Текст книги "Дом с привидением"

О себе…

Нет, я не стадное животное. Совершено не стадное. Таких, как я, невозможно наказать одиночной камерой. Для меня – это кайф, это счастье, почти наслаждение. Все равно как для верблюда колючка или для жабы болото. Вот камера СИЗо с населенностью шесть рыл на один квадратный метр – это точно смерть. В Шанхае я чужой человек. Московские тротуары ненавижу с детства. А в метро в час пик торцовая стенка вагона для меня роднее любого из двуногих. Она – источник спокойствия и уверенности. Не орет, не скандалит, на ноги не наступает, потом не пахнет, мясной отрыжкой атмосферу не портит, локтем в ребра не упирается. Поддерживает вертикаль моего позвоночного столба и мягко покачивается в такт перестуку колес. Поэтому всегда стараюсь сесть в первый или последний вагон и прижаться спиной к переборке, отделяющей пассажирскую давку от кабины машиниста.

Я настолько не стадное животное, что иногда сомневаюсь: животное ли я вообще? Может быть я кусок камня, некое его четвертое состояние. Не твердый и неподвижный, не расплавленный и жидкий, не превращенный в газ, а новая неизученная субстанция. Дух камня? Его будущее? Или наоборот прошлое?

Впрочем, если подойти к этому вопросу с философских позиций, то я, скорее, промежуточная фаза между камнем в прошлом и камнем в будущем. Землей был и землей стану. Банально, но факт.

При этом мне не грозит превратиться в претенциозный и солидный гранит. Не был и не буду пафосным и высокомерным мрамором. Я явно не алмаз: девушки-поклонницы бриллиантов меня обходят стороной, а если и согревают своим жарким телом, то потом долго и недоуменно разглядывают, пытаясь понять: что они во мне нашли? Чем соблазнились?

И, действительно, понять сложно. Если я дух, то наверняка обычного придорожного булыжника. Искру из меня высечь можно, но состояние на мне сделать нельзя. Обидно, но бесспорно. Я и капитал – понятия несовместимые.

О доме…

Мой дом – квартира в четыре комнаты на пятом этаже кирпичной «хрущевки», доставшаяся мне с братом от родителей. Точнее, так я считал раньше. Теперь все изменилось. Мой Дом сжался до двух комнат, в которых живу я, и в которых формально являюсь хозяином. Но в Доме есть люди, которые уверены, что даже на формальное владение я не имею права. Что, у таких, как я, не должно быть дома. А если дом и может быть, то наверняка не тот, в котором я живу. Хотя, если честно, мнение этих людей меня занимает очень мало. Тем более, что и сам Дом думает иначе.

А Дом думает. И не только думает, но помнит и даже общается. Не со всеми. Только с теми, кто готов его слышать. И с тех пор, как я это понял, Мой Дом вышел за границы комнат, квартиры, этажа, подъезда. Он стал моим от фундамента до крыши. Потому, что элемент не может не зависеть от целого, в котором он существует. Жизнь и смерть целого определяет жизнь и сметь его элементов. Те, кто не понимают этой простой истины, обречены на участие в бесконечном шоу неприятных сюрпризов.

О существе…

Это маленькое странное Существо поселилось в Моём Доме шесть лет назад.

Странное Существо – жена брата. Она умеет обаятельно чирикать, демонстрировать дружеское расположение, чуть картавя рассуждать о философии и педагогике – науках, которые заочно изучает в педагогическом колледже, и о которых имеет самое приблизительное представление.

Периодически жена брата перестает чирикать и картавить. Это означает, что наступает эпоха очередной квартирной катастрофы. Она мечется по общим территориям – кухне, ванной, коридору. Мечется без особого смысла, но с целью. Она ищет. Ищет бикфордов шнур, запал, дистанционный детонатор – словом то маленькое приспособление, с помощью которого можно запустить механизм глобального скандала. И здесь уже не важно: найдется ли повод или компоненты взрывного устройства будут иметь сугубо виртуальный характер, но теракт – подрыв грузовика немотивированной, сварливой злобы – состоится, как футбольный матч, при любой погоде.

