Текст книги "Бандитский Петербург. 25 лет спустя"

Сергей Акимов (Марадона). Участник разборки в Девяткино. В феврале 1994 года погиб в результате нелепейшего ДТП. Некоторые горожане, возможно, еще помнят скандал, связанный с попыткой друзей Марадоны поставить ему памятник в Петербурге у кинотеатра «Рубеж». Кстати, эта попытка едва не увенчалась успехом…

Юрий Алымов (Слон). Участник разборки в Девяткино. После посадки Малышева возглавил красноселов. Был застрелен во дворе собственного дома 24 марта 1997 года. К тому времени он владел серьезным бизнесом, имел доли в нескольких увеселительных заведениях города (в частности, владел клубом-казино «Пирамида», что на ул. Ломоносова) и, по слухам, намеревался осесть за границей. Но – не успел.

Андрей Берлин. Бывший студент-математик и комсомольский активист. Попавшись в 1974 году на краже со взломом, он столь виртуозно вжился в роль шизофреника, что отсидел в спецбольнице долгих 13 лет. Но нет худа без добра – именно в больничке Берлин познакомился с Кирпичом, который и сам обожал при очередном столкновении с законом закосить под психа. Через знакомство с Кирпичом Берлин вскоре становится едва ли не главным финансистом малышевской группировки, для которой он разрабатывал гениальные (как признавали сами опера) схемы по отмыванию денег. После февральского похищения в 1994 году Берлин, проходящий по «делу Малышева» и находившийся на подписке о невыезде, спешно уехал в Германию. В 1995 году на одном из первых судебных слушаний «дела Малышева» в суде было зачитано сообщение о том, что Берлин был задержан в Берлине по обвинению в совершении тяжкого преступления. Как сложилась его дальнейшая судьба, мне доподлинно неизвестно, знаю лишь, что в последние годы его регулярно видят в Питере.

Станислав Жаренов (Стас Жареный). Участник разборки в Девяткино. Скончался весной 1995 года в тюремной больнице от передозировки наркотиков. В свое время в бандитской среде ходила версия, что на самом деле Стаса убили.

Алексей Лашманов (Викинг). Участник разборки в Девяткино. Так же как и Малышев был родом из Пскова. В конце 1980-х Петербург трепетал от прозвища Викинг: молодежь хотела ему подражать – так же будут обожать Сашу Белого после сериала «Бригада». Летом 1991 года в компании с другими малышевскими Лашманов получил свои 5 лет за вымогательство и хранение оружия. Затем вместе с Юрием Алымовым он некоторое время руководил красноселами и все это время держался в окружении Александра Челюскина. В начале 2000-х был близок к спортивным обществам и фондам. В июне 2003 года Викинг присутствовал на похоронах Кости Могилы, которого пережил лишь на два года – Лашманов умер своей смертью в августе 2005 года.

Константин Лунев (Носорог). Участник разборки в Девяткино. 18 февраля 1996 года труп Лунева с огнестрельными ранениями головы и грудной клетки был обнаружен на улице Доблести, рядом с домом, в котором тогда проживал Носорог.

Валерий Мараев (Герцог). Участник разборки в Девяткино. Судьба неизвестна: по одной версии, был убит еще в 1996 году (сразу после возвращения из Архангельской области, где на поселении он досиживал свой семилетний срок), по другой – Герцог намеренно распустил слух о своей смерти и до настоящего времени скрывается (возможно, за границей).

