Текст книги "Тарантины и очкарик"

Я разжал пальцы. Маслина вернулся в кресло, оправил рубашку, рассмотрел то, что осталось от швов, качнул головой.

– Мда… Сто баксов.

– Надо было надеть костюм сварщика. Он крепче.

– Кто ж знал, что ты такой резвый? Ладно, поговорим, как люди деловые. Мне ссориться с тобой сейчас не выгодно. С отцом очкарика поговоришь?

– Да. Скажу, как было: вы пришли ко мне, и расписали, какой ваш Ромка невинный карапуз. Думаете, Михалыч поверит, что Ромка очкарика не трогал?

– Жена из-за его угроз эту ночь не спала. Ей нельзя. У неё сердце… Врачи говорят, что если так пойдёт и дальше… Пожалей хоть её.

– Её пожалею.

– Я пришёл к тебе, как к человеку. Вижу, что не ошибся. С отцом очкарика всё ясно. Ты с ним поговоришь. Остался ты. Я хочу, чтобы ты от моего Ромки отцепился. Сколько возьмёшь?

– Вам пора.

Маслина фыркнул, выбрался из кресла, вышел в коридор, надел туфли. Квартиру покинул без единого слова, скачками сбежал по ступенькам. На улице прожужжал стартером депутатский джип, хлопнула дверца, по асфальту прошуршали шины.

Я вернулся на балкон ловить кайф от вечерней прохлады. Пока пил остывший чай, в голову лез предстоящий разговор с Михалычем.

*

*

Наутро я составил план уговоров Михалыча. Пока готовил завтрак, отполировал речь до блеска. Чтобы не портить аппетит, отложил беседу с клиентом на послезавтрака.

В девять я набрал номер Михалыча. Когда услышал приветствие клиента, толкнул речь, которую готовил всё утро.

– Вы допрыгались. Если не угомонитесь, Маслина вас посадит.

Михалыч подал голос после приличной паузы.

– Ян, я ничего не понял. За что меня сажать?

– За разбитое стекло ромкиного джипа, за преследование Ромки, за угрозы. Проще перечислить, в чём вы невиновны.

– Как он узнал про стекло? Ведь мы уехали.

– У него на джип направлена камера. Я запись не видел, но очень похоже, что вас опознали все кому не лень. Мало того, будут письменные свидетельства.

– Мда…

– Маслина сказал, что он заяву на вас не подаст, если вы преследовать Ромку прекратите.

– Пусть подаёт. Ну, оштрафуют за хулиганство.

– Оштрафуют Ромку, если такое учудит он. Вас посадят. Вам выпишут по полной. Кто такой Маслина, не забыли? Против этого лома ваша арматурина не поможет.

Михалыч включил паузу. Когда я решил, что связь разорвалась, Михалыч объявился.

– Ян, вы говорите, что Маслина заявление не подаст, если я остановлюсь. Откуда вы знаете?

– От Маслины. Пришёл вчера после того, как вы раздолбили лобовуху. С записью вашего подвига. Я, кстати, на той записи тоже засветился.

– Из-за меня у вас будут проблемы?

– Нет. Но на будущее соображайте. Из-за ваших глупостей могут пострадать другие. И ещё. Маслина сказал, что из-за ваших угроз его жена не спит, а у неё больное сердце. Не знаю, насколько это правда. За что купил, за то и продаю. Решайте сами. Если она…

– Я понял. С одной стороны, она и Маслина воспитали урода. Вот и пусть не спят. С другой… с другой этот урод – их сын. Как и мой Толик… Ладно, Ян, я всё понял. Я ведь сегодня тоже не спал. Думал, думал, думал… Надо передохнуть.

– Вот и отлично. Сходите на пляж.

– Ян, вы в своём уме? У меня пропал сын, а вы предлагаете мне валяться на пляже!

– Простите, если обидел. Я думал о другом. Когда вы поваляетесь на тёплом песке, вас отпустит. Вы сможете мыслить трезво. Ошибок станет меньше.

– Хм… Вы правы.

– Отдыхайте. Созвонимся.

Я отключился, наградил себя орденом “Заслуженный переговорщик”. Минуту спустя поразмыслил, орден снял. Уж сколько раз я Михалыча уговаривал, а толку?

*

*

Пятницу, субботу и утро воскресенья об очкарике я вспоминал лишь постольку, поскольку убил на него кучу времени.

В пятницу за сто баксов искал пропавшего мейнкуна. Нашёл на крыше соседнего дома.

