Текст книги "Волчьи тропы"

– Но они делали это добровольно… – выдохнул Михаил, так и не дослушав важного.

– На все воля Норн, – передернул плечами северянин, косо посматривая на съежившегося рядом кузнеца.

– А вы, рожденные тут, как же вы продолжаете существование? Клонируетесь?

– Осторожнее, отрок, – предостерег Харальд, – твой язык может сослужить дурную службу твоей голове… На нижних этажах подземелья жилые помещения. Там живут жены и наложницы, способные рожать детей…

– Но таким образом вас должно становиться все больше?..

– Слабых и грязных кровью детей мы уносим в лес, – в очередной раз заставил задохнуться кузнеца Харальд, – остальные растут под присмотром матерей и старых воинов, уже не способных ходить в вик. А как часто кто-то из нас отправляется к Одину, это ты уже, наверное, понял…

Чужие мотивы, чужие жизни… Миха постарался дышать ровнее, прикрыл глаза, сосредоточился. У человечества, вот уже как лет сто разбившегося на крохотные островки самостоятельного выживания, давно не существует единого понятия жестокости. Просто к этому нужно привыкнуть, выбравшись из не менее бессердечных подземелий под блеклое солнце поверхности.

– Почему же я не видел ваших женщин? – наконец справился с собой он.

– Тётки не допускаются наверх, за исключением редких случаев. В борге отведены покои, где они могут некоторое время пожить со своими мужчинами, у них есть собственное крыло для выхода на поверхность, но боевое братство не допускает их в свою постоянную жизнь. Это разжижает кровь, дверг… Ну и еще Герд, понятно.

– Герд? Это та, которую я видел за общим столом в доме? – Харальд кивнул. – Она и есть то самое исключение?

– Точно. Но Герд его полностью заслуживает, поверь… Очень непросто, знаешь ли, жить в толпе отмороженных мужиков, быть неплохим воином и суметь при этом совершенно не потерять собственную женственность, растворившись в хирде… Она нам как сестра.

Подземник вздохнул.

– Не знаю, смогу ли я принять все это…

– Сможешь. Покуришь?

– Да, наверное, – Миха забрал у северянина окурок и жадно затянулся, закашлявшись.

Посидели, наблюдая за проплывающими над двориком облаками.

– Я тоже стану викингом? – в ответ Харальд незло усмехнулся.

– Викинг – это профессия, дверг. Станешь ходить в вик, поход войны и торговли, станешь и так называться. Пойдем, мы можем не успеть все осмотреть до вечернего пира.

До гаража дошли молча – Миха больше не задавал вопросов, всю оставшуюся дорогу медленно переваривая полученное от Харальда. Сейчас подземник испытывал абсолютно такое же чувство, какое однажды пережил, попав в завал в одной из глубинных шахт Убежища. Обрезанные назад дороги, тьма и медленно утекающий из аварийного баллона кислород. Очнулся дверг уже в темном зале ангара от легкого тычка в плечо.

– Обалдеть… – еще не окончательно реанимировав собственные переживания, только и умудрился сказать он, во все стороны вертя головой и не переставая оглядываться на викинга круглыми от удивления глазами. – Откуда? Где вы, в конце концов, на весь этот парк бензин берете? Харальд, это ж целое богатство! Стоит об этом узнать хоть одной мало-мальски подготовленной группировке от Новосибирска до Томска, и вам придется туго! – смешанные с сырыми эмоциями слова буквально посыпались из подземника, когда он двинулся вперед между машинами.

– Да, в общем-то, у нас и сейчас жизнь не сахар, дверг, а про богатства наши многие знают… – пожал плечами и улыбнулся его проводник. – А бензин торгуем, у нас среди цыган даже свои поставщики постоянные есть. Ну и, кроме того, мы землей реже пользуемся, в основном горючка необходима двигателям драккаров.