Сергей Мискарев (Бройлер). Бывший чемпион Минска по боксу. По «делу Малышева» не проходил, так как к тому времени отсиживал срок за убийство Феди Крымского. Освободившись, сколотил собственную бригаду, которая, по некоторым сведениям, насчитывала до сотни бойцов. Был связан с одним из первых в городе охранных предприятий «Дельта-22», сотрудники которого предпочитали вести свою деятельность преимущественно криминальными методами. В ту пору Мискарев, который с середины 1993 года официально продолжал отбывать срок в колонии-поселении, умудрился серьезно поссориться с чеченами. По слухам, те даже объявили его своим кровником. Так ли это на самом деле – сказать трудно, однако в свое время питерские оперативники всерьез отрабатывали версию о том, что закончившуюся неудачей в сентябре 1994 года попытку бегства из «Крестов» знаменитого Червонца (Мадуева) организовывали именно чечены. За это Мадуев якобы должен был ликвидировать Бройлера. (Как уже говорилось ранее, к истории с передачей в камеру Червонца оружия был причастен сам Джапар.) В том, что для убийства Мискарева могло потребоваться вытаскивать из тюрьмы профессионального киллера, в принципе, нет ничего удивительного. Дело в том, что по разным оценкам на него было совершено не менее пяти (по другим данным, 7–8) покушений. Одно из них состоялось в августе 1997 года, вскоре после того, как Бройлер освободился из тюрьмы. Предъявленное Мискареву обвинение в бандитизме, как водится, благополучно развалилось, а за побег из колонии-поселения и подделку документов он получил всего-навсего год и освободился уже в январе 1997-го. 25 августа неизвестный преступник расстрелял из автомата автомашину «форд-скорпио» в которой находились Мискарев со своей спутницей, водитель и охранник. Прибывшим на место преступления сотрудникам милиции Мискарев предъявил удостоверение учредителя газеты «Ритмы города», которое оказалось отнюдь не поддельным (что впоследствии подтвердил бывший главный редактор издания). Похоже, что Мискареву к тому времени действительно наскучила бандитская жизнь, и он предпринял определенные шаги к легализации своей деятельности. Не знаю, соответствуют ли действительности слухи о предпринятых им попытках баллотироваться в депутаты, однако известно, что в конце 1990-х он принимал участие в работе Санкт-Петербургского центра в поддержку ЮНЕСКО, в котором занимал должность президента Фонда развития науки, культуры и образования… В 1999–2000 гг. Мискарев вошел в число учредителей нескольких коммерческих предприятий, а также (видимо, в память о своей боевой юности) принял участие в создании Регионального общественного фонда поддержки ветеранов внутренних войск. В XXI век Сергей Григорьевич зашагнул, успешно защитив диссертацию, посвященную стратегии обеспечения эффективности производственной деятельности предприятия в рыночной экономике. И то сказать – практического опыта в этой сфере ему не занимать…

Александр Челюскин (Чеснок). Челюскин вышел из советского спорта, успев окончить строительный вуз. Почти сразу примкнул к Малышеву и Кудряшову. По словам знакомых оперативников, был героем многих оперативных разработок, однако с завидным постоянством умудрялся выходить сухим из воды. Помыкавшись вместе с Малышевым в Скандинавии, где Челюскин попробовал заниматься мошенничеством с автомобилями, он вернулся в Петербург, где возможностей проявить себя было несоразмерно больше.

После возвращения с чужбины Челюскин добился признания в бесконечных столкновениях с конкурентами, отстаивая интересы своих коммерсантов. Но вскоре уехал в Германию. Злые языки поговаривают, что одна из встреч окончилась для оппонента столь же плачевно, как для Феди Морозова в Девяткино. Но именно этот очередной вынужденный отъезд и решил его судьбу: за время отсутствия Челюскина в Санкт-Петербурге все лидеры как тамбовских, так и малышевских успели побывать за решеткой по обвинению в вымогательствах. Те, кто избежал правосудия, немилосердно истребляли друг друга.

Возвратившись в конце 1990-х, Александр Челюскин начал осмысленную жизнь. Он стал близок ко многим чиновникам правительства города (поговаривали, что супруга губернатора Петербурга знала Челюскина едва ли не с младенческих лет). Челюскин вошел в несколько благотворительных и спортивных организаций (говорят, действительно помогал), к началу века стал учредителем двух десятков фирм. О его прошлом не принято было вспоминать, так как юридически он был чист. Вершиной официальной бизнес-карьеры стало место в совете директоров «БалтОНЭКСИМбанка» (Челюскин был избран на собрании акционеров банка в конце декабря 2001 года), однако какого именно акционера он представлял в совете, так и осталось загадкой. Впрочем, финансистом Челюскин пробыл не слишком долго. С переходом Владимира Яковлева на работу в правительство России банк перестал ориентироваться на Смольный, и уже в июне 2003 года Александр Челюскин был вынужден покинуть совет директоров.

Челюскину откровенно завидовали, поскольку он умудрился не только выжить, но и реализоваться. Ничто не предвещало беды, как вдруг в середине 2000-х трагически погибла его жена. Погибла нелепо: во время прогулки на катере ее убило током. С этого момента все изменилось. Александр не смог себе простить гибели супруги, тем более что жена категорически не хотела той поездки. Конечно, врачам виднее, но многие знавшие Челюскина говорят о том, что вследствие этого несчастья у него открылся рак. Бывший спортсмен в прямом смысле начал сохнуть, совсем недавно высокий и красивый мужчина весил 73 килограмма. 19 сентября 2007 года он умер в немецком госпитале.

