоишь в стороне от обоих, но, подняв столь неразумно оружие, идешь против нас. Смотри, как бы не оказалось, что ты, любезнейший, этим нанес оскорбление великому императору, которому вполне естественно <обидевшим его> в важнейших делах давать надлежащее возмездие. Лучше спокойно владеть своим, чем, стремясь к тому, чего не следует желать, подвергнуть опасности и себя, и самое себе близкое и дорогое».

Слова, изложенные Прокопием от имени Велисария, лишний раз подтверждают, что король франков Теудеберт І вначале обещал через своих изворотливых дипломатов помощь обеим сторонам конфликта, а затем то поддерживал их обе либо одну из них скрытно, с тем, чтобы в противоборстве они ослабили друг друга, то отстранялся, придерживаясь нейтральной позиции. Наконец, когда удобный момент, по его мнению, настал, он выступил одновременно и против остготов, и против византийцев, полагая, что теперь, наконец, сможет, введя в военные действия свежие многочисленные войска, без труда разгромить обе воюющие в Италии друг с другом армии. Расчет был весьма изящен и талантлив, за ним явно стояли высокообразованные политики, поднаторевшие в изучении римского опыта. Именно они помогали Теудеберту идти по пути, которым он следовал, и, возможно, даже не только направляли, но и подталкивали короля франков на эту стезю. Упомянутые Григорием Турским галло-римляне Астериол и Секундин, оба мужи «знающие и сведущие в искусстве красноречия», как нельзя лучше подходят на эту роль.

В итоге на Теудеберта подействовали не столько приведенные в письме Велисария, к тому же возможно вымышленном Прокопием, апелляция к чести и упоминания о попранном соглашении, сколько сложившаяся ситуация, в которой его войска, ослабленные болезнью и нехваткой продовольствия, утратили боеспособность. В такой ситуации само благоразумие диктовало отступить, и потом, собравшись на родине с новыми силами вернуться для реализации задуманного.

Франкский король так и поступил. «Когда Теудеберт прочитал это письмо, он уже не знал, что ему делать при сложившихся обстоятельствах; горько упрекаемый германцами, что из-за ничтожного повода они умирают в опустошенной стране, он, поднявшись с уцелевшими франками, вернулся с поспешностью домой», – рассказывает о дальнейших событиях Прокопий Кесарийский. Григорий Турский, также сообщающий о походе Теудеберта в Италию, гораздо менее детален, но в целом передает ту же канву событий: «Теудеберт же отправился в Италию и захватил там большую добычу. Но так как эта местность, говорят, нездоровая, то его войско подверглось различным видам лихорадки; поэтому многие из его воинов нашли в этой стране свою смерть. Видя это, Теудеберт вернулся оттуда, причем он и его люди унесли с собой богатую добычу. Однако говорят, что он дошел тогда до Тицина (ныне Павия – прим. автора)».

Можно лишь предполагать, какие истинные цели преследовал Теудеберт своим неудачным в итоге походом. Как представляется в свете формировавшихся у него притязаний на императорский статус, главной задачей вторжения вполне могло быть овладение Италией и изгнание оттуда ослабленных взаимным противостоянием как остготов, так и византийцев. По крайней мере, желание воцариться в Вечном Городе выглядит в складывавшихся тогда условиях гораздо более реалистичным, чем приписываемые Агафием Миринейским франкскому королю планы вторгнуться во Фракию и осадить Константинополь. Кто знает, каким путем пошла бы история Запада, если бы франкскому королю Теудеберту I действительно удалось утвердиться в Италии и бросить уже оттуда вызов византийскому императору. Несомненно лишь то, что из Рима он прозвучал бы гораздо весомее и опаснее, чем из какого-нибудь Арля, Шалон-на-Соне, Меца или даже Парижа.

Неудача первого самостоятельного вторжения не удержала Теудериха I от дальнейшего военного вмешательства в ход остготско-византийской войны, в которой он уже открыто действовал в качестве самостоятельной третьей силы. Григорий Турский сообщает, что воевать в Италию Теудеберт отправил герцога Букцелена, одного из вождей алеманнов, некогда покоренных королем франков. Источники приводят также иную, менее латинизированную форму имени этого военачальника – Бутилин. Подробности его походов практически неизвестны, а хронология событий, пересказываемых Григорием Турским, нарушена. «А он (Букцилен – прим. автора), – свидетельствует епископ Тура, – захватил малую Италию (Italia minor) и, отдав ее под власть упомянутого короля, устремился в большую Италию (Italia maior)[10]10
  Под Малой Италией имеется в виду, по всей видимости, Верхняя Северная Цизальпинская Италия, а под Большой Италией – Средняя и Южная Италии.


