Текст книги "Белое движение. Исторические портреты (сборник)"

29 августа за «попытку вооруженного восстания против Временного Правительства» генералы Деникин, Марков и генерал-квартирмейстер Штаба фронта генерал М. И. Орлов были арестованы по приказанию комиссара Юго-Западного фронта и заключены в Бердичевскую тюрьму. Почти месяц Деникин и Марков находились в Бердичеве, испытав за это время немало унижений и ожидая скорой расправы «военно-революционного» суда, которая чуть не произошла при переводе их в город Старый Быхов Могилевской губернии, где находились под стражей остальные «Корниловцы». Путь генералов бывшей Русской Армии по Бердичеву до вокзала 26 сентября 1917 года был ужасен. Разнузданная озверевшая толпа превзошла самое себя в гнусностях и издевательствах, так что прибыли они в Быхов забросанные грязью, некоторые с кровоподтеками. «Марков! Голову выше! Шагай бодрее!» – кричали «товарищи». Но Марков не терял присутствия духа – он, не переставая, резко отвечал на брань и окрики солдат. От самосуда генералов спасла только охрана из роты юнкеров 2-й Житомирской школы прапорщиков.

В Быховском заключении находились вместе с Корниловым около двадцати арестованных генералов и офицеров. Записи, сделанные в это время Сергеем Леонидовичем, говорят о настроении узников: «Зачем нас судят, когда участь наша предрешена! Пусть бы уж сразу расстреляли… Люди жестоки, и в борьбе политических страстей забывают человека. Я не вор, не убийца, не изменник. Мы инако мыслим, но каждый ведь любит свою Родину, как умеет, как может: теперь насмарку идет 39-летняя упорная работа. И в лучшем случае придется все начинать сначала… Военное дело, которому целиком отдал себя, приняло формы, при которых остается лишь одно: взять винтовку и встать в ряды тех, кто готов еще умереть за Родину».

Быховские узники были освобождены распоряжением последнего Верховного Главнокомандующего генерала Н. Н. Духонина, поскольку дальнейшее пребывание в Быхове грозило им расправой, которой вскоре подвергся сам Духонин. Утром 19 ноября генералы Деникин, А. С. Лукомский, И. П. Романовский и Марков отбыли на Дон (Корнилов двинулся ночью во главе Текинского конного полка), где в это время уже находился генерал М. В. Алексеев. Ехали по одному или по два, переодетыми. Марков искусно играл роль денщика при «прапорщике» Романовском. Деникин записал свои впечатления от встречи с Романовским и Марковым в Харькове: «Марков – денщик Романовского – в дружбе с “товарищами”, бегает за кипятком для “своего офицера” и ведет беседы самоуверенным тоном, с митинговым пошибом, ежеминутно сбиваясь на культурную речь. Какой-то молодой поручик, возвращающийся из отпуска в Кавказскую армию, посылает его за папиросами и потом мнет нерешительно бумажку в руке: дать на чай или обидится?»

* * *

В Добровольческой Армии генерал Марков развернулся во всю ширь своей натуры. Если поля сражений Японской и Первой мировой войн принесли ему заслуженную боевую славу, то в 1-м Кубанском походе имя Маркова стало поистине легендарным, рассказы о его безрассудной храбрости, блестящем исполнении военных задач любой сложности передавались из уст в уста. «Белый Витязь», «Бог войны», «Ангел-хранитель» – это только некоторые из эпитетов, которых он был удостоен. «Легко быть смелым и честным, помня, что смерть лучше позорного существования в оплеванной и униженной России», – этому своему выбору Сергей Леонидович остался верен до смерти. И хотя он погиб в самом начале Гражданской войны, его имя стало одним из символов Белого движения. По словам Деникина, «в его ярко индивидуальной личности нашел отражение пафос добровольчества, свободного от темного налета наших внутренних немощей, от разъедающего влияния политической борьбы. Марков всецело и безраздельно принадлежал армии. Судьба позволила ему избегнуть политического омута, который засасывал других.

