Текст книги "Голец Тонмэй"

Глава третья. Поездка к мямяльским ламутам

Удачная женитьба сродни судьбе.

Отогревает душу ламута и раскрывает дремавшие в нем внутренние силы.

Тонмэй нашел себе жену необычным образом. Дело было так. Старый Ичээни задумал женить сына. В последнее время только об этом и думал. Потому долго присматривался к девушкам и женщинам соседних родов. Ему хотелось, чтобы старший сын непременно женился на дочери кого-нибудь из знакомых сородичей. Так было бы выгодно во всех отношениях. Сын кочевал бы рядом. Могли бы в случае необходимости подсобить друг другу в кочевках и на охоте. Невестка должна быть непременно трудолюбивой, мастерицей на все руки, главным образом на шитье. Тогда только он, Ичээни, немолодой уже человек, мог рассчитывать на спокойную жизнь на старости лет. Да вот беда, поблизости не находилось подходящей невесты. На ком попало не женишь сына. Дело это серьезное, деликатное. Речь идет о продолжении рода. Кто останется после ныне живущих и продолжит их род? Попадется добрая женщина, значит, и дети пойдут такие же добрые. Ламуты испокон веков добры ко всему окружающему. У них широкая натура. Душевная щедрость – главное условие продолжения рода. Это качество у ламутов ценилось превыше всего. Ичээни не зря прожил долгую жизнь. У него обостренное чутье на добрых людей. Нельзя обременять жизнь распрями, ссорами и обидами. Нужно жить по добру и в согласии со всеми. Его помимо всего прочего тревожило и состояние оленей. Насколько их хватит? Сегодня-завтра еще пригодятся. А дальше что будет? От их состояния зависит будущее не только рода, а всех ламутов. Рачительный ламут бережет оленей не для себя, а для потомства.

Однажды он задумал снарядить сына в дальний путь к мямяльским ламутам. Поторговать оленями. Мудрый Ичээни подозвал к себе сына, посадил рядом и сказал задумчиво:

– Слыхал я, что у мямяльских ламутов добрые олени, крупные. Поехать бы туда и посмотреть на них.

Тонмэй уловил смысл сказанного, но промолчал. Он знал, что отец предпочитал высказывать мысли иносказательно, будто разговаривал сам с собой, потому решил дождаться, пока отец сам не выдаст свою затаенную мысль.

– Поменяться бы с ними оленями. Прежде всего корбэ-самцами, – не торопясь, будто сам с собой, продолжал рассуждать Ичээни. Затем умолк. Посидел некоторое время молча, углубившись в свои мысли. Но вот погладил седые волосы и поднял глаза на сына:

– А что ты думаешь, Тонмэй, о том, что я сказал? – Видно, ему не понравилось молчание сына.

– Не знаю, ама. Не думал об обмене оленями с соседями, – тихо отозвался Тонмэй.

– Я же не вечный, настанет время и меня не станет. Тебе придется самому найти ответы на такие вопросы. Знаешь почему?

– Не знаю, ама, – прямодушно откликнулся сын.

Ичээни нахмурился, но ничего не сказал. Кажется, ему не понравился ответ сына. Взял полено в руки, молча стал строгать стружки для растопки.

– Без оленей нам не выжить. Из года в год олени наши теряют вид. Разве не замечаешь? Кровосмешение оленей губит. Сам знаешь не хуже меня, без оленя нет нам жизни, – вновь негромко подал голос отец, отложив в сторону полено. Крупные кружева стружки аккуратно положил подальше от очага.

– Не очень-то замечаю, ама – сын удивился, уверенный в том, что их олени едва ли не самые крупные и упитанные.

– Оленям нужна свежая кровь. Самцами-корбэ надо бы меняться с мямяльцами.

– А они согласятся?

– Думаю, и у них такая же забота. Поезжай, Тонмэй, к богатому сородичу Горго. Далековато, правда. Зато у него оленей не счесть. Вот бы с ним поторговаться, а?

Тонмэй воодушевился.

– Охотно поеду, ама. Только скажи, оленей наших для обмена поведу с собой?

– С этим пока повременим. Поезжай налегке. Расскажи про мою просьбу и узнай мнение самого бэгэнэ[29]29
  Бэгэна – господин, тойон, богатый человек.


[Закрыть] Горго. Как он скажет, так и поступим. Пока наладим связь с мямяльцами, а там посмотрим, как пойдут дела.

