Текст книги "Истории, которые не забыть. Избранные повести и рассказы"

Пылиночка моя
Новый рассказ от АВИ

– Здравствуй, мой мокрый Ангел! С небес шёл дождь? А я не видел. Не выходил из дома давно. Как ты? Что нового?

– Здравствуй, египтянин! Да. Вот, попал под грозу. У меня, как всегда, никаких перемен. Служба и больше ничего. Для тебя принёс новость. Поэтому я здесь.

– Чай будешь? У меня, как всегда, для тебя припасено. Ты будешь свой, обычный? Зелёный, с жасмином?

– Давай.

Мы присели друг напротив друга. Два старых добрых приятеля. Я, уже изрядно постаревший писатель, и мой нестареющий небесный странник.

Свет я не включал. Знаю, Ариэл не любит электрический свет. Вполне хватает двух свечей. Зато настоящих, восковых. Дома тепло, тихо, уютно. А тут ещё нежданно-негаданно радость – посещение служебного Духа.

Сидим вот вдвоём, хлебаем чай на пару.

– Помоги вспомнить, когда ты был у меня в последний раз? Сколько лет прошло? Десять? Пятнадцать?

– Разве это так важно? Я всегда помню о тебе. И молюсь.

– Чем на этот раз вызвано посещение? Какую весть принёс? Добрую или не очень?

– Новость есть новость. Она не бывает плохой или хорошей. Реакцию на весть придумывает твой ум. Только он окрашивает новость в плохую или хорошую. В зависимости от многого. От твоего настроения, погоды, здоровья и, чаще всего, от твоих ожиданий или страхов. Ничего не жди. Всё, что нужно, произойдёт само. Ты готов слушать? Или сначала допьём чай?

– Не тяни, Ариэл, знаю, из-за пустяка ты не придёшь. Прошлый раз сообщил, что мне дарован литературный талант. С тех пор я начал писать. Пять книг уже опубликовал. Людям вроде бы нравятся. Они считают, что это я всё сочиняю. Так интересно и складно. А благодарить то нужно не меня. Сам понимаешь кого. Давай теперь к делу, с чем пожаловал?

– Хорошо. Ты готов расстаться с матерью?

Примерно этого я и ждал. И страшно боялся. Матери под восемьдесят. Высохла, сгорбилась, стареет так, что эти перемены заметны не как раньше, с годами. Теперь всё быстрей и печальней. Каждую неделю наблюдаю, как она тяжко доживает свой век.

Болеет, охает, ахает, плохо спит и почти не ест, живёт лишь воспоминаниями, унывает, часто плачет. С памятью проблемы усиливаются. Короче, старость – не радость.

И всё-таки, слова посланника грозно ударили своей неотвратимой болью. В самое сердце. В самую болевую и незащищённую точку Души.

– Когда?

– Скоро, египтянин, скоро…

Свечи потрескивают в тишине. Мне кажется, что гость слышит бой моего сердца. Так тихо стало.

Я заговорил первым.

– Хочу тебя спросить. Как это будет? Долго и мучительно? Или быстро и безболезненно?

– Это ОН решит позже. Пока я сказал тебе только то, что должен был сказать.

– Можно тебя спросить, Ариэл? Почему так? Ведь Творец может всё! Абсолютно всё! Почему самые дорогие и необходимые люди уходят? Почему они должны, обязаны покидать тех, кто их любит? Зачем мне это Вечное Небо над головой? Зачем мне эти бессмертные звёзды? Они есть и будут всегда. Почему нельзя сделать так, чтобы люди не расставались, не уходили, покидая нас. Обрекая на горечь одиночества и мучительной утраты? Ведь ОН может всё!

– Вкусный у тебя чай. Согревает и расслабляет. И свечи настоящие, восковые. Где ты их только берёшь? Ведь не в церкви? – Задумчиво проговорил Ариэл. Он не отрываясь смотрел на огоньки пламени. – Люблю запах воска.

– Иногда и в церкви. Но чаще на пасеке, когда там бываю. Теперь всё реже и реже. Больше я дома. Пишу себе книжки и пишу.