Конечно, в Убежищах тоже старались сохранять машинные парки, причем встречались даже образцы, выжившие еще со времен Третьей войны. Но в основном они были законсервированы для потомков, а пользовались только добывающими машинами, бурильными установками, да, пожалуй, иногда в караван на ярмарку по паре грузовиков отправляли. А тут! Нет, наверняка северяне тоже не всем этим перед обнищавшим миром щеголяли, но покрытых пылью и заляпанных грязью машин все равно было не меньше десятка. Грузовик, два обшитых листами жести багги, похожие на машину контрабандистов, старинный легковой автомобиль, пара армейских джипов времен последней войны, переделанный в передвижную крепость автобус и даже несколько мотоциклов – длинных, дерзких и сверкающих хромом.

Миха прошел по рядам, прикасаясь руками к зачехленным в брезент машинам, бросил придирчивый взгляд на мощные бронированные ворота ангара, выходящие из борга на восток, свернул за автобус. И замер, не в состоянии произнести ни слова. Харальд, бесшумно подошедший из-за спины, пояснил.

– Это Слейпнир, волшебный восьминогий конь Одина, отца мудрости и побед. Именно на нем владыка Асгарда ходит в битву и объезжает свои владения. Тот, кто называл эту машину так, угадал в самую точку, не забыв и о почтении к Асам…

Миха подошел поближе, нерешительно, словно к миражу протягивая руки. Четыре оси, восемь здоровенных шипованных колес, темно-зеленая армейская броня и крохотная пулеметная башенка на крыше, ближе к вздернутому носу. Бронетранспортер. Настоящий, побитый, потертый, стрелянный. Отвернувшись от БТРа, подземник восхищенно кивнул викингу.

– Морской гараж, соответственно, ближе к реке. Два драккара, на одном из которых тебя привезли в Ульвборг, весельные лодки, старые моторные лодки… Потом как-нибудь там тоже побываешь. Ты водить-то машину умеешь?

– Пару раз работал на экскаваторе, но ведь там совсем другое… А вообще у меня с техникой все нормально.

– Хорошо, посмотрим, – викинг в задумчивости покусал губу, пропустил Миху в двери и закрыл их, – куда теперь? – дверг пожал плечами – тебе, мол, виднее – и Харальд решительно кивнул. – Пожалуй, если уж ты действительно должен приобщиться к новому видению мира, это тебе стоит увидеть в первую очередь…

Они снова двинулись по коридорам борга, иногда проходя по местам, которые Миха уже начал узнавать. Вот тут тоннель к длинному дому, туда спуск в подземелья, это к мастерским, а это во дворики. Изредка они встречали раумсдальцев, сочувствующе улыбающихся Харальду и его спутнику.

– А где остальные?

– Наверное, смотрят корабль после вика и разбирают трофеи. Еще объясняют новым трэлям, – Миха невольно вздрогнул, а плечо кольнуло, – как нужно себя вести, следят за приготовлением ужина, может конунг кого и к женам отпустил… По большому счету, сегодня пустой день.

– Нет, ну как?! – вдруг снова взбунтовалась сущность подземника. – Скажи, как вы умудряетесь жить тут, воевать направо и налево, гонять Светящихся, наживать врагов среди людей, брать рабов и жен на стороне, оставаться при этом какими-то… – Миха с удовлетворением почувствовал, как приходит на ум нужное словно, – расистами! Бухать, словно сапожники, и продолжать хранить Линию, как мы говорим… говорили дома?! Ладно Убежища, так там контакты с Внешним Миром вообще сведены к минимуму, жесточайшие законы и контроль; ладно Миссии Христа, которых со времен войны в России не так уж и мало, и то их периодически громят; ладно берлоги и лагеря сброда, колхозы там, штабы банд, они хоть живут в одной плоскости, но вы! Как?!

– Я отвечу, только если ты, дверг, – парировал Харальд, даже не сбившись с шага, – расскажешь мне, как можно выжить в борге на протяжении почти десяти лет, имея лишь двух боеспособных мужиков, дюжину детишек, часть из которых грудного возраста, и толпу баб!? Каково это выходить во Внешний мир, как вы его называете в своем Нифльхейме, переодевшись бродягами выискивать чистую кровь и еще не потухшие сердца, по крупицам снова набирать хирд и доверять чужакам, одному за другим, свой дом, своих близких и свои знания!? Когда для того, чтобы выковать из молоденького рейнджера настоящего и преданного воина, уходит две зимы, а то и больше? Когда все ворота и окна борга в течении многих лет просто заварены железными листами, башни обтянуты камуфляжем и мхом, стяг спущен, а крупа и мука взвешена по количеству дней до новой вылазки? Я сам тебе отвечу, дверг – это нелегко. Но что будет легко, никто и не говорил!