В субботу сопровождал богатую трезвую компанию на грибы и пьяную, на мой гонорар в пять зелёных соток обедневшую – обратно. Как в ролексах выехали, так и вернулись.

Воскресенье отвёл отдыху. С утра, пока не придавила жара, прогулялся по парку. Как вернулся, уселся за комп расслабиться в стрелялке. Прошёл два уровня, вышел на кухню хлебнуть чайку.

Звякнул телефон. Экран сообщил, что меня хочет слышать Анюта. Я снял трубку.

Анюта едва не задыхалась – так её, беднягу, трясло.

Анюте позвонили девочки. Они поехали к Ромке и пацанам на шашлыки, под Щучье, а там ни Ромки, ни пацанов, один пустой ромкин джип.

Девочки сначала обзвонили знакомых, не забыли и Анюту. Когда пацанов у знакомых не нашли, позвонили родителям пацанов, родители – в милицию. Только что подружка позвонила, сказала, что милиция уже ищет.

Анюта боится. Я говорил, что если Ромку убьют… а Анюта мне такого наговорила… Я же не скажу следователю, что Анюта хотела Ромку убить? Анюта ведь туда даже не ездила. Да она только-только легла спать! Анюта всю ночь провела в кабаке…

Я успокоил Анюту как сумел. Пообещал о её угрозах в адрес Ромки молчать, если не найду против Анюты улик.

Я разорвал связь, глянул на экран мобильника. Часы показывали четверть первого.

Три минуты я набирал номер Юсупа, слушал короткие гудки, давал отбой, набирал заново. Когда надоело, я мобильник отложил, набрал кабинет Юсупа с городского.

Юсуп снял трубку на седьмом гудке.

– Ты на работе, мент-стахановец? Сегодня ж воскресенье.

– Спасибо, что напомнил. Ян, у меня запарка. Перезвони позже. Тарантины исчезли. Все трое. Поехали на шашлык, и пропали. Михалыч таки до них добрался.

– Юсуп, тебе пора в отпуск. Ты заработался. Разве тарантины не могли куда-то по пьяне слинять? Может, валяются сейчас под кустами на бережку. Кто сообщил?

– Девки, что приехали к тарантинам на шашлык.

– Свидетели у тебя клёвые. Девки, небось, и сами после вчерашнего, а ты уже поднял караул. Меня с собой берёшь?

– Куда?

– К Щучьему. Только не говори, что ты туда не едешь, не поверю.

– Буду ждать на выезде из города. Пять минут. Опоздаешь – езжай сам.

На сборы я затратил две минуты. Пока переодевался, бежал к машине, заводил мотор, отчаливал, в голове пронеслись три миллиона вариантов пропажи тарантин. Как я ни старался найти версию позаковыристее, на первое место вылезала простейшая – месть Михалыча.

*

*

Спешка – вещь препаршивая. Уже когда отъехал от дома с полкилометра, вспомнил, что оставил балкон открытым. Квартира на первом этаже, да без решёток… Я выписал себе за несобранность, увернулся от грузовика, понял, что головой не на дороге, а дома. Я переключился на дорогу, иначе до Щучьего мог и не доехать.

Под знаком с перечёркнутым словом “Андреев” я остановился без четверти час. Юсупов бобик подъехал через десять минут.

Юсуп не остановился, только чуть снизил скорость, махнул из окна: мол, езжай за мной.

Через полчаса слева от трассы потянулся сосновый лес. Обочину украсили машины воскресных грибников.

Без четверти два Юсупов бобик мигнул тормозными фонарями раз, другой, третий. Впереди слева показался просёлок, ныряющий в лес.

Юсупов бобик почти остановился, свернул в лес, на грунтовку. Я вошёл в поворот с резвостью Шумахера, за что чуть не поплатился. На грунтовке резина буксанула, любимый джипчик едва не выбросило на сосновый пень. Я притормозил, до выезда из лесу полз за бобиком Юсупа тише улитки.

В лесу грибники обнаглели, оставили машины прям посреди дороги. Пока каждую объедешь – это ж надо съехать с грунтовки на лесной песок! – набуксуешься до семиэтажных матов. Мало того, что дорога ухабистая, не едешь – ползёшь, так ещё объезжай этих остолопов!

Лес кончился как обрезало.

Дорога тянулась к реке ещё полсотни метров, затем терялась в песке.

