Текст книги "Адвокат. Судья. Вор (сборник)"

– Плохо работаешь. Нас разорил, друзей – разорил… Думай, что делать, где деньги взять… А пока посидишь здесь…

Руслан уехал, а его земляки пристегнули Мишу наручниками к батарее и долго били ногами. Его не отстегивали от батареи даже для того, чтобы сходить в туалет, и в конце концов Михаил, трясясь от унижения, обмочился прямо в штаны, за что чечены били его снова. На вторые сутки его заключения гордые горцы привезли перепуганную Марианну. Либману до этого заклеили рот, а на голову надели чулок, через который он видел, как его жену изнасиловали сначала в рот, потом сзади, а потом кто как хотел – по очереди и вместе…

Через несколько дней Михаил Либман подписал ряд документов, по которым и его кооператив, и квартира, и вообще все, что у него было, перешло в собственность фирмы «Вайнах»…

Жить Либман стал в той самой грязной хате без мебели, где его держали пристегнутым к батарее… Марианна никого не узнавала, впала в детство, таскала за собой повсюду какую-то куклу и разговаривала только с ней и только по-украински…

Руслан предложил Мише работу в «Вайнахе» – рассчитывать для них сомнительные торговые операции – за еду и лечение Марианны, которую бывший однокурсник «по доброте душевной» устроил в клинику ВМА. Михаилу разрешили навещать ее раз в неделю. Единственное, что Миша смог вымолить у Руслана, – это отправить дочку во Львов к бабушке с дедом. Руслан пошел на это потому, что не хотел лишней обузы – с малышкой ведь надо было кому-то сидеть.

Фактически Либман превратился в раба Руслана и его земляков, хотя спустя некоторое время его формально сделали генеральным директором фирмы «Вайнах». Либман с тоской понял, что, видимо, в ближайшее время через «Вайнах» будут провернуты какие-то откровенно криминальные операции, после чего все стрелки сведут на него и в конце концов его ликвидируют. Пользуясь тем, что горцы перестали контролировать каждый его шаг, считая, что он все равно никуда не денется, пока у них под присмотром находится Марианна, Миша Либман стал активно наводить справки о том, кто бы мог его защитить от чеченов. Знакомые вывели Эйнштейна на Олега Званцева, про которого говорили, что он сильно «черных» недолюбливает и может, в принципе, помочь. При встрече Либман, захлебываясь словами, предложил несколько совершенно гениальных коммерческих проектов, которые брался довести до ума, если Олег отобьет его у чеченов. Через несколько дней Званцев ответил согласием, но сделать ничего не успел, угодил в «Кресты» вместе со многими своими братками. Либман решил, что судьба отвернулась от него, и перестал надеяться на чудо, окончательно покорился своей участи. Звонок Катерины с предложением начать решать его проблемы вновь подарил Мише сумасшедшую надежду…

К концу рассказа Либмана Челищев окончательно утратил свой несколько ироничный настрой, с которым шел на встречу с коммерсантом.

Жутко стало Сергею. Некоторое время он сидел молча, а потом спросил:

– Документы – реквизиты, адреса польской стороны сохранились? Даты, фамилии, цифры?

Либман затряс головой и, увидев, как досадливо сморщился Челищев, торопливо сказал:

– Но я все помню, все абсолютно… У меня же феноменальная память… осталась… – Последнюю фразу он прошептал сорвавшимся голосом и затрясся в рыданиях.

Вечером за ужином в кафе Сергей рассказал Катерине о своей встрече с Либманом. Она выслушала его, ни разу не перебив, и, когда Челищев замолчал, спросила:

– Ну и какое твое мнение?

Сергей пожал плечами:

– Сложно сказать… В принципе, дело тухлое… То, что там «кидалово» было в Варшаве, ясно даже ежу. Типичная разводка. Если Миша не врет, конечно. А он не врет, я в этом уверен… В милицию бесполезно обращаться, следствие затянется на годы, до его конца Либман не доживет. Единственный шанс – попробовать через поляков что-то прошустрить. Такая гора алюминия все равно не могла бесследно исчезнуть…

Катерина достала сигарету и подождала, пока Челищев поднесет ей огонек зажигалки.

