Текст книги "Волчьи тропы"

– Смотри! Мы тоже когда-то не могли прозреть, долгое время путаясь в заблуждениях собственных предков, пока в один прекрасный день не отбросили лишнее, оставив это Миссионерам, и всего лишь не решились посмотреть вокруг, встав в полный рост. И когда мы увидели, чем окружены в этом мире, ответ пришел сам собой… – единственное, что мог прочесть Ивальд на испещренных мониторах, это были цифры, но и они впечатляли сами по себе. Таблицы, графики роста численностей, этапы миграций, перспективы на будущее: северяне собрали огромную базу по подземникам. – Это дверг, – сухо пояснил Торбранд, – такой же как и ты представитель человечества, чьи предки много лет назад ушли под землю. У нас же, северян-язычников, это всегда были карлики-кузнецы, живущие в темном Нифльхейме, что является самым нижним из Миров Игдрассиля. Искусные мастера, нелюдимые и боящиеся солнечного света. Похоже?!

Голос Торбранд набрал силу и зазвенел, эхом откатываясь к капищу. На мониторе появилось новое изображение и Ивальд незаметно сложил пальцы в охранном знаке. Много раньше пальцы людей складывались так, когда в них лежал счетчик Гейгера… Высокая, закутанная в бесформенный балахон из мешковины фигура, казалось, может сломаться в хрупкой талии. Лица, скрытого капюшоном, видно не было, как и длинных худых пальцев, но кузнец был этому только рад. Светящийся, Проклятый человек…

– Хитрые альвы населяют Альвхейм, еще один из Миров. Прирожденные колдуны, невидимые и неуловимые, когда-то они дали человеческой фантазии возможность создать расу волшебных, и никогда не существовавших, эльфов. Бывают светлые и темные, но скажу по собственному опыту, светлых я пока не встречал… Не живет во всех Девяти Мирах существа с более коварной, жестокой, хитрой, и не отягощенной принципами, душой, Ивальд. Вы, если мне не изменяет память, называете этих выродков, наделенных невероятными парапсихическими свойствами, Светящимися? Так и не покинувшие своих радиоактивных домов, эти люди когда-то значительно изменили в своем понимании границы нормы по отношению к живому. Как изменили и самих себя… Тесные немногочисленные общины и невероятно сильный дух стаи. Слышал, как они воруют в свои банды городских детей? Похоже?!

Кузнец вновь впился глазами в строчки и столбцы, поражаясь информированности северян.

– Эти люди, – новая картинка, – когда-то не захотели уходить из тайги, в надежде, что та спасет и укроет. Но тайга, это еще и спрятанные в ней российские ракетные базы, принявшие не один удар. Смотри! – ростом с человека, но горбатый, обросший шерстью и почти не пользующийся одеждой, с массивной челюстью и выпирающими вперед клыками. Грязные космы падают на высокий покатый лоб. – Это тролль, житель чащоб. Таких можно встретить почти в любом из Миров Ясеня, они глупы, многочисленны, сильны и беспощадны. Их жестокость и ярость по отношению ко всему живому часто заменяет им ум, хотя иногда в сознании троллей встречаются и проблески интеллекта, что делает эту расу еще более опасной.

Новые цифры, карты, цветные пятна мест обитания и направления многолетних миграций. Такого, подумал Ивальд, пожалуй, не было даже в базе данных его родного Убежища.

