Текст книги "Козырной стрелок"

Глава 7

Иван Иванович лежал на крахмальных простынях, на койке с прикрученным к спинке инвентарным номером, в палате с ослепительно выбеленными стенами и окнами, забранными пуленепробиваемым стеклом. Рядом с койкой, на приставленном к стене стуле, сидел двухметрового роста, с необъятной шеей и квадратным подбородком медбрат.

Стены, инвентарный номер и медбрат были знакомы Ивану Ивановичу. Он уже бывал здесь. И уже лежал на этой кровати. Раньше. Сразу после того, как, попав в лапы мафии, чудом избежал смерти. Но не избежал многочисленных побоев.

В этой палате на одного пациента его лечили. И с ним разговаривали. Люди в белых халатах. Которые просили выполнить мелкие, немедицинского характера услуги. В результате чего он снова оказался в том же месте в том же самом состоянии.

Все вернулось к истокам.

Иван Иванович попробовал пошевелиться. И застонал от боли. Во всем теле.

Медбрат встрепенулся, встал, навис над кроватью и Иваном Ивановичем, заслоняя свет.

– Как вы себя чувствуете?

Иван Иванович неопределенно замычал.

– Вы хотите в туалет? – поинтересовался медбрат.

Иван Иванович кивнул.

– Сейчас.

Медбрат не полез под кровать. Он достал из кармана портативную радиостанцию и, переключившись на передачу произнес:

– Судно!

В дверь мгновенно вошла медсестра. С судном. Она откинула одеяло, подсунула «утку» и ожидающе замерла.

Иван Иванович напряженно скосился на медбрата.

– Может, вы отвернетесь? – предложила тому медсестра.

– Не положено!

Пожав плечами, забрав «утку» и сунув под мышку больного градусник, медсестра ушла.

Медбрат остался. Медбрат сел, застывшим взглядом уставился в пациента и больше не сказал ни слова и ни разу не пошевелился.

Медбрат сидел так, как его учили. Как он сотни часов высиживал в засадах, наблюдая за порученным ему объекгом. То, что в этом конкретном случае его рабочее место располагалось не в дворовых кустах, не в пахнущей мочой подворотне, не на чердаке заброшенного дома, по сути, ничего не меняло. В полупустой, освещенной больничной палате он вел себя точно так же, как в любом другом месте. Он замирал и не сводил глаз с объекта слежки.

Медбрат изменил свое положение только тогда, когда в палату-одиночку зашел очередной медработник. Когда он вошел, медбрат вскочил на ноги, вытянулся во весь рост и, как только дверь оказалась свободна, выскользнул в коридор.

– Вы меня узнаете? – спросил посетитель. Иван Иванович попытался сказать «да», но не смог. Разбитыми, опухшими губами говорить было больно.

– Я беседовал с вами здесь, пять недель назад. Я майор Проскурин.

Иван Иванович кивнул.

– Мы сожалеем, что так получилось, – принес извинения майор.

Иван Иванович сожалел не меньше.

– Мы понимаем ваше нынешнее состояние. Понимаем, что в какой-то степени являемся косвенными виновниками его. Но тем не менее вам придется помочь нам…

Больше майору можно было ничего не говорить. Все остальное Иван Иванович знал и так. Все остальное он хорошо помнил с прошлого раза.

Про то, что следствие, начатое по поводу массовых убийств, имевших место на улице Агрономической и улице Северной, считает главным подозреваемым гражданина Иванова и спит и видит заполучить его для снятия показаний, суда и приведения приговора в исполнение.

Что много вернее следствия, суда и исполнителя его достанут кровники, которые на могилах павших от его рук друзей поклялись заплатить кровью за кровь.

Что деваться ему некуда, потому что, с одной стороны, стенка, с другой – бандитские ножи. И что спасти его может только добровольное, не за страх, а за совесть сотрудничество с этим вот майором. Впрочем, за страх тоже.

