Текст книги "Белое движение. Исторические портреты (сборник)"

«Армию принял генерал Деникин. Беспокоиться за ее судьбу не приходится. Этому человеку я верю больше, чем самому себе!»

В тот же день новый Командующий решил снять осаду Екатеринодара и быстрым маршем, большими переходами вывести войска из-под ударов большевиков. «План предстоящего похода, – писал потом Деникин, – заключался в том, чтобы, двигаясь на восток, вырваться из густой сети железных дорог».

Во многом нового Командующего и его Армию спасли безалаберность и партизанщина, царившие у красных, но еще больше – политика, которую большевики начали проводить на Кубани. Начинался сев, а кто будет хозяином на хлебородных кубанских пашнях – оказалось вопросом непростым. Иногородние требовали выделить себе долю из казачьих земель. Казаки негодовали. Ведь земля была ими полита и слезами, и по́том, и кровью. Они защищали эту землю от набегов воинственных соседей, с боями отвоевывали пядь за пядью почти полтораста лет, обжились… Так с какой же стати делить богатство с голью перекатной?! И поскакали кубанские сотни под знамена Деникина.

А в Малороссии и Донбассе заворачивалось еще круче. Туда вторглись немцы, тесня советские части. В Донской Области тоже восстали казаки, и в Новочеркасске Круг Спасения Дона избрал Атаманом генерала П. Н. Краснова…

В этих-то условиях Антон Иванович оказался во главе Добровольческой Армии, что и выдвинуло его в число ведущих фигур всего Белого движения.

* * *

Чтобы вывести и спасти Армию, генерал Деникин решился на суровые меры: сократил до минимума обоз, поместив по шесть человек на телегу, лишние повозки приказал уничтожить, ненужный груз ликвидировать. От артиллерии оставили четыре орудия, остальные бросили, приведя в полную негодность. Тяжелее всего было отдать приказ об оставлении на попечение местных жителей тяжелораненых, которые не могли выдержать трудных переходов. Понимая, что только быстрыми переходами можно замести следы и выйти из окружения, Деникин приказал в сутки делать до 60 верст. На пути с Кубани обратно на Дон было лишь несколько боев на железнодорожных станциях, где всякий раз удавалось захватить военную добычу, так необходимую Армии.

Взяты станицы Егорлыцкая, Мечетинская, Кагальницкая. Все Задонье освобождено от большевиков. Военная фортуна вновь была на стороне Добровольцев. В этих условиях Антон Иванович как Командующий Армией составил свое первое политическое обращение к народу России, но оно вызвало споры среди офицеров. Вкусившее все прелести революционной демократии в 1917 году, большинство из них связывали будущее своей страны лишь с монархией. Монархистами становились даже те, кто исповедовал республиканские идеи. Что же побуждало нового Командующего, который сам был сторонником конституционной монархии, держать знамя монархизма в походном чехле?

Антон Иванович, как профессиональный военный, прекрасно понимал, что основная борьба еще впереди, что армию как таковую еще предстоит создавать, ибо с пятитысячным войском, даже очень сильным духом, можно проделать поход по тылам большевиков, но нельзя установить власть во всей России. Новая же армия неминуемо будет состоять из различных политических элементов, и проповедывать в ней лишь одну политическую идею – значило бы внести в ряды войск раздор, закрыть двери перед теми, кто желал бы сражаться с большевизмом, но не в рядах монархистов.

Генерал Деникин, приняв командование Армией, осознавал также, что в условиях гражданской войны его роль не ограничится лишь функциями военными. Придется решать и массу других задач: политических, хозяйственных, национальных. Круг этих задач будет только возрастать по мере того, как будет расширяться территория, занятая его войсками. Прекрасно понимал он и все трудности антибольшевицкой борьбы, начатой на окраине России, вдали от ее центров. В руках большевиков оказались подавляющее число военных складов, заводов, фабрик. Они контролировали все запасы военного снаряжения, боеприпасов, продовольствия, созданные в ходе Мировой войны. В этих условиях рассчитывать лишь на свои силы было невозможно. Нельзя было снабжать армию лишь трофеями, захваченными в боях. Отсутствие вооружения, боеприпасов, одежды, обуви, продовольствия не позволило бы расширить армию. Нужен был тыл. Помощь же, так необходимую для разворачивания армии, можно было получить только извне: либо от Германии, вторгшейся в пределы России, либо от стран Антанты, бывших союзниками в войне с той же Германией.