Сценарий всегда один.

Увертюра: тихое бурчание себе под нос, пока еще не ясно к чему прицепиться.

Первое звучание лейтмотива: предмет недовольства обнаружен и обрел конкретные формы.

Разработка главной темы: Существо многократным повторением оттачивает формулировку. Бурчание постепенно переходит в заклинание, схожее по интонациям и эффекту с заклинаниями шаманов, главным образом тем, что от него существо впадает в состояние транса. Она (или уже оно) в этом состоянии не способна воспринимать доводы разума, факты, внятно сформулированные аргументы.

Побочная тема. Побочная тема – это мой Брат. По природе он носитель знаний и логики. По обязанностям добытчик и защитник. К природе шаман не вызывает. Природа шаману по барабану. Шаман апеллирует к обязанностям. Некоторое время в Брате природная логика борется с абсурдом шаманского заклинания, но вскоре выкидывает белый флаг. Логика – слабое оружие в схватке с тем, что логики не приемлет.

Выслушав в сто тридцать первый раз текст раздраженного монолога, Брат начинает его повторять вслед за злобным Существом. Сначала с некоторым сопротивлением, не особо веря в магию произносимых слов. Затем четко, но отстраненно, как у вымуштрованный солдат, печатающий на плаце шаг, но продумывающий план лихой самоволки. И, наконец, эта смесь из внушения и самовнушения вскипает искренними эмоциями. Побочная тема раздавлена, растоптана, побеждена и сможет обрести свои первоначальные черты только дни спустя. Тогда, когда Существо снова вернется в состояние мило картавящей птички.

Интересно, что в мгновенья попрания логики и смысла, на лице Брата проявляются те же черты, что и у супруги: кожа обвисает, становится рыхлой и исколотой точками пор, губы расплываются, теряют форму и превращаются в метательный снаряд для запуска в эфир абсурдных обвинений. Иногда мне кажется, что и вывернутая к кончику носа слезная железа – дефект, по семейным легендам, подаренный Существу конъюнктивитом, начинает во время скандала проявляться и у моего кровного родственника.

Таков причудливый юмор эволюции: мужчина – в теории символ силы и генератор идей – на самом деле только клочок фотобумаги, матрица, на которой отпечатываются черты, находящейся рядом женщины.

Что еще добавить к портрету Существа? До момента регистрации брака, птичка, занимаясь с Братом сексом, умела страстно стонать. Совершенно так, как стонут профессиональные актрисы в немецких порнофильмах. Но печать в паспорте отключила этот навык раз и навсегда.

Оно и правильно: зачем замужней женщине порно? Несолидно. Аморально. Бессмысленно.

Справедливости ради нужно сказать: странное Существо обладает и достоинствами. Оно неплохо рисует, любит что-то делать своими руками. И когда это «что-то» делается не в купе со множеством других дел, результат бывает весьма недурен. Беда в том, что сосредоточиться на чем-то одном, даже очень полезном и интересном, Существо категорически не желает. Поэтому в разных концах квартиры постоянно натыкаешься: то на брошенное ведро с грязной водой и понимаешь – здесь начинали мыть пол; то на мокрое белье, которое достали из стиральной машины, но развесить не успели; то на совок с горкой пыли, что означает, что где-то пол подметают. И он наверняка подметается, потому, что с кухни сочится черный дымок – признак еды, оставленной на включенной плите. А, значит, Существа рядом с кастрюлями нет, и оно, вполне вероятно, где-то честно воюет с пылью и мусором. Если, конечно, не болтает по телефону. Что тоже не исключено. Но самое неприятное, что черный дымок с кухни может быть отнесен на собственный склероз Существа, а может быть предъявлен обществу как акт злонамеренной диверсии, как поджег, организованный мной с целью погубить семью брата голодно смертью.

Супруга брата демонстративно религиозна. Вслед за ней в квартире поселились иконы, церковные календари и тихое бормотание молитвы. Но я вполне допускаю, что она просто хочет казаться набожной. Здесь разобрать очень не просто: когда Существо вживается в образ, отличить игру от жизни уже не может и оно само.

