Текст книги "Движуха"

Андрей Константинов
Движуха

© А. Константинов, 2013

© ООО «Издательство АСТ», 2015

История пятая,
повествующая о том, что не всякий феникс из пепла да восстает; о внеплановой прогулке в Тверь, бодании с Бодулей; а также о сезонном обострении у экс-следователя Купцова и его отнюдь не «экс-» принципах

Солнечный свет проникал с улицы сквозь плохо вымытые окна.

Внизу стояли автомобили, прогуливался охранник и горела свеча в стеклянном колпаке. Огонек свечи казался желтым лепестком на асфальте.

Где-то Петрухин читал, что пламя свечи символически обозначает душу покойного. Трудно сказать определенно – была ли у господина Образцова, более известного по прозвищу Людоед, душа? Но жизнь, определенно, имелась. И вот ее-то у него и отобрали. Жестоко отобрали, умело, профессионально…

По правде сказать, Дмитрию нисколечко было не жаль ни души, ни жизни Людоеда. Сей персонаж с нелицеприятной кликухой был ему вообще не шибко интересен. Но вот стрелок, который оборвал далеко не образцовую жизнь господина Образцова, напротив, занимал безмерно.

Дмитрий встал возле окна, взялся за шпингалет со следами порошка для дактилоскопии, распахнул створку. В пыльный чердачный воздух добавились запахи бензина и нагретого асфальта, ворвались приглушенные расстоянием звуки улицы. Петрухин высунулся, посмотрел вниз, «поднял к плечу» воображаемый карабин и «прицелился» в свечу.

– Пошли, что ли? – спросил Костя.

Петрухин молча кивнул, и они стали спускаться вниз.

Туда, где на дне уличного каньона трепетала свеча и алели розы…

Глава первая

Санкт-Петербург, 2011 г., 16 августа, вт.

Без государственных на сей раз переворотов, диктатур, катастроф и прочих историко-ассоциативных потрясений догуливал свои деньки обычно нескучный месяц термидор[1]1
  Термидор – 11-й месяц французского республиканского календаря («месяц жары»), продолжался с 19/20 июля по 17/18 августа. В переносном смысле слово «термидор» означает любую реакцию против завоеваний революции.


[Закрыть]. Вместе с ним потихонечку готовилось паковать чемоданы скупое на солнечные улыбки балтийское лето. Всё правильно, пора. Как говорят в народе: «первый Спас – первые проводы лета». А первый, он же – Медовый Спас имел место быть аккурат в минувшее воскресенье…

Купцов не любил этого переходного времени года, которое неизменно вызывало в нем одну реакцию – уныние. Почему? Кто знает, кто знает… Положим, для детского возраста подобная реакция еще как-то объяснима – здесь налицо предчувствие надвигающейся учебной каторги. Но ведь и позжее, выросши из детсадовых штанишек и остригши вьюношеские патлы, Леонид все равно продолжал относиться к августу со внутренним предубеждением. На глазах жухнущая, а всего неделю-другую назад еще полная изумрудной жизни природа нагоняла на Купцова тоску. И чем длиннее становились тени мало-помалу укорачивающихся дней, тем ощутимее становилась она, купцовская тоска. Достигая своего апогея примерно к середине сентября, после чего, с наступлением золотой осени, резко шла на спад. То бишь, когда у всех нормальных людей как раз и начинался сезонный сплин, внутри у Леонида, напротив, устаканивалось и успокаивалось. Вот такая была у него индивидуальная фишка, она же – особенность. Ну да всяк по-своему с ума сходит…

В общем, инспектор Купцов вступил в привычную депрессивную фазу и теперь буквально во всем бессознательно искал знаки и подтверждения навалившегося на него «ужаса нечеловеческого». А кто ищет – тот всегда найдет.

Началось всё с разрыва толком даже не успевших начаться отношений с Яной Викторовной Асеевой, продолжилось – бесславным финалом «сабельной истории»[2]2
  Подробности этих историй читайте в книге «Решальщики. Раскрутка».


[Закрыть], а чем оно всё успокоится – одному Богу известно. Скорее всего, чем-нибудь столь же негативным. По крайней мере именно на такой исход Леониду недвусмысленно указывал гороскоп, помещенный на предпоследней полосе еженедельника «МК в Питере». С изучения коего он, будучи сегодня «дежурным по прэсссе», начал знакомство с печатными новостями новой трудовой недели.

