Текст книги "Бандитский Петербург. 25 лет спустя"

Дожить до рассвета

После ареста Малышева обстановка в бандитском Петербурге чрезвычайно накалилась. Бандиты теряли своих людей во внутренних разборках и в продолжавшейся волне арестов. Кое-кто даже пустил слух, что посадки все новых и новых бандитов вызваны тем, что малышевские лидеры их сдают. Осенью 1992 года в бандитской среде Петербурга даже родилась грустная поговорка: «Кого не посадили, того дострелят».

Одновременно с этим Петербург стал объектом пристального внимания ориентированной на воров в законе Москвы. На состоявшемся в конце февраля 1993 года московско-питерском сходняке москвичи открыто предложили свои услуги для принятия знамени из ослабевших рук. Выступивший против этой идеи Андрей Берзин по кличке Беда был расстрелян из автомата спустя несколько дней после сходняка – в лучших традициях гангстерского жанра. Москвичи поставили смотрящим по Питеру Кудряша, а его заместителем – Костю Могилу. Усилившийся натиск воров не принес мира: в 1993 году были осуществлены покушения чуть ли не на всех видных питерских бандитов.

Однако питерский бандитизм выжил и продолжал развиваться, штурмуя все новые и новые высоты. Этому в немалой степени способствовало возвращение в Петербург Владимира Кумарина. На тот период уже можно было говорить о наличии в городе мощных, структурированных преступных сообществ с коммерческими, экспертными, разведывательными и контрразведывательными службами, с прекрасной материально-технической базой, со своими политиками и рупорами. Схема сообщества упрощенно выглядела так: бригада (5–10 человек), звено (от 2 до 5 бригад), группа (2–5 звеньев), группировка (2–4 группы), сообщество (от 5 и более группировок). При этом осознавали себя реально членами именно сообщества бандиты не ниже уровня звеньевых. К началу 1994 года в Петербурге совершенно четко можно было выделить тамбовско-воркутинское, азербайджанское, чеченское и малышевское сообщества.

К тому времени были известны факты, когда к лидерам сообществ привозили уже не только бизнесменов, но и директоров крупнейших государственных предприятий, а бандиты давали им заказы – а следовательно, работу и рабочие места.

С начала 1993 года бандитизм стал брать на себя функции регулирования рынка, который мы все вместе и сообща пытались построить. Установились прочные контакты с зарубежными партнерами в Германии, Венгрии, Польше, США, Италии, Финляндии, Швеции и других странах. Разрабатывались и осуществлялись уникальные криминальные операции, не имеющие аналогов в мировой практике…[126]126
  О некоторых из них подробно рассказано в книге «Бандитская Россия», которая была написана мною в соавторстве со шведским журналистом Малькольмом Дикселиусом и выпущена в 1997 году. Обновленное и дополненное переиздание этой книги вышло в свет весной 2008 года.


[Закрыть]

Но вернемся к тому, с чего начиналась четвертая часть этой книги. Так вот, никакой загадки призрачного бандитизма не существует, потому что бандитизм давно перестал быть призраком. Однако существуют чрезвычайно влиятельные силы, заинтересованные либо в недооценке состояния организованной преступности в России, либо в оценке примитивной. Грустно осознавать, что весьма высокие должностные лица, как правило, воспринимают организованную преступность как просто рэкет, а глав преступных сообществ считают всего-навсего главными рэкетирами. Отсюда и убожество программ по борьбе с организованной преступностью, предложенных большинством, подавляющим большинством депутатов Государственной думы. Как могло получиться, что в проекте новой Конституции намного больше места было уделено правам задержанных милицией – то есть потенциальных преступников, чем правам жертв? Предложить ограничить задержание граждан без ареста с 72 часов до 48 мог только человек, совершенно незнакомый с элементарной оперативно-следственной практикой, либо… За 48 часов просто физически не успеть оформить все необходимые бумаги и провести все положенные мероприятия. А если задержанный без документов бандит откажется помочь идентифицировать свою личность под предлогом того, что он, скажем, зулус, и требует переводчика? Тогда его смело можно выпускать сразу, за двое суток сделать все необходимое не сумеет даже Штирлиц.

