Текст книги "Козырной стрелок"

Глава 3

– Похоже, они убили его, – доложил боец, проводивший слуховую пеленгацию.

– Как так убили?

– Так и убили! Насмерть.

– Ну-ка дай сюда свою бандуру.

Майор Проскурин потащил из рук бойца «пушку» – длинный, как ствол винтовки, и даже с откидным прикладом и мушкой микрофон, снимавший микроколебания со вздрагивающего от человеческих голосов оконного стекла.

– …Ну что?

– Ничего. Совсем ничего.

– Но пульс-то есть?

– Вроде есть… А вроде и нет… Не пойму. Крепко ты его… – бубнили в наушниках чужие, не догадывающиеся, что их прослушивают, голоса.

– И что будем делать дальше?

– Не знаю. Надо генералу доложить. И рассредоточиваться отсюда, пока не поздно.

– А с этим что делать?

– Если все-таки сдох – зароем где-нибудь по дороге. В лесопосадках. Там его ни одна живая душа сто лет не найдет. Туда ему и дорога. В лесопосадки.

– А генерал?

– Что генерал? Генералу самому впору рассредоточиваться.

– Он же приказывал, чтобы до него ничего…

– Скажем, что по своей инициативе помер. Что сердце не выдержало.

– Ну разве что сам…

– Тогда так. Слушай мое приказание. Этого, живой он или мертвый, заворачивай в какие-нибудь тряпки, шторы или там ковер и тащи к выходу. В доме все подчисти. И передай личному составу, чтобы были готовы к эвакуации через сорок минут. Приказ ясен?

– Так точно!

– Ну тогда действуй…

Майор досадливо сбросил с ушей наушники.

– Что там? – спросил подхвативший микрофон боец.

– Хреново там. Линять они собираются.

– Куда?

– На все четыре стороны! А ты слушай, слушай. Тебя здесь слушать поставили!

Боец надел наушники. Майор вытащил из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и, отойдя в сторону, набрал номер генерала Трофимова.

– Товарищ… Иван Михайлович.

– Ты где?

– Все там же. Я на даче.

– Понял. Что у тебя? На даче.

– Боюсь, наша помощь запоздала.

– То есть?

– У нашего приятеля, того, что заболел, резко ухудшилось состояние.

– Насколько серьезно?

– Очень серьезно. Боюсь, что больной не выживет.

– А его друзья?

– Друзья с дачи хотят уйти. И его прихватить.

– Когда?

– Минут через сорок.

– Черт! Сколько друзей возле больного?

– Как и прежде, пять. Пять друзей.

– Вы способны оказать помощь… больному своими силами?

– Будет зависеть от обстоятельств. Но дополнительные силы нам бы не помешали.

– Тебя понял. Помощь прибудет. Если успеет. На всякий случай будь готов к самостоятельным действиям. Как там у тебя с медицинским обеспечением?

– С обеспечением более-менее нормально. Расходных материалов маловато. Ну там одноразовых шприцов, бинтов, йода… Если операция затянется, боюсь, их может не хватить.

– Понял тебя. Расходные материалы захвачу. Вплоть до хирургического инструмента и наркоза. Так что жди меня минут через 30–35. Сам в дело не ввязывайся. Если опоздаю – действуй по обстановке…

– Вы сами тоже будете?

– Буду! Жди!

Майор убрал телефон и вызвал «замка».

– Товарищ майор, заместитель командира капитан Свиридов по вашему приказанию…

– Вот что, капитан. Я тут генералу звонил. В общем, готовься к операции. Прикинь, как бы можно было половчее выдернуть тех ребят с дачи. По возможности, без стрельбы и лишних свидетелей. Кстати, как там с соседями?

– С соседями все в порядке. В ближайших, с окнами, выходящими на дачу, домах никого нет. С автострады дача не просматривается. Дорожку, по которой местные ходят в магазин, мы взяли под контроль. Так что вероятность утечки информации сведена к минимуму.