Существо очень любит лечить. С ее приходом травки и таблетки прочно вошли в семейный рацион. Она пьет и глотает сама, кормит природной и синтетической аптекой брата, пичкает очаровательно пятилетнего сынишку – плод тех ночей, когда она еще синтезировала трубные вопли страсти.

Некоторые ее зелья вполне невинны. Но есть в сборнике рецептов парочка с таким мерзким амбре, что вдохнув их аромат один раз, начинаешь мечтать о Великом посте, как о манне небесной. Потому, что затолкнуть в глотку хотя бы малый кусочек еды становится пыткой.

Ее первое шаманское шоу, адресованное мне, состоялось как раз на почве домашнего лекарства, точнее моего отношения к этому бесполезному занятию. Я категорически не приемлю таблетки и с настороженностью отношусь к отварам. Потому, что камень либо цел и здоров, либо его раскололи. А таблетками и настоями это не лечится.

Дело шло к весне. По мнению Минздрава надвигала эпидемия гриппа. Профилактически мероприятиям подверглось все население нашей квартиры. Один я с порога отмел любые попытки спасти меня от вируса. Скандал был грандиозный.

Меня обвинили в злостном распространении заразы, во внутрисемейном вредительстве, в несознательности и обывательской тупости.

В конечно итоге, естественно, грипп навестил всех. Он, по сути своей, демократ и не видит различий между мужчинами и женщинами, бедными и богатыми, продвинутыми в области медицинских познаний и тупорылыми неучам вроде меня. Грипп поставил печать «Проверено. Заражено!» на каждом жильце квартиры. Мной он брезговал долго, но, в конце концов, превозмогая чувство естественно неприязни вируса к камню, одарил и меня подъемом температуры и спадом энтузиазма. Правда, случилось это уже тогда, когда все прочие успели переболеть дважды, что по теории, говорят, невозможно.

И все равно, виноватым оказался именно я. «Ты всех заразил! Из-за тебя заболел ребенок!» Кстати, сынишка брата был единственным из святого семейства, кто на меня не орал и, как положено по эпидемиологическим нормам, отболел только раз.

Я долго не мог понять: как Существу удается сочетать набожность, знахарство и шаманство? И как на это совместительство смотрит Всевышний?

После долгих размышлений и наблюдений я понял: она привидение. А на поведение привидения Господь смотрит сквозь пальцы. Или вовсе его не замечает. И с тех пор, как я – камень стал видеть в супруге брата привидение, мне стало проще жить и избегать скандалов. Ведь скандал – это столкновение. А столкновение привидения с камнем – абсурд. Мы существуем параллельно и способны проходить друг сквозь друга без контакта. По крайней мере, так принято считать.

По этой технологии я спокойно живу последние три года.

Лето…

На кухню я пошел сполоснуть чашку. То есть, выполнить действие со всех точек зрения невинное, и даже, полезное. И чашку испачкал – тоже делом занимался. Готовил статью на сайт. В отличие от Дюма-отца, предпочитавшего работать за бокалом вина, я пишу за чашкой чая.

Здесь стоит пояснить, что камнем мне досталось быть по мироощущению, а по работе я редактор сайта телевизионной программы. Точнее: журналист, зам. главного редактор, верстальщик, модератор и в свободное от всего прочего время еще ежедневно отвечаю на два десятка звонков зрителей, фиксирую их в базе данных и пытаюсь по мере сил решать проблемы сограждан. А еще я менеджер по персоналу. На меня владельцы возложили почетную обязанность поиска журналистских талантов, готовых продавать свою музу за весьма скромное вознаграждение.

Впрочем, мне грех жаловаться. Автор программы, Светлана (она же главный редактор), тянет это воз практически в одиночку уже 14 лет. Делает шесть сюжетов еженедельно, не считая рекламных роликов, а попутно с фанатическим упорством спасет бабушек. Она верит, что ей это зачтется. И будь я Господом, зачел бы Светлане все ее каторжные труды на Страшном суде с оценкой «десять» по пятибалльной шкале. Но боюсь, что моего мнения на Страшном суде никто не спросит. Им и на грешной земле-то мало кто интересуется.