– Почему ты решил, что ОН оставит тебя, когда придёт время уйти твоей матери? ОН был с тобой с рождения. Почему же ты подумал, что ОН покинет тебя в печали?

– Ариэл! Может быть это мой эгоизм и трусость? Привычка, с которой мне страшно расставаться?

– Я так не думаю. Ты искренне любишь мать. У тебя больше ведь и нет никого. Ни детей, ни жены, ни друзей. Конечно тебе страшно. Но ведь не мне же объяснять тебе, что всему свой срок. Мать прожила здесь долгую и добрую жизнь. Пора ей и на покой. Ты прекрасно знаешь, что смерти нет. ОН приготовил ей самое светлое и красивое место рядом с собой.

– Да. Знаю. Но мне почему то от этого не легче.

– Тогда просто напомню тебе, мой друг, что ОН никогда не даёт людям испытания, предварительно не дав им силы, чтобы перенести их. Наверное, ты просто забыл об этом.

Мы помолчали.

Ариэл, как всегда, прав. Не думал я о матери и о её уходе. Я думал только о себе. О своей будущей утрате, о своей тоске по матери, о своём одиночестве. Жалел не мать, а себя. И совершенно забыл о том, что несу свой крест и должен пронести его достойно. До самого конца этого временного путешествия. Так достойно, как это делал ОН сам и как пронесла через всю жизнь этот нелёгкий крест моя старенькая и больная мама.

– Не я первый, не я последний. – Пришла ко мне спасительная мысль. – Миллиарды или даже триллионы людей достойно перенесли боль утраты своих родных и близких. И не роптали. Не унывали. Не ныли. А вспоминали своих ушедших родных добрым словом. Почти всегда со слезами глубокой печали. С тёплой и очищающей грустью.

А затем и сами они уходили вслед за родными в безграничные дали. Таков закон бесконечного бытия. Круговорот живых существ на планете. И нечего тут излишне роптать и страдать. – Эта мысль словно внезапно открыла мне глаза, на то, что я всегда знал. Но просто забыл, а сейчас вдруг вспомнил. Это было облегчением от тяжёлой новости, которую принёс мне посланник небес.

– Теперь ты знаешь. Надеюсь, ты будешь особенно ценить время, оставшееся матери на вашей земле. Облегчи ей это последнее время. Будь бодр, спокоен и весел. Она живёт теперь только ради тебя. И тобой одним. Не забывай это и береги свою мать каждую минуту. Помни о ней и заботься. – Спокойно, уверенно и бесстрастно проговорил мой добрый друг.

Мне захотелось сейчас же вскочить с кресла, обнять и расцеловать Ариэла. Но я знаю, он не любит этих человеческих нежностей. К тому же, он и так знает все мои мысли. Мы не спеша допили остывающий чай. Прощаться не хотелось. Я никак не мог подобрать нужные слова, и, может быть, они сейчас нам были не нужны.

– И ещё! Всегда помни, что ты пылинка в руках Бога. – Вдруг сам заговорил мой гость на прощанье. – Его самая любимая драгоценная пылинка. И твоя матушка такая же бесценная пылинка. Каждого человека и всякое живое существо ОН безгранично любит. Угаснут все звёзды, утихнут все звуки, пересохнут все реки, сгорят все планеты. А Его Вечная Любовь будет неизменна и тогда. Всегда будет так же сильна, как и прежде. Помни это и не унывай. Я тоже помню о тебе и молюсь.

– Ариэл! Когда ты вернёшься ко мне снова? Чаю и восковых свечей я припас ещё не на один раз.

– Ты узнаешь. Когда тебе придёт время вернуться к НЕМУ, я приду и сообщу. А пока живи, пиши свои книги, радуйся всему и за всё Благодари ЕГО. До встречи, мой друг.

Дождь уже перестал. Небо прояснилось.

Где то там, за моим мокрым окном, в бесконечных дальних высях, приближался к своему Вечному дому мой друг Ариэл.

И вдруг я заплакал. Тёплыми слезами радости. И мне так хорошо и радостно стало от этих, согревающих мою Душу, слёз. Это мой добрый Ангел утешал меня слезами очищения, надежды и умиления. Это он снова молился обо мне.