– Все равно желательно без шума.

– Если без шума, то лучше внутри. В доме.

– Ну, значит, в доме. Осмотри подходы, определи пути проникновения, организуй страховку… Ну, в общем, ты лучше меня знаешь, что делать. Справишься?

Капитан в ответ неопределенно пожал плечами.

– Каким временем я располагаю?

– Никаким не располагаешь. О готовности доложишь через пятнадцать минут.

– Но… товарищ майор… Пятнадцать минут…

– Что такое? Что ты там мямлишь?

– Товарищ майор! За пятнадцать минут поставленную задачу выполнить невозможно. Пятнадцать минут мало, – доложил капитан. – На выполнение данной задачи в полном объеме требуются несколько часов и втрое больше личного состава. Данная задача…

– Пятнадцать! И ни секунды больше! Потому что через тридцать пять минут они уходят. А нам еще на исходные выходить. Все! Повторите приказание.

– Есть доложить через пятнадцать минут!

– Ну вот так-то лучше будет.

– Разрешите идти?

– Иди, иди. Слышь, что у тебя нового? – обратился майор к «слухачу». – Что там у них происходит?

– Судя по шумам, какие-то передвижения на втором этаже.

– Какие передвижения?

– Точно сказать не могу. Шорох шагов, шуршание ткани…

– Какой ткани? Каких шагов? Где те шаги ходят?

– Не знаю.

– Ну так узнай! На хрена мне «слухачи», которые ни черта не слышат! Старухи в коммуналке больше слышат. Причем без всяких там «пушек»! Ты мне доложи, кто из них куда перемещается! И где они останавливаются. Скажи, сколько их, в каком помещении располагаются. Если не хочешь, чтобы я тебе голову вместе с наушниками отвинтил! Понял?

– Так точно! Понял.

– Ну так действуй. Личному составу через полчаса на штурм идти, а я не знаю местоположение противника! Я так пол-отделения не за хрен собачий положу! Слушай, «слухач». Слушай. В каждое окно, в каждую щель своими ушами влезь! На тебя теперь вся надежда. Только ты теперь можешь нас от лишних потерь уберечь! Слушай, «слухач»! Слушай…

Глава 4

Иван Иванович очнулся. И снова в темноте. На этот раз темнота пахла пылью и шерстью. И еще эта темнота была очень тесной. Такой, что рукой не пошевелить.

– Подняли! – скомандовал голос. Темнота качнулась, поднялась, оторвала Ивана Ивановича от пола и вознесла его вверх.

– Понесли.

Двое бойцов, вскинув на плечи объемный, плотно скатанный рулон коврового покрытия, двинулись по лестнице вниз.

– Направо.

– Еще направо.

Рулон крутили в узком проеме лестницы, тычась его концами в стены и в перила.

– Опускай.

Рулон уронили и откатили к стене.

– Тяжелый гад.

Лестница была лишь малой частью пути, который предстояло преодолеть на чужих плечах ковровому покрытию.

– Что там на улице? – спросил капитан Борец наблюдателя.

– Все чисто.

– Уверен?

– Так точно. Отсмотрел местность по всем направлениям. Никакого шевеления. Ни машин, ни людей. Вообще никого. Даже собак не видно…

* * *

– Собак нейтрализовали? – спросил майор Проскурин.

– Нейтрализовали.

– Всех?

– Со стороны подходов всех. До одной.

– Трупы собак собрали?

– Да, практически полностью.

– Что значит практически?

– Одна собака лежит вне нашей досягаемости. На хорошо просматриваемом со всех сторон месте. Если мы пойдем за ней сейчас, нас может обнаружить противник. Мы уберем ее после, сразу после завершения операции.

– А остальные?