…И когда в горячие минуты боя слышался его обычный приказ “Друзья, в атаку, вперед!” – то части, которыми он командовал, люди, которых он вел на подвиг и смерть, шли без колебаний, без сомнений. …Суровая и простая обстановка первых походов и в воинах, и в вождях создавала такую же упрощенную, быть может, военную психологию Добровольчества; одним из ярких представителей ее был Марков. “За Родину!” Страна порабощена большевиками, их надо разбить и свергнуть, чтобы дать ей гражданский мир и залечить тяжелые раны, нанесенные войной и революцией. В этом заключалась вся огромная, трудная и благодарная задача Добровольчества. …Конечно, Маркова, как человека вполне интеллигентного, не могли не интересовать вопросы государственного бытия России. Но напрасно было бы искать в нем определенной политической физиономии – никакой политический штамп к нему не подойдет. Он любил Родину, честно служил ей – вот и все».

24 декабря 1917 года Марков был назначен начальником Штаба Командующего Добровольческими войсками, а с января 1918-го принял должность начальника Штаба 1-й Добровольческой дивизии. На него легла обязанность по срочному завершению формирования частей и приведению их в боевую готовность. «Он требовал минимальную численность штабов и при том соответствия их численности частей. Он боролся с “канцелярщиной” и требовал дела. Он был грозой “штабной психологии”, за что его не любили одни, но полюбили и оценили все рядовые добровольцы, чувствуя в нем близкого им по духу начальника». Сергей Леонидович часто навещал добровольческие части, стараясь вселить уверенность в победе и в возрождении России. С Михайловско-Константиновской юнкерской батареей он встречал Новый год (вспомним, что в Константиновском артиллерийском училище он учился, в Михайловском артиллерийском – преподавал). «Он пришел в помещение батареи, где еще не были вполне закончены приготовления к встрече:

– Не смущайтесь! – сказал он юнкерам. – Я могу быть полезным и при накрывании стола.

Первый тост генерал Марков поднял за гибнущую Родину, за Ее ИМПЕРАТОРА, за Добровольческую армию, которая принесет всем освобождение. Этим тостом генерал Марков предложил закончить официальную часть. Затем за глинтвейном началась общая беседа. Между прочим, он высказал свою наболевшую мысль, что в этот черный период русской истории Россия не достойна еще иметь Царя, но когда наступит мир, он не может себе представить Родину республикой.

Двухчасовая беседа закончилась такими словами генерала Маркова:

– Сегодня для многих последняя застольная беседа. Многих из собравшихся здесь не будет между нами к следующей встрече. Вот почему не будем ничего желать себе – нам ничего не надо, кроме одного: “Да здравствует Россия!”»

В момент выхода Корнилова из Ростова, 9 февраля 1918 года, в начале 1-го Кубанского похода Добровольческой Армии, Марков находился в Заречной, откуда ушел по льду левым берегом Дона к станице Ольгинской. Здесь 12 февраля, при реорганизации армии, он получил в командование Офицерский полк, в состав которого вошли три Офицерских батальона разного состава, Кавказский кавалерийский дивизион и Морская рота. В итоге в полку четырехротного состава (примерно по 200 человек в роте) на положении рядовых оказались почти все офицеры (в 1-м Кубанском походе количество офицеров вдвое превышало количество нижних чинов). «Не много же вас здесь! По правде говоря, из трехсоттысячного офицерского корпуса я ожидал увидеть больше. Но не огорчайтесь! Я глубоко убежден, что даже с такими малыми силами мы совершим великие дела. Не спрашивайте меня, куда и зачем мы идем – я все равно скажу, что идем мы к черту на рога и за синей птицей. Теперь скажу только, что приказом Верховного главнокомандующего, имя которого хорошо известно всей России, я назначен командиром офицерского полка, который сводится из ваших трех батальонов, роты моряков и Кавказского дивизиона. Командиры батальонов переходят на положение ротных командиров, ротные командиры на положение взводных. Но и тут вы, господа, не огорчайтесь: ведь и я с должности начальника штаба фронта фактически перешел на батальон», – сказал своим «рядовым офицерам» Марков при формировании полка в Ольгинской. Затем он продолжал: «Штаб мой будет состоять из меня, моего помощника, полковника Тимановского, и доктора Родичева, он же и казначей. А если кто пожелает устроиться в штаб, так пусть обратится ко мне, а я уж с ним побеседую»; «Вижу, что у многих нет погон. Чтобы завтра же надели. Сделайте хотя бы из юбок ваших хозяек».

