Текст книги "Волчьи тропы"

– А я, что сказал я? – Ивальд вцепился в край стола, но память и сама начинала услужливо обрисовывать мутные картины произошедшего.

– Ты сказал, – Хельги бросил взгляд через плечо кузнеца, где на солому пола выбрался гигант, – что с голыми руками ходил на пещерного медведя в Убежище… и что готов сразиться… потом тебя осмотрел Оттар и сказал… ик… что рана позволяет… и что сыворотка уже почти закончила работу… и за это тоже выпили…

И Ивальд вспомнил, как небрежно сидит на лавке, зажав в руке рог с водкой, отвечая на вопросы конунга и Арнольва, а потом лениво бросает: «легко… но через некоторое время…». И вспомнил Арнольва, по-детски потирающего руки в предвкушении забавы…

– Ивальд! – вкрадчиво позвали сзади. Не отключившиеся после попойки северяне зашлись в дружном взрыве хохота, а Хельги прыснул так, что на глазах показались слезы. Это у них смешно? Кузнец обернулся, разглядывая ожидающего викинга. Слез с лавки, вышел на середину. Вот и стал северянином… Арнольв неожиданно сделался серьезен и одним движением руки скинул неподпоясанную красную рубаху из тонкого сукна. Повторил уже более ровным тоном. – Ивальд, я готов.

Кузнец поднял глаза на эту живую гору и попрощался со всеми родственниками, прошлыми и настоящими. Поигрывая грудными мышцами, Арнольв разминал руки и подкормленный поленьями очаг бросал на его белую кожу причудливые тени. Ивальд медленно снял поясок.

– В голову не бить, удушающие и болевые разрешены, – отработанно сказал Арнольв, хрустя позвонками шеи, – в пах не бить, в глаза не колоть, ногами выше пояса ударов не наносить. Положил на лопатки, будь то стена или пол, дождался сигнала – отпустил. Заканчиваем по обоюдному согласию или после трех поражений, – краем глаза Ивальд заметил, как сочувствующие подальше раздвигают кованые штативы электрических светильников и масляные лампы, – годится?

Не очень хорошо, наверное. Так бы можно было попробовать ногой в голову достать или серией, а тут борьба… Ну да в силе подземникам тоже не занимать.

Кузнец пожал протянутую ему лапу и только сейчас понял, что смотрит ровно в плотные кубики мышц живота. Это действительно такая забава, или над ним издеваются? Он кивнул, Арнольв мгновенно отпрыгнул и пригнулся, сразу став вровень с подземником. Огромные руки борца были выставлены вперед, словно щупальца чудовища. Ивальд, выровняв дыхание, повернулся боком и занял боевую стойку. Сейчас главное успокоиться и все четко вспомнить. Громадина движется медленно, обойдем, ударим пару раз, потом попробовать болевой и уронить…

А потом Арнольв метнулся вперед. Так, словно весил как тощий Оттар или сам дверг, невероятно для своей массы молниеносно и до ужаса уверенно. Ивальд выбросил ему навстречу руки, они сшиблись и под потолок рванулся вопль болельщиков. Северяне вскакивали с мест, запрыгивая на лавки, и голосили, что есть мочи, будя тех, кто еще спал.

Бревна, заменяющие Арнольву руки, кузнец все же смог отбить, слив их вниз. Потом коротко ударил того обеими ладонями в ключицы и почувствовал, как заломило предплечья. Уперся ногой, скользя по соломе, и, не сдавая позицию, устоял, чем вызвал дружное и шумное удивление раумов. Арнольв пригнулся еще ниже, пряча лицо, а в следующее мгновение сцепил лапы на пояснице подземника. Приподнял, рывком бросая вперед, и теперь Ивальд все же не смог удержаться на полу. В лицо дыхнуло перегаром и чесноком. Взлетел, заключенный в объятия, и почувствовал, как в спину врезается деревянная кладка стены. В глазах потемнело, а рана, несмотря на увещевания Отара, все же открылась.

В себя Ивальд пришел, когда Арнольв уже опускал его со стены на пол.

– Одно очко мое, – почти не сбив дыхания сказал он, помогая кузнецу встать, – продолжим?