В ста метрах прямо по курсу – речка. Берег порос камышом. Кое-где камыш расступался, оставлял пять-десять метров песчаного пляжа. Возле самого большого пляжа – ромкин джип. Рядом – палатка. Между палаткой и речкой – кострище. На берегу, возле воды – три девичьи фигурки.

Юсупов бобик остановился. Юсуп приоткрыл дверь, повернулся ко мне, указал пальцем на дорогу.

– Ян, по грунтовке не ехать! Задавишь следы – убью! Ясно?

Я кивнул: мол, куда уж яснее!

Юсупов бобик свернул вправо, на рыхлый песок, погрёб к ромкиному джипу. Я остановился. Мой джипчик всё же не крутой пацанский джип, на рыхлом речном песке сядет на брюхо вмиг.

Я заглушил мотор, натянул на нос шляпу, вытек из машины. Солнце жарило так, что топать под ласковыми лучиками да ещё по песку мне хотелось, как медузе греться в микроволновке.

Юсупов бобик мне на зависть допыхтел до цели за полминуты. Остановился в тридцати метрах от ромкиного джипа. Из бобика выбрались овчарка, кинолог, два криминалиста с чемоданами, фотограф, водила, и Юсуп.

Девчонки, что сидели на берегу у воды, как по команде встали, двинулись к Юсупу. Юсуп поднял руку. Девчонки остановились.

Юсуп указал пальцем девчонкам под ноги.

– Стойте, где стоите! И так, наверное, всё тут затоптали! Я к вам потом подойду, а пока посидите там.

Когда я добрался до юсупова бобика, пот с меня тёк как с боксёра в двенадцатом раунде.

Юсуп улыбнулся.

– Поджарило?

Я обмахнулся шляпой, кивнул в сторону девчонок.

– Как ты узнал дорогу? Связывался по мобилке с девчонками?

– В среду здесь были мои бойцы, забыл? Всё, ходи аккуратно, не мешай, что заметишь – говори.

– Есть, пан начальник!

– Пошёл ты! А это что за… Твою мать! Маслина!

Я глянул в сторону леса. По грунтовке нёсся джип, останавливаться не собирался.

Юсуп сорвался с места, побежал навстречу джипу, замахал руками: мол, куда прёшь?!

Джип остановился в трёх метрах от Юсупа. Из салона выпрыгнул депутат Маслина, следом – четыре крутоплечих мордоворота.

Юсуп качнул головой.

– Вы вроде не дурак, гражданин Маслина, а ведёте себя как идиот!

Маслина сыграл желваками мотив “На кого хвост поднял, мусор?!”. Юсуп указал пальцем на джип.

– Садитесь в машину, и чтобы я вас здесь не видел! Затопчете хоть один след – пойдёте по статье. Пойдёте все, до единого идиота.

Маслина сплюнул под ноги.

– Как там тебя? Юсуп? Ты не въехал. Здесь ищут моего сына.

– Точно. Только ищу я. Вы здесь лишний.

– Что здесь делает этот…

Маслина указал взглядом на меня. Презрения во взгляд Маслина отвесил вовсе не как законченный скупец.

Юсуп улыбнулся.

– Гражданин Янов привлечён к делу как ценный… нет, как ценнейший свидетель. А вы, господин Маслина, пожалуйста, очистите от себя и своих людей территорию. Затопчете мне следы…

– Слышь, следопыт! Ты с кем разговариваешь так борзо? Со мной?! С Маслиной?!

Юсуп сложил руки за спиной. Я ткнул Юсупа в бок локтем.

– Плюнь. Юсуп. У гражданина депутата приступ мании величия. Кстати, я знаю, чем лечить.

Взгляд Маслины говорил, что я давно созрел для троекратного удара по голове монтировкой. По голове моей, само собой.

Я подошёл к Маслине, ткнул пальцем в депутатскую грудь.

– У вас новая рубашка. Не жалко?

– Только тронь, и от тебя ничего не останется.

– Давайте попробуем. А то на язык вы герой.

Маслина дал знак. К депутату подошли крутоплечие мордовороты. Потыкали в меня взглядами, иголки пообломали, очи поотводили.

Юсуп присвистнул.

– Граждане, граждане! А ну-ка, разошлись! Маслина, убери своих орлов, кому сказал?! Пальнуть в воздух, или дойдёт и так?

Маслина сплюнул под ноги, потопал к джипу. Крутоплечие личности взяли шефа в коробочку, сопроводили до дверцы.

Через минуту джип Маслины скрылся из виду в клубах поднятой буксующими колёсами пылищи.

Юсуп улыбнулся.

– Как мы его, а?