– Дальше? Смотри! – и перед кузнецом в безжалостной размеренности замелькали слайды. – Это те, кого мы называем йотуны, великаны или турсы. Это уже далеко не люди, подземник, и ты это знаешь не хуже меня. Порождения войны, те, кого вы зовете Отродьями… Разных мастей, разных размеров и пород, иногда они даже создают подобия генетических ответвлений или кланов с множеством похожих себе, но одинаковых все равно еще никто никогда не видел. В отличие от Светящихся, у этих существ навсегда потеряны даже самые последние ниточки, роднящие их с человеком хотя бы по подобию. Мы многих знаем, но занести в базу всех невозможно… Смотри! Страшно, дверг?! Это карта расселения или регистрации хотя бы единичного присутствия йотунов на территории России сорок зим назад. А это двадцать. А это чуть больше пяти… Ты молчишь? Открыл рот? Смотри, как гаснут населенные пункты людей, оторванные от поддержки беспомощного государства. Они расселяются, их становится все больше, но почти никто этого не видит. Черные Земли, на которых даже альвы могут жить с трудом и то не все, пригодны для этих ублюдков, как самые лучшие курорты… Мы не мертвы, кузнец, поверь, мы не мертвы. Йотуны идут бездумно, как мы предполагаем, словно стихия. А мы живем, так же как и эти дети взрывов и испарений; границы пали, наполнив Мидгард существами из других Миров, и каждый ждет Рагнарёк, чтобы столкнуться с ними в последней битве, несущей Земле обновление… Пока же…

Торбранд опять замолчал, вместе с Ивальдом рассматривая картинки – огромных трехголовых людей, псов размером с лошадь, огромных змей и кентавров. Яркие, объемные – часть этих фотографий была сделана с натуры из укрытия, часть в бою, часть над трупами. Святилище снова погрузилось в тишину, а на напряженных лицах притихших собеседников мигали отблески экранов. И словно опять потеряв мысль, конунг продолжил совсем о другом:

– Инеистые великаны – существа из северных районов, светящиеся молочно-белым сиянием… А это Черви, дети Йормунганд и Нидхёга, да, кузнец? Тебе ведь должны быть знакомы эти Отродья, приходящие в коридоры Убежищ из-под земли? Ваши смертельные враги, которыми пугают уже не одно поколение детишек… Это турсы, бывшие люди, которым мутация позволила достигнуть невероятных размеров. Примитивно разумные, словно дикие звери, они способны быть совсем рядом, такие громадины, а ты все равно не узнаешь, что они тут… Чаще большие экземпляры приходят с юга: Узбекистан, Казахстан, даже Алтай, поэтому принято считать их детьми Сурта, огненными великанами. Их много. А это вода, с которой справиться труднее всего… Страшно? Нам тоже, Ивальд и это единственный страх, существование которого мы не боимся признать. Спасает то, что морских и речных подвидов пока зафиксировано очень мало…

Ивальд, не в силах ни отвести взгляд, ни закрыть глаз, начал мелко дрожать. Он сам себе сейчас напоминал щенка, с размаху заброшенного в середину пруда, а патологический ужас перед водой лишь добавлял впечатлений от сравнения. Огромный мир, пределы которого, как оказалось, далеко не ограничиваются стенами Убежища и тропами контрабандистов, был чудовищен, жесток и реален. И именно в него собирался ввести его конунг, решительно, с насмешкой над страхом и… навсегда.

– Это еще не конец, коротышка! – голос раумсдальца добивал, словно нож. – Вот цифры общемировых потерь после Третьей войны. Впечатляет? А это та же таблица, но после Четвертой. Хочешь, покажу динамический график вымирания человеческого рода по территории земного шара на конец прошлого века? Вот, смотри… Зеленым обозначены места зарождения новых генетических оазисов. Как Убежища, например. Ну а красным… Черное – это выжженные земли, на которых, как мы предполагаем, пока не могут ужиться даже турсы. Это трансформация черты океанских побережий, вот здесь колебания объема воды в мировых океанах, а это общие результаты по изменению характеров крупнейших рек Земли. Йормунганд, дочь Локи зашевелилась на дне… Графики перерождения климата, еще одно доказательство – сроки наступивших после бомбардировок зим. Знаешь, еще не так давно мы сами ошибочно считали, что Великая Зима уже прошла, но самый простой подсчет разбивает эти иллюзии в дым. Сказано, что Фимбульветр продлится три года подряд, а это не менее тысячи дней. Выпавший же после войны снег пролежал не более семи с половиной сотен дней, задержавшись на большее время лишь в некоторых районах. Остается сделать самый простой вывод – лишь когда Мидгард вновь, в третий раз содрогнется от взрывов, тогда и ляжет вечный снег, а Волк пожрет светила. А это значит, Ивальд, что и Конец Миров и Битва Богов еще впереди… Мы не пропустим, надеюсь…

Торбранд улыбнулся.

