Текст книги "Депрессия. От реакции до болезни"

Таблица №1

Количество лиц с пограничными психическими расстройствами (основная группа) и формально здоровых (контрольная группа), согласных с тем, что самоубийство может рассматриваться как возможный «выход»

Подобные «несуразности», обнаруживаемые в заполненных опросниках, можно было бы приводить еще и еще. Причем все это никак нельзя считать ошибкой: опросник прост в заполнении, кроме того, хоть исследование и проводилось анонимно, каждый респондент подробно инструктировался о правилах заполнения бланка опросника и в течение всего времени работы с опросником мог обратиться к специалисту, проводившему исследование, с вопросом. Но вернемся к обнаруженным в процессе исследования парадоксам. Особенно интересным оказалось сравнение выборов безличных утверждений и личного суицидального опыта исследуемых лиц. Результаты этого сравнения весьма примечательны, часть из них приведена в таблице №2.

Если верить этим данным, а не верить им нет никаких оснований, оказывается, что более трети лиц, считающих суицидентов шантажистами, а также почти половина из тех, кто не готов прислушиваться к суицидальным высказываниям других людей, сами обдумывали для себя возможность самоубийства, а четверть и треть, соответственно, даже совершали попытку суицида. Примечательно, что эти пункты о «шантаже» и «суицидальных высказываниях» были включены нами в опросник с целью выявить процент тех лиц, которые осуждают суицид, примитивизируют проблему суицида и/или имеют неправильные представления о том, как ведет себя человек, готовящийся к суициду. Как выяснилось, таковыми, в значительной части, оказались сами суициденты и потенциальные суициденты.

Таблица №2

Количество лиц с пограничными психическими расстройствами, одновременно отметивших в своих опросниках парадоксальные (не сочетающиеся или взаимоисключающие) утверждения

Не меньшее удивление вызывает сопоставление и других приведенных данных. Так, оказывается, что оценка суицида как «тяжкого греха» никак не препятствует суицидальному поведению. Почти половина исследуемых, считающих, что суицид есть признак «ненормальности» (болезненности), раздумывали над тем, чтобы покончить жизнь самоубийством. И наконец, опять же половина из тех, кто считает, что решение человека о необходимости совершения суицида является неотвратимым, принимали (обдумывали) соответствующие решения, но, как нетрудно заметить, остались в живых, а 15,4% и вовсе предпринимали попытки самоубийства, но не довели их до логического конца.

Иными словами, анализируя суицидальный дискурс, мы сталкиваемся с феноменом какой-то исключительной непоследовательности суждений, странной противоречивости «показаний» и просто вопиющей парадоксальности установок и действий, каким-то образом все-таки уживающейся в сознании людей. Но именно в этом, по всей видимости, и кроется разгадка проблемы суицидального поведения, которое, подобно злокозненному скандинавскому Локи, морочит суицидологам головы и путает все карты. И этот Локи – не что иное, как «суицидальный дискурс».

Все полученные в процессе этого исследования данные полностью согласуются с выдвинутой нами прежде концепцией о позиционно-оппозиционной, или «полюсной» природе любого дискурса [6]. Суть этой концепции состоит в следующем. В сознании человека наличествуют взаимоисключающие «убеждения» (компиляции «знаков», «означающих»), но в каждый конкретный момент времени, за счет ситуативной актуализации определенных психических состояний («значений», «означаемых»), в ход идут «убеждения» или одного из полюсов дискурса (прямого полюса или оппозиционного ему), или оба сочетанно. Стандартными могут быть признаны такие ситуации:

• в случаях, когда психическое состояние человека предполагает актуализацию только прямых «убеждений» дискурса, человек готов к осуществлению декларируемых им (прежде всего, во внутреннем пространстве психического) поступков;

• в случаях, когда актуализированы оппозиционные «убеждения» дискурса, предписываемые дискурсом поступки невозможны;

• при актуализации обоих полюсов дискурса (и прямого, и оппозиционного) вероятность действий, предполагаемых дискурсом, незначительна;

• в случаях, когда актуализированы только прямые «убеждения» дискурса, но человек имеет возможность высказывать (сообщать другому) эти свои «убеждения», а еще лучше – слышать эти «убеждения» со стороны (излагаемые другим лицом или самим собой с помощью звуковоспроизведения), вероятность совершения им поступков, предписываемых дискурсом, существенно снижается.

Применительно к суицидальному дискурсу ситуация выглядит следующим образом. Прямыми «убеждениями» суицидального дискурса можно признать, например, следующие: «если человек решил покончить с собой, он это сделает, и ничто его не остановит» (19% в обеих группах), «меня очень беспокоит, когда кто-нибудь говорит, что ему больше незачем жить, или что он думает о самоубийстве» (56% в основной, 19% в контрольной); «человек имеет право покончить с собой» (24,5% в основной, 37,5% в контрольной), «я рассматриваю самоубийство как возможный выход в трудной для меня жизненной ситуации» (40% в основной, 19% в контрольной), «если бы самоубийство не осуждалось обществом, многие люди давно бы покончили с собой» (15,7% в основной группе и 0% в контрольной).

Оппозиционными «убеждениями» суицидального дискурса можно признать, например, такие: «угрожая покончить с собой, человек просто шантажирует окружающих» (35% в основной, 12,5% в контрольной); «покончить жизнь самоубийством может только психически больной человек» (24,5% в основной, 31% в контрольной); «когда человек говорит о том, что он готов покончить с собой, я не могу относиться к этому серьезно» (13% в основной, 19% в контрольной); «я не знаю таких обстоятельств, которые могли бы заставить меня решиться на самоубийство» (26% в основной, 37,7% в контрольной); «я бы никогда не покончил с собой» (35% в основной, 25% в контрольной).

