Текст книги "Берегиня"

– Знаю, отчего ж не знать. В капкане, что он установил, пострадала моя дочь, а он – он получил по заслугам.

– Не великовата цена?

– Великовата, тут ты прав, но он не оставил мне выбора.

Ухмыльнувшись, старик распахнул калитку и посторонился, пропуская волка.

Волк продолжал наведываться раз в четыре дня, ближе к полуночи, заглядывал в окна и, убедившись, что с его детёнышем всё в порядке, оставлял на крыльце очередной гостинец, избегая контактов.

Три недели лечения пролетели как один день. Как и было обещано, дед с внуком вернулись на поляну в сопровождении исцелившейся и даже немного подросшей Марго, которая всю дорогу бегала и скакала вокруг Алёши, пытаясь отвлечь его от дурных мыслей и подбодрить. А у мальчишки в преддверии скорой неминуемой разлуки настроение было так себе. Да чего там – паршивое оно было. Он даже повздорил с дедом, который твёрдо стоял на своём и не соглашался оставить её дома. Всю дорогу внук воротил от деда лицо, пряча глаза, полные слёз. Чем дальше они углублялись в тайгу, тем стремительнее таяла надежда мальчишки на то, что дед передумает.

Едва они ступили на поляну, им навстречу вышел волк-отец. Алёша, вытаращив от испуга глаза, вжался в деда.

– Не бойся, он не тронет.

Марго бросилась к отцу. Радостно скуля и повизгивая, она тёрлась о его ноги, прыгала на него, а когда он, повинуясь отцовским чувствам, подыграл ей, позволив свалить себя в траву, запрыгнула на него и, обхватив лапами шею любящего родителя, затихла, утонув в его шерсти, слившись с ним воедино.

– Видишь, у неё есть семья. Как же можно их разлучать? А ты обиделся на меня. Пойдём домой.

– Подожди… Марго! – Алёша вышел в центр поляны и опустился на колени.

Марго подбежала к нему и, встав на задние лапы, положила передние ему на плечи. Алёша достал из кармана куртки и надел себе на шею кожаную тесёмку с амулетом, точно такую же повязал вокруг шеи Марго и крепко обнял, зарывшись носом в её густую шерсть, приятно пахнущую домом.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

Марго в ответ несколько раз лизнула его в лицо. Вот зачем она это сделала? Слёзы в два ручья хлынули из глаз мальчишки. Ещё раз крепко обняв её, встал и, не разбирая дороги, побежал прочь от этого злосчастного места.

Махнув на прощание мохнатому семейству рукой, Иван Данилович развернулся и, смахнув скупую мужскую слезу, не оглядываясь, пошёл догонять внука.

– Так вот что ты вчера мастерил в сарае. – (На кожаной тесёмочке у Алёши на шее висел амулет – медвежий коготь, точно такой же он повязал на шею Марго.) – Красиво. Это те когти, что ты нашёл возле древнего вогульского капища?

– Угу, – размазывая рукавом куртки слёзы по щекам, буркнул Алёша. – Деда, я её ещё увижу?

– Обязательно увидишь! Надо только верить и ждать. Не плачь. Ты вступаешь во взрослую жизнь, и таких вот встреч и расставаний у тебя будет несметное множество. В лице этой волчицы ты приобрёл настоящего, преданного друга. Так сохрани эту дружбу в своём сердце и пронеси её через года. Когда-нибудь, я уверен в этом, ты поймёшь, что эта нежданная встреча, а затем и разлука, эти горькие слёзы – всё было не напрасно. Бог не даёт человеку больше испытаний, чем тот может перенести. Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее.

– Деда, прости меня.

– За что?

– За то, что злился на тебя.

– Как можно обижаться на сильного мужчину?

Внук поднял на деда удивлённые, заплаканные глаза. Иван Данилович оглянулся, как бы убеждаясь, что их разговор никто не подслушивает, опустился перед внуком на одно колено и, сощурив глаза, заговорщически прошептал:

– Запомни: мужчина плачет только тогда, когда его сердце уже не в силах сдержать боль утраты. А показав свои слёзы любимой женщине, ты показал ей свою душу, впустил её в своё сердце.

– Какая она женщина?