Ферма Карабаса

Вскоре после выхода первых глав «Бандитского Петербурга» заглянул ко мне в редакцию один гражданин. В целом положительно отозвавшись о моих очерках, он посетовал на некоторые неточности в рассказе об иерархической структуре петербургских банд. Глубокие познания визитера в предмете нашей беседы, его манеры, одежда и речь не оставляли сомнений в определении избранной им профессии. Да он и не скрывал ее практически с самого начала нашего знакомства. Гражданин представился Карабасом[125]125
  На самом деле, конечно, кличка у нашего гостя совсем другая. Но одним из условий наших контактов было его полное инкогнито. Почему мы решили называть его именно Карабасом, а не как-нибудь иначе, читатели поймут из рассказанного ниже.


[Закрыть], лидером одной из бандитских группировок Петербурга. Карабас заверил, что его визит не будет иметь никаких неприятных последствий: он-де вызван исключительно благородными целями – помочь журналистам правдиво рассказать читателям о таком интересном явлении, как современный бандитизм.

– Поймите, Андрей, – говорил Карабас уже в ресторане, где он предложил продолжить беседу. – Пройдут годы, и все у нас в России устаканится. Нынешние бандиты станут солидными предпринимателями, бизнесменами, может быть, даже издателями и меценатами. В мировой истории такое уже было – в США. Так вот, в далеком будущем историкам наверняка будет интересно знать – с чего, с какого капитала зарождались могущественные корпорации и финансовые империи. Откуда взять эти сведения? В том числе и из старых книг и газет. Понимаете? О нас в будущем будут судить и по тому, что вы напишете сегодня. Это понимают не все из нашей среды, но те, кто понимает, безусловно, заинтересованы в объективной информации о нас…

Карабас не шутил. Он вертел в руках полупустой фужер, смотрел куда-то поверх моей головы и мыслями был далеко в грядущем. Я усмехнулся, и Карабас вернулся в день сегодняшний.

– Понимаю, о чем вы подумали, – сказал он. – Нет, я не имею в виду себя лично – не настолько я тщеславен. Я говорю о всем явлении в целом. Нынешний бандитизм в России переходного периода от социализма к капитализму – это не примитивная уголовщина, в чем пытаются уверить обывателей наши оппоненты из ментовки. Это сложное и интересное социально-экономическое явление – между прочим объективное, как любая историческая закономерность… А что касается личностей… В США сейчас вышла книга – «История американской преступности» – настоящий бестселлер! Не читали? Я пришлю вам экземпляр… Может быть, когда-нибудь нечто подобное выйдет и у нас, и это тоже будет безумно интересно! Вот только кто будет ее писать? Я лично опасаюсь однобокого, предвзятого подхода, ведь большинство пишущих на криминальные темы получают информацию из милиции, а ее вряд ли можно назвать абсолютно объективной. Нас часто изображают этакими тупыми монстрами, которые выжигают деньги из людей утюгами и паяльниками…

И Карабас пустился в долгие рассуждения, суть которых сводилась к тому, что все – люди, в том числе и бандиты, поэтому и среди них бывают хорошие и плохие, честные и подлые, трусливые и смелые, жестокие и добрые, жадные и щедрые. Карабас приводил многочисленные примеры в подтверждение своих слов, правда, все примеры были обезличенными, там, где следовало назвать кличку или имя, он, с небольшой паузой, говорил «один человек» или «другой человек». «Человеками» Карабас называл исключительно бандитов, говоря же о бизнесменах, он употреблял словосочетания «один барыга» или «другой барыга».

Я начал уже немного уставать от разговора, который на самом деле был практически монологом, как вдруг Карабас, рассказывая о методах получения денег с должников, произнес следующее:

– Лично я – против физической жестокости. Всегда есть другие методы. Например, моих должников никто не пытает и не мучает. Если они не могут отдать долг, их просто доставляют в мое имение, где они отрабатывают то, что задолжали. На селе рабочие руки – большой дефицит.

Я стал расспрашивать его об этом подробнее, но Карабас неожиданно замкнулся, свернул беседу, и мы распрощались, договорившись о том, что этот разговор будет не последним.