– Мне одному ехать? – спросил сын.

Отец ничего не ответил. Сидел задумчиво, будто не слышал вопрос Тонмэя. На этом разговор между отцом и сыном завершился.

На другой день отец переменил вчерашнее решение.

– Однако поедем вместе. Дорога дальняя, непроезжая. Одного тебя отпускать в такую даль как-то душа не велит, – за утренним чаем тихо молвил старец Ичээни. Он видно ночь думал о своей задумке. Просто так не доберешься к старику Горго. Мог бы сына одного или с кем-то отправить, да только доедут ли?.. Легко сказать, доедут… Обычно едут по наезженной нартовой дороге. А тут одна безбрежная снежная стихия. Полное бездорожье.

На подготовку к отъезду ушло несколько дней.

Молва о богатом ламуте Горго давно дошла до здешних мест. Рассказывали о его крутом нраве. Удивлялись щедрости влиятельного ламута. Тот любил попотчевать гостей. Богат или беден гость, это, говорят, Горго ничуть не интересовало. Главное, в каждом видел желанного гостя. Кроме всего прочего Горго еще любил устраивать разные игрища: оленьи гонки верхом или в упряжке по снежной целине, борьбу на ремне. У якутов научились перетягиванию палки. Рассказывают, он и сам иногда мерился силой с якутами. Особо ценил борьбу на ремнях. Ичээни и Горго знакомы давно, бывало ездили друг к другу в гости и по житейским делам общались по душам. Немудрено, что оба притерлись друг к другу. Два влиятельных ламута на каждой встрече обменивались думами о своих сородичах. Оба проявляли озабоченность отсутствием мало-мальски грамотного ламута в их горно-таежной среде.

«В жизни якутов многое меняется. Их жизнь интереснее нашей. Мы далеко отстали от них…» – с горечью говорил Горго. Ичээни не сразу откликался. Зная характер друга, Горго не торопил. Оба молча дымили трубками. Наконец Ичээни вынимал из рта свою старую трубку и говорил: «А для чего сравнивать нашу жизнь и жизнь якутов?» Горго тут же давал пояснение: «К примеру, я и некоторые мои сородичи замечаем, что якуты живут гораздо лучше. У них коров и лошадей много. Некоторые из них умеют читать и писать…» – «Погоди, Горго», – одергивал друга Ичээни. – «Якуты и ламуты живут своей жизнью. Каждому свое. Зачем сравнивать? Вот ты говоришь, что у них лошади и коровы. А у них есть олени? Нет у них оленей. Это же большая разница… Каждый из нас будет жить своей жизнью…» Вновь молча курят. Покурив, Горго выдает свою думу: «Каким образом мы можем добиться, чтобы кто-нибудь из наших детей научился грамоте?» Реакция Ичээни мгновенная: «Ты дельно тут говоришь, друг Горго. Грамота сродни лучу солнца…»

Так они беседовали. В конце концов сходились на важности обучения грамоте молодых ламутов. Правда, оба не знали с чего начать…

* * *

…На всю жизнь запомнит ту поездку Тонмэй. По-доброму вспомнился отец. Все знал наперед. Долго тогда добирались до владений Горго. Снегу в тот год выпало много. По бездорожью редкий олень проторит дорогу. В пути несколько раз останавливались на ночь. У Ичээни упряжные олени всегда отличались силой и выносливостью. Благодаря им Ичээни с сыном благополучно доехали до стойбища Горго. Оленей у того в самом деле было много. За сотни километров до стойбища снег весь был растоптан тучными оленьими стадами. До стойбища Горго, расположенного в глубине дремучего леса на заснеженной поляне, доехали ближе к сумеркам. Еще издали путники заметили крупную сярму, иногда ламуты такое жилище называют чора-дю. Поодаль виднелись еще несколько илуму[30]30
  Илуму – конусообразный чум.


[Закрыть]. Над ними вился густой дым. У подножия горы был виден добротно построенный кораль – загон для домашних оленей. При виде невиданных раннее упряжных оленей залаяли повсюду собаки.

Несколько рослых псов выбежали навстречу. В густеющем вечернем воздухе трудно определить их масти. Они дружелюбны к людям. Путники прямым ходом подъехали к чора-дю. Несколько ламутов из соседних илуму выбежали к гостям. Взяли у приехавших из рук вожжи, привязали оленей к дереву и освободили от лямок.