Я плачу, значит, не оскудела ещё моя Душа. Значит, не высохла и не зачерствела от суеты земной. Значит, я истинно живой и жить буду вечно. Как и моя старушка – мама, моя драгоценная родная пылиночка в руках Любящего Бога.

АВИ

А нам пофиг…
Зимний рассказ-размышление

Андрюха взял да и украсил комнату гирляндами. До Нового Года ещё больше месяца. А ему пофиг. Пусть прямо сейчас мелькают разноцветно.

Притащил откуда то лапы пихты, ёлок, раскидал наверху полок и шкафов. Аромат хвойный благоухает. Это вам не освежитель «Зимний лес» туалетный. Это запахи живые. Не любитель он жить и радоваться по расписанию календаря.

Да. Я его понимаю. У меня ведь тоже радость жизни и веселье не всегда приходит именно в государственно – народные праздники, не по расписанию правительства. Вот хочется мужику прилечь после работы на любимый диванчик и, вдыхая лесной дух живой хвои, по-детски пялиться на мелькание разноцветных огоньков в вечернем зимнем сумраке. Так уютно лежать и неспешно думать разные свои думы – думочки.

Животные, рыбки, птахи разные, черепашки, муравьи, и вообще вся живность земная – те вот ближе к природе. По настоящему ближе, гораздо естественней и проще, чем человечки. У них всегда полная гармония. Если только люди не помешают.

Животный мир не радуется по расписанию человеческого календаря. Им как-то фиолетово какой день – 31 декабря, 8 Марта или 1 Мая. И трудятся они без государственно установленных праздников, даже без суббот и выходных. Им тоже, как и нам с Андрюхой, пофиг на праздники государства.

Шубки меняют, не по моде, а по природой установленному порядку, к нужному сроку. У них и радости то попроще. Солнышко вышло – праздник, нашли себе, что покушать – праздник, отвоевал самку у соседа – вот им и опять праздник. И без искусственных фейерверков веселятся. Им в диком лесу, вместо наших фейерверков, и грома с молниями в грозу вполне, даже с избытком, хватает.

И, наверное, у зверушек тоже есть самая великая радость. Это когда их малышня на Свет Божий народится. Но недолга у животных эта радость. Порадовались маленько, облизали мокрое потомство, и пора кормить глупышек, защищать от врагов разных. От других хищных зверей и от нас, хищных людей-охотников. А, когда уже слегка подросли, учить уму-да-разуму, как выжить в естественных природных условиях. Это наука весьма мудрёная, дикий лес слабаков не уважает. Там закон выживания правит.

Мы как раз недавно с Андрюхой про это болтали. У меня с ним много общего. К примеру, терпеть он не может всякие шоу и цирки со зверями, а городские зоопарки с их вытоптанными загонами и вонючими клетками просто ненавидит.

Вот и я тоже эти звериные концлагеря и тюрьмы не люблю. Там бедных птиц и несчастных животных приучают смиряться, заставляют жить по законам людей. И кривляться на потеху людям. Люди за деньги пришли развлекаться, пялятся за зверей в клетках или на арене. Фотографируют, смеются, детям показывают.

– Смотри, смотри, Ванечка… Это лев – царь зверей. А это олень – видишь, какие у него рога? … А вон там лисица-сестрица из сказки… Давай, подойдём поближе…

А на самом то деле это уже не свободные Божьи создания, а самые настоящие заключенные за решётками, с пожизненным приговором. Поэтому и гибнут звери в неволе гораздо быстрей, чем на природе. Это и понятно. Лишённым свободы кому жить нравится?

Засунь красавицу бабочку в банку – сколько она проживёт? Правильно! Недолго. Пусть уж летает свободно, машет себе крылышками на просторе.

Да и подарки зверушки друг другу, как люди, не дарят. В животном мире главный подарок – сама жизнь. Естественная, свободная, свежая и настоящая.

Такие вот мысли нам с Андрюхой приходили, пока мы с ним эти гирлянды по стенам его комнаты развешивали. Мы, конечно, не звери, чтобы в диком лесу жить. Но, очень многому можно поучиться у зверушек.