И, значит, деваться гражданину некуда…

– Вы все правильно поняли, – подтвердил майор, словно мысли Иванова прочитал. – Добавлю лишь одну маленькую, чтобы окончательно избавить вас от иллюзий, детальку. Пистолет «ТТ», из которого вы стреляли в похитивших вас бандитов, вы, скрываясь с места преступления, по неосторожности обронили в нескольких стах метрах от дома. На этом пистолете ваши отпечатки пальцев. И я не исключаю, что этот пистолет могут найти работники правоохранительных органов. И что они не сверят эти пальчики с теми, которые были обнаружены…

– Что мне надо делать?

– Я рад, что мы и на этот раз нашли общий язык.

Глава 8

Следователь городского отдела Управления внутренних дел Старков Геннадий Федорович, наверное, в сотый уже раз рассматривал присланные ему спецкурьером документы. На одном столе документы не уместились. Пришлось составлять три. И все равно места не хватало.

На одном столе были разложены протоколы осмотра места происшествия и допросов свидетелей. На другом – заключения патологоанатомических, баллистических и прочих экспертиз. На третьем – фотографии места происшествия.

К фотографиям следователь Старков обращался чаще всего. Фотографий было очень много – здоровенная, толщиной с энциклопедический том пачка. Вначале, когда Старков вытащил фотографии из конверта, он подумал, что курьер ошибся. Что он был направлен на киностудию и по недоразумению попал в милицию. Вначале следователь подумал, что в его руки попали фотографии сцен фильма ужасов. Или даже нескольких фильмов ужасов, если судить по количеству запечатленных там трупов.

Потом решил, что к кинематографу фотографии отношения не имеют, потому что они черно-белые, а сейчас все фильмы снимаются в цвете. Что это за ужасы, если на экране льется черно-серая кровь?

И, наконец, следователь Старков прочел сопроводительные к спецпакету документы. И сел там, где стоял.

Это действительно не была раскадровка сцен фильмов-ужасов. Это были нормальные, казенные фотографии, снятые милицейским фотографом на месте происшествия в пригородном поселке, – следователь вытащил протокол и посмотрел адрес, – в поселке Федоровка.

Именно в поселке Федоровка угрохали больше дюжины здоровых мужиков. Которые вот они, во всей безобразной красе…

Следователь Старков не был мальчиком, он много чего повидал на своем веку. И много каких трупов. В том числе бывших на месте преступления не в единственном числе. Но такого количества, ухлопанного в одном месте! Такого он не припомнит. Просто какое-то батальное полотно – поле боя, усеянное мертвецами, после штыковой контратаки на редуты противника.

Непонятно только, при чем здесь он, следователь Старков? По этому вопросу следовало обратиться не в милицию, а в военно-исторический музей.

А здесь тем не менее написано: в милицию, следователю Старкову, лично в руки. В его то есть руки. Значит, какая-то собака во всем этом должна быть зарыта.

Следователь еще раз внимательно прочел документы.

И прочтя – все понял.

И тогда и сел.

«…Поиск снятых на месте происшествия отпечатков пальцев, проведенный в центральной картотеке МВД, выявил совпадение рядов отпечатков с числящимися в архиве и принадлежащими…»

Здесь все понятно. Во время разборки прихлопали нескольких рецидивистов, которые до того успели наследить при совершении других преступлений и потому удостоились занесения в картотеку.

Но опять-таки, при чем здесь…

«…Несколько отпечатков пальцев были идентифицированы как принадлежащие подозреваемому, проходящему по делу, расследуемому городским отделом внутренних дел…»

Так, так. Это уже горячее. Это уже про них.

«Сравнительный анализ отпечатков пальцев, обнаруженных в поселке Федоровка и на улице Агрономической, позволяет утверждать, что они принадлежат одному и тому же лицу…»

Ну-ка еще раз.

«…Несколько отпечатков пальцев… как принадлежащие подозреваемому, проходящему по делу, расследуемому городским отделом внутренних дел…»

Расследуемому им, следователем Старковым!