Учитывая все эти факторы, генерал Деникин избрал политику непредрешенчества в вопросе будущей формы правления в России и выступил за союз с государствами Согласия, продолжая считать Германию противником России. Новый Командующий считал необходимым дисциплинированное, твердое и неполитизированное руководство. Он отправился в Крестовый поход против большевизма с той же наивной честностью, что и его предшественник Корнилов, поставив себе единственную задачу военной победы, установив, что ни он и никто из политиков не предопределит будущего устройства освобожденной России. До тех же пор власть должна принадлежать временной военной диктатуре, и даже обсуждение реформ должно быть отложено, чтобы уменьшить антагонизм внутри антибольшевицкого лагеря.

«Была сильная русская армия, которая умела умирать и побеждать, — говорил Деникин на собрании офицеров в Егорлыцкой. – Но когда каждый солдат стал решать вопросы стратегии, войны и мира, монархии и республики, тогда армия развалилась. Теперь повторяется, по-видимому, то же. Наша единственная задача – борьба с большевиками и освобождение от них России. Но этим положением многие не удовлетворены. Требуют немедленного поднятия монархического флага. Для чего? Чтобы тотчас же разделиться на два лагеря и вступить в междуусобную борьбу? Чтобы те круги, которые теперь если и не помогают армии, то ей и не мешают, начали активную борьбу против нас?.. Да, наконец, какое право имеем мы, маленькая кучка людей, решать вопрос о судьбах страны без ее ведома, без ведома русского народа?

Хорошо – монархический флаг. Но за этим последует, естественно, требование имени. И теперь уже политические группы называют десяток имен, в том числе кощунственно в отношении великой страны и великого народа произносится даже имя чужеземца – греческого принца. Что же, этот вопрос будем решать поротно или разделимся на партии и вступим в бой?

Армия не должна вмешиваться в политику. Единственный выход – вера в своих руководителей. Кто верит нам – пойдет с нами, кто не верит – оставит армию.

Что касается лично меня, я бороться за форму правления не буду. Я веду борьбу только за Россию. И будьте покойны – в тот день, когда я почувствую ясно, что биение пульса армии расходится с моим, я немедля оставлю свой пост, чтобы продолжать борьбу другими путями, которые сочту прямыми и честными».

«Непредрешенчество», взятое за основу политики Белого движения, было, наверное, донкихотством. Деникин, как и его ближайшее окружение, искренне верил, что народ оценит их честность и жертвенность, воздаст им должное в их борьбе за право народа решать политическое будущее страны. Непредрешенчество в форме правления влекло за собой и непредрешенчество в реформах, в том числе самой насущной – аграрной.

Антон Иванович Деникин – Царский генерал, в то же время был ярким представителем русской интеллигенции, органически не способным на демагогические обещания сделать то, что в настоящее время сделать было невозможно. Он прекрасно понимал, что в условиях разгоревшейся гражданской войны невозможно было решить вопрос с землей одним декретом. Напротив, большевицкое правительство, также не верившее в скорое решение аграрного вопроса, тем не менее избрало тактику пустых обещаний. Не мог придти в голову Белым генералам и такой лозунг, как «Грабь награбленное», выдвинутый большевиками, чтобы удержаться у власти. А огромное крестьянское население России предпочло сладкую ложь – горькой правде вождей Белых армий…

Исповедуя непредрешенчество, Деникину и его соратникам оставалось надеяться лишь на военную победу. Тогда, в 1918 году, для этого были основания. Красная Армия, хотя и многочисленная, воевать не умела. В ней царила партизанщина, отсутствовала дисциплина, чрезвычайно слаб был командный состав. В Добровольческой Армии, наоборот, основу составляли жесткая дисциплина, единоначалие, сильные офицерские кадры, имевшие опыт командования в мировой войне.