Гости скинули меховые дохи на нарты и, стряхнув снег с торбазов, двинулись к входной двери чора-дю. Тут навстречу им выходит высокий согбенный ламут.

– Ого, наконец-то! Чуяла моя душа, как вы подъезжаете. То-то вот уже несколько ночей мне плохо спалось. Но, поверьте, ничуть не волновался. Знал, едут издалека путники с добрыми намерениями. Чуял, чуял, что вы едете, – радовался хозяин, протягивая руки к Ичээни. Тот обеими ладонями снизу и сверху крепко пожал их. Это неписаный знак глубокого уважения у ламутов. По всему видно было, как обрадовался хозяин сярму неожиданному приезду сородичей. Старик Горго оказался высокорослым, сухощавым и подвижным. Велел забить сразу двух мангаев[31]31
  Мангай – упитанная оленья самка, которая не телилась.


[Закрыть]. Соседи-ламуты быстро разделали туши. Хозяйка дома с дочерью занялись приготовлением пищи. Одновременно поили гостей горячим чаем с оленьим молоком.

После долгого чаепития вспотевшие гости положили чашки вверх дном. Это означало, что больше чаю они не хотят.

Будто увидев это, в чора-дю один за другим степенно зашли ламуты из соседних илуму… Они одеты в легкие кожаные тужурки мехом внутрь. На головах высокие меховые шапки-авун.

– Познакомлю вас с моими детьми и сородичами, – говорит Горго, поправляя жирник на медной тарелке, на тусклом свете которого едва видно продолговатое лицо Горго. – Садитесь теснее, чтоб всем хватило места. Гирге, ты присядь поближе к гостям.

Рослый долговязый молодой ламут пододвинулся к сидящему Тонмэю.

– Это мой старший сын Гирге, – громко сказал хозяин сярму.

– А за ним Боочи. Он моложе Гирге на полтора года.

Гости глянули на Боочи. Тот на голову ниже Гирге. В отличие от старшего брата оказался шире в костях.

– За ним третий сын Танмари… – улыбнулся Горго.

Парень бледнолиц, тонок.

Горго представил еще троих сыновей: Гидани, Чиктикан, Эрбэтчэн – самый младший. Назвал ламутов, которые с ними кочуют вместе. Токини – средних лет, Гякачан – молодой ламут, Гусэтэ – крепкого телосложения, Каганкан – пожилой ламут, отец молодых ламутов, которых назвал Горго. Женщины остались в своих илуму.

– Вот эти мальчики и их отец Каганкан давно кочуют вместе с нами. Они для меня как родные, – сказал Горго.

Вошедшие ламуты, кивая лохматыми головами, заулыбались. При тусклом свете жирника на их смуглых лицах заблестели глаза.

– Меня зовут Ичээни. А это мой сын Тонмэй… Я и Горго давно знакомы, не раз наши пути-дороги пересекались на кочевых зимовьях. Приехали мы от Гольца Тонмэя. Слышали о нем?

Все закивали.

– Голец Тонмэй – голова всех эвенских хребтов. Как не знать, знаем, – тихо подал голос Каганкан, отец соседей-ламутов.

Весь вечер не умолкая, Горго рассказывал гостям о жизни, об охоте… Оказывается, он ездил до берегов Охотского ламу[32]32
  Охотского моря.


[Закрыть], где тоже живут ламуты.

– Какие на вид те ламуты? – с любопытством спросил Ичээни, обрадованный вестью о неведомых ему новых ламутах.

– Такие же, как и мы. Говорят по-нашему, – смеясь, ответил Горго.

– Откуда ж они пришли или все время там жили? – Ичээни воодушевился, будто сбросил десяток лет с плеч.

– Об этом я их не спрашивал. Как-то погостил у меня почтенный ламут Анайбан. Он, как помню сейчас, говорил о том, что в былые времена ламутов было несметное количество. Жили они по соседству с желтыми людьми. Богато жили. Воевали время от времени с теми желтыми. Те, сговорившись с дальними соседями, в конце концов погнали ламутов с насиженных земель. Наши предки подались на север и затерялись в горах. Часть из них осела у Охотского ламу. Некоторые откочевали дальше, где темно и где садится солнце. Где только нет теперь наших сородичей… – тяжко вздохнул Горго.

– А откуда узнал обо всем этом Анайбан? – Ичээни много наслышан об этом удивительном ламуте, который рассказывал о былой и будущей жизни ламутов так, будто читает или видит сквозь толщу веков.

