Текст книги "Три маленькие повести о любви"

СМЯГЧАЮЩЕЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО

– Ото! Красиво он ее. Я об этом с детства мечтаю, – Величко поддал ногой покореженный бампер «мерседеса».

– О чем?

– Ну, ты представь, какой кайф. Подгоняют к тебе новенькую, красивенькую иномарочку. Конфетку в фантике. Вся блестит, сияет, движок урчит не громче вентилятора. «Феррари» там или «ягуар». Ручной сборки чтобы. Баксов так за полмиллиона. А ты берешь ломик и этим ломиком от всей души как начинаешь ее курочить! Для начала по стеклу, потом по капоту… Разве не кайф? Полный оттяг! Они ее вылизывали, а ты – ломиком, ломиком. Я мужика очень хорошо понимаю. Жена для него лишь поводом была, а истинная причина только в этом.

– В чем?

– Ну, ломиком. Для оттягу.

– Интересная версия. Величко заглянул внутрь салона.

– Кожаная обивка. Да, ребяткам это влетит в копеечку.

– Ребяткам бы на этом свете остаться. А «тачек» они себе еще набыкуют. – Оперуполномоченный Алексей Данилов попытался открыть переднюю дверь «мерсака», но безуспешно, замок переклинило. – Да, мужик был не в настроении – одним молотком так «тачку» отрихтовал.

– Я тебе точно говорю, любовь здесь ни при чем. – Младший опер Величко прицелился и ударом ноги выбил осколки из треснутой фары. – О, теперь порядок. Из-за любви он мужичков разукрасил, а «мерсак» – то за что?

– За компанию.

Машина выглядела фантастически, будто участвовала в съемках «Терминатора». Она стояла в центре глухого, заснеженного двора, задними колесами прочно сев в сугроб, усеянная осколками собственных стекол и рваными ранами на никелированных боках. Такие повреждения правке не поддаются, хозяину придется искать новые запчасти. Если, конечно, хозяина удастся поправить. У него тоже рваные раны. Головы и промежности. А голова – не капот и не бампер, новую не найдешь. Промежность и подавно.

Алексей приподнял капот, взглянул на бирку с данными машины. Ого! Девяносто седьмой год выпуска. Новенькая игрушка. Была.

Молоток, валяющийся в метре от «мерседеса», Данилов заботливо накрыл картонкой, чтобы ожидаемое с минуты на минуту начальство не начало хватать вещественное доказательство. Хотя бы до приезда эксперта. Впрочем, отпечатки на молотке – это так, скорее для формальности. Задержанный ничего не отрицает, да и вряд ли потом в отказ пойдет.

– Ну чего, может, в «хату» сходим? – предложил Величко.

– Я уже был. Свидетели есть, все нормально. Там коммуналка, соседи не спали, в окна таращились, как на спектакль.

– Да, сценка тут была комедийная.

Данилов прибыл на место происшествия первым. Задержанный никакого сопротивления не оказывал, сидел в сугробе и молчал. Двор хорошо освещался, прямо над машиной висел фонарь. Пятна крови на белом снегу делали место происшествия похожим на ристалище после рыцарского турнира. Картинка изрядно впечатляла. «Скорая» еще не уехала, обоих потерпевших затолкали в одну машину, где врач проводил сеанс экстренной терапии.

Алексей пересадил задержанного из сугроба в «уазик» и в сопровождении участкового отправил в отдел, сам оставшись выяснять обстоятельства. Врач на вопрос «Ну как?» ответил так же просто:

«А никак», что означало возможный летальный исход.

Данилов уточнил, куда отправят тяжелораненых, и поднялся на второй этаж дома, в квартиру задержанного. Несмотря на ночное время, в квартире никто не спал, и картину случившегося удалось выяснить довольно быстро. Спустившись вниз, Алексей наткнулся на своего коллегу Стаса Величко, приехавшего на подмогу. Стае, разумеется, был не в восторге – если Данилов дежурил по графику и завтра имел законный отсыпной, то Величко подняли с постели, ибо жил младший опер в двух шагах от отдела и обслуживал территорию, где случилась оказия.

«Что меня теперь, из-за каждой бытовухи дергать будете?» – поворчал Величко для приличия, но все-таки оделся и пришел, предполагая завтра же заняться обменом жилплощади.