Они вот, хоть и не умеют по-человечьи думать и говорить, так зато и врать не умеют. Низости корыстные и предательства с изменами тоже в животном мире не водятся.

И убивают они друг друга совсем не из жадности и мести, не по пьяни и злобе, как у людей. А только потому, что хищниками их сам Бог создал. И просто кушать им хочется. Злости, как люди, они к своей жертве не имеют. Видят в ней не врага, а лишь необходимую для жизни добычу, пищу.

Главный враг для зверушек не дикий лес, не природа. А человеки. Которые не ради утоления голода, а ради своего первобытного развлечения топают в лес. Не в гости к природе, а поохотиться на безоружных доверчивых тварей.

Убивает такой человек и радуется. Вот я молодец, подстрелил лося или пару зайчишек. Погрохотал в небо, сбил несколько птиц. Будто без охоты никак ему нельзя.

Конечно, есть и до сих пор малые народы, которые лишь охотой и рыбалкой кормятся. Но это их законный и необходимый для жизни промысел. Условие выживания. Не о них я сейчас.

А о сытых горожанах, у которых в холодильниках всякой жратвы припасено на неделю, или даже больше. А на праздники, так вообще сплошная еда, выпивка и телевизоры с фильмами и концертами припасены.

Но они отметят, проспятся и топают на охоту или рыбалку. Хорошо ещё, когда просто прогуляются на лыжах по зимнему лесу или посидят на льду с удочкой. И никого не подстрелят и не выудят. Вернутся без дичи и улова.

Это лучше, чем ненужную себе рыбу жирному домашнему коту подсовывать или старушкам-пенсионеркам во дворе раздавать. Это лучше, чем хвалиться перед соседом, что зайцу прямо в лоб выстрелом попал.

Холода тогда стояли. Под тридцать. А нам пофиг…

Сидим мы с Андрюхой в обычную субботу в деревенской бане, весело и не по календарю празднуем. Распарились до багровости, выползаем по очереди из парилки, хлебаем из деревянного ковша вкуснющего домашнего кваску. И босиком по снежку шлёп-шлёп… К проруби… Это совсем рядом… Спуск к речке…

Голышом, конечно… Паршивцев-папарацци тут не водится. Край деревни у реки и белые снега. Белым-бело… И минус тридцать…

Он нырк сразу. А я не нырк… Ногой сначала по водичке поводил, примерился. Но ведь холодно просто стоять то на морозе. И стыдно, вроде как трушу в прорубь окунаться. Начинаю, так медленно и осторожно опускаться в тёмное окошко студёной воды. Перекрестился и лезу…

Андрюха уже купнулся и вылез на мороз, проорался, весь в снегу извалялся и в парилку бежит. А я ещё только залез. Посидел в проруби молча и одиноко, как тюлень, пока у меня холод в каждую клеточку не влился. Окунулся три раза с головой и подниматься начал по деревянной лесенке.

Вылез на лёд и ору благим матом.

– ААА!!! ХОРОШО ТО КАК!!! ААА!!!… ГОРИТ ВСЁ ОТ МОРОЗААААА!!! АНДРЮХААА, ДАВАЙ СЮДАААА!!! ФОТАЙ МЕНЯ БЫСТРЕЙ, ГАД!!! ЗАМЕРЗААААЮЮЮ!!! – И уже бегу голышом по снежной тропке к бане.

Ноги сразу обледенели, скользят. А челюсти сами собой друг об дружку колотятся. Говорить я способность потерял от содроганий. Только и могу орать.

Тут мой товарищ из баньки наконец выскочил и меня сфотал. С дико орущим ртом, бешено вытаращенными глазищами, голого, скрюченного и бегущего на цыпочках навстречу ему. Смешная такая фотка получилась. Редкий кадр.

Вышли из бани уже под вечер, утомлённые жаром, расслабленные, но довольные. Стемнело быстро. Побрели в дом Андрюхиной мамаши на покой, чай с мёдом пить.