– Но зачем? – сдавленно вытолкнул из себя Миха, все еще не желая окончательно сдаваться пониманию, что никуда от этого он уже не убежит. И, видимо, никогда.

– Это ты узнаешь позже, кузнец, когда придет твой срок. И если я хоть как-то знаю своего конунга, срок этот придет скоро… Мы на месте.

Дверь, к которой Харальд привел подземника на этот раз, неожиданно отличалась от всех предыдущих, темно-серых, без надписей и обозначений, а лишь с едва заметной полосой разлома посередине; эта же была поменьше размерами, но по дверной коробке поверх причудливой вязи странного рисунка были начертаны значки. Пока Харальд, низко склонившись над пультом, набирал код доступа, Миха внимательно рассмотрел надпись по узору. Незнакомо, непонятно… Викинг распрямился, окидывая дверь взглядом, словно видел ее впервые.

– Это футарк, рунический алфавит древних скандинавов, – сказал он.

– А что здесь написано? – Миха наконец-то уловил хаотическую суть узора, различив двух воронов, змея, плывущий корабль – все схематическое и по-древнему простое. Харальд пожал плечами, подталкивая дверга в открывшийся проем.

– Не помню.

Миха в общем-то догадался, что с ним делают северяне – обрушив на подземника невероятное количество новой и шокирующей информации, его сбивают с ног и одним ударом разрушают все основы, на которые когда-либо опиралось сознание Михаила. Стирают прошлое… чтобы нарисовать новое прошлое, чтобы построить новое будущее.

Следующий зал может быть и не шокировал до такой степени, как лаборатория, гараж или оружейный сарай, но впечатлял уж точно.

Немногим меньший, чем помещение для длинного дома, он имел кубическую форму и был довольно высок. Продолговатые светильники под потолком, включенные Харальдом, ярко осветили его внутреннее убранство. Несомненно, это был музей, и Миха подался вперед, впиваясь глазами в главный экспонат. Также как и длинный дом, построенный на специальной площадке прямо внутри башни борга, посредине этого зала на возвышении стоял корабль. Не катер на подводных крыльях, не жестяная крепость для речных походов – настоящий драккар, багрового цвета ладья из цельных досок, укрепленных внахлест. Не меньше пятнадцати метров в длину, с низкими бортами, обвешенными расписными щитами, с торчащими во все стороны веслами, словно крыльями, он был установлен на своем постаменте не ровно, а словно заваливаясь на волну. Вырезанная из цельного куска дерева, форштевень украшала драконья морда на гибкой шее. Сейчас она, горделиво откинутая чуть назад, нависала ровно над подошедшим вплотную двергом.

Миха, приоткрыв рот, медленно двинулся вокруг ладьи, осторожно прикасаясь кончиками пальцев к упиравшимся в пол веслам. Мачта была установлена, единственный рей чуть приподнят, чтобы было заметно скатанный вокруг него красно-белый парус. На правом борту драккара, нарушая абсолютную симметрию корабля, в несуществующую воду уходило резное кормило.

– Это драккар, – голос Харальда долетал от входа, дробясь на металлическое эхо, – построенный первыми из нас, еще до Третьей войны. Имя его из живущих сегодня не помнит никто. Говорят, на нем предки ходили по Оби и Обскому морю, а с началом переселения спрятали, чтобы потом привезти сюда. Вот, видишь, привезли…

Миха не ответил, просто обошел дракку кругом, жадно впитывая глазами увиденное, и повернулся к заставленным стеклянными шкафами стенам. Старые шлемы, мечи, одежда какая-то, книги на специальных подставках, листы бумаги, закатанные в пластик, амулеты, украшения, был даже старинный, прожженный и грязный спальный мешок, заботливо выставленный в отдельном стенде. Каждая вещь имеет, что рассказать, подумал Миха, это место, где живут духи наших… их предков.