– А как через поляков решать? Это же смертельный номер…

Сергей усмехнулся:

– Помнишь Марека Зелиньского?

Катя сдвинула брови, припоминая:

– Марек-Солидарность? Учился с нами который? Чернявенький такой, да? Ну-ну…

– Он, между прочим, сейчас в варшавской прокуратуре работает… Мы с ним пару раз контачили, правда, тогда все было официально. Но, в принципе, можно попробовать…

Катерина вскинула на Сергея взгляд.

– Короче, тебе в Польшу ехать надо…

Челищев пожал плечами – мол, решать-то не мне, я, мол, свои выводы сказал, а дальше – сами думайте.

Катя вдруг резко вскочила и схватила свою сумочку, висевшую на спинке стула.

– Так, Сережа, я съезжу проконсультируюсь, а ты, как доужинаешь, иди к себе, здесь недалеко… Я потом к тебе заеду. Пустишь?

У Челищева почему-то пересохло в горле. С усилием сглотнув, он ответил вопросом на вопрос:

– А ты… адрес-то помнишь еще?

Катя ответила Сергею долгим взглядом, потом кивнула:

– Помню, Сереженька… Я все помню…

Со значением так сказала, резко повернулась и плавной походкой быстро пошла к выходу, собирая по дороге однозначные взгляды мужской половины посетителей.

Сергей после ее ухода ужин продолжать не мог, аппетит пропал напрочь. Сломя голову он помчался домой, принялся прибираться, курил сигарету за сигаретой, убеждал сам себя: «Ну что ты так распсиховался? Просто заедет на минутку, деловые вопросы обсудить… Что между нами может быть? Она же замужем… За Олегом, не за кем-то…» И все равно он совсем по-юношески волновался. Катя приехала около полуночи. Осторожно войдя в прихожую, она принялась оглядываться.

– Господи… Почти ничего и не изменилось. Все, как десять лет назад, – прошептала она с грустной улыбкой.

Сергей качнул головой и полез за очередной сигаретой:

– Только папы с мамой больше нет… – Голос его дрогнул, и Катя, поняв свою оплошность, положила руку ему на плечо.

– Прости, Сережа… Я не то сказала… До сих пор поверить в это не могу…

Она прошла до конца прихожей и замерла, вглядываясь в большое настенное зеркало.

– Значит, прямо здесь все и произошло? Кошмар какой… Но ты мне говорил, что убийцу поймали?

Сергей пожал плечами. Естественно, они с Катериной не в первый раз касались в разговоре темы убийства его родителей. Каждый раз Сергей хотел поделиться с ней всеми своими сомнениями и подозрениями, и каждый раз что-то удерживало его от этого. Рассказы получались короткими, скомканными и путаными, но Катерина практически никогда не переспрашивала его, понимая, видимо, что лишние вопросы могут доставить Сергею лишнюю боль… Сам же Сергей мысленно решил, что нужно дождаться выхода Олега из тюрьмы (тем более что Катерина уверяла – ждать осталось недолго) и обсудить все с ним. Инстинкт следователя подсказывал Челищеву, что активные «следственные действия» стоит начинать лишь после того, как хоть немного освоишься в незнакомой среде… Поэтому его ответ Катерине был смазанным, по сути никаким:

– Поймали одного парня, который на себя все и взял… Говорил, что просто «поставить» квартиру хотел, ну а уж потом, с перепугу… – Сергей махнул рукой. – Его убили здесь же, в подъезде, он пытался бежать во время «уличной».

Катя зябко передернула плечами:

– Ужас какой… Как ты не боишься здесь жить, после всего, что случилось?

Челищев грустно усмехнулся:

– Ну, во-первых, жить мне больше негде. А во-вторых, чего бояться-то? Дважды в одну воронку снаряд не попадает, а привидений я не боюсь… Те, которые могут появиться в этом доме, мне зла не сделают… Да ты раздевайся, проходи, кофейку попьем.

Сергей протянул руку к ее пальто, но Катя покачала головой:

– Нет, нет… Поздно уже… Чего на ночь душу травить… Я и так пару минут здесь побыла – на меня столько всего нахлынуло… Я что заехала сказать-то, Виктор Палыч твою поездку в Польшу одобряет и благословляет, он вообще, похоже, очень заинтересован в тебе… Завтра нужно сфотографироваться на загранпаспорт, через несколько дней сделаем документы с визой – и полетишь…

– Полетишь? – переспросил Сергей и по-детски обиженно поджал губы. – А разве мы не вместе полетим? Я думал – ты со мной…

Катя провела рукой по рукаву рубашки Сергея и, вздохнув, сказала:

– Я там лишней буду, ты и сам справишься… А здесь тоже кому-то работать надо.

Голос ее постепенно становился глуше, рука соскользнула в горячую ладонь Челищева, который вдруг прижал не то всхлипнувшую, не то простонавшую Катерину к себе и, ощущая упругость ее груди, поцеловал в раскрывшиеся навстречу губы. Катя сначала слабо пыталась упереться ему в грудь, но почти сразу же обняла Сергея за шею. Их языки встретились, и Катерина глухо застонала, а у Челищева от этого ее постанывания ослабли колени. Никогда раньше простой поцелуй не доводил его до такого состояния, как сейчас. Сергей почувствовал, что разум его начинает отключаться, и в этот момент Катя, отчаянно вскрикнув, с непонятно откуда взявшейся кошачьей силой вдруг вырвалась из рук Сергея. Тяжело дыша, она отскочила к входной двери и выставила перед собой руку с подрагивающими пальцами:

– Нет, нет! Прошу тебя, Сережа! Нельзя…

Они молча смотрели друг на друга, постепенно успокаиваясь.

Катя, не поворачиваясь к Сергею спиной, стала на ощупь пытаться открыть дверь. Когда ей это удалось, она облегченно и вместе с тем обреченно вздохнула и, не глядя Челищеву в глаза, пробормотала:

– Спокойной ночи… Увидимся завтра… Сереженька…

И выскользнула из квартиры. Сергей не пытался ее задержать. После ухода Катерины он рухнул на диван в гостиной, закурил и попытался разобраться в бешеном водовороте своих чувств и мыслей: Катю он любит, да и, наверное, всегда любил, это более-менее понятно… Ее поведение проанализировать сложнее. Сергей не мог понять, то ли у нее по отношению к нему тоже прорываются какие-то чувства, то ли это просто тоска молодой женщины, у которой давно не было мужчины… Что делать в сложившейся ситуации, было совершенно непонятно.

Дело ведь не только в том, что Катя – жена Олега, лучшего друга Челищева. Кстати, лучшего друга или бывшего лучшего друга? Кто сейчас Олег для Сергея? Он сидит в тюрьме, а его жена целуется с его же лучшим другом… Помимо всего прочего, Челищев достаточно ясно понимал, что Олег руководит многочисленной бандитской группировкой, большая часть которой осталась на свободе. Для этих братков Катя – жена их босса, и если между ней и Сергеем завертятся какие-то «неслужебные» отношения, то к проблемам чисто морального плана могут прибавиться и вопросы физического выживания, причем как для Челищева, так и для Катерины… А уж для Сергея-то эти вопросы могут однозначно стать в один момент необыкновенно актуальными, он же бывший «следак», значит, цветной[30]30
  Цветной – работник правоохранительных органов (жарг.).


[Закрыть], мусор… Голова у Челищева разрывалась от мыслей, и вдруг все они мгновенно были погашены мощно накатившимся воспоминанием о поцелуе с Катей…

Сергей промаялся полночи без сна, пока не выпил в конце концов полстакана водки, проклиная себя в душе за безволие… Алкоголь снял нервное напряжение, и Челищев провалился в сон. Под утро его разбудил голос матери:

– Сережа, вставай! Сергунюшка, пора…

Этими словами Марина Ильинична будила Сергея когда-то в школу, а потом в университет и еще совсем недавно – в прокуратуру…

Дико закричав, Челищев соскочил с дивана. В темноте квартиры, казалось, еще висело эхо от голоса матери. Ощущение это было настолько реальным, что Сергей почувствовал, как от ужаса у него на лбу появилась холодная испарина, а во рту, наоборот, пересохло. Еле ворочая языком, он вслух спросил, словно каркнул:

– Кто здесь?!

Никто ему не ответил. Сергей одной рукой нащупал золотой нательный крест Олега у себя на груди, а другой включил свет в комнате. Никого…

Сергей постепенно успокоился, но свет выключать не стал. Он вспомнил, как вечером говорил Кате, что не боится привидений, и его затрясло.

– Господи, спаси и сохрани… – Сергей снова лег и, шепча трудно вспоминаемые слова молитвы, задремал…

Утром вместо Доктора, к которому Сергей уже успел привыкнуть и с которым они уже могли вполне добродушно болтать на общие темы, приехал угрюмый Танцор, который отвез Челищева в фотомастерскую. На вопрос Сергея, где, собственно, Катерина Дмитриевна, Танцор маловыразительно ответил, что она с Толиком уехала на несколько дней куда-то в область по срочным делам.

«Ясно. Прятаться от меня решила». Челищев бесился и одновременно в глубине души радовался, потому что если женщина начинает прятаться от мужчины, то, скорее всего, он ей небезразличен…

Через два дня тот же Танцор привез Сергею паспорт с визой, билет на вечерний рейс до Варшавы, пятитысячную пачку долларов и разрешение на вывоз валюты. Сергей таких денег в руках сроду не держал и поэтому удивленно спросил у Танцора:

– А это зачем?

Тот меланхолически пожал плечами:

– Сказали, на оперативные расходы…

– Кто сказал-то?

Но этот вопрос Танцор пропустил мимо ушей, буркнул, что заедет вечером, чтобы отвезти Сергея в аэропорт, и ушел.

Челищев до этого ни разу за границей не был, и поэтому его охватило понятное возбуждение. Он волновался, честно говоря. Сергей не верил особенно, что его поездка в Польшу состоится, все случилось слишком быстро. Давя в душе легкий испуг (а вдруг Марека нет в Варшаве?), он начал дозваниваться Зелиньскому. Тот, к счастью, оказался на месте. Сергей огорошил его новостью о своем прилете, Марек совершенно обалдел, но, кажется, даже обрадовался.

– Ты по службе, коллега? – Марека было слышно так, как будто он сидел в соседнем доме.

– Да нет, туристом, – замялся Сергей.

– Ладно, расскажешь, я тебя встречу, а то ты потеряешься…

По-русски Зелиньский говорил абсолютно правильно, но с неистребимым польским акцентом.

Повесив трубку, Челищев облегченно вздохнул. В самом деле, вот был бы номер, если бы Марека на месте не оказалось! Один, без полномочий и языка – вот бы Сергей там нарасследовал бы… Их дефензива его на второй бы день за шпиона приняла…

Сергей начал было собираться, размышляя, что, собственно, взять с собой, но от этих мыслей его оторвал телефонный звонок.

– Сергей Саныч?

– Да…

– Виктор Палыч вас беспокоит. Как, собираетесь? – Голос Антибиотика в трубке был бархатист и по-отечески мягок.

– Да я, собственно… – начал было бормотать Сергей, но Антибиотик перебил его, непринужденно перейдя на «ты»:

– Собирайся спокойно, не волнуйся, все у тебя должно получиться. Ты парень толковый, я это сразу понял… Удачи тебе… Сильно не надрывайся, развейся заодно… Про паненок потом расскажешь… Если вдруг какие-то проблемы возникнут: денег не хватит или еще что-то, – звони сразу, не стесняйся. Запиши телефон – скажешь, для Виктора Палыча информация. Там передадут. Ну, успехов…

Не дожидаясь ответа Челищева, Антибиотик повесил трубку. У Сергея вдруг пропало все радостное возбуждение. Он долго сидел неподвижно с попискивающей трубкой в руке… «Да, докатился ты, Сергей Саныч… Жулики тебя в командировку за границу посылают и еще велят валюту не жалеть… Рассказал бы кто такое еще год назад… Что же у нас в стране творится-то, Господи…»

До Варшавы Челищев добрался без приключений. Марек встретил его, как и обещал, они крепко обнялись – не виделись-то целых семь лет. Зелиньский погрузнел, волосы его поредели, и глаза его уже не были такими озорными, как в студенческие годы.

Пока шли к серому «полонезу» Марека, он спросил, какими судьбами Сергей очутился в Варшаве.

Сергей колебался недолго. В конце концов врать Зелиньскому, выдавая свой интерес за официальный, было просто бессмысленно.

– Знаешь, Марек, я ведь в прокуратуре больше не работаю. Зарплата не та, да и смысла в нашей работе все меньше остается. По крайней мере у нас, в России…

Марек настороженно поднял глаза на Сергея:

– И где же, позвольте спросить, пан сейчас работает?

Челищев махнул рукой:

– Пан, Марек, занимается частным сыском.

Зелиньский округлил глаза:

– О… Так и у вас разрешили?

Сергей кивнул:

– Разрешили. У нас теперь все что хочешь разрешили… Так я, собственно, по делу к тебе. Помощь твоя нужна. К нам один бизнесмен обратился…

И Сергей подробно пересказал Мареку историю Миши Либмана, опустив, правда, некоторые несущественные для поляка подробности.

Когда Челищев закончил свой рассказ, они уже сидели в машине и ехали к центру Варшавы. Зелиньский молчал.

– Вот такие пироги, Марек! У меня здесь, кроме как к тебе, обратиться не к кому. Сможешь помочь – помоги… Если не в обиду – гонорар у меня с собой, мне контора специально выделила.

– И сколько же, позвольте спросить, пану выделила его контора? – живо поинтересовался Зелиньский.

– Пану выделили две тысячи долларов, – на всякий случай Челищев решил оставить себе некий маневр для возможного торга.

Марек присвистнул.

– Богатая у тебя контора… – Сергей сделал вид, что не замечает иронию в голосе Марека.

Зелиньский долго молчал, и лишь когда они остановились у гостиницы, сказал:

– Ладно, давай попробуем помочь твоему бедному жиду…

Сергей обрадованно заулыбался и полез в карман за деньгами, но Марек перехватил его руку:

– Подожди ты со своими деньгами. Сделаю что-то – другой разговор, а пока мне деньги давать не за что.

– Но у тебя могут возникнуть служебные, так сказать, расходы…

– Возникнут – сразу же тебе скажу. А пока договоримся так – давай мне все свои записи и отдыхай спокойно. Ешь, спи, гуляй, смотри телевизор… Как только будут первые результаты – плохие или хорошие, – я сразу же с тобой свяжусь. Добже?

– Добже, Марек, конечно, добже… Если бы ты отказался, я бы, наверное, на следующий же день улетел…

Челищев с наслаждением окунулся в блаженное безделье. Он спал по двенадцать часов в сутки, купался до одури в гостиничном бассейне, читал прихваченный из России детектив, бродил по магазинам и кафе. Все свои тревожные мысли Сергей постарался задвинуть в самый дальний уголок сознания, решив воспользоваться подарком судьбы и отдохнуть. Кстати говоря, преследовавшие его в Петербурге ночные кошмары куда-то исчезли, Сергей спал глубоко и без сновидений.

Марек объявился лишь через пять дней, когда Челищев уже начал несколько тяготиться ничегонеделаньем. Дочитав детектив, Сергей валялся на кровати и думал, как убить вечер, когда в дверь его номера властно забарабанили. Грубый голос произнес какую-то фразу по-польски, из которой Сергей уловил лишь одно: «Полиция!»

Чувствуя неприятную пустоту в животе, Челищев открыл дверь и увидел улыбающуюся физиономию Зелиньского.

– Фу ты, Марек, я же так инфаркт могу получить!

– Пан так боится полиции? У пана проблемы с законом?

– Судя по твоему игривому настроению, у тебя хорошие новости. Рассказывай, не томи!

Марек неторопливо уселся в кресло и с важной серьезностью стал рассказывать:

– Ну, кое-что мы действительно выяснили. Первое – и то было самое трудное – мы нашли второй приемный пункт, куда твоего Либмана привел Владыевский. И вот что оказалось: обе эти фирмы на самом деле – партнеры, проводящие совместные торговые операции. Но еще больше интересно то, что у второй фирмы, принявшей металл у Либмана, есть еще один партнер – совместное российско-польское предприятие-поставщик. И как ты думаешь, кто является учредителем этой фирмы с российской стороны? Правильно – замечательная организация «Вайнах» из твоего родного Петербурга. Так вот, судя по датам, привезенный Либманом алюминий был оформлен как поставка от этой самой российско-польской фирмы, и все положенные пенензы были переведены на ее счет в банке. Вот и все. Все довольны, всем хорошо! Плохо только твоему еврею. Но он тоже – смешной такой, решил бизнес в Варшаве делать, да еще не совсем чистый… У нас тут жидов не очень любят, обмануть их – за грех не считают… Ладно, вот тебе копии документов, – Зелиньский небрежно бросил синюю пластиковую папку на колени Челищеву. – Здесь все, что смогли достать: копии учредительных договоров, контрактов, квитанций о приемке груза и документов об оплате. В принципе, с такой фактурой, если бы было заявление твоего Либмана, можно было бы серьезно огорчить всю эту компанию… Ну и Либмана, вероятно, тоже – алюминий-то сначала должен был в Калининграде остаться… Но ты ведь сказал, что тебе все это нужно для неофициального расследования?

Сергей лихорадочно листал копии документов и не мог поверить своим глазам.

– Марек, как тебе это удалось? Это же… Это просто невозможно, тем более за пять дней?!

Зелиньский потянулся в кресле, как довольный кот:

– Работаем… Наши маленькие оперативные секреты я открывать не буду – они тебе просто ни к чему, но есть один большой секрет: у нас, у славян, одна общая особенность – все нельзя, но, в принципе, все можно! Самое важное – этот принцип знать!

Сергей засмеялся и бросился обнимать Марека… Вместо обещанных двух тысяч долларов Сергей отдал Зелиньскому две с половиной.

– Это надбавка за быстроту и качество. И не возражай, ради Бога.

Марек крякнул, спорить не стал, но, перед тем как убрать деньги в карман, сказал:

– Многие считают, что поляки за деньги могут сделать что угодно. То не всегда так. Я хочу, чтобы ты знал: все, что я для тебя сделал, я сделал бы и без денег. Хотя и люблю их всей душой…

Растрогавшиеся приятели решили отпраздновать удачное завершение командировки Челищева в ресторане, благо денег у Сергея оставалось еще более чем достаточно. Они заказали билет в Петербург на следующий вечер, Сергей позвонил по телефону, который оставил ему Антибиотик, и передал время своего возвращения. А потом все понеслось по полной программе – ужин, тосты за дружбу, за Польшу и Россию, пьяные рассказы друг другу о том, как все прогнило… В общем, отрывались они именно так, как могут два битых следователя, у которых неожиданно появились деньги. Под конец вечера за их столиком появились какие-то девки, и, несмотря на то что Марек уже не мог переводить, все понимали друг друга прекрасно. Челищев пришел к выводу, что польский язык очень простой и от русского отличается в основном количеством шипящих звуков, и если их побольше вставлять в русские слова, то как раз и получаются польские…

Потом вся компания переместилась в номер к Сергею и попыталась совместными польско-русскими усилиями разломать широченную кровать. Веселое свинство продолжалось почти до утра, но, к чести польских гостиниц, кровать выдержала все испытания.

Утро, естественно, было тяжелым. Проявившиеся вечером лингвистические способности Сергей утратил, и поэтому, когда девушки собрались уходить и та, что ночью была все-таки больше с ним, чем с Мареком, что-то сказала по-польски, он ничего не понял.

Зелиньский голосом умирающего перевел:

– Она говорит, что ты – первый русский, который у нее был. Учитывая сложные отношения между нашими народами, можешь считать это комплиментом.

– Все когда-нибудь бывает впервые, – философски ответил Сергей. – Она, кстати, тоже – первая полька, с которой я это самое… Пусть считает это ответным комплиментом.

Марек перевел, девицы расхохотались и упорхнули, послав приятелям воздушные поцелуи.

Зелиньский со стонами начал одеваться, чтобы бежать на работу.

– Боже, если ты меня слышишь, укрой меня сегодня от глаз начальства! – бормотал Марек, путаясь в брюках, а Сергей, услышав эту фразу, прикусил губу и отвернулся. На него нахлынул приступ ностальгии, он вспомнил, как, бывало, говорил про себя такие же слова, собираясь в прокуратуру…

Вечером в аэропорту, обняв Сергея на прощание, Зелиньский сказал ему:

– Мы оба взрослые люди, поэтому, я, надеюсь, ты понимаешь, что не хотел бы афишировать свою помощь тебе… И еще – я помогал тебе, а не твоей странной конторе, о которой я тебя не спрашиваю… Но мне кажется почему-то, что эта твоя контора занимается не только добрыми делами. Береги себя!

Сергей молча обнял Марека и пошел на регистрацию. В Пулкове его встречала Катерина с Доктором и Танцором. Пожав браткам руки и чмокнув Катерину в щеку, Челищев ответил на их вопросительные взгляды веселой улыбкой.

– По-моему, полный ажур! Гораздо лучше, чем можно было надеяться.

Катя сразу же просветлела лицом, оживились и Танцор с Доктором.

– Слава Богу! Тогда сразу – едем к Степанычу, Виктор Палыч уже ждет, заодно и поужинаем, ты же с дороги.

От этих слов Катерины Сергей почувствовал досаду. Получалось, что она больше радовалась успеху поездки, чем просто его возвращению. Но по пути к машине, воспользовавшись тем, что Танцор с Доктором ушли вперед, Катя слегка погладила пальцами ладонь Сергея и прошептала:

– Я очень скучала…

Ну прямо как школьница, ни дать ни взять! Челищев неожиданно расхохотался, но не весело, а с этакой злой иронией:

– Тебе не кажется, что ситуация начинает напоминать «Собаку на сене»? Жаль, что нет возможности пообщаться с Лопе де Вега, я, наверное, мог бы сообщить ему много интересных подробностей о внутреннем состоянии Теодоро…

Катерина надулась было, но атмосферу неожиданно разрядил Доктор. Плохо расслышав обрывок последней фразы Сергея, он обернулся и с доброжелательным простодушием сказал:

– Сергей Саныч, если нужно, мы его из-под земли достанем.

– Кого? – не понял Челищев.

– Ну Лаподавилова этого…

Доктор не понял, почему его слова вызвали такой взрыв хохота у Кати с Сергеем. Он растерянно переводил взгляд с одной на другого и под конец тоже заулыбался. И только Танцор не присоединился к всеобщему веселью. Опершись локтем на крышу «мерседеса», он угрюмо ждал, пока все угомонятся и сядут в машину…

«У Степаныча» их уже ждали. Оставив Доктора с Танцором ужинать в общем зале, Катя и Сергей прошли в уже знакомый кабинет. Из-за стола им навстречу поднялся Антибиотик – словно соскучившийся по внукам дедушка…

Он внимательно, ни разу не перебив, выслушал рассказ Челищева, но когда Сергей хотел ему передать папку с документами, остановил его движением руки:

– Ты, Сережа, оставь их пока у себя. Раз ты дело начал, тебе его и доделывать. Надо с чеченами стрелку забивать, вот там ты эти документики и предъявишь… Ну да мы это после ужина обсудить успеем, чтобы аппетит не портить. Расскажи лучше, как там Польша, как прекрасные паненки?

Сергей смутился и, глянув искоса на Катю, невнятно промямлил:

– Да я, собственно, не особо там приглядывался…

Антибиотик перехватил его взгляд и усмехнулся. Катерина сидела словно замороженная, опустив взгляд в тарелку.

Челищев хотел вернуть оставшиеся у него доллары, но Виктор Палыч их не принял, замахав с гипертрофированным возмущением руками:

– И видеть их не хочу – это твои командировочные, твое дело, куда их тратить… Ты на большую сумму наработал, но давай окончательный расчет попозже сделаем.

Ужин закончился быстро, видимо, Антибиотик куда-то торопился. После десерта Виктор Палыч поднялся и пригласил Сергея с собой в кабинет к Степанычу. Катерину они оставили за столом.

Антибиотик по-хозяйски уселся за стол Степаныча и показал Челищеву на стул рядом.

– Ну давай, Сережа, обсудим, как ты со зверями разговаривать будешь, что предъявишь, о чем промолчишь… Дело, не спорю, непростое, опасное… Но не мне же, старику, на стрелки ездить, людей смешить…

И, наклонившись к Челищеву, Виктор Палыч начал негромким голосом подробно инструктировать Сергея.

Из ресторана они уехали уже далеко за полночь. Всю дорогу до дома Катя напряженно молчала, казалось, она о чем-то лихорадочно думает, что-то просчитывает и не может просчитать.

Остановив «мерседес» у Катиного подъезда, Танцор начал было вылезать из машины, чтобы проводить Катерину до дверей квартиры, но она остановила его:

– Спасибо, меня Сергей Саныч сегодня проводит.

Танцор равнодушно пожал плечами и откинулся в кресле рядом с задремавшим после сытного ужина Доктором.

В подъезде Катерина порывисто схватила Сергея за руку:

– Сережа, когда назначена стрелка с чеченами?!

Сергей ухмыльнулся и начал было отвечать с преувеличенной серьезностью.

– Это служебная информация, и я…

Катя резко перебила его:

– Не юродствуй! Ты, похоже, не понимаешь, насколько все серьезно и опасно. Чечены – люди совершенно отмороженные, а предъява за Либмана, даже со всеми твоими документами, – дело очень спорное, потому что по понятиям Либман – их коммерсант… Виктор Палыч не должен был тебе поручать эту разборку, ты еще многого не умеешь и не знаешь… Его давно уже с разных сторон подталкивают к войне с чеченами, а если с вами на стрелке что-нибудь случится – повод будет железный, понимаешь? Господи, неужели тебя специально подставляют?

Посерьезневший Челищев мягко приобнял Катерину за талию.

– Ехать-то все равно придется, Катюшка. Назад пути уже нет… Стрелку предположительно на завтра назначать будут, но с чеченами еще никто не связывался…

Катерина уткнулась лицом ему в грудь и еле слышно прошептала:

– Будь осторожнее, ради Бога и ради меня. Если с тобой что-нибудь случится, я не прощу себе этого никогда, слышишь, никогда…

Сергей погладил ее по волосам, а потом повернул ее лицом к себе и стал осторожно целовать ее полуприкрытые глаза и мягкие дурманящие губы… Задохнувшись от долгого поцелуя, Сергей оторвался от Кати и полез рукой в карман куртки.

– Это тебе. Символ Варшавы…

Челищев протянул ей небольшую фигурку сирены, выполненную в нефрите и серебре, которую он нашел в небольшом магазинчике в центре Варшавы. Катя взяла подарок и снова спрятала лицо на груди у Сергея, но когда он попытался найти ее рот своими губами, она резко вырвалась и взбежала на несколько ступеней по лестнице:

– Нет, нет… Тебе пора, Сереженька… Ребята ждут в машине. Я… Ни пуха тебе…

Катина рука поднялась было, словно для того, чтобы перекрестить Сергея, но бессильно упала.

– К черту! – угрюмо ответил Челищев и вышел из подъезда.

Между тем у Антибиотика был свой резон поручить именно Челищеву разборку с чеченами. В «империи» Виктора Палыча новость о том, что в группировке Адвоката появился бывший следователь, распространилась довольно быстро и особого энтузиазма ни у кого не вызвала. До Антибиотика дошла информация, что больше всех возмущался некто Миша-Стреляный, базировавшийся в гостинице «Прибалтийская». Команда Стреляного действовала полуавтономно, но авторитет Антибиотика признавала. Виктору Палычу передали, что Стреляный хочет с ним встретиться, и Антибиотик догадывался, о чем пойдет разговор. После отъезда Катерины и Сергея Виктор Палыч сидел в кабинете Степаныча и лениво смотрел телевизор, когда вошедший Гусь доложил, что подъехал Миша-Стреляный и хочет поговорить.

– Что ему надо? – брюзгливо бросил Антибиотик.

– Говорит, важное дело, но скажет только тебе… Пустить его или как? – Гусь беспокойно переминался с ноги на ногу, постукивая кулаком правой руки о ладонь левой.

– Ладно, пусти его.

Через минуту в кабинет ввалился Стреляный – здоровенный бугай лет тридцати восьми в шикарном белом костюме, черной рубашке и белом галстуке. От правого угла рта через всю щеку до мочки уха у него тянулся безобразный шрам – давний след милицейской пули, за который и прозвали Мишу Стреляным.