Текст книги "Город без кошек"

1.

Новый замок, сложенный из зернистого гранита, черной тенью возвышался над городом, четырьмя готическими шпилями угловых башен подпирая небеса. Это было гнездо правящей верхушки Гента, сложенное взамен разрушенного Старого замка. При строительстве власти учли прошлые ошибки, вскрывшиеся во времена Жатвы, и твердыня вышла поистине неприступной. Окруженный глубоким рвом, с высоченными гладкими стенами, возведенный на господствующем над местностью холме, замок имел всего одни ворота, запирающиеся тяжелой решеткой и подъёмным мостом из толстых дубовых брусьев, окованных листовым железом. Подступы к замку легко простреливались со стен, а скальное основание исключало подкоп при осаде.

Маркграф Вальдемар Эссен ван Ноэр отстранился от оконного стекла. За высоким стрельчатым окном кабинета, в залитом лунным светом городе, шла охота на людей. Невысокий сухой аристократ с тонкими запястьями, таившими в себе огромную силу, любил эти ночи. Ночи казни. Ему нравилось поутру читать сводки происшествий и знать, что как обычно никто не спасся, понеся заслуженное наказание. Порядок и страх. Две вещи, на которых держалась империя. Именно их превыше всего ставил глава тайной разведки герцогства.

Открылась дверь, и сквозняк колыхнул тяжелые коричневые гардины.

– Садись, Людовик, – не оборачиваясь, холодно процедил маркграф, и кинул напоследок взгляд ледяных карих глаз на полную луну.

– Ваше сиятельство! – коротко поклонился визитер, прежде чем осторожно сесть в высокое оббитое серым шелком кресло с резной грабовой спинкой.

Хозяин кабинета отошел от окна и сел за стол напротив подчиненного.

– Рассказывай.

– Ваше сиятельство, пришли сведения из Тура, – начал доклад граф Людовик. – Слухи о появлении упырей в Цернштреме – провокация гномов. Таким образом, они пытались сбить цены на зерно в герцогстве. Некоторые глупцы, поверив, почти даром избавлялись от остатков прошлогоднего урожая и уезжали вглубь империи.

– Кого-нибудь удалось поймать? Это чистой воды дезинформация, нацеленная на подрыв экономики.

– Бородатые недомерки опять вышли сухими из воды. Сосед соседа слышал, как какой-то гном говорил. Все как всегда, – граф развел руками.

– Массового подъема упырей не было уже тридцать лет! А эти глупцы до сих пор всерьез верят страшилкам, – Вальдемар раздраженно сжал тонкие губы.

– Никто не забыл участь безлюдного Свартскога, ваше сиятельство, – примирительно сказал Людовик.

– Хорошо, что не забыли. Но впадать в истерику при слухах? – хозяин кабинета замолк, тяжело вздохнул, и добавил сквозь зубы: – тупое мясо. Как жаль, что империя не может обойтись без этих трусливых овец.

– Ресурс.

– Сам знаю, граф, – холодно произнес Вальдемар, справившись с гневом. – Но странно видеть трусость людей, проживающих на границе гномьей республики и Черной степи. Они все время между молотом и наковальней, а пугаются непонятно чего. Что еще?

– В Хэме публично сожгли старика, обучающего грамоте соседских детей, а попутно вливающего в их бестолковые головы мысли об угнетенности человеческой расы, – вампир положил на стол тонкую папку и начал одну за другой читать депеши. – Костер сложили из конфискованных у него книг. Детей отдали на перевоспитание в казармы оборотней.

– Хорошо. Дальше.

– В Мехеле муж пытался защитить жену, на которую положил глаз лейтенант жандармов…

– Какую только дрянь не присылают! – оскалился маркграф Вальдемар, перебивая подчиненного. – Мы министерство разведки, а не жандармерия. Кто автор?

– Бургомистр. Он отослал депешу и оборотням и вам, – граф поднял глаза на начальника.

– Возьми на заметку, примерно накажи. Разберись в причинах, он просто дурак или выслуживается, игнорируя прямой приказ не отвлекать меня от работы всякой чепухой.

– Слушаюсь.