– А пока же, как и на любой войне, наши противники нанесли лишь ряд превентивных ударов. Руками самих же людей истощают наши ряды, прореживают, так сказать, будущего врага… Сказать проще, дверг, они пробуют свои силы и… сколачивают страшное войско для последней схватки на Земле. Готовят тех, кто будет должен окончательно сокрушить человечество, как вид.

XVI

В доме было тихо, словно неторопливо перемещающиеся по нему северяне и в самом деле боялись разбудить спящих. Ивальд, вот уже в течение часа отрешенно разглядывающий доски потолка в отведенной ему клети, не переставал удивляться этим людям, возложившим на себя огромную, можно сказать даже нереальную задачу и миссию, известную только им, и при этом ведущим себя столь наивно и несерьезно. Звучал негромкий смех, стонали похмельные головы, кто-то точил нож. В голове, прокручиваясь с точностью, какой был способен позавидовать диктофон, повторялся ночной диалог дверга с конунгом. Мониторы, таблицы и снисходительно взирающие на это идолы древних Богов все еще стояли перед глазами.

Конунг еще долго, до самого позднего утра рассказывал, нагружая и без того опухший мозг подземника. Сидел, уставившись в одну точку и отвернувшись от компьютера, и рассказывал. Об Асах и их силе, о зле и опасностях, окружающих борг и окрестные земли. Об устройстве мира, вера в который помогала раумсдальцам выжить, и о покровительстве великих, казалось навсегда похороненных памятью людей. Ивальд слушал, запоминал странные, но такие знакомые слова, названия, имена. Удивлялся смелости и отчаянности первых северян, когда они и северянами-то еще не были, восхищался подвигами в борьбе за жизнь, которую Миссионерские Братья вообще ставили под вопрос. В притихшем зале святилища резали воздух пули и лилась кровь предков, налетал на камни и коряги первый драккар, а тролли утаскивали в плен истерзанных ранами героев. Были и распри, о которых тоже узнал кузнец, были ушедшие на восток викинги, от которых вот уже более пятидесяти зим ничего не было слышно.

За эту бессонную ночь Ивальд окончательно забыл свое старое имя, научился мерить годы зимами, а месяцы лунами, узнал главные законы и понятия, без которых и не прожить. Поединок спора, Суд Богов – хольмганг, где все решается свыше и с ковра из двоих выходит лишь один – тот, кто был прав. Собрание мудрых – тинг, где решают вопросы, тяжбы и выбирают дальнейший путь. Меч – символ воина и его стальная душа, потерять его или умереть без клинка в руке достойно лишь слабого. Вергельд или вира – выкуп за смерть или поступок, деньгами или кровью. К Одину отправляются герои, в Хель идут умершие на ложе или от болезни. Валькирии – девы битв, крылатые воительницы, именно они относят души павших воинов вверх, в Асгард, жилище Богов. Честь, храбрость, сила и ум – обрети и станешь величайшим, но рванись в пьяную драку, убей семерых и пади, ворота Вальхаллы не откроются пред тобой – Один не любит глупых смертей. Имеющий множество имен Одноглазый дарит победы так же легко, как и предает тебя в битве – он просто ищет среди своих детей достойнейших – эйнхериев, верную дружину-хирд в последнюю битву Миров.

Многое еще предстояло узнать, выстроив по полочкам свалившееся на кузнеца духовное богатство – как эти люди женятся, как приносят и выполняют клятвы, как вводят в род детей и приемышей. Как одевают на шею руну Раумсдаля, как берегут древнейшие медные браслеты предков, готовые отдать за них самого себя. Как сражаются, как шутят, как любят и ненавидят. Возможно, думал кузнец, вполоборота рассматривая еще не пробудившийся от пьянки дом, сам Тор, хранитель Мидгарда, действительно помогает этим людям, горстке безумных воинов, принявших решение отчистить свой мир от скверны.