С этого дня, 12 февраля 1918 года, в месте расположения штаба полка стал развеваться полковой флажок: черный, с белым Андреевским крестом, цветов формы обмундирования, принятой для полка.

Речь Маркова вызвала восхищение. За короткий ростовский период некоторым офицерам приходилось слышать о нем как о начальнике беспощадном, жестоком, резком, грубом: недаром он всегда с плеткой в руке! Но теперь судили иначе: он энергичен, распорядителен. Штаб полка – всего три человека да несколько конных ординарцев, что говорило о непосредственном руководстве им боем. Свою зависимость от командира полка отныне чувствовал каждый офицер.

Деникин писал о характере Сергея Леонидовича и отношении к нему в войсках: «У Маркова была одна особенность – прямота, откровенность и резкость в обращении, с которыми он обрушивался на тех, кто, по его мнению, не проявлял достаточного знания, энергии или мужества. Отсюда – двойственность отношений: пока он был в штабе, войска относились к нему или сдержанно (в бригаде), или даже нетерпимо (в ростовский период Добровольческой армии). Но стоило Маркову уйти в строй, и отношение к нему становилось любовным (стрелки) и даже восторженным (добровольцы). Войска обладали своей собственной психологией: они не допускали резкости и осуждения со стороны Маркова – штабного офицера, но свой Марков – в обычной меховой куртке, с закинутой на затылок фуражкой, помахивающий неизменной нагайкой, в стрелковой цепи, под жарким огнем противника – мог быть сколько угодно резок, мог кричать, ругать, его слова возбуждали в одних радость, в других горечь, но всегда искреннее желание быть достойным признания своего начальника».

* * *

Добровольческая Армия уходила… Куда? Никто не знал и не мог знать. Каждое утро Офицерский полк выступал походным порядком в авангарде Армии, и всегда впереди Сергей Леонидович «в белой высокой папахе, черной куртке с белыми генеральскими погонами и брюках и сапогах русского фасона». Резкие русские черты лица и такая же резкая характерная речь – на слова генерал не скупился…

21 февраля под селением Лежанка на границе Ставропольской губернии полк выдержал первый серьезный бой, имевший огромное нравственное значение для Добровольческой Армии. Марковцы показали, что лучший способ разбить большевиков – решительно наступать, не останавливаясь перед естественными преградами. Имея силы в два полка 39-й пехотной дивизии при двух батареях и защищая мост через реку Средний Егорлык интенсивным артиллерийским огнем, большевики не ожидали, что Марковцы, наступавшие длинной цепью, бросятся прямо в реку (1-я рота) и, не останавливаясь, – далее вперед. В этот момент генерал Марков атаковал мост со 2-й ротой, и скоро офицеры уже были на другом берегу реки. Марков наступал с головным взводом по дороге к селу за бегущими красными. Затем он отдал приказание: 1-й роте продолжать преследование противника по ведущей от моста улице села; 3-й роте обходить село справа; 2-й и 4-й – слева.Увидев, что офицеры собирают пленных, он закричал: «Пленными не заниматься. Ни минуты задержки. Вперед!»