[Закрыть]. Здесь после многочисленных сражений с Велисарием он одержал победу». С уверенностью можно утверждать, что между 541 и 547 гг. королю франков удалось утвердиться на севере Италии, дойдя вплоть до Венеции и закрепившись вдоль левого, северного берега реки Адидже, протекающей через Паданскую равнину и впадающей в Адриатическое море. «Когда дела у готов и Тотилы оказались лучше, чем у римлян, то франки без всякого труда присвоили себе большую часть Венетской области, так ни римляне не могли им сопротивляться, ни готы не были в состоянии вести войну против них обоих», – вот, собственно, и все, что сообщает нам по этому поводу Прокопий Кесарийский, подробному труду которого мы обязаны практически большинством сведений по поводу италийской политики Теудеберта I. Пожалуй, не будет слишком смелым и необоснованным предположение, что останься он в живых дольше, то продолжил бы вести внешнюю политику в духе предыдущих лет и, возможно, смог бы добиться на этом пути существенно больших успехов.

Власть над «долевым королевством» Туедеберта I унаследовал после его трагической гибели на охоте его сын Теудебальд (548–555), хотя был он, по словам Агафия Миринейского, «еще совершенно юн и находился под попечением и присмотром своего учителя, однако отеческий закон призвал его на царство». Действительно, на момент прихода к власти новому франкскому королю было всего около 13 лет. Он, конечно, уже не был ребенком, но все же еще не достиг того возраста, когда мог бы самостоятельно продолжить политику своего отца. Не удивительно поэтому, что дела на италийском направлении, которые, казалось бы, начали для франков налаживаться, вновь забуксовали и, несмотря на все успехи герцога Букцелена, прочно закрепиться дальше северных регионов Италии им не удавалось.

Около 552 г., после смерти остготского короля Тейи, к Теудебальду явилось посольство остготов, предложения которого весьма подробно и пространно изложены в труде Агафия Миринейского «О царствовании Юстиниана»: «Итак, когда Тейя умер и готы нуждались в посторонней помощи, королями франков были Теудибальд, Хильдеберт и Хлотар – [двоюродные дяди] мальчика, – по определению римских законов. Но к ним, как живущим очень далеко, готы не сочли нужным ходить, а к Теудибальду они открыто отправили посольство – не весь народ, но одни те, кто жил севернее Пада. Остальные, конечно, тоже приветствовали бы всякое изменение существующего положения, но в то время были подавлены, сомневаясь в будущем, опасаясь изменчивости судьбы и с взволнованными, колеблющимися мыслями следили за событиями, намереваясь идти за сильнейшими. Послы же первых, прибыв на место и став перед лицом правителя и всех, имеющих власть, просили не презирать их, притесняемых римлянами, но предпринять в союзе с ними войну и оказать поддержку соседнему и дружественному народу, который в противном случае стоит перед угрозой окончательной гибели. Указали далее, что и для них величайшая выгода не позволять римлянам слишком усилиться; наоборот, они должны помешать всячески их усилению. «Ибо если те уничтожат весь народ готский, – говорили ораторы, – поведут войска на вас и возобновят старые войны. У них не будет недостатка в законных поводах для прикрытия своей жадности. Они будут доказывать, что справедливо напали на вас, перечисляя разных Мариев, Камиллов и большинство императоров, которые некогда вели войны против древних германцев и заняли все по ту сторону Рейна. Поэтому будут прикидываться не насильниками, а ведущими справедливую войну, не ищущими чужого, но возвращающими владения своих предков. Такое именно преступление они приписали нам [готам], а именно, что так как наш Теодорих, некогда правитель и вождь колонии, несправедливо овладел Италией, то они лишили нас нашей собственности, перебили большую часть народа, а женщин и детей, наиболее видных наших людей бесчеловечно поработили, хотя Теодорих овладел Италией не захватив ее силой, а с согласия правившего у них раньше императора Зинона, не отняв ее у римлян (ибо они уже были лишены ее), а уничтожив Одоакра – чужеземца, тирана – и овладев его достоянием по праву войны. Но после того, как у них появилась большая возможность действовать насильственно, они ничего не делали по праву, но, разгневавшись раньше на Теодата из-за Амаласунты[11]11
  Теодат – король остготов (534–536). Амаласунта – дочь короля остготов Теодориха Великого (470–526) и Аудефледы, сестры Хлодвига, регентша в 526–534 гг. при своем сыне Аталарихе, наследнике Теодориха Великого.