– Пока вспомнил. Что кузнец? – маркграф вновь подошел к окну.

– Вчера его видел. К маркизам де Лагаль он не имеет никакого отношения.

– Но его опознал баронет, – возразил хозяин кабинета. – Утверждает, что человек сбежал от него десять лет назад. При мальчишке тогда нашли кинжал с гербом этого семейства. Конечно, спросить бы с баронета за его вкусовые пристрастия! Но он пока нужен.

Граф согласно закивал. Ему тоже не нравился заплывший жиром коротышка, предпочитающий досуха выпивать детей.

– Чисто теоретически кузнец мог быть мальчишкой, который сбежал от баронета десять лет назад. Но, несомненно, одно: он – человек, – сказал Людовик, поймав паузу.

– Точно? – с нажимом спросил Вальдемар.

– Я его буквально держал в руках, – позволил себе усмешку подчиненный, – он ничем не выдал себя. И пахнет как человек.

– Значит точно не имеет отношения к де Лагаль. Но откуда тогда кинжал? Что вообще о нем известно?

– Не из местных, приблудился к гному как раз десять лет назад. Свободолюбив. Говорит всем, что потерял родителей в одно из полнолуний. Люто ненавидит оборотней. Видимо из-за этого.

– Покажи мне хоть одного жителя Гента, кто любит этих проклятых животных! Их грязные нравы и наглое поведение даже меня доводят до белого каления, – сжал кулаки глава разведки.

– Все так, ваше сиятельство. Далее. Привязанностей не имеет, холост. Силен. Для человека, конечно. Но это легко объяснимо: здоров как бык.

– Морально-волевые качества. Своими словами, – Вальдемар жестом остановил графа, когда тот начал копаться в бумагах.

– Осторожен, умеет держать эмоции под контролем. Не труслив. Хороший специалист. Быстро приобретает власть над незнакомыми людьми. Но этим не пользуется. Умен. Недоверчив.

– Достаточно, – маркграф кивнул своим мыслям. – Предположим, именно он сбежал от баронета. Каким образом у него появился кинжал?

– Нашел. Украл. Выменял на еду, – с ходу назвал версии Людовик.

– Нужно узнать точно.

– Я дал кузнецу выбор: либо через месяц посвящу его в слуги, либо превращу жизнь в кошмар. После обряда инициации он ответит на все наши вопросы, – граф напрягся, не зная, какая реакция начальника последует на произнесенные слова.

– Поглядим, будет ли эта инициация, – недобро прищурился Вальдемар.

Подчиненный вопросительно поднял брови.

– Сам сказал: этот человек свободолюбив. Если ты прав и в остальном, он скорее в Шильде утопится, чем добровольно отдаст себя в руки вампирам.

– Я завтра же прикажу его арестовать, – подскочил на месте Людовик.

– Сидеть, – в голосе Вальдемара звенела сталь. – Ты ничего не сделаешь. Умей отвечать за несогласованные со мной поступки. Если через месяц кузнец не придет, ты отправишься на север плавать на льдинах в поисках заговоров.

– А если придет? – робко спросил граф.

– Отдам в твою коллекцию эльфийский кинжал, на который ты давно засматриваешься, – чуть подумав, ответил начальник. – Но он не придет. Сбежит, скорее всего. Запрещать не смей. Препятствовать тоже. Но если выедет из города, перехватишь где-нибудь по пути и допросишь в полевых условиях.

– Слушаюсь, ваше сиятельство, – по губам склонившего голову вампира пробежала предвкушающая сладкая ухмылка.

Уголь матово блестел в дубовом коробе на обшитом медными листами полу. Сине-фиолетовое пламя в горне гудело ровно, почти не давая бликов, лишь сыпля искры в вытяжную трубу каменного свода. Тусклый свет очага и узких, высоких стрельчатых окон, забранных в толстые глубоко вмурованные в стены решетки, неярко освещал кузню. Подмастерье изо всех сил раздувал меха, а я, зажав в плоских кузнечных клещах полосу стали, шевелил ей в горне, закапывая в уголь, отчего веревки вен на руках приходили в постоянное движение.