Например, я уверен, что в редакции должны пахать как минимум три-четыре журналиста. Не считая меня и Светы. Но у нас бизнес российский. Владелец убежден, что и так все отлично. Вполне достаточно двух девушек-стажеров, вчерашних студенток журфака. А за нашу работу он даже немножко переплачивает. Я не спорю, просто, в ответ, за свою зарплату чуть-чуть недорабатываю. То есть выполняю что положено, а не то, что требуется для успешного развития проекта. И мы вроде как квиты. Боевая ничья.

А вот на кухне боевой ничьей мне еще предстояло добиться.

Существо сидело за кухонным столом и, судя по отведенным в сторону глазам, находилось в переходной фазе между птичкой и шаманом. Выражение недовольства на некрасивом лице уже обосновалось прочно, но заклинаний еще слышно не было.

– Не спится? – поинтересовался я скорее для того, чтобы разрядить обстановку, чем из любопытства. Понятно, что камню все равно: спит приведение или нет.

Существо фыркнуло и дернуло подбородком.

Я вымыл чашку, поставил её в шкаф и, не дожидаясь внятной расшифровки фырканья вышел в коридор. Мне и так все было понятно. В квартире уже второй месяц жила другая Женщина. Моя. И не одна, а с дочкой. К сожалению, не моей. Пока существо рассматривало Мою Женщину как гостью, то есть, явление временное, оно с конкуренцией мирилось. Но гостевание затянулось, и появилось опасение, что это уже и не гостья, а вторая хозяйка. Конкурентка. Захватчица. Иначе говоря, все предпосылки для конфликта были налицо, оставалось найти повод, тему для шаманского заклинания.

На самом деле это хорошо, когда конфликту готовы обе стороны: и нападающая и обороняющаяся. Я, не торопясь (а куда спешить камню?), просчитал варианты развития событий и возможную силу квартиротрясения. По всему выходило, что ничего серьезного не будет. Время к полночи. Брат уже спит. Ему на работу к восьми. Плюс час на дорогу, плюс час на завтрак, умывание и штудирование прессы в туалете. То есть, подъем в шесть утра. Существо в такую рань еще спит. Значит, во времени и пространстве главная и побочная тема пересечься не могут. Жена же должна понимать, что муж не железный, что ему перед рабочим днем полагается выспаться. Раз так, Существо будить брата не станет. Конфликт без побочной темы не развивается. Это проверенно. Встретятся супруги завтра только после семи вечера. На такой срок никакого запала, никакого бикфордова шнура не хватит.

Иначе говоря, прогноз на катаклизмы вполне благоприятный, а вероятность глобальных проблем низка.

– Что смотрим? – заглядываю в комнату к моим дамам.

– Джетикс! – пищит Настя.

– Только самые глупые мультики ежедневно на канале «Джетикс»! – парадирую я в полголоса восторженно-бессмысленный тон рекламных анонсов детского канала. – Полный идиотизм двадцать четыре часа в сутки! Смотрите только на канале «Джетикс»!

– Самый дурацкий футбол только на канале «Спорт»! – немедленно реагирует ребенок.

Это у нас такая игра в анонсы. Мы оба относимся к взаимным нападкам с юмором и без обид. Мы друг друга понимаем. Камню с ребенком легко. И ребенок воспринимает камень естественно. Мы оба – часть природы. Простая, не перегруженная обязательствами и условностями.

Вот с Настиной мамой все гораздо сложнее. Женщине трудно с камнем, камню непонятно с Женщиной. Но только рядом с этими дамами я еще вспоминаю, что нахожусь в переходной фазе и пока не окаменел.

– Солнце, не пора ли детям спать? – это вопрос к мамочке.

– Нет! – пищит Настя – еще не кончилось!

– Давай-ка, быстро ложись. Где пульт? – редкий случай, когда Женщина поддерживает мои требования в полной мере, без ремарок, поправок, дополнений и противоречий.