«Суета и полная неопределенность августа, как, впрочем, и всех предыдущих месяцев, по-прежнему будет действовать Рыбам на нервы, – зачёл Леонид, акцентируя внимание на пророческую оговорку про „предыдущие месяцы“. – В конце лета представители вашего знака зодиака снова будут подвержены противоречивым устремлениям. Избежать эмоциональной нестабильности можно только одним путем – наконец-то решиться на длительный самоанализ и разобраться в собственных предпочтениях. Процесс сложный и трудоемкий, но его итогом может стать полное понимание сути свершающихся вовне событий, а также перемен, происходящих в личности самих представителей вашего зодиакального знака…»

– Чего пишут? – откатываясь в кресле от клавиатуры и блаженно, до хруста конечностей потягиваясь, поинтересовался у напарника Петрухин.

– Опять жуют за реформу МВД, – зашелестев газетными страницами, отозвался Купцов. – Щас, погоди, зачту один кусочек… Ага! Вот! «…Пусть и худо-бедно, но к настоящему времени правоохранительные органы очистились от различного рода одиозных личностей».

– «Одиозных» – это типа нас с тобой?

– Вроде того, – подтвердил Леонид и продолжил цитирование: – «Это был пока грубый этап очистки, придется, конечно, еще работать в этом направлении».

– М-дя… По ходу, мы с тобой очень вовремя соскочили. Иначе нас бы всё одно зачистили: либо сначала – грубо, напильничком, либо потом – щадяще, мелкой шкурочкой.

– Шкурочкой – оно все ж таки приятнее.

– Да вы, батенька, мазохист.

– Отнюдь. Просто я сторонник деликатного обхождения. Особенно с ближними своими. Особливо – с непосредственными подчиненными. О! А вот еще один дивный абзец. Зацени, Борисыч! «…Одна из самых важных линий преобразований в МВД – преобразования кадровые, необходимые для продуманного и последовательного омоложения кадрового ядра на всех уровнях, создание эффективных механизмов выдвижения и продвижения талантливой и высокопрофессиональной молодежи, воспитанной в лучших традициях служения Отечеству, профессионального долга и офицерской чести. И здесь колоссальная роль принадлежит ведомственному образованию, которое в процессе воспитания будет формировать востребованных страной и службой сотрудников МВД России нового типа». Каково?

– Сильный текст, – хмыкнул Петрухин. – А главное – абсолютно универсальный. Если не держать перед глазами первоисточника, нипочем не определишь: в каком году, да что там – в каком веке?! – был сочинен.

– И это лишний раз доказывает, что Новое – это не просто хорошо забытое, но еще и впоследствии слегка переработанное и получившее другой заголовок Старое.

– Знаешь, Лёнька, при чтении подобных материалов – журналистских ли, внутриведомственных ли – на душе вечно возникает нечто нехорошее. Из-за чего мозг, словно защищаясь, пытается отыскать во всем в этом хотя бы зернышко здравого смысла. Ищет, но никак не может найти.

– «Ищут пожарные, ищет полиция… / Ищут они и не могут найти…»? – рассмеялся Купцов.

– Вот-вот. И по этой причине в итоге начинаешь думать о своей Родине… э-э-э-э-э… не совсем так, как оно подобает, – качнул головой Петрухин и потянулся за подавшим голос мобильным телефоном.

Он всмотрелся в высветившуюся на дисплейчике фамилию «Зеленков» и далеко не сразу сообразил, кто это. А когда наконец вспомнил, удивленно присвистнул:

– Надо же… Это ж сколько лет прошло?!

С Зеленковым они когда-то начинали службу в районе. В одном – буквально стол в стол – кабинетике. Потом Костя ушел в УУР, в отдел по борьбе с квартирными кражами, а уже оттуда, так и не выслужив пенсии, свинтил на гражданку. Вроде как удачно вписавшись в охрану некоего крутого бизнесмена. С тех пор их пути не пересекались. Пару раз Дмитрий что-то такое слышал о Косте от общих знакомых. Но – не более того. И даже странно, что до сей поры зеленковский номер: а) не изменился; б) продолжал оставаться в петрухинской мобильной памяти.