– Опять бездельничаете? – мощный командный бас, раздавшийся с порога кузни, принадлежал дородному, поперек себя шире чернобородому гному, с нитями седины в волосах.

– Как обычно, – отшутился я.

– Приютил на свою голову, – беззлобно проворчал хозяин кузни, раскуривая трубку.

Он немного понаблюдал за нашей работой и добавил уже серьезно:

– Не мне учить вас, парни, но сегодня управьтесь до заката, и ставни закрывайте покрепче, – в голосе звучала скрытая забота. Одинокий кузнец за годы успел привязаться к своим ученикам. – Эл, сегодня у меня останешься, до дома тебе далеко идти. Не успеешь. А нового работника я искать не собираюсь. Я у Клауса, до утра не будет. Сегодня ночью даже гномам на улицах не выжить. Все ясно?

– Конечно, герр Шмидт, – ответил за нас подмастерье. – Не извольте беспокоиться, все сделаем.

Фамилия нашего нанимателя в переводе с гномьего языка звучала как «кузнец». В принципе, когда поколений десять твоих предков занимаются производством холодного оружия, странно иметь фамилию Мюллер – «мельник», или Бэкар – «пекарь».

– Эл, не налегай так на меха, а то порвешь их к вурдалаковой бабушке. Виг, подвинь угольков к центру, видишь же корка не та, что надо! Всему вас надо учить, задохлики трущобные.

Гном затянулся своей огромной трубкой на длинном чубуке и с наслаждением выдохнул дым через ноздри. Может, кому-нибудь, и показались бы грубоватыми его слова, но мы уже привыкли. Виг, – это я, а Эл, – мой помощник, пятнадцатилетний подросток с непослушными рыжеватыми волосами и невыносимым количеством веснушек на лице. Впрочем, веснушки в данное время были скрыты под черно-размытыми полосками сажи, отчего он напоминал шахтера из Зехенвальда, древней земли гномьих рудников. На счет разрыва мехов гном шутил, жилистый подмастерье весил столько же, сколько и мешок с костями, любовно обглоданными мертвецом. Мы уже привыкли к норову хозяина кузни, и прекрасно знали, что он перестает ворчать только в том случае, когда начинает ругаться, а это влекло за собой последствия не морального, а физического характера. Например, на прошлой неделе, после проверки новой партии металла на точильном круге гном поколотил посыльного.

– Ты что мне привез, сморчок? За это я должен платить по талеру¹за фунт? Сам посмотри, какие искры выдают твои слитки! Моргенская² сталь должна давать желто-красные затухающие искры, летящие вразнобой! А этот веер соответствует обычному науглероженному железу! Что я тебе из него делать буду? Гвозди? У меня тут оружейная кузница, а не деревенская мастерская по починке кос! Есть разница платить два грошена³ за фунт⁴ или талер за фунт? Я тебя спрашиваю, дичь городская! Мне этот металл еще вчера был нужен! С меня начальник жандармерии три шкуры спустит, если я к концу месяца не сдам ему десяток гастрофетов⁵.

Со стороны это могло выглядеть даже смешно, потому как гном, распаляясь, выговаривал претензии нависающему над ним высоченному образине с бегающими глазками, тряся того как яблоневое дерево. Посыльный был готов провалиться сквозь землю, лишь бы не общаться с хозяином кузницы, и тем более не попасть ему под горячую руку. Гномы очень не любили, когда кто-то пытался обманом облегчить их карман, потому как обладали непомерной природной жадностью, которая иногда брала верх даже над инстинктом самосохранения. Спорить с герром Шмидтом было бессмысленно, а препираться себе дороже, – оружейник без труда поднимал большую двурогую наковальню, весом в два вея⁶. Пусть в гноме и набиралось роста не больше полутора ярдов⁷, он бы скрутил этого здоровяка, даже не вспотев, а при желании, и сломав попутно несколько ребер. Но избежать трепки посыльному так и не удалось. Гном, в конце концов, докопавшись, что тот перепутал адресатов, надавал плюх и выгнал пинками из кузни, пригрозив, что в следующий раз за такую оплошность оторвет голову, раз уж человек ей не пользуется.

– Виг, сколько дуг для цагр⁸сделал сегодня? – гном сурово нахмурился.

– Это восьмая, герр Шмидт. Уже прокована. Сейчас для нормализации⁹ накаляю. Завтра с утра отпуском¹⁰ займусь.

– Температуру средней делай, темно-темно красный цвет накала, и не забудь охлаждать в воде, а не в масле.

– Знаю, герр Шмидт!

– Сколько тебе раз говорить, когда мы наедине называй меня Тиль. Герр Шмидт я тогда, когда посторонние крутятся, не хочу, чтобы меня обвиняли в либеральных взглядах! Смотри, не засунь в угли слишком глубоко. Спечешь, я с тебя удержу по весу. Дело к вечеру, еще две дуги и можешь быть свободен.

– Не извольте сомневаться, Тиль, не сожгу. Не первый раз.

– Сколько ты у меня живешь, парень? – гном задумчиво затянулся, сосредоточив взгляд на большом пальце, которым прикрывал чашу трубки, чтобы табак разгорелся с новой силой.

– Десять лет, – я вытащил согнутую полосу с кольцом под блок на одной стороне и прямоугольным отверстием под клин на другой, оценил цветовой оттенок побежалости, удовлетворенно кивнул и положил ее на каменный стол для остывания.

– Мне кажется, уже пятьдесят. Привык я к тебе, Виг.

– За пятьдесят я бы состарился. Это вам, гномам хорошо, в пятьдесят вы только совершеннолетие празднуете, – я позволил себе иронию. Ирония вышла горькой. Из сотни представителей расы людей до пятидесяти лет в красивейшем городе Генте, столице славных земель лорда Блэкуотера, дотягивали пять-десять. – До пятидесяти еще дожить надо.

– Доживешь. Наверное, – гном пыхнул трубкой. – Раз уж у меня нет детей, через несколько лет ты станешь управляющим, и тебя никто не тронет, пока не нарушишь закон.

– Меня никто не тронет, только если вы меня усыновите, – при моих словах Тиль скривился в усмешке. – Вот было бы удивление у магистра¹¹ в ратуше¹². Свободный ремесленник усыновляет мясо.

– Думаю, последствий никаких не будет, сумасшедших даже оборотни не трогают, у них это позор для всей стаи.

– Что есть, то есть, – усмехнулся я.

– Ладно, хорошей ночи, парни, – сказал через время кузнец и, махнув на прощание рукой, вышел вон.

Гном не успел еще скрыться из виду, а я уже закладывал в горн новый слиток, который предстояло разрубить надвое и отковать пару арбалетных дуг. Руки автоматически разравнивали уголь, двигали слиток клещами и подсыпали сверху новое топливо, а голова была занята совершенно другим. Мясо. Я не зря так назвал себя гному, когда шутил об усыновлении. Именно мясо. Все были мясом. Вся раса людей. И как я знал, так было всегда. Испокон веков в Империи Черных Лордов люди являлись кормом. А как могло быть иначе, когда государством управляли вампиры?

В состав империи входили тринадцать вампирских герцогств и республика оборотней. В каждом герцогстве всем заведовал так называемый лорд-правитель, имеющий собственную армию и казну. В республике оборотней верховодил Совет Старейшин родов. Столицей империи вот уже двести лет был Тур, расположенный на землях герцогства Нуарбва. Там жил лорд-император, в руках которого сосредоточились бразды правления страной. У него было право принимать решения глобального масштаба, такие как объявление войны или изменения финансового и экономического характера. Правитель империи избирался на срок в пять веков. У вампиров, живущих вечно, вообще было относительное понятие о времени. Например, действующему своду законов со дня создания набежало уже полтора тысячелетия, но отменять его, считая устаревшим, никто не собирался.