С освобождением Новочеркасска от большевиков туда перебралась из Ростова и жена Антона Ивановича. Вскоре супруги встретились и решили больше не разлучаться ни при каких обстоятельствах. Ксения Васильевна, рассказывая о своей жизни в Ростове при большевиках, поведала уже известные Антону Ивановичу факты красного террора, но видя, как болезненно реагирует на эти рассказы муж, переменила тему.

События, развернувшиеся на Дону, и радовали, и настораживали. Казаки одумались, подняв восстание против Советов и избрав Атаманом генерала Краснова. Однако Краснов, исповедывавший идеи монархии и вернувший на Дону дореволюционные законы, в то же время проводил идею автономии края и заигрывал с немцами.

Антон Иванович добился встречи с Атаманом, которая состоялась 15 мая в станице Манычской. С первых минут совещания выявились противоречия. Генерал Краснов настаивал, чтобы Добровольческая Армия, оставив Кубань, двигалась на северо-восток в направлении к Царицыну. Деникин отстаивал план движения на юг, считая главнейшей задачу освобождения Задонья и Кубани, что обеспечивало возможность контролировать всю южную границу Донской Области и открывало пути к Черному морю: в случае победы союзников по Антанте это давало возможность установить с ними связь через Новороссийск. К тому же, двигаясь на север, Добровольческая Армия оставляла бы в своем тылу советские войска, насчитывавшие более 50 тысяч штыков и сабель.

Напомнил новому Атаману Деникин и о шести миллионах рублей, которые причитались Добровольцам еще по соглашению с генералом Калединым. Краснов на это заявил: «Хорошо. Дон даст средства, но тогда Добровольческая армия должна подчиниться мне». Потеряв терпение, Антон Иванович возразил резко: «Добровольческая армия не нанимается на службу. Она выполняет общегосударственную задачу и не может поэтому подчиняться местной власти, над которой довлеют областные интересы»… Создать единый с Донцами фронт тогда не удалось. В новый поход Добровольческая Армия выступила в одиночестве.

Накануне нового похода Деникин переформировал Армию. В ее состав стали входить: 1-я (генерал С. Л. Марков; в самом начале Второго Кубанского похода он погиб в бою и на его место стал генерал Б. И. Казанович), 2-я (генерал А. А. Боровский) и 3-я (полковник М. Г. Дроздовский) дивизии, 1-я конная дивизия (генерал И. Г. Эрдели), 1-я Кубанская казачья бригада и Пластунский батальон, – всего около 9 тысяч штыков и сабель, 3 бронеавтомобиля и 24 орудия. «Нас было мало, – вспоминал Антон Иванович. – Но за нами военное искусство… В армии – порыв, сознание правоты своего дела, уверенность в силе и надежда на будущее».

Целью новой кампании генерал Деникин ставил захват Екатеринодара. Ему принадлежит и разработка оперативного плана: 1. Обеспечить тыл со стороны Царицына и, следовательно, прервать железнодорожное сообщение Северного Кавказа с Центральной Россией. Это достигалось путем захвата узловой станции Торговой, а к северо-востоку от нее – станицы Великокняжеской. Передав затем царицынское направление Донцам, Деникин предполагал перейти к следующей задаче. 2. Круто сворачивая на юго-запад, двинуть Добровольческую Армию вдоль железнодорожных линий Царицын – Екатеринодар, Ростов – Владикавказ. 3. По овладении станцией Тихорецкой Армия должна была обеспечить свои фланги для удара на Екатеринодар, правым флангом опираясь на станцию Кущевка, а левым – на станцию Кавказская. 4. Фронтальный удар на Екатеринодар.

