Текст книги "Выхода нет"

Имперские тысячелетия

Православная духовность и имперская идея:

Не сломить твою державность, царственная Византия!

Устоит Константинополь перед ордами врагов,

Супостат будет отброшен от родимых берегов.

Всех манит твоё богатство: русов, персов и германцев,

И к Царьграду рвутся рати злобно-алчных иностранцев,

Но на страже у столицы есть имперские войска,

Не дадут врагам пробиться – пусть охватит их тоска!

Мощь ромейских катафрактов ужас на врагов наводит,

Дух имперский ими правит, честь и доблесть руководят,

А имперская пехота – словно твердая скала,

Для таких героев славных целая земля мала!

Но не только грозным войском славится земля ромеев,

Ведь мощнейшая культура над страной этой довлеет;

Мир погряз в средневековье, всюду варварство сплошное,

Лишь империю спасает слово Господа святое.

Где-то колдунов сжигают, рушат с боем города,

Грек же храмы воздвигает, им не сгинуть никогда.

Сам Господь стоит на страже императорского трона,

С Божьей помощью сражаясь, не падёт его корона.

Словно бастион культуры, мощь империи цветёт,

Вечный город, цвет державы, твоя слава не пройдёт!

Легенда

Долго стояло у Чёрного моря Боспорское царство,

Дом храбрых греков из дальней прекрасной Эллады,

Жили они в окруженьи свирепых народов,

Конные лучники скифов много им зла доставляли.

Вот собрались на агоре вожди боспоритов,

Чтобы придумать, как справиться с этой напастью.

Речь стал держать Эврилох, сын Архея,

Землевладелец и воин, во многих боях закалённый:

«С всадником луконесущим неловко сражаться гоплиту,

Быстро ускачет тот прочь, его стрелами издали раня.

Надобна конница нам, но где её взять боспоритам?

Исстари бились мы пешими, к виду коней непривычны.

Нужен нам всадник, в сраженьях умелый, искусный,

В битве прекрасный и в ближнем бою превосходный.

Греки же – пеший народ, среди них не найти нам такого

Стало быть, надо найти его средь чужестранцев.

Слышал я, будто бы в землях свирепых сарматов

Есть Ариасп, сын Савмака, прославленный воин,

Стоит сотни в бою, немало сразил он героев.

Нужно завлечь его к нам, чтобы нас обучил он».

Вот посылают послов в савроматские земли,

Вскоре нашли те послы храброго Ариаспа,

Стали сулить ему деньги, вино, много славы,

Но непреклонен остался наш варварский воин.

«Пусть воин ваш в честном меня победит поединке,

После того обучу ваших воинов конных», —

Так отвечал Ариасп мнгогордый и громко смеялся,

Деньги же все он отверг, словно пыль или пепел.

Многие греки пытались сломить гордеца,

приведя в Пантикапей,

Но ни один не сумел одолеть савромата.

Вышла тогда на агору гетера Статира,

Первой была она среди боспорских красавиц:

«Если мужчины бессильны, то время для женщин –

Я приведу Ариаспа, клянусь Афродитой!»

Так прокричавши, ушла она в дальние степи,

Многие месяцы больше не видел её родной город.

Лишь боги знают, что было меж нею и скифом,

Но в некий день прибыл он с ней в Пантикапей,

Мужем Статире он стал, поселился средь граждан,

И обучил для Боспора отличное конное войско.

А вслед за ним и другие сарматы явились,

Чтобы познать красоту дев Боспора прекрасных,

Стали селиться средь греков они и отсюда

Славный союз двух народов пошёл,

что продлился веками!

Лирическое

Твой стан как греческие копья –

Такой же тонкий и прямой.

Хожу в дурмане, как от опия –

Ах, почему ты не со мной?

Твои глаза – два синих моря,

И в них я с радостью тону,

И сердцу собственному вторя,

С готовностью пойду ко дну.

Твой лоб холодный, словно мрамор,

Мне прикоснуться бы к нему,

Жизнь без тебя – мне вечный траур,

Себе я места не найду.

Твоя причёска – сад цветущий,

Но мне гостить в нём не дано,

И небо застилают тучи –

Нам вместе быть не суждено.

Люди Сталина

Славлю сталинские колонны,

Уходящие медленно в бой!

С чувством страха они незнакомы,

Безоглядно рискуют собой.

Враг снарядов на них килотонны,

Пули ливнем и тысячи бомб,

Но не дрогнут в бою батальоны,

На пути врага сделают тромб.

Под Москвою и под Сталинградом,

В Ленинграде, под Курском, везде

Храбро бились Советов отряды

На своей ненаглядной земле.

Страшен враг, с ним огромная сила,

Беспощаден и грозен в бою,

Но в России его ждёт могила,

Ведь стоят за Отчизну свою

Люди Сталина, люди Советов,

Непреклонная красная рать,

На любую угрозу ответят:

«Взять хотите? Попробуйте взять!»

Моя смерть

Я часто думаю о смерти

И о небытие загробном,

Невесело мне, уж поверьте,

Задумываться о подобном,

Ведь стоя не краю могилы,

Я буду очень одинок,

Уйдут оставшиеся силы,

Когда придёт погибнуть срок,

Я буду всеми позабытый

И в одиночестве полнейшем,

Не памятный, не знаменитый —

Вот то, что ждёт меня в дальнейшем,

И некому меня утешить,

Когда я буду умирать –

Себя надеждою не тешу,

Могу об этом точно знать.

И будет долго труп лежать

Один в заброшенной квартире,

О смерти некому узнать,

И всем плевать на это в мире,

На подоконнике цветы

Засохнут, без меня оставшись,

Мой дом, в склеп превратишься ты,

Так никому и не доставшись.

«Нельзя построить счастье на крови…»

Нельзя построить счастье на крови

И в рай не въедешь на чужих страданьях,

И от расплаты будет не уйти,

Когда пресытишься ты жертв своих терзаньем.

Палач! История свершит свой суд,

Коль не при жизни, так хоть после смерти,

Твою могилу люди проклянут,

Твой едкий дух из их сердец проветрит.

Пускай все поклоняются тебе –

Недолго длится суетная слава,

И правда победит в чудовищной борьбе,

Падёт клеймо на твой престол кровавый.

Никто из жертв не будет позабыт,

Их горе вопиет к суровому отмщенью,

И каждый, кто тобою был убит,

Кто для тебя живою был мишенью,

Из преисподней встанет, чтоб с тобой

За все свои страданья поквитаться,

Тебе в гробу не обрести покой,

С своей кровавой кармой не расстаться.

Судом потомков будешь ты распят,

Прикованный навек к столбу позора,

И память жертв искупишь ты стократ,

Тех, что когда-то мучил без разбора.

«Ненастоящее житьё…»

Ненастоящее житьё,

Искусственное мирозданье…

Я погружаюсь в забытье,

Но будут жить воспоминанья

О жизни, бывшей так давно,

О радостях и огорченьях,

О том, что было мне дано,

Но стало прошлого мгновеньем.

Я ошибался, но я жил

И постигал цену расплаты,

Теперь же я, как имбецил,

В больничной запертый палате.

Четыре стенки, стол, кровать

И вечно включенный компьютер –

Что можно нового узнать,

В который раз гоняя шутер?

Но это – весь мой мир теперь,

Отрезанный от прошлой жизни,

А в прошлое закрыта дверь,

Я пребываю в пессимизме…

Ненастоящее житьё,

Разрушенное мирозданье…

Я погружаюсь в забытье,

Но будут жить воспоминанья…

Мой крест

За свою веру и любовь

Не прекращаясь, вновь и вновь,

В любом из видимых мне мест

Нести я буду этот крест.

За свои взгляды и народ,

Который вновь меня убьёт,

Чтоб не было свободных мест,

Нести я буду этот крест.

За свою слабость и за боль,

Которая всегда со мной,

Так, чтоб видали все окрест,

Нести я буду этот крест.

За своих близких и родных,

Чтоб не коснулось это их,

И принимая гнев небес,

Нести я буду этот крест.

Всю жизнь, пока я не умру,

От ночи двигаясь к утру,

Покуда силы во мне есть,

Нести я буду этот крест.

Новый порядок

Рим доживает последние дни,

Ныне везде торжествуют германцы,

Римскую землю разделят они –

Где вы, отважные преторианцы?

Готы, вандалы и франки идут,

Дабы добыть себе славу клинками,

К римским богатствам проляжет их путь,

Чтобы, имперцы, расправиться с вами.

Северный варвар, ты неудержим,

Движешься ты от победы к победе,

Ты рождён в мире заснеженных зим,

О трудной жизни ты мог бы поведать,

Как с малолетства учился войне

Вместе с отцом выходил на охоту,

Труд постигал на холодной земле,

К битве готов ты и к тяжкой работе,

Северный норов, как прежде, суров,

Доблесть и ярость в себе совмещает,

С ним сокрушает германец врагов,

Храбро их острым мечом поражает.

Будь ты язычник или христианин,

Старую доблесть хранишь в своём сердце,

Будешь ей верен до самых седин,

С нею легко сокрушаешь имперцев.

Словно из стали отлитый народ

Грозною волною пройдёт по Европе,

Новый порядок он ей принесёт,

Славным истории став поворотом.

О безответной любви к Родине

Куда в дальней дымке плывёт

Бушующий порт Ямайки,

Ведь в этом порту живёт

Два миллиона янки?

Мелькает вперёд по борту

Сверкающий порт Гонолулу,

Плавая в том порту,

Запросто встретишь акулу.

Скрывается вдалеке

Китайский город Циньдао,

Когда-то в том городке

Конфуций познал своё дао.

Но в нашем Приморье стоит

Советский Владивосток,

Путь в этот порт открыт

Бухтой Золотой Рог.

Ни шум Акапулько, ни шик

Раскрашенного Нью-Йорка

Не стоят родной земли,

В России роднее насколько!

Откуда берётся ненависть?

Где в нас ненависть зарождается?

Из каких беспросветных глубин

Она в душу к нам вдруг поднимается

И живёт там до самых седин?

Беспричинная чёрная ненависть

Завладеет вдруг всем естеством,

Призывая кого-то убить, напасть

И расправиться с тем существом.

Человек в злобе меры не ведает,

И готов делать разные мерзости,

Если только случайно проведает,

Что способен врага этим извести.

Весь неправедным гневом охваченный,

Будет думать лишь о разрушении,

Его разум теперь – бред горячечный,

Мыслит только в одном направлении,

Помышляя лишь только о гадостях,

Сам становится хуже врага,

Больше в жизни не видит он радости,

Ему ненависть лишь дорога.

Но не знает того обезумевший,

Что себя же своей злобой травит,

И его же она сокрушит совсем,

И его же к могиле направит.

Жить с душою, отравленной злобою –

Что, скажите мне, может быть хуже?

Коль в вас злоба проснуться попробует –

Закопайте её, да поглубже!

«Почему ты не моя сестра…»

Почему ты не моя сестра,

Чтоб, когда бреду дорогой пилигрима,

Ты сказала, пролетая мимо,

«Братик, ведь домой уже пора!»,

Чтобы, если попаду в беду,

В лазарете, связанный бинтами,

Ты сказала: «Братик, верь, надежда с нами,

Я в любой беде тебя найду»,

Чтоб всему учиться у тебя,

Чтобы повторять всё за тобою,

Быть с тобою связанным судьбою,

Словно младший брат, тебя любя?

Почему ты не моя жена,

Чтобы, отлучившись вдруг из дома,

Понимать, попав средь незнакомых,

Как же глубоко ты мне нужна,

Чтобы, что б ни стало с мной самим,

Знать среди тревог и затруднений,

Понимать, как будто в просветлении,

Что всё так же я тобой любим,

Чтобы ждать свидания с тобой,

Словно жаждет страждущий в пустыне,

Понимать навеки и отныне –

Навсегда мы связаны судьбой!

Расщепление

Расщепление – наша природа,

Часть себя в своём «я» отвергать –

Такова человечья порода,

И другими вовек нам не стать.

Спрячь поглубже в углу потаённом

Свои тайные язвы и раны,

Стань, отбросив их все, окрылённым,

Но они будут рядом. Как странно…

Наше тайное «я» всегда рядом

Незаметно сидит в подсознанье,

Но не смей осквернить его смрадом

Вне тебя спящее мирозданье!

Горе тем, кто раскрыл себя настежь,

С потрохами вовне наизнанку,

Принесёт ему слёзы и боль лишь,

Со всем миром введёт в перебранку.

Быть тюремщиком собственной боли –

Вот наш долг пред собой и пред миром,

Вот где впору узнать силу воли,

Стоя между кладбищем и пиром.

Расщепление – наша природа,

Часть себя в своём «я» отвергать –

Такова человечья порода,

И другими вовек нам не стать.

Сага о русах

Я вижу сон: идёт в нём рус

По Русской же равнине,

Характером совсем не трус,

Хозяин здесь отныне,

Его отвага на пути

Преграды все сметает,

Везде, где может он пройти,

Власть русов наступает.

К наживе жаден, нравом лют,

Далёко он забрался,

И все враги его бегут,

Кто жизнь спасти собрался.

Царьград и Каспий на себе

Познали его ярость,

Разграбил в гибельной борьбе,

Забрав любую малость.

Не будет больше славянин

Дань посылать хазарам,

Он стал теперь России сын,

Степной орде не пара.

Пора языческим богам

Смениться христианством,

И церковь утвердится там

С завидным постоянством.

Где некогда был дикий лес,

Воздвиг он государство,

И вознеслося до небес

Огромнейшее царство,

Его хранит тяжёлый меч

От немцев, печенегов,

Срубает головы он с плеч

Участников набегов.

Власть русов впредь и навсегда

Страну преобразила,

И не исчезнет никогда

Её святая сила!

Тане М.

Было время, любил тебя в школе,

Но не смел свои чувства раскрыть,

И покорный своей грустной доле,

Я не знал, как же мне дальше жить.

Годы шли, и жизнь нас разбросала,

У тебя уже дети, семья…

И чужою женою ты стала,

Ну а кто для тебя теперь я?

Но, по-прежнему, утром вставая,

Вспоминаю, что вижу во сне –

Та девчонка, не переставая,

И теперь по ночам снится мне…

Тридцать лет войны

Уже тридцать лет полыхает война,

Германия дымом покрыта,

Народ истребляем везде, и до дна

Их чаша страданий испита.

Теологов спор взбудоражил страну,

Чья вера окажется правой,

И кто, проигравши, пойдёт вдруг ко дну,

Разгромленный вражьей державой?

Хотя на их флагах сверкают кресты,

Здесь нет милосердию места.

Сердца их – железо, их души пусты,

Из чёрствого слеплены теста.

Вцепились в Германию с разных сторон

Французы, датчане и шведы,

Повсюду германцев разносится стон –

Кто сможет дожить до победы?

Тюренн и Тилли, Густав Горн, Торстенсонн

Ведут в бой несметные рати,

И ужасом веет от ярких знамён,

Несут они смерть и утраты.

Единой империи впредь не бывать,

Разорвана прочно на части,

Германец, спеши волю князя узнать,

Ведь дом твой теперь в его власти!

Он веру навяжет, прикрепит к земле,

Свои установит порядки,

Тебе жить придётся в спустившейся мгле,

Копая для барина грядки!