Данилов его успокоил, сказав, что раскрывать тут нечего, он вполне справится один, но Стае решил засветиться перед начальством для поднятия репутации, поэтому остался.

В арку проник свет фар. Во двор въехали «Жигули» с мигалкой. Данилов узнал начальника ОБЭП Самойлова, дежурящего сегодня по райуправлению от руководства.

– Ну, что у вас? – шеф ОБЭПовцев бегло осмотрел живописный пейзаж.

– Групповое изнасилование с целью грабежа! – подсуетился Величко.

– Чего? – Самойлова резанула по уху неграмотная юридическая терминология. – Что значит «с целью грабежа»?

– Я объясню, – Данилов решил внести ясность. – В ноль пятьдесят прошла заявка по «скорой помощи» – убийство двух человек.

– Кто вызвал?

– Сам товарищ и вызвал. Из квартиры.

– Так.

– Нам продублировали, мы приехали. Задержан Буковский Константин Андреевич, шестьдесят девятого гэ рэ, продавец в магазине «Спорттовары», со слов – не судимый.

– Что произошло?

– Он жену ждал из гостей. У него жена есть, в коммуналке вон, на втором этаже живут. Спать не ложился, телик смотрел. Жена позвонила, сказала, что выезжает. Где-то без пятнадцати двенадцать звонок в дверь. Он открывает – жена в юбке разорванной, нос разбит, ревет. Так и так, тормознула «тачку», «мерсак», попросила подбросить за двадцатник. В «тачке» два «быка», а она не разобралась и сдуру села. Орлы под газом, все пофиг. Во двор приехали, двери в «тачке» заблокировали, ну и… По очереди. Девка ничего, приятная. После всего деньги отобрали, колечки сняли и из машины выкинули.

– Сопротивлялась?

– Конечно. Водила ей нос сломал, а второй «бабочку» к горлу приставил. Пришлось отдаться, «кабаны» без мозгов, изуродовать могли. Муж как услышал, прямо в чем был – в тапочках, трениках да в майке – на улицу. В прихожей молоток соседский валялся, он его прихватил. А тем чудикам не повезло, стали назад выруливать да в сугробе забуксовали. Парень подлетел и по лобовику тресь молотком. Эти выскочили, он по очереди их встретил, оглоушил и давай по головушкам лупить. Минут пять дубасил. Потом вот «тачку»… «Скорую» сам вызвал.

– Как эти?

– Один не жилец, открытая черепно-мозговая, мозги вон на снегу. Второй вытянет, но пожизненная психушка обеспечена.

– Не очень-то умный, похоже, и был. – Шеф потоптался на месте и подошел к изуродованной машине. – Да, красавица. Так жлобам и надо. Оборзели в доску. Свидетели есть?

– Да, полдома. Мы опросили. Сейчас группу ждем. Следователя городского вызвали, районный на краже.

– Прокурорский приедет?

– Нет, наш, ментовский. Мужички пока живы, если кони двинут, тогда дело в прокуратуру передадут.

– Данные установили? Этих, потерпевших, мать его базар.

– Да, у одного права, у второго паспорт. Судя по внешности, дегенераты из братвы. Пассажир из Купчино, второго пока не пробили.

– Хорошо, оставайтесь, ждите группу, – дал указание шеф, направляясь к машине. – Я позвоню из отдела в Главк, объясню, что к чему. Если приедут вдруг оттуда, скажите, что я был, сейчас в отделе. Машину после осмотра – на стоянку, а то разворуют.

– Хорошо.

– Хотя, если честно… – Самойлов задержался. – Никакой группы тут и не надо! Я бы тоже так, наверное. Убил бы, к черту. И правильно сделал бы. Теперь им зато никакой адвокат не поможет. А так получили бы условно… Или вообще не получили бы.

Шеф с силой хлопнул дверью. «Жигули», выбросив из-под колес веер снега, тронулись с места.

– Ну что, я нужен? – Величко не радовала перспектива мерзнуть во дворе в ожидании группы. Тем более что группа могла появиться лишь под утро.

– Нет, иди спать. Тут работы-то никакой.

В отдел заскочи, пускай постового пришлют, добро это охранять, – Алексей стукнул ладонью по крыше «мерседеса». – Мне еще людей опрашивать, а тут никого.

– Лады, заскочу.

Стае поправил шапку и удалился в сторону отдела. Данилов приоткрыл дверь, уселся на сиденье, закурил.