Первые удары Добровольцев обрушились на 30-тысячную группу советских войск И. Л. Сорокина, сбив и отбросив ее. Екатеринодар, в котором находились главные органы управления Северного Кавказа, оказался открытым для удара со стороны Тихорецкой. В спешке советское руководство начало стягивать подкрепления к Екатеринодару с Тамани.

После взятия Тихорецкой белое наступление продолжало развиваться. Главные силы направлялись на правый фланг с целью захватить станцию Кущевка и разбить там Сорокина. На левый фланг, в направлении станции Кавказской, была двинута дивизия генерала Боровского. В направлении на Екатеринодар вел свою дивизию Дроздовский.

До Екатеринодара оставалось чуть более 18 верст. Однако в это время к красным стали подходить подкрепления, состоявшие из более стойких и еще не деморализованных частей. Эти части, силою в 7 тысяч штыков и 1 600 сабель при 7 орудиях, не только задержали Добровольцев, но и начали теснить их к северу. Одновременно оправившиеся части Сорокина перешли в контрнаступление. Для Добровольческой Армии создавалось тяжелое положение. Затянулись ожесточенные бои, длившиеся десять дней. Белые, несмотря на то что значительно уступали в численности, показали удивительную стойкость, выдержали первые удары большевиков, после чего сами перешли в атаку. Красные дрогнули, не выдержали хладнокровных атак Добровольцев и покатились назад. 3 августа Добровольческая Армия вступила в Екатеринодар.

Взятие Екатеринодара, впрочем, не разрешало общей стратегической задачи. Антон Иванович это прекрасно понимал. Часть Кубани по-прежнему была под властью большевиков. Для того, чтобы закрепиться на Северном Кавказе, необходимо было выйти на надежные естественные рубежи: Черное и Каспийское моря и Кавказский хребет. Черное море открывало возможность связи с союзниками, Каспийское – давало надежду наладить сообщение с Белым движением в Поволжьи и Сибири.

Однако для решения новых стратегических задач сил было явно недостаточно. Проведенная мобилизация, поступление новых добровольцев и включение в состав Армии пленных красноармейцев позволили создать ряд новых частей и соединений. К сентябрю численность Добровольческой Армии возросла до 35–40 тысяч (по разным оценкам) штыков и сабель при 86 орудиях, 8 бронеавтомобилях, 5 бронепоездах и 6 самолетах. Изменились и масштабы и характер деятельности ее Командующего. «…В течение пяти месяцев я имел возможность вести армию лично, непосредственно, имея с ней полное и постоянное общение. Теперь открывалась более широкая стратегическая работа начальника, и вместе с тем суживалась сфера непосредственного моего влияния на войска. Раньше я вел армию, теперь я командовал ею», – писал Деникин.

К середине сентября удалось освободить от большевиков западную часть Кубанской Области и Ставрополь, занять Новороссийск и утвердиться на побережьи Черного моря. Но у красных оставались крупные силы, сведенные в пять колонн, кавалерийский корпус и особую ставропольскую группу, общей численностью до 150 тысяч штыков и сабель при 200 орудиях разного калибра.

Советский Главнокомандующий Сорокин считал необходимым овладеть Ставрополем и его районом и тем самым закрепиться в восточной части Северного Кавказа. Ожесточенные и кровопролитные бои под Ставрополем завершились поражением большевиков: в результате осенней кампании 1918 года их главные силы были прижаты к пустынной степи, которой суждено было стать могилой многих тысяч их бойцов. Кубанская Область была окончательно освобождена от большевиков, началось освобождение Терека.

* * *

Во время Второго Кубанского похода Антон Иванович чутьем талантливого военачальника понял значение сильных кавалерийских групп в условиях гражданской войны, где первостепенное значение приобретал маневр и подвижность войск. Поставив целью создать мощную конницу, генерал Деникин искал человека, которому можно было бы доверить это дело. Задача была сложной, если учесть, что в период мировой войны значение конницы резко упало. К осени 1918 года в Добровольческой Армии из видных кавалерийских начальников был, пожалуй, лишь генерал барон П. Н. Врангель, впервые встретившийся с Деникиным – Командующим Армией – в Екатеринодаре и получивший назначение командующим 1-й конной дивизией, а затем конным корпусом.