– Продолжим… – кузнец поднялся, самостоятельно выправляя себе шею.

Разошлись под неутихающие возгласы и крики хирда. Больше в доме спящих не осталось.

В следующий раз Арнольв вперед не прыгал – пошел медленно и спокойно, все так же низко пригнувшись и выжидая момент, а огромадные ручищи, словно сами по себе, постоянно ощупывали воздух перед ним. Ивальд двинулся вправо и они закружились, сходясь все ближе. Вот гигант тронул дверга пальцами за плечо, мгновенно отдернув руку, вот подошел чуть ближе, прикоснувшись и уже не отнимая пальцев, а через неуловимое мгновение оба уже стояли друг против друга, вцепившись в предплечья и пытаясь передавить. Гомон в доме был такой, что, казалось, сейчас обвалится крыша.

Удержавшись и даже немного передавив великана, Ивальд поднял глаза, читая на лице викинга растерянность и уважительное удивление. Покружили, толкаясь и не решаясь отцепиться от захватов, чтобы не дать друг другу неожиданного преимущества. Потом северянин приподнялся на носках, ломая блок немалым своим весом, и все же прошел в клинч, отбрасывая руки подземника. От усилий, с которыми кузнец пытался удержать манипуляторы этой машины, заломило привыкшие к многочасовой работе кисти рук. Сцепились вплотную и Ивальд опять угодил в замок северянина. Крякнул, подгибая ноги, уходя еще ниже, и вместо удара тоже потянулся за широкую спину гиганта. Длинные руки дверга железно сомкнулись на атлетической талии Арнольва.

Бойцы замерли на месте, сжимая сокрушительные замки. Арнольв, фактически держащий на себе кузнеца, и тот, красный от натуги, но не сдающийся. Отстраняясь от битвы, Ивальд невольно подумал, что такое напряжение, пожалуй, минуту-другую он бы еще выдержать смог, но вот резкий запах чеснока, валящий от викинга, это уже слишком. Текли секунды, но ни один из замков ослаблен так и не был. Потом Арнольв немного подбросил дверга вверх, так, чтобы лица оказались напротив, и сказал сиплым от давления голосом.

– Я могу сейчас упасть на тебя всем своим весом… и заработать еще одно очко, но это будет не совсем честно… расход? – Ивальд кивнул и замки мгновенно распались.

Как же хорошо снова уметь дышать, подумал ёжик… Ивальд отшатнулся к столам, словно рыба ловя воздух ртом. Чья-то заботливая рука протянула наполненный сладким чаем рог, но Арнольв брезгливо оттолкнул помощь.

– Вот это да! – радости и восторгу великана не было границ. – Ты правда занимался? Здорово! – казалось, он говорил сразу со всеми, поворачиваясь то туда, то сюда. – Действительно, сильно! Мне так уже давно никто не противостоял! Нет, вы видели?! Молодец! – хлопок по плечу едва не сбил дверга с ног. – Для коротышки просто отлично, просто отлично! Клянусь Великим Ясенем! Слушай, тебе нужно начать заниматься! А какой из тебя мог бы выйти гребец! Обязательно заниматься, прекрасные результаты! Ты смог сбить мой удар в плечи, а замок у тебя не хуже моего! Поднаберем тебе массу без проблем и в своем весе, Ивальд, ты сможешь… – тонкий голос гиганта потонул в приветственных воплях северян, поздравлявших обоих борцов. Подошедший Оттар осмотрел красное пятно, проступившее через рубаху кузнеца, и объявил о прекращении боя.

Сгробастав в одну руку одежду, а в другую еще не пришедшего в себя дверга, Арнольв двинулся на свое место. По кружкам опять зажурчало, а Орм взялся за гитару.

– Пей! – Арнольв протянул Ивальду свой рог, опять до краев наполненный водкой. – Теперь тебя есть за что уважать, это точно! А как я говорю, если борца можно уважать, значит в жизни у него еще очень много положительных качеств. Пей!