– Слухаю!.. А-а-а… Здорова-здорова, Котька! Сколько лен, сколько зин! Чем обязан такому вниманию?.. Хорошо, давай без прелюдий… И насколько серьезное?.. А ты в курсе, что меня со службы, как бы это помягче выразиться… э-э-э-э-э… тоже ушли?.. Даже так? Вот уж не думал, что моя скромная персона в нашем городке настолько обсуждаема… В принципе, можно и сейчас. А где?.. Да, я знаю это место. Через часик устроит?.. Договорились…

– С кем это ты стрелки забиваешь? – заинтригованно спросил Купцов.

– Котька Зеленков неожиданно объявился. Бывший опер из «квартирного» отдела. Да ты его должен помнить.

– Зеленков, говоришь?

– Усатый, основательный такой. Шайба – во! – Петрухин изобразил руками размер «шайбы».

– Зеленков… Зеленков… – напряг память Леонид. – А! Кажется, вспомнил. Он мне еще кота голодного вечно напоминал.

– Кота?

– Ага. Хитрованского такого типажа котяру. Постоянно высматривающего: что бы такое украсть. И чего от тебя нужно бывшему квартирному оперу?

– Говорит: дело у него какое-то. Якобы много дороже, чем на сто рублей. Хочешь, вместе на Ваську прокатимся? На три «по»?

– На три чего?

– По-видаемся. По-ностальгируем. По-слухаем.

– А-а-а… Да вроде неудобно – он ведь тебя одного приглашал. Опять же, ну как Брюнету чего приспичит?

– Брось! Котька – свой человек. А за Брюнета обратно не вопрос, сейчас подстрахуемся. – Дмитрий пододвинул к себе телефонный аппарат, набрал три цифры приемной: – Здравствуй!.. Сияешь?.. Отрадно слышать. Солнышко, тут такое дело: нам с Купцовым нужно срочно отлучиться по очень важному делу. Засим, если босс вдруг станет интересоваться, скажешь, что мы убыли на секретное задание, предварительно поставив в известность… Кого поставили? Тебя, разумеется. Ага… А как же! Спасибо, милая. Целую крепко, ваша репка… – Петрухин положил трубку и заговорщицки подмигнул приятелю: – Вот и все. А ты боялась.

– Так вы с Аллой что? – немного смущенно, потому как дело-то интимное, спросил Купцов. – До сих пор… того?

Дмитрий одарил приятеля снисходительной усмешкой:

– Ты, наверное, хотел спросить, о мой целомудренный друг: продолжаю ли я поддерживать интимные отношения с секретаршей босса? Выражаясь простонародным: трахаемся ли мы по-прежнему? Ответ – нет, отрицательный. А вот продолжаем ли мы поддерживать отношения дружеско-деловые? Ответ – да, положительный. Хотя, конечно, в самой подобной формулировке уже есть что-то извращенно-противоестественное.

– Спорный момент. Вот, к примеру, доктор Астров говорил, что женщина может быть другом мужчины лишь в такой последовательности: «Сначала приятель, потом любовница, а затем уж друг».

– Доктор Астров? Это который из бюро судебно-медицинской экспертизы на Екатерининском?

– Нет. Это который из «Дяди Вани». Чеховский.

– Не знаю, не читал. Ну так чего, Лёньк, по коням?

– Знаешь, поезжай-ка ты, пожалуй, один.

– Хорош залупаться! – насупился Петрухин. – Между прочим, ты просто обязан доставить меня к месту встречи.

– Вот чего я совсем не обязан, так это выступать в качестве твоего извозчика. С какой стати?

– С такой, что я намереваюсь встретиться с бывшим собратом по оружию.

– И?

– И что же, по-твоему, на встрече выпускников ГУВД я должен употреблять безалкогольные напитки? Тебе вообще как? Не стыдно?

Последний аргумент крыть было нечем. Так что Леонид досадливо сплюнул и начал переобуваться из кабинетных тапочек в уличные кроссовки.

* * *

Менее часа спустя решальщики и Зеленков сидели на открытой летней веранде ресторана «Мама Рома», что в самом начале островного[3]3
  Здесь – Васильевский остров.