Пройдет немного времени, и генерал Врангель станет к Деникину в открытую оппозицию и будет иметь в этой борьбе свои преимущества. На этой войне фигура Главнокомандующего[34]34
  После смерти генерала М. В. Алексеева Деникин стал именоваться Главнокомандующим Добровольческой Армией, а после заключения договора о подчинении ему Донской Армии – Главнокомандующим Вооруженными Силами на Юге России. – Ю. Т.


[Закрыть] была слишком заметной. Часто первостепенное значение имели не титаническая работа полководца или устроителя освобожденной от большевиков Земли Русской, а популярность в войсках, где подчас играла роль даже внешность человека.

Врангель как никто умел подчеркнуть свои незаурядные качества военачальника, быть всегда на виду, в то время как генералы Деникин и Романовский с увеличением численности армии начинали терять популярность. Колоссальная загруженность работой не позволяла Антону Ивановичу часто показываться на фронте, в войсках. Любые ошибки, неудачи связывались прежде всего с его именем и именем его бессменного начальника Штаба Романовского. Мешали обоим и их излишняя скромность, – так, последний Протопресвитер Русской Армии отец Георгий Шавельский вспоминал: «Сам Деникин летом 1919 года (то есть значительно позже, в период наибольших успехов Белой Армии. – Ю. Т.) ходил в теплой черкеске. Когда его спросили, почему он это делает, он ответил – штаны последние изорвались, а летняя рубаха не может прикрыть их»…

Армия же укреплялась. С окончанием Первой мировой войны у бывших союзников России появилась возможность поддержать белых, и, хотя Антанта очень быстро забыла, кому она была обязана своей победой, ее память относительно денежных долгов России оказалась цепкой. Опасения потерять свои вложения заставили Англию и Францию сделать ставку на Белое движение. Впрочем, часто помощь их оказывалась скорее символической…

В то же время обстановка продолжала оставаться серьезной. Объединение в составе Вооруженных Сил Юга России Добровольческой Армии, Кубанцев и Терцев с Донскими казачьими частями хотя и увеличило силы, все же не позволяло вести боевые операции с неизменным напряжением. За ударом на одном участке фронта следовал перерыв, вызываемый необходимостью произвести перегруппировку для нового удара. Талант военачальника Деникина в том и заключался, что, имея незначительные силы, он умело концентрировал их в нужном месте, создавая кулак и нанося Красной Армии сокрушительные удары. Так произошло в январе – феврале 1919 года, когда были поодиночке разбиты большевицкие группировки на Северном Кавказе. К середине февраля главные силы красного Кавказско-Каспийского фронта перестали существовать как организованное целое. Троцкий признавал, что «разбухшая армия, скорее орда, чем армия, столкнулась с правильно организованными деникинскими войсками и в течение нескольких недель рассыпалась в прах».

Одним из первых Троцкий понял и значение преимуществ белых, создавших сильные конные соединения, действия которых во многом позволили весной 1919 года вырвать инициативу из рук советского командования. В начале марта северный фронт Деникина растянулся более чем на 800 верст. Против 45 тысяч белогвардейцев большевики сосредоточили пять армий общей численностью 140–150 тысяч штыков и сабель. Тройной перевес сил создавал чрезвычайно серьезное положение, и спасла деникинскую армию сильная кавалерия, способствовавшая выполнению быстрых маневров.

Кубанская конница Шкуро совершила рейд в тыл противника и обусловила крушение его фронта в Донецком бассейне. В конце апреля под личным руководством Антона Ивановича была проведена сложная операция на Маныче, где X-я армия красных угрожала тылу и военным сообщениям Добровольцев. Конные части генерала С. Г. Улагая разбили советскую Степную группу и конницу Б. М. Думенко, а генерал Врангель во главе казачьих соединений нанес решительное поражение большевикам в районе станицы Великокняжеской. Все эти успехи базировались на наличии и маневре крупных конных соединений.