– Остальные здесь, – боец кивнул куда-то в сторону. Собаки были свалены в небольшую, наспех вырытую яму и прикрыты свежесрубленными ветками. Всех их настигли пули, выпущенные из одной и той же снайперской винтовки с глушителем. Собак надо было убрать. Иначе они в самый неподходящий момент, заметив посторонних людей, могли поднять лай и тем указать противнику направление угрозы. Выдать присутствие выходящих на исходные позиции бойцов. Жизнь собак не перевешивала жизни людей, что и предрешило их участь.

– Только не забудьте убрать трупы, – напомнил майор.

– Уберем. Потом. Когда все закончится.

– Не надо, когда закончится. Надо сейчас. Пока есть время и возможность. Что будет «потом», ни вы, ни я не знаем. А лишний след оставлять негоже. Вам ясно?

– Так точно!

– Шохов. Ко мне.

– По вашему приказанию…

– Возьми мешки, сложи туда собак и отнеси в машину. И кровь землей засыпь.

– Есть.

– Да, не забудь проследить, чтобы потом убрали ту, соседскую, которую не достать. Лично отвечаешь.

– Так точно!

Оставлять собак с похожими друг на друга огнестрельными ранениями и с одинаковыми пулями в телах было опасно. Собак надлежало вывезти в укромное место, пули из тел вырезать, а выпотрошенные тела сжечь.

Пропавшие собаки, в отличие от убитых, никого ни на какие размышления навести не могли.

Майор Проскурин посмотрел на часы.

– Доложите готовность.

«Замок» запросил участвующие в операции подразделения.

– Второй готов.

– Третий на месте.

– Четвертый готов.

Заместитель командира вопросительно посмотрел на майора.

– Второму выдвинуться на исходные позиции, – отдал приказ майор Проскурин. – Ну и… с богом!

* * *

– Ну что там еще? – раздраженно спросил находящийся на первом этаже Борец. – Что там такое случилось?

– Наблюдаю неизвестных, – доложил с чердака наблюдатель.

– Где?

– В тридцати метрах северней ворот.

– Что они делают?

– Направляются в сторону дачи.

Капитан предупреждающе поднял руку. Собравшиеся возле двери бойцы быстро, но совершенно бесшумно опустили на пол сверток и, на всякий случай прижавшись к стенам, взялись за оружие.

– Сколько их? – спросил Борец.

– Двое.

– Кто?

– Гражданские.

– На машине?

– Нет. Пешком.

– Откуда они взялись?

– Пришли с дороги. Напрямую через кусты.

– Что по остальным направлениям?

– По остальным чисто.

Все это было странно и непонятно. Если Борца с его командой выследили и обложили здесь, на даче, и если решили брать, то зачем «охотникам» себя демаскировать? Зачем посылать к воротам каких-то гражданских, рискуя спугнуть «дичь» в самый последний перед операцией момент? А если их цель не захват, а отслеживание, то тогда светиться тем более глупо. Что им надо, тем, неизвестным? Какие цели они преследуют?

Что в первом, что во втором случае противнику не было никакого резона высовываться раньше времени. Напротив, следовало замереть, дождаться, когда они покинут стены дома, встретить на голом, как футбольное поле, дворе, окружить и предложить сдаться. А при сопротивлении перещелкать по одному с помощью снайперов, залегших на ближних высотках.

Зачем им себя выдавать сейчас, когда бойцы Борца здесь, в доме?!

Нет, ни на слежку, ни на захват все это не походило. Скорее на случайность. Или на какую-то хитрую, суть которой совершенно непонятна, комбинацию. Или на отвлекающий маневр. Или на «нахалку», то есть на прием, когда противник прет на рожон, используя элемент внезапности. Вполне может быть, что отвлекающий маневр. А если предположить, что это отвлекающий маневр, то тогда…

– Они пытаются открыть ворота, – доложил наблюдатель.

– Каким образом открыть? Ломают?

– Нет. Пробуют открыть замок.

– Чем открыть?

– Ключом.

Тогда совсем непонятно!