Актуализация прямых «убеждений» суицидального дискурса свидетельствует о высокой степени вероятности суицидальных действий; актуализация оппозиционного полюса суицидального дискурса, напротив, свидетельствует о низкой вероятности суицидального дискурса. Но, как выясняется, исключительная сложность и специфика организации суицидального дискурса (по крайней мере в российской культуре) приводят к тому, что он – суицидальный дискурс – тяжело поляризуется, что и подтверждается результатами проведенного нами исследования. Переводя этот вопрос из теоретической плоскости в практическую, приходится признать, что этот феномен «трудности поляризации суицидального дискурса» имеет свои «положительные» и «отрицательные» стороны. Эта «трудность поляризации» приводит к тому, что «кристаллизация» суицидального дискурса (прямого его полюса), обеспечивающая возможность суицидальных действий, оказывается проблемной, а потому естественным образом осуществляет своеобразную само-превенцию суицида, то есть играет роль своего рода «предохранителя». С другой стороны, подобное устройство суицидального дискурса заставляет гигантское множество людей тяготиться мыслями (своеобразной «мысленной жвачкой») о возможности самоубийства.

Все это наглядно иллюстрируется результатами проведённого исследования. Утверждения опросника, с которыми респонденты могли согласиться, а могли и проигнорировать, условно принадлежат или к прямому, или к оппозиционному полюсу суицидального дискурса. Однако только 10,5% основной группы (это лица с пограничными психическими расстройствами) отобрали исключительно прямые утверждения суицидального дискурса, а 5,3% выбрали утверждения, принадлежащие к оппозиционному его полюсу, остальные же 84,2% проявили изрядное единодушие, дав и те и другие ответы. В контрольной группе, состоявшей из «формально здоровых» лиц, ситуация оказалась схожей, но пропорция выглядит несколько иначе: 2,8%—8,3%—88,9% соответственно. В среднем в основной группе частота выборов «суицидальных утверждений» составила 32,4%, а «антисуицидальных» – 30,4%; в контрольной: 24,3% и 26,6%, соответственно.

Интересно, что все без исключения респонденты основной группы, давшие только прямые утверждения суицидального дискурса (10,5%), признались в наличии у себя суицидальных мыслей, а также большинство из них указало, что самоубийством покончил свою жизнь кто-то из их родственников или близких. И только один из респондентов основной группы, давший утверждения, относящиеся к оппозиционному полюсу суицидального дискурса (5,3%), отметил пункт «я знаю, что некоторые люди покончили жизнь самоубийством», остальные же не сделали даже этого. В контрольной группе ситуация оказалась аналогичной, с той лишь разницей, что подобный же единственный респондент отметил пункт «я никогда не слышал, чтобы какой-нибудь человек покончил с собой».

Полученные в результате проведенного нами исследования данные вряд ли можно считать окончательными, однако даже на этом этапе работы можно уже сделать определенные выводы. И, видимо, самым важным из них необходимо признать следующий: исследовательские программы в рамках суицидологии должны быть смещены со «статистических анализов» на предметное и тщательное изучение содержания, структуры и роли суицидального дискурса в суицидальном поведении людей, на механизмы поляризации дискурса, а также на средства влияния на этот дискурс с помощью соответствующих психотерапевтических мероприятий.

Литература

1. Александровский Ю.А. Диагностика социально-стрессовых расстройств // Актуальные вопросы военной и экологической психиатрии. – СПб.: ВМедА, 1995. С. 15—21.

2. Барт Р. Фрагменты речи влюбленного / Пер. с франц. – М.: Издательство «Ad Marginem», 1999.

3. Выготский Л.С. Мышление и речь. Психологические исследования. – М.: «Лабиринт», 1996.

4. Курпатов А.В. Депрессия: от реакции до болезни. – М., 2001.

5. Курпатов А.В. Как избавиться от тревоги, депрессии и раздражительности. – СПб.: Издательский Дом «Нева»; М.: ОЛМА-ПРЕСС Образование, 2002.

6. Курпатов А.В. Психологический феномен «отречения в речи» (социализм или социальная катастрофа?) // Вестник Балтийской педагогической академии. Выпуск 41. СПб., 2001. С. 15-25.

7. Курпатов А.В. «Физика» суицида против его «метафизики» // Реальность и субъект, 2001. Том V. № 4. С. 30—35.

8. Курпатов А.В., Аверьянов Г.Г. Роль феномена тревоги в психотерапии // VI Клинические Павловские чтения: Сборник работ. Выпуск четвертый. «Тревога». / Под общей редакцией А.В. Курпатова. – СПб.: Человек, 2002. С. 10—14.

9. Курпатов А.В., Аверьянов Г.Г., Ковпак Д.В. Психотерапевтическая диагностика депрессии // iii Клинические Павловские чтения: Сборник работ. Выпуск третий. «Депрессия» / Под общей редакцией А.В. Курпатова. – СПб.: Человек, 2001.С. 12-16.

10. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. Пер. с франц. / Перевод А.К. Черноглазова. – М.: Издательство «Гнозис», 1995.

11. Павлов И.П. Полное собрание трудов. iii том. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведение) животных – условные рефлексы. – М., Л., 1949.

12. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. Пер. с франц. – М.: Касталь, 1996.