Ивальд что-то пробормотал в ответ, лестно оценивая габариты и технику викинга, и гудящими непослушными руками поднял рог. Сидящие за столами дружно закричали, хлопая по доскам и топоча, и как один подняли вместе с кузнецом свои кубки. Ледяной поток опять ринулся в пересохшую глотку и Ивальд глупо улыбнулся, отдавая пустой рог гиганту.

Потом опять пили, Рёрик что-то таинственно сказал про то, что уже пора и удалился из дома, пьяного Хлёдвига прополоскало у дверей, а возбужденный Арнольв руками согнул треногу светильника. Дальше вспоминать труднее…

XIV

Второе понимание пришло еще несколько позже. Кружилось, кружилось, все не решаясь прикоснуться к сомкнутым векам, и наконец толкнуло в бок. Темная полоса перед глазами стала еще темнее, Ивальд замычал и попробовал перевернуться на другой бок. Понимание сказало – ты лежишь. В голой клети. Давно. Ивальд покивал пониманию и продолжил разглядывать темноту.

– Хм… – сказало понимание, – да ты чертовски сильно напился, коротышка. Привыкаешь…

И толкнуло снова, словно напоминая, что в состоянии ступора кузнец пролежал уже больше трех часов. А этого разве достаточно? Ивальд опять замычал, на этот раз почти умоляюще, но новый тычок оказался на удивление болезненным. Подземник приоткрыл глаз, постепенно концентрируясь на размытом пятне стены перед носом, и попробовал приподняться на локте. Понимание поднесло к лицу крохотный пузырек, от которого в нос штопором ударил пронзительно кислый запах. Кузнец поперхнулся, гася естественные позывы, и мгновенно сел, затылком едва не ударившись о перегородку клети.

– Вставай, – Торбранд убрал склянку в кошель и отошел, рассматривая догорающие в очаге угли.

– Зачем? – машинально спросил Ивальд, руками растирая отекшее лицо, но конунг даже не повернул головы. Кузнец слез с лавки, ногами нащупывая ботинки, и принялся обуваться, путаясь в пальцах. Вокруг него царил полумрак – догорал очаг, масло с шипением заканчивалось в высоких светильниках. Храп, бессвязные стенания и неровное шумное дыхание дюжины человек наполняли длинный дом.

Подпоясываясь, Ивальд подошел к конунгу, на фоне затухающих головешек разглядывая его стройную фигуру и широкие плечи. Торбранд был без плаща – темно-красная рубаха, серые, а не черные как у всех, штаны, и сразу несколько кожаных поясных ремней, в художественном беспорядке одетых прямо один на другой. Нож, пара кошелей, кисет. И украшенные раумсдальским узором ботинки, которые так хотел Ивальд. Темные с проседью волосы северянина были прихвачены тоненьким ремешком. Медленно качнув рукой в призывном жесте, Торбранд пошел прочь, позвякивая тяжелыми браслетами на руках.

– Иди за мной, – бесшумным звериным шагом он двинулся к двери. Ивальд, на ходу опрокинув в рот кружку ледяной воды, догнал конунга уже на пороге.

Они покинули дом, направившись в сторону, куда Харальд кузнеца еще не водил. Коридор, широкая тусклая эстакада, поворот. Стараясь не отстать от Торбранда, подземник прямо на ходу пытался придти в себя. Сейчас, вероятно, часов пять утра, если не меньше. Конунг что, вчера не гулял, что такой свеженький? Ивальд вспомнил, что когда они с Арнольвом ломали друг другу ребра, Торбранда на его месте действительно не было. И куда он его ведет? На душе неожиданно становилось все поганее, а в самые отдаленные ее уголки неожиданно начало проникать такое… Ивальд взглянул на свои начинающие подрагивать пальцы и спрятал руки. Это, наверное, похмельное… Глаз наткнулся на плиты пола, в этом месте почти нехоженые и покрытые ровным слоем серой пыли. Они сюда сами редко наведываются! Что тут?!