Харальд и… Ивальд зажмурился, вспоминая имя этого северянина. Ах, да, Харальд и Олаф, круглолицый светлобородый здоровяк, вышли на пространство перед столами, где Арнольв ночью ломал кузнеца, и тут же разделись до пояса, обнажая короткие мечи. Мечи были не боевые – просто железки, сохраняющие форму, и Ивальд, почуявший было неладное, перевел дух, всматриваясь в воинов. Не здоровяки, но жилистые и крепкие, словно струны, рослые фигуры начали кружить по пятаку, профессионально разминая к бою руки и ноги. Похмелье, так откровенно посетившее их лица, пока уходить не собиралось.

Приподнявшись на локте, кузнец разглядывал украшавшие тела северян цветные татуировки. То ли у Арнольва их не было вовсе, то ли подземник по-пьянке не рассмотрел, но у этих двоих было в достатке. Одинаковая гранитная руна в кольце из змея у каждого на левом плече, стилизованные вороны на груди, переплетенные узоры, языки пламени; запястья, предплечья, бока, плечи. И шрамы.

Воины наконец сошлись, мгновенно разбросав по дому целый сноп искр, и Ивальд привстал повыше. Вот чего стоят такие отметины! И что нет бойцов в этой земле выше ни на ножах, ни на мечах, было очевидно, как солнце в полдень. Выгоняя из крови злую воду, кружили по дому северяне, увесисто окучивая друг друга железными полосами.

– Меня зовут Бьёрн, – Ивальд обернулся на голос, разглядывая бородача, подошедшего к столу со стороны очага, – я отвечаю за кузню. Ты там, вроде, уже был…

– Я слышал про тебя от Харальда, – Ивальд не без интереса рассматривал непьющего викинга, раздумывая – каково это, жить полную жизнь, не отрубаясь вообще никогда?

– Может быть, хочешь попробовать, Ивальд? – северянин прищурился, глядя на кузнеца поверх толстых очков, сдвинутых на нос. – По ковке у меня есть вопросы, но по части ювелирных вещей и сам могу чего подсказать, – он огладил бороду и вопросительно взглянул на дверь, – пока у этих алкоголиков не было толкового кузнеца, возникла потребность в целой куче вещей… Так что, может быть?..

– Да, конечно, – Ивальд сбросил короткие ноги вниз, нащупывая ботинки, – конечно, попробуем и именно сейчас. Вопросы, ответы… да, конечно – идем в кузню!

Он быстро зашнуровался, подтянул пояс и обернулся к северянину, впервые с момента прибытия в борг привычно, хоть и с опаской, скаля зубы в своей рабочей улыбке. Такой спокойной и открытой, что после, в минуты напряжения и боевого срыва, так часто будет бесить наиболее горячие головы Раумсдаля. Тяжелые мысли полетели прочь, до отдыха, до вечера. Прикидывая, из чего бы соорудить для себя возвышение у наковальни, он двинулся к выходу из дома.

Пожалуй, действительно начать стоит с ножа…

Сага вторая

I

Человек привыкает ко всему. К новому уровню радиоактивного загрязнения, к изменению вкуса воды в реке, к новым необычным размерам волков, таскающих с колхозных полей корову за коровой. Так же он привыкает и к изменениям незримого, но существующего рядом мира, что окружает его каждую секунду – к его течениям, к его хозяевам. Прикуривая только что скрученную сигарету, Ивальд неторопливо размышлял, что с двергами дело обстоит ничуть не иначе…

Разобраться – та же кровь, тот же Всеотец создатель. И у тех и у других полно как достоинств, так и недостатков, вот и привыкать умеют одинаково. Кузнец затянулся, вместе с жестким дымом самосада втягивая запах старого талого снега. Редкий момент, привередливая удача – когда вот так, спокойно и без помех можно днем выкроить полчаса для раздумий. Обо всем: о приближающейся весне, о заветных узорах на ботинках, о северянах, двергах, о Богах, в конце концов. Оглядываясь в недалекое прошлое, Ивальд поразился, как редко за прошедшие месяцы удавалось ему просто посидеть вот так и подумать. Ну, несколько разговоров с конунгом, да пьяный треп по вечерам, когда в голове зреет и растет нечто космически важное и громадное. Но после приходит тяжелое похмельное утро и мыслей нет. Глупо и обидно. Потом кузня, гаражи, стрельбище, тренировочные залы… Не до размышлений. Ивальд хмыкнул, криво улыбнувшись самому себе – вся жизнь его сейчас, это своеобразный и эффективный метод поглощения информации, как любит шутить Бьёрн – вкалываешь, варясь во всем этом языческом безумии, да невольно мотаешь на ум, а через полгода и вспомнить-то не сможешь, во что и кого верил в своей прошлой жизни. И действительно, так и было. Высилась в небеса новенькая крепкая картинка мира, шумел кроной Игдрассиль и бурлили по венам вместе с необычной кровью странные подчас законы северян, принятые и заученные.