– Много ты понимаешь! А знаешь, – в голосе деда зазвучали едва уловимые нотки загадочности, – что-то подсказывает мне, что на этом чудеса не закончились. Всё ещё только начинается.

– Какие чудеса?

– Всему своё время, малыш. Всему своё время…

Шатойский район Чечни. Май, 2000 год

Заброшенный аул в сорока пяти километрах от границы с Грузией, отрезанный от цивилизации и путей сообщения лесистыми горами, спал, раскинувшись вдоль левого берега речушки, мерно бурлящий поток которой не нарушал тишину ночи. Несколько пригодных для проживания домов были заняты боевиками, и над покатыми крышами этих домов ещё приветливо курились дымками печные трубы.

Близился рассвет. Медленно гасли звёзды, светясь неровным, мерцающим блеском, и едва ночное небо на востоке окрасилось серым цветом, шестеро спецназовцев, не издав ни звука, рассредоточились вдоль обломков невысокого плитняка.

– Бродяга – Койоту! Группа захвата на позиции.

– Принял Койот. Внимание всем, начали!

Двое спецназовцев бесшумными тенями скользнули к боевикам, нёсшим караульную службу на пятачке перед двором одного из домов. Отработав их ножами, они скользнули к пролому в плитняке и затаились. Со склона горы бесшумно хлопнул «Винторез»1111
  ВСС (винтовка снайперская специальная) «Винторез» – бесшумная снайперская винтовка для подразделений специального назначения, калибр – 9 мм. – Прим. автора.


[Закрыть], и часовой, гуляющий взад и вперёд во дворе дома, дёрнув головой и пораскинув мозгами, с гулким стуком повалился на землю. Миновав пролом в плитняке, четверо спецназовцев с приборами ночного видения на голове застыли на ступенях лестницы, держа на прицеле входную дверь и окна дома. В доме и в ауле было тихо.

– Вперёд! – шёпотом скомандовал старший группы захвата и дёрнул входную дверь на себя, и сразу же в доме раздались тихие хлопки бесшумного оружия.

Через несколько минут спецназовцы выволокли из дома тело человека с мешком на голове и со связанными за спиной руками.

– Бродяга – Койоту! Туриста и багаж взяли. Выходим на точку сбора.

– Принял Койот. Внимание, группа, общий отход!

Подхватив пленника под руки и ноги, рывком преодолев с два десятка метров открытого пространства, спецназовцы растворились в предрассветных сумерках. Когда последний разведчик из группы скрылся в «зелёнке», командир тряхнул головой, прогоняя тревогу, внезапным толчком ударившую в сердце, покинул свою позицию и двинул вверх по склону на точку сбора. Но тревожное беспокойство всё настойчивее вторгалось в его душу…

Штаб объединённой группировки федеральных сил в Чечне.

Военная база. Ханкала. Спустя двое суток

У старшего следователя военной прокуратуры майора Павлова день не задался с самого утра. Сначала к себе вызвал непосредственный начальник и на ровном месте устроил взбучку. Прочистив горло и размяв голосовые связки, он как бы между прочим сообщил:

– Так вот, сегодня, ближе к полудню, к тебе наведается какой-то высокий чин из ГРУ. Хочет переговорить с твоим давешним «сказочником». Так ты, Павлов, смотри мне, не запятнай грязь лицом, не посрами чести ведомства, посодействуй. Ублажи товарища. Да чтоб в наилучшем виде. – Начальник погрозил пальцем. – Свободен!

Вышел Павлов в коридор, пожал плечами, почесал тыковку, а всё одно не мог взять в толк: с чего вдруг такая буря, да спозаранку?

И вот в указанное время открывается дверь и в кабинет входят двое. Тот, что постарше, – высокий, статный военный в брезентовой «горке» без знаков отличия. Уверенная осанка, твёрдый и проницательный взгляд голубых глаз, спокойствие и мужественное хладнокровие – всё говорило о его власти и уверенности в себе.

Второй, в выцветшей «мабуте» (также не предполагающей наличие погон), – среднего роста, атлетически сложён, с острым живым взглядом, с обезоруживающей улыбкой на лице.

– Разрешите представиться, – пророкотал тот, что постарше, протягивая руку Павлову. – Подполковник Замятин, командир отдельного отряда специального назначения Главного разведуправления Генерального штаба. А это мой коллега из Следственного управления Федеральной службы безопасности, майор Скворцов. Вас должны были предупредить о нашем визите.

