Текст книги "Почти идеальный герой"

Глава пятая

Ровно в одиннадцать Татьяна Борисовна Китаева прибыла в страну чудес, к сатрапу и душегубу Панфилову, не подозревая о его коварных планах. Социальные сети уже отреагировали на возбуждение дела, что говорило о крупных прорехах в тайнах следствия. И, как и предполагали неугомонные сети, следователь, записав установочные данные и предупредив сестру пропавшего о недопустимости вранья, начал с резко обвинительного наката.

– Кто-то может подтвердить, что вы работали в указанное время?

Татьяна пока не догадывалась о подлых намерениях человека в синей форме, поэтому отвечала, не опуская глаза в пол.

– Нет, я монтировала дома. Свадьбу. Одна. Срочный заказ. Звонила подруге… Часов в девять.

– И никуда не выходили?

– Никуда.

– Понятно, – прокомментировал Панфилов тоном инквизитора, заставшего ведьму за вызовом урагана.

– Что понятно?

– Что есть вопросы, уважаемая Татьяна Борисовна.

Какие вопросы, Панфилов пояснить не успел. В дверь кабинета заглянул сержант полиции, арендованный у МВД для охраны следственного отдела, после того как в прошлом году один невменяемый с коктейлем Молотова и криком «Фашисты!» совершил несанкционированную атаку на обитель добра и справедливости.

– Евгений Михайлович, тут к вам посетитель. Нестеров.

– Пусть ждет.

– Он говорит, это срочно. По делу Китаева.

Татьяна удивилась не меньше Панфилова, который тут же поинтересовался у нее:

– Вы такого знаете?

– Кажется, это журналист… Он бывал у Толи.

Панфилов кивнул менту, и в кабинет ввалился мистер Фейк с видом приговоренного к высшей мере, но отпущенного условно-досрочно. Бодро представившись, он вытащил из кармана часы «Омега» и положил перед следователем.

– Только не трогайте. Там отпечатки.

– И что это? – не понял Панфилов.

Зато сразу же поняла Татьяна.

– Это же Толика!

– Обоснуй… В смысле – откуда? – следователь ослабил форменный галстук, как делал всегда, чтобы не показать волнения.

Нестеров обосновал. Примерно так же, как и Бердяеву. Мол, гулял по рынку в поисках сенсаций, подошел перец весь в наколках блатных и с блямбой за ухом, предложил купить часики за треть цены. Степа прошел бы мимо, но часики показались знакомыми. Видел такие же у пропавшего Китаева, с которым время от времени сотрудничал. А гравировка на заднике подтвердила опасения. Снял с карточки всю имевшуюся наличность и часы выкупил. А затем проследил за продавцом, проводив того до подъезда.

Да, это была серьезная заявка на победу. Панфилов попросил Татьяну посидеть в коридоре, по-быстрому допросил Нестерова, уточнив между прочим, почему тот прибежал именно к нему, а не в полицию?

– Так в Сети написали, что вы дело завели.

– Возбудил, – поправил юридически грамотный следователь.

– Ну да. А к ментам один раз пришел с инфой, так они с меня подписку какую-то требовать стали… Так что я лучше прямо к вам.

– И это очень разумно. Я подписок не беру.

Прийти именно к Панфилову настоял Матвей. Во-первых, меньше подозрений, а во-вторых, при таком пасьянсе он, Матвей, точно не получит награду от Алмазова.

Следователь набрал Бердяева и велел пулей лететь к нему, если хочет оказаться на пьедестале. А сам возбудился необычайно. Еще бы! Стоило ему взять дело в свои мозолистые руки – и вот он, результат! Быстренько провел официальное опознание часов. Но докладывать руководству не спешил. Торопиться не надо. Мало ли откуда у мужика часики.

И закипела работа! Крутым кипятком!

Матвей примчался без промедления. Со всем актерским мастерством отыграл удивление, с каким, например, фермер в своем курятнике увидел бы голую инстасамку. Затем вдвоем со Степаном поехали во двор Трефилова. Якобы устанавливать личность. Для полной убедительности обошли соседей и узнали, в какой квартире обитает мужик с опухолью за ухом. Соседи сдали тут же – кто знает, что там за опухоль? Может, лихорадка африканская? На хрен таких соседей.

Вернулись к Панфилову, доложили. Панфилов выписал постановление на обыск и велел ехать на задержание.

– Может, попасти? Дня три хотя бы, – предложил Матвей.

Пасти Трефилова тоже входило в планы заговорщиков. Например, тот должен был прогуляться в парк Гагарина. По слухам, преступники любят возвращаться на место происшествия. Посмотреть, не наследил ли? И демонстративно выкинуть кроссовки в помойку, избавившись от улики.

Но Панфилов уже завелся. Не желал терпеть ни минуты.

– Не надо! Все скажет, скотина!

Матвей не стал спорить. Все шло по плану. Была у него идея свистнуть какую-нибудь мелочь вроде авторучки на квартире Китаева и потом найти у Трефа, но рисковать он не стал.

– Людей возьмите. Может, СОБР заказать?

– Сами справимся.

– А можно с вами, Матвей?

Татьяна впервые назвала Бердяева без отчества. И это был отличный знак! Он несколько секунд смотрел на нее, словно раздумывая, затем согласился.

– Только никуда не вмешивайтесь. Он судимый по серьезным статьям. И терять ему нечего.

– Я, пожалуй, тоже с вами, – решился Панфилов, – все надо по уму.

«Только тебя там не хватало», – подумал опер.

Татьяна могла спросить у следователя, зачем надо было опечатывать квартиру, что ставило бы операцию на грань провала. Придется брать ее и держать ситуацию под контролем.

По пути на захват заскочили в отдел за подкреплением. В качестве последнего выступили Гуляй, водитель Бориска и пара постовых. Матвей надел легкий бронежилет и получил в оружейке табельный ствол. Не хватало только маскировочной раскраски на физиономии. Но и без нее в глазах Татьяны Борисовны он выглядел молодцом. Почти идеальный герой.

Секретный план был прост. В назначенный час, завидев в окошко машину Бердяева, обитатель представительства Ямало-Ненецкого округа должен якобы случайно выйти из подъезда и устроить красочное шоу с применением холодного оружия.

Вообще-то бедный зэк едва передвигался по причине тяжести диагноза, и каждый шаг давался с трудом. Футболка с портретом Че Гевары висела на нем, словно на огородном пугале. Поэтому красочной погони не получится. Он отошел на пару метров от подъезда, остановился, чтобы прикурить.

– Вот он! – кивнул Матвей сидящему рядом Панфилову. – Как мы вовремя!

Обернулся назад, к Татьяне.

– Таня, не выходи из машины!

Не дождавшись ответа, выскочил из «Соляриса» и бросился к уголовнику, на ходу доставая пистолет.

– Трефилов! Стоять! Полиция!

В реальных, не постановочных условиях Матвей таким образом, конечно же, не поступил бы. Подошли бы тихо, аки большие мыши, и, нанеся расслабляющий удар в подколенный сгиб, спокойно бы уложили на травку и съели. Но сегодня есть благодарные зрители. Зрительницы… Зрительница.

Следом за Матвеем выскочил и Панфилов, а из оставленного за углом в засаде УАЗа – остальные члены группы захвата.

Трефилов на крик нехотя обернулся с видом короля, потревоженного глупым слугой. Кто там еще? Оценив ситуацию, попытался бежать, если это можно назвать бегом. Сделал три шага и поник. Но не сдался. Выбросил окурок, достал выкидуху и изящным движением обнажил лезвие.

– Не подходи, мент… Попишу…

Вышло не очень убедительно. Все-таки курсы актерского мастерства Треф не заканчивал, хотя и имел ходку за мошенничество.

Матвей затормозил, не опуская руку с пистолетом.

– Не дури.

Подбежали Гуляй и остальные. Татьяна, несмотря на предупреждение, вышла из «Соляриса», но к группе захвата не приближалась. Тут же набежали тик-токеры со смартфонами наперевес.

Один из постовых передернул затвор автомата, ловко замаскировав вредные выбросы организма в атмосферу, возникшие от неожиданного понимания ситуации.

– Не стрелять! – лихо скомандовал Бердяев. – Вова, Володенька… Спокойно… Положи нож. А я положу пистолет. И мы просто поговорим.

– Хер тебе, мусорня позорная! Кишки выпущу! Не возьмешь, слякоть!

Уже лучше. Гораздо лучше. Верю!

– Ладно, Вова… Ты сам этого хотел.

Матвей сунул пистолет Гуляеву, скинул на траву пиджак, оставшись в бежевой рубашке и легком бронике. Специально надел светлую. Чистое кино!

– Не вмешиваться! Сам!

И занял стойку скорпиона из арсенала боевиков видеосалонов 90-х. Трефилов не занимал. Просто выставил перед собой тощую руку с выкидухой. Для начала, согласно утвержденному накануне плану, ее предстояло выбить вандаммовским ударом ноги с разворота. Да не тут-то. То ли инстинкт у зэка сработал, то ли удар выглядел слишком показательным, то ли просто сказалась профнепригодность героя. В любом случае – он промазал, сам едва устояв на ногах и чуть не загремев на газон.

Гуляев, не опуская пистолет, отреагировал вяло, лениво зевнув.

– Да давай завалим… Имеем же право.

– Живьем возьму!

Схватка продолжилась. Скорпион уступил место богомолу. Но и второй удар пришелся в пустоту. Зэк то ли забыл сценарий, то ли вошел в роль. И сам выбросил руку с ножом вперед. Лезвие зацепило незащищенное плечо Бердяева, кровь обагрила рубаху.

Этого тоже не было прописано в сценарии. Чистая импровизация. Матвей вскрикнул от боли, но не отступил, понимая, что отступать некуда. Наконец с третьей попытки перехватил кисть соучастника и, прошептав: «Ты охерел?» – нанес расслабляющий удар в пах. Треф тут же и расслабился, осев на травушку. Выпустил нож и заплакал. Тоже не по сценарию.

Со стороны выглядело эффектно, практически «Кровавый спорт». Хотя такая же лажа. Зеваки, убрав смартфоны, захлопали в ладошки, а маленькая девчушка с розовым рюкзачком весело прокричала: «Добей козла расписного!»

Добивать Матвей не стал и наручники достал. Перевернул Трефилова лицом вниз и защелкнул их на тощих запястьях. Всё! Победа. Сдюжил!

…Татьяна лично перевязывала рану бинтом из полицейской аптечки. А Матвей героически улыбался, мол, пустяки, и не такое бывало.

Подошел Гуляй и вернул пистолет.

– Ну, Моть, ты дал… Уважуха…

В отделе Панфилов лично расколол задержанного. Исключительно методом убеждения. Треф для вида покривлялся в отказе, но потом благополучно признался, поведав заготовленную историю, слегка изменив детали. Мол, случайно поссорился с Китаевым в магазине, тот обозвал его козлом и пидером, нанеся кровную обиду. За такое только одно – смерть жуткая, лютая. Узнал, кто такой Китаев по жизни, кинул ему в почтовый ящик маляву, что есть интересная тема. Китаев по-лоховски повелся. В машине оскорбленный зэк зарезал бедолагу заточкой. Не больно. Чик – и тот уже на небесах. Труп вывез на каршеринговой тачке и выкинул в реку, чтобы менты не бросились на поиски убийцы, а искали бы без вести пропавшего. Там же утопил заточку. Место не помнит, ибо чертова болячка сказалась на и без того дырявой памяти. Все выглядело убедительно, особенно учитывая схожесть рисунка кроссовок Трефа со следами, найденными на месте происшествия.

Матвей, вернувшись из травматологического пункта с зашитой раной, намекнул следователю, что неплохо бы возбудить еще и статейку за сопротивление представителю власти, что и было сделано.

Майор Хром, выслушав доклад подчиненных, как всегда, ограничился одним словом, произнесенным с восторгом и чувством глубокого удовлетворения. А значит, и премия не за горами.

Панфилов после допроса отправил убийцу в изолятор, на завтра назначил проверку показаний на месте, дабы закрепить успех. На обыск к Китаеву поехал Гуляев и без проблем отыскал трефиловскую записку в столе. Теперь все сомнения в виновности злодея отпали, и можно смело праздновать победу, что и было сделано путем распития благородных напитков из семейства коньячных.

Татьяна приняла известие о гибели брата стоически, опять-таки сказалось детдомовское прошлое. Не рыдала, не заламывала руки и не посылала Трефилову проклятия. Попросила рюмку коньяка и уехала к себе, оставив ключи от квартиры брата следователю. Матвей благоразумно не звонил ей, понимая, что она в шоке и лучше какое-то время человека не беспокоить.

Утром после проведения «уличной» Панфилов набрал Мотю и поделился сомнениями. Дескать, не сходится дебет с кредитом.

– Трефилов сказал, что Китаев в агонии у него волосы вырвал, а на осмотре никаких волос не нашли.

– Так потому что не искали, – спокойно отреагировал герой, – тачку формально осмотрели. Какие проблемы? Пусть еще раз осмотрят, с пристрастием. Уверен, все найдется.

Конечно найдется. Волосы уже в салоне. Вместе со слюнями чудовища.

– А записка? Не проще ли через мессенджер или через сети?

– Я не узнаю тебя, бро Евген! Это же засветка! И потом, откуда этот черт засиженный слышал про мессенджер? Он и слов-то таких не знает. Не парься. Он показал, где тачка стояла?

– Да.

– Пальцы на часах его?

– Его.

– Так что ж тебе надо, собака? Предъявляй обвинение, хороняка! Там улик на пятерых хватит!

– Главной не хватает – трупа… Мне ж дело в суд передавать, а сам знаешь, какая там практика. Нет трупа – не установить причину смерти. Адвокат заявит, что, может, Китаев от страха умер, а не от заточки. Которой, кстати, тоже нет. Поэтому давайте труп ищите, иначе соскочит Трефилов. Особенно если в отказ пойдет.

Не пойдет. Не успеет. Но в словах Панфилова имелся резон. Действительно, судебная практика отдавала шизофренией. Но здесь он уже ничем не мог помочь. Никакими лекарствами.

– Хорошо, будем искать. С МЧС свяжемся, пусть водолазов отряжают. Может, и найдут. Пока.

Вечером позвонила Татьяна. Она успокоилась и неожиданно предложила встретиться в кафе. У Матвея заколотило сердце, чего не случалось с ним ни разу со времен Екатерины Великой, как он называл Катьку.

Через полчаса он уже ждал ее за столиком. Татьяна была в строгом костюме мрачных тонов, без макияжа и с убранными в тугой пучок волосами, что говорило о трагичности момента. Заказала только черный кофе без сахара. А какой же еще? Не с молоком же? Не та ситуация. Поинтересовалась, как поживает раненое плечо. Матвей небрежно ответил, что кость не задета.

– Это похоже на Толю. Я имею в виду – поехать на встречу с незнакомым… Он смелым был, – предалась воспоминаниям Татьяна. – Когда родители погибли, сразу повзрослел, сказал – теперь он за семью отвечает. Никогда ни за кем не прятался, все сам решал. Он и здесь никого не боялся. Ты же видел его сюжеты. Не каждый такое выложит.

– Да, парень без тормозов. В хорошем смысле.

– Матвей, – Татьяна сняла очки и положила их рядом с кофе, – помнишь его последний сюжет?

– Примерно. И что?

– Толя обещал в следующем видео поджарить очень серьезных людей. А он никогда не бросал слов на ветер. Значит, имел на руках компромат. И люди могли…

– Убить?

– Да… А потом договориться с этим чокнутым, чтобы взял на себя… Или действительно убил. Я не верю ему.

Матвей примерно угадал, о чем будет разговор. Да, стадия отрицания налицо. Очень многие родственники потерпевших не верят признаниям убийц. Ищут второе дно.

– Тань, – как можно спокойней ответил он, – в таком случае он бы показал, где труп. Чтоб уж совсем никаких сомнений. А он действительно мог забыть, такое бывает… И других улик полно. Часы, записка, волосы… И потом… Серьезные люди никогда бы не связались с таким несерьезным типом. Да и кого сейчас можно удивить компроматом, согласись. Я не верю в теорию заговора.

– А если этот журналист заодно с ними? – не успокаивалась Татьяна.

– Нестеров? Вряд ли… Я его по школе знаю. Трусоват для таких вариантов. Если б Толю хотели убрать, его бы просто застрелили в подъезде. Или в машине.

Она немного помолчала, потом снова взялась за старое.

– Я все равно не успокоюсь… Пока не увижу его… тело…

Татьяна не стала говорить слово «труп».

Как же она чертовски хороша. Ух! Но сейчас не время для грязных намеков. Только для чистых.

– Я тоже, – он посмотрел ей в глаза. – Может, что-нибудь кроме кофе? Салатик там, пирожное…

– Закажи коньяка…

Глава шестая

Удивительное дело, но кандидат в губернаторы славного города Новоордынска Илья Викторович Алмазов сдержал свое алмазное слово. В рамках ли избирательной кампании или просто из добрых чувств, но премию за поимку убийцы Китаева отслюнявил. В торжественной обстановке при стечении карманных и честных СМИ вручил конверт бдительному журналисту Нестерову. Потом, как водится, небольшой, но пафосный брифинг с обещанием поджечь землю у преступного элемента в случае занятия поста.

Степа так же честно заслал долю дочке Трефилова. Тот еще до посадки оставил ее телефон. Дочка, девица потасканного вида, не сказала ни слова, просто взяла деньги и уехала на прокатном самокате, коими был захламлен весь город.

Матвей от доли, как и договаривались, отказался, ему было нужно другое. И другого он добился. Они встречались с Татьяной каждый день и даже отужинали в хорошем ресторане, испив напитков из семейства шампанских. И, разумеется, не из деловых соображений. По крайней мере, она не швырнула ему в лицо букет со словами: «Да что ты себя позволяешь в такую тяжелую годину?! Лишь бы шары подкатить!»

До совместного ночлега пока дело не дошло, но Матвей не торопил события. Все их разговоры пока сводились к теме «Знаете, каким он парнем был?». Либо о жизни Тани в детдоме и героические байки Бердяева. «Помню, освобождали мы заложников…»

Красиво врать он умел. Как-то она спросила про семью. Мотя заверил, что никогда женат не был, детей нет и сердце его свободно, как никогда. «Я про другую семью… Отец, мама». Тут скрывать нечего – мама живет на родине, отец в Питере с новой женой. Иногда звонит. Сестер, братьев нет. Может, и есть, но он не знает, батя не докладывал. От покойной бабки по отцовской линии в Новоордынске осталась однушка, в которой Матвей и обитает.

Информация Нестерова подтвердилась – у нее никого не было. Сама призналась, без дознания и пыток. В минуту лирики. Он ответил взаимностью – тоже никого постоянного нет. А переменные не стоят внимания. И вообще на подобные вопросы есть универсальный ответ: не важно, что было до, важно, что будет после.

Все шло отлично. И на службе тоже. Сейчас он вместе с майором Хромом ехал в Главк на представление. Не цирковое. А на должность. Шеф принял решение и представит Матвея в качестве своего преемника. После такого-то подвига. Голыми руками, рискуя жизнью, взял опасного убийцу! Все местные сети гудят. Особенно «Мордокнига». Пресса, ти-ви… Полный фарш. Звонила мама, сказала, что гордится Мотей, раструбила всем знакомым про подвиг.

Опасный убийца, как и Алмазов, тоже сдержал слово. Спустя три недели после задержания преставился в камере по причине тяжелой болезни и был погребен властями за госсчет, ибо никто из родни на тело не претендовал. Даже родная дочь, ради которой он все это и затеял.

И единственная мелочь отвлекала Матвея от приятных мыслей. То, что Китаев до сих пор не найден. И настоящий убийца где-то гуляет. И, видимо, тихо радуется от такого нежданного поворота событий. Ведь его теперь никто не станет ловить.

Начальник криминальной полиции города Лопырев Аркадий Михайлович, офицер старой закалки, с ментовскими понятиями и верой в добро, принял дорогих гостей как-то прохладно для такого важного момента. Обычно он произносил торжественную речь, обильно приправленную пафосными штампами. Сегодня все скромно: «Здравствуйте, проходите, докладывайте».

Майор Хром доложил. Так и так, опытнейший оперативник, пять лет на одном месте, отличные показатели, и кому, как не ему, принять руководящую эстафету?

– Район ответственный. Справишься? – задал дежурный вопрос полковник.

«Нет, не справлюсь, простите».

– Постараюсь, Аркадий Михайлович! – бодро гаркнул улыбающийся Бердяев.

В отличие от армии даже в протокольные моменты можно было называть руководство не по званию, а по имени-отчеству. Словно отца родного.

Майор Хром добавил:

– Матвей здесь начинал, оперативную обстановку знает отлично, коллектив его уважает. Справится.

Лопырев, подумав немного, велел Хрому выйти, оставшись наедине с кандидатом на должность. Поднялся из-за бескрайнего стола и подошел к Бердяеву, надевшему по сегодняшнему поводу парадный костюм.

– Я вот тоже с простых оперов начинал… Рана не болит? – он кивнул на плечо подчиненного.

– Нет… Да там и несильно. Повезло.

– Риск, конечно, благородное дело. Но лучше без него.

– Вообще-то я о риске и не думал, – скромно потупив взор, пояснил Мотя, – просто надо было задержать.

Лопыпев посмотрел на опера с каким-то нехорошим подозрением, словно авторитетный зэк на первохода. «А не петушок ли ты часом?»

– Да… Тут одного риска мало… Нужна наглость. Большая наглость.

Бердяев мгновенно напрягся, как Фокс, почуявший в ресторане засаду. Полковник вернулся к столу и щелкнул по клавиатуре компа.

Послышалось шипение, а затем Мотя услышал шершавый голос покойного Трефилова.

– Только так договоримся. Бабок не будет – иду в отказ и всех сдаю. Без обид.

– Конечно… бабки будут. И дедки.

Это уже Степа. А следующий – Мотя.

– Пальцы оставь. На стекле и сзади… Плюнь. И вырви волосы.

Аркадий Михайлович остановил запись.

– Кто там еще с вами? Журналист? Как его – Нестеров?

Матвея окатило жаром. Да, это провал… Полный и безоговорочный. Хуже, чем у Штирлица с его пальцами на чемодане радистки. Тут версию не слепить, сколько в камере ни сиди. Черт! А ведь за это реально камера маячит!

Он не знал, что ответить. Да и кто бы знал? Взяли с поличным. Кричать, что это монтаж? Проверят на раз. Блин, как чувствовал…

И даже не думал, откуда у Лопырева запись.

– Вы там совсем спятили? Его идея или твоя? – не дождавшись ответа, задал очередные наводящие вопросы шеф.

– Его… Его… – едва слышно промямлил подбитый летчик Мотя.

– Да ты еще и дрейфло, – презрительно сморщился полковник, – но везучее дрейфло. Эту запись прислали в прокуратуру. Трефилов вор идейный и напоследок вас, идиотов, кинул. Повезло, что прокурор мой друг. Ты хоть на секунду представляешь, что будет, если это всплывет?

«Неужели Степа не расплатился с этим засранцем?» Матвей не присутствовал при передаче денег дочери Трефилова, знал об этом только со слов Нестерова. А тот мог и слукавить. Иначе какой резон посылать запись в прокуратуру?

– Что делать теперь, герой?

– Я напишу рапорт по собственному, – мгновенно предложил самый простой и логичный выход Бердяев.

– Как у тебя все просто! Не-е-т, передовик. Искупать будешь. Кровью. Первое. Возвращаешься в отдел. На землю. И приступаешь к работе. Настоящей работе, а не показушной. Хоть один «глухарь» по тяжким – я даю этому ход! Сядешь с песнями! На всю страну прогремишь! Я, конечно, тоже огребу за такого подчиненного, да и ладно, пенсия есть.

– Но… Это нереально, – тоном приговоренного к четвертованию возразил подчиненный.

– А ты постарайся. Ты же лучший… Второе. Деньги где? Алмазовские?

– У Степы… Я не брал. Ни копейки… Клянусь. Половину он дочке Трефилова отдал… Наверное…

– А теперь пусть вернет. Но не Алмазову, а в фонд помощи семьям погибших сотрудников. Срок – месяц. Проверю. И третье. Блогера найти. Живого или мертвого.

Вот это было самым страшным условием. Потому что в жизни Моти появилась Татьяна. И понятно, каким образом она отреагирует.

– Так… меня ж потом…

– Скажем, это была оперативная комбинация. А победителей не судят.

Опер попытался вяло протестовать.

– Я что, для себя это делал? Только и слышу – цифры, цифры, цифры… Показатели…

– И премии! Не забыл?! На должность вон нацелился! Хватит ныть! В каждом приказе мелькаешь! Беру тебя на личный контроль! Под видеонаблюдение. Отошьешь хоть одного заявителя, хоть один материал зажмешь, хоть одна жалоба – пощады не жди! Свободен, герой!

Хромову Матвей поведал упрощенную версию. Мол, не утвердил Лопырев. Сказал – молод еще, поработай годик-другой. Майор произнес три волшебных буквы, из которых все становилось понятным – есть блатной либо денежный варяг, а вы ступайте лесом.

Первым делом Мотя позвонил компаньону Степе и срочно предложил встретиться. Ничего по телефону не объяснял.

Встретились. В салоне «Соляриса», припаркованного в месте, не покрытом вездесущими уличными камерами. Узнав о проблеме, мистер Фейк поклялся, что передал долю дочке Трефилова и тут же позвонил ей на сохранившийся в телефоне номер. Ласковый женский голос с радостью сообщил, что он дозвонился в салон сотовой связи от «Звонка до звонка», никакой дочки здесь нет, но есть скидка на последний «Хуавей». Что вызвало у Степы бурную реакцию. Естественно, не на скидку.

– А ты документы у нее спросил? – заподозрив неладное, поинтересовался Мотя.

– Зачем?! Мы ж не в банке! Она позвонила с этого номера, встретились, передал деньги.

– А это точно дочь?

– Откуда я знаю? По возрасту подходила…

Матвей понял, почему Трефилов отправил запись. Никакой дочки у него нет. А развести ментов перед смертью – за счастье. Треф вор идейный, можно сказать, ортодоксальный. Этого следовало ожидать. С другой стороны, подобная романтика хороша для кино, но по жизни… И вряд ли покойный сам придумал комбинацию. Наверняка имелся советчик, который и положил в карман нехилую сумму.

На приказ генерала вернуть деньги в фонд, Степа отреагировал без паники. Просто скрипнул зубами так, что мухи, ползавшие по боковому стеклу, тут же вылетели из салона.

– А где я их возьму? Свою долю уже редактору отдал! А он хрен вернет!

– Кредит бери.

– Не дадут! Я ж говорил – история с говном! Всего-то на неделю платеж просрочил! И один год. Теперь в черной базе!

– Тогда посадят, Степ.

Ничего не ответил Степа, лишь тихо заплакал в подушку безопасности «Соляриса», а потом промямлил, что повесится.

– Сначала деньги на мыло найди. Бери хозяйственное, оно лучше туалетного, по себе знаю. Втравил ты меня… Надо Китая искать. Мысли есть?

Журналист склонил головушку к пузу, что означало – мыслей нет.

– А у меня есть. Сейчас некогда, завтра расскажу. Иди деньги ищи. Не бухай только. Вешаться, не вешаться – сам решай.

Степа направился в сторону ближайшего фастфуда заедать горе картошкой фри. Матвей уехал не сразу. Ехать никуда не хотелось. Самому бы напиться. Мысли у него, конечно, были, но скорее общие. Интересно, насчет все раскрывать – Лопырев серьезно или для красного словца? Это же в принципе невозможно. Самое страшное, что Мотя, несмотря на показатели, толком ничего не умел. Агентура у него липовая, все заслуги – по большому счету тоже. Зато он классно научился казаться, а не быть. Если гражданам самим удалось задержать преступника, то в сводке фигурировало, что это грамотная разработка опера Бердяева. Если преступник оказывался идиотом и терял на месте кражи паспорт, Мотя докладывал, что вычислил его исключительно личным сыском или с помощью агентуры. И так далее и тому подобное. А теперь ему предстоит каким-то образом раскрывать всё на самом деле. Вряд ли Лопырев блефовал.

Первый раз ему не хотелось звонить Татьяне. Потому что боялся. Вдруг она уже знает? Сама она пока тоже не звонила.

Так и не решившись набрать ее номер или написать, он вернулся в отдел, где ждало сразу нескольких добрых сюрпризов. В кабинете какой-то парень в комбезе монтировал видеокамеру прямо напротив его стола.

– Не понял… Что за кино?

– Видеоточка, – спокойно пояснил мастер, – камера китайская, но хорошая. Обзор сто восемьдесят градусов.

– Зачем?

– Это не ко мне. Мне приказали, я повесил.

Понятно, к кому вопросы. Лопырев слово держит.

Вторым сюрпризом оказалась Эльвира, лик которой напоминал лик Аленушки с картины Васнецова. Только еще жалостливей.

– Моть, Стас у Панфилова был, тот дело закрывать не хочет. Подписку о невыезде взял. Ты говорил с ним?

– Не закрывать, а прекращать! Ты в органах работаешь или в столовой? Извини, не успел, сегодня поговорю.

– Не забудь только… А тебя утвердили? – Эльвира при всей серьезности ситуации, не забывала и о карьере.

– Нет. Показатели слабые.

– У тебя?!

– Огурцы плохо ищу. А без этого сейчас никак.

Но от Эльки не отмахнулся. Она все ж не конченая сволочь, как он, а только начинающая… К Панфилову решил заехать, а не звонить. Кто знает, может, телефон уже слушают.

Следах обедал, поглощая трехслойный бутерброд толщиной с уголовно-процессуальный кодекс. Матвей действовал решительно, с матом.

– Женя, ты спятил? Я про Стаса. Это ж Элькин муж!

– И что? – спокойно возразил Панфилов, отхлебывая зеленый чай с мятой. – Перед законом все равны. У нас правовое государство.

– Что ты гонишь, праведник?!

– Гонишь ты, – пока без эмоций держал накат следователь, – а я расследую. У меня четыре рапорта, справки из «травмы». Видео от добрых свидетелей. Мне что с этим прикажешь делать? Выкинуть, извини, не могу.

Жирным от масла пальцем он ткнул в кнопку клавы ноутбука и повернул экран к оперу.

Сцена могла украсить любой низкобюджетный сериал. Гуляев и компания против боксера Стаса. Мотя недавно видел это вживую.

– И, главное, пока раскаяния не вижу… Ты глянь, глянь, как метелит. Года на три потянет. Есть указание все дела по сопротивлению полиции доводить до суда. Чтоб митинговать неповадно.

– Это не митинг.

– А какая разница? Синяк и в Африке синяк.

Видимо, Панфилов намекнул Стасу на мзду, а тот пожадничал, посчитав, что его отмажут и так.

– Я договорюсь с мужиками, перепишут рапорта, – пообещал Бердяев.

– Я их уже допросил. Все подтвердили. Шеф протоколы читал. Извини, Матвей. Это не дело частного обвинения, помириться нельзя. Кстати, тебя тоже допросить бы надо. В дежурку же ты звонил.

– Да. Потому что добрый свидетель стуканул, что ломают дверь.

– И кто он? – Панфилов с прищуром посмотрел на Матвея, словно Мюллер на Штирлица.

– «Барабан». Могу не раскрывать.

– Ну вот. Какое ж тут прекращение? – следователь заглотил остатки бутерброда.

На обратном пути Матвей позвонил Эльвире и успокоил ее. Мол, вопрос решается, еще немного, и дело прекратят. Но на всякий случай лучше держать наготове хорошего адвоката. Телефон его есть на дверях камеры в дежурной части.

Рабочий день формально закончился, но Матвею не хотелось ехать домой и страдать в одиночестве. Страдать, как известно, лучше сообща. Вернулся в кабинет и сел за разбор материалов, коих поднакопилось прилично.

Сегодня по отделу дежурил Гуляй, еще не знавший, что их кабинет взят на особый контроль. Узнав, что коллегу прокатили с должностью, не очень огорчился, сочувственно предположил, что все это – штабные игрища, после чего предложил выпить.

– Не пью, – отказался Матвей, помня о видео.

– Да ну? Давно?

– Вообще-то ты дежуришь. И кабинет – не кабак.

– О как! Однако…

Закончить идеологический спор не успели, помдеж привел в кабинет симпатичную даму лет тридцати пяти по фамилии Ионова. Та, утерев слезу, поведала, что у нее пропал котенок трех месяцев. Любимый и единственный друг сиамской породы. Вынесла погулять в парк имени Гагарина, отвлеклась на звонок подруги, и всё. Котик исчез.

«Как и блогер Китаев, – подумал Мотя. – Прóклятое место этот парк. Надо валить отсюда. Или поджечь».

– Его украли! Точно украли! Котенок породистый, десять тысяч стоит. С выставки. Могли проследить.