Хотя, сказать честно, не он один тут таким был – впитавшим в подкорку, но до конца так и не осознавшим. Были Рагнар, например, или тот же Арнольв, что верили, знали, но понимали не все и не всегда. Это и необязательно, наверное, для этого есть годи-жрец, он же конунг Торбранд, да фанатики, вроде Рёрика или Харальда. Новая жизнь терпеливо приняла кузнеца в свои, подчас неласковые, объятия и воспитала, вскормив, словно младенца. Новой верой, новой жизнью, новым будущим.

Наверное, с блаженством катая на языке дым, подумал Ивальд, это и есть то самое, о чем так Торбранд говорить любит. Чувство клубящейся вокруг тебя жизни. Кузнец задрал голову, поплотнее запахивая на груди сшитую из теплых шкур безрукавку и всматриваясь в блеклое синее небо. Железная крепостная стена, на которой предавался размышлениям подземник, медленно отогревалась от убегающей зимы, где-то над рекой разлетался птичий гам. Каково это! – вдруг пришла новая мысль. – Я с облегчением вижу таянье снега, словно действительно всю жизнь свою только и верил, что в Вечную Зиму…

А под стенами, стекая от недалекого леса к реке и боргу, уже начинали звенеть ручьи. Ивальд еще несколько раз затянулся, притушил окурок и спрятал его за отворот ботинка. Не без гордости, лишний раз прикоснувшись руками к сокровищам, сдвинул на поясе тяжелый нож собственного изготовления и новый кошель, не так давно подаренный отцом. Весна кружилась вокруг Ульвборга, обещая вот-вот начать безумную пляску и неотвратимо превращая подступы к крепости в непроходимое болото. Может, это и хорошо – оклемавшиеся от спячки тролли меньше гадить под стены станут.

Металлическая лестница, ведущая на стену с одного из внутренних двориков, загудела под тяжестью шагов. Ивальд отошел от края, обложенного мешками с песком, сейчас тяжелыми и серыми от мокрого весеннего снега, и оправил рубаху, вытаскивая из-за отворота непослушный Мьйолльнир – крохотный медный молоточек, символ Аса Тора, тоже подарок отца. А через секунду, осматривая весеннее безобразие сквозь пристально прищуренные веки, на стене появился и сам Орм. Стройный, до смешного выше собственного сына, сейчас он казался еще выше, так как нес на плече длиннющий брезентовый сверток. Остановился, оправляя сдвинутую на макушку шапку с коротким меховым околышем, и опустил сверток к ноге.

– Я вас категорически приветствую, дорогой Ивальд, – по всему было видно, что Орм находится в приподнятом, если не просто хорошем настроении. Без теплого плаща, без меховой жилетки, без меча. Не торопясь миновать последние шесть-семь метров до места, где стоял кузнец, он медленно достал из кисета сигареты и столь же неторопливо прикурил. – А благодать-то какая нынче на улице, клянусь жирной задницей Атли…

Он глубоко затянулся, снова подбросил мешок на плечо и двинулся дальше.

– Я никого не хотел обидеть своим опозданием, но так вышло, – он сгрузил длинный сверток к зубцу, построенному из железного листа с отбортованными краями, и Ивальд не без оснований почувствовал, что сегодняшним утром Орм уже успел немного нагрузиться. Наверняка, с Сигурдом… – принимай ношу.

Кузнец покачал головой и хмыкнул, разматывая плотный зеленый брезент. На слабое солнышко приближающейся весны взглянула оптикой снайперская винтовка. Пока Орм докуривал, наслаждаясь видами со стены, Ивальд окончательно распеленал оружие, проверил магазин, предохранители и поднял винтовку на широкое плечо. Зрелище, должно быть, веселое – коротышка с винтовкой в собственный рост.

– Финальный зачет по снайперской стрельбе, – Орм сдвинул с груди в сторону бинокль, который только сейчас заметил кузнец, и вынул из кошеля идеально заточенный надфиль, незамедлительно приступив к чистке ногтей, – сегодня утром мы с Атли раскидали на во-он той опушке семь стеклянных бутылок. Какие-то лежат на виду, какие-то нужно найти, но в течение определенного времени ты должен уничтожить все семь, – по виду Орма можно было уверенно сказать, что перед разбрасыванием часть этих бутылок была еще полна. – Занимаешь позицию по моему сигналу, я наблюдаю в бинокль и отдаю команду о начале стрельбы. Вроде, все просто… Вопросы?

– Да, – Ивальд наклонил голову, – Атли тоже накачаться успел, или ты в одного так?

– Вот еще! – фыркнул Орм, но голову не поднял, продолжая опираться плечом на зубец и чистить ногти. – Подумаешь, опохмелились маленько… Тоже хлебнуть хочешь? – дружелюбно предложил он и улыбнулся, поворачиваясь боком и демонстрируя висящую на поясе флягу.

– Не, спасибо, – Ивальд улыбнулся в ответ, – у меня сегодня даже не гудит… На позицию?

– На позицию, – кивнул Орм. Он – названый отец Ивальда, а так же Сигурд и Рагнар – неунывающий живой моторчик, вот уже три месяца обучали подземника обращению с различными видами вооружения. Но так просто и с полным отсутствием напряжения, как в общении с Ормом, у него с остальными не получалось. Видать, действительно знают Норны, чью жизнь с чьею переплести…

А вообще, у Ивальда все более или менее ладилось – и техника, с которой он вообще «на ты» был, а то и самим северянам мог чего рассказать, и оружие, и рукопашка, которую занятия с тем же Рагнаром и Арнольвом оживили в памяти. Это не говоря уже про его подвиги в кузне, посмотреть на которые, а то и на саму работу кузнеца, сбегался весь хирд и даже тётки. Ножи поначалу, потом пробный меч, пусть неудачный, после еще один и понеслось… Детали, инструменты, холодное оружие, украшения и просто безделушки – что вышло за зиму из-под его рук, Ивальд всего и не упомнил бы, даже если б захотел. Ему были рады, его нахваливали, а большей награды, как неожиданно для самого себя вдруг осознал тщеславный дверг, ему и не надо было. Вот только одно обидно – он все вкалывает на радость Торбранду, а заветные башмаки с узором, не говоря уже о мече, все не приближаются…

Ивальд подошел к укреплению из мешков, привычно бросил под ноги брезентуху и опустился на колени, поднимая к щеке приклад и сдвигая на затылок круглую зеленую шапочку из теплого сукна. Длинная винтовка перевешивала малорослого кузнеца и ее приходилось всякий раз укладывать на опору – но это ничего, это только тренировочный образец, Сигурд хвалился потом укороченную красавицу подобрать. Орм, поднявший к глазам бинокль, встал за плечом, не переставая попыхивать сигареткой.

Вот обшитый резиной упор надавил в плечо, а к глазам приблизились вырезанные на прикладе руны. Как и учил его Орм, подземник протянул вперед руку и замотал вокруг длинного ствола свисающие с цевья на кожаных ремешках кроличьи лапки, открыл крышки прицела.