– Майор Павлов, – представился хозяин кабинета и, указав рукой на стулья, добавил: – Присаживайтесь. Правда, меня предупреждали, что вы, товарищ подполковник, будете один.

Пропустив мимо ушей замечание хозяина кабинета, гости расположились у противоположной стены, слева и справа от стоявшей там же тумбочки, и, не сговариваясь, обвели кабинет оценивающим взглядом. И глаза-то у них такие добрые, а взгляд такой открытый и доброжелательный, если бы не одно но: устремлён он не на собеседника, коим является хозяин кабинета, а сквозь него.

И осенила вдруг майора Павлова догадка, что вся эта показная лёгкость и открытость в поведении гостей, с долей здорового пофигизма, лишь ширма, за которую лучше не соваться. Потому как отпор с их стороны будет молниеносным и беспощадным. Отсюда мораль: с такими дядьками лучше дружить. На расстоянии. А познакомившись, лучше сразу забыть, как их звать-величать и как они выглядят. От греха подальше.

– Товарищи офицеры, вам чаю налить? Пока суд да дело, – заметно нервничая, предложил Павлов.

– А давай! – махнув рукой, ответил разведчик за себя и за товарища.

Следователь налил в кружки кипяток, опустил в каждую пакетик чая, поставил кружки на тумбочку возле визитёров и, заняв своё место, выжидаючи уставился на них в готовности ответить на интересующие их вопросы.

– Вас как звать-величать? – сделав пару глотков, заговорил подполковник, обратившись к Павлову.

– Михаил.

– А по батюшке?

– Анатольевич.

– Вот что, Михаил Анатольевич, расскажите-ка нам, что за фрукт предстанет сейчас во всей своей красе пред нашими ясными очами?

– Гайни Куркаев, – Павлов открыл папку, – шестьдесят седьмого года рождения. Уроженец села Старые Атаги. Активный участник первой чеченской. В федеральном розыске с января девяносто шестого года. Участвовал в атаке на Кизляр. В бою за село Первомайское был тяжело ранен, но остался в строю. Вместе с Салманом Радуевым ему удалось вырваться из окружённого села. В межвоенный период занимался наркоторговлей и похищением людей с целью выкупа. В прошлом году участвовал в рейде Басаева в Дагестан, после чего продолжил воевать против федеральных сил в отряде полевого командира Исраилова Артура.

– Исраилов Артур? – Разведчик наморщил лоб. – Он же Вахид. Один из самых непримиримых полевых командиров. Вот, значит, где он всплыл.

Павлов удивлённо хмыкнул.

– Разрешите продолжить?

Замятин утвердительно кивнул.

– Два дня назад…

– С этого момента поподробнее, пожалуйста.

– Два дня назад Куркаев подъехал на машине к блокпосту на въезде в Шали, сказал омоновцам, что в ней лежит наш раненый офицер. Омоновцы отмечают, что Куркаев при этом был сильно напуган: вздрагивал от каждого шороха и всё время косился в сторону своей машины. Категорически отказался подходить к ней, сославшись на то, что в ней сидит огромная волчица, которая приказала ему доставить раненого к русским и сдаться в плен. В общем, бред полнейший. Да вы сейчас сами всё увидите и услышите.

– Когда омоновцы осмотрели машину, в ней, кроме раненого, никакой волчицы не оказалось?

– Конечно.

– Медики его осматривали?

– Куркаева? Да. Предварительный диагноз – лёгкое психическое расстройство.

В дверь кабинета постучали.

– Заводите! – крикнул Павлов.

В кабинет завели мужчину средних лет. На табурет сел сгорбившись. Глядит исподлобья и с опаской. Вздрагивает от малейшего резкого движения или шума. Как говорится, картина маслом – мужик действительно немного не в себе.

– Гайни, – заговорил Скворцов, едва закрылась дверь за конвоиром, – нам нужно задать тебе несколько вопросов. Ты в состоянии отвечать?

– У меня есть выбор?

– Выбор есть всегда. Так ты будешь отвечать или мы напрасно тратим время?

– Спрашивай.

– Два дня назад в одиннадцати километрах юго-западнее Шали ты и твои подельники сбили вертолёт федеральных сил. Нас интересует личность эмиссара, который был в этом вертолёте: кто он, откуда, цель его заброски на территорию республики?