[Закрыть] и использовав его как причину и предлог к войне, затем до настоящего дня не перестают насильственно грабить все – эти мудрые и богобоязненные люди, которые хвалятся, что они одни справедливо могут управлять государством. Пусть не застигнет вас позднее раскаяние за беспечность, когда вы будете поражены подобным же злом. Необходимо предупредить врагов; не нужно пренебрегать настоящей благоприятной возможностью, а следует послать против них боеспособное войско и поставить во главе его полководца, опытного в военном деле, который, закончив наилучшим образом войну против римлян, изгонит их как можно скорее и возвратит нам наши земли. Совершив это, вы окажете величайшее благодеяние готскому народу, выступая как спасители и освободители от зол, и одновременно обезопасите себя, поскольку со стороны соседей вам не будет угрожать ничего враждебного. К этому у вас прибавятся и огромные богатства, не только захваченные у римлян, но и мы сами доставим вам свои».

Казалось бы, перед Теудебальдом открывались замечательные возможности для продолжения политики отца и доведения задуманного им до логического завершения: подчинения всей Италии. Однако король франков, бывший, по словам того же Агафия, «юношей трусливым и невоинственным, к тому же совершенно больным вследствие разных недугов, был совершенно не на стороне послов и полагал, что не следует ради чужих несчастий обременять самих себя». На стороне готов, вопреки желанию молодого франкского короля, но продолжая политику его отца, выступили лишь алеманнские вожди Бутилин (герцог Букцелен) и Левтарис (герцог Леутар). Именно к этому времени, судя по всему, и относятся события, изложенные Григорием Турским. Привязка их к замене главнокомандующего византийскими войсками Велисария на Нарсеса позволяют датировать их временем после 552 г.: «И после того, как император увидел, что над Велисарием одерживают частые победы, он отстранил его и на его место поставил Нарсеса… А Букцелен провел тяжелые сражения против Нарсеса. Захватив всю Италию, он расширил свои завоевания до самого моря; а из Италии он направил Теудеберту большие богатства[12]12
  Очевидная хронологическая ошибка на момент отстранения Велисария от командования войсками в Италии в 552 г. Теудеберт был уже мертв. Возможные объяснения хронологического несоответствия следующие: 1) речь идет о событиях между 540–547 гг., и тогда Букцелен сражался не с Нарсесом, а с Велисарием; 2) Григорий Турский путает время правления Теудебальда (548–555) с временем правления его отца Теудеберта (511–547). Второй вариант, в свете свидетельств ряда других источников, представляется более вероятным, однако, по всей видимости, речь может идти о помещении в краткий период времени событий, имевших место в период с 538 по 555 гг.


[Закрыть]. Когда Нарсес сообщил об этом императору, тот наняв наемников-чужеземцев, послал их в помощь Нарсесу. Но, вступив в сражение, Нарсес был побежден и вновь отступил. Затем Букцелен овладел Сицилией. Потребовав с нее выкуп, он отослал его королю. И, впрямь, Букцелену в этих походах сопутствовала большая удача».

О том, что Букцелену довелось сражаться именно с евнухом Нарсесом, свидетельствует и Агафий Миринейский: «Когда Левтарис и Бутилин начали собирать войско против римлян, они оба, не довольствуясь настоящим, были преисполнены надеждами на будущее. Они полагали, что Нарсес не выдержит даже первого их натиска, что вся Италия вместе с Сицилией станет их достоянием. Говорили, что они удивляются готам, как они могли испугаться этого человека, прислужника женских покоев, ведущего изнеженный образ жизни, лишенного всякого признака мужественности».