– Выравнивай дыхание, протри глаз, – в сотый раз повторил наставник, – надеюсь, ты помнишь, как нужно спускать курок… Я конечно не Сигурд, и грузить тебя, что оружие живое, не стану, но о почтении к этой машинке смерти забывать тоже не пристает. Внимание, концентрация и точность. Ищи бутылки, – глаз кузнеца навалился на прорезиненный край трубки прицела и ствол медленно пополз влево, словно рассматривая опушку. Метров семьдесят, не больше. – Сейчас это не бутылки, Ивальд. Сейчас это гнусные рожи троллей или альвов, высматривающих тебя на стенах, чтобы заставить застрелить самого себя, не забывай. Свыкнешься – и станет легче палить по живым…

Ивальд ровнял дыхание, краем уха прислушиваясь к уже многократно слышанному от отца. Высматривал, подстраивая резкость левой рукой, и вот – первая бутылка, небрежно приставленная к дереву, вползла в прицел. Четкая картинка, хоть руку протяни и достанешь. Да, по живым стрелять еще не приходилось, это правда. И сказать честно, он не знал, как поведет себя, когда, неровен час, доведется. Видел троллей пару раз за зиму со стен, стрелял по птицам, да один раз на охоте Харальд показал ему на снегу следы настоящего альва – Светящегося. Но как Орм? Ивальд еще хорошо помнил, как снайпер срубил одного из контрабандистов прямо у него на глазах, тогда в деревне… Кузнец расслабил плечо и осторожно переключил рычажок предохранителя.

Винтовка качнулась, по-дружески толкая в плечо, и он буквально всем телом ощутил выдохнутый во все еще морозный воздух жар. Мгновением позже над стенами прокатилось звонкое эхо выстрела, а стекло мишени лопнуло от удара пули. Не рассматривая осыпающиеся в талый снег осколки, Ивальд повел прицелом дальше, внимательно всматриваясь в следы на земле и сплетения древесных корней. Еще одна! Выстрел. Гильза улетела со стены.

– Два, – констатировал Орм, гася сигарету, – время идет.

Лес, такой близкий и темный в сетчатом окне прицела, двигался, двигался. Блеск стекла – стоп! Наведение – доля секунды – выстрел. Кружащуюся в агонии по металлическому полу гильзу наставник поддел ногой. Дальше…

– Близится весна, – рассуждал тот, изредка поглядывая в бинокль на еще оставшиеся нетронутыми цели, – а это означает походы. Та вылазка, совершенная луну назад Атли и Арнольвом, не в счет, я говорю о настоящем вике. Проверить колхозников, собрать страндхуг, запастись посевными, закупиться, сдать больных трэлей, найти новых, посвежее. Продать, купить. Еще ни один весенний вик, будь он хоть в глушь, а хоть и до Города, без стрельбы не заканчивался, учти. А то, что конунг тебя отрядит в одну из дружин – к гадалке не ходи. Так что…

Выстрел.

– …нужно тебе к оружию, как к письке своей привыкнуть, Ивальд. Куда ты – туда и она. Главный аргумент, так сказать…

Выстрел.

– Пять…

– Человек, – сказал Ивальд.

– В людей труднее, согласен. Выродки, что на людей-то не похожи, это еще попроще, там хоть не дрогнет ничего, а сброд да приключенцы всякие, что до твоего добра жадные, так это еще и задумаешься перед выстрелом, бывает. Так что и с этим свыкаться придется…

– Человек в прицеле, – Ивальд повысил голос, не отрываясь от винтовки.

– Чего?! – Орм мгновенно вскинул бинокль, а голос его подозрительно окреп. Может, показалось, что выпивший был?

– На два часа, под Молодой Ведьмой, – Ивальд отнял палец со спускового крючка. Молодая Ведьма – младшая сестра Ведьмы Старой – корявая высоченная береза, что служила подобием ориентира на стрельбище северян, заполнила прицел. От березы, спотыкаясь и поминутно падая в холодную грязь, к боргу северян бежал пацан. Оборванный, почти босой, на вид зим двенадцати, не больше. Орм ухватил беглеца в объектив и лицо его словно окаменело.

– Чтоб тебя йотуны запинали! Ивальд, перезаряжай винтовку! Держишь позицию, следишь за опушкой, ты же и прикроешь, пока мы паренька внизу не подхватим! Увидишь что, хоть чуток на человека не похожее – пали без приказа! Из укрытия до моего возвращения не вставать! – Орм метнулся к лестнице и через секунду уже был во дворе. Вмиг окоченевшими пальцами кузнец нашарил в брезенте под ногами запасной магазин и перезарядил оружие, зло удивляясь, как же медленно и неумело у него получается то, что так гладко проходило на тренировках.