– Один он знает. Я не знаю, откуда ему на ум приходят такие откровения, уму непостижимо.

Поздно вечером, отведав вареного мяса, Горго сказал:

– Я рад вашему приезду. Живите у меня, сколько хотите. Дальнюю дорогу преодолели.

– Мы довольны теплом в твоем чуме, друг Горго. – Ичээни в самом деле был приятно удивлен щедростью хозяина стойбища.

Горго, как подобает сильному ламуту, мимо ушей пропустил благодарные слова гостя и продолжил:

– Оленям вашим тоже нужен отдых, пусть попасутся и восстановят утраченные силы.

– Ты прав, олени наши устали. Твое предложение мы принимаем с радостью. Правда, долгая езда по снежному бездорожью много сил отняла и у нас. – Ичээни молча воздал должное рассудительности хозяина и бросил взгляд на сына. Тот в знак согласия со словами отца едва заметно кивнул головой. У обоих, отца и сына, глаза говорили о том, что им в самом деле нужен отдых, пускай и упряжные олени наберутся сил.

После молчаливого обмена взглядами оба про себя решили шибко не торопиться в обратную дорогу. Горго обрадованно хохотнул.

* * *

Старец Ичээни наутро проснулся рано. Почувствовал себя отдохнувшим, будто это не он на упряжке преодолел долгий путь по снежному бездорожью. «Горго знаю давно, он неплохой человек и рачительный хозяин. Хотелось бы, чтобы он пошел навстречу нашей просьбе. Поймет ли?» – думал он, лежа в теплом меховом мешке из выделанных уямканьих шкур.

…За утренним чаем Ичээни рассказал о цели своего приезда.

– Дельную мысль говоришь, друг Ичээни. Я сам давно терзаюсь этим. Сам знаешь. Оленья кровь требует постоянного обновления. Тогда у дэлмичэ[33]33
  Оленье стадо.


[Закрыть] появляется крепкое потомство.

Оба ламута поняли друг друга и легко нашли общий язык.

Гости задержались у гостеприимного Горго. В течение нескольких дней объездили, где на верховых оленях, где на упряжках, все оленьи пастбища. Горго с готовностью показывал свое богатство. Олени понравились гостям. Через несколько дней стадо загнали в кораль. По велению Горго пастухи отделили около сотни молодых оленей – явканов и сатты. Полуторагодовалых самцов ламуты называют «явкан», а будущих важенок – сатты.

– Берите этих. Пусть они помогут в размножении вашего стада, – широким жестом Горго показал на молодняк, загнанный в отдельный небольшой загон. Взрослыми самцами не стали меняться, зная, что те на новом месте не продержатся и дня, обязательно убегут обратно.

Тонмэй возился с оленями наравне с пастухами Горго. Ловкий и сильный парень на местных ламутов произвел приятное впечатление.

Внимание Тонмэя привлекла юная дочь Горго. Она была невысокого роста, глаза лучистые, щеки алые. Все звали ее Эку. Тонмэй незаметно следил за девушкой. Та доила важенок, помогала матери в выделке оленьей шкуры, в другой раз варила еду, тут же что-то шила. Словом, без дела не сидела и весь день крутилась, не ведая усталости.

– Пора бы Эку замуж выдавать, но нет подходящего жениха, – как-то тихо молвил за едой Горго и опасливо оглянулся назад. Самой девушки рядом не было. Вышла доить важенок. Старик Ичээни с сыном выразительно переглянулись.

– Чудит старик, – жена Горго недовольно покосилась на мужа. Горго молча пропустил мимо ушей слова жены, но недовольно крякнул.

– А какой тебе жених нужен? Молодых ламутов, как я вижу, много, – спросил Ичээни.

– Дело не в молодости. У молодых кости тонки и кровь жидка. Жених должен быть сильным и ловким. Где его возьмешь? – громко проговорил Горго, не взглянув на гостя.

– Если поискать, наверно, можно найти, – не унимался Ичээни.

– Я тоже ищу, друг мой Ичээни, старец мудрый. Весной устраиваю игры. Ставлю условие: тот, кто победит на оленьих гонках и всех уложит по борьбе, женится на моей дочери Эку.

– И сколько раз собирались на такие игры?

– Дочь подросла, потому два раза устроил игры. Парни хилые и слабые. Нынче весной вновь собираемся.