Весь вечер чаи гоняли, закусывали горячими пирогами с картохой и грибочками. Потом старинный фотоальбом его родни смотрели и в лото играли, пока в сон не сморило.

Утром воскресенья прогрели мы застывшую за сутки машину. Матушка товарища моего ещё пирогов, варенья, мёда с пасеки, и ещё банки какие-то с соленьями нам приказала с собой забрать. К вечеру вернулись в город.

Так повеселились здраво и не по календарному празднику. Не слабо отдохнули от благ цивилизации. Природа, свежий морозный воздух, баня и прорубь жизненных сил нам щедро и по-доброму отвесили, немерено.

Бодряк потом всю неделю, до следующих выходных держался. И природе, и зверушкам вреда от нас никакого. А нам только великая польза для здоровья. И буйное веселье для простой человеческой Души.

 
РАЗВЕРНУЛИСЬ КРЫЛЬЯ ВЛЁТ,
В ПРОРУБЬ, ПРЯМО С ГОЛОВОЙ…
И, ОТБРОСИВ ВСЁ, ЧТО ЖМЁТ,
СТАНУ СНОВА МОЛОДОЙ!!!
 

АВИ Зима 2016

Ясный свет
Рассказ

«Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь». Слова Лиса, обращенные к Маленькому принцу. Из повести «Маленький принц» (1943) французского военного летчика и писателя Антуана де Сент-Экзюпери (1900—1944).

Люблю к нему приходить. Да и привык уже за столько лет. Дружу с Глебом с юности. Сейчас мы с ним обычные пожилые мужики за пятьдесят. Но так было не всегда. Этот возраст только внешний. На самом деле мы остались пацанами.

Раньше я приходил к другу чаще. Почти через день. Сейчас стал более домашним, оседлым, мало подвижным. Но в душе нам лет по пятнадцать. Инфантильность это или нежелание стареть – думать не хочется. Какая разница, сколько кому, – мы ведь старые друзья.

Теперь захожу к нему раз в неделю. Глеб всегда дома. Особенно зимой. Летом он, бывает, вытащится на прогулку. Но всё равно его можно легко найти возле дома. Далеко не забредает. Глеб слепой. С рождения.

Обычно предупреждаю его, что приду, звонком по телефону. А могу придти и без звонка. В этом доме мне всегда рады. Мы часто шуточно зовём друг друга «старик». Это уже привычно, но всё равно весело и прикольно. Прям, как в американских детективах. На самом деле то мы себя стариками не считаем.

– Здорово, старик. – Приветствую я друга, заходя в его комнату. Стоит у окна, ко мне спиной, но я знаю – он мне рад. К нему мало кто заходит. Как и ко мне. Мы старые холостяки.

– Здоровей видали. – Шутливо отвечает мне спина Глеба и я знаю, что он сейчас улыбается, хотя, по правде, никого он с рождения не видал. Ни здоровее, ни дохлее.

Его старушка-мать Валентина Дмитриевна заваривает в это время чай. Она ещё в прихожей, открывая мне дверь, спросила – буду ли с ними обедать. Я сыт и искренне отказался.

– Ну, от чая то ты не откажешься. – Без лишних уговоров ответила старая женщина и пошла хлопотать на кухню.

Люблю эту маленькую семью. Глеб и его мама. В этом доме я свой, родной. У них как-то по особенному хорошо. Спокойно, тихо, уютно.

– Что у тебя нового? – Негромко спрашивает Глеб. Он курит, сигаретный дым тонкой струйкой вьётся от его пальцев к приоткрытой форточке.

– Да так, ничего. Мелочи. Мне даже нравится, когда мало новостей. – Отвечаю я. А сам размышляю, а действительно, что у меня нового произошло с прошлого посещения Глеба. Почти ничего. – Никак не могу в режим нормальный войти. Почти до утра сижу, сам себя убеждаю, что работаю. Но пишется мало, вяло, тяжело.

– Отдохнуть тебе надо, писатель. Отключиться от всего. Обстановку сменить. Или влюбиться без памяти. Тогда и оживёшь. – Глеб поворачивается ко мне, дома он без тёмных очков. Его глаза всегда закрыты. Но он всё чувствует и прекрасно слышит Душой, позорче многих зрячих.