Коридор свернул и остановился, заставляя подчиниться шедших по нему человека и дверга. Ивальд задрал голову, не стараясь прятать благоговейного трепета, неожиданно пришедшего изнутри, подобно знаниям о словах и названиях. Узкая дверь была зажата между высокими массивными деревянными колоннами, сплошь покрытыми руническими письменами. Руны так же шли и по самой двери, и по косяку, по электронному замку и даже по дверным ручкам. Темнота, наполнявшая коридор, заставляла жаться к стенам, и не проведи Ивальд всю жизнь под землей, непременно так бы и сделал. Но сейчас он только замер, с удивлением рассматривая манипуляции конунга с пультом доступа. Ладно он, но как человек может видеть в таком мраке, когда единственный источник света – это лампы в десяти метрах за поворотом коридора и мерцание кнопок на замке?

Узенькие створки, вместо того, чтобы привычно открыться, расползлись, прячась в колонны. Еще раз качнув подземнику рукой, Торбранд шагнул внутрь.

Ивальд не знал, что происходит. Может, это взбунтовались остатки Мишкиной крови, может рванулись наружу запечатанные священниками Убежища страхи, но мышцы неожиданно свело, как судорогой, ладони вспотели, а внутри словно взорвали гранату. Такого вихря и водоворота эмоций подземнику еще не приходилось испытывать никогда. Пульсом отзываясь в рану, одна за другой проходили перед внутренним взором картинки, смысла которых он не видел и не понимал. Видения, образы и даже звуки, словно освобожденные конунгом из этой забытой северянами комнаты, как стая обезумевших и диких зверей, голодных до человечины, набросились на кузнеца, грозя разорвать. Кровь вскипела – огромный черный волк одним прыжком скакнул через небосклон, сжимая в зубах окровавленное солнце…

Дверг очнулся, когда уже был внутри, а за спиной смыкались створки. Торбранд стоял рядом, сверху вниз внимательно разглядывая приведенного кузнеца. Протянул руку, как будто приглашая осматриваться и располагаться, и Ивальд на собственный страх воспользовался этим приглашением. Поднял глаза и едва не закричал.

Еще свежи были в нем воспоминания о храмах, рассказы о которых так любили передавать Миссионерские Братья из уст в уста. О местах, где душа наполняется покоем и добротой, словно попав в отчий дом, о бесконечно высоких куполах, под которыми так привычно видеть шумные стаи белоснежных птиц, о мире и тишине, царящей в местах их Бога. То, с чем Ивальд столкнулся, перешагнув за конунгом порог, было чем-то похоже на эти рассказы. Примерно так же, как контрабандисты напоминали викингов…

В том, что это был храм, сомневаться не приходилось ни секунды, но какой! Ивальд плохо знал язычество, а сказать точнее, не знал его вовсе, но Фенрир снова взвыл в его жилах, заставляя глотать чужие воспоминания. Языческое капище, на которое привел Торбранд, наполняло душу смятением, силой и мокрым соленым ветром. Представ перед высоченными резными идолами северян, Ивальд почувствовал, что теперь сущность его точно не найдет покоя. Никогда.

У дальней стены довольно большого помещения, на возвышении из плоских камней, перед потухшим очагом полукругом стояли идолы. Шесть больших и несколько поменьше, рядом. Искусно вырезанные из цельных стволов, заботливо окрашенные, чтобы вызывать трепет и почитание, языческие Боги молчаливо и грозно рассматривали чужака, минута за минутой становящегося одним из их детей. Пахло сыростью, страхом и старой кровью.

– Для того, чтобы стать раумом, тебе необходимо понять, кто помогает нашей крови быть сильнее других… – это Торбранд сказал, или слова прозвучали где-то в голове?

Нерешительно, но обречённо, как будто за ноги тянули, Ивальд сделал несколько шагов в сторону капища. Обернулся, с некоторым облегчением заметив, что северянин идет рядом.