– Вот этот меч, – словно отвечая на молчаливые вопросы дверга, сказал Харальд, рукой указывая на висящий в стекле старинный меч, очень похожий на тот, что был у него самого на боку, – настоящий каролингский клинок из музея археологии Новосибирска, девятый век. Ценная вещь, в таком отличном состоянии очень редкая в мире. Как он попал в Сибирь в конце двадцатого века вообще непонятно, а нам достался во время войны.

– Так вроде бы музей эвакуировали под столицу? – Миха наморщил лоб, вспоминая.

– А они его забыли, – без тени улыбки ответил северянин, – а это вот оружие, которым дрались наши предки… наши сибирские предки, – кузнец проследил жест, приближаясь к оружейному шкафу. Тускло-желтые, крашенные серебристой краской клинки были установлены на корявеньких и слабо обработанных кованых рукоятях, – это стеклотексталит. Плотность, вес, баланс и параметры, как у любого настоящего меча, но убить нельзя. В их времена было непросто работать банкиром и хлестаться на железном оружии…

Банкиры, психологи, инженеры…

– Слушай, – неожиданно спросил дверг, оборачиваясь к северянину, – ну ладно, родился ты тут, имя тебе сразу дали скандинавское. А другие, что приходят, у них-то, как и у меня, наверное, имена нормальные, русские были? – Харальд пожал плечами, улыбнулся, кивнул. – Как вот, например, Орма звали, до того, как он к вам?..

– Саня, по-моему… – в ответ Миха лишь покачал головой и одними губами выругался. Тяжело вздохнул, прикрыл глаза. Нереальность в нереальном. Дурдом.

XII

Наверное, нет подземелья, в котором бы потомственный подземник заблудился, ну или хоть примерно не знал, в какую сторону идти. Проходя по уже изученным раннее коридорам вслед за долговязой фигурой викинга, Миха внимательно косил глазами по сторонам, понимая, что уже почти что знает внутренний план Ульвборга.

– Иди к длинному дому, – Харальд остановился на развилке проходов, – встанешь у порога, пока не пригласят к столу, если вообще пригласят. А мне еще вниз заскочить нужно.

В глазах человека мерцали лукавые искорки, как будто он действительно знал, о чем сейчас думает дверг. Миха кивнул и северянин без промедления исчез, оставив на память только тяжелое эхо шагов. Осматривая обшитые жестяными листами стены, кузнец лишь через некоторое время, когда уже стихло и оно, сообразил, что остался один. И ни охраны, ни проводника… Они что, эти северяне, действительно полагали, что из борга вот так вот просто не выбраться? Или проверяли? Очередной тест, после которого он займет определенное ему место в картине мира этих людей. Кузнец прислонился к прохладной стене, поднимая глаза к ровному серому потолку.

– Не этого ли ты хотел, Миша? – поинтересовался внутренний голос, гнусаво посмеиваясь. Жизни вне осточертевших стен Убежища, когда ты в состоянии сам наладить собственную судьбу, вырвавшись из привычных нудных канонов, что навязывают тебе уставы и предписания? Жизни с арбалетом или самострелом в руках, когда ты не только строишь сам себя, но хватаешь будущее за глотку сильной рукой и прижимаешь к стене, заставляя делать по-твоему. Миха вспомнил, как еще в детстве хотел сбежать из дома с Миссией, но Братья, посмеиваясь на своем иностранном языке, все-таки вскрыли ящик и доставили малолетнюю находку представителю Убежища… Хотя, с другой стороны, а тут что, канонов или предписаний нет? Странные люди, эти северяне. Миха незаметно для самого себя покачал головой, и тишина коридора наполнилась его новым тяжелым вздохом.