Описывая далее сражения войск под командованием Нарсеса против готов, герулов и франков источники свидетельствуют, что герцоги Букцелен и Леутар не поднимались до уровня политических притязаний на Италию, ограничиваясь сугубо грабительскими рейдами и захватом трофеев. Им, очевидно, не хватает поддержки со стороны франкского короля, подобного тому, каким был Теудерих I. Однако у власти был уже не этот, безусловно, выдающийся правитель франков, а его болезненный и слабовольный сын Теудебальд, не оказавший военным успехам своих герцогов должной дипломатической и, главное, идеологической поддержки и не сформулировавший политических задач, способных трансформировать ситуационные сугубо военные успехи в достижения государственной внешней политики. О том, в каком направлении могли бы простираться международные притязания Франкского королевства, хорошо свидетельствует Агафий Миринейский, вкладывая размышления по этому поводу в мысли брата остготского короля Тейи по имени Алигерн: «Обдумывая положение дел, он пришел к выводу, что франки, конечно, используют имя союзников (остготов – прим. автора), делая от этого предлог и удобное оправдание, а именно, что пришли они по приглашению готов. То же, чего они действительно хотят, представляется другим. Если даже они победят римлян, то не пожелают возвратить готам Италию, но на деле поработят их самих, которым на словах пришли на помощь, поставят над ними начальниками франков и лишат их отечественных законов». К сожалению, для франков, реализовать описанную программу герцоги Букцелен и Леутар без поддержки Теудебальда были неспособны. «Предприятия их кончаются полными, непоправимы катастрофами, если даже они кажутся преуспевающими. Так было и с варварами Левтариса и Бутилина», – подводит скорбные итоги успешной поначалу италийской кампании франкских герцогов Агафий Миринейский, описывая далее их незавидную судьбу.

Павел Диакон в «Истории лангобардов» также свидетельствует: «В то время Нарсес воевал также с герцогом Букелином, которого король франков Теудеберт, возвращаясь в Галлию, наряду с герцогом Амингом оставил в Италии, дабы завоевать страну. Этот же Букелин, грабя, прошел почти всю страну и отослал домой своему королю Теудеберту много добра из итальянской добычи; но намереваясь устроить зимний лагерь в Кампании, он был, в конце концов, разбит Нарсесом в тяжкой битве при месте Таннет и умерщвлен. Когда же затем Аминг намеревался оказать помощь готскому графу Видину, восставшему против Нарсеса, оба были одолены Нарсесом, Видин пленен и отправлен в Константинополь, Аминг же, доставивший ему помощь, погиб от меча Нарсеса. Третий франкский герцог, именем Леутар, скончался, возвращаясь, нагруженный богатой добычей, домой, между Вероной и Триентом, у озера Бенак (озеро Гарда у южного подножья Альп – прим. автора), естественной смертью».

Марий Аваншский датирует поражение франкских войск и гибель герцога Букцелена 555 г., когда византийцы окончательно овладели Италией. В этот же год «скончался на седьмом году его правления» франкский король Теудебальд. Пожалуй, не будет большим преувеличением сказать, что в 555 г. был окончательно поставлен крест на притязаниях франкских королей династии Меровингов на сан и статус императоров Запада. Никогда больше потомкам Хлодвига не удастся подойти к этой идее так близко ни в плане интеллектуального ее осмысления, ни в плане возможностей для ее практической реализации. 555-й год стал символическим годом окончания эпохи долгой античности в Меровингской Галлии. Отныне там утверждалось в своих правах Ранее средневековье или Темные века (Dark Ages), как называют это время в англоязычной историографии.

Хронологически совпавшие с италийскими кампаниями короля Теудеберта и герцогов короля Теудебальда походы франков в Испанию имели гораздо меньший международный резонанс и, по сути, остались случайными локальными эпизодами, хотя и заслуживают определенного внимания как свидетельства сохранявшегося в эпоху «долгой» Поздней Античности (Long Late Antiquity) могущества правителей основанной Хлодвигом королевской династии Меровингов.

Ближайшей причиной, толкавшей франкских королей к экспансии в южном испанском направлении, было стремление присоединить Септиманию (Нижний Лангедок) – земли между Роной и Пиренейскими горами, которые удалось удержать за собой вестготам после потери остальной части Аквитании во время завоеваний Хлодвига и его сына Теудеберта в 507–514 гг. Вестготов от неминуемого разгрома спасли тогда остготы Теодориха Великого и удачная матримониальная политика, приведшая к заключению брачного союза между вестготским королем Амаларихом и дочерью Хлодвига Хлотхильдой. О том, как действовал вестготский правитель, заключая брачный союз, и каким образом вестготы разделили юг Галлии со своими остготскими союзниками, остановившими продвижение франков в этом направлении в начале VI в., свидетельствует Прокопий Кесарийский: «Амаларих же, который считался королем визиготов (вестготов – прим. автора), возмужав и боясь силы германцев, женился на сестре Теудеберта, короля германцев, и Галлию разделил с готами и своим двоюродным братом Аталарихом так, что земли по сю сторону реки (к востоку – прим. автора) Роны получили готы, а власть над теми, которые были по ту сторону реки (к западу – прим. автора), была предоставлена визиготам. Они договорились, чтобы ту подать, которую установил Теодорих, они больше не платили готам, а те сокровища, которые Теодорих увез из Каркасианы (современный Каркассон на юге Франции в 80 км к востоку от Тулузы – прим. автора), Аталарих добросовестно возвратил Амалариху. Так как оба эти племени вошли в близкое родство друг с другом, то каждому воину, заключившему брак с женщиной другого племени, было предоставлено на выбор, хочет ли он следовать за своей женой или увести к своему племени. И было много таких, которые увели своих жен, куда они сами пожелали, но многих увели и их жены».