– Весна разная бывает по времени, – Ичээни дал понять, что тут нужно разъяснение.

– Друг Ичээни, как я понимаю, желает узнать о времени весеннего Эгден эвинэк?[34]34
  Большие игры.


[Закрыть] – продолговатое лицо Горго засветилось улыбкой.

– Ты угадал. Эгден эвин до таяния снега или в начале лета?

– Эгден эвин мы проводим весной при снеге, чтоб провести гонки на упряжках.

– Вон оно как. Это удобно, – довольный крякнул старец Ичээни. Помолчав, спросил: – Слушай, отец Эку, неужели дочь свою собираешься выдать за первого попавшего человека? – поведение Горго для Ичээни показалось опрометчивым и, чего греха таить, легкомысленным.

– Ты меня не совсем так понял, друг Ичээни. Я не собираюсь выдавать дочь за первого лоботряса.

– Ну, допустим, какой-нибудь парень выйдет победителем во всех играх. Парень-то незнакомый, и ты готов за него выдать дочь?

– По нашему обычаю родители заранее договариваются между собой женить своих детей еще в то время, когда дети сладко спят в люльке. Ты же сам знаешь об этом обычае. Еще неизвестно, какими людьми вырастут младенцы, а их уже нарекли. Это же наш родовой обычай с давних пор. Или я выдумываю это? – Теперь Горго пристально посмотрел на гостя.

– Ну это допустимо, когда родители с обеих сторон дружат семьями, хорошо знают друг друга, а то и вместе кочуют, – Ичээни молвил невозмутимо.

– Такой брак в большей части бывает удачным. Детей с раннего детства готовят к этому. Одно плохо. У меня не было такого близкого человека, с которым я мог бы заранее договариваться о будущем дочери, – Горго с явным сожалением проговорил последнюю фразу.

– А твой жених-силач вдруг окажется в жизни человеком с дурным характером. Как тогда быть?

– Сильный человек обычно бывает добрым по натуре. У доброго человека здоровое потомство рождается. Вот и ищу сильных женихов. Не осуждай меня за это. – Горго тихо засмеялся.

– Доброта в крови у наших сородичей. Ты тут прав, отец Эку. Но я не стал бы выдавать свою дочь за незнакомца. Мне непонятны твои намерения, друг Горго… – как бы подтверждая сказанное, Ичээни покачал головой.

– Приезжайте. Может, и сами поучаствуете. – Горго мельком, будто оценивая, взглянул на Тонмэя.

– Посмотрим. Время покажет. Дожить бы до весны, – уклончиво ответил Ичээни.

* * *

Обратная дорога показалась гораздо легче. Та была езда по бездорожной снежной целине, по горным перевалам и узким речкам, закованным льдами. Сильно мешали сугробы. Оленей в упряжке меняли часто.

А дорога домой долгожданна и приятна и для старца Ичээни с сыном Тонмэем, и для упряжных оленей, которые заметно оживились. Олени хоть и не говорят, а все понимают. Их тоже, видно, манят родные ягельные места и собратья-олени. Они друг друга помнят и тоскуют, как и сами ламуты.

Удивительные существа эти одомашненные олени. Никто не знает, когда появились они на студеном Севере. Ламуты из поколения в поколение жили с непоколебимой верой в то, что олени ниспосланы им самим Духом земли, чтобы жили они в достатке, преумножая свой народ и оставляя след на земле. Вот почему для них олень – символ жизни и счастья.

* * *

Старец Ичээни ведет длинный аргиш из грузовых нарт. На них нагружены кожаные мешки, перетянутые тонкими ремнями. В мешках запасная меховая одежда, спальники, шкуры, разная утварь, включая медный чайник и котел для варки мяса, кружки, выделанное меховое покрывало чума и прочее.

К последним нартам привязаны длинные сухие жерди – ирука. Они волоком тянутся за нартами. В сумерках кочевые ламуты останавливаются на ночлег, не утруждая себя рубкой новых жердей, мерзлых и тяжелых. У кочевых ламутов все необходимое под рукой. Старец Ичээни сыновей и дочерей давно научил такой сноровке. Жерди ровной вытески, крепкие и сухие.

«Без надобности не рубите ирэт – тонкие деревца. Их не убивайте, пусть живут, сколько им дано тут расти. Они ведь тоже живые, у них есть душа своя. Были бы неживые, не меняли бы свой облик так неузнаваемо и так выразительно весной, поднимая дух всего живого на земле, и нас, ламутов, и оленей наших, и снежных уямканов на недосягаемых высотах Гольца Тонмэя, и разных зверей и близких нам птиц. Это Дух Гольца Тонмэя нам подносит такую радость. Мы не исчезнем бесследно, будем жить вечно, как Голец Тонмэй… Как наша Тайга…» – так говаривал он.

Старец время от времени оборачивается, поглядывая, как дружно идут следом свободные олени. Над ними вьется пар, это их дыхание клубится на морозе. За тонким маревом дымки едва виден силуэт Тонмэя на верховом олене.

Далеко позади еще одна оленья упряжка. Это едет молодой ламут Гирге, сын Горго. Он ведет за собой упряжку Тонмэя и грузовые нарты. Сзади на привязи еще два верховых оленя. В пути он заменит Тонмэя, подгоняющего свободных оленей.

Ичээни мысленно благодарит старого друга Горго. Это он задумал, чтобы Гирге помог соседям-ламутам перегнать оленей к стойбищу. Только истинный ламут способен на такую доброту. Ничего не попросил в награду. Старец Ичээни доволен поступком друга. На его месте и он поступил бы так же. Взаимовыручка в крови каждого ламута.

Уже едут четвертые сутки. Позади три ночевки. Не сразу удался этот аргиш. Молодые олени в первый день кочевья норовили вернуться к своим ягельникам, где они родились и выросли. Тонмэй гнался за ними неотступно.

Старец Ичээни не стал останавливаться в ожидании, пока сын догонит и приведет отколовшихся оленей. Надо ехать вперед. Медленно, но ехать, иначе и остальные олешки побегут восвояси. Тогда беда, упустят всех.

Издалека слышится голос Тонмэя. Несколько оленей прибежали и догнали основной аргиш. Остальные то пускались за аргишем, то убегали прочь. Верховой олень Тонмэя тяжело дышал. Значит, сильно устал верный учаг – верховой олень. Тогда Гирге громко крикнул. Олени дрогнули. И те, кто находился рядом, и те, которые убегали назад. Гирге погнал учага на подмогу Тонмэю. Олешки сбились в кучу. Увидели Гирге и, услышав его сильный голос, помчались догонять основной косяк.

…После этого Гирге ехал замыкающим. Молодые олени смирились. Отец и сын переглядывались друг с другом. Ичээни благодарно вспоминал старца Горго. На добро принято отвечать добром. Ведь в жизни как получается: сегодня ты удачливее других, добычей поделишься с сородичами, а в другой раз удача выпадет другому, а тот первым делом вспомнит о тебе. У ламутов такой неписаный закон, на этом держится вся кочевая жизнь.

«Не стану тянуть, – думает Ичээни. – Скоро снаряжу сына. Отберем молодняк и вернем должок другу Горго. Я взял у него оленей, то же самое нужно и Горго… Не забуду и этого молодого Гирге. Чую, это не простой ламут, он сильнее меня духом…»

Постепенно усилился вечерний морозец. Воздух заметно густеет.

Впереди из-под снежных сугробов шумно вылетает косяк белых куропаток. Их вспугнул легкий стук оленьих копыт. Куропатки веером полетели над речкой и вскоре исчезли в белом тумане березовой рощи на противоположном берегу. Это хорошая примета. Значит, впереди все путем, опасаться нечего.

За тихой речкой, сплошь обтянутый льдом, виден сумрачный лес. В глубине леса, у подножия белой сопки, их ждет становище, где путники отдыхали, когда ехали к мямяльским ламутам. Ичээни знает, что для ночевки лучшего места поблизости нет. Тут на склоне сопки сочный ягельник. Оленям будет хорошо. Их ждет сытная ночная пастьба. И сухостой что надо на растопку…

* * *

Гирге задержался у старца Ичээни. Сначала его тянуло домой. Но старец уговорил его остаться погостить, познакомил с сородичами и сыновьями. Гирге оказался общительным. Не прошло и трех дней, как он со всеми перезнакомился. Не отходил от Тонмэя. Они вдвоем успели поездить к оленям, поставить кое-где чэркэни[35]35
  Ловушки из тальниковых прутьев.