Вывернули наизнанку всю его жизнь, перечеркнув прошлое огромным жирным крестом, и приглашают к столу. Будет у тебя, Мишка, – не унимался голос, – и кожаная потертая броня, и карабин, и может даже меч. Будешь матерым и видавшим виды волчарой, перед которым отродья просто бегут прочь… Миха усмехнулся, криво и горестно. Уснуть бы сейчас, да проснуться свеженьким, забывшим все, отряхнувшимся от грязи. Но ведь проклятая кровь не даст…

И тогда Миха, сам того еще не до конца осознавая, принял одно из первых решений, рассуждая и мысля, как настоящий раум. Он решил пойти в длинный дом, добиться, чтобы его посадили со всеми за стол и, если позволят эти… как их?.. Норны! и, если позволят Норны, жесточайше напиться. Ноги, запомнившие расположение комнат, сами понесли дверга в нужную сторону.

У дверей в зал, где был построен длинный дом, он встретил Бьёрна, Хлёдвига и еще одного викинга, имени которого не знал. Словно не заметив дверга, раумы прошли в двери, переговариваясь и негромко посмеиваясь о своем. Кузнец пропустил их, осмотрел пустынный коридор и вошел следом. Приблизился к деревянному дому, в котором уже скрылись викинги, еще раз внимательно обвел глазами всю огромную залу, куполообразный потолок, пристройки, массивное бетонное основание, и на этот раз заметил то, что скрылось от шокированного взгляда в момент первого посещения. Например, едва заметные коробочки камер наблюдения под вентиляционными люками, или датчики движения, тоненькие красные лучики, направленные на дверь башни. Усмехнувшись под нос, кузнец толкнул тяжелую дощатую дверь и ступил на высокий порог, вдыхая запах похлебки и жареной рыбы.

Дом встретил шумом, неторопливым говором и тихим бренчанием гитары, струны которой лениво пощипывал в своей клети Сигурд. Конунг и ярлы на своих местах, а вот доброй половины остальных еще не было видно. На полу, у самого края правого стола, стояли два огромных кованых котла, от которых так и валил ароматный дым. Северяне еще не сидели за столами – валялись на спальных лавках, что-то шили, точили, болтали, или двигали по клетчатым доскам резные фигурки. Миха обратил внимание, что сигарет в доме не курят – только трубочки. Сделав несколько шагов вперед, кузнец замер в ожидании.

Ну, может быть, тишина наступит, подумал он, как в старых вестернах, когда в салун входил краснокожий или негр, а может кто головой кивнет, все же заметив коротышку, но иллюзии лопнули, подобно мыльному пузырю. Миха стоял посреди дома, словно был сделан из чистейшего, прозрачного хрусталя. Ни на секунду не утих говор, конунг не оторвался от оживленной беседы с Рёриком, и гитара продолжала так же тихонечко плакать. Хорошо, что Харальд предупредил, подумал кузнец, а то бы уселся сейчас на свободное место, а проснулся уже без головы…

Постепенно собираясь к назначенному часу, в дом подходили и остальные северяне. Прошел Харальд, миновав кузнеца, как незнакомого, следом Орм и Хельги, чуть позже Герд. Входили, приветливо кивая и здороваясь, махали руками друзьям и пробирались на свои места, обходя кузнеца, как будто не живое существо стояло, а… нагажено, что ли…

Миха терпеливо ожидал, стиснув зубы и не сводя глаз с конунга, но Торбранд уже несколько раз осматривался, скользя ясным взглядом прямо сквозь Михаила, и как ни в чем не бывало возвращался к беседе. Даже двое прислужников трэлей – неприметных сереньких фигур, и то на подземника хоть бы повернулись из своего угла. Через четверть часа в доме за столами сидели все, кого Миха видел тут вчера. Расселись, погомонили и по незаметному знаку конунга начали раскладывать по тарелкам еду, передавая пустые миски по кругу. Пошумели, ругаясь, где чья ложка, и через минуту этими же ложками застучали, аппетитно причмокивая и шумно нахваливая варево своих тёток. Миха, в чьем животе неожиданно проснулся голод, сообразил, как давно в последний раз он вообще ел. Постоял, глотая слюну, но с места сдвинуться не посмел. Только еще сильнее стиснул зубы и сосредоточился, стараясь не прислушиваться, как бряцают тарелки.