[Закрыть] Среднего проспекта, и вели неспешные разговоры за жизнь, потихонечку подбираясь к главному. Согласно последним веяниям, промеж бывших сотрудников сделалось хорошим тоном в ходе алкодискуссий подвергать уничижительной критике текущую реформу МВД. Так что, повспоминав немного минувшие дни и старых знакомых, бойцы перешли к обсуждению модной животрепещущей темы. Тем самым невольно продолжив диспут, начатый решальщиками еще в офисе «Магистрали».

– А у них в конечном итоге всё уперлось в сокращение. В сокращение и переаттестацию! – в запале спора разгоряченно рубал воздух рукой Зеленков. – Притом что сокращать аппарат и в самом деле давно нужно было. Здесь я, как говорится, обеими руками за советскую власть!

В строгом деловом костюме и белоснежной рубашке, при галстуке и золотом перстне-печатке, всем своим видом Котька являл собой идеальный образ топ-менеджера среднего звена, жизнь которого почти удалась. В данном случае «почти» включало в себя раннюю седину, одышку, круги под глазами и тревожный, усталый взгляд. Это по-прежнему был тот самый «хитрованского», по определению Купцова, вида рыжеусый котяра. Вот только ныне не высматривающий по сторонам «где бы чего украсть», а скорее настороженно и прижавши уши озирающийся «как бы откуда-нибудь случайно не огрести».

– Согласен, нужно, – подтвердил Купцов. – Причем сокращать не только конкретные штатные единицы, но и целые подразделения. А именно – те из них, деятельность которых сводится исключительно к имитации деятельности и «решению вопросов». Но вот сокращение в отношении территориальных подразделений лично мне, мягко говоря, непонятно. Равно как пинки под зад таким, не побоюсь этого слова, выдающимся персонажам, как присутствующий здесь товарищ Петрухин.

– Спасибо, дружок. Будем считать, что прогиб засчитан, – с ухмылочкой отозвался Дмитрий. – Но, в принципе, да – есть такая буква в этом слове. Сколько я с разными территориалами в последнее время ни общался, везде – одно и то же. Народ пребывает в полнейшем неведении относительно того, кого и как будут сокращать. А уж за «почему», ему, народу, вообще думать боязно.

Зеленков допил второе пиво, взялся за третье и, как бы между прочим, но не без дальнего прицела, отвесил как бы комплимент:

– Если уж тебя, Митрий, из органов попросили, тогда вся эта реформа и в самом деле не имеет никакого смысла.

– Меня-то, в отличие от того же Лёньки, правильно, как ты говоришь, «попросили», – возразил Петрухин, хотя и заглотил лесть. – Вот только в данном случае не персонально в нас с Купчиной дело.

– А «персонально» в чем? Или в ком?

– Я не очень люблю всяких там диссидентствующих псевдоэстетов. Но сейчас, пожалуй, соглашусь с пиздоболом Бродским: «Трагедия – это когда гибнет не солист, а хор».

– Ни фига себе! – поразился Котька. – Помнится, при мне ты не то что Бродского – Чуковского не мог процитировать. Растешь, однако!

– Я бы на сей счет не обольщался, – пояснил Купцов. – Просто мы недавно одну мутную темку крутили, как раз непосредственно с творчеством Бродского связанную. Вот он и понахватался… Кстати, Дим, а с чего вдруг ты нобелевского лауреата таким нехорошим словом назвал?

– А потому что мы с вами сейчас сидим на том самом Васильевском острове, на который сей деятель манерных искусств обещал приползти умирать, а сам взял и «двинул кони» в Нью-Йорке… А вот интересно, а у них там, в Штатах, тоже в обязательном порядке участкового вызывают, если человек дома загнулся?

– Побойся Бога! Откуда в Нью-Йорке участковые?

– А я знаю?.. Ну, может, не участковые, а эти… как их… шерифы. Котька, ты не в курсе: есть в Штатах институт участковых инспекторов?

– Не, братцы, за Штаты врать не буду, не знаю. Но вот примерно полгода назад мотался я со своим шефом в командировку в Париж. И так уж получилось, что парочку раз бухал там с местными фликами[4]4
  Здесь от flic – разговорное, жаргонное прозвище полицейских во Франции. По одной из версий, рядовые французы расшифровывают слово flic как La federation legale des idiots casques (в буквальном переводе «Легальная федерация идиотов в шлемах»).


[Закрыть].