«Да, хорошая „тачка“. Одним молотком так раскурочить. Здорово муженек разозлился. Интересно, а как бы я? Если б кто Катюшку мою… Тоже, наверное… Состояние аффекта. Любовь. Смягчающее обстоятельство».

Алексей докурил сигарету и, не дожидаясь постового, пошел в дом записывать объяснения, пока свидетели не легли спать или не передумали помогать правосудию.

– На, оденься. Жена передала, – Данилов достал из пакета шерстяной свитер и протянул Косте.

– Спасибо. Как она?

– Нормально. Нос не сломан. Костя снял куртку, накинутую прямо на майку, натянул свитер. Сел.

– Ну, рассказывай.

– Чего рассказывать, сами же все знаете. Как там эти?..

– Я еще не звонил в больницу.

В действительности из больницы позвонили сами. Один из приятелей отжился, второй – в коме. Но Данилов как опытный опер о таких вещах до поры до времени не сообщал подозреваемым.

– А о случившемся я знаю со слов свидетелей. Полагается и тебя выслушать. По закону.

– По закону, – мрачно ухмыльнулся Костя. – Все правильно свидетели говорят, так оно и было,

– Старик, я в данном случае на твоей стороне. Целиком. Ты все сделал правильно, заступился за жену. Ну, переборщил немного, бывает…

– А закон?

– Что закон?

– На моей стороне?

– Пока я не могу ничего обещать, надо ждать. Для этого следствие и существует – экспертизы, допросы… С точки зрения человеческой логики ты прав, сотню раз прав, но… Мы пока живем в государстве, и, стало быть, карать за преступление должно государство, каким бы плохим оно ни было. Иначе, сам понимаешь, завтра все возьмутся за молотки и автоматы. Поэтому хочешь ты, не хочешь, но говорить что-то придется. Нет, можешь, конечно, официально отказаться, право имеешь, но поверь, это никакой пользы не принесет. Из-за двух отморозков жизнь ломать?

Костя еще не согрелся, в камере сквозило, в кабинете тоже.

– Закурить не дадите?

– Да, бери. Не, старик, ты рассказывай как есть, а запишем мы самое главное, лирику можем опустить. Правда, лирика в некоторых случаях поважней будет.

На самом деле выслушивать в семь часов утра лирику не очень хотелось. Глаза слипались, башку, словно магнитом, тянуло к столу. Дежурный следователь все еще торчал на месте происшествия, осматривая машину, а Данилова послал опросить задержанного. Судя по всему, на осмотре он проторчит долго, чтобы самому не принимать решения о мере пресечения для Буковского.

– Так что я тебя понимаю, Костя.

– Пишите как хотите.

– Да напишу я… Ты представь, что я случайно сюда зашел, а ты должен рассказать о случившемся. Вот и рассказывай. О чем хочешь. Давай так. Ты с себя начни, кто ты, что ты, а уж после к разборке перейдем.

Костя достал из куртки платок, приложил к кровоточащей ране на тыльной стороне кулака. Вероятно, порезался, когда бил стекло.

– Ладно… Паспорт видели? Родился здесь, в шестьдесят девятом. Жил до двадцати пяти с предками, на Гражданке. После свадьбы сюда перебрались.

– К жене?

– Нет, у Нади тоже с жильем не светит. Снимаем комнату. Десять метров. За полтинник зеленых в месяц. В принципе, недорого.

– Дети есть?

– Ну, пока как-то… Всякие причины…

– Ладно, это неважно, – Данилов по тону Буковского понял, что тема деликатная, и решил не заострять на ней внимания. – То есть вы тут четыре года живете?

– Три с половиной. Сначала пытались у моих жить, но, сами понимаете, свекровь с невесткой в одном доме…

– Понимаю.

– Вот. После школы армия, потом шоферил в грузовом парке на КамАЗе, последний год продавцом в спортивном. Лыжами торгую.

– Что, шоферить надоело?

– Не надоело, но… Здесь поспокойнее, да и зарплата получше. Приятель пристроил. А чего такого? У нас девчонка в классе была, умная, с золотой медалью школу закончила, в универе училась. А сейчас порошками стиральными возле метро торгует. Наука наукой, а жрать-то надо. Денег, конечно, не хватает, я у бати «копейку» беру, халтурю по выходным, как раз на квартиру. Надюха в парикмахерской, мастером. Знаете на Октябрьском салон, рядом тут?