– Это Один, – конунг кивнул головой в сторону главного, центрального идола, – одноглазый отец мудрости, рассчитавшийся за нее собственным оком и жизнью. Он дарует тебе победу, он же волен и отнять ее, если надумает призвать на пир в воинские чертоги светлой Вальхаллы. У него много имен и он конунг в Асгарде, жилище великих Асов. Ему ты будешь взывать в битве, его помощи попросишь, когда твоей душе понадобится совет. Это Фригг, – Торбранд сдвинул руку, – жена Одина, хранительница любви и провидения. Это Тор, могучий воин и защитник подобных ему, он старший сын Одина и страж Мидгарда – мира людей. Его волшебный молот Мьйолльнир мы носим на груди, как оберег от колдовства, злых сил и неудачи. Идя в бой, призови и его, чтобы вкусить бесстрашия и ярости битвы. Это Тюр Однорукий, еще один из наших покровителей, собственной рукой остановивший Фенрира и тем заплативший за спокойствие и мир потомков, пока не вырвется на свободу Волк… Он тут для того, чтобы каждый из нас призвал его, когда собственный Фенрир сгрызет путы в твоей душе…

Ивальд вздрогнул всем телом, а конунг продолжал, водя перед собою рукой.

– Прекрасные Фрейя и Фрейр, сестра и брат, покровители плодородия, урожая, любви мужчины и женщины. Дом, в котором почитают этих детей Ванахейма, всегда будет светел и сыт, – Торбранд перевел взгляд на идолов поменьше, – это Хальвбьёрн, чей дух мы чтим и помним, тот, от кого и пошел Раумсдаль. Изваянию множество зим, поверь – чтобы вернуть этого, некогда утраченного, покровителя, нашим воинам пришлось пройти ровно половину мира. Это Улль-стрелок – божественное воплощение меткости и ловкости, именно ему взывают наши снайперы… Это Нъорд и Эгир, хранители морских глубин и подводных ветров, им жертва – когда выходишь на воду. Хеймдалль, страж Асгарда, вестник начала конца…

Ивальд рассматривал капище, осторожно вглядывался в суровые и простые лица древних, как мир, Богов. Неужели контрабандист Юрик был прав? Жестокие язычники, приносящие кровавые жертвы?.. В наше время по сибирским лесам еще не такого встретишь. Приглашая за собой, Торбранд отошел от капища. И только сейчас, когда немного рассеялся ужасный морок, ухвативший кузнеца за самую душу, тот рассмотрел и остальную часть помещения.

У противоположной капищу стены стоял компьютер. Специальная стойка, пять мониторов различной величины, несколько клавиатур и массивные коробки системных блоков позади. Перед машиной пылилось несколько высоких кресел на колесиках. Так и не закрыв распахнутого в очередном шоке рта, подземник боком, стараясь не показывать грозным Асам спины, приблизился к компьютеру. Торбранд был рядом.

– Садись, – он придвинул одно из кресел и Ивальд молча повиновался. Викинг подошел к компьютеру и, задумчиво глядя на пыльные клавиатуры, вздохнул. Кузнец только сейчас, в неярком свете подвесных ламп, автоматически включившихся при входе, рассмотрел лицо вождя. Тонкие морщины, дерзкий и уверенный изгиб губ, высокий лоб и пронзительные глаза. А ведь ему не больше двадцати пяти…

– Ты наверное думаешь, что я неожиданно моложе тебя, кузнец, – когда Торбранд прочел мысли подземника, тот снова вздрогнул, беспокойно озираясь на капище, – но учти, что без сна я прожил ровно вдвое больше. Считай, как пятьдесят зим… Долго и тяжело.

Конунг потер пальцами подбородок, и браслеты медью подмигнули Ивальду в тусклом свете.

– Теперь слушай. Возможно, только возможно, но, проведя в Ульвборге несколько дней, ты подумал, что раумы умеют только бухать, стрелять и брать невольников, подобно последним цыганам. Не отвечай, отрок, но если я не прав хоть наполовину, пусть у Атли отвалится мошонка! Ты так думал – факт, а сейчас я попытаюсь прояснить ситуацию, – придвинув второе кресло, конунг осторожно сел, откатываясь к компьютеру, – доведя твои мысли до мрачного предела или уничтожив их без остатка. Но для начала небольшой поход в историю…

Стукнув пальцами по клавишам, Торбранд вернул машину к жизни – засвистели, разгоняясь, жесткие диски, мигнули лампы, пробудились мониторы, набирая яркость. Через полминуты Ивальд уже разглядывал таблицы и схемы, которыми в изобилии были покрыты экраны.