Законы в отношении других людей были просты. Тяжелым преступлением считалось только необоснованное убийство или причинение тяжкого вреда здоровью человека. Хочешь смошенничать? Пожалуйста. Подраться? Да запросто. Ограбить кого-то? Легко. Если поймают, то намнут бока и выпишут небольшой штраф. Но зато относительно других рас человек был бесправен. Нельзя было носить с собой любое оружие, в том числе перочинный ножик или кастет. Нельзя было перечить представителям власти, даже если кому из оборотней не понравилось твое лицо, и тебя по нему бьют. Нельзя смотреть в глаза вампира, потому что подобное будет расценено как дерзость. Нельзя называть детей благородными, вампирскими именами. Нельзя, нельзя, нельзя… От количества запретов сводило скулы, но все их, с самого раннего детства, наизусть знал каждый, кто хотел дожить до совершеннолетия.

Любое отступление от закона считалось преступлением. За преступления в отношении других рас человек ссылался на принудительное заселение в безлюдное герцогство Свартског. За тяжелые преступления, как например убийство другого человека или оскорбление власти, преступника приговаривали к смерти. Чтобы мясо не пропадало втуне, обычно казни происходили по полнолуниям, и проходили как охота на дичь. Человека на закате выпускали из тюрьмы, давали час, чтобы спрятаться, и начиналась погоня. Поэтому каждый, кто оказывался в такие ночи на улице, не доживал до утра. Конечно, были случаи, когда преступник пытался укрыться у знакомых, но оборотни выслеживали его по запаху и тогда подлежали смерти все, кто в тот момент находился рядом.

Люди были бесправны и невежественны. Люди считались кормом. Каждый горожанин, равно как и житель деревни, должен был ежемесячно сдавать литр крови за один заход. Донорами становились как парни, так и девушки в возрасте семнадцати лет, и слагали с себя эту обязанность лишь в сорок, когда организм начинал постепенно увядать, и кровь теряла свои вкусовые качества. Среди вампиров попадались и любители детской крови, но официально такое вкусовое пристрастие находилось под запретом властей, и разжиться подобным деликатесом могли либо знатные аристократы, либо очень богатые дворяне.

– Виг, сегодня поучишь меня тому финту, который показывал позавчера? Я так и не запомнил, – голос Эла вырвал из вереницы мыслей.

– Надеюсь, тебе он никогда не пригодится, – я вставлял нижник¹³ для загиба кольца на полосе. – Нам под страхом смерти нельзя иметь оружие, и тем более уметь им пользоваться. Сам знаешь.

– Где ты так наловчился рубиться на палашах? – голубые глаза светились лукавым любопытством, наверное, присущим всем мальчишкам в пятнадцать лет.

– Хороший человек научил, – хмуро ответил я. За пару лет присутствия Эла в кузне, так и не привык к вечным расспросам и неуемному интересу помощника.

– Ты никогда не рассказываешь о своих родителях. Их уже нет? – парень не замечал моего нежелания общаться.

– Нет, – я крутанул в ладони ручник¹⁴, поменяв сторону. – Насыпь угля в ведро лучше, чем языком мели!

Как же меня раздражало, когда лезли в душу без спроса!

– Одно другому не мешает. Расскажешь, как это произошло? – не унимался Эл.– Или как обычно будешь молчать?

– Как обычно. Пора бы уже уняться с вопросами. Делом займись, – я уже рычал.

– Делом займись, – передразнил Эл, ловко увернулся от затрещины, и пошел к коробу с углем.

Я знал, что любопытство в подмастерье, – самая мощная движущая сила, которая только могла быть в этом худом и шустром теле. Но, нужно отдать должное, паренек, если что и узнавал, держал при себе, иначе я не рисковал бы жизнью, обучая его бою на палашах.

– Эл, я дам совет. Когда-нибудь любопытство загонит тебя в могилу. Так что умерь его, – я позволил себе нравоучение, что случалось крайне редко. – Ко мне это не относится, никаких тайн я не храню, просто не хочу вспоминать свое прошлое. Но жизнь опасна, и кому другому твой интерес станет поперек горла, как кость.

– Станет, так станет, – Эл скривил недовольную мину. – Я ни с кем кроме тебя и не общаюсь.

– Смотри сам, – я пожал плечами, и поменял нижник. – Брось дуть, сейчас верхник¹⁵ держать будешь.