Когда он снова вскинул тяжеленную винтовку, паренек уже проделал большую половину пути до стен. Бежал, то и дело оглядываясь, словно за ним на самом деле гнались от опушки, размахивал грязными руками и что-то пытался кричать прямо на бегу. Переводя неожиданно помутневший прицел с парнишки на темнеющую кромку леса, Ивальд вдруг понял, как холодно еще на улице. Как никуда не уходила пока зима, как мерзнут руки и напряженная спина, как сводит упертое в брезент колено. Он вдруг осознал себя – одинокого, оставленного всеми на крыше с этой дурацкой винтовкой, а ставший почти родным борг под ногами вдруг словно опустел.

Потом внизу распахнулись ворота, под стены вылетели викинги, человек пять, все с оружием, четко и слаженно, так же как и кузнец не сводя глаз с опушки. Подхватили паренька, в голос о чем-то отчаянно вопящего, но к удивлению поглядывающего со стены дверга, внутрь запускать не торопились. Ивальд узнал среди северян Герд, что присела возле пацана, проводя по его тощему телу зеленым лучом сканнера, затем заглянула в глаза, наскоро обыскала лохмотья. Да, подумал Ивальд, верно… Еще не забылась рассказанная зимним вечером история о заминированном альвами хладнорёбром – зомби, мертвом живом человеке, пришедшем в борг просить помощи. Его вовремя оглушили, отнесли подальше к лесу и расстреляли из снайперской винтовки…

– О, Аса Тор, – большим пальцем Ивальд поддел на груди шнурок амулета, не отрывая от винтовки руки, – пусть в этот раз будет не так, молю! Пусть это будет нормальный живой человек! Только не в ребенка…

Еще полминуты внизу продолжалась суета, потом Герд что-то вколола мгновенно успокоившемуся пареньку, и того буквально внесли в борг на руках. Северяне мигом исчезли из-под стен и тяжелые ворота с грохотом затворились.

Едва успев выставить оружие на предохранитель, Ивальд подхватил его в обе руки. Рванулся к лестнице, буквально скатившись с нее во внутренний двор, на котором когда-то, еще только по прибытии в Ульвборг, выкурил с Харальдом свою первую сигарету. Вскочил, за ремень забрасывая винтовку на плечо, и бросился к дверям, ведущим в крепость, но не успел миновать и одного поворота, как навстречу широким чеканным шагом вышел отец с пистолетом в руке. Высокий, узловатый как коряга и совершенно трезвый, он замер перед кузнецом, будто вкопанный, и его лицо неожиданно исказила столь редкая для этого человека гримаса.

– Ах ты, лишенец! – он надвинулся на осевшего назад дверга и без лишних разговоров влепил ему звонкую затрещину. Ивальд, даже не подумавший о защите, лишь ухватился за ухо и едва не упал, удерживая шапку. – Ах ты… – он задохнулся, теряя слова, – тебе кто приказывал стену покидать, отрок!? – крепкая ладонь взметнулась в новом замахе. – А ну быстро на стену! Держать позицию, в оба смотреть, огонь открывать без приказа! Быстро!

И стало не то что бы обидно, стало очень стыдно. И за оплеуху, словно пацану какому, и за безумное любопытствующее бегство со стены. Задрожали колени, захотелось упасть на них, раскаяться в слезах и вымолить прощение. Но звонкий командный голос Орма не дал – подхватил и отшвырнул.

– Быстро, я сказал! Весь борг под нож подвести захотел?! Пшел! Сутки сидеть будешь, стыд окупать! – и он побежал. Побежал быстро и без оглядки, взлетев обратно на позицию еще быстрее, чем покинул ее. Замер, и первый раз вздохнул, уже рассматривая опушку через прицел винтовки. Пусто, никого, только вон бутылки недобитые из-под кореньев выглядывают. Резина трубки холодила веко, отбитое отцом ухо горело, а пересохшее горло просило воды.