Через несколько минут пытка поутихла – северяне взялись за расставленные посреди столов многочисленные пузатые бочонки, а многие отодвинули прочь пустые миски. Кое-кто конечно, вроде Бьёрна или Атли, протянули свои за добавкой, но в основном пожирательная лихорадка кончилась. Более не в силах терпеть запах еды, стоящей на полу прямо в трех шагах от него, Миха поднял полные страдания глаза на Торбранда. И наткнулся на взгляд – прямой, внимательный, испытывающий.

Торбранд поднял правую руку, выпрямляясь в кресле, и откинул с плеча неизменный красный с белым меховым подбоем плащ. В доме наступила тишина.

– Слушайте, ближники, – сказал он негромко, но акустика помещения отчетливо доносила его слова до каждого из присутствующих, – все знаете, ни от кого не утаено, что появился в нашем борге дверг, принявший нашу кровь, – словно ритуальный, прокатился по сидящим общий вздох, – не нам судить, случайно было то, или преднамеренно, но это произошло и дверг еще жив, – новый вздох, в котором Миха к собственному страху уловил нотки удивления. – Я взял этого дверга во фьорд, готов посадить на весло и взять в младшие хирдманы, как только он докажет, что достоин быть раумом и носить в своей крови наследие Хальвбьёрна Полутролля. С этой минуты я принимаю его и в этот дом. Дверг, твое место за столом будет там, – Торбранд протянул руку в сторону двери, – на краю лавки, как и положено отроку. В случае боя ты отвечаешь за дверь, пока старшие воины не возьмутся за оружие. Думай, как первый, но говори и ешь последним, – конунг замолчал и Миха понял, что эта пауза тоже является обязательной частью происходящего.

– Но дверг молод и не знает наших законов, – это был Рёрик, приподнявшийся со своего места, – он может наделать ошибок, навлечь беду или опозорить кровь, которую носит… – новый вздох по лавкам. Миха почувствовал, как у него холодеет спина. – Ему нужен старший, который поможет и объяснит. Который, когда придет миг, опоясает его мечом.

– Верно, – кивнул Торбранд, – дверг, с этой минуты ты будешь сидеть на одном руме с Ормом Змеенышем, чью кровь ты и принял. Будь его тенью, стань его спиной. Ваша кровь смешалась, как делают у нас, когда хотят стать побратимами. Он будет тебе старшим братом, отцом и учителем. Отныне – твоя жизнь в его руках. Орм?

Со своего места медленно поднялся Орм. Посмотрел на всех, неторопливо обернулся к двергу.

– Моим отцом был Вестейн, что когда-то усыновил меня силой собственной крови, его отцом был Гуннар Молчаливый, а меня зовут Орм, и среди ближников я прозван Змеенышем за ловкость и лютую злобу в бою. Я из Раумсдаля, служу Торбранду конунгу и хожу кормчим на одном из его драккаров. Я принимаю этого чело… – Орм поджал губы, растянувшиеся в невольной улыбке, и подобные же улыбки появились на лицах других северян, – этого дверга в свои ученики и сделаю все, чтобы он носил в себе не только нашу кровь, но и наш дух, – он склонил голову, словно припоминая, – я даю двергу имя – Ивальд – и если его спросят, кто был его отец, разрешаю называть мое…

– Пусть будет так, – сказал конунг, поднимая кубок, – ты сказал, Орм! Скъёль!

– Скъёль! – дружно ответил хирд, поднимая кубки и рога.

– Проходи к моему столу, Ивальд, – пригласил Торбранд, – Рагнар, поднеси кузнецу его первый рог. Этот викинг покажет тебе, дверг, где твое место и что нужно делать.

С лавки ловко поднялся один из хирдманов – невысокий, темноволосый и улыбчивый, чье лицо сразу же понравилось Ивальду. Без лишней суеты извлек он из-под стола темную стеклянную бутыль, наполнил чем-то прозрачным витой рог, подошел, и с улыбкой протянул кузнецу. Пей.