– Тебе от шефа будет чем уши прочистить.

– Я – к девчонкам. Не следи.

– Считай, что уже оскорбил до глубины души.

Юсуп улыбнулся, ткнул меня кулаком в плечо, направился к девчонкам.

Когда Юсуп подошёл, троица поднялась с песка. Девчонки понурились: мол, мы не виноваты, но крайними вы всё равно сделаете нас. Юсуп обернулся, жестом дал мне понять, что моя задача – как минимум не смущать девчонок проницательным взглядом Великого Сыщика.

Я подошёл к кострищу, осмотрелся.

Песок вокруг кострища и джипа истоптан, следов драки нет. Скатерть, служившая тарантинам столом, кровью не залита, не скомкана. Шашлыки недоедены, водка недопита, костёр не залит, догорел дотла, не осталось ни единой головёшки.

Возле кострища, в пакете, под тучей мух – почти ведро сырого мяса. От пакета к камышам тянулись дорожка из крысиных следов и узкая неглубокая колея. Похоже, местная крыса ночью утащила из пакета шмат мяса. Кусок выбрала большой, тяжёлый, в зубах не унесла. Пришлось бедняге волочь мясо по песку. Отсюда и колея.

От трёх сторон скатерти, служившей тарантинам столом, в сторону лесной дороги тянулись три колеи – глубокие, словно тащили нечто в центнер весом. Тела тарантин, например.

Три колеи заканчивались в двадцати метрах от скатерти-стола, ближе к лесной дороге, в одной точке – там, где начинались следы от машины.

Я подождал, пока фотограф снимет кострище, три глубокие колеи и песок вокруг ромкиного джипа.

Чтобы не стоять даром, я наблюдал за овчаркой, учился работать с прилежанием, а не так, как я. Метр за метром псина обнюхивала берег, нос от земли не оторвала ни разу.

Фотограф жестом показал мне, что закончил.

Вдоль колей, что тянулись от скатерти-стола в сторону лесной дороги, я прошёл до места, где колеи обрывались. Три колеи сходились в одной точке. Дальше – следы от машины, что ездила взад-вперёд как минимум три раза. В четырёх местах машина буксовала.

Я оглядел окрестности. Возле кромки леса, в сотне метров от берега – густой кустарник.

Когда я подошёл к лесу поближе, узнал в кустарнике можжевельник. Я обошёл заросли со стороны леса.

Высокие – порядка двух метров – кусты можжевела срослись в плотную ширму. Со стороны леса за ширмой можно хоть плясать, а с берега плясуна не увидят. Зато плясун, если подойдёт к ширме вплотную, увидит всех, кто на берегу, и бинокля не надо.

Я прилёг под кустами, рассмотрел берег. Пляж тарантин как на ладони.

Из-под кустов я видел ромкин джип, юсупов бобик со спящим водилой, скучающего фотографа, криминалистов у кострища, кинолога с овчаркой, Юсупа, трёх девчонок – я видел всё, что творилось на берегу.

Когда насмотрелся на тарантинов пляж, прогулялся вдоль можжевеловой ширмы.

По толстому мягкому слою сосновой хвои я ступал как индейский следопыт, не смещал с места ни хвоинки.

Каждый квадратный сантиметр хвои за можжевеловой ширмой я обшарил взглядом с прилежанием той овчарки, что рыскала по тарантинову пляжу.

Посередине ширмы, в двух метрах от кустов, я нашёл полусгнивший пенёк. Хвоя вокруг взрыхлена, словно кто-то сидел на пеньке, и изредка разминал затёкшие ноги. Напротив пенька, ближе к кустам, лежал сухой толстый сосновый сук. Лежал так, чтобы упереться в него ступнями, когда сидеть с вытянутыми вперёд ногами устанешь, а под коленями засвербит тянущая боль.

Прежде, чем сесть на пенёк, я покрыл сидение платком. Когда уселся, посмотрел на тарантинов пляж сквозь заросли можжевела. Пляж я увидел во всех подробностях.

Чтобы из-за ширмы разглядывать Юсупа и его команду на берегу мне не мешали ветки можжевела, несколько веток чья-то заботливая рука обломила. Получилось отличное окно. Сломанные ветки засохли, как если бы их обломили с неделю назад.

Моё внимание привлёк слабый запах. Я принюхался. Запах знакомый, а откуда – не помню. Не запах даже, а вонь.