– Человечество уже не первое столетие балансирует на грани, разрываясь между желанием верить, что все хорошее еще придет, и упадническими заключениями о близком Конце Света. Как ни странно, но в конце двадцать первого века в Европе даже сложилось довольно распространенное религиозное течение, утверждающее, что конец света уже наступил, Антихрист не первую зиму среди людей, и мы все существуем лишь в новом, им самим измененном мире, когда как все достойнейшие давно на небесах… Люди гадают, люди верят. Нить, удерживающая Мир на краю, все тоньше и тоньше, и ты не найдешь ни одной основной религии, в которой не говорилось бы о Конце. Люди ждут. Что интересно, Третья Мировая, основой которой являлось противостояние мира арабского миру европейскому с его филиалами за океаном, паники и особых волнений, как этого можно было ожидать, так и не вызвала. Возможно, это было связано со все же минимальным применением ядерного оружия, возможно не вызвало резонанса, потому что оружие, как и вся война, были направлены на благое, святое можно сказать, дело. Без битвы было не обойтись и на это прикрыли глаза, перестав вопить о ядерной угрозе. Люди довольно оперативно сориентировались, что уронив полдюжины боеголовок, можно все так же растить детей, гулять с собаками, зарабатывать деньги и только не выходить из дома, когда дует юго-восточный ветер… В наступившем безразличии ожидание Апокалипсиса трансформировалось в учение об Апокалипсисе произошедшем. Бояться, мол, не нужно, мир уже мертв…

Перед глазами Ивальда на одном из мониторов замелькали фотографии, вырезки из газет, кадры хроники и старинных телевизионных новостей. Управляя мышью, Торбранд одним движением руки прокручивал перед подземником последние двести лет человеческой истории.

– В самом начале двадцать второго века, более восьмидесяти зим назад, началась Четвертая, самая непредсказуемая и неожиданная Мировая война, доказавшая всем неверующим, что мир еще жив и способен вонзить кинжал в собственное сердце. Продолжавшаяся почти три зимы, затянувшая в водоворот все цивилизованные страны и государства, но развязанная, как ни странно, не политиками, а бизнесменами, эта война была наиболее страшной. Вот таблицы общемировых потерь, а эти цифры – это раненые, обескровленные или отброшенные в Черные Земли, как их стали называть после арабских бомбежек. Человечество сильно поредело, сдвинулось с привычного пути развития, и на протяжении этого столетия неожиданно породило просто невероятное количество не просто уродов, но уродов, возведенных в степень рас. Государства пали, границы размылись и потерялись под радиоактивным снегом. Те, кто ушел от мира, как, например, часть наиболее старинных Убежищ еще в середине двадцать первого, лишь сильнее замкнулись в себе и окончательно отвернулись от выжженной поверхности, что продолжала рожать страшных детей.

Торбранд вздохнул, отворачиваясь от компьютера, и мимо подземника бросил взгляд на капище.

– Так же, как новая война доказала, что мир не умер, как многие предполагали, я могу сейчас, после Четвертой Мировой доказать, что и это еще был не конец. Существует вселенский ясень – Игдрассиль, на стволе которого размещаются все девять миров, одним из которых является Мидгард – серединный мир, дом людей. Дверги, люди, альвы, йотуны, тролли и турсы, Ваны и Асы, и многие другие населяют эти миры, скованные единой линией ствола, – Торбранд заставил Ивальда перевести взгляд на другой монитор, на котором вращалась трехмерная цветная картинка, изображавшая нанизанные на могучее древо диски миров. – Они существуют раздельно и лишь избранным, великим или очень умелым дозволено пересекать грани. Это мир, как мы его видим. И так же, как и в любых других верованиях, основанных на могуществе Бога или множества Богов, этот мир обречен встретить конец. И так же, как и все остальные люди, наши предки в какой-то момент тоже поверили, что конец этот уже наступил…

Северянин потер руками лицо и вздохнул, словно вспоминал то, чего видеть никогда не мог.