В обществе еще не сложились условия для нормального противостояния организованной преступности – прежде всего потому, что еще не сформировался средний класс – гарант стабильности в любом государстве, а прослойка между элитой и люмпенами – это пока еще очень тонкий, почти пограничный слой… Да, за последние десять-пятнадцать лет в нашей стране стало на порядок больше действительно богатых (и очень богатых) людей. Но, с другой стороны, – количество бедных до сих пор превышает их число в несколько порядков. А между ними – тоненькая прослоечка так называемого среднего класса, на который наше правительство возлагает большие надежды, однако мало что реально делает для того, чтобы эта самая прослоечка стала потолще. Меня, признаться, всегда удивлял тот факт, что все эти наши политологи, экономисты и прочая отчего-то постоянно внушают нам следующую мысль: средний класс в основной массе своей должен быть представлен людьми, занятыми в сфере малого и среднего бизнеса. Между тем, скажем в Европе, средний класс – это сословие высокопоставленных служащих: врачи, учителя, полицейские, те же журналисты. У нас же в стране сегодня журналист, если он не трудится на ниве черного пиара, – это голь и рвань перекатная. О «полицейских», учителях и врачах просто скромно умолчу – ассоциации напрашиваются самые неприличные. Мое личное убеждение: вот когда именно эти категории людей станут средним классом, тогда лишь все у нас наладится и пойдет нормально…

* * *

Дожить до рассвета…

Тьма криминального беспредела накрыла нашу землю. Ее не надо бояться, нужно просто спокойно и холодно сказать себе, что это так. Страх и истерика, а также самообман ничего не дадут; кроме того, по законам природы, чем больше сгущается тьма, тем скорее и неизбежнее наступит рассвет. Вот и нужно готовиться к этому рассвету – держаться, как держатся десантники в окружении, беречь патроны, товарищей и себя и ждать подхода основных сил, удерживая занятые рубежи. Это очень важно сейчас для всех порядочных людей. Важно сохранить себя, свою честь и свой потенциал, не скатиться в болото отчаяния, не продать свою душу, не спиться от тоски и боли, не отупеть и не превратиться в разваливающийся от безволия и жалости к самому себе кусок дерьма. В общем, нужно сжать зубы и выжить. Это не так легко, но и не невозможно. Нужно просто дожить до рассвета…

Дожить до рассвета…

Возможно, кто-то сегодня сочтет эту фразу чересчур пафосной и, пожалуй, в чем-то будет прав. Признаться, я и сам где-то считаю, что в документальной книге пафос выглядит не совсем уместно. И все же…

В данном случае следует вспомнить, что это было за время – Петербург образца начала 1990-х. Время абсолютного отчаяния и неверия у подавляющего большинства простых людей. В домах, на работе, на улицах – везде сотни напуганных глаз, в которых читался один вопрос: как быть, как жить дальше?

Мрачные времена. Люди боялись вечером выходить на улицы, боялись выезжать в город на своих несчастных «москвичах» и «копейках». Был страх от того, что ты можешь случайно чиркануть крыло бандитского «мерина» (или он «случайно» чирканет тебя), и на этом твоя жизнь… закончится. Если из этого «мерина» выйдут два добродушных бандита и просто сломают тебе два пальца, увидев, что взять с тебя нечего, считалось, что тебе здорово повезло. Если ты торгуешь в палатке, у тебя могли забрать весь товар (естественно, не заплатив за него). Если ты пришел в кафе с красивой девушкой, ее могли силой забрать и увезти с собой. Если ты сидишь за рулем автомашины, тебя могли просто выкинуть из нее, чтобы просто съездить куда-то по своим делам. Вот такие это были времена… Я и сам в ту пору постоянно держал в салоне своей «Нивы» дубину (ножку от стола) и даже, помнится, несколько раз попадал в ситуации, близкие к тому, чтобы использовать ее по прямому назначению в качестве ударно-дробящего оружия. Кстати, и сами бандиты постоянно таскали тогда с собой волыны, а спроси любого – зачем ему оружие? Он недоуменно пожмет плечами: «А как я без тэтэхи?» В кабак, на дискотеку, на стрелку, в баню – без ТТ как без штанов. Потому что стрельбу тогда могли начать совершенно по любому поводу: кто-то что-то сказал, посмотрел не так… Всё, понеслась душа в рай. Вот такие это были времена…