И сказать, что первый шаг удался кузнецу легко, означало бы определенно соврать. Словно приросшую, с неимоверным трудом оторвал подземник от пола ногу, выдвигая ее вперед, и протянул навстречу Рагнару затекшую, как от многочасовой работы в кузне, широкую ладонь, принимая напиток. Замер, понимая, что все сейчас смотрят только на него, и выпрямился.

– Не скажу, что всю жизнь свою ждал такого, правда это и скрывать ее не стану; но еще одна правда в том, северяне, что теперь – не жалею! А если бы говорить умел, – просипел он охрипшим горлом, – то наверняка сказал бы о переполняющих меня сейчас чувствах, – он слегка прокашлялся, оценивая реакцию раумов, – но я отрок, и говорить не могу вообще… – на лицах северян появились довольные улыбки. – Вот как подрасту малость, так все вам и выскажу!

Многие засмеялись, а Ивальд смело опрокинул рог в глотку. И потекло, понеслось пучиной, круша последний рубеж, вставший на пути могучего водного потока, стирая прошлое, как простые файлы. Некой точкой, заключительным штрихом был для подземника этот рог, вливший в него не только шум морского прибоя, но и новую жизнь, прокатившийся по пересохшему горлу, словно раствор по клинку, напрочь сметая предательскую ржавчину. Конунг улыбнулся, а Рагнар предусмотрительно протянул Ивальду наколотый на нож большой соленый гриб.

Кузнец закусил, чувствуя, как раскатывается по пустому желудку крепкий напиток, а в голову уже бьет, и улыбнулся северянам в ответ. Рагнар, забравший у него рог, повел к столу. Остальные, изредка поглядывая на новенького, словно только сейчас впервые увидали, вернулись к ужину и разговорам. Викинг пролез обратно за стол, жестом приглашая Ивальда присаживаться рядом, таким образом, что на левой от конунга лавке тот оказался крайним к двери. Засуетились трэли и на столе мгновенно появилась новая миска, ложка, а Рагнар протянул свой нож. Ешь.

Тот, не заставляя себя долго уговаривать, передвинулся обратно к краю лавки, плавающим в котле ковшом сам зачерпнул похлебки, вернулся на место и начал есть, стараясь делать это не шибко жадно и громко. Справа протянули серый хлеб и лук, в свободную деревянную кружку Рагнар, так и не произнесший пока ни слова, щедро плеснул пива. Ивальд ел все медленнее, стараясь лишний раз не поднимать голову и понимая, что горячему вареву ну никак не настигнуть обрушившуюся в живот водку. В голове загудело, а перед глазами неожиданно поплыл стол.

Со всех сторон неслись голоса, негромкий смех, кто-то что-то рассказывал и убеждал, опять забренчала гитара, уже увереннее и громче. Последний раз черпнув ложкой по пустому дну тарелки, Ивальд выпрямился, пытаясь сосредоточить взгляд на сидящих напротив, за соседним столом, северянах. Те множились, ускользая от подземника, и совершенно не хотели показывать лиц. Неверной рукой кузнец притянул к себе кружку. А кому тут за ужин спасибо говорить? Глоток теплого пива бросился догонять проглоченную второпях похлебку…

XIII

Первое понимание пришло, наверное, часа через полтора. Ивальд помотал головой, словно отряхиваясь ото сна, но тут же понял, что не спит. Мутная пелена, до того висевшая на взгляде, осторожно отступила, освобождая ясность взора, а к телу вернулось понимание местонахождения в пространстве. Кузнец наклонил кружку, заглядывая на донце, где вновь весело плескалось нечто прозрачное и пахнущее спиртом, и мгновенно отставил ее на стол. Осторожно, словно боялся переломать шею, повернул голову направо, осматриваясь.

Он сидел, все еще сидел за столом, почти на своем месте, а на тарелке давно остыл недоеденный кусок жареной рыбы в окружении наломанных кусочков хлеба и костей. Затекшие ноги и поясница красноречиво доказывали, что за проведенное время он ни разу не поднялся, а внутренние часы со времени отключки отмеряли не меньше полутора часов.