Все последующие встречи я возвращался к теме карабасовского имения и трудящихся там должников, но он особого энтузиазма не проявлял, пока однажды, махнув рукой, не сказал в сердцах:

– Да что ты прицепился ко мне с этой фермой? Что да как… Поехали со мной туда на выходные, сам все и увидишь!

Может быть, он сказал это, погорячившись. Видимо, думал, что я откажусь от поездки. Но я согласился. Правда, от момента его приглашения до самой поездки прошло почти полтора месяца – то у него возникали срочные дела, то барахлила машина, то еще что-то.

Мне казалось, что Карабас сам не рад тому, что меня пригласил, а время тянет, чтобы на ферме его все успели привести в то состояние, когда безопасно было бы показать ее журналисту. Наконец он позвонил мне в одну из пятниц:

– Завтра я еду на ферму. Поедешь?

– Конечно!

– Я буду у твоего дома в шесть утра.

На следующее утро вишневый «мерседес» стоял у моего подъезда. Карабас сидел за рулем, на пассажирском сиденье расположилась красивая женщина.

– Моя жена. Андрей, – представил он нас друг другу.

Я спросил, далеко ли нам ехать.

– Километров четыреста, часа за четыре доедем.

– Это по нашим-то дорогам?

Карабас хмыкнул.

– Все ругают наши дороги, а ругать надо наши машины, – сказал он, любовно поглаживая руль «мерседеса».

Мы отправились в путь. Когда проехали километров сто, Карабас повернулся ко мне и предложил:

– Ты ляг, поспи.

– Да я не хочу…

– А ты все равно ляг, – и я понял, что он не хочет, чтобы я запомнил дорогу.

Машина поворачивала, петляла, негромко играл магнитофон…

– Просыпайтесь, подъезжаем, – потрясла меня за плечо супруга Карабаса.

Я сел.

Карабас обернулся ко мне, потом высунул руку из окна и довольно сказал:

– Кому принадлежат эти поля и леса? – и ответил сам себе: – Маркизу Карабасу! А вот и мое имение.

Имение Карабаса представляло собой хутор, стоящий на небольшой возвышенности. Очень большой дом, служебные постройки, баня, сад и просторный загон для скота. Вокруг дома проложена толстая стальная проволока, к которой цепями были пристегнуты два огромных волкодава. Волкодавам это позволяло ходить вокруг всего хутора. Перед домом стоял небольшой красный трактор.

Из избы вышли четверо мужчин, трое еще не старых, а один седой и колченогий.

– Батюшки, приехали! А мы уж и не ждали! Радость-то какая! – запричитал колченогий. В бурных проявлениях его «радости» чувствовались фальшь и испуг.

– Режь барана, – коротко бросил Карабас, проходя в избу. Молодые в это время удерживали рычащих волкодавов.

– Барашка-то нетрудно, сей момент, но, может быть, и не надо? Вечером Иван лося подстрелил, сейчас котлеток навертим, печеночки поджарим? А? Баньку, баньку-то истопить? – суетился колченогий.

Карабас вопросительно глянул на меня и сказал:

– Бани не надо, времени мало. А лося готовьте. Браконьерите?

– Так, а что же, браконьерим? Он на нашей земле был. Иван его у самой избы завалил…

Все увиденное и услышанное живо напоминало кадры из какого-то полузабытого кинофильма – «барин приехал»!

Изба была большой – как бы две просторные горницы. В одной – три кровати, в другой – пять. Чувствовалось, что женщин в избе практически не бывает, вроде бы и чисто, а нет того уюта, который создают за полчаса женские руки…

– Ну вот, располагайся, – сказал Карабас, садясь за стол. – Это мое имение. И все вокруг, докуда глаз хватает – моя земля. Фермерское хозяйство.

– А эти люди… Это и есть должники?

– Нет, это мои постоянные работники. Хромой-то, кстати, раньше оперным певцом был, пока ему ноги не перебили… Его тут ходить заново учили, от алкоголизма вылечили… А Ваня, который лося подстрелил, он раньше в Питере ночным шашлычником работал, знаешь, на улицах стоят такие? Вот и он стоял так, пока однажды одного человека собачатиной не накормил. Тот шашлык дожевал и за будку по нужде завернул – а там собачья шкура лежит… Теперь вот Ваня здесь…

– А какие работы выполняют должники? Они ведь люди городские, к сельскому труду не привыкшие…

– Простейшие навыки они здесь получают быстро. Уход за скотом, вскапывание грядок – ничего сложного.