Через несколько минут Лежанка была в руках белых. На площади к генералу Маркову подвели пленных артиллеристов, среди них был командир батареи. Офицеры видели, что генерал Марков был вне себя от гнева, и слышали его возбужденный голос: «Ты не капитан! Расстрелять!» Но подъехал генерал Корнилов: «Сергей Леонидович! Офицер не может быть расстрелян без суда». – «Предать суду!» (на следующий день над пленными офицерами состоялся суд. Так как их преступление – служба у большевиков – было очевидно, их не оправдали, но… простили и включили в состав Добровольческой Армии).

В этом бою большевиков было убито 540 человек, Офицерский полк потерял убитыми четырех человек и нескольких ранеными. Незначительные потери, огромный успех первого боя и восторг, испытываемый офицерами перед своим командиром, влили во всех уверенность в дальнейших успехах. Патронов в бою было израсходовано мало, а добыто огромное количество.

Скоро Добровольческая Армия вошла в пределы Кубанской Области, делая до 30 верст в день. Первый серьезный и жестокий бой здесь пришлось выдержать при взятии станции Выселки на железной дороге Тихорецкая – Екатеринодар. Партизанский полк ночной атакой 2 марта не смог взять станции, и 3 марта до рассвета на помощь выступил отряд генерала Маркова: Офицерский полк, Техническая рота и 1-я батарея с приданным батальоном Корниловцев. После короткого рукопашного боя красные были опрокинуты, но затем с помощью резервов снова перешли в наступление. При поддержке конницы есаула Власова (численностью около сорока шашек; сам ее командир был убит, атакуя красных матросов) цепь Офицерского полка кинулась в контратаку. Батарея подавила пулеметный огонь и заставила красный бронепоезд укрыться за зданиями поселка, а затем поспешно уйти в сторону Тихорецкой. Красные бежали, попадая под огонь обошедшей станцию офицерской роты.

Части Добровольческой Армии понесли при взятии станции большие потери. Марков был вне себя. К нему не обращались с вопросами о случайных пленных, а священнику, просившему о помиловании «заблудших», он ответил: «Ступайте, батюшка! Здесь вам нечего делать».

После ночного отдыха в Выселках и близлежащей станице Суворовской отряд генерала Маркова 4 марта выступил вдоль железной дороги на Екатеринодар. Вскоре, после перехода отрядом речки Малеванной и небольшого отдыха на разъезде Козырьки, Марков приказал на ходу разворачиваться в боевой порядок: в его отряде знали, что главные силы Армии в это время ведут наступление на станицу Кореновскую. Атакой, возглавленной самим Сергеем Леонидовичем, станица была взята. Этому предшествовали два символичных разговора, дающие хорошее представление о численности Добровольческой Армии и ее обеспеченности боеприпасами.

В расположение 1-й батареи, находившейся при Офицерском полку, приехал генерал Корнилов. Он взошел на бугор – наблюдательный пункт батареи – и потребовал позвать генерала Маркова.

«Как у вас на левом фланге?» – спросил Корнилов.

«Я послал туда подкрепление», – ответил Марков.

«Сколько?»

«Семь человек и пулеметы, а когда понадобится, сам отправлюсь туда с конными. Кроме того, у меня еще в резерве Техническая рота…»

А перейдя в передовые цепи, Сергей Леонидович первым делом «обычным бодрым голосом» спросил офицеров:

«Жарко?»

«Жара, Ваше Превосходительство! Патронов нет!» – ответило сразу несколько человек.

«Вот нашли чем утешить! В обозе их тоже нет. По сколько?» – все так же весело спросил он.

«Десять – пятнадцать – двадцать…» – вразнобой ответили ему.

«Ну, это еще неплохо. Вот если останутся одни штыки, то будет хуже».

Потери в частях Армии были весьма большими. Офицерский полк потерял до 130 человек (в том числе 30 убитых). Техническая рота – 20 человек (7 убитых). Юнкерский батальон – до 50 человек (8 убитых). 1-я батарея – одного человека убитым и нескольких ранеными. Большие потери были и в других частях. Выяснилось, насколько сильный противник противостоял Добровольцам под Кореновской: со стороны большевиков в бою участвовало 10 000 человек с двумя бронепоездами и артиллерией. И все же задача взять Кореновскую во что бы то ни стало (иначе невозможно было идти дальше к Екатеринодару, находившемуся уже в 70 верстах), была выполнена.