Я изобразил собаку-ищейку, повёл носом влево-вправо. Запах усилился, когда я нагнул голову. Я натянул перчатку, поднял сук, что лежал перед пеньком, понюхал, скривился от вони. Так смердели ноги Михалыча.

Вонючий сук я вернул на место.

Через три минуты я вернулся к тарантинову кострищу. Юсуп покинул девчонок, подошёл ко мне.

– Что там, в лесу? Или просто приспичило?

– Ты первый. Что сказали дамы?

Юсуп пожал плечами: мол, особенного мало. Девчонки приехали к тарантинам на шашлыки. Вышли на трассе как обычно. Пацаны вовремя не приехали. Дамы сели на телефоны. Парни не отвечали. Девчонки решили, что пацаны ещё не проснулись после вчерашнего. Чтобы на трассе не жариться под солнцем, потихоньку потопали к речке. В лесу всё-таки тени больше. Через час добрались сюда.

Тут идти всего-то три километра, но девчонки ползли целый час. По такой-то жаре, да ещё после вчерашнего!

Когда девчонки притопали на бережок, и тарантин не застали, позвонили: мол, вы где, пацаны? Трубки тарантин запиликали рядом. Пошли на звонок, и увидели мобильники на скатерти. Девчонки убрали трубки в машину, подальше от солнца, ведь мобильники дорогие, стало жалко. Когда сунулись в машину, увидели в салоне одежду тарантин, и три портмоне с кучей денег в каждом.

В последний раз дамы звонили тарантинам накануне в девять вечера. Дозвониться не могли долго, но таки дозвонились. С тарантинами говорила некая Анюта, подружка этих красавиц по ромкиному кабаку. Наверное, закадычная.

Значит, в девять вечера тарантины – или хотя бы один из них – были живы.

Рассказ Юсуп закончил выводом: дело странное. Тарантин нет, а деньги и дорогие мобильники на месте. Джип тоже не тронут. Какие будут мнения?

Пока я собирался с мыслями, Юсуп указал пальцем на пакет с мясом, что стоял возле кострища.

– Следопыт-любитель, видел от пакета следы к камышам? Крыса. Наверное, гульнула ночью по полной. Жаль, столько мяса пропало.

– Да уж, тарантины – транжиры. Кстати, о крысе. Если крыса брюхо мясом и набила, то тарантины не успели. Пьянка кончилась не по плану, слишком рано.

– Думаешь?

– Уверен. Иначе почему остаток мяса не просто не доели, а даже не спрятали от крыс и лис? Перепились? Так быстро? Если им хватает так мало, то зачем покупают так много мяса? Чтобы выбросить? Не жалко? Чтобы кормить местное зверьё?

– У богатых – свои причуды.

– Ты посмотри, сколько мяса осталось. Пакет только-только начали. Перекус шёл от силы часа два.

– Оставили наутро, на закусь к похмелюге? Ведь к ним должны были приехать девочки. Чем кормить дам? Камышом?

– Да тут мяса почти ведро! Обычно наутро не едят, а похмеляются.

– А девочки?

– Им много не надо. Поклюют как птички, и всё, наелись. Блюдут фигуру. Тарантины не знали, какие к ним приедут едоки? Знали, и оставили почти ведро мяса?

– Значит, пьянка закончилась раньше, чем тарантины планировали. И где прерыватель пьянок?

– Удалился. Гад, даже не оставил паспорта.

Юсуп улыбнулся, посмотрел на три колеи, что тянулись от тарантинова покрывала-стола в сторону лесной дороги.

Я подошёл к ближайшей колее, присел, ковырнул пальцем песок на дне колеи. На глубине двух сантиметров показался влажный песок. Я ковырнул песок рядом с колеёй. Песок на глубину в спичечный коробок оказался сухим и сыпучим.

Юсуп присел рядом, хмыкнул.

– Свежие. Песок не просох.

– Как тебе эти три колеи, Юсуп?

– Скажи, что думаешь ты, и я проверю, насколько ты ошибаешься.

– Думаю, тарантины лежали на скатерти, каждый на своей стороне, кушали водочку. Затем случилось нечто, и тарантины отключились. Некто оттащил тела тарантин к машине, отсюда и три колеи от трёх сторон скатерти – на каждое тело по колее. Причём тарантины – судя по следам – не сопротивлялись. Так думаю я.

– Наши версии совпали. Что скажешь о следах машины? Вон тех, куда сошлись колеи.

Юсуп поднялся, указал взглядом на точку, откуда три колеи разбегались веером к скатерти-столу.

Я встал, отряхнул от песка руки.