– Знаю.

– Два через два. Вот и вся жизнь.

– Точно с ментурой никаких проблем? .

– С ГАИ были. Один раз права отобрали, пришлось ходатайство писать.

– За что отобрали?

– Остаточные явления.

– А как вообще с этим делом?

– Да как у всех, наверное. Праздники, дни рождения…

Костя задумчиво уставился в пол, вероятно, думая, что еще рассказать о себе.

– А с Надей как? – Данилову хотелось оживить беседу, иначе оба могли уснуть.

– Я ее люблю, – неожиданно изменившимся голосом ответил Костя. – Очень люблю. И она.

«И она» было сказано на полтона тише, что, конечно же, не укрылось от Алексея.

– Я это понял. Судя по тому, как ты их… Костя выглядел старше своих лет, ему смело можно было дать тридцать пять. Глубокие морщины, ранняя седина. Выражение «жить, чтобы выживать» вполне подходило к его внешнему облику. По комплекции он явно уступал своим сегодняшним жертвам.

– Я ее со второго класса… люблю.

– А почему не с первого? Во втором уже поздно об этом думать. Старость, – Алексей подавил зевок.

– А я влюбился! Правда… Надю к нам из другой школы перевели. Ну, я сразу и…

У Буковского резко потеплел взгляд, он стал рассказывать про Надю скорее самому себе, нежели сидящему напротив оперу. С неподдельной нежностью, смешанной с грустью. Про то, как подарил ей на уроке шоколадку, тайком подсунув в парту, как помог на контрольной, а сам схлопотал «пару», как долго не решался пригласить в кино, но все же пригласил. Как поцеловал в подъезде, а после неделю не появлялся в школе, напившись ледяной воды и заработав ангину. Как чуть не выпрыгнул из школьного окна прямо на выпускном вечере, когда случайно застал Надю в обнимочку с пацаном из параллельного. Как раз в неделю писал ей из армии, хотя она ни разу не сказала, что он нравится ей. Как месяц беспробудно пьянствовал, вернувшись и узнав, что Надя выскочила замуж за того самого пацана из параллельного…

В общем, ничего особенного, обычная жизнь, дорожка, по которой проходит каждый второй. Просто у кого-то она прямая, а у кого-то извилистая, с ямками и трещинами. Но, по большому счету, одинаковая. Записки, шоколадки, портфель до дому, кино, поцелуи, письма…

Данилов не прерывал говорящего, хотя его монотонный голос действовал сильнее снотворного. Человек только что уложил двоих, но еще не до конца осознал это – какой-то выход эмоций необходим.

– Они недолго жили, год где-то. Я ведь Надю еще до армии предупреждал, чтобы она Генкой не увлекалась. Не потому, что ревновал, Генку как пацана мы хорошо знали. Урюк редкостный. Урюком был, урюком и остался. Я знал, что ничего у них не получится. Потом уже с Надей говорил – зачем? Сама до сих пор не понимает.

– А ушла почему?

– Генка ее и не любил. Он ее для интерьера завел, как куклу красивую. За крутого себя держал, стало быть, все лучшее – ему. Чтоб завидовали, вот я какой, захотел ее и получил. А Надя-то не разглядела его как следует. После только поняла, к кому попала. Свекровь там такая же, за каждым шагом шпионила, в измене уличить хотела. А вышло наоборот – однажды Надя раньше с работы вернулась и застукала верного муженька с птичкой. Он и не оправдывался, мол, я тут хозяин, кого хочу, того и привожу.

Надя к матери ушла, на развод подала. Без претензий. Генка пару раз на суд не пришел, их и развели, благо детей не было.

Я за то замужество Надю не осуждал и сейчас не осуждаю. И потому что люблю, и потому что… Всякое ведь бывает, кто не ошибается?

– Конечно.

Данилов вспомнил, как Стас Величко однажды решил чужую семейную проблему. Две тетки с его территории не поделили одного мужика. И давай друг другу пакостить по мелочи. То у одной неизвестные дверь сломают, то у второй окно камнем вышибут. Потом до мордобоя дошло. А мужик сам определиться не может – то с одной, то с другой. Такое впечатление, как специально. Плохо разве?

Пришлось Стасу за него определять, надоело из-за их локального конфликта бумагу переводить. Вызвал он всю троицу, посадил перед собой, а потом взял и посчитал баб: «Эни-бэни, рики-факи…» Третий лишний. Лишняя. «Все, граждане, объявляю вас мужем и женой. Поздравляю. Ступайте в ЗАГС, и совет да любовь. И учтите, дамочки, будете опять друг другу личики царапать, я вашего козлика ненаглядного отправлю пастись в таежный заповедник. Слышал, козлик? А теперь – в ЗАГС».

Оставшаяся лишней претендентка не успокоилась, написала жалобу в прокуратуру. «Оперуполномоченный Величко не правильно нас посчитал. Не иначе как от этой крашеной лахудры получил на лапу. Требую посчитать заново. Буду очень признательна».

– Я-то с выпивкой завязал, проку от нее никакого, только мать расстраивать. К бате в парк устроился, батя тоже шоферил. На девок старался не смотреть, почему-то чувствовал, что надо Надю ждать. Не, гулять-то гулял, как без этого, но все не по-серьезному. Про развод Надин узнал, ну и к ней. Целый год от нее ни на шаг. Халтурил в две смены, чтобы подарки делать. Сумочка ей как-то понравилась одна. Дорогая. Я месяц по ночам «левак» возил. Купил.

О замужестве Надя и слышать ничего не хотела, сыта, мол, по горло, но через год все ж согласилась. Не знаю, поверите или нет, но я к ней сейчас отношусь, как тогда, во втором классе. Говорят, любовь проходит через годик-другой, остается привязанность, привычка. Так вот я под эту схему не попадаю.

Не все, конечно, гладко. Тут и бытовые заморочки, и квартирные… Свекровь, ну, мать моя, обратно… Надя срывалась иногда. Но все это так, для встряски. Главное, любовь чтоб была, а с квадратными метрами разберемся. Вон, у меня ребята знакомые – еще похуже условия.

– Да, это, в общем-то, не главное, – согласился Данилов. – Хотя, как говорил Булгаков, человечество погубит квартирный вопрос. А сегодня-то что произошло?

Буковский сунул ладони под мышки, пытаясь согреться.

– Надя после работы к подружке поехала. У нее до четырех смена. Я ее понимаю, с подружками тоже надо встречаться. Но как чувствовал… Подружка на Гражданке живет, то есть, считай, на другом конце. Год не виделись, вот та и пригласила. А женские разговоры, сами знаете, не час и не два, пока душу не отведут… За встречу, как водится, приняли. Немного. Шампанского вроде… До одиннадцати и прокалякали. Надя позвонила – выезжаю. Обидно, я ей сам и посоветовал «тачку» поймать. У нее и денег-то, наверное, не хватило, я сказал, что сам расплачусь. Могла бы и на метро успеть, но до нас от метро тяжело добираться. Маршрутку еще не пустили, а автобусы только в часы пик ходят.

– Остаться не могла?

– Могла, подружка предлагала. Но… Я очень хотел ее видеть… Я телик смотрел, соседки уже спали. Без пятнадцати звонок в дверь. У Нади ключи есть, она никогда не звонила. Я – открывать. Она на пороге. Лицо в крови, пальто нараспашку и юбка разорвана. Ничего не говорит, плачет да на улицу показывает. Я ее сразу в ванную: «Что случилось?!» Надя чуть в себя пришла, кровь смыла, рассказала кое-как. «Тачку» на Гражданке поймала. А там два отморозка, да еще нарытых. Уже в дороге начали херней маяться. Надя выйти хотела, но никак. Если б деньги были, так откупилась бы. А когда сказала, что муж заплатит, эти заржали и давай выделываться про «натуру» да «свободный секс». Во дворе «тачку» заглушили, ножик раскладной типа «бабочки» к шее и… Суки, ненавижу…

Костя сжал кулаки и стукнул по коленям.

– Быки поганые, «бабок» набрали, ряхи нажрали по кабакам да баням, остальных людей за быдло, скотину держат. Ни мозгов, ни совести. Я, короче, к окну – так, скорее по инерции. Понятно, что укатили уже. А они в сугробе завязли на своей «бомбе». У нас двор узкий, эти решили по газону к арке срезать. Прямо под фонарем и забуксовали.

Я, по правде говоря, и не соображал, что делал. Не знаю, как объяснить. Никогда в жизни не дрался, даже в детстве. Надя остановить хотела – нож у них, нож. У нас в коридоре ящик соседский с инструментом, я крышку подцепил – сверху молоток. Схватил – и на улицу. В чем был, в тапочках да майке. К «тачке» подлетаю, за ручку раз – заперто! Закрылись, суки! Как газанут! Да толку-то… Тут я молоточком по лобовому и приложился. Первый выскочил, заорал что-то, пальцы растопырил… Молодой, может, и в армии не служил, кабанистый такой, выше меня на голову. Да мне уже по фиг все было, даже не понял, что он там кричал. В лобешник засветил молотком, после по затылку, кажется, пару раз. Второму тоже, водиле. Он даже из машины выскочить не успел, только башку высунул… Дальше все как в тумане…

– Долго их месил?

– Не засекал. Я ж говорю, плохо соображал. После «бомбу» разукрасил. Чуть отлегло – смотрю, эти не шевелятся. Молоток бросил, пошел «скорую» вызывать, а то замерзнут да сдохнут еще. Отвечай потом за козлов. Надя на диване лежала, кровь пыталась остановить. Соседки проснулись, бегали по квартире, верещали. Надя сказала, что колечки эти суки сняли. Перстенек с белым камушком, недорогой, простецкий. И обручальное… Я хотел вернуться, а тут вы… Вы посмотрите, пожалуйста, у них. Или в машине. Может, выпали. Главное – обручальное, перстень-то ладно. Тоненькое такое, там с боку две царапины рядышком.

– Ладно.

– «Тачку» – то я сгоряча… Но если надо, оплачу или с мужиком знакомым договорюсь, он не такие лохматки вытягивал.

Данилов понял, что Костя немного успокоился, и решил не морочить ему голову.

– Боюсь, Константин, что платить будет некому. Водила кони двинул.

– Вы ж сказали, что не знаете еще… – побледнел Буковский.

– Знаю. Телефонограмма из больницы пришла.

– А второй?

– Пока дышит. Жить будет вроде. В специально отведенном месте. Перестарался ты малость.

– Но я же… Они ведь Надю… Они же…

– Да остынь ты… Я сейчас думаю, как бы сам на твоем месте…

– Что мне теперь будет-то? Посадите?

– Я б отпустил, говорил уже. Состояние аффекта, смягчающие обстоятельства. С другой стороны – один труп, а второй полутруп. Суд, в общем, решит. А так как наш суд – самый непредсказуемый суд в мире, сам понимаешь…

– И когда суд?

– Месяца через три, не раньше. Пока экспертизы всякие, допросы, очные ставки… Экспертизы нынче долго делаются, денег нет у министерства. Но тебе-то еще и лучше. Куда торопиться?

– Так вы меня чего, не арестуете?

– Нет, скорее всего. Зачем тебя арестовывать? Куда ты денешься? Подписку о невыезде в зубы – и гуляй. Правда, решаем это не мы – прокуратура, но следаки у нас в районе нормальные, без задвигов. Тебе сейчас не нас бояться надо. Братаны наверняка из братства, братство обидится, мести захочет. Так что я бы посоветовал тебе с женой сменить адресок.

– Захотят – везде найдут.

– Тоже правильно. Тогда лучше оставайся. Будут накатывать – звони.

Данилов нашел бланк, записал вкратце показания Буковского, дал расписаться. Подробно утром допросит прокуратура.

– Все, Константин, пойдем в камеру. Посидишь до приезда следователя. Наде я объясню… Ты, в общем, все правильно сделал, таких уродов только так и надо…

Буковский поднялся со стула, зачем-то убрал руки за спину.

– Про колечко не забудьте, а? Может, найдется?

– Найдется, найдется. Пошли.

На месте происшествия возилась следственная группа. Данилов, спросив разрешения у следователя, залез в машину. Осмотрел салон, заглянул даже под коврик.

– Чего потерял? – знакомый эксперт включил мощный фонарик, направив луч в салон.

– «Гайки» золотые не находил? Потерпевшие у потерпевшей изъяли с пальчиков.

– Не было. Сразу бы спросил. Поздравляю, теперь долго отмываться будешь.

– Тьфу, черт! – Алексей посмотрел на руки, черные от экспертной сажи. – Зачем внутри-то мазать?

– Полагается. Иди в адрес да вымой. Смотри, чтоб на куртку не попало.

Данилов поднялся на второй этаж, в квартиру Буковских, попросил разрешения вымыть руки. Надя сидела в своей комнате возле окна.

– Надежда, один деликатный момент, – Данилов оторвал ее от созерцания осмотра. – Надо бы вам в «травму» съездить, повреждения зафиксировать, и в консультацию женскую. Причем побыстрее. С машиной я договорюсь, вас отвезут.

– Да, мне уже говорили.

– Как нос-то?

– Перелома нет, слава Богу. Просто разбили.

– Надя, еще момент такой. Кто кольца снимал? Водитель или второй?

– Второй.

– А куда положил, не помните?

– Нет, я просто не видела.

– Хорошо, я понял. Значит, никуда не уходим, ждем машину. Это недолго. Да, Костя просил носки теплые. У нас в камере с отоплением неувязочка.

– Сейчас, – Надя достала из шкафа пару шерстяных носков, положила их в пакет, протянула Данилову. – Он что, в камере?

– Пока да.

– А потом? Его отпустят?

– Должны. Следователь решит. Скажите, а раньше что-нибудь подобное случалось?

– Нет, нет, – убежденно заверила Надя. – Он такой тихоня… Он и в жизни-то не добился ничего из-за своего характера.

– Ну, насчет «добился» или нет, говорить рановато. А с головой? Учеты там, травмы, аварии?

– Нет, никогда.

– Хорошо, до встречи. – Данилов кивнул Надежде и отправился в отдел искать машину.

До закрытия магазина оставалось минут десять. Алексей зашел в торговый зал, отыскал глазами Катю. Сегодня она стояла в отделе парфюмерии, а не в своем, галантерейном.

– Девушка, что вы мне порекомендуете из свеженького? Я только что из тюрьмы, отстал от моды, – Алексей улыбнулся Кате, не обращая внимания на услышавших про тюрьму покупателей.

– Вам лучше всего вот это.

– «Клеросил»? Так это ж от прыщей. А мне для внутреннего употребления… Ну, привет, заяц.

– Привет, Леш.

– Я тебя на улице подожду, покурю пока.

– Хорошо, я скоро.

Данилов, с минуту поглазев на прилавки, покинул магазин.

Катя работала здесь продавцом второй год, пошла сюда сразу по окончании института культуры.

Культура страны находилась во временном кризисе, пришлось заняться торговлей. Тут ее Алексей и поймал в сети. Покупал как-то перчатки и поймал ее. взгляд, словно солнечный зайчик. Временно ослеп, но, восстановив зрение, взялся за дело. Частично прибегнув к помощи служебного положения. Катя ответила взаимностью без использования упомянутого положения.

Алексею шел двадцать восьмой, и вопрос о женитьбе пора было ставить ребром. Нагулялся, набегался, хотелось погреться у домашнего очага…

Неделю назад он предложил Кате свое мужественное ментовское сердце, твердую руку и получил согласие. Катя его во всем устраивала, и о другой женщине Данилов не помышлял. Договорились подать заявление на следующей неделе, во вторник, чтобы день регистрации пришелся на пятницу, самый удобный для свадьбы день. Потом начнутся заботы, хлопоты, проблемы. Приятные, впрочем, проблемы.

– Ты, конечно, знаешь, что путь к деньгам мужчины лежит через его желудок.

Алексей оглянулся. Две женщины – – молодая и постарше – беседовали вполголоса возле дверей магазина.

– Да, – ответила молодая.

– Я нашла самый короткий путь.

– Дихлофос?! Отрава?!

– Да!!! В нем лучшие ингредиенты, химикаты, не остается никаких следов. Добавляешь в салат, и через пять минут…

Из дверей магазина высунулась напудренная мужская физиономия с прилизанным причесоном.

– Дорогая, ты где?

– Дихлофос – это часть твоего приданого, – шепнула мамаша.

– Дихлофос? Кто это?

– У женщин свои секреты.

– А-а-а…

– Так, стоп, стоп. Еще раз, и побыстрее, – появившийся мужичок подошел к троице. – Маша, говори громче, тебя почти не слышно. Последний раз репетируем и снимаем. Молодой человек, будьте любезны, отойдите в стороночку, если не трудно. Спасибо.

Алексей передвинулся на пару метров, только сейчас заметив стоящую на треноге видеокамеру.

– Нашли место, – проворчал он под нос, раздосадованный, что сорвалось раскрытие умышленного убийства по предварительному сговору.

– Начали!

– Ты, конечно, знаешь…

Данилов еще раз выслушал диалог. Катя появилась сзади, с черного хода, подкралась на цыпочках, ткнула пальчиком в спину.

– Фамилия!

– Бонд. Джеймс Бонд.

– Наглая ложь. Вы майор Пронин. Сдавайтесь, миссия провалена. Алексей обнял Катю.

– Сдаюсь. Что это у вас, кино снимают?

– Рекламу. Пришли утром к Михайловне, директрисе нашей, – так и так, хотим снять рекламу чего-нибудь отечественного. А то, говорят, импорта скоро не будет. А у нас, кроме детского крема «Зайчик» и дихлофоса, ничего нет. Вернее, есть, но сегодня нет. Утром они с «Зайчиком» возились, делали из него крем от морщин, а сейчас вот с дихлофосом-. Это от клопов.

– В курсе. Кабинет как-то обрабатывал.

– Как дежурство? Спокойно?

– По-божески. Один труп всего да угон «Запорожца». Горбатого. Представляешь, за неделю третий уходит. И все горбатые. Говорят, сейчас самая модная «тачка». «Мерсаки» даром никому не нужны. «Запор» угоняют, внутренности меняют на «поршевские», кузов полируют и толкают за бешеные «бабки». Вот она, народная реклама. В анекдотах. А вся эта плесень телевизионная про резинки, порошки и пилюли – выброшенные на ветер деньги.

– А труп?

– Приятель один погорячился.

Алексей вкратце рассказал про ночное происшествие с Буковским. Катя, выслушав, немного помолчала, затем спросила:

– Вы его посадите? Он же защищал свою жену, он не может быть виновен.

– С точки зрения обывательской логики, да, конечно. Но есть законная сторона вопроса. Наказание должно быть соразмерно преступлению. Сейчас у оставшегося в живых братка наверняка появится адвокат, который заявит, что в состоянии аффекта нельзя убить двух человек и раскурочить машину. На следователя опять-таки надавить можно.

У нас был похожий случай. Парень мимо кабака проходил, нормальный, не урод. Два «быка» зацепились, не помню уж, из-за чего. Давай метелить. Парень приложился неудачно, один хлоп «репой» об асфальт и готов. Самооборона в чистом виде. Парню никаких обвинений, естественно. Выпустили.

А через недельку он к следователю сам приходит и говорит – знаете, не так все было. Это я пьяный из кабака вышел, а ребята болонок выгуливали. На коротких поводках. Не понравились они мне, посмотрели плохо. Так плохо, что решил я одного убить насмерть. И убил.

Следак ничего не понимает – спятил, что ли? А парень стоит на своем, как памятник Кутузову у Казанского. Ну, Бога ради. Арестовали, потом суд. Восемь лет получил. Уже после суда я специально к нему в «Кресты» съездил. До суда тоже ездил, но бесполезно, он ничего не говорил. Хотел убить, хотел убить… А тут рассказал. Убитый этот хоть и молодой, но авторитетный оказался, то ли брат у него крутой, то ли сват. К парню подкатили и, в натуре, объяснили – или берешь на себя мокруху, или семейку твою, женщину и дочек, вырежем на корню. Будешь прятаться – не спрячешься. Вот он и взял. Зря.

– Страшно. А если б он раньше все рассказал, вы смогли бы его защитить?

Данилов хватанул морозного воздуха, закашлялся.

– Не знаю. Охрану бы не дали, это точно, но что-нибудь бы придумали.

– Хорошо, но что бы ты сделал на месте Буковского? – не унималась Катя.

– Послушай, – Данилову надоело ток-шоу. – Давай о чем-нибудь другом. Мне на работе головоломок хватает. Мы, в конце концов, ботинки идем мне покупать…

– Сам начал… У нас девчонка сегодня из Венеции приехала, с карнавала. Ты ее знаешь, Ленка, пухленькая такая, в мужской галантерее стоит. Фотки показывала. Обалдеть! Там сейчас тепло, хоть и февраль. Какой город красивый, сказка. Все в масках ходят, Ленке муж настоящий костюм купил. Маскарадный.