* * *

В марте Добровольческая Армия, окруженная врагом со всех сторон, вела почти ежедневные бои, и в каждом отличался своей доблестью полк Маркова: вслед за взятием станции Выселки и Кореновской следовали: 7–8 марта – переправа с боем через реку Лабу у станицы Некрасовской, 9 марта – бой у станицы Филипповской, а 10 марта генерал Марков со своими подчиненными спас положение при переправе через реку Белую. Перед каждым боем Сергей Леонидович, в неизменной белой папахе, с нагайкой в руке, появлялся перед своими «рядовыми офицерами». «Здравствуйте, мои друзья», – было излюбленным его приветствием. В отдаваемых приказаниях он был резок, в вопросах выполнения их – требователен. В боях появлялся неожиданно на самых ответственных участках и брал на себя руководство. Добровольцы верили своему командиру, повинуясь одному его слову, и не существовало для них преград, которых нельзя было преодолеть, когда Сергей Леонидович вел их в бой.

Одно из доказательств тому – беспримерный переход Офицерского полка под станицей Ново-Дмитриевской, движение на которую было предпринято 15 марта с целью соединения с отрядом Кубанского Правительства, покинувшего Екатеринодар под натиском красных. Этому походу из аула Шенджий противилась сама погода: проливной дождь, затем ветер, снег, выпавший почти по колено, и мороз привели к тому, что промокшие люди стали покрываться ледяной коркой. Около двух часов пополудни вся местность была покрыта белым саваном, а потом сильный ветер закрутил такую пургу, что с трудом можно было наблюдать спину впереди идущего соратника. При каждой остановке колеса орудий и зарядных ящиков вмерзали в землю. Лошади падали одна за другой. Неимоверно тяжело было идти людям…

Остановка. Генерал Марков подбежал ко 2-й роте: «Пустяки! Держитесь! Не впервые ведь! Все вы молодые, здоровые, сильные! Придет время, когда Родина оценит вашу службу».

Около пяти часов вечера марковцы подошли к речке Черной. Мост был найден посреди разлившейся реки, ставшей шириной шагов в пятьдесят. Но то, что преграждало путь армии, не было похоже на реку – это было серое месиво из воды и снега, быстро текущее. Сергей Леонидович возбужденно сказал: «Не подыхать же здесь в такую погоду!» – и отдал приказание шедшей впереди 1-й роте на крупах лошадей переезжать на ту сторону реки. Глубина доходила до брюха коней, на мосту – до колена, далее – снова до брюха. Когда головной 3-й взвод весь был уже на том берегу, подъехал Марков. Он отдал приказание командиру взвода: «На станицу! Не стрелять – только колоть! Вперед! Быстро!»

До станицы было не менее двух верст. За головным, получив то же приказание, пошли остальные взводы 1-й роты. Марков, оставив у переправы полковника Н. С. Тимановского, вскочил на коня и поскакал к станице, обгоняя взводы и торопя их. Подтянув весь полк, Марков врывается в станицу, затем спешит вновь к переправе, отдает приказание 1-й батарее немедленно подавить открывшую огонь батарею красных, встречает генерала Корнилова, докладывает о положении в станице, через 2–3 минуты уже мчится обратно.

Лишь к полудню 16 марта Ново-Дмитриевская была окончательно очищена от красных. Офицерский полк потерял лишь 2 офицеров убитыми и до 10 ранеными. Ни Марков и никто другой не ожидал таких малых потерь: по имевшимся сведениям, в станице был красный отряд в 3 000 штыков с артиллерией. В Офицерском полку переход и бой у станицы Ново-Дмитриевской называли «Марковским», так как приписывали весь успех генералу Маркову. Об этом впоследствии напишет и генерал Деникин: «Этот бой – слава генерала Маркова и слава Офицерского полка, гордость Добровольческой армии и одно из наиболее ярких воспоминаний каждого первопоходника о минувших днях не то были, не то сказки».