– Тут, Юсуп, всё просто. Машина ездила взад-вперёд три или, скорее, четыре раза. При этом четыре раза пробуксовала.

– Это я вижу и сам. Зачем кататься туда-сюда?

Я, Великий Следопыт, объяснил, что возле покрывала, где лежали тарантины, песок слишком рыхлый. Там, где каталась машина – поплотнее. Даже там, на плотном песке, была пробуксовка. Наверное, водила не хотел посадить машину на брюхо, и подъезжать к самому покрывалу, на рыхлый песок, побоялся.

Зачем кататься туда-сюда, причём несколько раз? Чтобы не таскать тела по песку вручную, и не рвать спину, водила привязывал тело к буксировочному ремню, подтягивал машиной к тому месту, где машина на брюхо уже не садится, потом возвращал машину на место старта, тело отвязывал и загружал в машину.

Вывод: наш подозреваемый – человечек не шибко крепкий. Иначе подтащил бы тарантин к плотному песку ручками, а не елозил машиной туда-сюда, чтобы вытащить туши с рыхлого песка. Это ж надо привязать тело, оттащить, отвязать, вернуться…

С другой стороны, тарантины весят под сотню кило. Если такая туша будет лежать без сознания, расслабленная, даже нам с Юсупом вдвоём её тащить по рыхлому песку – пупки надорвём.

Проблема тут скорее не в хиляке-водиле, а в машине. Наверное, подогнать машину прямо к кострищу водила так и не смог. Теперь мы знаем, что здесь катался не танк и не вездеход, и даже не джип, это точно.

Разъяснения Великого Следопыта Юсуп выслушал с превеликим вниманием. Затем хмыкнул.

– Кто у нас из ближайших подозреваемых такой хилый, что тарантину не сможет протащить по песку в принципе?

Я отмахнулся.

– Юсуп, ты ответ знаешь. Зачем спрашиваешь?

– Чтобы ты потом не говорил, что я к Михалычу цепляюсь без повода. Он угрожал тарантин грохнуть, и он же – хиляк, который как раз и мог таскать здесь тела на буксире.

Юсуп туфлей сгрёб кучку песка в колею, посмотрел на меня.

– Почему Михал… тот, кто здесь туда-сюда катался, колеи не разровнял? Песок рыхлый, разровнять колею и для красоты затоптать – пять секунд. Спешил?

– Колею могли оставить специально. Чтобы у тебя вариантов было поменьше. Тела утащили, и баста. Детки не пошли в Африку гулять, а получили по башке, и злой разбойник детишек утащил.

– Кто так хотел детишек утащить?

Я пожал плечами. Юсуп усмехнулся.

– Ян, ты заметил, что мы говорим о тарантинах так, будто их убили?

– Я говорю так, будто тела тарантин оттащили от костра, погрузили в машину, и увезли. Это не значит, что увезли трупы.

– Тогда что? Дали по башке? Всем троим сразу? Не может быть. Была бы драка, и следы бы остались.

Юсуп смотрел на полупустую бутылку водки, что стояла на скатерти, расстеленной у кострища и служившей тарантинам столом.

Я помахал шляпой у Юсупа перед носом.

– Эй, медитатор, очнись!

– Я вот думаю… Может, их траванули? Клофелин? Надо проверить бутылку и стаканы.

– По-моему, твои криминалисты уже это сделали. Я видел, как они здесь возились, когда я сидел вон там.

Я указал на заросли можжевельника, что вытянулись вдоль кромки леса. Сказал, что там, за кустами, кто-то сидел. Там стоит пенёк, на котором кто-то сидел совсем недавно, может, ещё вчера. Кусты как ширма. Из-за кустов видно весь берег, а отсюда того, кто за ширмой, не увидишь. Отличное место для слежки.

Некто устроился поудобнее, и рассматривал тарантин. Чтобы лучше видеть пляж и депутатских деток, наш наблюдатель по имени Некто обломил в кустах ветки, сделал как бы окно. Места переломов засохли прилично. То есть ветки обломили не вчера, а с неделю назад. Как раз неделю назад в этом районе отключился мобильник очкарика.

Если я не ошибаюсь, то дядька Некто сидел за кустами можжевела один. Окурки, объедки, визитку тайный наблюдатель оставить забыл. Серию и номер паспорта, накарябанные кровью на пеньке, я, как ни старался, не разглядел.