Куркаев поднял глаза и презрительно посмотрел на собеседника.

– Я маленький человек, честно делаю то, что мне поручают. Нам была поставлена конкретная задача, и мы её выполнили. Мне нет никакого дела до эмиссара. Главное, что он не достался вам, да благословит Аллах его душу.

– Когда вертолёт упал, вы забрали тело эмиссара и добили наших раненых ребят! Так? – повысив голос, спросил Замятин, сжав кулаки до хруста костяшек.

– Вас сюда никто не звал.

– Старая песня! – махнул рукой Замятин.

– А мне плевать! – Куркаев сардонически ухмыльнулся.

– А груз, что был с эмиссаром, вы его нашли? – поинтересовался майор Скворцов.

– Нет. Возле вертолёта мы обнаружили след волочения. Предположив, что одному из ваших посчастливилось выжить и уползти, я решил взять одного из братьев в помощь и пойти вместе с ним по этому следу. Остальных отправил прочесать местность вверх по склону. – Куркаев закрыл лицо трясущимися руками, его голос дрогнул. – Ч-через пятьдесят м-метров мы подошли к зарослям т-терновника… я не видел… сильный удар в грудь. Она сбила м-меня с ног и вцепилась в горло напарнику.

– Кто «она»? – Замятин переглянулся со Скворцовым и со следователем. («Я же вам говорил», – прошептал последний.)

– Б-большая волчица. Я т-таких огромных в-волков в жизни не видел.

– Ты можешь описать, как она выглядела?

Услышав вопрос Замятина, Павлов страдальчески закатил глаза: и этот туда же!

– Размером с телёнка, мощные сильные лапы, большие острые клыки. Шерсть в крови. А ещё глаза… они светились холодным зелёным огнём.

– Всё? Или ещё что-то запомнилось?

– У неё на шее висел амулет – м-медвежий коготь.

– Как ты определил, что это волчица? Она дала у себя под хвостом посмотреть? – с издёвкой в голосе поинтересовался Павлов, но тотчас осёкся, встретив недовольный взгляд разведчика.

– Разодрав г-горло напарнику, она подошла ко мне… а я… как парализованный, ничего не мог сделать.

– Ты не ответил на вопрос! – рявкнул Замятин.

– Она приказала встать и идти вперёд.

– Как она это сделала?

– Я услышал её голос у себя в голове.

Разведчик взял с тумбочки свою кожаную папку для документов, достал из неё фотографию. Закрыв указательным пальцем лицо человека, запечатлённого на снимке, встал, подошёл к Куркаеву и показал ему фотографию.

– Эту волчицу ты видел?

Едва взглянув на фото, Куркаев, сделавшись белее мела, вскочил на ноги и бросился было к двери, но, встретив на своём пути преграду в виде увесистого кулака разведчика, кубарем укатился к окну и, обхватив голову руками, по-собачьи завыл, повторяя: «Это шайтан, шайтан!» Услышав шум, в кабинет вломились конвоиры, скрутили бьющегося в припадке Куркаева и выволокли в коридор.

– Он реально до смерти напуган, – Замятин с довольным видом потёр руки (ему всё же удалось отвести душу), – а вы его в умалишённые записали. Не сам же он решил вытащить нашего офицера и сдаться в плен. Его явно кто-то принудил.

– Разрешите? – Рука Павлова самопроизвольно потянулась к фотографии.

– Да ради бога! – Не открывая лицо человека, разведчик показал снимок следователю. – Фотографию мы нашли в личных вещах этого парня. Он был лучшим из лучших. Ладно, того, что было, уже не вернёшь. А жаль.

– Он умер?

– Типун тебе на язык! В тяжёлом состоянии, врачи борются за его жизнь. А вот ребят не вернёшь – вот трагедия. И это за неделю до замены.

– Соболезную. А где сделана эта фотография?

– А вот это вам знать не обязательно! Ясно? – не понравилась Замятину излишняя любознательность следователя, а ведь казался не глупым.

– Я в том смысле, что очень уж похоже на фотомонтаж. Ну право же, таких огромных волков не бывает.