Дожить до рассвета…

В свое время над этой фразой очень потешался дядя Слава Кирпичев. Сидя в «Крестах», он даже обменивался с сотоварищами рисуночками-карикатурками, на которых изображался ваш покорный слуга с пулеметом-авторучкой наперевес, отбивающийся от бандитов «в ожидании рассвета». Правда, сам-то Кирпичев дожил лишь до 1996 года. Да и вообще, среди персонажей-упырей «Бандитского Петербурга» сегодня гораздо больше покойников, чем живых. Но тогда эти строчки их страшно веселили и забавляли.

Впрочем, у простых, нормальных людей была совершенно обратная реакция. В своих письмах, в разговорах со мной они часто почему-то вспоминали именно эти строчки как наиболее зацепившие, тронувшие за душу. Возможно, из-за того, что в них все же были вера и надежда на то, что рассвет все-таки придет, а жизнь все-таки наладится. Именно веры и надежды в те времена нам всем так не хватало.

Лето 1992 – зима 1994 гг., лето 2003 г., осень 2008 г., лето 2012 г.

Часть пятая. Государство в государстве

Наверное, эту книгу можно писать всю жизнь…

После выхода в сборнике «Ловушка для умных» (1994) первых частей «Бандитского Петербурга» я получил много читательских откликов. Как ни странно – и те, кто ругал меня, и те, кто благодарил, задавали один и тот же вопрос: «Зачем вы об этом пишете? Для чего вам это надо?» Кто-то предполагал, что я работаю на бандитов, делаю им бесплатно рекламу, кто-то, наоборот, считал меня «ментовской прокладкой». Самое смешное заключается в том, что, работая над темой развития современной организованной преступности, я действительно получал неоднократные предложения пойти на службу практически во все правоохранительные структуры. Аналогичные предложения высказывали и некоторые преступные группировки. Один день у меня был даже рекордным – за 24 часа я получил два приглашения от параллельных правоохранительных структур и одно от бандитов. От всех этих предложений я отказался. Я пишу об истории петербургского бандитизма потому, что мне это интересно. И надеюсь, что интересно это будет и вам, уважаемые читатели. То, что вы читаете, – это уже история, потому что книга никогда не угонится по оперативности за газетой или даже журналом. А историю надо знать, какой бы горькой, страшной и позорной она ни была. Потому что именно история помогает правильно ориентироваться в событиях сегодняшнего, а нередко и завтрашнего дня.

С тех пор как я занялся журналистским ремеслом, меня, а впоследствии и моих коллег – сотрудников Агентства журналистских расследований – с завидным постоянством пытаются обвинять в ангажированности и работе «на заказ». Я не умею пользоваться Интернетом, однако знакомые люди рассказывали мне, что время от времени в Сети появляются некие, по большей части анонимные, материалы, в которых говорится, что я, оказывается, «пиарю Мирилашвили», «занимаюсь информационным обслуживанием Кумарина», «получаю деньги от Кости Могилы»… Бумажные СМИ, напротив, считают, что мы «кормимся» от милицейского Главка и эфэсбэшников, которые сделали наше агентство, цитирую: «монополистом на распространение информации о криминале». Ну а взамен они якобы пользуются нашими возможностями для слива оперативной информации…

Реагировать на такую паранойю довольно сложно. Потому как элементарные, самые простые вещи объяснять и доказывать всегда труднее. Попробуйте-ка сами убедительно доказать собеседнику, что вы не верблюд. Особенно когда простое отрицание его не устраивает – ему нужны некие убедительные, исчерпывающие доказательства… Так что я не знаю, какие доводы еще нужно привести, чтобы окончательно дать понять тем людям, которым, видимо, не дает покоя сам факт существования нашего агентства, что мы не работаем ни на тех, ни на других. Хотя в процессе нашей работы действительно регулярно общаемся и с теми, и с другими. Однако любой знакомый с основами информационной работы человек знает, что получение информации в процессе общения не может носить односторонний характер. Невозможно получать информацию, лишь забирая ее. Хотя бы потому, что даже характер задаваемых вами вопросов в конечном итоге также является как минимум информацией для размышления… Покупкой информации я не занимаюсь. И не приветствую это дело у своих сотрудников, поскольку знаю, что источник, передающий сведения за деньги, в конечном итоге начнет обманывать тебя гораздо быстрее, нежели тот, кто предоставляет информацию по другим мотивам. Что же касается пресловутого слива информации – это тоже не к нам. Что называется, не по адресу… А вообще, в среде разведчиков на этот счет есть хорошая поговорка: «Сливают дерьмо в унитазе. А вот информацией – обмениваются».