– Ну, каникулы, же! – упорствует дитя.

– Все, выключай. Иди чистить зубы!

– Ну, вы же в отпуске!?

Я с удовольствием слушаю их препирательства. Я камень, я лежу на обочине жизни, в стороне от разборок и конфликтов. Я только запустил воспитательно-дисциплинарный механизм, но не на мои плечи легла ответственность принятия педагогических мер.

– Ладно, пять минут. – сдают позиции педагогические меры.

Но мне еще не верится, что так удачно начатая операция заканчивается полным фиаско. Я, если честно, рассчитывал, что дитя уснет раньше мамочки, а, значит, взрослые смогут провести часок-другой тет-а-тет. Пытаюсь выправить ситуацию:

– Завтра опять только к обеду подниметесь.

– Ну и что? – пищит Настя.

– Иди. Мы сами разберемся. – подводит черту Женщина.

Что здесь скажешь? Женщине трудно с камнем, камню непонятно с Женщиной. А в выигрыше ребенок…

***

Я был неправ. Мои расчеты выверенные логикой и разумом оказались так же далеки от истинного положения дел, как обычно неверны прогнозы синоптиков или аналитиков рынка.

Кстати, давно заметил, ни что так часто не подводит людей, как уверенность в торжестве разума и непогрешимости идей. Оказывается, камни на этом спотыкаются точно так же.

До глубокой ночи из спальни брата доносилось мерное побулькивание работающего грязевого гейзера, прерываемое извержениями истерических фонтанов едва сдерживаемых вскриков: «Отлично устроилась!», «Мне это надоело!!», «Почему ты мочишь?!». Существо не пожалело мужа. Существо шло к цели, не замечая препятствий, самым коротким и самым простым путем.

– Что там у них? – сквозь полудрему интересуется моя женщина.

– Утром узнаем, – успокаиваю я. Успокаиваю не женщину, а себя. И зря. Утром это уже был дуэт. Не выспавшийся, злой и агрессивный он поджидал меня с первым выступлением на традиционной концертной площадке – кухне. А где же еще? Обойти кухню невозможно. Имея такую сцену, филармонии приносили бы прибыль, сопоставимую с прибылью от наркобизнеса или торговли оружием.

Я шел варить кофе, а попал на поле брани. Супруги сидели за столом. По моим расчетам Брат должен был уже подходить к своему рабочему месту в противоположной части города, но почему-то сосредоточенно пил чай. Он смотрел строго перед собой: ни привычных новостей по телевизору, ни газеты на столе. Существо чай не пило. Существу было не до того. Оно готовилось к бою и в нетерпении ерзало, словно пыталось накрутить на обрюзгшие ягодицы, чехол кухонного диванчика.

– Доброе утро. – с самым безмятежным видом поздоровался я.

Брат буркнул нечто нечленораздельное, что можно было истолковать и как «привет!» и как «пошел…». Брат до сих пор не может понять, что я камень и мне одинаково безразличны: и подчеркнуто вежливое хамство, и разнузданная грубость. Это только звуки. Я их отражаю и эхом отправляю в пространство.

Существо понимает меня лучше. Ее слова всегда сведены к конкретным претензиям и требуют конкретного ответа.

– Я что, техничка, уборщица – грязь за всеми подтирать? – Существу настолько не терпится получить ответ, что оно вскакивает из-за стола и встает у меня на пути, воинственно уперев в свои пухленькие бочки маленькие злые кулаки.

Я церемонно делаю шаг в сторону, как в старинном бальном танце в три движения обхожу партнершу и оказываюсь к ней спиной к спине. Это супругу брата заводит еще больше. Наш танец продолжается. Существо делает резкий разворот и втыкается носом в мой позвоночник. Камню щекотно, но Существо готово взорваться от возмущения. Оно понимает: в каком смешном и глупом положении оказалось и от пережитого унижения на десяток секунд теряет способность говорить.

Я занимаюсь своими делами.