– Ух ты! Ну и как там оно, в Париже? – мечтательно заинтересовался общей мизансценой Купцов.

– Небось кальвадос изволили кушать? – завистливо заинтересовался частными деталями Петрухин.

– Да нет, всю поездку в основном местное винище пили, – начал с ответа на второй вопрос Котька. – Да и то без фанатизма. Они там, в европах своих, щас все сплошь поголовно малопьющие. Новый тренд у них такой.

– Да уж. Непьющий коп – это действительно тренд. От слова «трындец».

– Так вот, послушал я в промежутках между дринками за ихнюю полицейскую жизнь и ажно обрыдался.

– Что? Настолько всё фигово?

– Окстись, Митя! С чего ты взял?

– Сужу исключительно по боевикам с Аленом Делоном, который вечно боролся с ихней купленной на корню полицией. И, разумеется, по фильму «Откройте, полиция!» с Нуаре.

– Ну ты, блин, вспомнил. Это ж когда было!

– А сейчас типа не так?

– А сейчас там – у-у-у-у!.. – закатил глаза Зеленков. – Шоб я так жил! А также служил, получал и выходил на заслуженный отдых.

– Кончай уже интриговать! Давай поведай нам с Купчиной за буржуйские ндравы.

– Может, в другой раз? – усомнился Костя. – Боюсь, слишком долго рассказывать придется.

– А ты для начала хотя бы в общих чертах. Тезисно.

– Ну если тезисно… Тогда, пожалуй, начну с того, товарищи, что главный показатель работы полиции в Париже – это… – Зеленков выдержал паузу и обвел наноаудиторию вопросительным взглядом. – Это… Ну, какие будут варианты? Активнее, товарищи, смелее!

– Количество зарегистрированных преступлений, – предположил Петрухин.

– Количество раскрытых преступлений, – поправил Купцов.

– Главный показатель работы французской полиции – это общественное мнение. Которое изучается независимыми социологическими службами порайонно и помикрорайонно.

– Эвона как! – крякнул Петрухин и неодобрительно покачал головой. – Знакомая история.

– То есть?

– Получается, ежели вовремя заслать знакомому социологу ящичек какого-нить «бургундского крепкого розового», считай, показатели у тебя на кармане?

Зеленков снисходительно улыбнулся:

– Пардон, мсье Эжен, но я вынужден порекомендовать вам отправиться собирать окурки от сигарет «Голуаз» на бульвар Монмартр.

– Чего сказал? Переведи.

– Перевожу: «Хрен тебе, Егорка, собирай бычки!»

– А! В смысле?

– В том смысле, что ключевое слово здесь НЕЗАВИСИМЫЕ социологические службы.

– А разве такие бывают?

– У них – бывают! Ладно, идем дальше… Главный акцент в работе территориального отдела французской полиции – это дежурная часть. Где почти восемьдесят процентов обращений и сигналов отрабатывается сразу, в момент обращения.

– Да ладно!.. – усомнился Петрухин.

– Вот те мальтийский крест и медицинский полумесяц! – «побожился» Зеленков. – Причем именно что отрабатываются, а не расписываются, как у нас, участковым и операм.

– Которые благо если на следующий день себе в макулатурную папку положат, – ударившись в болезненные воспоминания, докончил Купцов.

– Вот-вот. Я, кстати, разок побывал непосредственно у них в дежурке.

– В каком качестве? Терпилы или подозреваемого? – ехидно уточнил Дмитрий.

– Хм… Очень смешно… Побывал в качестве стороннего наблюдателя. Так вот, там у них прям как на кухне – все буквально кипит. Вы только представьте, парни: буквально все скандалы, инциденты, даже самые мелкие происшествия забиваются в компьютер.

– На фига?

– А чтобы в случае повтора машина сама выдала аналитику.

– Охренеть! – разинул рот Петрухин.

– А у нас тем временем, похоже, собираются подсократить и дежурки, – вздохнул Леонид. – Привет заявителям!

– Поехали дальше, – продолжил экскурс «в их нравы» Зеленков. – После дежурки все внимание местных шефов полиции уделено патрулированию улиц.

– Конному?

– Почему конному?

– Ну там же – Сена?

– Тебе бы, Митя, все шуточки шутить. А я, между прочим, сейчас серьезно.

– Молчу-молчу. Продолжай… Котик.