Но радуйся всё ж, что остался ты жив,

Когда сотни тысяч в могиле,

Звучит над страною печальный мотив,

И песни отчизны унылы.

Да, горькую чашу испил фатерлянд,

Когда сможет он возродиться,

Забыть зверства всех здесь сражавшихся банд

И вновь городами покрыться?

«Товарищ! Поэзии слог свой чеканя…»

Товарищ!

Поэзии слог свой чеканя,

Не бойся быть буйным

И даже неистовым,

Чтоб сердце читателя

Намертво ранить,

Чтоб чувство владело им,

Тобою высказанное!

Поэтов у нас

Завелось уж немало,

Кто пишет поэмы,

Кто даже лимерики,

Ударим по быту «Империала»

Богатой

И разнообразною лирикой!

Чёрная смерть

Везде, куда желают янки

Свет демократии нести

Летят ракеты, едут танки,

И появляются они.

Бойцы исламского джихада

Под чёрным знаменем идут,

Неверных смерть – для них награда,

За веру бой они ведут.

Им путь расчищен безупречно:

Каддафи свергнут, Асад пал —

И восстаёт бесчеловечной

Исламской веры пьедестал.

К врагам не ведают пощады,

Кровавым баням нет числа –

Расстрелы целых сотен кряду,

Сожженья, казни на крестах;

Средневековье возродилось

В лице исламского муллы,

Такое Гитлеру не снилось,

Страданьем земли их полны.

А в бой идут без тени страха,

Себя взрывчаткой обложив —

Сопротивленье сломят махом,

Идут, как звери, на прорыв,

Ведь им обещан рай загробный,

Коль мучениками умрут,

Святой войны мотив удобный,

На смерть, не думая, пойдут.

Умылся кровью мир ислама,

Дрожат правителей дворцы,

И в наши дни такого срама

Нам наши не простят отцы:

В прах обратились все старанья,

Цивилизаторская роль;

Ближневосточные страданья

Всем нам теперь внушают боль.

…А укрепившись на Востоке,

Со смехом повернут назад,

И в окровавленной Европе

Окончат праведный джихад.

Шахрвараз

Я вспоминаю каждый раз,

О Древней Персии читая,

Как полководец Шахрвараз

Ряды ромеев прорывает.

Вепрь царства, смело в бой он шёл,

Ведя с собою катафрактов,

Надёжно защищал престол,

Идя мощёным римским трактом,

В восточных римлян города

Вступал персидский победитель,

Триумф Иран справлял тогда,

Ромейских ратей сокрушитель.

Вся Сирия и Палестина

Повержены к его ногам,

И вот иранская равнина

Простёрлась вдаль к морским волнам.

В священный град Ерусалим

Вступил он как освободитель,

Гнёт грозных римлян сокрушил,

Как иудеев избавитель.

Уже и на Царьград он шёл,

Для штурма мощный флот готовил,

Но зашатался тут престол,

Войны то стало переломом.

Предателям, что при дворе,

Тогда он бросил грозный вызов

И победил в этой игре,

Ему столица стала призом,

Но честь и слава не спасут

От подлости и от коварства,

И яд ему в вино кладут,

И вот лишилось его царство.

О, плачь, Иран! Ты потерял

Свою последнюю надежду.

Теперь пустует пьедестал,

Остались трусы и невежды,

И вскоре орды сарацин

Твоё богатство всё порушат,

О, где же твой великий сын

Теперь, когда он стал так нужен?

Но всё же память лет былых

Не уничтожится веками:

Поёт о нём народный миф.

О Шахрвараз! Всегда будь с нами!

«Что бы ни случилось со мной в жизни…»

Что бы ни случилось со мной в жизни,

Что бы ни произошло на дню,

Я к тебе любовь, словно к Отчизне

В сердце своём, Сатико, храню.

Как бы ни грозили мне невзгоды,

Несмотря на ветер ледяной,

На капризы несмотря погоды,

Будешь всегда, Сатико, со мной.

Что б ни говорили люди злые,

Как бы ни кляли они меня,

Прочь гоню наветы я чужие,

В сердце своём Сатико храня.

Как бы не грозился враг жестокий,

И каких бы козней не творил,

Знай, что я всегда, в любые сроки,

Лишь одной тобой, родная, жил.

Проза

Безопаснее, чем по воздуху

На самом деле их было трое. Наверняка вы слышали о братьях Райт, но мало кому известно о технике Ричарде Липмане, который сотрудничал с ними. Но кто знает, быть может, благодаря своим идеям, он мог бы оставить в истории человечества ещё больший след, чем Уилбур и Орвил.

Он был моим другом с детства. Ричард всегда бредил техникой, так что встреча с братьями Райт стала для него находкой. И всегда он был немного не от мира сего. Меня поражал его нестандартный взгляд на вещи, хотя порой его мысли было трудно понять.

Мы часто обсуждали вместе с ним работы над бипланами, хотя Ричард всегда брал с меня слово о неразглашении. В то время они с братьями Райт старались держать свои работы в секрете.

Ричард проявлял большой энтузиазм в своей работе, но в последние месяцы он стал казаться недовольным ею.

– Управляемые полёты в воздухе, – говорил он, – это прекрасно. Возможно, за ними будущее. Но это очень ненадёжный способ передвижения. Гораздо удобнее и безопаснее совершать переходы между параллельными пространствами. Телепортация. Ты сможешь войти в портал здесь, в Дейтоне, и выйти в любой точке Земли без всякого риска. И кажется, я знаю, как этого достичь.

Однако, он отказывался обсуждать подробности своих разработок.

– Придёт время – сам всё увидишь, – уклончиво отвечал он.

По правде сказать, мне было трудно уразуметь, о чём он говорит. Я и в воздушные полёты верил с трудом, а от выражения «переход между параллельными пространствами» у меня просто темнело в глазах. Но Ричард был незаурядным человеком, и я знал, что от него многого можно ожидать.

Смерть его была внезапной и нелепой. Однажды он пропал без вести. Просто вышел из одной конторы, где был по делам, и исчез. Я не знал, что и думать. Его искали несколько дней, и наконец нашли убитым в одном из переулков нашего города. По версии полиции, Ричард шёл подворотнями, срезая куда-то угол. Здесь его встретили грабители, зарезали ножом (на теле было восемь ножевых ран) и начисто обчистили все карманы. Весь Дейтон был взбудоражен этим происшествием: нечасто в нашем городке случается такое.

Я был на его похоронах. При мне гроб опускали в могилу. Народу было не сказать, чтобы много – хотя Ричард всю жизнь прожил в Дейтоне, он не отличался общительностью, и знакомых у него было не такое уж большое число. Похороны были довольно скромными – священник, минимум положенных по такому случаю церемоний. Впрочем, это даже к лучшему. Не люблю, когда из траура делают праздник.

По окончании церемонии я взялся проводить до дома его жену, Мардж. Мы вместе сели в трамвай.

– Бедный Дик, – сказала Мардж, – я всегда знала, что эта проклятая работа не доведёт его до добра. Он ведь собирался тогда идти в свою лабораторию.

Но я не чувствовал в её голосе сожаления. Любила ли она его? Мне кажется, брак Ричарда и Мардж давно дал трещину. Возможно, он слишком много времени отдавал работе?

Мы доехали до ближайшей к дому Липманов станции, затем дошли до Маратон-авеню. У порога дома я распрощался с Мардж и направился к себе.

Уже смеркалось, в окнах зажигались огни. Но стоило мне отойти метров на двести, как я почувствовал, что за мной кто-то идёт. Приготовившись к самому худшему, я оглянулся и увидел… Ричарда. Он был такой же, как всегда – слегка сутулый, небрежно причёсанный, со странным блеском в глазах.

– Дик! – воскликнул я, – Это что, дурацкая шутка? Как ты оказался здесь? Что происходит?

– Спокойствие, Майк, – ответил он. – Я всё расскажу по порядку. Но это не так-то просто объяснить. Я думаю, нам лучше зайти в паб.

– А я думаю, что тебе лучше немедленно объясниться с женой!

– Поверь мне, Майк, сейчас это не самое главное…

Всё-таки, он увёл меня в ближайший паб. Он был почти пуст, никого из знакомых. Мы взяли по кружке тёмного пива.

– Итак, мистер Липман?..

– Дело в том, что в вашем мире я действительно погиб. Не знаю точно, каким способом – это каждый раз случается по-разному…

– Видишь ли, Майк, – сказал он, поглядев на моё изумлённое лицо, – я ведь тебе говорил, что работаю над системой перехода между параллельными пространствами. Моя работа увенчалась успехом. Но результаты оказались не совсем такими, как я ожидал… Переход осуществляется не только в пространстве. Он происходит между параллельными вселенными.

– Существует бесчисленное количество миров, похожих на ваш, но не совсем таких же точно, – продолжал он, отхлебнув изрядный глоток пива. – В большинстве из них есть я, ты, Мардж и все остальные… Но всё не совсем так, как в вашем, – он немного задумался.

– Но вот что я наблюдаю везде, куда прибыл… Всюду, где я уже почти заканчивал работу над своим проектом, я внезапно гибну. Причём часто это случается так, что вместе со мной погибает портал и все документы. Как будто какая-то сила мешает мне сделать это открытие. После этого разработка прекращается, ведь о ней не знает практически никто, кроме меня! Но если верить газетам, в вашем мире лаборатория не должна была пострадать. И мне нужно, чтобы всё это не пропало зря. Пойдём со мной, Майкл. Я передам тебе документацию и сам портал, который должен быть уже почти достроен. Моё дело не должно погибнуть!

Я был слишком ошарашен, чтобы сопротивляться. Конечно, можно было принять всё это за розыгрыш, но я сам видел гроб с его телом, я присутствовал на опознании!

Мы сели в омнибус, едущий на Уэйн-авеню. Народу было не очень много, так что нам даже достались сидячие места.

Но стоило нам проехать минут десять, как внезапно лошади понесли. Водитель потерял над ними контроль. Крики ужаса наполнили омнибус. Фургон разгонялся всё быстрее и быстрее. Я чувствовал страх и ужасное бессилие, так как ничего не мог поделать. Внезапно омнибус совершил резкий поворот и опрокинулся. Всё перевернулось, я больно обо что-то ударился и на мгновение потерял сознание.

Когда я немного пришёл в себя, передо мной открылась ужасная картина. Развороченный омнибус лежал на боку. Внутри было полно окровавленных людей – кто сидел, кто лежал, кто пытался выбраться. Раздавались стоны и крики. Я был весь в крови. Сначала я думал, что она моя собственная, но когда я начал искать глазами Ричарда, то пришёл в ужас. Он лежал между двумя сиденьями. Его горло было перерезано, по-видимому, осколком стекла, из него хлестала кровь.

Я скинул с себя куртку и попытался перевязать рану, но всё было тщетно. Через несколько минут он умер.

И вот я стою у разбившегося омнибуса, дожидаясь, когда прибудут врачи и полиция, и думаю, что делать дальше. Как объяснить полиции личность моего спутника? Но главное не это, а что делать с лабораторией Липмана? Казалось бы, инструкции я уже получил. Но…

Судите сами. По всей видимости, то, что он рассказывал про параллельные миры – правда. И во всех них он погибает, работая над своим порталом, а дело не получает развития. И кто знает, если я сейчас попытаюсь продолжить разработку, не повторю ли я судьбу изобретателя? Бьющая из горла кровь до сих пор стоит у меня перед глазами…