Темно-шоколадные зерна слой за слоем ложатся в чашу кофемолки. Мне нравится этот процесс. Я наблюдаю за ним и не реагирую на звуки у себя за спиной.

– У тебя спрашивают! – Брат подхватывает знамя скандала, на мгновенье выпавшее из ослабших рук супруги.

– Что? – поворачиваюсь к ним с намерением дойти до ближайшей розетки и превратить ароматные зерна в еще более ароматный порошок и буквально натыкаюсь на Существо.

– Я – техничка!!? – горячо выдыхает Приведение мне чуть выше солнечного сплетения.

Понятно, что фраза готовилась всю ночь, оттачивалась и доводилась до совершенства. Именной ей была предоставлена честь начать процедуру аутодафе. Но выдавленные, сквозь влажные от слюней губы мне в футболку слова, сразу потеряли весь, заложенный в них пафос и трагизм и приобрели характер более присущий гротесковому юмору комиксов.

– Не знаю. Загляни в трудовую книжку. Там должно быть написано. – и снова в три движения оставляю Существо за спиной.

Вообще-то, последнее место работы невестки – нянечка в детском саду. По сути, действительно техничка.

Пауза – десять секунд тишины. Противоположная сторона обдумывает: воспринять ли мои слова как прямой вызов и реагировать на них или придерживаться первоначального плана боевых действий. Пользуясь замешательством, успеваю дойти до розетки и подразнить мотор кофемолки близостью с электрическим потоком.

Наконец, Существо прорывает.

– Раньше за тобой убирала, а теперь за всеми твоими нахлебниками?!

– Чего молчишь? – подгоняет Брат.

А чего говорить? На собственной территории я убираю сам. Немытая посуда в мойке по полдня валяется у них. Я свою мою сразу. Принцип: испачкал – почистил, значительно упрощает жизнь в коммуналках. А наш дом – типичная коммуналка на две семьи.

– А конкретнее? – уточняю как можно более миролюбиво.

– Конкретнее? Всю кухню засрали! На скатерти помойка. Еле оттерла!

Теперь понятно: точка невозврата пройдена, послы отозваны, война объявлена. Жестоких оборонительных боев избежать не удастся. Тем более, что со скатертью действительно проблемы. Вчера ужинали окрошкой. А мелко порубленная зелень, особенно укроп, липнет ко всему не хуже, чем репей к штанам или декоративные магнитики к холодильникам. Стол после еды я вытирал лично. На три зараза. Но полностью искоренить приросшую к синтетике траву не удалось. Ей по технологии нужно дать время, чтобы подсохла до состояния сена, а уже потом увядшая зелень легко слетает с поверхности по мановению сухой тряпки.

– Стол я вытирал.

– Да хватит врать и оправдываться! Ты живешь за наш счет, а теперь еще этих притащил!!

От такой наглости даже камень растеряется. Бюджеты у меня и Брата разделились с тех пор, как птичка-шаман впорхнула в наше семейное гнездо. Бывало, что мы друг у друга перехватывали по мелочи до зарплаты, но чтобы жить за чужой счет – это что-то свежее и оригинальное. До такой глупости Существо прежде не доходило. Я чувствую, что с каждым новым обвинением все хуже превращаю звуки слов в эхо. Слова пробивают кристаллическую решетку поверхностного слоя, копятся внутри меня, собираются в сгусток энергии, и начинают плавить камень в лаву.

Сразу скажу: на мой взгляд, скандалы неприятны, но полезны. Только во время скандала человек проявляет себя полностью. Таким, какой он есть на самом деле. Таким, каким родился и вырос. Скандал раздевает человека донага, сдирает с него все наносное и показушное, надетое специально для выхода на люди.

Очень немногие обладают даром и во время скандала оставаться «в роли». Это гении. Они наперечет. Участь остальных – публичный моральный стриптиз.

Мнимые пацифисты и борцы против смертной казни, декларирующие человеческую жизнь высшей ценностью, хватаются за ножи и топоры. Не факт, что они согреют холодное оружие горячей кровью оппонента, для этого нужна смелость, но будут сжимать рукояти до белых костяшек на пальцах рук и судороги челюстных мышц.