В мае 1919 года для Вооруженных Сил Юга России создались условия для перехода в решительное наступление. На очереди были задачи: 1) окончательного вытеснения красных из Донецкого бассейна; 2) освобождения территории Донской Области, оказания помощи повстанцам Верхне-Донских станиц и соединения с ними; 3) овладения Царицыном для обеспечения правого фланга, а в перспективе – установления связи с войсками Верховного Правителя адмирала Колчака. Во второй половине июня эти задачи были выполнены. Учитывая политическую и стратегическую обстановку, Деникин вынес на обсуждение военного совета два варианта плана военных действий:

1) Перейдя к обороне у Царицына, взять из состава Кавказской Армии три-четыре конные дивизии и перебросить их на харьковский участок фронта, чтобы силами последнего ударить по кратчайшему направлению на Москву.

2) Напротив, обороняясь на харьковско-московском направлении, развивать операции от Царицына на Саратов с целью занятия этого важного пункта и затем с юго-востока перейти в наступление на Москву.

Неожиданно свой план действий предложил командующий Донской Армией генерал В. И. Сидорин, ратовавший за то, чтобы пока отложить наступление до окончательного закрепления тыла, жертвуя при этом даже Харьковом. Барон Врангель высказался за второй вариант наступления. Но в конечном счете был принят первый вариант, сторонником которого был сам Главнокомандующий. 20 июня 1919 года генерал Деникин отдал приказ о походе на Москву.

Менее чем за четыре месяца были освобождены громадные пространства Малороссии и Новороссии, заняты Одесса, Киев, Курск, Орел. Добровольческая Армия, имея главной ударной силой корпус генерала А. П. Кутепова, рвалась на Москву. Но командование Красной Армии, перегруппировав на этом направлении силы и сформировав крупные конные соединения, поготовило мощный контрудар. После поражения в начале ноября под Орлом и Кромами отступление Вооруженных Сил Юга России развивалось гораздо быстрее, чем их летнее продвижение к своей заветной цели – Москве.

Главнокомандующий делал самые отчаянные попытки остановить большевиков сначала на рубеже Дона, а затем – Кубани, но все его усилия оказались напрасными. К началу 1920 года Красная Армия была в Ростове и Новочеркасске, а уже в середине марта разразилась «новороссийская катастрофа»…

Трагические сцены, разыгравшиеся во время эвакуации Новороссийска, откуда остатки войск перевозились на Крымский полуостров, еще удерживаемый генералом Я. А. Слащовым, потрясли Деникина. «Много звериного чувства, – вспоминал Антон Иванович, – вылилось наружу перед лицом нависшей опасности, когда обнаженные страсти заглушали совесть и человек человеку становился лютым ворогом». Одним из последних Деникин вместе с начальником Штаба Романовским взошел на борт миноносца «Капитан Сакен», взявшего курс на Севастополь. В Крыму, куда удалось переправить около 40 тысяч бойцов, Главнокомандующий отчетливо понял, что Армия ему больше не верит. Боевой генерал, прекрасно знавший психологию солдата, он ясно осознавал, что́ значит для войск популярность военачальника.

«Три года российской смуты я вел борьбу, отдавая ей все свои силы и неся власть, как тяжкий крест, ниспосланный судьбою. Бог не благословил успехом войск, мною предводимых. И хотя вера в жизнеспособность Армии и в ее историческое призвание мною не потеряна, но внутренняя связь между вождем и Армией порвана. Я не в силах более вести ее…» – писал Антон Иванович генералу А. М. Драгомирову, назначенному им председателем Военного Совета для избрания преемника на посту Главнокомандующего. Вечером 22 марта 1920 года Деникин на борту английского миноносца навсегда покидал Россию. Корабль держал курс на Константинополь, где в русском посольстве Антона Ивановича ждала его семья – жена Ксения и родившаяся в 1919 году дочь Марина.