[Закрыть] под горностая. Побывали и у Митэкэ. Всем понравился мямяльский ламут. С парнями и дрова рубил, и лед таскал, и нарты ремонтировал. Таких, как он, ламуты называют илкан бэй, что значит добрый, сильный человек. Он хорошо пел и легко отгадывал любые загадки.

Однажды вдруг говорит:

– Тонмэй, к деду Митэкэ поедем. – Тонмэй удивленно посмотрел на него. – Дед нуждается в нашей помощи.

– Откуда ты знаешь?

– Не спрашивай… Поедем быстрее.

Разговор этот состоялся при старце Ичээни. Тот ни о чем не допытывается, ни один мускул не дрогнул на его морщинистом лице.

«Неспроста все это говорит Гирге. Однако только он сам знает, о чем говорит», – подумал старец. Повернулся к Тонмэю:

– Сходи за оленями.

– Мы вдвоем пойдем за оленями. Так лучше, – быстро заговорил Гирге.

Парни быстро оделись и поспешили на сопку. Олени паслись там.

Когда шли по склону над обрывом, Тонмэй неожиданно поскользнулся и покатился вниз. Один бог знает, когда успел перекатать маут-аркан Гирге. Он кинул аркан, поймал Тонмэя и вытянул его. Спас друга. В тайге и в горах много неожиданностей. Даже такой опытный охотник, как Тонмэй, едва не погиб. Лишь об одном попросил он Гирге: «Никому не рассказывай об этом случае».

Поймав упряжных и верховых оленей, парни погнали упряжки к стойбищу Митэкэ. Прихватили берданы. Не доезжая, остановились. Упряжки оставили возле сосен. Сами на верховых оленях поднялись на гору. Оленьих следов тут не густо, но они свежие. Вскоре увидели самих оленей. Они вели себя спокойно. Их было немного.

Тонмэй оглянулся на Гирге, мол, дальше что будем делать? Тот выехал вперед и стал подниматься еще выше. Олени остались позади. Вдруг Гирге спешился, верхового оленя привязал к дереву, а сам вынул бердан из мосака – кожаного чехла. Кивнул Тонмэю, мол, следуй за мной.

Пешим ходом стали карабкаться наверх. Вскоре поднялись на сопку. И тут Тонмэй увидел, как три матерых волка подкрадывались к дремавшим оленям Митэкэ. Здесь были и верховые учаги, и упряжные олени. Не успел Тонмэй опомниться, как Гирге вскинул бердан и трижды выстрелил. Волки, взвизгнув, покатились вниз по склону.

Убитых волков тут же ошкурили.

Гирге говорит:

– Едва успели. Эти твари, ненавижу их, оставили бы Митэкээна и его семью без оленей. Сам понимаешь, ламут без оленя не выживет. Олень его последняя надежда.

Они спустились к чуму Митэкэ. Увидев волчьи шкуры, старик прослезился. Молча обнял гостя.

За чаем Гирге обвел всех взглядом и проговорил:

– Об этом никому не говорите. Эти хвостатые мстительны. Это не вы, а я с ними расправился. Пусть ко мне полезут, коли что.

Шкуры оставил Митэкэ.

– С купцами поторгуйся. Это все твое. Скоро они подъедут…

Тонмэй все же не выдержал, когда оба остались наедине, обо всем рассказал отцу.

…Погостив еще некоторое время, Гирге выехал в обратную дорогу. Его олени отдохнули, набрались сил.

Старец Ичээни и Тонмэй проводили его до первой ночевки в пути.

– Скоро увидимся. – Гирге пожал обоим ламутам руки и его резвые олени помчались домой…

* * *

Старец Ичээни надолго запомнил поездку к мямяльским ламутам. «Горго оказался рачительным хозяином. Видали, какие у него добротные амбары, да высокие лабазы. А изгороди-то какие?! Специально подбирал длинные деревья из молодого леса. Срубали их, обтесывали с обеих сторон и строили прочные изгороди. Старательно трудились. Не на один год, а надолго. – Рачительность старца Горго ему понравилась. С того дня как выехали из мямяльского стойбища в обратный путь старец Ичээни находился под впечатлением от увиденного у Горго. – Основательным ламутом оказался глава у мямяльцев. Как бы там ни было, сытно живут мямяльцы…»

Вернувшись из дальней поездки, старец больше молчал, думал о чем-то своем. На третий день после отъезда Гирге сказал сыновьям:

– Пока олени наши сами по себе пасутся, мы их не станем зря беспокоить частыми наездами. Так лучше будет. Гирге так велел.