На социальной лестнице империи люди занимали низшую ступень. Выше них располагались свободные расы – гномы и эльфы. Что до последних, то эльф на землях Империи был редкостью, и обычно в качестве купца, который привозил магические артефакты и зелья для высшей знати. Когда-то давно отгремели войны между империей, которая жаждала громких побед, Иром, древним королевством эльфов и Цвергландом, республикой гномов. Тогда потери всех сторон были ужасающи, цивилизация стояла на грани уничтожения, и странам ничего не оставалось, кроме как подписать вечный мир и право на суверенитет.

На той же лестнице выше людей, но ниже свободных рас, стояли полукровки – новообращенные оборотни, служащие в страже, жандармерии, армии и городском управлении на низших должностях. Им разрешалось вступать в браки только с такими же полукровками, и лишь пятое поколение детей в подобных семьях считалось полноценными оборотнями, обладая всеми правами свободных граждан империи.

Все мало-мальски значимые должности, кроме самых главных, в перечисленных выше ведомствах занимали представители старых родов, так называемых стай, родословная коих насчитывала не менее трех десятков поколений предков, рожденных в союзе чистокровных оборотней. Стаи сами избирали вертикаль власти учреждений, но окончательное решение принимали представители правящего клана вампиров. Кровососы могли завернуть кандидата, но поступали так очень редко, не желая ссориться с серыми хищниками. Никто из бессмертных не забыл, как опустошительны были годы Жатвы – семилетней гражданской войны между кланами вампиров и родами оборотней. С той поры прошло уже полтора тысячелетия, но повторять былые ошибки никто не спешил. Вампиры правили империей, оборотни же позволяли править, живя в свое удовольствие. И тех и других полностью устраивал подобный расклад. У руля империи была нужна холодная голова, чем не мог похвастаться ни один из старейшин родов серых. Звериные инстинкты брали свое, и будь у власти вервольфы, как называли оборотней гномы, на роль министров избирались бы не самые умные, а самые сильные.

Элита империи, вампиры имели более сложную иерархию, чем другие расы. Главой герцогства был лорд, при котором находилось тринадцать министров, отвечающих каждый за свое, вверенное лично ему ведомство. В каждом учреждении количество административных должностей было различным, но все главенствующие места занимали исключительно вампиры.

Равенства между самими вампирами не было никогда, они делились на носферату – аристократов, и стригоев – незнатных или мелких дворян. Родовитые носферату ущемляли права стригоев со дня основания империи, то есть из глубин бесконечной древности. Имя и титул для знатных вампиров значили все.

Министрами в каждом герцогстве являлись тринадцать маркграфов. Следом по убывающей степени знатности шли графы, виконты и баронеты. Вампир, начиная с титула баронета, считался носферату. Он мог создавать свой ковен и обзаводиться усадьбой, замком или дворцом, одним словом, уютным гнездышком. Землю под строительство и населенные пункты для кормления давал сюзерен, вышестоящий по титулу вампир.

Самая низшая ступень дворянских титулов начиналась с кавалера или шевалье. Кавалером мог стать любой вампир старше двухсот лет, но только за исключительные заслуги перед империей, из-за чего это звание считалось почетным, и могло даваться в награду, как приставка к остальному титулу, даже графам и виконтам. Шевалье становился любой приближенный к особе сюзерена, за заслуги более скромного характера, и лишь перед своим благодетелем. В принципе, ими кишел каждый замок или дворец уважающего свое имя аристократа, потому как в прошлые века раздавали это звание направо и налево, и лишь в недалеком прошлом пришли к выводу, что так не останется простых стригоев для повседневного ведения хозяйства – мажордомов, дворецких и телохранителей с еще тысячей разнообразнейших слуг.

Везде были свои плюсы и минусы. Кавалерами становились очень редко, но чтобы вампир стал маркграфом или лордом, он должен был иметь такой титул в своем имени. Шевалье же грозило за свою долгую жизнь дорасти максимум до виконта. Вампиры не могли иметь детей, да и женщины их интересовали только в плане вкусной крови, поэтому пробиться в высшую аристократию было возможно лишь благодаря личным заслугам, а не по праву рождения. Что поделать, за вечную молодость приходилось чем-то расплачиваться. Мертвое тело не способно рождать жизнь.

Танцевавший со шваброй Эл с грохотом перевернул ведро, я от неожиданности вздрогнул, ругнулся и запустил в подмастерье куском угля. Мое настроение оставляло желать лучшего. Мысли сдвигались во вчерашний день, сильно выделяющийся из серой череды будней.

Одной из моих обязанностей, как первого помощника оружейника, была доставка оружия, выкованного по специальному заказу, власть имущим лицам Гента. Накануне вечером мне пришлось относить тяжелый охотничий арбалет графу Людовику, первому заместителю маркграфа Вальдемара, главы разведки герцогства.

Поначалу ничего не предвещало беды. Все изменилось, когда слуга вместо того, чтобы сунуть мне в руку пару марок и величаво махнуть на выход, с презрительным прищуром процедил сквозь зубы: «ожидай», после чего исчез. Я остался скучать в широком холле трехэтажного особняка, чьи стены, с затейливым орнаментом на штукатурке, казалось, передавали изображения всей флоры империи. Я удивился ситуации, но затем решил: хозяин особняка хочет сделать срочный заказ и собирается передать его через поверенного, после чего успокоился. Когда же вниз по ступенькам плавной, крадущейся походкой сильного хищника, начал спускаться граф, я моментально застыл в поклоне, и перестал дышать, лихорадочно измышляя, что же тому нужно. Черноволосый моложавый любитель охоты славился лютой жестокостью и злопамятством, выделяясь этими качествами даже среди носферату, отнюдь не страдающих добротой и состраданием.

– Помощник герра Шмидта, Виг, – сказал высокий мощный граф, делая театральную паузу и приостанавливаясь на предпоследней ступени лестницы. – Скажи, человек, как ты видишь свое будущее?

– Ваше сиятельство! – озвучил я поклон. – Вижу свое будущее в служении на благо империи.

Пришлось ответить словарным шаблоном. Но попробовал бы я сказать по-другому. Мало что самого в полнолуние отправят бегать по городу, так еще со злости могут и Эла в попутчики добавить.

– Как ты видишь свое будущее, человек? – с небольшим нажимом на слове «свое», повторил вампир.

Я молчал, пытаясь понять, в чем ошибся, и чем вызвал гнев дворянина. Судьба нас сталкивала с графом всего пару раз, но до этого дня никакого внимания к моей скромной персоне не было.

Молчание затягивалось, и становилось неприличным. Я понимал: такая пауза может служить весомым аргументом для наказания, будь на то воля аристократа. Я скосил глаза чуть вверх, и увидел на лице графа благожелательную ухмылку. Она настораживала намного больше, чем даже прямые проявления гнева.

– Не знаю, ваше сиятельство, – произнес я хоть что-то, лишь бы ответить и не злить вампира еще сильнее.

– Хорошо. Ты видишь себя до гробовой доски бесправным червяком, таким, как сейчас? – граф смаковал мой ответ.

– Нет, – я понимал, что может и не стоит так отвечать, но по-другому сказать не мог. При попытке соврать горло судорожно сдавило и не отпускало, пока не озвучил правду. Никакой магии, это брала верх излишне гордая натура.

– Правда, – констатировал вампир, моментально переносясь через ступеньки и одной рукой поднимая меня за шею в воздух. Сжал он не сильно, но дышать стало крайне затруднительно. – Как вы слабы. Хрупки. Быстротечны. Как мотыльки над газовым фонарем.

Я успел сдержать инстинктивно дернувшиеся для защиты руки прежде, чем движение заметил вампир. Жизнь висела на волоске. Стоило мне хоть немного проявить свою волю, и судьба была решена.

– О тебе говорят, что ты слишком свободолюбив. Ты ни разу открыто не выказал недовольство своей судьбой, но люди чувствуют это. Говорят, ты силен для человека. Может, попробуешь сопротивляться? – вампир выдержал паузу, пытаясь поймать мой косящий вбок взгляд, наполненный лютой ненавистью. – Не хочешь! Ну ладно. Живи. Пока.