* * *

Первоначальным местом эмиграции стала Англия, но ненадолго. Уже в августе 1920 года семья Деникиных перебралась в Брюссель, а еще через год – в Венгрию. Началась работа над мемуарами, которые, по собственному признанию их автора, стали «самым важным делом эмигрантского житья». Шесть лет длилась работа над пятью томами «Очерков Русской Смуты», в которых Деникину удалось создать широкое полотно истории революции и Гражданской войны, а самое главное – показать место в них Русской Армии. В 1928 году Антон Иванович издал книгу «Офицеры» – сборник рассказов о судьбах подвижников и мучеников Смуты и войны – и приступил к написанию книги «Старая армия». На страницах парижских газет «Последние Новости» и «Возрождение» появлялись его статьи, в виде брошюр стали выходить лекции, прочитанные перед эмигрантской аудиторией в Чехословакии и Югославии.

В Париже, куда Деникины переехали весной 1926 года, генерал сразу же оказался в центре эмигрантских политических противоборств. С нарастающей обеспокоенностью следил бывший Главнокомандующий и за развитием событий в Германии, где к власти на волне реваншизма пришел Гитлер.

«Неужели мне придется пережить четвертую войну?» – задавал себе вопрос Антон Иванович. Он, кстати, был одним из немногих, кто достаточно ясно осознавал всю опасность национал-социализма для Европы и России. Уже в 1935 году в лекции «Международные события и русская проблема» бывший генерал предположил, что в грядущей войне снова главным будет Восточный фронт. В одном из своих публичных выступлений Деникин заявил: «Красная армия в какой-то степени является русской национальной силой, и всякое сношение с иностранцами на предмет борьбы против большевиков – есть измена Родине». Многие эмигранты после такого заявления отвернулись от Антона Ивановича, так до конца и не поняв, что имел в виду генерал.

«Четвертая война» действительно разразилась. С оккупацией Парижа немецкими войсками Деникины перебрались на юг Франции в местечко Мимизан близ Бордо. Здесь семидесятилетнему Деникину оккупанты предложили переехать в Берлин, чтобы там продолжить начатую им работу над автобиографической книгой «Моя жизнь». Антон Иванович отказался. Он тяжело переживал поражения Красной Армии и радовался известиям о ее победах. Но когда после Сталинградской битвы у многих эмигрантов возникла мысль, что Россия возвращается к политической структуре, существовавшей до 1917 года, а Красная Армия надела погоны, – Деникин выступил с разоблачениями подобных настроений, указывая на то, что «положение внутри страны не изменилось и что до тех пор, пока важнейшие свободы не будут восстановлены, до тех пор, пока трудящиеся находятся в порабощении и продолжается кровавая диктатура НКВД, мы должны сохранять верность идеям, провозглашенным основателями Добровольческой армии, и продолжать наш путь в эмиграции, каким бы тяжелым он ни был». Деникин не изменял своим принципам…

С окончанием войны Антон Иванович вместе с женой возвратился в Париж, но через полгода, опасаясь депортации в Советский Союз, вынужден был переехать в США. В Америке он заключил договор с издательством «Э. Даттон» о публикации книги «Моя жизнь» и новой работы – «Вторая мировая война, Россия и эмиграция». Но силы покидали старого генерала, усиливались сердечные приступы. Лето 1947 года Деникины решили провести у друзей-эмигрантов, живших на берегу озера Мичиган, неподалеку от границы с Канадой. Там после очередного сердечного приступа Антона Ивановича уговорили лечь в университетскую клинику города Энн-Арбор, где 7 августа 1947 года он скончался.

«Вот не увижу, как Россия спасется!» – это были последние слова генерала Деникина.

Между рождением в Польше и смертью в Америке прошло три четверти века. Была борьба, были Россия, русский народ и Русская Армия – понятия, которые всегда оставались для него святыми.

Ю. А. Трамбицкий