Дураки, научившиеся вовремя поддакивать и выносить в народ умную мину, обязательно сорвутся и обнаружат свою беспредельную глупость. На уровне аргументов, слов и междометий.

Мнимые интеллигенты, завсегдатаи филармонии и театральных премьер, знающие назубок имена модных авторов и фамилии классиков от Сафокла до Евтушенко, непременно собьются на площадную брань и базарные разборки.

Даже камень во время скандала теряет природный дар отстраненности, вступает в бессмысленные дискуссии и рвется к победе, хотя отчетливо понимает что победа того не стоит.

Компьютерная томография скандала дает точный диагноз: кто перед тобой и кто ты сам. И я понимаю, что еще не стал дорожным булыжником.

– Отлично. Ты меня содержишь? – чувствую, что лава прорвалась наружу и я не в силах ее остановить, – Две трети квартплаты плачу я, а три четверти начислений приходится на вас. И ты меня содержишь?

– Сказал бы, и мы платили больше! – вмешивается Брат.

– А почему я должен говорить?

– А почему мы должны знать? – как ни странно, но довод Существа логичен, хотя в этом состоянии у супруги брата редко присутствует разумное начало.

– Ладно! А когда я полгода сидел без зарплаты? Вы об этом знали! Но даже не подумали поинтересоваться: откуда берутся деньги за квартиру! Тогда вы не давали вообще ни копейки. Кто за чей счет жил?

– Ты!!! – здесь Существо привычно подменяет логику истерикой, – Ты у нас деньги взял и делал себе ремонт. А мы чуть не умерли от голода!

Я понимаю, что Существо несет. Ее последний аргумент даже у Брата вызывает растерянность. По лицу видно, как он пытается вспомнить нечто подобное, но не находит в семейных летописях ни единого документального подтверждения.

Чтобы занять себя чем-то осмысленным, Брат берет нож и начинает резать хлеб. В этом действии нет надобности: семейка уже позавтракала. Он так пытается вернуть себя в реальный мир, в котором можно опереться на существующие действия и предметы, а не плутать в неожиданных фантазиях и ассоциациях сумасшедшей супруги. Все же по природе Брат носитель знаний и логики.

Гляжу на ровные ломтики, отделяющиеся от батона, и чувствую, как лава во мне застывает. Остается только ощущение грязи. Будто я, камень, шлепнулся в лужу с навозом. Можно, конечно, говорить, что не я причина вони, а навоз, но кому от этого легче?

– Разве такое было? – обращаюсь к Брату. Он молча режет ломоть за ломтем.

– Было! – встревает Существо, – А твоя вчера бросила на столе кастрюлю!

– Но кастрюля же чистая… – в коридоре за холодильниками стоит «моя». Белая футболка с линялым сиреневым цветком на груди, светлое трико, растерянное лицо. Длинные загорелые пальцы растворились в шоколадном рисунке на пластике стеновых панелей, словно ее руки вошли в стену и остались там. Может она тоже уже приведение?

– Хоть какая. На место надо ставить!

– Но вы же сами говорили: «Оставь на столе, я уберу».

– А я не нанималась!

– Ну, ты, милочка, даешь, – уже совершенно спокойно говорю я.

– Она тебе не «милочка»!!! – срывается Брат. Нож в его побелевшей руке дрожит мелко и часто, как пневматический молоток у дорожного рабочего. Живо представляю, как острое лезвие, а ножи Брат точить умеет исключительно хорошо, с хрустом входит в мое мясо, вырывает из тела фонтан крови и снова погружается в меня до тех пор, пока я ни развалюсь на ровные тонкие ломтики. А на завтра в криминальной хронике появится сообщение «Гражданская война в Сибири. Трезвый брат убил брата из-за укропа на скатерти и чистой кастрюли на столе!». Редакторы новостей буду долбиться райотдел полиции в поисках оперативной съемки задержания и горестно вздыхать, что на нашей кухне не было камеры наблюдения, и никто не додумался снять момент убийства на сотовый телефон.