– Сказано было мертвой прорицательницей, вещей вёльвой самому Одину, а после донесено и до всех людей, что рухнут однажды миры и сгниют корни Игдрассиля. Наступят времена Волка, когда человек ослепнет в собственной ярости и начнет убивать своих братьев… Век мечей… После великих войн наступит большая зима – Фимбульветр, что продлится три раза подряд, унося с собой в Хель то, чего не смогли сделать человеческая жестокость и безумие. Но и это не принесет мирам покоя – и когда треснет ствол ясеня, прогремит над девятью мирами Гьяллархорн – рог Хеймдалля, стража Богов. Пирующие в Вальхалле со Всеотцом забудут о пирах, собираясь в последнюю битву, и он сам поведет в нее достойнейших из живших когда-то. Поведет, чтобы встретить армию йотунов и турсов в последней схватке, имя которой – Рагнарёк, Битва Богов. Будет свободен коварный Ас Локи, вырвутся на волю и его дети – Фенрир и Йормунганд – Волк и Змей, первый пожрет Луну и Солнце, вторая выпустит на волю Мировой океан, что слизнет в свое ненасытное чрево последних живых. С юга придут те, кто всегда был ненавистен роду людей и Асов, огненные великаны и чудовища, а вести их будет Сурт, вождь Детей Огня и убийца Фрейра. С севера надвинутся льды и вечный мрак. Боги сразятся с Богами, герои с жуткими тварями, а остальным будет предложено встать на любую из сторон, в попытке склонить чашу судьбы. Звезды погаснут в зареве сгорающей земли, многие Асы и люди найдут в этой битве свой конец. Один, Тор, Хеймдалль, Тюр, Фрейр… А когда окончится Рагнарёк, все Девять миров будут испепелены пожаром последней войны – таков будут конец.

– А после? – неожиданно спросил Ивальд, облизнув пересохшие губы и не отрывая взгляда от картины Ясеня. Торбранд грустно улыбнулся.

– А после миры возродятся, и выжившие снова вернут в Мидгард человеческий род. Другие миры, другие Боги, другая история… – конунг замолчал, словно закончил или потерял нить разговора, и Ивальд беспокойно заерзал на стуле, разглядывая протекающие мимо минуты.

XV

– Я не понимаю… – наконец честно сознался он, и заговорил, все же не решаясь в открытую взглянуть на выжидающего конунга. – Какая связь? Рагнарёк или Апокалипсис, большой разницы не вижу, особенно если учесть, что финалы верований во многом схожи. Зло людское и демоническое вместе против объединенного Добра, конец мира, гибель людей. Подчас я и сам думаю, что все это уже давно наступило – мертвый мир с крысами, жмущимися по норам, да отвернувшиеся звезды… Ты сказал, будет зима, что продлится три года – так после Четвертой войны снег лежал, говорят, и того дольше. Если все это так, то ваш Рагнарёк уже прошел, – Торбранд или не заметил, или простил кузнецу звучащую в его словах иронию, – вера каждого, это его личное дело, я вмешиваться не хочу, но, по-моему, миру уже вообще ничего не светит, ни хорошего, ни плохого…

– Ну, во-первых, – Торбранд подался вперед и кузнец вздрогнул, ожидая, что вот сейчас наконец-то получит в лоб, – в нашей мифологии, если ее угодно так называть, понятия Зла и Добра как таковые отсутствуют, что дает право одинаково уважать ценностные мотивации всех враждующих сторон. Учитывая, что будущее предначертано, теоретически победить во имя Правды и Доброго дела все равно нельзя. Во-вторых, я не закончил…

Вот теперь точно в лоб. Но конунг откинулся обратно на спинку, продолжая.

– Сначала мы тоже думали иначе. Шли по ложному следу, заблуждались, подобно тебе сейчас. Верили, что мир умер и наши предки оставили нам в наследство лишь руины и древнюю пыль. Можно складывать ручки и ждать собственного конца. Но потом мы познали, – пальцы Торбранда опять легли на мышь и Ивальд взглянул на третий монитор, – вот смотри, христиане начали верить в мир, измененный Дьяволом. Мир, стало быть умерший, от которого навсегда отвернулся Создатель, забрав с собой избранные души и оставив грешников на царство Зверя. Но тем язычество и отличалось всегда от христианства, что требовало все попробовать на вкус и увидеть собственным взглядом. Викинг поверит в падение неба лишь тогда, когда земля вокруг него взорвется, рушась к подножию Ясеня, а над головой захрипит Гьяллархорн… Молчи! Да, уже были взрывы и мир рушился в бездну. Да, конец был близок и многих заставил поверить в себя, но скажи, кузнец, разве не доказывают наши жизни то, что мы с тобой на самом деле живы?!