Переход получил и еще одно определение, быстро ставшее крылатым. На улице станицы Марков встретил юную сестру милосердия Юнкерского батальона. «Это был настоящий ледяной поход!» – восторженно воскликнула сестра. И название, как бы утвержденное Марковым, осталось связанным не только с одним днем 15 марта, но и со всем 1-м Кубанским походом – «Ледяной».

После соединения с кубанцами и переформирования войск генерал Марков получил в командование 1-ю отдельную пехотную бригаду: к его Офицерскому полку были присоединены 1-й Кубанский стрелковый полк, две батареи артиллерии, 1-я инженерная рота. У Кубанцев-добровольцев, от рядового до командира, Марков сразу же снискал любовь, преданность и веру, те же чувства, что и в его «родном» полку. Генерал сам входил во все дела бригады и во все детали. Его отличали не только требовательность и строгость, но и то, что он умел в любой нужде защитить своих подчиненных, интересы своей бригады. Сам Сергей Леонидович скромно объяснял свое влияние не своими талантами, а только тем, «что живет жизнью солдат и разделяет все опасности со своими подчиненными».

В составе Добровольческой Армии Марков повел свою бригаду к Екатеринодару – главной цели похода. 24 марта была взята Георгие-Афипская: бригада Маркова ворвалась в станицу с востока, совместно с другими частями разгромив красных и захватив до 700 артиллерийских снарядов. 26–27 марта последовала переправа через реку Кубань у станицы Елизаветинской: «В продолжение нескольких дней мы видели на пароме высокую фигуру нашего любимца в белой папахе, с плетью в руке, распоряжавшегося переправой войск и раненых», – свидетельствует очевидец.

28 марта 1918 года начались бои Добровольческой Армии за овладение столицей Кубани. Но бригада Маркова, находившаяся в арьергарде, еще не подтянулась к Екатеринодару. Волнение у «марковских» Добровольцев было огромное. Марков утешал: «Без нас города, пожалуй, не возьмут», – однако и сам переживал то же, что и все: недаром он послал в Штаб Армии записку, досадуя, что его бригаде придется попасть в город к «шапочному разбору».

29 марта, завершив переправу, Сергей Леонидович выразил свое негодование начальнику Штаба Армии генералу И. П. Романовскому: «Черт знает что! Раздергали мой Кубанский полк, а меня вместо инвалидной команды к обозу пришили. Пустили бы сразу со всей бригадой, я бы уже давно был бы в Екатеринодаре».

С прибытием 1-й бригады генерал Корнилов решил возобновить наступление на город. 29 марта в 12 часов 45 минут генералу Маркову был отдан приказ: «овладеть конно-артиллерийскими казармами, а затем наступать вдоль северной окраины, выходя во фланг частям противника, занимающего Черноморский вокзал». До атаки, которая должна была начаться в 5 часов вечера, Марков обошел все роты, стоявшие на передовой, и объяснил задачу: занять артиллерийские казармы. Атака была подготовлена всего семью снарядами – до такой степени приходилось экономить.

Казармы были взяты, и стоило это Офицерскому полку огромных потерь – до 200 человек, но настроение в нем оставалось боевым. Те, кто видели в этой атаке генерала Маркова, кто слышали его повелительный голос – «Друзья, в атаку, вперед!» – невольно думали о нем: «Бог войны».

Но противник значительно превосходил силами – 28 000 человек с 2–3 бронепоездами и 20–25 орудиями. Потери добровольцев под Екатеринодаром составили до 50%. В боевом составе Армии осталось: в 1-й бригаде – около 1 200 человек, во 2-й – около 600. Конная бригада не смогла оказать существенной помощи, ее обход Екатеринодара ни к какому видимому улучшению обстановки не привел. Число же раненых в походном лазарете перевалило за 1 500 человек. Помимо всего, находящиеся в строю были крайне утомлены физически и морально. 30 марта Марков был вызван в Штаб Армии на военный совет, где, как бы подтверждая великую усталость своих бойцов… задремал. Разбуженный, он извинился перед генералом Корниловым: «Виноват, Ваше Высокопревосходительство! Двое суток не ложился».

Несмотря на заявления многих, в том числе и Маркова, что «люди не выдержат», Корнилов объявил о своем решении атаковать Екатеринодар на рассвете 1 апреля. Сергей Леонидович вернулся на свой участок как будто в бодром настроении, но полковнику Тимановскому и немногим другим приближенным сказал: «Наденьте чистое белье, у кого оно есть. Будем штурмовать Екатеринодар. Екатеринодара не возьмем, а если и возьмем, то погибнем».

Утром 31 марта пришло известие о смерти Корнилова. Старшими начальниками был получен приказ: осада снимается, Армия отходит, но предварительно, с наступлением темноты, Офицерский полк должен произвести демонстративную атаку. В это время остальные части снимались с позиций. «Мы почти окружены, – сказал Марков своим подчиненным. – Дальнейшее все будет зависеть от нас. Этой ночью мы должны оторваться от противника. Отход без привалов. В полном порядке». Ответил он и на другой вопрос, волновавший всех и казавшийся неразрешимым – о заместителе генерала Корнилова: «Армию принял генерал Деникин. Беспокоиться за ее судьбу не приходится. Этому человеку я верю больше, чем самому себе», – и этого было достаточно, чтобы волнения по поводу назначения нового Командующего улеглись.

1 апреля Армия до рассвета прошла около 25 верст, не задерживаясь даже в хуторах, где люди могли хотя бы утолить жажду. Порядок нарушался, части перемешались. Но вот впереди послышалась довольно сильная стрельба, и конные разъезды донесли Маркову, что большие силы красных наступают со стороны станицы Андреевской. Произошедший далее бой так описан очевидцем:

«Хорошо, что с нами был генерал Марков… Этот удивительный генерал не только ничего не боялся, но своей повадкой в бою влиял так на своих, что в них пропадал страх. Не долго думая и не считая врагов, он развернул роты и сам впереди бросился на цепи большевиков. Те до такой степени не ожидали нашей атаки, что бросились бежать не в станицу, а в сторону, и налетели на черкесов, шедших сзади нас. Черкесы врубились в банды большевиков, потерявших сразу строй. Бежали, как лани, как зайцы от орла, и некоторые растерялись до того, что кинулись назад к нам, и, конечно, никто из них уже не вернулся к своим…

Я с удивлением смотрел и на героя Маркова, и на добровольцев».

Деникин, не теряя мужества и спокойствия, принял решение – выводить армию в восточном направлении через линию железной дороги Екатеринодар – Тимашевская. Через ее полотно предстояло перейти всего в двух верстах от станции Медведовской.

Спасением своим Добровольческая Армия почти всецело была обязана генералу Маркову, проявившему необычайное мужество и находчивость в бою в ночь на 3 апреля у Медведовской. В пятом часу утра до железной дороги оставалось с версту, когда к Маркову подъехал верховой из дозора и доложил: «В железнодорожной будке виден свет, но на железной дороге никого и ничего не замечено». Марков остановил колонну и, приказав ей ждать распоряжений, сам с несколькими верховыми поехал вперед и из будки переговорил по телефону с большевиками, узнав, что со станции к переезду выходит красный бронепоезд. Далее последовало приказание колонне подтянуться к линии железной дороги и остановиться шагах в двухстах, а артиллеристам – установить орудие практически вплотную к железнодорожному полотну.

Прошло с полчаса времени. «Бронепоезд!» – пронеслось, наконец, по цепи. Генерал вдоль полотна пошел навстречу медленно двигавшемуся поезду, встретив его в том месте, на которое было нацелено орудие.