Мать моя!

Неужели опять? Неужели опять гражданин Иванов? Который до того уже…

Елки-моталки!

Следователь схватил документы и стал лихорадочно изучать их. Один за другим.

Потерпевший скончался от удара тупого предмета, предположительно носка ботинка в переносицу… удара тупого предмета в кадык… Перелома шейных позвонков… Огнестрельного ранения в область головы… огнестрельного головы… Опять головы… Сердца… Снова сердца… Головы…

«Исследование пуль и найденных на месте происшествия гильз подтвердило, что они были выпущены из одного и того же типа оружия, предположительно пистолета „ТТ“…»

«Сравнение рисунков насечки, оставшихся на пулях после прохождения ими канала ствола и извлеченных из трупов потерпевших, подтверждает, что все они были убиты из двух пистолетов. Присутствие других пуль в трупах не обнаружено…»

«Прочее, найденное на месте происшествия оружие практически не использовалось. Пистолеты, послужившие орудием преступления, на месте происшествия не найдены…»

Ну неужели действительно из двух тэтэшников? Всех. В том числе тех, что нашли свою смерть на улице.

Неужели?..

«Указанные отпечатки пальцев были обнаружены на внутренних стенах, ручке двери, ведущей в комнату, ручке входной двери, стекле окна, выходящего…»

Это все несущественно. Залапать стены и ручки он мог до того, как все это началось. Или после того, как кончилось.

Эти «пальчики» могли быть случайностью.

«А также на пластмассовых деталях одежды потерпевшего, погибшего в результате перелома шейных позвонков».

«На деталях одежды потерпевшего…»

Вот это уже гораздо серьезней. Покойников случайно попавший на место преступления прохожий за пряжки ремней и пуговицы хватать не будет!

Так неужели все-таки?.. Или просто случайно зашел, увидел и… и стал хвататься за что ни попадя, в том числе за недавно погибших потерпевших… Детский лепет!

Следователь почувствовал, что пытается сам себя убедить в том, в чем убедить невозможно. А если не убеждать?

А если не убеждать, то получается?..

То получается, что гражданин Иванов Иван Иванович один или с соучастниками отправил на тот свет еще десять… да нет, не десять, четырнадцать – четырнадцать потерпевших!

Четырнадцать!!! Да и были ли соучастники? Или только один соучастник?

Ведь стреляли только из двух пистолетов. Из одного – он, из другого – Иванов. Ведь пуль, выпущенных из других пистолетов, не обнаружено.

Или того, одного соучастника, тоже не было? Или из тех двух пистолетов стрелял один гражданин Иванов? С двух рук. Как при заварухе на Северной.

Неужели один?

Из двух пистолетов?

Неужели один из двух пистолетов – всех?

О боже мой!

Старков замычал как от зубной боли. Еще находятся в производстве те первые два дела, а ему того и гляди навяжут третье. Где четырнадцать (!) трупов.

И один и тот же подозреваемый.

Ну за что ему такое? За что?!

Почему другие расследуют банальную бытовуху, где после совместного распития спиртных напитков кто-то кого-то ткнул столовым ножом в бок или задушил с помощью подтяжек?..

Почему они расследуют бытовуху, а он – похождения кровавого маньяка, который ломает позвоночники и переносицы, спиливает напильником зубы, стреляет с двух рук одновременно и попадает в головы? Который убивает людей пачками, как курей на птицефабрике. И ничего при этом не боится. И даже не «ложится на дно», как это делают добропорядочные убийцы, а продолжает множить трупы!

Да что же он за монстр такой?!

Нет, не может быть! Не может, чтобы один человек, пусть даже супермен, даже монстр, положил четырнадцать человек. Это же целое воинское подразделение!

Не может быть!

Следователь Старков стал быстро и методично перерывать протоколы, фотографии, акты экспертиз. Он искал зацепку, которая позволила бы ему разметать построенную не без его помощи пирамиду кошмара. Дала возможность разрушить образ неуловимого убийцы-маньяка, огневой мощью превосходящего средний танк.

Ну не может один человек…

Должен быть еще какой-то дополнительный, который он раньше не заметил, факт. Должен быть…

Он нашел, что искал. Но нашел совершенно не то, что искал.

«…Прочесывание прилегающей к месту преступления местности, проведенное силами…»

Это не важно. Это можно пропустить.

«…был обнаружен пистолет марки „ТТ“, заводской номер 246589, с одним патроном в обойме. Пистолет передан в криминалистическую лабораторию для исследования…»

Дальше, дальше.

«…Сопоставление пуль, извлеченных из тел потерпевших и канала ствола пистолета „ТТ“ номер 246589, позволяют сделать вывод, что пистолет „ТТ“ номер 246589 являлся орудием убийства вышеперечисленных потерпевших…»

Значит, пистолет все-таки нашли. Теперь осталось выяснить, кто из него стрелял.

«…отпечатки пальцев, снятые с накладок рукояти и заборной части пистолета „ТТ“ номер 246589, совпадают с отпечатками пальцев гражданина Иванова Ивана Ивановича проходящего по делу…»

Капкан захлопнулся.

На пистолете, пули которого сидели в головах потерпевших, были отпечатки пальцев гражданина Иванова.

Итого, если подводить общий итог, получается пять трупов на улице Агрономической, один с перерезанным горлом на улице Северная – по первому эпизоду, плюс четверо с огнестрельными на той же улице Северной – по второму эпизоду, плюс, вполне возможно, еще трое, застреленных несколько лет назад из «стечкина», использованного с теми же целями и тем же результатом Ивановым на Северной. И теперь вот еще… четырнадцать трупов!

То есть всего…

Да что же это такое делается?!

Глава 9

– Так винтовку не держат, – сказал инструктор по стрелковому вооружению. – Сколько раз вам можно говорить?

– А как держат?

– Уверенно. Оружие – это не палка, которая стреляет. Как думают многие. Оружие – это продолжение человека. Это часть человека. Которую нужно чувствовать как руку, ногу или любой другой орган. Только тогда оружие становится оружием, а не палкой. Поднимите руку.

Иван Иванович поднял руку.

– Попытайтесь направить указательный палец, ну, хотя бы на ту вон розетку. Только вначале закройте глаза.

Иван Иванович закрыл глаза, поднял руку и упер палец в место, где предположительно должна была находиться розетка.

– Почти точно, – оценил его действия инструктор. – А теперь то же самое попробуйте сделать с этим вот карабином. – Инструктор передал в руки Иванова карабин. Тяжелый карабин. – Закрывайте глаза и…

Карабином попасть в розетку было сложнее. Карабин оттягивал руки вниз. Иван Иванович попытался остановить сползание дула к полу, слегка задрав его вверх, и тут же опустил, чтобы компенсировать чрезмерный подъем.

Где теперь находится розетка, он представлял очень смутно. Все его внимание ушло на борьбу с карабином.

– Ну все? – поторопил его инструктор.

– Сейчас, сейчас.

В розетку Иван Иванович не попал. Правда, в стену, где она располагалась, не промахнулся.

– Мне очень жаль. Но вас снова убили, – подвел итог тренировки инструктор.

– Почему убили?!

– Потому что не убили вы! Тот, кто не убивает, тот умирает! Видите мишень?

– Вижу.

– Это ваш враг. Который через мгновенье выстрелит. В вас. Убейте его!

– Как?

– Просто! Совместите мушку с прорезью прицела и с его головой и нажмите спусковой крючок.

Иван Иванович вскинул карабин.

– Снимите карабин с предохранителя!

– Что? Ах, да…

– Стреляйте, наконец!

Иван Иванович выстрелил.

– Еще! – сказал инструктор. – Еще. Еще…

Иван Иванович отстрелял всю обойму. Инструктор наклонился и взглянул в объектив подзорной трубы. Мишень не имела ни одной дырки.

– Ну что? Попал?

– В белый свет как в копеечку. Впрочем, нет. Один раз все-таки попал. В соседнюю мишень. Все. Перерыв двадцать минут.

Инструктор подхватил карабин и винтовку с оптическим прицелом и вышел из тира.

– Я не могу с ним работать, – доложил он по телефону майору Проскурину.

– Почему?

– Он не обучаем.

– Совсем?

– Совсем. То есть из дробовиков он стрелять, конечно, может и, наверное, даже попадать. Из боевого оружия – нет.

– Может, попробовать еще?

– Попробовать можно. Обучить нельзя. Он боится оружия.

– В каком смысле?

– В прямом. Он боится, что оно может выстрелить. И поэтому зажмуривается, когда нажимает на курок.

– Ну хорошо, общие вопросы вы проработать успели?

– Общие – да. Танковый пулемет от охотничьего ружья он отличит. Зарядить винтовку сумеет. На предохранитель поставит. Если не забудет. А дальше… Дальше сомневаюсь.

– Ладно. Через полчаса буду в тире. Расскажешь подробнее, что там у вас за проблемы.

Через полчаса майор Проскурин наблюдал за обучением новоиспеченного курсанта.

– Оружие к бою! – скомандовал инструктор и нажал на кнопку секундомера.

Гражданин Иванов сунул правую руку за борт пиджака, нащупал, ухватил рукоять пистолета, выдернул его из подмышечной кобуры и уставил в инструктора.

– Выстрел!

– Предохранитель сними, – вздохнул инструктор. – И ноги расставь. Сколько раз я тебе говорил.

– Ах, ну да!

Иван Иванович снял предохранитель и расставил ноги.

– Не так широко. А то штаны порвешь.

Инструктор развернул циферблат секундомера в сторону майора и многозначительно посмотрел на него.

– Данное упражнение отрабатывалось на пяти занятиях.

– А как огневая подготовка?

– В заднюю стену тира уже попадает.

Майор оценил размеры задней стены.

– Скажите, вы можете поверить, что он собственноручно убил два десятка бойцов?

– Нет. Конечно, нет!

– И я не могу. А надо, чтобы поверили. Все поверили!

– На огневой рубеж!

Иванов отстрелял десять обойм и попал в мишень только один раз.

– Вы в армии служили? – спросил майор.

– Нет. Меня комиссовали. У меня плоскостопие.

– А оружие в руках когда-нибудь держали?

– Да. Пневматическую винтовку. В тире.

– Попадали?

– Нет. Там кругляши маленькие.

Инструктор сдержанно хмыкнул.

– Значит, так. Снайпер из него действительно не получится. Но должен получиться стрелок, похожий на снайпера. Вы поняли мою мысль?

– Нет.

– Он может не стрелять, но должен уметь держать винтовку, заряжать ее, прицеливаться и нажимать на спуск, как настоящий снайпер. Как суперснайпер! Он должен уметь держать и заряжать автомат, пистолет, гранатомет, наконец.

– Но я не могу. Я обучаю стрельбе. А здесь… Я не сумею научить изображать снайпера человека, который не умеет стрелять!

– Сможете! Приведите сюда пару-тройку ваших лучших учеников и попросите их разбирать и собирать оружие, снаряжать магазины, занимать боевые позиции, прицеливаться, стрелять. И заставьте его повторять все их движения. С абсолютной точностью! Заставьте повторять его эти движения тысячекратно, пока они не станут рефлексом.

– А как же обучение стрельбе?

– Обучение стрельбе желательно, но необязательно. Стрелять он все равно не научится. Задача ясна?

– Так точно.

Майор повернулся к виновато улыбающемуся Иванову.

– Какие у вас следующие по расписанию занятия?

– Приемы рукопашного боя.

– Тогда идемте.

Когда Иванова увидел инструктор рукопашного боя, он заметно погрустнел.