Сложившееся между франками и вестготами шаткое перемирие, пусть даже и скрепленное династическим браком вестготского короля Амалариха и сестры королей-братьев Меровингов Хлотхильды, не могло длиться вечно. Слишком привлекательными были для франков южные земли Галлии, естественным географическим пределом которых представлялись Пиренеи. Окно возможностей, как и в случае возобновления натиска на Бургундию, открылось после смерти Теодориха Великого и начавшегося в Остготском королевстве династического кризиса.

Лишившиеся поддержки с востока вестготы не могли отныне представлять для франков непреодолимой угрозы. И уже в 531 г. король франков Хильдеберт I предпринял поход в Септиманию. Формальным поводом для вторжения стало недостойное и неприемлемое поведения вестготского короля Амалариха по отношению к собственной жене Хлотхильде, обусловленное разницей их религиозных взглядов. Дочь Хлодвига была правоверной католичкой, тогда как правитель вестготов придерживался арианской ереси. По крайней мере, именно этим объясняет вторжение Григорий Турский, утверждающий, что франки не только прошли до южных пределов Септимании, но перешли Пиренеи и вторглись в Испанию: «Хильдеберт… покинув Клермон, направился в Испанию ради сестры Хлотхильды, которая, исповедуя католическую веру, терпела от Амалариха, своего мужа, многочисленные оскорбления. И впрямь часто, когда она шла в святую церковь, он приказывал бросать в нее навоз и различные нечистоты и наконец, говорят, он так жестоко ее избил, что она переслала брату платок, пропитанный ее кровью. Вот почему Хильдеберт, весьма обеспокоенный этим, и устремился в Испанию».

О том, что свидетельства Григория Турского об издевательствах Амалариха над Хлотхильдой не являются выдумкой католического епископа, стремившегося оправдать агрессию правоверных франков против еретиков, свидетельствует и Прокопий Кесарийский: «Впоследствии Амаларих, став во враждебные отношения с братом своей жены (Хильдебертом – прим. автора), потерпел большую беду. Его жена была православной веры, сам же он придерживался арианской ереси; поэтому он не позволял ей выполнять привычные ей обряды и выполнять богослужение по родным обычаям, и так, как он заставлял ее против воли принять его исповедание, он обращался с ней недостойным образом. Не имея сил выносить этого, женщина передала обо всем этом брату. Вследствие этого германцы и визиготы вступили друг с другом в войну».

«Узнав об этом, Амаларих приготовил корабли для бегства, – повествует далее Григорий Турский. – Когда Хильдеберт был уже недалеко, а Амаларих должен был подняться на корабль, он вспомнил, что оставил много драгоценных камней в своей кладовой. И когда он возвращался в город, чтобы взять их, войско Хильдеберта отрезало ему путь в порт. И, видя, что ему не удастся бежать, он в поисках убежища устремился к христианской церкви (Григорий, по все видимости, имеет в виду именно католическую церковь, а не арианскую – прим. автора). Но прежде чем он достиг священного порога, один из преследователей метнул в него копье и смертельно ранил его, и там он упал и испустил дух. Тогда Хильдеберт решил взять с собой сестру и вместе с большими богатствами привезти ее домой, но по дороге неизвестно от чего она умерла. Позже тело ее привезли в Париж и похоронили рядом с ее отцом Хлодвигом. Хильдеберт же среди прочих сокровищ захватил и самую драгоценную утварь. А именно: шестьдесят чаш, пятнадцать блюд, двадцать ценных окладов для Евангелий – все это из чистого золота и украшено драгоценными камнями. Но он не позволил ломать эти вещи, а распределил их и передал церквам и базиликам святых».