Почему этот наблюдательный пункт не нашла экспедиция Юсупа? Ведь ту точку дядька Некто приготовил ещё неделю назад. На мой взгляд потому, что в состав экспедиции входили практиканты и лентяюги. Юсуп мою догадку подтвердил, пообещал виновных пожурить.

Почему я пошёл именно туда? Почему не в сторону дороги, почему не влево, не вправо, а именно туда, прямо к кустам? Именно оттуда, из-за кустов можжевела, за тарантинами следить удобнее и безопаснее всего. Если тарантины слежку и засекут, и пойдут к кустам с монтировками, то времени, чтобы удрать, у дядьки Некто полно. Всё-таки от кострища тарантин до кустов можжевела метров сто.

С чего я взял, что за тарантинами должен был кто-то следить? По колеям решил, что тарантин увезли в состоянии полутрупов.

Когда я закончил говорить, Юсуп вздохнул.

– Ты родился оратором, однако. Допустим, дядька Некто за тарантинами следил. Но зачем? Как бы он к ним подобрался? Кстати, чего мы здесь стоим? Пошли, покажешь мне свои кусты.

Мы двинулись к зарослям можжевельника. По дороге я объяснил, как дядька Некто мог подобраться к тарантинам несмотря на то, что место между кустами можжевела и берегом открытое.

К тарантинам можно подкрасться вдоль камышей. В последний раз девчонки дозвонились до тарантин в девять вечера. Как раз начались хорошие сумерки. Видимость упала на порядок. Если идти тихо вдоль камышей в сумерках, то можно подойти к тарантинам не просто близко, а вплотную. Вдобавок тарантины уже приняли на грудь, орут, и ни черта не боятся.

Дядька Некто вышел из кустов можжевела, прошёл вдоль кромки леса метров двести в сторону от тарантин, при этом из лесу не высовывался. Затем Некто спустился к речке, к камышам. В сумерках человека с двухсот метров не заметишь. Ну а потом можно смело идти вдоль камышей к самому тарантинову пляжу.

Я предложил Юсупу оглянуться, чтобы увидеть, как великолепно камыши скроют дядьку Некто.

Юсуп остановился, обернулся, рассмотрел берег, продолжил шагать к зарослям можжевельника.

– Согласен, Ян. Подобраться к тарантинам можно. Твои камыши сработают, дядьку Некто спрячут. Но что потом? Выскочить из-за камышей, и одновременно стукнуть всех троих монтировкой по башке? Нереально. А ведь следов драки нет, крови тоже нет.

– Только что ты допускал, что в тарантиновой бутылке может быть клофелин.

– Я помню. Только теперь не могу понять, как его туда сунули. Что, вот так просто дядька Некто подошёл, и накачал бутылку клофелином? И никто ему за это не настучал по башке?

– Юсуп, тарантины уже хряпнули, забыл? От водки внимание у них на нуле. Пока они купаются, можно подкрасться к костерку, да сыпануть в бутылку клофелина. После девяти сумерки уже приличные, видимость паршивая.

– Но и костёр горит. А бутылка возле огня. Освещена как на сцене.

– Но и купаются не трезвые, а загазованные. Я бы на месте дядьки Некто рискнул.

– Ты да бы! Где факты?

Мы подошли к зарослям можжевельника. Я подвёл Юсупа к пеньку.

– Вот тут сидел наш дядька Некто. Что-нибудь ещё объяснять?

Юсуп присел возле пенька, посмотрел сквозь просветы в можжевеловой ширме на тарантинов пляж, качнул головой. Мол, что тут объяснять? Всё ясно. Берег видно как в цветном телевизоре.

Юсуп поднялся, вышел из-за можжевеловой ширмы, замахал руками.

– Эй, мужики! Все сюда!

С берега к нам зашагала юсупова команда. Юсуп хмыкнул.

– А практикантам я головы поотрываю. Позорят меня перед любителем.

Юсуп перевёл взгляд на меня.

– О чём думаешь? Я же вижу, что у тебя в голове война. С кем воюешь, Ян?

– Есть одна штука… нашёл там, возле пенька. Там лежит толстый сук. Заметил? А запах слышал? Проверь нюх. От того сучка так смердит, что уши вянут.

– Ну, и кого это выдаёт с головой? Местного ассенизатора?

– Так воняют ноги Михалыча.

Юсуп сплюнул.

– Ян, ты понимаешь, что это значит?! Всё ясно. Михалыч об тот сучок тёр ноги, ведь от грибка ноги чешутся и зудят.