 
…И если кто-нибудь даже
Захочет, чтоб было иначе,
Бессильный и неумелый,
Опустит слабые руки,
Не зная, где сердце у спрута
И есть ли у спрута сердце…
 

А. и Б. Стругацкие. Трудно быть богом

В борьбе с современной русской организованной преступностью хотелось бы видеть не только самое борьбу в виде страшных пятнистых автоматчиков на дорогах, но и какие-то победы.[127]127
  Примечательно, что если со временем бандиты последовательно и повсеместно избавлялись от соответствующей их образу жизни наглядной атрибутики, то представители силовых структур, напротив, всячески видоизменялись в сторону внешнего показного антуража. Примета нашей сегодняшней жизни – милицейские патрули в бронежилетах, касках и частенько с автоматами наперевес. А уж без стремительно вошедшей в моду резиновой дубинки сегодня и вовсе редко встретишь милиционера. При этом грозного вида стражей порядка нынче скорее пугается мирное население, нежели преступники, для которых весь этот маскарад, видимо, изначально и устраивается.


[Закрыть] Между тем с этими самыми победами дело обстоит далеко не так радужно, как с борьбой. И если неискушенный обыватель поначалу еще радовался кадрам почти ежедневной видеохроники, показывающей, как в разных городах и весях нашей необъятной родины бритоголовых бандюганов снопами грузят в милицейские машины, то очень скоро этот же самый обыватель, видя, что в окружающей его действительности мало что меняется, все чаще стал задавать себе вопрос: «Как же так? Грузят и грузят, а меньше их не становится… Куда же они деваются после погрузки? Или, может быть, дело вовсе не в погрузке и даже не в тех, кого грузят?..»

К сожалению, даже на самом верху политического олимпа России современную организованную преступность очень долго продолжали считать разросшимся рэкетом, а ее лидеров – главными рэкетирами. Стоит ли говорить о том, каковы могли быть результаты борьбы с противником, которого, мягко говоря, настолько недооценивали? При этом самое печальное заключается в том, что организованная преступность не стоит на месте и не ждет: когда же государство начнет ее оценивать адекватно? Она развивается, причем стремительно. И если где-то в начале 1994 года можно было говорить о том, что оргпреступность в своем развитии вышла на уровень высокоорганизованных преступных сообществ с боевыми, разведывательными, контрразведывательными, коммерческими и аналитическими подразделениями на суперсовременной материально-технической базе, то по прошествии всего лишь каких-то нескольких лет уже можно было, не боясь ошибиться, констатировать, что в России существует настоящее государство в государстве.

У этого государства в государстве есть свои вооруженные силы и полиция (боевики преступных группировок), свои идеологи и политики (воры в законе, авторитеты и теневые авторитеты), свои экономисты и промышленники (держатели общаков и их приумножатели и крупные бизнесмены, сознательно работающие на организованную преступность)…

При этом совершенно неправильно было бы рассуждать: кто важнее, кто главнее – боевики или экономисты? Государство в государстве – это как человеческий организм, в котором все взаимосвязано, и кто скажет, что в нем важнее – мозг, печень или сердце?

Худой мир лучше… для кого?