– Не смеши, старый. Кому я нужен? И кто нужен мне? – Говорю я и смотрю в закрытые глаза друга. – Ты прав, обстановку сменить надо. Свежие впечатления, новые места, другие люди, разговоры. Мне нужен новый материал для книг. Закис я. Приходишь домой, делаешь чай, садишься в кресло, и вокруг тишина. И сам не знаю, что это: одиночество или свобода.

– Ребята, чай готов. Вам сюда принести или на кухню пойдём? – Валентина Дмитриевна любит смотреть, как мы с Глебом пьём чай с ватрушками и разговариваем.

– Мам, на кухню. – Глеб тушит сигарету и мы идём за его мамой…

За свои пятьдесят с половиной я повидал многих людей. С кем-то даже дружил, кого-то считал товарищем. А кто-то так и остался просто знакомым. А Глеб оставался мне настоящим другом все эти годы. Иногда ко мне приходили мысли, что ведь он, тоже видит сны. Никогда, ни разу не видя этого цветного мира, Глеб, наверное, смотрит свои интересные сновидения. Странно, никогда об этом его не спрашивал.

– Давай сегодня погуляем. – Предлагаю я за чаем. – На улице весна. Ты когда последний раз выходил?

– Не так давно. Дней пять или шесть назад. – Глеб задумчиво отхлёбывает из чашки. – Там тепло?

– Там хорошо. Тепло и скользко. – Почему то улыбаюсь я тому, как спокойно и внимательно наблюдает за нами тётя Валя.

– Я с радостью. – Мямлит Глеб с полным ртом.

На улице начало весны. Мы неспешно идём по бульвару. Глеб чувствует моё плечо.

– Что тебе снится, старик? – Предлагаю я тему разговора.

– В смысле? По разному. Иногда совсем без снов. Это чаще. А бывает, какие-то картинки.

– Они цветные?

– В основном цветные. Круги, вспышки, шары. Бывают бессвязные сны. Что-то напоминающее светящиеся ленты или дорогу. Ещё снится темнота, а потом, где-то далеко, в конце этой темноты, точка света. Я иду, вроде как по пещере, к этому свету. Всё ближе, ближе… Свет увеличивается, растёт. И радость тоже увеличивается, накрывает волнами, с каждым шагом. Приближаюсь почти в плотную к выходу. И тут, как назло, всегда просыпаюсь. А тебе что снится?

– Да разная хрень. Иногда кошмары или бессмыслица. Если мало поужинал, то, бывает, еда снится. Или вижу себя маленьким, в детстве. Представляешь, Глеб, сплю, вижу себя маленьким, а в голове, прямо во сне, вопрос – а кто это, интересно, видит меня маленьким? Я ведь сплю…

– Ну, это не удивительно. У всех писателей мозги набекрень. Нормальные люди никогда не смогут интересную книгу написать.

– Вот это ты верно подметил. Я самый настоящий псих. Только тихий. – Соглашаюсь я и мы несколько минут идём молча.

– Чего ты не женишься, старик? – Меняет тему Глеб. – Неужели нет для тебя подходящей женщины?

– Подходящие замужем. А остальные счастья ждут. Разве я похож на чьё-то счастье? Да и привык я уже жить один. И как-то боязно. Вдруг начнутся разногласия, требования, недовольства. Притирки, придирки, привязки. Так то хорошо, конечно, полюбить и быть любимым. Но уже мало верится, что это можно воплотить. Раз обжёгся. Повесил на Душу ржавый замок, закрыл и ключик выкинул. Всё чаще приходит мысль – а пошли они все на… Вот они и идут. Мимо, мимо…

– Это не они мимо идут, Виталя. Это ты закрылся от всех, от страха, боли и смирился в своём одиночестве.

– Думаешь мне плохо, Глеб? Да, может быть, я самый счастливый на свете человек. Никому от меня ни вреда, ни страданий. У меня есть любимое дело, мои книги. Пока ещё и здоровье в порядке. Доживу свой век без потерь и страстей, и слава Богу.