Ну, нет, такого удовольствия я коллегам не доставлю.

– Хорошо. Она не мне, она тебе милочка. Только нож положи.

Брат смотрит на наточенное лезвие, и, немного помедлив, кладет оружие в хлебные крошки на разделочной доске.

– И запомни: твоей прошмандовке и ее ублюдочной дочке квартиру у меня не отнять! – торжествующе орёт Существо.

– Они пытались что-то отнять? – я уже совсем спокоен. Страхи Существа напрасны. Моя Женщина не связывает свои планы со мной. А Насте и в голову не может придти идея захвата чьей-то квартиры. В этом возрасте снятся дворцы, а не комнаты в коммуналке.

– Слышала? Обломись!!! – невестка пытается себя завести собственным криком, но что-то ломается в механизме, какая-то шестеренка выходит из строя и скандал, так весело набиравший обороты, вдруг заглох, как машина с пустым баком.

– Кофе сделаешь? – Моя Женщина, не дожидаясь ответа, разворачивается и уходит в комнату.

– Я узнавал: ты их у нас прописать не сможешь, – брат говорит, тихо, почти извиняясь. – Они по нормативам не проходят.

– У вас, ребят, конкретно крыша съехала… – уже вполне остыв, подвожу резюме.

– Зато она у тебя ангел. – уже без напора парирует Брат, кивая в спину Моей Женщине.

– Она – нет. Ну, а кто здесь ангел?

– Я! – молчавший весь скандал племянник, смотрит из под золотистых кудряшек голубыми глазами. Иногда его ангелочком называют. Но сейчас он действительно ангел. Ангел мира.

Весна…

А вот моя Женщина не ангел. Моя Женщина наркоманка. Худшая из наркоманок. Потому, что Героин любит больше, чем меня. И потому, что искренне пытается его бросить. А меня не любит. Но и расставаться со мной не хочет. В этой ситуации и я ее бросить не могу. Толи камень у нее на шее, толи она на шее у камня.

Еще недавно, весной, моя Женщина была похожа на изможденную голодом и загнанную охотниками волчицу. Она металась по городу по каким-то неясным делам. Взгляд ее, то тусклый, то горящий нездоровым блеском, был тревожен и отрешен.

Она подходила ко мне и говорила: «В школе опять вывесили списки. Снова должна тысячу рублей. Нет, нужно идти и оформлять льготы. Все-таки, я мать одиночка. Только времени нет…»

– Да брось ты… На государство надеяться… Пока бумажки соберешь, пока решение примут Настя школу закончит. Дам я денег.

Она мое «дам» никак не комментировала. Она рассказывала о жизни.

– Представляешь: на родительском комитете решили выпускной отмечать в кафе. Им хорошо. Они – богатые. А я как?

– Какой выпускной, – удивляюсь я, – Настя же в первом классе?

– Говорят, что детям праздник нужен. А мне опять деньги искать…

– Сколько?

– Полторы тысячи. И еще пятьсот в театр. На костюм.

Настя звезда. На сцене с детского сада. Поет, танцует, декламирует.

– Ладно, решим. – и я понимал, что снова не смогу досрочно закрыть давний банковский кредит.

Она никогда ничего не просила. Она говорила. Я слушал и открывал кошелек. Потому, что у любимой женщины проблемы, то мужчина обязан их решать.

О наркотиках я догадывался. Но догадка, не подтвержденная фактами, всегда похожа на оскорбление. Невозможно сказать: «Женщина, ты наркоманка!», если не поймал ее со шприцом в вене. Она скажет: «А ты идиот!» и будет права. И я помогал молча. И не пытался ловить. Унизительно это как-то: следить, подглядывать, вычислять противоречия в словах, фразах и поступках.

А потом все обрушилось. Как-то сразу, в один день. И едва не стоило ей и мне работы.

Моя женщина заняла денег у клиента. Немного, две тысячи. Но не отдавала несколько месяцев. Клиент возмутился. Потребовали объяснений. Сначала у нее. Потом у руководства. А что руководство могло объяснить?