Электронная библиотека » Андрей Ходов » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 22 ноября 2013, 18:50


Автор книги: Андрей Ходов


Жанр: Попаданцы, Фантастика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– На первое время достаточно, – сказал Сергей, быстро стенографируя, – спасибо. А что за руды?

– А вот этого не помню. Основная руда на уран, помнится, называется уранит. Но на самом деле его из нескольких разных руд добывают. Да, вспомнил, урановые руды можно искать методом авиаразведки. По повышенному радиационному фону. Так быстрее получится. Установить на самолетах поисковую аппаратуру, зафиксировать с воздуха аномальные по излучению места, а потом уже доразведывать наземными партиями.

– Логично, думаю, что это здорово ускорит поиск. С месторождениями мы разобрались. С рудниками тоже понятно, руду надо добывать. А что дальше? Обогатительные фабрики?

Инженер усмехнулся:

– С рудниками не все так просто. Руды, как уже было сказано, радиоактивные. А радиоактивность, следует заметить, изрядная гадость. Полученное облучение даром для организма не проходит: вызывает поражение костного мозга и прочих органов, соответственно, лучевая болезнь, лейкемия и прочие прелести. Персонал надо или хорошо защищать от облучения, или смертников использовать. Причем это не только к рудникам относится, а ко всей производственной цепочке. А следующим этапом, как вы верно заметили, обогатительные фабрики. Итогом их работы должен быть пригодный для металлургии концентрат – некие «окатыши». Потом металлургические предприятия, где получают собственно уран.

Глава 6

Въедливый лейтенант дотошно выпытывал подробности касательно ядерного производственного цикла. Голова Николая Ивановича от напряжения начинала побаливать, но пока еще терпимо. Говорить он вполне еще мог.

– Далее предстоит решить, какое именно ядерное оружие мы собираемся делать. Вариантов два: из урана или из плутония.

– А американцы какие сделали? – сразу спросил лейтенант.

– Они не знали точно, что у них получится, и параллельно отрабатывали оба варианта. В итоге на японскую Хиросиму была сброшена урановая бомба, а на Нагасаки плутониевая. Обе имели примерно одинаковую мощность, и обе вполне себе взорвались.

– А какую бомбу лучше делать нам?

– А вот это, как вами верно замечено ранее, предстоит решить руководству страны. У каждого из вариантов есть свои достоинства и недостатки. И я по возможности и в меру начинающегося склероза постараюсь это изложить.

– Давайте, – заявил лейтенант, перевернув очередной лист блокнота.

– Так вот. Вариант с ураном хорош тем, что в принципе можно избежать необходимости постройки ядерных реакторов, что само по себе проблема. И с теорией тут проще. В природном уране, который нам выдаст металлургический завод, содержатся два его изотопа: уран-238 и уран-235. Для создания бомбы нужен уран-235, чтобы получить металл оружейного качества, его содержание надо довести примерно до 95процентов.

– А в чем проблема?

– А проблема в том, что эти два изотопа следует разделить. Нужного нам урана-235 в природном уране содержится менее одного процента, а остальное – это никчемный уран-238. Ну, не совсем, конечно, никчемный. Отметьте у себя там, что позже следует поговорить об использовании сердечников из обедненного урана в подкалиберных противотанковых снарядах и о других применениях.

– Отметил. Но вернемся к разделению. Думаю, что наши химики справятся с этой задачей.

– Химики тут не справятся, – усмехнулся Николай Иванович. – Все изотопы одного элемента имеют одни и те же химические свойства. В том и проблема. Разделение следует проводить физическими методами. А это непросто. В данном случае разница составляет всего три атомные единицы.

– И как тогда их разделяют? – с любопытством спросил лейтенант.

– Основных методов имеется три: газовая диффузия, газовые центрифуги и электромагнитный метод. С центрифугами пока связываться не рекомендую. Даже в наше время этот метод не слишком распространен из-за технологических проблем с созданием этих самых центрифуг. Остаются еще два метода. Для метода газовой диффузии уран переводят в газообразное состояние. В четырехфтористый уран, если не вру. Потом этот газ прогоняют через спеченные из никелевого порошка мембраны. Идея состоит в том, что более легкий уран-235 диффундирует через мембраны быстрее, чем изотоп урана-238. Установки громоздкие, мембран в них тысячи, процесс долгий и многоступенчатый. Но все равно самый дешевый. Недостаток метода в том, что при всех стараниях этим методом невозможно получить уран должной степени очистки.

При электромагнитном методе уран опять же переводят в газообразное состояние, потом этот газ ионизируют и гонят ионы в циклотроне электромагнитным полем по кругу. Получается, что более легкие ионы движутся по более крутой траектории. Соответственно на финише изотопы попадают в разные щели установки и таким образом разделяются. Этот метод требует больших затрат на оборудование и электроэнергию, но конечный продукт получается идеально чистым. На практике оба этих метода комбинируют. Большую часть урана-235 получают методом газовой диффузии, а потом в него добавляют необходимое количество чистого продукта с тем расчетом, чтобы содержание урана-235 в смеси дало оружейное качество металла, то есть порядка 95 процентов.

Николай Иванович замолчал, чтобы немного передохнуть, а лейтенант перевернул очередную страницу и заметил:

– Вы доступно излагаете. Вероятно, с технологией придется повозиться, но зато теоретических проблем пока не просматривается.

– С технологией действительно придется повозиться. Следует учитывать тот факт, что все соединения фтора имеют высокую химическую активность, в том числе и этот самый четырехфтористый уран. Незащищенное оборудование он разъест в момент. Все рабочие поверхности установок необходимо покрывать слоем никеля. Прокладки и уплотнения – особая песня. Не говоря уже о том, что эта гадость еще и радиоактивная. Кстати, напомните позже, чтобы мы поговорили о фторопласте. Это такой пластик с высокой стойкостью к химическим воздействиям.

– Зафиксировал, – лейтенант что-то там черкнул в своем кондуите. – Но как я понимаю, изготовлением собственно урана, «оружейного», как вы его называете, проблемы не исчерпываются?

– Естественно, теперь поговорим о конструкции ядерного заряда. Существует понятие так называемой критической массы. Это минимальное количество делящегося вещества, в котором возможен запуск цепной реакции деления. В общем случае критическая масса зависит от степени очистки металла, но конкретно для урана, очищенного до оружейного качества, составляет порядка 70 килограммов. По объему это немного, уран очень тяжелый. Ядро заряда изготавливают в виде двух полусфер, ну как половинки яблока. Чтобы запустилась цепная реакция и произошел ядерный взрыв, надо, чтобы эти половинки слились в единый шар – ядро. Но сближать их надо не абы как, а с высокой скоростью. Не помню точно, с какой именно скоростью, но речь идет о нескольких километрах в секунду. При слишком медленном сближении ядерная реакция начнется, но не та, что надо. Половинки ядра при сближении от ядерной реакции успеют нагреться, «потекут», потеряют форму, превратятся в раскаленную добела каплю металла. Эта медленная реакция будет идти долго, пока весь уран постепенно не «выгорит». Поэтому применяется так называемая «пушечная схема». Половинки ядра посылают навстречу друг другу путем направленного взрыва. С подбором химической взрывчатки, расположением ее блоков, синхронизацией подрыва придется немало повозиться. Тут важно, чтобы этот взрыв с нужной скоростью соединил точно изготовленные полусферы, а не раздробил их до того момента, когда цепная реакция запустится. Потом уже неважно, ибо в результате цепной реакции в ядре выделится такая энергия, что взрыв химической взрывчатки покажется жалкой искрой в океане огромного пожара. Например, урановая бомба «Малыш», которую США сбросили на Хиросиму, имела мощность порядка 20 килотонн в тротиловом эквиваленте.

Лейтенант особо не впечатлился.

– Про эти килотонны мы уже слышали. Но ведь были бомбы и мощнее, там вообще в мегатоннах счет идет?

– Были и мощнее, например, знаменитый советский боеприпас, известный под названием «Кузькина мать», имел мощность мегатонн под шестьдесят. Но это уже термоядерные устройства, их еще называют водородными бомбами, и работают они на реакции синтеза. О них мы позднее побеседуем. А пока с атомными зарядами разберемся, которые на реакции распада ядер тяжелых элементов.

– Давайте разберемся, – не стал спорить лейтенант, – помнится, переходить надо к плутониевым бомбам.

– К ним, родимым, – Николай Иванович устроился поудобнее, – этим и займемся. Записывайте.

Вариант с плутониевым зарядом тоже имеет ряд достоинств и недостатков. Плутониевые заряды гораздо компактнее, ибо критическая масса плутония порядка 8 килограммов против семидесяти у урана. Это шарик размером с яичный желток. Такие устройства умудрялись даже в артиллерийские снаряды впихивать, чуть ли даже не в 152-миллиметровые. Кроме того, производство плутония на круг выходит дешевле, ибо его можно получать как попутный продукт работы атомных электростанций. Но зато первоначальные вложения высокие, когда еще будут те электростанции. Плутоний образуется в ядерных реакторах, при облучении нейтронами урана-238. Без реактора тут никак.

Для работы реактора его загружают ураном, но не природным, а прошедшим обогащение методом газовой диффузии, чтобы содержание урана-235 было порядка 3–4 процентов. Этого достаточно для работы ядерного котла.

Теперь о конструкции реактора. Реактор лучше делать не на тяжелой воде, как пытались сделать немцы, а графитовый, как делали американцы. Реактор должен работать на медленных нейтронах, их еще называют тепловыми, а графит или тяжелая вода тут служат их замедлителем. Графит используется не простой, а очищенный от поглощающих нейтроны примесей, особенно от бора. С очисткой придется поработать, ибо графита на один реактор идут тысячи тонн. То есть реактор представляет собой сложенный из графитовых блоков и заключенный в корпус из нержавеющей стали массив. В этом массиве делаются вертикальные отверстия для установки стержней – тысячи отверстий. В эти отверстия вставляются трубы, которые ввариваются в верхнюю и нижнюю плиты корпуса реактора. Тут важно, чтобы циркулирующая в системе охлаждения вода не попала в графит. Если попадет, то графит вспучится и разорвет реактор. Будет очень худо. Чтобы графит не окислялся, внутри его массива циркулирует инертный газ. Большая часть вертикальных отверстий используется для загрузки топливных стержней. Часть – для регулирующих стержней. Регулирующие стержни делают из бора, если не вру, то из карбида бора. Бор является сильным поглотителем нейтронов. Полностью опущенные регулирующие стержни «глушат» реактор, при полностью поднятых стержнях реактор работает по максимуму. Соответственно, меняя количество опущенных в реактор регулирующих стержней, можно управлять его работой. Оставшиеся отверстия используются для различных датчиков, при помощи которых можно следить за состоянием реактора, или туда еще суют различные вещества с целью их облучения нейтронами. Топливные стержни представляют собой пакет трубок из нержавейки или циркония диаметром миллиметров двенадцать, снабженный системой протока охлаждающей жидкости. Тепла выделяется много, и его куда-то надо отводить. Лучше на паровую турбину электростанции, но можно и просто в окружающую среду. Систему охлаждения делают многоконтурной, ибо среди такой кучи трубок наверняка найдутся дефектные и радиация попадет в систему охлаждения. Так пусть уж только в первый контур. Трубки в топливных стержнях набиты прессованными из карбида обогащенного урана таблетками. Это и есть топливо реактора.

Что там еще по конструкции реактора? Ага, вспомнил, с боков, сверху и снизу слой отражателя нейтронов, чтобы зря по сторонам не разлетались. Только не помню из чего, в голове вертится все тот же графит. Кольцевой водяной бак биологической защиты по периметру, чтобы персонал не мёр от лучевой болезни. Аварийные системы охлаждения и прочие системы безопасности. К безопасности, кстати, следует относиться весьма ответственно. Аварии на ядерных объектах – это сущий кошмар. Например, тепловой взрыв на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС привел к тому, что пришлось переселять сотни тысяч людей и вывести из хозяйственного оборота кучу земель. Да и реноме свое страна подпортила изрядно.

Так, малость с мысли сбился. Значит, загрузили мы реактор топливом и запустили его. Атомная реакция идет, нейтроны летят, из урана-238 образуется плутоний. Причем в виде нескольких изотопов. Для бомбы нам нужен плутоний-239, а изотопы 240 и 241 нам совершенно не нужны, но тоже присутствуют. Причем сначала образуется изотоп 239, а уже из него 240, а потом и 241. Чем больше времени стержни проведут в реакторе, тем хуже будет соотношение изотопов. Для плутония оружейного качества паразитных примесей должно быть не более 5 процентов. И это качество должно быть достигнуто еще в реакторе, ибо разделить изотопы с разницей всего в одну единицу практически невозможно. Поэтому стержни вынимают из реактора и отправляют на переработку раньше, чем в них выгорит весь уран-235. Если не ошибаюсь, то через три месяца. Кроме того, все стержни по определенной схеме периодически переставляют в реакторе с места на место, чтобы облучались равномерно.

Николай Иванович сделал паузу, чтобы отдышаться, и попросил пить. Лейтенант кивнул и отправился за водой. Вернулся он с медсестрой, которая, судя по всему, не решилась доверить мужчине столь важную операцию и напоила инженера сама. Дождавшись, когда женщина удалится, лейтенант вежливо предложил продолжать.

– А на чем мы там остановились? – спросил Николай Иванович.

Лейтенант заглянул в свои записи:

– На перестановке стержней в реакторе, чтобы их облучение шло равномерно.

– Да, вспомнил. Собственно, с реактором мы в основном закончили. Если чего забыл, то потом постараюсь припомнить. Или у наших атомщиков в процессе работы возникнут конкретные вопросы. Тогда с этими вопросами ко мне. Не гарантирую, что обязательно отвечу, но, возможно, по ассоциации всплывет еще что-то. В таких делах и обрывки информации могут здорово помочь.

– Мы придерживаемся такой же точки зрения, – вставил лейтенант.

– Так вот. Пробывшие в реакторе нужный срок стержни извлекают и отправляют на переработку на радиохимический завод. Цель обработки – извлечь наработанный плутоний. Насколько я понимаю, стержни даже не разбирают из-за сильной радиоактивности. Самоубийц нет, чтобы такую операцию проводить. То ли перемалывают в порошок, то ли растворяют в кислоте. О химии процесса тоже не имею представления. Слышал только, что в установках надо конструктивно избегать возможности накопления больших количеств готового плутония. В том смысле, чтобы он в каком-нибудь там отстойнике или изгибе трубы не накопился. Могут быть большие неприятности.

Результатом работы радиохимического завода является металлический плутоний в слитках. Слитки, само собой, не должны иметь массу, приближающуюся к критической. Содержание плутония-239 в этом металле, как я уже говорил, должно быть не меньше 95 процентов.

Теперь переходим к конструкции ядерного заряда на плутонии. Взорвать такой заряд с применением «пушечной схемы», как урановый, невозможно. Слишком большая скорость сближения секторов должна быть, никакой химической взрывчаткой ее не обеспечить.

Поэтому применяют так называемую имплозивную схему. Металлический плутоний имеет несколько фазовых состояний, имеющих разную плотность. Ядро заряда изготовляют из металла, находящегося в наименее плотной дельта-фазе. Насколько я помню, для этого плутоний стабилизируют небольшим количеством галлия, около одного процента. То есть делают отливку, потом эта отливка проходит точную механическую обработку, потом ее никелируют. Обычно ядро изготовляют в форме шара, но приходилось слышать и о цилиндрической форме. Вроде и другие бывают. Да, пока не забыл: все операции с плутонием, пока его не покрыли защитным слоем, следует проводить либо в вакууме, либо в атмосфере инертного газа. Например, тонкая стружка его имеет свойство самовоспламеняться. Это приведет к потере дорогого материала, не говоря уже о том, что вдохнувшие этот дымок люди долго не проживут.

Так о чем я говорил? А, вспомнил, получили мы ядро, стабилизированное в дельта-фазе. Суть имплозивного метода состоит в том, чтобы резким обжатием перевести плутоний ядра в наиболее плотную альфа-фазу. Обжатие осуществляется взрывом химической взрывчатки так, чтобы ядро оказалось в фокусе взрыва. С взрывчаткой опять же придется повозиться. Она должна быть достаточно твердой, чтобы блоки ее можно было подвергнуть точной механообработке. С высокой скоростью детонации, энергетика тут менее важна. С равномерными характеристиками подрыва по всему объему. Плюс к тому высокая стабильность, в том смысле, чтобы характеристики не «поплыли» со временем от температурных и химических воздействий. А еще надо добиться синхронизации подрыва всех блоков взрывчатки на уровне микросекунд. С детонаторами, само собой, тоже придется изрядно помучиться.

Итак, оказавшееся в фокусе взрыва, плутониевое ядро обжимается и переходит в плотную альфа-фазу. В этот точно рассчитанный момент для запуска цепной реакции на ядро должен быть подан короткий, но мощный поток нейтронов. То есть необходим так называемый нейтронный инициатор. Насколько я помню, в первых образцах бомб использовался инициатор из полония-210 и вроде лития, не помню, какой именно его изотоп. Ампула, содержащая смесь этих веществ, помещается в центр плутониевого ядра. Вроде эту ампулу еще золотом для чего-то покрывают. Когда взрывная волна доходит до нее, полоний с литием смешиваются и дают нейтронный импульс. Схема очень неудобная из-за небольшого времени полураспада полония-210. То есть, чтобы поддерживать ядерный заряд в боеспособном состоянии, нейтронный инициатор раз в пару месяцев приходится менять на свежий. А это неудобно, тут чуть ли не всю конструкцию боеприпаса разбирать приходится. В более поздних образцах в качестве нейтронного инициатора использовали нейтронную пушку. По сути, линейный ускоритель с мишенью из дейдрида лития. Это удобнее, но с конструкцией его придется повозиться.

– А что такое дейдрид лития? – уточнил лейтенант. – Гидрид понятно, а…

– Это тот же гидрид, но вода в нем тяжелая.

– Ясно, давайте дальше.

– Можно, только я уже практически закончил. Что там еще? Заряд необходимо термостабилизировать. Ядро постоянно выделяет тепловую энергию за счет процессов внутреннего ядерного распада. Большую часть энергии дает распад нестабильных паразитных изотопов плутония 240 и 241, почему их количество и стараются свести к минимуму. Тепло надо постоянно отводить. Если не отводить, то ядро перегреется, и плутоний в нем может местами сменить фазовое состояние. Да и характеристики химической взрывчатки «поплывут». То есть поломка системы охлаждения или ротозейство обслуживающего персонала запросто может вывести боеприпас из строя. Причем навсегда. Ядро в этом случае надо вынимать и отправлять на переработку.

– Черт, сколько сложностей! – покачал головой лейтенант.

– Да уж, это вам не обычная бомба. Ту произвел, на хороший склад положил, и она там десятилетиями лежать будет, не теряя боеготовности. А тут куча сложностей. Утешает только то, что атомных бомб, в отличие от бомб обычных, так много не надо.

Ну, вот вроде и все… в первом приближении. Если чего еще вспомню, то непременно сообщу. Или вопросы появятся.

– А термоядерные бомбы?

– Это на свежую голову. Поскольку по ним с информацией еще хуже, вся она сомнительная, и вообще… Давайте о чем-то попроще сегодня поговорим.

– Я не против. Только один вопрос. А какова достоверность информации по урановым и плутониевым бомбам?

Николай Иванович демонстративно пожал плечами.

– Трудно сказать – по моей оценке, процентов семьдесят. Кроме того, многих тонких моментов я могу просто не знать. А они, эти моменты, наверняка всплывут в процессе работы. Но на то нашим ученым головы даны, чтобы в тонкостях разобраться. Вот пусть и работают! А уж я, чем смогу…

Глава 7

К разговору с инженером Сергей вернулся только часа через два. Пока медицина занималась его собеседником, он успел пообедать, перепечатать материалы и поразмыслить о продолжении разговора.

Инженер после перерыва выглядел достаточно бодро, поэтому Сергей не стал тянуть и сразу дал ему стенограмму на прочтение. После исправления пары ошибок в номерах изотопов и поставленной подписи Сергей убрал листы в папку.

– А теперь, Николай Иванович, хотелось бы поговорить об авиации. Мы уже немного начали, но больше об организации и тактическом применении, а хотелось бы больше узнать о технической стороне дела. Какие самолеты себя хорошо зарекомендовали в реальных боях, какие оказались не на высоте, какие перспективы развития авиации на ближайшее будущее? Начнем, пожалуй, с истребителей.

– Так и знал, – хмыкнул инженер, – все бы вам истребители.

– А что не так? – с недоумением поинтересовался Сергей. – Если вам не нравятся истребители, то можно начать с тяжелых бомбардировщиков.

– Нет, дело не в том, что не нравятся. Просто сам ваш вопрос выдает… скажем так, некоторый перекос сознания наших военных. Главное в авиации не истребители, а бомбардировщики и штурмовики. Вот со штурмовиков я и хотел бы начать.

– Давайте начнем со штурмовиков, – не стал спорить Сергей. – Это не менее интересно.

– Так вот, пожалуй, самым массовым самолетом этой войны был штурмовик Ил-2, конструкции Ильюшина. Машина оказалась крайне полезной и доставила противнику массу неприятностей. Но проблема в том, что ее поставили в серию в одноместном варианте, то есть без воздушного стрелка. Это решение было ошибочным, и его требуется срочно исправить. Штурмовикам, особенно на начальном периоде войны, часто приходилось выполнять задания без прикрытия истребителей. Без стрелка самолет слишком уязвим. Вторая ошибка – у данного штурмовика нет подходящего оружия для борьбы с вражеской бронетехникой. Пушки для этой цели оказались не слишком эффективными. С бомбометанием тоже проблемы, пикирует этот самолет плохо, а с горизонтального полета в танк трудно попасть. Для Ил-2 срочно нужны ПТАБ – противотанковые авиабомбы. Это небольшие бомбы весом примерно полтора килограмма, с взрывателем мгновенного ударного действия и кумулятивной боевой частью. Вы знакомы с кумулятивным эффектом?

Сергей попытался припомнить, слышал ли он о таком, но безуспешно.

– Нет, не слышал.

– Ладно, дайте мне карандаш и держите блокнот, чтобы я мог нарисовать схему…

Вот тут в заряде делается конусообразная выемка. В воронку вложен тонкий металлический конус. Ударная волна, условно говоря, фокусируется в струю, которая прожигает броню и выбивает внутрь ее осколки. Специалисты должны знать, это не сегодня придумано. Боеприпасы на таком принципе вообще очень эффективны против бронетехники, но об этом мы потом поговорим. А пока вернемся к штурмовику. Штурмовик способен нести пару сотен таких мелких бомб, лучше в специальных кассетах. Заходит он, например, вдоль вражеской танковой колонны на марше и с горизонтального полета на малой высоте накрывает ее бомбовым ковром на достаточно большом протяжении.

– На «малой» – это какой? – перебил инженера Сергей.

– Точно не помню – от 50 до 100 метров. Тут важно, чтобы бомбы успели стабилизироваться в полете и попали в цель близко к нормали. Для кумулятивных зарядов это важно. И чтобы взрыватели успели встать на боевой взвод.

Так вот. Бомбы мелкие, падают густо – практически гарантированное попадание во все громоздкое, что попало под накрытие. Заряд невелик, но за счет кумулятивного эффекта легко пробивает тонкую верхнюю броню танков. Впрочем, пехоте и небронированной технике тоже не поздоровится. Крайне желательно, чтобы к началу войны такие бомбы уже имелись в достаточном количестве, а в штурмовых авиаполках были отработаны соответствующие атаки. Немецкие танки, а особенно их экипажи надо выбивать и выбивать. Теперь о бомбардировщиках…

– Подождите, – прервал его Сергей, – а что с другими штурмовиками? В прошлом году принят на вооружение штурмовик Сухого, а с ним как?

– Су-2? Да, был такой самолет. Применялся в начале войны. Но их немного выпустили.

– А в чем причина? Не припомните?

– Помнится, его приводили как пример того, что даже отличная работа конструктора не может компенсировать глупое техническое задание. То есть заказчики, исходя из сомнительной концепции применения, потребовали создания универсального самолета. Чтоб сразу и штурмовик, и легкий бомбардировщик, и разведчик, и чуть ли не с истребителями драться должен. Конструктор постарался и сделал вполне приличный по летным качествам и надежности самолет. Только бомбардировщиком он оказался весьма посредственным, штурмовиком тоже не лучше, да и с прочими функциями… В итоге не вписалась эта машина в наши ВВС, не нашлось ей достойной ниши применения. Выпустили несколько сотен, да и сняли с производства.

– Понятно, – сказал Сергей, все старательно записав. – Так что с бомбардировщиками?

– Нашим основным фронтовым бомбардировщиком этой войны был Пе-2 конструкции Петлякова. В варианте пикирующего бомбардировщика. Машина оказалась удачная, скоростная, бомбила точно. Самолет выпускался в больших количествах, дотянул до конца войны с небольшими модернизациями.

Нашим массовым бомбардировщиком среднего радиуса был Ил-4, модернизированный ДБ-3ф. Машина, как я понимаю, не без недостатков: не слишком живучая, тяжелая в управлении, но, видимо, ничего лучшего не нашлось. Ее же использовали в качестве дальнего бомбардировщика, наряду с небольшим количеством Ер-2. Но, по правде говоря, к концу войны наша дальняя авиация усохла до чисто номинальной величины. Все ресурсы уходили на авиацию фронтовую. Германию бомбили союзники – англичане и американцы. Такое вот разделение труда. Мы воюем, а они только бомбят вместо открытия второго фронта.

Ну и соответственно тяжелых бомбардировщиков союзники понастроили много, в конце войны в иных налетах более тысячи машин разом участие принимало.

– А что с пикировщиком Туполева? – Сергея этот вопрос особенно интересовал. В ЦКБ-29 над ним и работали.

– А с этим самолетом непонятки были почти всю войну. Машина, судя по отзывам, была отличная, даже лучше петляковской. Но ее то снимали с производства, то снова возобновляли выпуск. Меняли моторы, меняли конструкцию. То есть вроде и хотелось, но что-то все время мешало. Похоже на то, что выпускать в ходе тяжелой войны несколько типов самолетов для одних целей – это непозволительная роскошь. В смысле, лучшее враг хорошего. Дело утрясли только к концу войны, и Ту-2 начали выпускать взамен Пе-2, и после войны еще некоторое время выпускали, пока реактивные самолеты не появились.

– А что, по-вашему, следует делать?

– Думаю, если воевать предстоит все же с немцами и в составе той же коалиции, то заморачиваться особо не стоит. Воевать на тех машинах, что я назвал, пусть и с небольшими улучшениями. А в это время вдумчиво и серьезно делать новые двигатели: турбореактивные, турбовинтовые. И прикидывать конструкции машин под них. Все равно это последняя война на поршневых двигателях. Кстати, от того самолета, на котором мы сюда попали, что-то уцелело?

– Большая часть сгорела, – сообщил Сергей, – но хвостовая часть с двигателями отлетела в сторону и уцелела.

– Отлично! Значит, образец турбореактивного двигателя имеется. Есть с чего начать. Только дело сразу надо ставить на широкую ногу, никакого кустарничества, реактивная авиация его не терпит. Там куча технических проблем, масса новых материалов, иная культура производства. Значит, надо привлекать лучшие конструкторские и научные кадры, стенды испытательные делать с необходимой аппаратурой, много всего. Пока двигатели не удастся довести до более-менее приличного состояния на земле, собственно, за конструирование самолетов можно и не браться. Наиболее популярные схемы компоновки машин с реактивными двигателями я нарисую, и о некоторых нюансах полета на больших скоростях расскажу. Что помню, разумеется. Но это не к спеху.

– А что к спеху? – влез Сергей.

– Ну, если все же будет решение о форсированной работе над атомным оружием, то к моменту появления первых боевых зарядов нужен будет соответствующий носитель. Евростратегический бомбардировщик, так сказать. Учитывая убойность такого оружия, тысячные эскадры нам не понадобятся. Но несколько десятков машин, способных доставить ядерный заряд к любому европейскому городу, гарантированно прорвав имеющиеся на тот момент системы ПВО, стране необходимы.

– А какие характеристики должны быть у такой машины? – с большим интересом спросил Сергей.

Инженер задумался.

– Думаю, что требуемый радиус действия вы и сами можете посчитать. Бомбовая нагрузка порядка десяти тонн, первые образцы атомных бомб примерно столько и будут весить. Потом, разумеется, вес атомных зарядов уменьшится, но появятся водородные бомбы. А они тоже не маленькие. Скорость порядка 900 км/ч, практический потолок около 12 000 метров.

– Ничего себе требования! – ахнул Сергей. – Попробуй такое сделай!

– А что делать? Лет через десять ничем иным, если речь идет об одиночном самолете, хорошую ПВО будет не прорвать. Понятно, что ничего подобного у нас пока не просматривается и даже за основу брать нечего. В ту войну, как я уже говорил, нашей стране было не до дальней бомбардировочной авиации. К концу войны стало ясно, что скоро она понадобится, отношения с союзниками портились, но не было конструкторского задела. Пришлось срочно копировать иностранные образцы. Свой первый стратегический бомбардировщик мы практически один к одному скопировали с американского бомбовоза Б-29 «Супер фортресс». Году этак в 1944-м попали в наши руки несколько образцов этой машины. Они летали бомбить Японию и в случае серьезных повреждений иногда садились у нас на Дальнем Востоке. Экипажи мы переправляли американцам, а поврежденные машины оставались. Починили, перегнали в Москву. Один бомбовоз разобрали по винтику, сняли чертежи со всех деталей, спектроскопированием определили материалы. Очень серьезный был проект. Кстати, Туполеву его и поручили. Пришлось изрядно помучиться, все же стандарты у нас с американцами очень отличаются. Получившийся самолет был принят на вооружение под маркой Ту-4. Только в середине пятидесятых его сменили стратегические бомбардировщики уже нашей собственной, оригинальной конструкции.

– И какие были характеристики у этой «Сверхкрепости»?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 3.3 Оценок: 7

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации