Текст книги "Пиррова победа"

И началась битва…

* * *

– …Проходи-проходи, доченька! Вот молодец какая, что сама приехала! – расшаркивалась старуха Демичева. Строго-настрого запретив Ольге разуваться, она сразу потащила ее на кухню. – Сейчас мы с тобой чайку, да с пирогами. У меня как раз поспели. Любишь с капустой?

– Очень. Ой, а что это у вас пар столбом? Прямо как в бане.

– Да опять эти паразиты воду горячую отключили. И ведь без всякого предупреждения. Не жилконтора, а чисто партизаны: хоть бы объявление повесили заранее, никакого уважения к людям. А я как раз постирушку затеяла – теперь вот воду греть приходится, – продолжая причитать, Демичева загремела посудой. – Так, сейчас мы с тобой, быстренько… Вот, это сразу убери, – она протянула Ольге тяжелый теплый пакет.

– Что это?

– А это я специально немножечко сладких напекла. Сама-то я больше с капустой люблю. А эти сынку своему отнесешь. В школу-то пошли сегодня?

– Конечно. Такой букетище купили – с него ростом. Спасибо вам, Александра Яковлевна.

– Да ладно, – отмахнулась Демичева. – Что ж я, не понимаю, как тяжело одной с ребенком? Носишься со своей работой, как горелая жесть по ветру. Ребетенку небось и пирогов напечь некогда.

– Некогда. Да и не умею я, если честно.

– А вот это плохо. Для женщины пироги – это наипервейшее дело. Для щей люди женятся, для мяса замуж идут. Кстати, как у тебя с мужем-то? Не перебесились еще?

– Нет.

– А пора бы, – наставительно сказала старуха. – Сыну без отца никак нельзя.

– Вы сами-то как поживаете, Александра Яковлевна? – поспешила переменить ранимую тему Ольга.

– Да оно ведь как? Горько, горько, а еще бы столько.

– Вот это точно.

– Так, сейчас чайничек закипит, и мы с тобой… Ой! Совсем я дура старая стала: пирогами потчевать собралась, а про дело-то и забыла, – старуха достала с полки жестяную коробку из-под печенья и вытащила из нее брелок с КТС. – Вот, держи, возвращаю в целости и сохранности. Батарейка внутри новая, не так давно покупала.

– Спасибо, Александра Яковлевна.

– Что ж мне-то? Вам спасибо! Столько времени меня охраняли, от напастей защищали. Как вспомню эту социальную работницу, так всякий раз мороз по коже. Чтоб ей ни дна ни покрышки! Ей и хахалю ейному. Не знаешь, что им там присудили?

– Следствие еще не закончено. Там у них всё новые эпизоды набираются.

– Ты уж там проследи, Оленька, чтобы изверги эти как-нибудь не извернулись, да и сухими из воды не вышли. По нашим временам это запросто.

– Хорошо, Александра Яковлевна, обязательно прослежу.

Старуха благодарно закивала, но уже в следующую секунду в глазах у нее появились слезы:

– Ты уж меня, доченька, не забывай. Позванивай, забегай иногда.

– Обязательно.

– Клянешься?! – строго уточнила Демичева.

– Да чтоб мне стать толстой и некрасивой!

Обе дружно рассмеялись.

Ольга убрала в сумку брелок, достала «казенные» бланки, ручку.

– Извините, Александра Яковлевна, но с вашей стороны требуется небольшая формальность. Вот, ознакомьтесь и распишитесь. Это официальное постановление о снятии с вас статуса лица, подлежащего государственной защите. И не волнуйтесь. Наш сотрудник на днях переговорил с продавцами с рынка – никто вас более оскорблять и обижать не станет. – Демичева, рассеянно кивая, надела очки и послушно поставила свои закорючки. Ольга покачала головой: – Александра Яковлевна, вы бы хоть текст прочитали! Разве можно вот так вот подписывать официальные документы?!

Старуха сняла очки, внимательно посмотрела на Прилепину и произнесла со щемящей стариковской тоской:

– Ох, Оленька! Если уж тебе, святому человечку, не доверять, то кому тогда вообще в этом мире верить можно?!

Не в силах более сдерживать слез, Демичева разрыдалась, уткнувшись Ольге в грудь, и та смущенно принялась гладить ее по голове, успокаивая…

* * *

…Страсти в курилке «гоблинов» накалились до предела. При общем счете 1: 1 третья, решающая партия близилась к своему завершению. Теперь любое необдуманное движение костью грозило обернуться досадным проигрышем. Со всеми вытекающими из обретаемого «козлиного» статуса последствиями.

– …О чем задумался, детина? Ну давай, рожай быстрей! – заторопил Джамалов Тараса. Рука последнего с зажатой в кулаке домининой уже несколько минут, застыв, висела в воздухе. А ее хозяин беззвучно шевелил губами, напряженно подсчитывая в уме варианты дальнейшего развития событий.

– В самом деле! – поддержал напарника Женя. – Сколько можно сидеть с протянутой рукой?

– А-а! Была не была! – завопил Шевченко и с размаху отдуплился. – Р-ры-рыба!

Народ с шумом скинул оставшиеся доминишки и начал подсчитывать очки.

– Тарас, ты что, ва-аще дурак?! – взвизгнула Северова. – Я на «шестерках» весь кон ехала!

– Да ты че? Правда? А я думал, «шестые» Жека шхерит.

Бросив беглый взгляд на выложенные костяшки противника, Джамалов победно вскинул руки:

– Ва-ах! Женя, мы сделали это!

– Да погоди ты! Блищить як циганська сраця! Надо бы еще раз пересчитать…

– Годи не годи, но «партия, Валерий Михайлович!» – усмехнулся Крутов. – Думается мне, пора запускать луноходы.

– Чтоб я еще раз с тобой села играть! – Северова в сердцах запустила «шестеркой» в напарника.

– Натали! – завопил тот, чудом увернувшись. – А что я мог? В последний замес одни «дупли» пришли!

– Вай ме! Разбор полетов предлагаю оставить на после полетов. А сейчас – прошу на взлетную! Па-ал-ле-те-ли!

Тарас и Наташа сердито переглянулись и обреченно вышли из курилки. Ничего не попишешь: доминошный долг, он, как и карточный, превыше всего!..

…Со стороны Фонтанки в неприметный внутренний дворик въехала закрепленная за Павлом Андреевичем машина и зачалилась в привычном месте, аккурат под видеокамерой. Из машины выбрался сам Жмых, а также высокие официальные лица – генерал-майор Ширяев с референтшей и начальник ГУВД Пиотровский. Ведомые хозяином гости степенно направились к металлической двери подъезда, за которым от посторонних глаз тщательно скрывалась пещера – не лихтвейса, но «гоблинов»…

…А в длинном полутемном коридоре самой пещеры в данный момент проигравшие Тарас и Наташа покорно принимали «позу лунохода». Повернувшись спиной к входной двери, Шевченко встал на четвереньки, а его партнерша, согнувшись в пояснице, раскорячилась на полусогнутых руках… Да так, что короткая юбка задралась по самое «не могу», засветив победителям изящные розовые трусики.

– Три-четыре! Поехали!

– Я – луноход-1! Бип-бип! – завел мантру Тарас, начав пятиться назад.

– Я – луноход-2! Бип-бип! – вторила ему обладательница розовых трусиков, двигаясь следом.

Вот эти самые трусики и сыграли свою роковую роль. Поднимаясь с гостями по лестнице, полковник Жмых был уверен, что их визит уже давно зафиксирован камерами наружного слежения и в данный момент народ в конторе спешно расставляется по местам, изображая имитацию бурной служебной деятельности. Однако всецело захваченный разворачивающимся в коридоре феерическим действом, ответственный дежурный Джамалов всматривался сейчас отнюдь не в мониторы…

…Павел Андреевич набрал комбинацию цифр последнего кодового замка и радушно махнул рукой, вежливо пропуская гостей вперед. Те шагнули из тесноты межшлюзового накопителя в пространство конспиративной квартиры и… на мгновение обратились в соляные столпы. Так как прямо на них из темноты коридора и под завывание «Я – луноход! Бип-пип!» надвигались два рвущихся ввысь зада.

Инстинктивно сглотнув слюну, начальник ГУВД в изумлении выпучился на полковника Жмыха. Тот, напротив, принялся часто-часто моргать, пытаясь тем самым изгнать просочившийся на вверенный ему режимный объект вредительский морок. Москвичи в этой ситуации, как ни странно, оказались более стойкими: референтша откровенно веселилась, а генерал-майор Ширяев, хотя и был немало удивлен происходящим, но при этом оставался вполне себе благодушен. Потому как именно с этой точки приближающийся Наташин зад смотрелся наиболее достойно.

Первым подобного разврата не выдержал начальник ГУВД. Он громко и властно «кхекнул», и луноходы, среагировав на посторонние шумы, в изумлении обернулись и… И полку соляных столпов прибыло.

– А вот это… собственно… – запинаясь, начал церемонию официального представления Пиотровский.

– …Оперуполномоченные Северова и Шевченко! – на автопилоте докончил за него Павел Андреевич.

Луноходы, густо покраснев, вытянулись во фрунт, а отправившие их в полет Джамалов и Крутов позорно сиганули в оперскую.

– Однако! – переварил полученную информацию Ширяев. – Что ж, Владислав Юрьевич, вижу, свидетели у вас и в самом деле под надежной защитой. По крайней мере… тылы… – здесь генерал-майор акцентировал взгляд на Северовой, – внушают уважение. Что ж, Павел Андреевич, теперь посмотрим фланги?

По-рыбьи глотая воздух, начальник «гоблинов» изобразил в воздухе жест, со стороны могущий трактоваться двояко: не то «милости прошу, пройдемте», не то «ради бога, пойдемте на хрен». При этом в глазах у Павла Андреевича явственно читались тоска, печаль и «сто нарядов вне очереди»…

* * *

Визит Андрея и Виталия в интернет-кафе «Матрица» оказался в высшей степени полезным. Мало того что они получили желаемую запись, так еще и забратались с начальником службы безопасности, на поверку оказавшимся отличным, своим в доску мужиком, даром что бывший эфэсбэшник. Словом, сегодня пока всё складывалось на загляденье – одно к одному. (Тьфу-тьфу-тьфу, конечно.) Разве что за всей этой суетой как-то незаметно закончилось лето. Ну да, собственно, что им с того? Что у Мешка, что у Вучетича, в этом году всё равно складывалось как в известной песне. Вернее – НЕ складывалось. «Мы так давно, мы так давно не отдыхали. Нам было просто не до отдыха с тобой…»

– Ты сейчас куда мыслишь?

– Как это куда? – удивился самой постановке вопроса Виталий. – В контору. С пленками работать.

– Смелый человек. А вот я после озвученных по телефону событий, пожалуй, не рискну.

– Да уж. Судя по всему, то был холст маслом, – захохотал Вучетич. – Так ведь наоборот, Андрюха. Прикинь! Там сейчас весь народ сидит поголовно обосравшись, и вдруг заруливаем мы: бело-пушистые, пропахшие порохом не-залетчики. Соответственно, честь нам, хвала и Доска почета.

– Может, оно и так. А может – и иначе: доской да по почету… Не, Виталя, на фиг надо! Я свою порцию взвизгов шефа посредством мобильной связи получил. Считаю, на сегодня достаточно.

– Сильно буйствовал?

– Не то слово! За каких-то пять минут я услышал от нашего старика такое количество витиеватых прилагательных, что их вполне хватило бы на издание небольшого словарика синонимов. Словом, я лучше сейчас к Викулу, в Следственное проскочу. Хочу посмотреть, что у них есть в собственных загашниках на Гурцелая. В свете планирующейся операции «Детский сад»… Да, чуть не забыл! В связи с этим у меня к тебе, Виталя, будет еще одна просьба: сегодня-завтра доскачи до ближайшего спортивного магазина и приценись к арбалетам.

– К чему прицениться?

– К арбалетам.

– Не понял. А на хрена нам арбалет?

– Я всё объясню. Но позже.

– Так, может, лучше я сам сделаю? – В голосе Виталия послышался явный интерес. – На кой деньги тратить? Вернее, а деньги готов себе оставить.

– А сумеешь?

– Обижаешь!

– За пару дней смастеришь?

– Если найду подходящие комплектующие – сделаю, не вопрос.

– Отлично, – расцвел Мешок. – Тогда я на тебя рассчитываю. Только учти! Прицельная дальность должна быть не менее пятидесяти метров. Иначе вся эта затея просто не имеет смысла.

– Понял, помозгуем…

…Виталий пешком отправился в контору, благо отсюда и ходу-то было минут двадцать, не больше, а Андрей сел в машину, поразмышлял недолго и неожиданно набрал номер Прилепиной. Убеждая сам себя, что звонит исключительно по делам служебным, а не из-за того что банально соскучился – ведь они не виделись с вечера воскресенья. С пьяного вечера пьяного воскресенья.

– Привет, Олька! Ты сейчас где?

– Привет! Была у Демичевой, сейчас потихонечку двигаюсь от нее на базу.

– Ты там поаккуратнее. Смотри, случайно не попади под раздачу.

– А что такое?

– Да у нас там сегодня такие дела творились. Из рубрики «Нарочно не придумаешь»… А еще – мы с Виталей серьезно продвинулись по журналистке. Кстати, тебе Наташа переслала на почту ее материалы?

– Переслала. И я вчера вечером практически все изучила.

– На твой взгляд, есть там за что зацепиться?

– Трудно сказать. В принципе, можно вычленить пару-тройку версий. Но на то, чтобы их все проверить, уйдет не одна неделя.

– «Вы даете нереальные планы». В понедельник мы со Жмыхом должны докладывать по этой теме начальнику Главка. И в свете сегодняшних событий права на ошибку у нас нет.

– Ты ведь так и не объяснил, что у вас стряслось.

– То история долгая и нетелефонная… Слушай, а ты географически сейчас где?

– Подхожу к Аничкому мосту.

– Так это же совсем недалеко от меня. Давай-ка мы с тобой пересечемся, буквально минут на пятнадцать – двадцать? Обменяемся впечатлениями, выпьем по чашке кофе и разбежимся. Я после поеду к Викулу, а ты в контору.

– Хорошо, как скажешь. А где?

– Выходи на Рубинштейна и заруливай в бар «Проходимец». Помнишь, мы с тобой и с Гришкой там как-то сидели однажды?

– Помню.

– Вот и отлично. Еду. Минут через пять буду на месте…

* * *

В четверть пятого Геннадий Антонович Трефилов, вторые сутки пребывающий в состоянии высшей степени душевного волнения, подгреб на Сенную площадь. Ковальчук как обычно опаздывал, и в его ожидании Трефилов принялся нервно расхаживать взад-вперед, покусывая ногти и обильно потея.

Пожалуй, не станет излишним пафосом заявить, что Геннадий Антонович некогда нашел себя в журналистике. Вот только журналистика, обнаружив в себе очередное инородное тело, отнеслась к сему факту достаточно спокойно, даже равнодушно. Если снова прибегнуть к медицинским аналогиям, на рыхлом теле журналистики Трефилов был опухолью доброкачественной. А живая эмоциональная реакция в мире СМИ происходит исключительно на знак противоположный. Здесь за примерами далеко ходить не нужно – Соловьев, Малахов, Хинштейн, Ксюша… Кто там у нас еще в топе?

Тридцатисемилетний журналист Трефилов уже давно достиг вершины своего творческого акме, и теперь его журналистская звезда медленно, но неуклонно угасала. Конечно, теоретический шанс на перезагрузку остается всегда (порой достаточно, к примеру, достойного приглашения на работу в столицу), но Геннадий Антонович, будучи человеком здравомыслящим, свою нынешнюю рыночную стоимость представлял с точностью до последнего цента. А потому воздушных замков не строил и к текущим профессиональным обязанностям, телодвижениям и поступкам с некоторых пор относился без былого азарта и фанатизма. Так маститый хирург, с особым трепетом вспоминающий свой первый вырезанный аппендикс да пару-тройку изящно и нестандартно побежденных перитонитов, остается равнодушен к десяткам тысяч остальных откромсанных уверенной рукою человеческих отростков.

Словом, параметрам медиазвезды в обывательско-традиционном их понимании Трефилов не соответствовал. Но особо по этому поводу не переживал. Вернее так – почти не переживал, поскольку порой и на него накатывало гаденькое чувство зависти к своим более успешным, хотя и бесталанным коллегам. И вот, когда накатывало, он вполне способен был на маленькую, с его точки зрения – месть. А по сути – мерзость.

Ну да тут ничего не попишешь: все мы немощны, ибо человеце суть…

– …Здорово, Антоныч! Что за пожар? Я сегодня в девять утра из Афин вернулся. Включаю мобилу, а там хренова туча непринятых от тебя. И все за вчерашний день. – Паша Ковальчук, известный в узких медиакругах как один из наиболее отмороженных специалистов в области «черного пиара», не в пример Трефилову выглядел свежо и беззаботно. Их дружба продолжалась более пяти лет. Если, конечно, можно назвать дружбой, отношения большею частью базирующиеся на взаимовыгодной основе. – Я тебе, кстати, бутылку «Узо» привез и магнитик с Парфеноном. Только я их, по запаре, дома забыл. День сегодня – просто сумасшедший. Прикинь, звонят мне из «Невского времени»…

– Паша! – недовольно перебил приятеля Трефилов. – Может, ты позволишь мне вставить хотя бы слово?

– Молчу-молчу. Извини, брателло! Считай, я весь обратился в одно гигантское ухо.

– Вчера к нам в редакцию приходили менты.

– Какие менты?

– Такие!!!.. К Машке Цыганковой!

– Да и фиг-то с ними.

Пышущий здоровьем и молодостью Ковальчук буквально излучал граничащий с пофигизмом оптимизм, отчего на душе у Геннадия Антоновича сделалось еще гаже:

– Они заходили в серверную. А потом беседовали с вахтером, интересовались коробкой.

– Ну и что? Да они этого пацана никогда не найдут. Я уже и сам-то не помню, как он выглядит!

– А фотография? Теоретически они ведь могут вычислить компьютер, с которого она отправлялась?

Ковальчук успокаивающе потрепал Геннадия Антоновича по плечу.

– Брателло, вот именно что теоретически! Но, даже если и вычислят – дальше что? Думаешь, почему я тебя именно в это интернет-кафе потащил? Да через него за сутки по нескольку тысяч человек проходит. Поди найди! Я за последние три месяца оттуда с десяток постов экстремистского содержания на интернет-форумы отправил – и ни хрена. Никто меня там не искал.

– Зачем отправил? – недоуменно поинтересовался Трефилов.

– Работа у меня такая.

– Ты же сейчас вроде как в пиар-службе работаешь?

– Вот именно. – Ковальчук не без тени превосходства посмотрел на приятеля и пояснил: – Это сугубо мой персональный креатив. Причем всё элементарно как у Ватсона. Я засылаю на форумы наших конкурентов комментарии провокационного содержания. Сайты посещаемые, посетителей много, модераторы, естественно, уследить за всеми не успевают. А мы тем временем делаем «зеркало» с форума и через своих людей засылаем в Росохранкультуру. Те реагируют – хлоп! – и выписывают первое предупреждение. А после второго, по закону, сайт можно вообще… того.

– Чего «того»?

– Прикрыть к чертовой бабушке, вот чего!

Трефилов брезгливо поморщился:

– Но ведь это… скотство самое натуральное.

– Ну-ну. А размещать в газете «заказуху» и откусывать за это процентишко, по твоей классификации, выходит, доблесть?.. Это бизнес, брателло. Как учил нас Владимир Ильич, в борьбе за рейтинги – все средства хороши. Да ты не ссы, Антоныч! Всё будет хоккей. И вообще, в конце концов – это была твоя идея, с Цыганковой.

– Идиотская, надо признать, идея.

– Брось, у творческих людей все идеи исключительно творческие. Не бери в голову. Пошли лучше пивка выпьем.

– Не хочу.

– Не боись, я угощаю. Да, так вот, я тебе не дорассказал. Звонит мне…

«А может, и правда? Нажраться хорошенько и не брать в голову? – с тоской подумал Трефилов, обреченно плетясь за приятелем в сторону пивного павильона. – В самом деле, ну как менты смогут вычислить пользователя популярного интернет-кафе? Мент, он – существо безмозглое…»

* * *

– …И тогда этот святой квартет превращается в летне-садовские стату́и и с ужасом взирает на то, как в их сторону, на карачках, надвигаются оперуполномоченные Северова и Шевченко. Распевно голося: «Бип-бип, я луноход-1».

– Да-а, дорого бы я заплатила за контрамарку на эту пиесу, – утирая слезы и истерически всхлипывая от хохота, призналась Прилепина.

Сейчас они с Андреем пили кофе в баре «Проходимец» и обменивались последними новостями. Впрочем, новости, принесенные Мешком, были на порядок информативнее и зажигательнее.

– Жаль только, что повторить такой спектакль невозможно. И даже не знаю: хорошо это или плохо? – невесело усмехнулся Андрей. – Ладно, то всё лирика, а теперь давай к делу. Значится, так: во-первых, вчера мы составили первичный словесный портрет курьера.

– Какого курьера?

– Пацана, который в день рождения Цыганковой притащил в редакцию коробку с муляжом взрывного устройства. Правда, вахтер запомнил его не слишком хорошо, но есть надежда на помощь журналиста Трефилова. По словам вахтера, тот вошел в редакцию фактически следом за курьером, а значит, теоретически мог его запомнить. С этим Трефиловым (к слову, пренеприятный тип) мы опосля разминулись на каких-то десять минут – он уехал на пресс-конференцию. Но, надеюсь, завтра всё получится: Виталя туда прямо с утреца подорвется.

– А во-вторых?

– Во-вторых, и от него сразу к третьему: при помощи Геши Певзнера сегодня мы установили интернет-кафе «Матрица», из которого было отправлено электронное письмо с фотографией. Так что, покинув УОТМ, мы подорвались прямиком туда, и местная служба безопасности оказалась настолько любезна, что разрешила просмотреть архивные записи за день «Х».

– Неужели есть?! – не поверила в такую удачу Прилепина.

Мешечко вытащил из кармана смятый листок.

– Вот они, красавцы. Любуйся!

Ольга всмотрелась в стоп-кадр и восторгов Андрея не разделила:

– Боюсь, этот снимок трудно назвать опознаваемым. Один человек – еще куда ни шло, но вот второй.

– Согласен. В первом приближении картинка, безусловно, мутная. Но Виталий обещал над ней поколдовать. Может, чего и наколдуется. Но самое главное: вот этого чувака, которого ты окрестила «куда ни шло», охранники припомнили. Уверяют, что он к ним захаживает, причем захаживает довольно часто. Посему клятвенно обещали, что, когда появится у них в следующий раз, – обязательно отзвонятся.

– А вот это уже кое-что!

– Хорошенькое «кое-что»! – немного обиделся Мешок. – Учитывая, что мы занимаемся этой темой каких-то полтора дня.

– Ну, извини! – улыбнулась Ольга и ласково погладила его по руке. – Я хотела сказать, что здесь налицо проделанная вами титаническая работа.

– Вот это уже лучше. А теперь ты хвастайся своими успехами.

– Да у меня как раз особых успехов нет. Из числа острых публикаций Цыганковой, которые реально могли затронуть-обидеть их героев, я выбрала всего три. Сейчас, погоди… я ведь тоже подготовилась. – Порывшись в сумочке, Прилепина достала сложенный вчетверо листок и… пирожок с капустой. – Кстати, угощайся, это Александра Яковлевна сама пекла.

– А вот это «кстати» как нельзя кстати! – обрадовался Мешок, жадно вгрызаясь в выпечку.

– Итак, номер один – цикл очерков о печально известной нам компании «ПАН» и судебном процессе над ее президентом Пановым. В этих материалах прослеживаются весьма прозрачные намеки на нечистоплотность отдельных сотрудников Следственного комитета.

– Не думаю, что столь влиятельная организация способна опуститься до банальных угроз в адрес журналистки. Эти ребята работают тоньше. Хотя… после истории с негром Тимати я готов верить во что угодно.

– Вот именно! Номер два – статья Цыганковой, посвященная бизнесмену Миренко. В этой публикации довольно много места уделено его богатому криминальному прошлому, от которого Миренко ныне всячески открещивается. За эту статью он даже подал в суд на редакцию и персонально на Цыганкову, но у тех оказались неплохие юристы, и иски удалось отбить. Как мне рассказала по телефону Маша, крайне недовольный решением суда Миренко публично поклялся восстановить справедливость собственными силами.

– Публичная клятва, как правило, связывает человека по рукам и ногам, – заметил Андрей.

– В каком смысле?

– Не исполнишь – людей насмешишь. Исполнишь – сразу попадешь в число подозреваемых.

– Отчасти я с тобой соглашусь, но тем не менее… И наконец номер третий, на который я обратила внимание. Герой этой публикации Цыганковой – криминальный авторитет средней руки Агарагимов. Не знаю, что уж тогда случилась с Машей, но здесь налицо явный журналистский прокол – нарушение этических и общечеловеческих норм в отношении субъектов журналистского расследования.

– Это как?

– Очень это неправильно и непрофессионально, когда, пылая праведным гневом в публицистическом задоре, журналист начинает издеваться над своими героями: выставлять в неприглядном свете их самих, родственников, любовниц и т. д. Можно ведь так унизить человека в глазах его друзей, коллег, подчиненных, что у него не останется иного выбора, кроме как начать мстить журналисту. Дабы сохранить лицо в глазах окружающих. А в данном случае, как ты понимаешь, речь к тому же идет о так называемом «лице кавказской национальности». А они на такие штуки реагируют особенно нервно и непредсказуемо…

* * *

– Что ж, Олька, я лишний раз убедился, что ты у меня большая молодчина и умничка!

– Я у тебя?

– Ну хорошо, пусть будет «ты у нас». Хотя первый вариант мне нравится больше.

– Всё с вами понятно, господин майор. Дело к вечеру – комплимент густеет.

– Но-но, попрошу без намеков! Хотя… Блин, а ведь действительно за всей этой беготней забыл тебе сказать – выглядишь сегодня потрясающе!

– Сегодня лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня?

– Ну, положим, вчера я тебя не видел. И, признаться, успел соскучиться.

– Товарищ заместитель начальника по оперативной работе! Давайте-ка будем посерьезнее! Делу – время, потехе – час.

– Боюсь, часа нам всяко будет недостаточно.

– Андрей, если ты сейчас же не оставишь свои скабрезные шуточки, получишь по физиономии! Я не шучу.

– Понял. Умолкаю. Становлюсь серьезнее… А если серьезно, твои аргументы и в самом деле звучат весьма убедительно. Вот только отработать все эти три направления за оставшиеся три же дня абсолютно нереально.

– А почему три? Ты ведь говорил, что ваш доклад Пиотровскому назначен на понедельник?

– Потому что до того, в субботу, мы с тобой должны будем доложиться товарищу Жмыху.

– Зачем?

– А я знаю? В качестве своего рода генерального прогона, видимо…