Де-факто это государство в государстве уже признано – и не только бизнесменами, сталкивающимися с ним в своей деятельности постоянно. Например, газета «Известия» в 1993 году прямо заявила: «Мафия – бессмертна… Однако живучесть криминальных структур вовсе не означает, что с ними нельзя бороться либо ограничивать их деятельность путем разумных компромиссов…» Каково?! Бороться или, если борьба не получается, идти на «разумные компромиссы»… И далее, в том же номере «Известий», об опыте первых переговоров с мафией рассказывает государственный чиновник – полковник милиции, начальник государственно-правового управления мэрии Москвы Сергей Донцов: «Милые, интеллигентные люди. Как я узнал – воры в законе… Мне дали понять, совершенно четко… что никто не позволит просто так впутить на Данилевский рынок какую-то новую структуру, не спросив разрешения… Возникли и условия:…возмещение легальных расходов, которые понесла легальная структура, арендовавшая рынок ранее… Сумма оказалась солидной, но не устрашающей…» А далее господин Донцов и вовсе высказал идею создания специальных (пусть секретных!) нормативных актов по переговорам государства (в лице сотрудников правоохранительных органов) с организованной преступностью…[128]128
  Впоследствии еще дальше пошел до сих пор горячо любимый некоторой частью нашего электората политик-шоумен Владимир Вольфович Жириновский. В 1999 году в интервью немецкой газете «Берлинер цайтунг», комментируя решение выставить свою кандидатуру на губернаторских выборах в Ленинградской области (к счастью для местных жителей, этого не произошло), он, в частности, сообщил, что ради достижения своих целей готов «вступить в союз с мафией». Жириновский мотивировал это тем, что с братвой лучше договориться, чем воевать. (Раз уж влияние криминальных структур на политическую жизнь России столь велико!) Таким образом, мудрый Владимир Вольфович сделал не менее мудрый вывод: если не можешь победить, присоединяйся! Впрочем, от лидера партии, которая щедро торговала местами в Государственной думе, трудно было ожидать чего-то другого…


[Закрыть] Ну да справедливости ради отметим, что далеко не все работники правоохранительных органов разделили позицию господина Донцова. Некоторые посчитали ее просто предательством…

М-да… Комментировать тут, собственно, нечего. Тем более что в политике всегда было важно создать прецедент, посмотреть на вызванную реакцию, а потом возвести прецедент в ранг закона. К слову, нечто подобное происходило и несколько лет спустя, в частности при обсуждении вопроса о возможности репатриации капиталов, незаконно вывезенных за границу. Отдельные наши политические деятели начали прощупывать эту тему довольно давно, ну а в 1997 году президент России Борис Ельцин, выступая на заседании Совета Федерации, публично заявил, что для тех, кто незаконно держит капитал за границей, может быть объявлена экономическая амнистия. С тех пор жаркие споры, посвященные амнистии капиталов, не утихали. Одни открыто поддерживали эту идею, другие категорически отвергали. Между тем летом 2002 года на очередном съезде Торгово-промышленной палаты другой российский президент, господин Путин, недвусмысленно дал понять, что является сторонником экономической амнистии, заявив: «Государство не должно хватать всех за рукав, спрашивая, откуда эти средства взялись, если само в свое время не смогло создать нормальных условий для инвестиций».

В принципе глав государства понять можно – стране как воздух нужны инвестиции для пополнения бюджета, на развитие экономики. Не будучи специалистом в области финансов и слабо разбираясь в макроэкономических процессах, мне трудно оценить, насколько высоким может быть экономический эффект от принятия закона о легализации капиталов, вывезенных за границу. Однако, как и любому здравомыслящему человеку, мне понятно, что происхождение подавляющего большинства этих капиталов сопровождалось деятельностью, которая в том числе довольно подробно описана в особенной части Уголовного кодекса РФ. Причем в данном случае речь идет не только о банальном уклонении от уплаты налогов, но и еще о целом букете других преступлений (включая и тяжкие). По логике вещей получается, что автоматически с амнистией капиталов должна наступить и амнистия этих деяний. Только не совсем понятно, как это будет соотноситься с членством России в международной группе «Эгмонт» – аналоге Интерпола, созданном для координации усилий в борьбе с отмыванием незаконных доходов? Между тем в США, на которые нас постоянно призывают ориентироваться, от подобной идеи, как ни странно, отказались. Специально проведенное исследование показало, что первоначальный прирост налоговых платежей при амнистии капитала в дальнейшем снивелируется, а затем и вовсе приведет к уменьшению поступлений в федеральную казну в результате снижения добросовестности американских налогоплательщиков. К тому же это вызвало бы недовольство той части из них, которая честно платит налоги и никакими противоправными действиями не занимается.

Итак: прецедент был создан. Так стоит ли теперь обывателю удивляться тому, что результаты борьбы с организованной преступностью ограничиваются «вязанием» рядовых бандитов? Хорошо еще – вяжут пока… Весной 1994 года один крупнейший российский политический и государственный деятель (профессор права, между прочим) договорился до того, что предложил бороться с организованными преступниками с помощью отключения в их квартирах света, воды и газа… Чтобы жилось им, гадам, не сладко! Странно, что до сих пор никто еще не предложил гадить по углам в мафиозных квартирах, скрытно в них проникая…

Такие вот заявления государственных деятелей – нечто новое, это расписка в собственном бессилии. Государство может изучать криминальные структуры, внедрять в них своих людей, но оно ни в коем случае не должно ставить представителей преступных сообществ с собой на одну доску.[129]129
  Однако, изучая криминальные структуры и внедряясь в них, не стоит впадать в крайности. Например, в такие, которые в июле 2002 года озвучил на совещании-семинаре в Главном управлении МВД России по Центральному федеральному округу министр внутренних дел Борис Грызлов. По словам министра, он получал доклады о том, что преступные сообщества находятся под контролем правоохранительных органов, однако, по его мнению, одного контроля недостаточно – «их надо разобщать и ликвидировать». Мысль вполне здравая, однако для ее воплощения господин Грызлов предложил совершенно нетривиальный ход, а именно: за деятельностью каждой такой группы закрепить конкретного сотрудника криминальной милиции, с которого затем можно будет спрашивать о практических результатах правоохранительной работы. Интересно было бы посмотреть на этого несчастного опера, которого будут иметь по полной программе за любой бардак во вверенном ему криминальном подразделении.


[Закрыть] Иначе преступное государство подомнет под себя официальное – потому что стремление к власти безгранично, и все «разумные компромиссы» рассматриваются преступными авторитетами лишь как временные акты… Курочка, как известно, клюет по зернышку.

При этом характерно, что легальное государство постоянно декларирует решительную борьбу с преступностью. Еще 12 февраля 1993 года Борис Ельцин провозгласил тотальное наступление на преступность, «которая… стала прямой угрозой российским стратегическим интересам, национальной безопасности». «Тотальное наступление» почему-то не дало тотальных результатов, и 14 июня 1994 года Ельцин подписал указ «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности». Указ этот вызвал недоумение у многих юристов – ряд его положений, мягко говоря, с трудом укладывался в провозглашенную концепцию правового государства… Любопытно другое – у организованной преступности он шока не вызвал, потому что ее лидеры поняли, что удар опять наносится по рядовым, по пехоте, которая всегда была лишь расходным материалом, стружкой, образующейся от трения между частями двух государственных механизмов, легального и подпольного…

Один из лидеров оргпреступности в Петербурге в свое время так прокомментировал указ «6–14»: «Помнится, пик карманных краж в Лондоне пришелся как раз на то время, когда карманникам отрубали руки… Народ собирался посмотреть на казни, и карманники работали в возбужденной толпе… Жестокость может дать только ответную жестокость… Да и вообще – мы уже не бандиты. Наверное, нас можно называть гангстерами. Мы – цивилизованные люди. И мы ничего не видим плохого в том, что милиция будет хватать разных отвязных и отморозков, которые носятся по городу с автоматами и всех пугают жуткими прическами… Да и этим ведь нетрудно волосы отрастить и стать похожими на нормальных граждан. Кого тогда хватать будут?..»[130]130
  Указ «6–14» действовал в России с 1994 по 1997 год. Согласно этому указу по подозрению в причастности к ОПГ разрешалось задерживать на 30 суток любого человека. Причем в суде такое решение обжаловать было практически невозможно. Понятно, что такая мера пресечения стала весьма популярна в правоохранительных органах, которые до этого частенько не укладывались в отведенные УПК сроки (от 3 до 10 суток). Между тем правозащитники утверждали, что от введения указа пострадали сотни ни в чем не повинных людей (менты, мол, даже специально придумывали несуществующие ОПГ только для того, чтобы держать интересующего их человека под стражей). На чьей стороне в данном случае была правда – сказать сложно, однако в любом случае в конце концов закон был признан неконституционным и отменен. Позднее министр юстиции Юрий Чайка предпринимал попытку реанимировать некоторые положения указа («в целях более успешной борьбы с терроризмом»), однако внесенный им в Госдуму соответствующий законопроект депутаты не одобрили.


[Закрыть]

Между прочим, тема собственной «цивилизованности» декларируется оргпреступностью постоянно и прямо, и через свои рупоры. То в разных газетах призывает к сотрудничеству и союзничеству с лидерами и авторитетами Иосиф Кобзон – человек респектабельный, поющий песни душевные… То в «Московских новостях» и «Невском времени» трибуну получает гражданин Кирпич – бывший вор в законе, проведший за решеткой времени больше, чем на воле…[131]131
  В «Московских новостях» Кирпич, в процессе беседы с журналистом, обращал внимание на неправильную, по его мнению, терминологию. Газетчики, в частности, написали: «Кирпичев является одним из руководителей так называемой малышевской группы, обвиняемой в бандитизме и вымогательстве». Мэтр питерского бандитизма назидательно поправил их и внес следующую поправку: «Мы не бандиты, а люди новой волны, которую вызвал рынок, никакая она не преступная».


[Закрыть] Общественное мнение постоянно, исподволь подталкивается к тому, что, может, и действительно стоит сесть за стол переговоров с мафией – глядишь, все и сладится… При этом государственные деятели, декларирующие приверженность к некоей абстрактной борьбе с преступностью, вызывают своими ура-высказываниями реакцию отторжения у нормального обывателя, просто компрометируют саму идею борьбы. Чего только стоит, например, высказывание Анатолия Собчака летом 1994 года: «Каждый преступник, поднявший оружие, должен знать, что будет убит на месте… Это приоритетное направление в борьбе с организованной преступностью».[132]132
  Пять лет спустя небезызвестный ученик Собчака знаменитым призывом «мочить в сортире» бандитов-террористов явно превзошел своего учителя. И ведь тоже – как громко было сказано!


[Закрыть]

Сказано громко, звонко, вся беда в том, что пистолет и автомат – совсем не главное оружие оргпреступности… Ведь не огнестрельным же оружием Александр Малышев и Ко получили шикарные офисы в красивых зданиях на Каменном острове Петербурга, именуемые в бандитских кругах «Архипелагом»… Парадокс сложившейся ситуации заключается в том, что и до президентского указа «6–14» была достаточная нормативная база для борьбы с мафией. Статья 77 УК РФ «бандитизм» предусматривала возможность привлечения к уголовной ответственности членов преступных сообществ разных уровней – от рядовых до руководителей… Но нет процедуры ее применения. Между тем именно процедура применения обусловливает работу или несрабатывание любого закона, указа или «тотального наступления»… Декларирование указа может лишь возродить разнарядки в органах, предназначенных для борьбы с организованной преступностью: за истекшие сутки задержано столько-то бандитов и ликвидировано столько-то группировок… Все это, к сожалению, мы уже проходили… К примеру, был в свое время такой, действительно уникальный во всех смыслах, отчетный показатель работы криминальной милиции: разобщено такое-то количество преступных группировок. По сути же в данном случае речь шла об эпизодах, судом не доказанных. И члены этих группировок, как правило, продолжали свою преступную деятельность, пребывая в полном неведении относительного того, что их уже давно «разобщили»…

Подпольное бандитско-воровское государство рвется к своему признанию де-юре. Если это произойдет, последствия станут необратимыми, это будет означать полное поражение государства легального. Даже сейчас, находясь (хотя бы формально) в подполье, организованная преступность успешно решает такие вопросы, как, например, кадровые перестановки в различных государственных учреждениях. Приведенные ниже схемы вывода из игры неудобных, обкатанные мафией в условиях подполья, помогут понять, какое влияние на дела государства может приобрести (и как теперь уже выяснилось – в полный рост приобрела) организованная преступность в случае ее хотя бы частичной легализации.