Ивальд не отвечал. Подобные игры словами и понятиями, настоящий смысл которых он вообще понимал не до конца, его всегда пугали и отталкивали своей неохваченной бездонностью. Это, вон, Братство может сколько угодно оперировать терминами и сущностями, пытаясь наставить на истинный путь, а он, простой кузнец… Можно даже иногда сказать – тормоз, а тут вообще удивиться остается, как это он с конунгом еще разговор поддерживает. Ивальд нахмурился, прислушиваясь к поднимающейся в сознание волне тепла, словно принесшего временное понимание всего, о чем они тут говорили. Опять последствия вакцинации? Торбранд, читавший лицо подземника не хуже раскрытой книги, понимающе кивнул.

– Верно, верно, игры в слова, – он покачал головой, соглашаясь с молчаливым вопросом кузнеца, – темы сами по себе философские, и ответа за всю историю человечества так и не нашедшие. Но посмотри внимательно, и в них самих, в этих лабиринтах религиозных загадок ты найдешь простой ответ, – Ивальд молчал, вглядываясь в эти самые лабиринты, и ответа там не находя. Торбранд куснул губу и хмыкнул; продолжил. – Ответ в том, что если тебе скучны и непонятны размышления о жизни и Конце Света, то отбрось ты их подальше, кузнец. Каждый живет в том мире, в существование которого верит. А тогда и легче станет, и вещи многие понятнее будут.

Ивальд тихонечко вздохнул. Работая с примитивным разумом кузнеца и возведя на нем сложную конструкцию предположений и гипотез язычества, конунг требовал тут же все это разрушить. Это и есть ответ?

– Теперь, когда ты знаешь, что материй тонких тебе все равно не понять, конца человеческого существования не доказать и в спорах с Миссионерами победы не достичь, обернись, посмотри на мир, возьми меня за руку и ответь, ты вообще жив? – и Торбранд протянул кузнецу руку. Ивальд нерешительно потянулся вперед, осторожно коснулся пальцами пальцев и мгновенно отдернул руку, словно ударенный по коже током. Не больно, но обидно и ощутимо… Викинг, разглядывающий пляшущую по ладони искру, улыбнулся.

– Ну что, живой?

– Живой… – страх от неожиданного удара и синяя точка на пальцах Торбранда пробудили в кузнеце неожиданную смелость, – но ты сказал, что у простых верований должны быть простые доказательства, испробованные на себе самом. Может быть, тогда Конец Света это тоже личное дело каждого, а то пока ты не спросил, я и подумать не мог, что и не живу-то… Но… Миссионер вот не сможет доказать мне присутствие в мире Антихриста, пока я сам не увижу или слепо не уверую. Ты сказал, что именно в доступных явлениях преимущество язычника… Но связи между жизнью остатков людей на Земле и верой в Одина, – Ивальд неожиданно произнес это имя с трепетом в голосе, что тоже не укрылось от конунга, – я все еще не увидел.

– Ты жив, – устало повторил Торбранд, – жив во все еще живом, пусть и агонизирующем мире, а это означает, что время пока действительно не настало, хоть и близко… Есть возможность бороться и не все места еще заняты в палатах Одноглазого. И единственное, что удалось сделать слугам Локи, так это приблизить час и лишь расшатать Древо. Как и было предсказано, границы миров лопнули, смешивая между собой расы перед последней битвой. Смотри!

На мониторе появились картинки и Ивальд невольно открыл рот, рассматривая одного из своих родичей. Фотография взрослого подземника в фас, профиль и анфас с подробными выкладками по особенностям здоровья, росту, весу, среде обитания, численностям подземных городов и возможностям расы в целом. Рядом – карта России с мигающими на ней огоньками уцелевших Убежищ.