– Короче, в центре Парижа в штатском работают практически все. Даже полицейские типа нашей милиции общественной безопасности. У них там в арсенале лжеусы, лжепарики и прочая маскирующая амуниция.

– Навроде нашей «наружки»?

– Ну где-то так. А вот в пригородах патрулируют жандармы в форме. Которые – барабанная дробь! – живут в казармах, а потому могут собраться по вызову за считаные минуты.

– Че за хрень? В каких казармах? – озадачился Петрухин. – А если я, к примеру, не хочу? Если я хочу дома и с бабой… хм… в смысле – с женой?

– За такую зарплату, думается, можно и потерпеть.

– Во, кстати! А что там ментам платят?

– Зарплата младшего полицейского составляет порядка 1700 евро. Плюс бесплатный бензин. Плюс бесплатная стрижка, химчистка и прочие мелкие радости жизни. Да, и еще, оплата сверхурочных – обязательна. По этой причине во время ночных беспорядков в Париже желающих поработать было с лихвой – лес рук.

– Однако!

– А тяжело попасть в местные копы? – спросил Купцов.

– С некоторых пор – да. Опять же и обучение у них иное, нашему не чета. Например, на полицейских курсах всем обучающимся ставят баллы, а после выпуска человек, получивший большее количество, сам выбирает лучшее место в вакансиях. А худшего, соответственно, отправляют куда никто не хочет. Что-то навроде распределения в советских вузах. Когда «троечники», рыдая, паковали чумоданы и ехали в Сусуман или в Кустанай.

– Хм… Слухай, Котька, а может, при таких раскладах нам всем троим плюнуть на все, да и вербануться во французскую жандармерию? – задорно предложил Петрухин. – Необязательно прямо в Париж. Лично я согласен даже на какую-нибудь захудалую Шампань или Гасконь.

– Не выйдет.

– Почему?

– Гражданство нужно. Как минимум, вид на жительство. Опять же язык. Да и здоровье…

– А что здоровье? Мы еще молоды и, так сказать, полны. Сил и прочая.

– Ну разве что «полны». – Зеленков печально похлопал себя по пивному животику. – По правде сказать, братцы, не знаю как вы, а вот лично я, с хлебов рыночных, успел нажить себе лишь одно состояние – предынфарктное. А к нему до кучи атеросклероз, хондроз и гипертонию.

– М-да… Совсем некошерно, – посочувствовал Петрухин.

– А может статься, и еще хужее. Если вы мне не поможете. Собственно, потому я тебя, Борисыч, и высвистал, – печально произнес Костя, всем своим видом давая понять, что всё, доселе им поведанное, было не более чем присказка. А собственно сказка – вот она, только теперь начинается.

– Давай, брателло, докладай, что там у тебя стряслось.

– Папу нашего завалили. Неделю назад. Образцов. Выстрел на Казанской. Наверняка ведь слышали?

Петрухин удивленно присвистнул, а Купцов неодобрительно покачал головой.

Образцов! Еще бы не слышать! Образцов – это почти империя. Это поставки продуктов из Европы, это несколько ночных клубов и баров, склады, рынки, автоперевозки. Вот только выстрел снайпера все это дело перечеркнул. Склады, набитые европейской жратвой, остались. И грузовые фуры остались. И дискотеки никуда не делись – гремят динамиками и пылят коксом. Вот только Николаю Николаевичу Образцову по прозвищу Людоед отныне они уже были не нужны…

– Ясно, – сказал Петрухин. – Ты у нас, значится, у Людоеда работаешь.

– Ага. Работал… Пока ему киллер с чердака да в башню не заслал.

– Про твоего Папу мы, конечно, слышали. Как не слыхать? И газеты, и ТВ – все отметились. Громкое дело.

– Громкое, – согласился Зеленков. – А для меня так просто оглушительное. Меня же мои кормильцы на куски рвут: ты, бля, служба безопасности, а папу не уберег… ты за что бабки получаешь? Я им, баранам, объясняю, что стопроцентной безопасности не бывает, что даже президентов США валят… Да куда там?! Разве им чего объяснишь? Они же обделались от страха. Каждый про себя думает: сегодня Людоеда, а завтра? Завтра – меня? Даже премию установили за раскрытие.

– Сколько?

– Двадцать тонн.

– Зелени?