– А ты Куркаева ещё разок поспрошай, ежели своим глазам не веришь. Ладно, всё, что было нужно, мы узнали. Спасибо за содействие. Появится что-то новенькое – маякни. Куркаева и все материалы по делу заберёт майор Скворцов. Вопрос с вашим ведомством уже согласован.

– Да, и наш тебе совет, майор: забудь про то, что здесь услышал и увидел, – Скворцов подошёл к столу и властно уставился на следователя, – от греха подальше. Вопросы?!

– Нет вопросов!

Попрощавшись с гостями, Павлов закрыл за ними дверь, подошёл к окну, открыл настежь форточку. Прохладный свежий воздух ворвался в кабинет. Павлов с наслаждением вдохнул его полной грудью, и его лицо исказилось довольной ухмылкой.

Глава 1. Беда не приходит одна

Жизнь – хитрая штука. Как только у тебя в руках оказываются все карты,

она вдруг начинает играть в шахматы.

Неизвестный автор

Главный военный клинический госпиталь имени академика Н. Н. Бурденко.

Москва. Июнь, 2000 год

Это сейчас, успокоившись, взвесив все за и против, я принял как данность тот факт, что из госпиталя выпишусь гражданским человеком. А ведь совсем недавно даже слышать не хотел об этом.

«Я здоров! – твердил всякий раз, как заведённый, едва в мои покои заглядывало очередное медицинское светило с обходом и призывало смириться с предстоящей комиссацией из армии. – Руки-ноги на месте, голова варит. Чего вам ещё нужно?»

Глядя на непробиваемое выражение лица посетившего меня эскулапа, хотелось рвать и метать, писать рапорты, доказывать, требовать. На худой конец, хотелось заехать кому-нибудь по физиономии, лишь бы меня услышали, лишь бы отпустило. И меня отпустило. Не сразу, по чуть-чуть, по мере выздоровления. Через капельницу, воткнутую в вену, капля за каплей мой внутренний мир наполнялся лекарственными растворами, приправленными спокойствием и умиротворением, причём последние два ингредиента, судя по всему, поступали в мой организм в лошадиных дозах.

Всё бы ничего, прохлаждайся я в общей палате с такими же страдальцами. Так нет же! Из реанимации меня перевели в «одноместные апартаменты», в четырёх стенах которых я выл от тоски, разглядывая потолок в часы, свободные от процедур и чтения книг из госпитальной библиотеки. Процедуры, в том числе не самые приятные, я ждал как манны небесной, испытывая непреодолимую тягу к простому человеческому общению, особливо с представительницами прекрасной половины человечества, в чьи заботливые руки я и попадал в процедурных кабинетах.

Но не только медикаментозной терапией прививали мне любовь к новой для меня, гражданской жизни. В один из июльских дней, вырвавшись из сладостных объятий Морфея после полуденного сна и с трудом разорвав тяжёлыми веками паутину снов, сплетённую из обрывков яви, я увидел её – единственную и неповторимую подругу дней моих суровых, невесту верную мою. О таком подарке я не смел и мечтать. Рита, присев на краешек кровати, нежно гладила мою руку.

– Привет! – её голос дрогнул от волнения. – Извини, я не хотела тебя будить.

– Разве можно спать в присутствии такой красивой девушки? Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! – Аккуратно, не делая резких движений, сажусь (я хоть и хорохорюсь, а движения мне даются с трудом и отдаются невыносимой болью в позвоночнике), сгребаю в объятия и впиваюсь губами в её нежные губы. Она отвечает мне столь же жадно и страстно.

Что может быть прекраснее страстного поцелуя после долгой разлуки двух любящих сердец? Правильно, только его продолжение. Но, к сожалению, не здесь и не сейчас – в моём теперешнем положении любовник из меня тот ещё.

– Ой, Лёшка, что ты со мной делаешь? – томно прошептала Рита, когда мы, задохнувшись, разомкнули наши губы.

– То же, что и ты со мной! – Обнял её, прижав спиной к себе. Она положила голову мне на грудь, а я, зарывшись носом в её волосы, сидел и млел. – Как ты узнала, что я в госпитале?

– Дядя Ваня получил телеграмму. Примчался к нам. Предки посовещались и делегировали гонца. – Она посмотрела на меня, по её щеке катилась слеза. – Лёшка, если бы ты знал, как я испугалась.