В любом случае фронтальная опасность была наиболее выраженной. Потому что наиболее приближенной к дверям. Но как оценить степень этой опасности? Как выделить главное направление атаки?

Как?.. «Отсмотреть местность вдоль дороги, откуда они пришли. Самым внимательным образом отсмотреть. Так, чтобы каждую кочку, каждый кустик… Проверить, не стало ли движение по автостраде менее интенсивным. Если это начало боевой операции, то они наверняка перекроют движение, чтобы гражданских водителей случайной пулей не зацепить…» – мгновенно прикинул возможные контрмеры Борец.

Проверить тылы… Нет, поздно! Поздно осматривать автостраду и проверять тылы. Все поздно. Возможный противник уже пытается вскрывать ворота. От которых ему до крыльца дома шаг шагнуть.

– Вижу группу неизвестных гражданских, – доложил наблюдатель с крыши.

– Где?

– Приближаются со стороны дороги.

– Сколько их?

– Трое.

– Вооружены?

– Нет. Оружия не видно.

– А что видно?

– Гармошку. У одного в руках гармошка.

– Что в руках?!

– Гармошка.

– Зачем гармошка?

– Он на ней играет.

Гармошка. Гармошка… А в гармошке хоть даже гранаты.

– Неизвестные приблизились к воротам.

Значит, все-таки «нахалка». В расчете на то, что в случайных прохожих обложенные в доме палить не решатся. А когда решатся – будет поздно.

– Всем приготовиться, – скомандовал капитан.

Теперь думать было поздно. Теперь пора было действовать.

– Ты – входная дверь.

– Есть!

– Ты и ты – ближние фасадные окна… – распределил Борец личный состав, прикрывая их телами и их оружием наиболее вероятные пути проникновения в дом.

Мало, катастрофически мало личного состава. А нужно бы еще тылы прикрыть. На случай, если это всего лишь отвлекающая операция.

Дьявол! Какой-то тришкин кафтан. Который как ни штопай, все равно всех дыр не закроешь.

– Приготовиться к бою!

Неизвестные гражданские о чем-то громко разговаривали возле ворот. И еще пели.

«Ма-и-и мысли-и, ма-и-и скаку-ны-ыыыы…»

– Это, что ли, твоя дача?

– Ну!

– А чего ты не открываешь?

– Я открываю.

– А чего так долго?

– Я в замочную скважину попасть не могу.

– Пить надо было меньше.

– Меньше вас?

– Меньше нас.

– Не, я лучше в скважину не попаду…

«Эскадрон мои-их мыслей шальны-ых-х!»

«Как только подойдут к крыльцу – открываем огонь, – прикинул расстояние и суммарную огневую мощь имеющегося в распоряжении его подразделения оружия Борец. – Вот только тылы. Как бы они с тыла не просочились…»

* * *

– Четвертый на месте, – доложили майору Проскурину.

– Добро. Четвертому работать. Второму отходить, – приказал майор.

«Второй» был пятью «пьяными», с гармошкой мужиками.

– Отход, – сказал один из них одними губами и тут же добавил во всю глотку: – А это хоть твоя дача?

– Моя.

– Ты же говорил, что она у тебя из бруса.

– Ну?

– А эта из кирпича.

– Ну и что?

– Как «что»? Эта – из кирпича.

– Ах, из кирпича… Тогда не моя. То-то я думаю, чего ключ не лезет.

– А где тогда твоя?

– А хрен ее знает.

– Тогда пошли.

Гармонист растянул мехи, и вся компания пошла себе прочь.

* * *

– Они уходят! – доложил с крыши наблюдатель.

– Как уходят?

– Медленно. Играют на гармошке, поют и уходят.

– Как далеко они ушли?

– Уже метров сто.

«Сто метров это много. С расстояния в сто метров в атаку не бросишься. Значит… Значит, получается, что это случайность. Все-таки случайность…» Или?..

– Меркулов!

– Я.