«Кто на пути?» – спросили с бронепоезда.

«Не видите, что свои!» – ответил Марков и бросил в машинистов ручную гранату. Отбежав от полотна, он приказал открыть огонь, и первый снаряд попал в колеса паровоза, второй – в самый паровоз. Завязался горячий бой с командой бронепоезда, состоявшей из матросов, которые были полностью истреблены. Добровольцы начали переходить через железную дорогу. На бронепоезде было захвачено до 100 000 ружейных патронов, до 360 артиллерийских снарядов, много пулеметных лент.

Когда генерал Деникин перед развернутым строем Офицерского полка громко поблагодарил Маркова, Сергей Леонидович, весьма смущенный столь торжественной благодарностью, немедленно ответил Командующему: «Ваше Превосходительство! Это не я, а они. Сегодня день артиллеристов», – и указал на батарею.

В станице Дядьковской Добровольческая Армия была вынуждена оставить своих тяжелораненых. «Ваше Превосходительство, правду ли говорят, что мы окружены?» – обратился к генералу Маркову доктор. «Совершенно верно, мы окружены», – спокойно ответил генерал. И закончил, садясь на своего коня: «Знаете, доктор, г… тот начальник, и г…ые те войска, которые не прорвут окружения».

Добровольческая Армия с честью вышла из окружения. Вскоре была получена долгожданная весть о начинающемся на Дону казачьем восстании. Это предопределило дальнейшие планы: на Дон – было единогласным решением командования.

На Страстной неделе вновь заняли Лежанку. 19 апреля, уже в пределах Донской области, выдержали тяжелый бой под станицей Мечетинской и разбили отступавших большевиков в слободе Гуляй-Борисовка. Поддержав восставших Донцов, заняли район станиц Мечетинской, Кагальницкой, Хомутовской.

Для пополнения Армии оружием, снаряжением, патронами, а также чтобы парализовать передвижение красных войск, Деникин решил захватить в свои руки участок Владикавказской железной дороги – станции Крыловская, Сосыка-Ейская, Сосыка-Владикавказская. Бригаде Маркова был поручен набег на Сосыку, закончившийся удачно в смысле захвата трофеев (три поезда, 70 пулеметов), но обошедшийся слишком дорого: 27 человек убитых и 44 раненых только в 1-й роте Офицерского полка. 30 апреля, с окончанием этой операции, завершился и 1-й Кубанский поход, во время которого Добровольческая Армия потеряла две трети своего состава – более 3 000 человек, провела 35 из 75 дней в боях, выдержала 20 крупных столкновений, совершила 10 переходов через реки, 8 раз переходила через железную дорогу.

* * *

К 1 мая 1918 года вся Армия сосредоточилась в районе станиц Мечетинская и Егорлыцкая. Бригада генерала Маркова, расположившаяся в Егорлыцкой, приводила себя в порядок. В одно майское утро Сергей Леонидович собрал чинов своей бригады в помещении станичной школы и после своей речи о значении только что закончившегося похода, указывая на лежавшие на столе бумаги, сказал: «Вот здесь лежат несколько рапортов. Их подали мне некоторые из чинов моей бригады. Они устали… желают отдохнуть, просят освободить их от дальнейшего участия в борьбе. Не знаю, может быть к сорока годам рассудок мой не понимает некоторых тонкостей. Но я задаю себе вопрос: одни ли они устали? Одни ли они желают отдыхать? И где, в какой стране они найдут этот отдых? А если, паче чаяния, они бы нашли желанный отдых, то… за чьей спиной они будут отдыхать? И какими глазами эти господа будут смотреть на своих сослуживцев, в тяжелый момент не бросивших армию? А если после отдыха они пожелают снова вступить в армию, то я предупреждаю, в свою бригаду я их не приму. Пусть убираются на все четыре стороны к чертовой матери». После столь гневной отповеди большинство из подавших рапорты забрали их обратно.