Ещё Юсуп добавил, что Михалыч молодец. Устроился за кустами с комфортом. Сел на пенёк, ноги поставил на толстый сучок. Лепота! Об этот же сук и чесал ноги, когда они зудели от грибка. Потому и запах остался.

Я возразил: мол, такой запах может быть у кого угодно. Грибок воняет у всех почти одинаково. Может, тот, кто здесь сидел и караулил тарантин, тоже с грибком, и с точно таким же, как у Михалыча? Для начала пусть спецы проверят сук, найдут там частички кожи или пота, сделают генетическую экспертизу…

Юсуп меня не дослушал, продолжил гнуть своё.

– Ян, а если докажут, что тут сидел Михалыч?

– Юсуп, чего ты меня спрашиваешь? Хочешь его забрать? Забирай, если есть что предъявить.

Юсуп хлопнул себя по бедру.

– Так ведь почти нечего! Как его поймать?

– Спрашиваешь меня?

Подошла юсупова команда.

Юсуп указал пальцем на пенёк.

– Так, ребятки. Сначала пустить собачку. Обнюхать тут за кустами всё до последнего паука. Особое внимание пеньку и всему, что рядом. Затем фотосессия. А тем, кто любит упаковывать в пакетики всякую ерунду, тут есть что упаковать. Возле пенька лежит толстый сук, его забрать с собой. Отдадим генетикам.

Овчарка принялась за работу. Мы с Юсупом двинулись к реке.

– Ян, тебе слово. Как тебе это всё?

Я сказал, что ситуёвина не очень, чтобы пахла фиалками. Денег не взяли, джип не угнали, мобильники тоже оставили. На грабёж не похоже. Месть Михалыча – вот это да, это самое оно. Почему нет? Михалыч решил не распыляться, не бегать по городу за каждым тарантиной, и грохнул всех одним махом. Подходит?

Как ни печально, но версия “тарантин грохнул Михалыч” – единственная, что приходит в голову. Разве кроме Михалыча тарантинам кто-то угрожал? А тут ещё этот запах от его грибка… Говорил я ему, что теперь он первый, кого Юсуп вызовет на допрос. Накаркал.

С другой стороны, если там, за кустами, сидел Михалыч, то куда деть мобильник очкарика? Как объяснить, что именно здесь неделю назад мобильник очкарика отключился? Не Михалыч же грохнул сына!

Неудобный вопрос про мобильник очкарика Юсуп пропустил мимо ушей. Взамен Юсуп кивнул в сторону лесной дороги, откуда мы приехали на пляж.

– Ян, а если тарантины не поделили с грибниками урожай? Видел, сколько их было на дороге? Машины стоят через метр!

– Какие грибники после девяти вечера? Охотники за чернобыльским светлячком?

– Тоже верно. А если купались пьяные, и утонули?

– Все втроём? Разом? Такого не бывает.

– Надо проверить.

– Посмотри, какое тут течение. Если они и утонули, то искать их надо где-то в километре ниже.

– Мда… Искать будем долго.

Юсуп обернулся, остановился.

– Ян, глянь.

Палец Юсупа указывал на пару кинолог-овчарка. Овчарка тянула кинолога вдоль леса в сторону от тарантинова пляжа.

Юсуп хмыкнул.

– Похоже, ты был прав. Дядька Некто шёл к тарантинам так, как ты и говорил. Сначала ушёл подальше от тарантин, чтобы не бросаться в глаза. Интересно, собачка к речке спустится?

Овчарка отбежала от кустов можжевельника сотню метров, свернула к камышам.

Юсуп ткнул меня в бок.

– Соображаешь, следопыт-любитель.

Мы дотопали до ромкиного джипа. Юсуп сел на водительское сидение, погладил руль.

– Ян, как думаешь, кто поведёт эту железку в город?

– Ты. Ладно, Юсуп, я пойду.

– Валяй. Только не по дороге. Иди рядом, по песочку, и следы не затаптывай.

– Маслина своим джипом загрёб все следы, которые только можно.

– Ян, иди рядом. Повторить?

Юсуп попрощался жестом, принялся рассматривать внутренности ромкиного джипа. Я побрёл к выезду из леса, где оставил джипчик.

Шёл вдоль дороги, как наказал Юсуп. В пути по привычке разглядывал следы. Кроме автомобильных, на песчаной дороге оказалось полно человеческих. Найденные следы я изо всех сил пытался пришить к пропаже тарантин. Белые нитки рвались ещё в начале шва.

Когда я протопал шагов двадцать, справа от дороги заметил площадку размером с детскую песочницу.