– Ну-ка поднимись на второй этаж и отсмотри тылы. Что-то не нравятся мне эти пьяные компании, которые то приходят, то уходят.

– Есть отсмотреть!

Нет, не зря боялся капитан Борец за тылы. Правильно боялся. Вот только слишком поздно боялся.

* * *

– Четвертый в доме, – доложил майор Проскурин генералу Трофимову.

– Без происшествий?

– Без. Иначе его давно бы взяли в оборот.

Получается, что не зря играли на гармошке и пели песни «пьяные» бойцы. Не зря толклись у ворот, имитируя подготовку к атаке и отвлекая на себя внимание противника.

– Четвертый докладывает готовность.

– Добро. Передай, пускай начинает через минуту сорок пять секунд. Все остальные работают по счету и по команде. Или, в случае возникновения непредвиденных обстоятельств, по нему.

«Пьяные» мужики зашли за поворот дороги, где перестали быть видны, и, быстро отбежав на заросшую кустами обочину, скинули чуждые им гражданские пиджаки. И бросили бесполезную им гармошку.

Из ближнего леска вырулил «уазик» с отстегнутым от бортов тентом и снятыми задними сиденьями.

– Падайте, – кивнул водитель за спину. «Пьяницы», подняв края тента, попрыгали в салон, расселись по бортам, проверили оружие.

– Все в порядке?

– В порядке.

Водитель доложил готовность.

– Второй на исходных…

Радиостанции переключили на общую волну.

– Всем готовность номер один, – объявил генерал. – Начало через тридцать секунд или по дополнительной команде. Не подведите, парни. И не переусердствуйте.

Боец, незаметно проникший несколько минут назад в дом под прикрытием шума, учиненного компанией случайных пьяниц, надел маску. Для подводного плавания. Хотя плавать не собирался. Закусил загубник. И открыл вентиль дыхательного аппарата, запас воздуха в котором был рассчитан на полчаса, при реальной необходимости в три-пять минут.

Этот «на все случаи жизни» акваланг не был разработкой закрытого НИИ. Он был местной выпечки «рацухой», используемой бойцами во время учений с применением боевых отравляющих веществ и слезоточивого газа. Ну чтобы не отравляться и не плакать в третьего срока хранения противогазах.

– Шестьдесят секунд…

Пошел обратный отсчет. Как при запуске космического корабля. Но совершенно для иных целей. Для того, чтобы все занятые в операции группы вступили в дело одновременно.

Опоздание любой из них даже на десяток секунд могло иметь самые трагические последствия. Сорок секунд.

Тридцать.

«Аквалангист» пододвинул к двери, ведущей в общий коридор, шашку. Слезоточивого действия. Но не известную всем и легко опознаваемую следователями МВД «черемуху», а совсем другую, которая привычных им следов не оставляла. А непривычные они искать не приучены.

Пятнадцать секунд.

Пять.

Ни пуха… Шашка взорвалась легким хлопком, и серый дым густыми клубами повалил в коридор, увлекаемый и развеваемый во все стороны гуляющими по дому сквозняками.

Привезенный генералом «наркоз» пошел в дело.

– Там, в коридоре, звук. Похож на взрыв, – крикнул один из обороняющихся бойцов.

– На дороге машина, – доложил другой. – Движется по направлению к воротам.

– К бою!

Бойцы Борца вскинули пистолеты и взяли на мушку ветровое стекло приближающейся машины, за которым мелькало лицо вцепившегося в баранку водителя. Попасть в него сверху, из окон, стреляя залпом из нескольких пистолетов, труда не составляло. Но выстрелить бойцы не успели.

Серый, просочившийся в комнаты дым ударил их в глаза. Ударил, словно в лицо крутым кипятком плеснули.

– А-а-а, – закричали, схватились они за лица.

– Не сметь! Не сметь тереть, – перекрывая всех, заорал Борец. – Моргайте и плачьте! Плачьте! Слезы вымывают газ. Плачьте!