– А мы чем тогда займемся? – спросил Тонмэй, вспоминая нового друга.

Отец, казалось, не слышит сына. Молча сидит с трубкой во рту. Сыновья ждут, пока отец выкурит трубку.

Вот он медленно вынул изо рта трубку, тщательно вытер чубук о ладонь. Поднял глаза на сыновей, переводя взгляд с одного на другого.

– Дети мои, добротно мямяльские сородичи живут. Тонмэй сам видел.

– А мы что, живем хуже их, да?! – удивленно воскликнул средний сын Этиркит.

– Я так не сказал… – негромко произнес отец.

– А что у них, в отличие от нас, особенного? – подал голос младший из сыновей, Гякичан.

– Умело топором работают.

– Мы тоже топором рубим дрова. Кое-что и мы строим… – возразил Этиркит.

– Разве я сказал, что вы не умеете работать топором? Тонмэй, расскажи братьям о том, что тебе понравилось у мямяльцев, – отец перевел взгляд на Тонмэя.

– Они крепко стоят на своей родовой земле… – начал Тонмэй и умолк, думая, что еще сказать.

– А мы что делаем? Разве не стоим на своих ногах? – засмеялся Этиркит.

– Не торопи меня, Эти. Дай подумать, – Тонмэй не обижается на брата. – Скажу вам честно: Гирге молодец. Он не похож на нас. Он сильнее и умнее, чем мы.

«Пусть общаются. Они еще так молоды. Какая жизнь ждет их впереди, никто не знает. И я не знаю. Пускай спорят и сами найдут правильную дорогу», – думает про себя старец Ичээни, глядя на сыновей.

* * *

В отличие от Тонмэя его младшие братья успели обзавестись семьями. Все это произошло почти незаметно, буднично. Стоит рассказать об этом.

Молодые парни часто ездили к соседнему ламуту Митэкэ, который кочевал на западной стороне Гольца Тонмэя. Ичээни знал, что у соседа трое незамужних дочерей. У Митэкэ по соседству жила его старшая родная сестра-вдова. Муж погиб при снежной лавине. Уже выросла взрослая дочь Татуки. Вот и зачастили братья к соседу.

Ичээни не придавал значения частым поездкам сыновей. Знал одно: его сыновья время даром не теряют, помогают по хозяйству Митэкэ, у которого одни дочери. Иногда сам гонял сыновей к соседу помочь по хозяйству. Однажды сам Митэкэ приехал к Ичээни. Предложил вместе поохотиться на сохатого. Нашел его лежку. Издали и самого сохатого увидел, не стал беспокоить, чтобы попытать охотничьей удачи с Ичээни. Мужчины уехали на охоту. Вот тогда-то у вечернего костра и затеял сосед разговор о своей дочери Холиге и Этирките. А после и дочь сестры сосватал за Гякичана.

Поначалу Ичээни опешил. Он понял, что Митэкэ нарушает логику брачных обрядов. Не стал даже слушать, повернул разговор. Даже был раздосадован бестактностью сородича.

Прошло время. Видел, как сохли его сыновья. Ночами ему не спалось, все думал, как обустроить их семейную жизнь. Ему хотелось, чтобы первым обзавелся семьей его старший сын Тонмэй. Отец придавал этому серьезное значение. Тонмэй продолжит жизнь отца. Для этого он должен жениться на достойной ламутке, желательно из состоятельной семьи. Ему придется за братьями присматривать. Старец в памяти перебирал все ламутские роды, которые знал. Мучился из-за того, что выгодного брака не предвиделось. Затем его мысли плавно перетекали к младшим сыновьям. Ведь случай сам идет в руки. Промедление может все погубить… Тогда трое его сыновей останутся бобылями, без очага, без детей… А дочерей Митэкэ разберут другие женихи. «Согласись, чего тянешь», – говорил внутренний голос.

Ичээни решил ехать к соседу.

Митэкэ не меньше его беспокоился о будущем дочерей. Он сам начал трудный разговор о дочерях.

Войдя в чум, Ичээни поздоровался с Митэкэ. Разделся и сел поудобнее. Затем вынул трубку, набил табаком. Лучинку сунул к горящим углям. Прикурил и глубоко затянулся. Ароматный дым окутал чум. Ичээни еще раз затянулся, потом вынул трубку изо рта, чубук тщательно вытер ладонью и протянул Митэкэ…