– Родные, близкие их не беспокоятся, не ищут?

– Они, как правило, предупреждают родственников. Перед ними выбор невеликий – либо продавать все имущество, либо поработать здесь.

– Бежать отсюда не пробовали?

– Это невозможно. Отсюда не убежишь.

– А в милицию никто не обращался?

– Мы с этим не сталкивались.

– Ну а каков сам механизм списывания долга? Сколько должник может отработать в месяц?

– Долларов 30–40. Смотря как работает.

– Тридцать-сорок?! А если долг большой, ему что, всю жизнь здесь горбатиться?

– Так и должники-то кто? Спекулянты мелкие, матрешечники, фарца разная… Ты думаешь, у них долги большие? У кого сотня баксов, у кого двести. А те, у кого долги большие, у них всегда можно натурой долг взять. Да и зачем же бизнесмена от бизнеса надолго отрывать? Он перестанет бизнесменом быть. Другое дело, привезти его сюда для краткосрочной изоляции, так у нас для этого своя темница есть, тюрьма подземная, зинданчик. Пойдем, покажу…

Карабас откинул люк в полу – вниз уходила деревянная лестница.

– Залезай, посмотри…

Я начал спускаться. Погреб был довольно глубоким, по крайней мере я мог в нем выпрямиться, не боясь удариться головой. Оглядеться не успел – Карабас захлопнул люк, и я остался в полной темноте. Стало как-то холодно и, если честно, страшно. В голову полезли разные нехорошие мысли. Но я успокаивал себя тем, что, видимо, Карабас решил пошутить. Пошутит и перестанет… Стал ощупывать руками стены погреба. В одном углу наткнулся на деревянный топчан. Провел рукой по стене – звякнул металл. В стену, обшитую досками, была вбита цепь, заканчивающаяся металлическим ошейником…

Люк наверху открылся, и показалось довольное лицо Карабаса.

– Ну как, проникся?

– Проникся… А где же сами должники-то? Сейчас есть кто-нибудь?

Карабас огорченно вздохнул и развел руками:

– Сейчас, как назло, нет никого. Мы ведь не занимаемся захватом пленников для обслуживания фермы. Люди не всегда бывают должны. У нас то густо, то пусто. Рекорд был прошлой зимой – десять человек! Теснота была страшная, и экономически невыгодно – их же всех кормить надо… Ничего, скоро новые помещения построим… Пока в стране инфляция, деньги нужно в сельское хозяйство вкладывать. Продукты нужны людям всегда…

Обедали молча, лосятина почему-то не лезла в горло. После еды стали собираться обратно. Минут тридцать Карабас что-то тихо говорил колченогому, а тот подобострастно кивал.

Волкодавы тоже получили свою порцию мяса, они жрали сырую лосятину жадно и быстро, лапы у них до самого брюха были забрызганы кровью…

– Ну что, вижу, не очень тебе моя ферма понравилась? – констатировал Карабас.

– Неужели ты сам не понимаешь… Ведь эти должники, они просто становятся настоящими рабами… Дикость какая-то…

– А Россия пока еще дикая страна… Да и их никто не заставлял в долги влезать… Эх, Андрей, рабство это не факт сидения на цепи. Рабство – это состояние души…

Видимо, мои слова задели Карабаса, потому что, садясь в машину, он неожиданно сказал:

– Между прочим, некоторые сюда сами просились. А некоторых семьи отдавали и еще деньги нам платили – чтобы мы их от наркотиков и пьянства отучили. И излечивали, кстати. Первый месяц били каждый день, чтобы не выли, зато потом они в человеческий образ возвращались…

«Мерседес» тронулся, и Карабас вновь предложил мне лечь поспать. Но сон не шел, несмотря на сытный обед. Через пару часов езды Карабас остановился и предложил мне пересесть за руль – он засыпал. Жена его тоже спала. Глядя на них, мирно спящих, я пытался вызвать в себе какое-то чувство гнева, но почему-то не мог. Вместо гнева ощущалась тоска…

Карабас был прав – не дороги надо ругать у нас, а машины. На скорости 100 километров в час в «мерседесе» не чувствовалось толчков от ухабов и ям. Иногда казалось, что машина стоит на месте и мы не удаляемся от карабасовского имения.

Казалось, что вся наша страна чем-то похожа на ферму Карабаса…