Борец был опытным бойцом и знал, что слезоточивый газ в их ситуации далеко не самое страшное зло. Газ – это только прелюдия. За газом должны и неизбежно последуют пули. От которых не плачут. От которых умирают.

Капитан рванул на себе рубаху и одновременно рванул вниз штаны. Оторванную с корнем полу он подставил под струю собственной мочи и, обильно смочив, поднес к лицу. Он обтер себе лицо и обтер глаза. Он выдавливал мочу из тряпки и подставлял под теплую струю лицо и открытые глаза.

Моча, конечно, не божья роса, чтобы ею умываться, но, когда дело идет о жизни, выбирать не приходится.

– К бою! – еще раз скомандовал, пытаясь разомкнуть и тут же судорожно сжимая веки, Борец. – К бою! Мать вашу!

Но бойцы его не слышали. Бойцы катались по полу, царапая глаза пальцами.

«УАЗ», затормозивший у ворот на одно малое мгновение, пока сбрасывали заранее открытый «пьяницами» замок, въехал во двор.

Борец услышал приблизившийся шум мотора и понял, что сейчас, буквально через секунду последует атака. Атака, которой он не может противопоставить ничего. Его бойцы утратили боеспособность. И значит, пора думать о себе.

На ощупь, по стенам, редко открывая глаза и зажмуривая их от нестерпимой боли, он двигался по коридору к кухне.

– Стоять!

Напротив него, расплываясь и размазываясь в пелене слез, стоял человек. В маске для подводного плавания и с баллоном за спиной.

– Стоять!

От нового приступа боли Борец схватился за глаза и стал падать вперед. Лицом в пол.

Стоящий перед ним боец попытался отступить и снять мешающую ему запотевшую маску. Но Борец оказался проворней. Он ухватил противника за ноги и что есть силы дернул на себя. Тот упал. Не открывая глаз, Борец пополз вперед, беспрерывно и сильно молотя лежащего бойца по чем ни попадя. Он получал ответные удары, но не чувствовал их. Он бил и лез вверх по живому человеку. А когда долез, ударил кулаком в лицо, в маску и в осколки маски, упавшие на лицо и воткнувшиеся в лицо. Он бил, пока боец под ним не перестал шевелиться.

Не вставая, на четвереньках Борец добежал до кухни и на несколько десятков секунд подставил глаза под струю холодной воды. Потом схватил, пододвинул, подставил под ручку кухонной двери стул и с разбегу вывалился в окно. Вскочил на ноги, добежал, перемахнул через невысокий забор и бросился к неблизкому спасительному лесу. В распоряжении у Борца было не больше нескольких минут, необходимых нападающей стороне, чтобы добраться от крыльца до кухонного окна и совместить мушку с прорезью прицела и с бегущей фигурой беглеца.

Шансов добежать Борцу до леса живым практически не было. На длинных, равно как и на коротких, дистанциях в соревновании человека и пули всегда побеждает пуля. Но Борец бежал, потому что остановиться – значило умереть со стопятидесятипроцентной вероятностью. А если не останавливаться, то только со ста.

Конечно, существовал еще один выход из создавшегося безвыходного положения – сдаться на милость победителей. Но вряд ли она у них для Борца отыщется. В тайных войнах пленные большая редкость. В тайных войнах проигравшую сторону зачищают. И даже если на мгновенье предположить, что его пощадят как потенциально опасного свидетеля, то всё равно убьют как палача бойца в маске. И значит, остается только бежать. Бежать, надеясь на чудо!

Бежать!.. Чуда не случилось. Случился размен жизней по курсу один к четырем. Одной жизни командира на четыре жизни его подчиненных. Борец выиграл по чужому лотерейному билету.

Бойцы Борца вступили в игру. Бойцы Борца ввязались в бой.

Четверо полуслепых, с выжженными слезоточивым газом зрачками мужчин бросились врукопашную на здоровых, готовых к бою, превосходящих их численностью врагов. Бросились не для того, чтобы победить, чтобы подороже продать свою жизнь.