– Верю. – Целую её в макушку и обнимаю ещё крепче. – Когда всё это закончится и меня выпишут, первое, что я сделаю, – поведу тебя под венец. Хватит! Сколько можно мучить друг друга!

– Собрался, не подпоясался!

– Не понял?

– Я не могу пойти с тобой под венец, – отвернувшись, сказала она и нарочито долго держала театральную паузу, не озвучивая причину своего отказа, тем самым провоцируя меня на разные неприятные мысли. И у неё это получилось.

– Ты вышла замуж? – У меня аж сердце зашлось от мысли, что я её потерял. – Конечно, кому теперь нужен муж-инвалид?

– Дурак! – взвилась она. – Инвалид ты для врачей, а не для меня! Ну сам подумай: целовалась бы я с тобой, будучи замужней женщиной или засватанной девицей?

– Некоторых это не останавливает.

– Я не некоторые, и ты это прекрасно знаешь!

– Тогда в чём дело?

– Сколько ты тянул с женитьбой? А?! Вот я и решила проучить тебя. Не думала, что ты вот так отреагируешь. Извини. Я не могу пойти с тобой под венец, потому что некрещёная. Ты, кстати, тоже.

Такая вот она у меня. За это и люблю. Наши губы вновь слились воедино.

Заведующий отделением, учитывая тот факт, что лежал я в отдельной палате и Рита хоть и фармацевт, а всё же младший медицинский специалист, разрешил моей ненаглядной круглосуточное пребывание подле меня, выделив раскладушку, чему мы оба были несказанно рады. Две недели вместе – это дорогого стоит.

К концу первой недели её пребывания моё самочувствие значительно улучшилось, появился здоровый румянец на округлившихся щеках, и вообще. А всё потому, что самое лучшее лекарство для человека – это любовь и забота, и Рита справлялась с ролью сестры милосердия на отлично. Одни отвары целебных трав, что готовила она, чего стоили! Благодаря нашим долгим беседам по вечерам я окончательно смирился с досрочным выходом на пенсию. Ну действительно, чего ерепенился? Не с такими увечьями возвращались с войны мужики – и продолжали жить. Вот хотя бы деда моего взять. Ведь живого места на нём не было, когда вернулся с фронта, и ничего. Бабуля замуж за него вышла и выходила. А мы с Ритой чем хуже? Вот и решил я более не гневить бога: живой, и ладно. Руки-ноги целы, голова на месте, и варит к тому же. Да и привлекательностью морды лица бог не обидел. Как там в песне у Высоцкого поётся? «Я вышел ростом и лицом. Спасибо матери с отцом…» Но оставим это для моей ненаглядной. В общем, где наша не пропадала, когда за спиной такой крепкий и надёжный тыл?

За несколько дней до отъезда Риты, едва мы вкусили яства, приготовленные на обед поварами госпиталя, и она понесла грязную посуду в пищеблок, ко мне нагрянул посетитель, видеть которого я был рад не меньше, чем суженую. Я давно порывался связаться с ним: имелся у меня, знаете ли, ряд вопросов, на которые он мог ответить или, воздействуя на рычаги своей власти, мог призвать к ответу других.

– Здравствуй, Алексей! Выглядишь бодрячком! Так держать! – выпалил с порога подполковник Замятин, мой наставник, командир и с некоторых пор друг семьи, поставил на пол принесённую сумку (кстати, очень похожую на мою, оставшуюся в Чечне) и протянул руку для рукопожатия.

– Здравия желаю, Олег Геннадьевич! Рад вас видеть! Какими судьбами?

– Приехал проведать воспитанника и боевого товарища. Поговорить о том о сём. И вообще… – Его взгляд остановился на собранной раскладушке в углу. – А ты, я смотрю, в палате не один?

– Это ко мне невеста приехала.

– Не лукавил, значит, начальник госпиталя, когда обещал оказывать всяческое содействие.

– А-а, так вот оно в чём дело?! Одиночная палата, особый уход, послабления режима…

– А ты как думал? Мы своих в беде не бросаем!

– Спасибо! Мне без Риты в разы тяжелее было бы со своими мыслями справляться.

– Это не та ли русоволосая красавица с толстенной косой и с тарелками в руках, что повстречалась мне в коридоре?

– Она.

– Давно встречаетесь?

– С пелёнок.