Граф разжал кисть, и я рухнул на колени, судорожно вдыхая спертый воздух особняка. Вампир кинул на пол несколько марок и неспешно поднялся на второй этаж.

– Жду тебя ровно через месяц. Либо ты добровольно станешь моим обращенным слугой, либо я превращу твою жизнь в кошмар, – усмехнулся граф и ушел.

Я испытывал стыд, не сравнимый ни с чем. Кто бы знал, как хотелось сломать этому кровососу шею… но это оставалось лишь мечтой. При желании Людовик мог разорвать меня голыми руками. Он мог обратить меня в вампира, даже не заметив сопротивления. Однако не сделал этого. Почему? Я не понимал.

Смириться с ситуацией не получалось. Люди говорят. Людям лишь бы говорить. Особенно про тех, кто хоть немного отличается от остальных. Мне стало слишком тесно в этом городе.

Когда видневшийся вдалеке медный шпиль ратуши перестал гореть кроваво-красным пожаром, а синева неба сгустилась до бездонного ультрамарина, и появились первые бледные звезды, я как раз укладывал последнюю сделанную дугу на стол.

– Все прибрал? – взгляд выцепил подмастерье в углу, где тот рисовал углем на стене смешную рожицу.

– Да, – скис парень под моим хмурым взглядом.

– Пошли в дом. Скоро луна взойдет.

Что означал восход луны, Элу объяснять не пришлось. Мы накинули короткие плащи из толстого канифаса¹⁶, и вышли из кузницы. На улице заметно похолодало, глянец льдистой корочки сковал редкие лужи в выбоинах мостовой. Я прикрыл глаза, с наслаждением вдохнул бодрящий воздух начала апреля, отдающий вечерним морозцем, выдохнул струйку пара, поежился и взялся за ручки дверей. Как обычно, предстояло закрыть массивные окованные железом дубовые створки, вложить в пазы стальной засов с кольцами, сдвинуть его так, чтобы кольца пазов и кольца засова совпали, и защелкнуть два амбарных замка из штернской¹⁷ стали. Такую преграду можно было разрушить лишь ударом тарана.

Эл все это время стоял в сгустившейся тени оставленного хозяевами и основательно выгоревшего каменного двухэтажного дома на другой стороне улицы, нетерпеливо притопывая подбитыми башмаками по брусчатке тротуара. Подмастерье пробирал озноб при самом легком сквозняке, а уж густой морозный воздух заставлял исполнять пляску веселых скелетов из ярмарочного кукольного театра, где обыгрывали сказки старины. Но торопить он не пытался, зная, что я проигнорирую просьбу.

Глотая слюну, мальчишка думал об ужине и теплой постели. Он чувствовал себя неловко рядом с высоким и сильным парнем, молчащим иногда часами, и лишь изредка нарушающим тишину ради пары фраз. И эту неловкость ощущали все люди, находящиеся рядом с кузнецом. Виг был отзывчив на просьбы, охотно приходил на помощь, шутил хоть и редко, но всегда по месту, его глаза были спокойны, а движения плавны, но что-то все равно настораживало людей, и заставляло держать дистанцию. В нем не было ни капли высокомерия, но окружающие и без того чувствовали, что парень им не ровня, другой, более «породистый», как назвала его пожилая торговка зеленью с соседней улицы.

– Голоден, Эл? – я кивнул в сторону широкой лестницы на второй этаж, где над кузницей располагались жилые комнаты.

– Конечно, – он говорил с трудом, так как от холода свело челюсть, и зубы подмастерья, помимо его воли, выбивали дробь.

Весь второй этаж, состоявший из трех комнат, являлся апартаментами гнома. Комната поменьше служила спальней, помещение чуть побольше гордо именовалось столовой, хотя по факту выполняло функции кухни и рабочего кабинета и в равной степени было завалено как кастрюлями, так и книгами на гномьем языке. Третьей, самой большой комнатой, занимавшей половину этажа, являлась зала, в которой хранились все виды холодного и метательного оружия империи. В оружейной гном принимал редких гостей своего дома, а иногда любил посидеть и сам с бутылкой самогона, настоянного на полыни, любуясь блеском развешанной на стенах стали.