Заторможенный взгляд поплыл по дому, фиксируя произошедшие перемены. Часть народа уже вышла из-за столов и ушла, часть отрубилась в клетях, но самые стойкие продолжали пить и есть, перемежая эти занятия смехом, песнями, курением трубок и рассказами. Справа, куда все сидящие на лавке с начала пира довольно сильно сдвинулись, почти наваливаясь плечами друг на друга, на гитаре играл Орм, которому подпевали насколько голосов. Рёрик спорил с Хлёдвигом, конунга за столом не было, а Атли и сидящий рядом с ним здоровяк лупили друг друга деревянными ложками за право посидеть на его стуле. Подземник окончательно сконцентрировал взгляд, и только тут понял, что наседающий на него Рагнар, пьяный в три дуги, вот уже несколько минут ему что-то живо рассказывает, размахивая руками. Для порядка подземник несколько раз кивнул, и попытался вспомнить, что же произошло за последний час. Не получилось.

Неожиданно угомонившийся Рагнар вдруг махнул рукой, печально вздохнул, отворачиваясь от кузнеца. Одним глотком добил остатки в своем кубке, и полез в клеть за спиной. Оставшись в одиночестве, дверг привстал, осознавая вполне конкретные потребности, и осторожно прикоснулся к плечу сидящего следом за Рагнаром северянина.

– А, дверг! – это оказался широкоплечий Хельги, уже изрядно захмелевший и улыбчивый.

– Где тут удобства? – тихонечко спросил кузнец. После чего Хельги громко переспросил, интересуясь, именно это ли они оба имеют в виду. А потом указал место, пояснив, что если дверг хочет того-то и того-то, то это туда. Покраснев, Ивальд пробрался к выходу и покинул шумный дом.

Прохлада металлического зала подействовала, словно он на самом деле выбрался на улицу. Вдыхая застоявшийся воздух, так напомнивший двергу воздух его родного Убежища, кузнец пошел налево, следуя указаниям, и обнаружил рядом с кухонными пристройками маленькую кабинку. Посидел в ней, пытаясь хоть как-то выстроить в ряды разбегающиеся мысли, и нетвердой походкой вернулся в дом.

Однако стоило ему открыть дверь, как пронзительный вопль буквально приковал к порогу.

– О-о-о! – детина, сидящий слева от ярла Атли, вскочил, вытягивая в сторону подземника огромную лапу. – Наш боец проснулся!

Ивальд отшатнулся, опираясь на дверной косяк. Как же его зовут, этого гиганта? А ведь Рагнар ему всех представил… Ах да, Арнольв! Точно, Арнольв гигант – хевдинг – младший вождь, брат Атли, обладатель гранатомета «Великанша»! Но отчего такой восторг?

Тем временем, последний начал незамедлительно пробираться из-за столов, не переставая квохтать и что-то приговаривать, при этом лицо его не покидала довольная и немного глуповатая улыбка. Гитара замолчала, а все бодрствующие в доме зашевелились на своих местах, разворачиваясь к пустой площадке между очагом и дверью. Определенно, что-то затевалось. Арнольв уже был готов выбраться на свободу, когда Ивальд в два шага своих коротких ног долетел до столов и нагнулся к Хельги, едва не уронив на пол несколько пустых кружек.

– Что происходит?! – викинг улыбнулся, икнул и кивнул. – Что тут происходило, пока я пил?!

Ивальд почувствовал, как мгновенно трезвеет, чего о пробиравшемся к нему великане сказать было явно нельзя. Пытаясь изобразить шипящий шепот, которым разговаривал дверг, Хельги ответил.

– Ты разговаривал и отвечал на вопросы. Сказал, что не умеешь драться и почти никогда не стрелял… Ик… Тебя взялись учить сразу несколько человек – Торкель, Сигурд и кто-то еще… потом ты рассказывал, что умеешь… и… сказал, что обучен бою на руках. Ик! У нас это называется простым боем. А младший брат Атли, который сейчас идет к тебе, очень его любит и просто в восторге, когда находится новый соперник, а то… всех наших… ик… он уже давно переломал, кроме Бьёрна… да Рагнара, пожалуй…