– Ничего себе! Молодцы. Ладно, пока она ходит, у нас с тобой есть немного времени, чтобы переговорить с глазу на глаз. – Подполковник выглянул за дверь и, убедившись, что за ней никого нет, сел на край кровати. – Напряги память, Алёша. С ответом не торопись. Когда вам на хвост сели боевики?

– А тут и напрягаться нечего. Через час после того, как мы получили из центра добро на выход в точку эвакуации. Только на хвост они нам не садились – они ждали нас на точке эвакуации, поэтому я и перенаправил вертушку на запасную точку.

– Боевики из заброшенного аула могли пойти по вашему следу?

– Исключено. В ауле было семнадцать бармалеев плюс эмиссар. Во время его захвата мы минусовали семерых, предварительно засеяв «озимыми»1212
  Засеять «озимыми» – установить мины ОЗМ-72 (армейский сленг). ОЗМ-72 (осколочная заградительная мина) – противопехотная мина кругового поражения, выпрыгивающая на высоту около 0,6—0,8 метра. Радиус сплошного поражения готовыми поражающими элементами – 25 метров. – Прим. автора.


[Закрыть] дворы домов с другими боевиками. Тех, кому посчастливилось уцелеть, «собирая урожай» во дворе, покрошило бы в «зелёнке», увяжись они за нами. Так что вывод напрашивается сам собой – нас слили.

– Контрразведка занимается этим вопросом. К сожалению, пока безрезультатно. Скажи, ты смотрел, что было у эмиссара в рюкзаке?

– Особо не разглядывал, но точно знаю, что были там какие-то документы, кредитки, баксы в банковских упаковках, паспорта, компьютерные диски, аппаратура для спутниковой связи и так, по мелочи – барахло всякое. Всё самое ценное было запаяно в пластиковые пакеты, их мы не вскрывали.

– В чём всё это было и кто из твоих ребят нёс?

– В тактической трёхдневке натовского образца, расцветка – тропический камуфляж. Свой рюкзак я на эмиссара повесил, а этот на себя надел. А что?

– А то, что этот рюкзак пропал сразу после падения вертолёта. На тебе его не было. Чеченца, что тебя вынес, мы допросили. Ни он, ни его подельники рюкзак не видели. Но спустя сутки после трагедии в расположении отряда, возле штабной палатки, дневальный наткнулся на бесхозный рюкзак. Как и когда он там оказался, никто не видел. Сапёр, проверив его, ничего подозрительного не нашёл, разрешил открыть. В нём было всё то, что ты только что перечислил. Документы, что были в рюкзаке, настоящая бомба. Мы передали его содержимое коллегам из ФСБ, и, насколько я знаю, они уже взяли в разработку несколько человек из властных структур и силовых ведомств. В том, что их ждёт дорога в места не столь отдалённые, я даже не сомневаюсь. Меня интересует другой вопрос: что за волчица помогает тебе?

– Какая ещё волчица?!

– А то ты не знаешь?

– Первый раз слышу! – соврал я, и глазом не моргнув. – Вы лучше скажите, что с моими ребятами и что за чеченец меня вынес?

Замятин вкратце рассказал о том, что знал сам, о том, что поведал Гайни Куркаев. В тот злополучный день на перехват нашей группы выдвинулись три группы боевиков. Если от боевиков, ожидавших нас на точке эвакуации, нам удалось отбиться, то две другие группы, узнав об этом, выдвинулись в район запасной точки эвакуации. Олег Геннадьевич быстро, но довольно-таки подробно набросал в блокноте схему местности, обозначил места, откуда боевики вели огонь по вертолёту, и успокоил, сказав, что в наших действиях не было ошибки. В сложившейся ситуации просчитать действия боевиков, у которых на руках были координаты точек эвакуации, мы просто не могли. Зачем он так подробно и со всей основательностью рисовал и рассказывал тактическую обстановку, мне было невдомёк, но перебивать его я не стал. Пересказывая историю с участием волчицы, он наблюдал за моей реакцией, но мысленно я был там, в горах, в «зелёнке», рядом с верной подругой и спасительницей. А ещё он сказал, что я единственный, кому посчастливилось выжить в той мясорубке.