– Переодевайтесь. И на татами, – приказал тот Иванову.

– Как он? – спросил майор, уже догадываясь об ответе. По лицу инструктора догадываясь.

– Нормально. Если не принимать во внимание, что он боится ударов. И боится бить.

– И зажмуривается…

– Да. Зажмуривается. Откуда вы знаете?

– Догадался.

На татами в мешковатом, торчащем во все стороны кимоно вышел Иван Иванович.

– Спарринг.

В течение десяти минут инструктор ронял, переворачивал и возил мордой по татами своего ученика. Отчего тот вскрикивал, подвывал и просил пощады.

– Ну вы сами все видели, – подвел он итоги боя.

– Можно мне попробовать? – попросил майор.

– Валяйте.

Майор Проскурин снял обувь и встал на татами.

– Я ваш противник. Я собираюсь напасть на вас. Но вы должны напасть первым, – дал вводную он. – Начали. Ну!

Иван Иванович стремглав бросился на противника, выставив вперед кулаки. Но промахнулся, раскатившись по полу. Поднялся, снова атаковал, но налетел лицом на неудачно выставленную руку. Снова встал и снова промахнулся, и упал.

Зрелище было плачевное. Иван Иванович боялся ударить.

Потому что боялся получить сдачи.

– Вы с ним жесткие спарринги проводили?

– Проводили.

– Какой результат?

– Море крови, соплей, слез и жалоб. Как в детской драке. Болевая устойчивость – нулевая. Воля к победе отсутствует. Сила воли – ниже нижних пределов. Несмотря на все наши усилия, его способен одолеть любой среднестатистический дворовый хулиган.

– Ладно. Понял. К бою!

Иван Иванович угрожающе выставил вперед кулаки. Майор Проскурин подошел к нему и сильно ударил в правую скулу.

– Защищайся и атакуй!

Зашел с другой стороны и ударил в левую скулу.

– Я сказал – защищайся и атакуй.

Перчатка майора впечаталась Ивану Ивановичу в глаз, и кровь из лопнувшей брови густо потекла по лицу неудачливого бойца.

– Брэк, – сказал инструктор.

– Никаких брэков! – осадил его майор.

– У него бровь рассечена! Он тут сейчас мне все кровью зальет.

– Сам зальет. Сам подотрет. К бою! Защищайся и атакуй.

Жесткий удар пришелся Ивану Ивановичу в солнечное сплетение. Затем в грудь. В голову. В живот.

– Атакуй, я сказал. Атакуй!

– За что? За что вы меня бьете? – хныкал Иван Иванович, прикрываясь, как мог, от разящих ударов. – Вы же так убьете меня.

– Убью! Или ты научишься защищаться!

Новый удар пришелся Ивану Ивановичу в губы.

– Гад! Сволочь! – дико заорал Иван Иванович. – Я прикончу тебя! – И бросился на противника. Он получил удар в челюсть, но не остановился и даже не зажмурил глаза, желая любой ценой дотянуться до ненавистного лица.

Майор позволил себя ударить. И прекратил бой.

– Ну вот, а вы говорите – бить боится. Если раздразнить – не боится.

– Так что же, мне его каждый раз «дразнить»?

– Дразните! И вот что еще, не надо его учить многим приемам. Он их все равно не осилит. Довольно с него нескольких. Двух, может быть, трех. Но очень хорошо поставленных. Каких – сами решите. Только обязательно боевых приемов. По-настоящему боевых. Удар в кадык или пальцами в глаза или что-то вроде этого. Доведите их до автоматизма. До мышечного рефлекса. Чтобы он, если бьет, бил только так. И чтобы он вначале бил, а потом думал.

– Я не уверен…

– Я уверен! Этому даже зайца можно обучить, если долго головой о татами бить! Знаете, кто это сказал?

– Никак нет.

– Антон Павлович это сказал. Чехов. И еще майор Проскурин! Если вам Чехова мало!