– Нет, бля, деревянных… Не задавай, Митя, дурных вопросов. Конечно, зелени. Они думают, что это ментов подхлестнет, – мрачно сказал Зеленцов и подергал себя за ус, поморщился.

– Ну и как? Подхлестнуло?

– Я тебя умоляю! Птичка-то – глухарек… кому это нужно? Особливо сейчас, в наше столь неустойчивое и непредсказуемое настоящее… да что я тебе буду объяснять, ты же и сам все понимаешь… А мои хозяева как взбесились: обеспечь безопасность! Дай результат любой ценой. Им теперь со всех сторон снайперы чудятся, киллеры-шмиллеры. Беда, мужики… беда. Берут меня за горло. А ты же меня, Митька, знаешь: я всю жизнь воров ловил… Какие, к черту, киллеры?

Зеленков помолчал немного, а потом с читаемой в голосе надеждой спросил:

– Ну что, парни, возьметесь?

– За двадцать тонн? Хм… Можно, конечно, попробовать.

– А ты не забыл, что у нас свой Папа имеется? – укоризненно напомнил Купцов.

– Заниматься творческой деятельностью во внеслужебное время дозволяется даже сотруднику полиции, – назидательно ответил напарнику Дмитрий. Однако, увидев, что такое объяснение того не шибко вдохновило, показательно вздохнул и добавил: – Ладно, убедил, чертяка. Придется попросить благословения у вышестоящей инстанции. Короче, так, Котька: сегодня мы постараемся переговорить с Брюнетом и, в случае если добро от него будет получено, наведаемся к тебе, ну скажем….

– Для меня идеальным вариантом было бы завтра. Первая половина дня.

– Почему?

– Потом объясню.

– Хорошо. В любом случае сегодня вечером я тебе отзвонюсь.

* * *

После разговора с Зеленковым решальщики вернулись в «Магистраль».

Где им несказанно повезло, причем три раза подряд.

Во-первых, Виктор Альбертович оказался в конторе. Во-вторых, нашел время оперативно и без ненужных свидетелей принять. И наконец, в-третьих, дал свое принципиальное согласие на так называемую «халтуру».

Предварительно, правда, поинтересовавшись:

– Я только одно не понял: вам что – денег не хватает?

– Денег всегда не хватает, – невинно улыбнулся в ответ Петрухин. Однако тут же посерьезнел и добавил: – Но в данном случае не в деньгах дело, Виктор. Тем более что успех не гарантирован. А соответственно, не гарантировано и вознаграждение.

– Если дело не в деньгах, то в чем?

– Дык ремесло у нас такое.

– Ладно, работайте… ремесленники, – заключил Брюнет. – Но только не в ущерб нашему совместному делу!

– Не переживай, Витя, ущерба не будет. Согласно ранее отработанной схеме, один из нас все время будет оставаться «на хозяйстве». Да, и держи в виду следующее: ежели мы поднимем это дело, то ты, господин олигарх, автоматически поднимешь свой и без того высокий авторитет.

– Не понял? А каким боком тут мой авторитет?

– А как же? Сам посуди: в городке уже ходят разговоры, что, мол, Брюнет обзавелся собственной профессиональной службой безопасности. Убийство Нокаута раскрыли. Тему с Тарасом порешали. А уж ежели мы классическую заказуху сумеем поднять, а? Тогда любой самый беспредельный отморозок скажет: эге, а с Витькой-Брюнетом лучше не вязаться.

– Убедили, – с улыбкой хлопнул ладонью по столу Голубков. – Поднимайте свою заказуху и мой авторитет, хрен ему между…

Купцов и Петрухин двинули из директорского кабинета на выход.

– Кстати! – вспомнил Брюнет, и решальщики застыли у порога. – А какое вознаграждение установил «Феникс» за Образцова?

– Двадцать тысяч баксов, – честно ответил честный Купцов.

Виктор Альбертович лукаво прищурился:

– Надеюсь, в случае успешной реализации – пять процентов мои?

– Это за что же? – возмутился Петрухин.

– А за амортизацию службы безопасности! – немедля нашелся Брюнет.

И, довольный, расхохотался…

Санкт-Петербург, 17 августа, ср.

На следующий день, с самого утра решальщики отправились в главный офис «Феникса». Тем самым практически сразу нарушив данное Брюнету обещание, что в «халтурные часы» один из них обязательно будет оставаться на хозяйстве.