Глеб как-то грустно, мне так показалось, усмехнулся моим словам, и мы повернули назад, к дому.

– Жаль мне тебя, Виталя. – Ни с того, ни с сего выдал Глеб. – Я слепой, но счастливый, а ты несчастный и трусливый, хоть и зрячий.

– Поясни.

– В то место, где всё приспособлено для любви, ты напихал всё, что угодно. Там не осталось места только для любви. И живёшь, будто так и надо. А кому это надо? Тебе? Я не уверен.

– Ну ты, старик, даёшь! Прямо психолог – универсал. – Я чувствовал, что Глеб прав, но мне нужно было хоть что-то ответить. – И в чём же твоё счастье?

– Сердечную боль способна исцелить только одна сердечная радость. – Загадочно ответил слепой.

– Давай-ка с этого момента поподробней, Глеб. Колись уже. Что это у тебя за внезапная сердечная радость появилась откуда ни возьмись. – Я был уже действительно сбит с толку и заинтригован.

– Ты думал, я самый несчастный инвалид из-за того, что не могу видеть? – Серьёзно заговорил Глеб. – Отвечай правду, думал?

– Ну было такое. – Пришлось мне ответить. Врать слепому было неловко, да и бесполезно. Глеб чувствовал людей сердцем.

– Так вот. Ты ошибся. Самый счастливый человек на свете не ты под своим ржавым замком. А я. Потому что я ждал и дождался. – Глеб зачем-то снял свои чёрные очки. Я терпеливо молчал и пытался понять, к чему клонит Глеб.

– Я встретил её.

– Твою мать, Глеб, не тяни. Кого ты дождался и встретил? – Не выдержал я.

– Её. Свою единственную.

– Где?! – Я ошарашенно вглядывался в закрытые глаза друга.

– В обществе слепых. Я почувствовал её. Она так приятно пахнет и голос такой, о котором я и мечтать даже не мог. Тихий, нежный, приятный.

– Так вы встретились в библиотеке для слепых?

– Да, Виталя. Ты не представляешь, мы не могли наговориться, потом слушали музыку. Расставались с трудом. Я почувствовал в ней своё, родное. Она теперь мой ясный свет. Мы держали друг друга за руки и трогали за плечи. У неё такие ласковые руки и нежное тело.

– Глеб, да ты настоящий мачо! Породистый жеребец! Первый раз встретились и уже трогали друг друга. Круто!!! – Я был в шоке и в неподдельном восторге от рассказа друга.

– А чего медлить? Я сразу понял, она моя судьба. Нас тянет друг к другу. Сегодня утром она уже звонила мне. Скучает. – По лицу Глеба блуждала огромная, по-детски счастливая улыбка, напомнившая мне улыбку Чеширского кота.

Я понял, что ему безумно приятно делиться со мной своей радостью. Только я никак не мог понять, кто из нас сейчас счастливей. Он или я. Мне казалось, что я. Потому что такой радости за друга я не испытывал ещё никогда. Это было выше и сильней всех, вместе взятых, моих личных радостей. Слепой от рождения пятидесяти пяти летний одинокий мужик встретил свою любовь. Всю свою жизнь проживший с матерью, в четырёх стенах. Не видящий ни света, ни людей, ни даже солнца.

Остальную дорогу до дома Глеб взахлёб расхваливал свою возлюбленную. От него я узнал, что её зовут Наташа и она тоже слепа с рождения. Моложе его на пятнадцать лет. Одинока. Мать её спилась и давно умерла. И живёт она с отцом в другом районе города.

Мой друг оказался прав. Место в сердце, предназначенное для одной только Любви, нельзя занимать чем-то другим. Пусть даже прекрасным и полезным. Нельзя подменить Любовь ни творчеством, ни заботой о детях, ни развлечениями, ни зарабатыванием денег.

Глеб сказал: сердечная боль и одиночество лечится только одним лекарством. Сердечной радостью, Любовью. Он это смог увидеть раньше меня. Значит, слепой был не он, а я. Но сегодня, благодаря счастью моего старого друга, я прозрел.

*AVI* март 2017