– Вот такие дела, брат ты мой. Так что теперь твоя очередь отвечать на мои вопросы. Имей в виду, вся эта мистика наверх не ушла, иначе нас всех, как Гайни Куркаева (который, кстати, не доехал до следственного изолятора – помер от угрызения совести), запишут в умалишённые. Мне и ещё одному человеку из ФСБ до жути интересно, как вообще всё это возможно.

– А с чего вы взяли, что я знаком с ней?

Страдальчески вздохнув, Замятин дотянулся до принесённой им сумки, достал из бокового кармашка фотографию и, смутившись, подал мне.

– Ты извини, я взял её, когда парни укладывали твои вещи и вещи ребят. Куркаев опознал волчицу по этой фотографии, так что отпираться бессмысленно.

– Да особо нечего рассказывать. Её зовут Марго. Наша с ней дружба длится два десятка лет. И чем дольше она длится, тем больше я боюсь потерять её. Вот вы говорите – мистика. Да, мистика! Потому что волки так долго не живут. Потому что не бывает волков таких размеров. А она есть. С тех пор как мы с дедом спасли и выходили её, мне иногда кажется, что она моё второе «я». Мы понимаем друг друга без слов. Стоит мне вернуться домой, Марго тут как тут. Я сердцем и душой к ней прирос. Догадываетесь, куда клоню? Ни при каких обстоятельствах я не выведу на неё. Потому что друзей не продаю!

– Не кипятись. Верю я тебе, верю. И что, она на самом деле умеет разговаривать? Я понимаю, что бред, но всё же.

– Вы сами ответили на свой вопрос. Скулит, когда я её тискаю, на луну воет так, что душу выворачивает, но чтобы разговаривать… Да ну, бред, – вновь соврал я. – И потом, как Марго очутилась в Чечне, да к тому же на месте катастрофы? Это ж полторы тысячи километров, если по прямой.

– Не знаю. И тем не менее – это факт! Опять же рюкзак: как он оказался в расположении отряда?

– Не помешаю? – любимая застыла в дверном проёме.

– Здравствуйте, Рита. – Лицо подполковника расплылось в улыбке. – Разрешите представиться, Олег Геннадьевич, командир вашего жениха. Проходите, пожалуйста.

– Здравствуйте, приятно познакомиться.

– А уж мне-то как приятно находиться в обществе такой красивой, заботливой девушки, – пропел соловьём Замятин, не отпуская её руку. – Как вам здесь живётся? Может, нужно что? Просите, не стесняйтесь.

– Спасибо, персонал здесь отзывчивый, да и мы с Алексеем люди простые, без запросов, жизнью и бытовыми прелестями не избалованные. Крыша над головой есть – и ладно. С милым, как говорится, рай и в шалаше.

– Прелестно! Чем в миру занимаетесь: учитесь, работаете?

– Служу егерем в лесоохотничьем хозяйстве вместе с отцом. А что?

– Девушка-егерь – что-то новенькое!

– Что есть, то есть.

– Значит, в тайге чувствуете себя как рыба в воде и со зверюшками на «ты»?

– Олег Геннадьевич, вы, если о чём-то конкретном спросить хотите, спрашивайте. – Рита, скрестив руки на груди, подпёрла плечом дверную коробку и, не моргая, уставилась исподлобья на собеседника (должен вам признаться: такого гипнотического взгляда в её исполнении мне ещё не приходилось видеть). – Вы уж извините, невольно я подслушала концовку вашего разговора.

– Рита, вам знакома эта волчица? – Олег Геннадьевич забрал у меня фотографию и показал ей.

– Маргоха?! Конечно, знакома. А что?

– Как хорошо вы её знаете?

– Как себя.

– А когда вы видели её последний раз?

– Да вот, перед самым отъездом сюда в тайге тискала да пузико ей чесала. А что, что-то случилось?

– Ровным счётом ничего особенного, если не считать того факта, что своим чудесным спасением, по имеющейся у меня информации, Алексей обязан именно ей. Поймите меня правильно, друзья мои, я не из праздного любопытства хочу докопаться до истины. Все мы в неоплатном долгу перед вашей питомицей. – Олег Геннадьевич заканчивал свой монолог без свойственного ему напора и энтузиазма, скорее по инерции, что на него было совершенно не похоже (неужели Рита его действительно гипнотизировала?). – Спасла человека, доставила ценные документы в штаб. Да за одно это вашей Марго честь и хвала.