Сделка не состоялась. Четверо бойцов погибли, не причинив врагу никакого вреда. Их, следуя приказу о соблюдении тишины, убили бесшумно, костяшками кулаков, носками и каблуками десантных ботинок. Их убили всех, потому что они этого хотели. И потому, что их все равно надо было убить.

Бойцы погибли, сами того не зная, прикрыв отход своего, бежавшего с поля боя командира.

– Где пятый? – спросил командир штурмовой группы, подведя баланс смертей.

Пятого, капитана Борца, не было.

– Он ушел, – сказал один из бойцов. – Ушел через окно в кухне, убив Дроздова. Я видел мертвого Дроздова и видел отпечатки подошв ботинок под стеной.

– Как могло такое случиться? Чтобы он ушел? – спросил командир у бойцов.

– Мы не думали, что кто-нибудь сможет. Там был газ…

– Как вы это допустили? – потребовал ответа майор Проскурин у командира штурмгруппы.

– Он не должен был уйти. Он должен был ослепнуть, по крайней мере, на полчаса, – попытался оправдаться командир.

– Почему же он не ослеп?

– Мы нашли тряпку. Она пахла мочой.

– При чем здесь моча?

– Я предполагаю, что он протер ею глаза. Сразу. Как только почувствовал присутствие газа. И это ослабило его действие…

– Как это произошло? – спросил генерал Трофимов майора Проскурина. – Как так произошло, что вы не перекрыли пути возможного отступления противника?

– На подготовку операции было отпущено слишком мало времени. Я не имел возможности проработать все возможные варианты развития событий. И не мог перекрыть все направления из-за нехватки личного состава. Нам недоставало людей…

– Не финти. И не пытайся обманывать меня, а главное, себя, – прервал майора генерал. – Ты понадеялся на газ?

– Да. На газ. В том числе и на газ. И на прапорщика Дроздова. Я предполагал, что газ выведет личный состав противника из строя. И что прапорщика Дроздова будет довольно…

– А еще, ты знаешь, на что понадеялся? На авось. На то, что кривая вывезет. А она вишь куда завернула.

– Виноват.

– Напишешь на мое имя подробный рапорт. После. А сейчас приложи максимум усилий, чтобы исправить свою ошибку. Разошли подвижные группы для поиска беглеца…

– Уже.

– Что уже?

– Уже разослал.

– Шустрый ты, когда поздно.

– Виноват, – единственное, что нашелся ответить майор.

– Виноват. За что и получишь. По полной программе… Потом. А пока, как можно быстрее, завершай здесь все дела. Негоже нам здесь, рядом с трупами, торчать! Сколько тебе осталось?

– Немного. Зачистка прилегающих территорий, двора и дома практически завершена. Через десять-пятнадцать минут…

На прилегающих к даче территориях и во дворе рассредоточившийся и изображающий случайных прохожих личный состав тщательно заметал отпечатки автомобильных протекторов в колее дороги и следы обуви на обочинах. В доме специальными губками стирал со стен, пола и мебели отпечатки пальцев, случайные пятна и грязь.

Шла обычная для таких случаев капитальная приборка, предусмотренная и регламентированная специальными, сугубо для служебного пользования инструкциями, предназначенными для ознакомления младшим и средним командным составом подразделений Второго спецотдела Первого Главного управления безопасности.

Безопасность не могла позволить себе роскошь оставлять на месте преступления следы. Безопасность должна была оставаться вне подозрений.

Бойцы-уборщики трудились на совесть, не пропуская ни единого сантиметра потенциально опасных поверхностей. Потому что знали одно неписаное, но свято исполняемое правило – если следователи МВД отыскали и запротоколировали твой пальчик, значит, ответственность нести придется тоже тебе. Вину на суде брать на себя. И срок тянуть самому.