Место для служебного замка покойный Людоед отхватил что ни на есть козырное – в самом центре Питера, всего в какой-то сотне метров от Казанского собора. Далеко не каждый бизнес может позволить себе роскошь аренды в сем «золотом прямоугольнике». Но уж если сможет – это сразу наглядно демонстрирует вес и статус фирмы. Так вот, судя по внешнему виду, бессмертная птичка Людоеда весила тяжелехонько.

Простому смертному припарковаться на Казанской в будние дни почти нереально. Впрочем, непосредственно возле «Феникса» свободные места еще имелись, вот только, как и «положено», не для всех. Не мудрствуя лукаво Дмитрий вкатил «фердинанда» на пустующее место, почти уперся бампером в табличку с надписью «Только для а/м ЗАО „Феникс“» и просигналил. Почти сразу распахнулась дверь с черным зеркальным стеклом и золотым изображением птицы, объятой пламенем, и из нее вразвалку вышел молодой мордатый секьюр в черной униформе, темных очках и, разумеется, с дубинкой. Секьюр остановился возле двери и ткнул концом дубинки в «фолькс» решальщиков, изобразив своего рода лениво-пренебрежительное движение. Дескать: пшли вон!

В ответ Петрухин снова коротко посигналил и подал микроавтобус на несколько сантиметров вперед, аккурат на «фишку». Морда у секьюра вытянулась. Пару секунд он рассматривал водителя с некоторым удивлением: что, мол, за урод такой? Потом полный решимости двинул навстречу «слабодогоняющим товарищам». На груди у него, так же как и на дверях, горела золотом огненная птица.

Секьюр подошел, и Дмитрий медленно опустил боковое стекло.

– Здесь нельзя стоять, – достаточно нейтрально сказал охранник. Видимо, не мог понять, как к этим двоим относиться. – Это стоянка фирмы.

– А мы как раз на фирму и приехали. Давай убирай свою «фишку».

– На фирму? А по какому вопросу?

– А может, мне объяснительную на твое имя написать? – поинтересовался Петрухин, и этот аргумент отчего-то показался охраннику самым весомым.

Он «деликатно» кашлянул в огромный кулак с перстнем турецкого золота, убрал табличку, и Дмитрий поставил «микрик» на освободившееся место. Между двумя одинаковыми, сверкающими «вольво» обшарпанный «фольксваген» решальщиков выглядел… хм… не очень, и бычок-охранник снова ощутил легкий укол сомнения: а тех ли он запустил на стоянку? Но тут из дверей офиса показался Костя Зеленков, который адресовал секьюру успокаивающую отмашку и направился к выбирающимся из салона партнерам.

На асфальте возле входа в офис стояла керамическая ваза с красными розами. Рядом, накрытая стеклянным колпаком, горела свеча.

– Здесь? – вместо приветствия спросил Костю Купцов.

– Здесь.

– А где обычно он парковался?

– Там, где вы сейчас встали. Это было его постоянное место.

Петрухин помрачнел лицом, так как обозначенная Зеленковым диспозиция была «совсем „не есть гут“». Расстояние от того места, где он сейчас воткнул «фолькс», до офисного подъезда составляло метров пять-шесть. Соответственно, у снайпера на всё про всё имелись те же пять-шесть секунд, не больше. А ежели Людоед был мужик энергичный – и того меньше. Тем не менее снайпер успешно вогнал пулю ему в голову на полпути между машиной и офисом.

Огонек свечи в стеклянном колпаке горел ровно, идеальной формы язычок пламени был вытянут вверх. Он казался наконечником копья и указывал строго в высокое небо. Оттуда, с высоты, прозвучал выстрел. Если верить газетным хроникам о криминальных происшествиях – всего один. И здесь, на самом дне улицы, рухнул на асфальт человек. Нет, оно конечно – Людоед. Но – все равно – человек…

Дмитрий посмотрел наверх, на серую громадину дома, откуда прилетела пуля, и подумал: «Хм… а ведь что-то в этом есть!» Петрухин еще не понял, что именно, но это самое «что-то» сейчас его крайне заинтересовало.

– Откуда стреляли? – уточнил он.

Костя погладил усы и показал желтым никотиновым пальцем: