Текст книги "Голодное ухо. Дневник рисовальщика"

«острые минареты…»

 
острые минареты
католические костёлы
православные купола
целятся пиками в небо
они не дают Богу упасть
точнее спрыгнуть вниз
и сказать
эй ребята хватит мучиться дурью
нет ничего кроме любви
я нарисовал звёзды и небо
чтобы удивить вас
это просто театральный задник
я придумал моря и горы
ради движухи
даже войны вначале
были лишь детскими играми
в них никто не умирал
и после игры все шли обедать
в одну столовую
я хотел чтобы было весело
чтобы все любили друг друга
но вы проткнули
 
 
своими пиками небо
чтобы я не смог сказать вам этого
вот и сижу как дурак на небе
на белом облаке
типа царствую
 

«бог…»

 
бог
в каждом из нас
и в тех кто расстреливает
и в тех кто падает замертво в снег
и в тех кто вырывает раскалёнными щипцами ноздри
и в тех кто корчится от боли на дыбе
и в тех кто приговаривает невинных к казни
и в тех кто заживо горит на костре
 
 
бог
в каждом из нас
в судьях и осуждённых
в жертвах и палачах
он корчится от стыда и унижения
он страдает от несправедливости
 
 
самим фактом нашего бытия
мы причиняем богу
невыносимые
страдания
 

«о добрых умерших…»

 
о добрых умерших
природа заботится сама
выращивает
возле могилы
деревце или кустик
шелестит листвой
белый ветер
 
 
на могилах добрых людей
цветут цветы
ландыши земляника
 
 
птицы поют в ветвях
истории их жизней
 

«высокая сплошная…»

 
высокая сплошная
почти отвесная
стена
снега
 
 
посередине
маленькая чёрная
лесенка
в небо
 

«вот дерево а в нём горчит фонарь…»

 
вот дерево а в нём горчит фонарь
и бродят тени ветреных растений
отсчитывает числа календарь
земные числа наших неврастений
 
 
пока душа подсвечена внутри
в ней есть кому таиться и скрываться
токуют чувства словно глухари
душе всегда немного восемнадцать
 
 
никто не знает здесь – откуда свет
дорога в соснах ровная прямая
задашь вопрос песок скрипит в ответ
идущего тебя не понимая
 

Небеспокоезд

Небеспокоезд

Электричка с Каланчёвки

 
мужики с утра бухают
утро а чего ж
водка с колою порхают
рвёт сосиски нож
 
 
ничего что солнце светит
контролёры бдят
заковыристые дети
по углам сидят
 
 
улыбаются и машут
встречным мужики
едут к даше едут к маше
к жёнам напрямки
 

«река отмёрзла пронеслась дрезина…»

 
река отмёрзла пронеслась дрезина
в окно глядишь какая образина
цистерны на запасном полуспят
а я куда я сам куда-то еду
зачем с собою сам веду беседу
на верхней полке поезда распят
 
 
коксуют снег оранжевые робы
жуёт бульдозер рыхлые сугробы
валяют в луже черти дурака
я из окна смотрю как наблюдатель
бумаги писчей Господу податель
на бабочку в кармане пиджака
 

«слева – могилки а справа – девица…»

 
слева – могилки а справа – девица
книжка в руках над которою спится
скушен известный поэт
лучше лежать с синеглазой девицей
чем под крестом деревянным томиться
платой за выслугу лет
снег на реке расчирикан следами
лёд на реке словно палка салями
в дырочках белая смерть
кто по реке отмерзающей ходит
тайные знаки там в лунках находит
нас не зовёт посмотреть
 
 
чёрный обугленный снег на перроне
бросишь сухарь недобитой вороне
жадно докуришь бычок
тянется к югу забитая трасса
где тут на выход свободная касса
это весна дурачок
 

«снесли гаражи будут строить…»

 
снесли гаражи будут строить
наверно чего-то ещё
подрядчика не беспокоить
он спит под небесным плащом
 
 
а мимо ползёт электричка
и девушка шепчет в дневник
диктует айфону странички
своих ненаписанных книг
 
 
нас жёлтым накрыло пожаром
и спит в одуванчиках лев
а может глазунью нам жарят
по всей придорожной земле
 

«у пригородных касс не спит не спит художник…»

 
у пригородных касс не спит не спит художник
проходит мимо бомж улыбкой похмеля
и лезет из земли на небо подорожник
и соловей звенит как старший брат шмеля
 
 
и стройные ряды залётных одуванов
шагают напролом сквозь рельсы и холмы
и движутся на штурм кофеен и диванов
наперсники весны зелёные как мы
 
 
пусть плачет над тобой в Тбилиси или Риме
холодный майский дождь за шиворот летя
пусть первая гроза глаза свои поднимет
и скажет всё как есть ни разу не шутя
 

«Ока под Серпуховом…»

 
Ока под Серпуховом
покрыта мурашками дрожи
машины на переезде
выстроились в ряд
пассажиры вышли курить
смеются машут руками
сосны обступили берег
высматривают далёкие корабли
на пляже загорают купальщицы
постанывая от обжигающего прикосновения
холодного ветерка
 
 
не решаясь броситься в воду
бакены посредине реки
делят её на прошлое и настоящее
электричка едет наперерез
оставляя наедине с самими собой
заброшенные яблоневые сады
 

Бессонница на верхней полке

 
а поезда всю ночь проносятся
их имена трубят на станции
и тех имён разноголосица
звучат как Ева и Констанция
они куда-то направляются
везут Сергеев с Анатолями
и со свекровями ругаются
не доезжая санаториев
а я не сплю на верхней полочке
в своём купе многоэтажном
лежу как есть в одной футболочке
пугаю видом эпатажным
 

«не спи нефритовый кузнечик…»

 
не спи нефритовый кузнечик
твой мир не дружит с головой
ты сам забыл что ты конечен
что жив покуда сам живой
 
 
пока в июньской электричке
тобой украшенная грудь
дрожит и едет по привычке
свободы воздуха вдохнуть
 
 
туда где травы зеленеют
туда где голая вода
где грудь смелей и солонее
и как кузнечик иногда
 

«рубят лес вокруг дороги…»

 
рубят лес вокруг дороги
дальнего пути
иван-чай начайник строгий
пригласил зайти
кверху тычется репейник
бузина осот
зверобой в слюнявой пене
рыжий шмель сосёт
 
 
рассыпаются ромашки
лепестками вдрызг
а букашки просят кашки
прячутся от брызг
 

«у неё платочек из тряпицы…»

 
у неё платочек из тряпицы
тихий взгляд сквозь озеро очков
и сидит малая как синица
пропускает мимо дурачков
 
 
курточка затёртая до блеска
драные кроссовки божежмой
в памяти как в омуте ни плеска
с дачки едет бабушка домой
 
 
тише мыши ветхая старушка
смотрит мимо в даль ушедших дней
и везёт огурчики петрушку
и тележка верная при ней
 

«едет поезд мчится поезд…»

 
едет поезд мчится поезд
по долинам и по взго
машинист небеспокоезд
он отличник ГТО
 
 
у него жена-отрава
и любовница в Твери
дети слева дети справа
всех с собою в путь бери
жизнь – железная дорога
то туда а то сюда
было счастье да немного
денег не было тогда
 

«жёлтые дорожные рабочие…»

 
жёлтые дорожные рабочие
тянут жилы лёгкого метро
дни ли ночи праздники суббочие
это для дороги всё равно
 
 
несмотря на смерти и ранения
на любовь и ревность несмотря
железнодорожное растение
вырастить приказ до сентября
 
 
мимоход проносятся неспешные
поезда на север и на юг
и стучат в груди дела сердешные
стук да стук считают стук да стук
 

«мокнет город за окошком…»

 
мокнет город за окошком
и сидят разинув рот
дед-таджик и в сумке кошка
непроснувшийся народ
 
 
мимо тропок станционных
глядя в мокрое окно
едет юная канцона
им канцонам всё равно
 
 
что рассвет прошёлся краской
по небритому холму
 
 
это сон или раскраска
непонятно никому
 

«летит побегами лещина…»

 
летит побегами лещина
под небеса под облака
куда вы едете мущщина
спросил волнуясь таракан
 
 
сурепка плещется желтками
среди зелёного белка
он небо трогает руками
он обнажённая река
 
 
а на пригорке маргаритки
лежат и грудь обнажена
как разноцветные открытки
из непристойного кина
 

«она лежит в трусах босая…»

 
она лежит в трусах босая
без лифчика под простынёй
она лежит не угасая
под белоснежною бронёй
соски просвечивают смело
алеют голые бока
как будто тело запотело
но не расплавилось пока
ещё чуть-чуть и всё отбросит
и встанет голая гулять
у всех в вагоне башни сносит
но нет
лишь вертится опять
 

Железнодорожный вальс

 
в поезде там где ютится душа
где машинист забывает дышать
только начальника поезда стон
напоминает чарльстон
вот машинист закрывает глаза
видит он сразу небесный вокзал
там где как птичка летает над ним
город Иерусалим
чёрная в небе летает луна
голая словно бы в стельку пьяна
но понимает её машинист
замуж зовёт её вниз
 

«чем заняться в поезде когда…»

 
чем заняться в поезде когда
смысла нет во всей большой вселенной
мимо пролетают города
каждый город как военнопленный
здание прощальное наряд
пирожки с кошачьими глазами
что-то в матюгальник говорят
женщины с округлыми пазами
 
 
дети бодро ходят по гостям
говорят я йеду в кастамуксу
и менты прилипшие к костям
пробуют открыть дверную рукшу
 

«яблоню везут в неволю…»

 
яблоню везут в неволю
яблоню везут сажать
виновата она что ли
что умеет лишь рожать
 
 
руки связаны верёвкой
на ногах повис пакет
как же жить без подготовки
в несвободе столько лет
 
 
не сходя ни разу с места
ноги намертво в земле
а была она невеста
на небесном корабле
 

«какой на свете век…»

 
какой на свете век
какой на свете мрак
стоит как человек
икает как дурак
 
 
в зелёных сапогах
болоньевом плаще
то ль с горя на рогах
то ль с радости ваще
с надеждою в груди
доехать бы домой
постой не уходи
ох божечки ж ты мой
 

«мёртвая ворона…»

 
мёртвая ворона
между рельсов спит
крылья как корона
в крике клюв открыт
мёртвая ворона
радостно жила
подружилась с дроном
белого крыла
мёртвую ворону
сбил коварный дрон
в память о вороне
поездов чарльстон
 

Утренняя электричка

 
когда твоё дыхание
перекрёстно опыляется
её дыханием
когда она прижата к тебе
бесчеловечной толпой
когда её грудки мечутся
как пойманная птица
в поисках спасения
слава тебе
переполненная электричка
когда твоё дыхание
перекрёстно опыляется
его дыханием
когда от него разит
вчерашним застольем
когда ты пытаешься не дышать
или отталкиваешь его дыхание – своим
но всё равно ничего не выходит
будь ты проклята
утренняя электричка
 

«промзоны леса перелески…»

 
промзоны леса перелески
осенний немеркнущий свет
и рельсы берущие резко
налево в случайный просвет
 
 
дубы словно бросило в краску
и ржавое золото рук
горячее будто табаско
они протянули на юг
пожухлые травы по склонам
шумит пролетая экспресс
и голые сосны с поклоном
в немой удаляются лес
 

Электричечная песенка

 
дорожные рабочие
гуляют одиночие
и семечки подсолночи
         плюют
а мимо электричека
шурует по привычека
когда же будет смычека
        зер гуд
меняют расписание
хоть мы и не в сапсании
а только в палисандрии
       живём пока
когда же это кончица
дорожка-беззаконщица
покачивает бёдрами
         река Ока
 
 
пусть поезда качаются
пусть рельсы не кончаются
пусть зарастёт щетиною
             щека
и пусть плюют рабочие
на сроки дни и прочее
ведь едет-едет электри —
             чека
 

«у собаки разные глаза…»

 
у собаки разные глаза
и язык что достаёт до пятки
ухи как в полёте стрекоза
мокрый нос сопит себе в порядке
 
 
что ты смотришь бобик на меня
тянешь воздух глазками моргая
сушки ешь усами семеня
лапками смешными помогая
 
 
рыжий бобик в крапинку лицо
ты любим весёлая собака
ты рождён как русское словцо
под счастливым знаком зодиака
 

«в лучах восходящего солнца…»

 
в лучах восходящего солнца
ты сам восходящее солнце
всходи пока едет стремглав
твой утренний «Спутник» в столицу
и солнцу на небе не спится
и иней касается трав
 
 
какие крутые берёзы
штурмуют крутые откосы
да листья на ветках жужжат
а мы проезжаем не глядя
все станции скорости ради
лишь гулкие рельсы дрожат
 
 
размеренный путь монотонный
проезжий небрежный центонный
да перистый шёлк облаков
попутчицы спелые груди
ты выйдешь и сразу забудешь
докуришь и будешь таков
 

«они расходятся – две грации…»

 
они расходятся – две грации
один – экспресс другой – экспресс
в одной предутренней прострации
пересекая чёрный лес
 
 
крестов мелькают сухожилия
среди деревьев и оград
дорожка тянется двужильная
экспрессы гордые парят
расходятся и снова сходятся
красивые как поезда
вот электрички – те разводятся
зато экспрессы – никогда
 

«на поезд нет посадки…»

 
на поезд нет посадки
посадки нет на по
идут на взлёт красотки
в зелёное сельпо
 
 
они сквозь снег смеются
уже навеселе
попробуй улыбнуться
стать с ними наравне
 
 
пусть мимо пролетают
пустые поезда
пусть даром пропадает
упавшая звезда
 

«откуда берутся такие розовые…»

 
откуда берутся такие розовые
такие мягкие словно лён
такие свежие и морозовые
такие душечки у окон
 
 
куда-то едут они из пригорода
зачем-то нужно им позарез
туда где сутолока туда где втридорога
туда где город стоит как лес
 
 
пока их щёки румяны свежестью
полны и кровью и молоком
куда-то едут они за нежностью
зачем-то едут они тайком
 

«три сосны стоят в снегу…»

 
три сосны стоят в снегу
едет электричка
оторваться не могу
от дурной привычки
всё записывать в блокнот
облака и пташек
птичка божия поёт
солнце в небе пляшет
 
 
ветер сдует с облаков
белые барашки
и посыпятся снегов
белые ромашки
 

«Москву проехали – за нею глаз да глаз…»

 
Москву проехали – за нею глаз да глаз
а дальше – чёрное природное лесное
и режет ночь зрачка звериного алмаз
и небо крутится земное нутряное
 
 
Москву проехали – и дышится легко
как будто прорвана земная паутина
и ветер свеж ещё и небо глубоко
и в целом звёздная какая-то картина
 
 
Москву проехали – и нет уже Москвы
и жизнь торопится хорошая такая
играет блёстками танцующей плотвы
реке и облаку на небе потакая