И это в лучшем случае. Потому что в худшем случае и в особо щекотливых делах виновников утечки информации чистят, зарывая их, занесенные в картотеку МВД пальчики, вместе с хозяевами в землю на глубину не менее трех метров или сжигая в крематории.

– Этого, как его, Иванова, нашли?

– Да. Он был в ковре.

– Вытащили?

– Вытащили.

– Где он?

– В коридоре.

Генерал молча встал и прошел в конец коридора, перешагивая и обходя многочисленные лужи крови.

Гражданин Иванов сидел на полу, привалившись спиной к стене и безвольно уронив руки между ног.

– Здравствуйте, – приветствовал его генерал.

– Зда… – выдохнул воздух Иван Иванович, не поднимая головы.

Гражданин Иванов для выяснения обстоятельств и подробностей его похищения, допроса и освобождения был бесполезен, как шкаф, в котором он недавно сидел.

Недалеко от Иванова лежали завернутые в шторы, не менее бесполезные хозяйка дачи и ее любовник. Один сверток уже не шевелился.

– Живы? – поинтересовался генерал.

Майор наклонился и нащупывал на руке одного из «свертков» пульс. Пульс был очень слабый. Пульса практически не было.

Майор покачал головой.

– Умер, что ли?

– Пока нет. Но почти. А скоро окончательно. Добавлять к военным трупы гражданские было не резон. По мертвым бойцам Петра Семеновича расследование должны будут вести военные следователи. Которые это дело, чтобы сор из избы не выносить, успешно замнут. По гражданским, вполне вероятно, – УВД.

И вообще, кто считает, что спецы не переживают по поводу лишних трупов – очень ошибается. Каждый лишний труп – дополнительное расследование, которое неизвестно куда выведет. Особенно гражданский труп. Родственникам которого не заткнешь рот извещением о «гибели при исполнении служебных обязанностей».

– Слушай, майор, они кого-нибудь из твоих бойцов видели? – поинтересовался генерал.

– Нет. Никого. Как бы они увидели, когда они в мешках…

– Не видели, говоришь? Тогда давай так, тогда пусть он, – кивнул генерал на Иванова, – их освобождает. Его они уже знают, а нам светиться не след. Нас здесь не было.

Ивана Ивановича подхватили под руки, подтащили к пленникам, сказали:

– Развяжешь здесь и здесь. И пойдешь туда, – и быстро ретировались.

Иван Иванович стоял на коленях на полу и мучительно размышлял о том, что ему нужно делать. Кажется, развязать вот этот узел. И раскрутить эту тряпку.

Иван Иванович зубами распустил узел. И смотал тряпку. На месте тряпки он увидел жадно хватающие воздух синие губы. Женские губы. И женские, наполненные ужасом глаза.

Женщина, в свою очередь, увидела окровавленное, разбитое, с лохмотьями кожи лицо человека, которого неизвестные вооруженные люди извлекли из ее шкафа. И которые потом ее…

– Это вы! – испуганно выдохнула женщина. Человек, стоя на коленях, зубами распускал узел на веревках, стягивающих тело ее любовника.

– Так вы?..

Развязав узлы на теле второго пленника, Иван Иванович вспомнил, что ему надо идти «туда», встал и, пошатываясь, побрел по коридору.

– Так, значит, вы… Так это вам… Спасибо… Спасибо! – крикнула вдогонку освобожденная женщина и зарыдала.

Иван Иванович открыл дверь и шагнул на крыльцо. Его тут же подхватили под руки, приподняли и потащили к лесу. Очень быстро потащили. Так быстро, что переставлять ноги Иван Иванович не успевал, и они волочились по земле.

Иван Иванович не понимал, кто, куда и зачем его тащит. Честно говоря, ему было все равно, куда и зачем его тащат. Иван Иванович висел на чужих руках, ни о чем не думая и ничего не боясь. В это мгновение он ощущал себя бездушной пластмассовой куклой.

Которой на самом деле и являлся.