Текст книги "Фантастический Калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том I"

– И? – наконец выдавил Марк.

– Марк… вы… – голос Синицкого дрогнул, но он сделал глубокий вдох и продолжил. – Вы читали какие-нибудь труды по тератологии?

– Слово как будто незнакомое…

– Если коротко – наука об уродствах. Мне кажется, здесь мы имеем дело с каким-то чудовищным извращением человеческой эволюции… Теорию Дарвина вы, конечно же, изучали?.. Мы с вами наблюдаем невероятную деградацию целого села до животного уровня. И не только в моральном, но и в физическом смысле.

– Но они же голые, мать их так! В такую холодину!

Синицкий нервно дёрнул плечом:

– Похоже, что-то их изменило. Какая-то неведомая сила природы. Больше я ничего пока сказать, увы, не могу!

Оба прислушались. Снаружи доносился неясный шум.

– Сколько их там, как вы думаете? – спросил Нейман.

– Пара дюжин, не меньше. Откровенно говоря, было как-то не до подсчётов.

Марк огляделся, по-военному оценивая обстановку.

– Окна узкие да и высоковато, – рассудил он. – Вряд ли они в них полезут. Но если всё же вздумают лезть или вынесут дверь, – на пятерых патронов хватит. Понадеемся, что прочих это остановит. Если же нет…

Марк не договорил.

Вязко текли минуты, а вламываться в церковь существа не спешили. У Синицкого мелькнула мысль, что у жителей села, несмотря на их полнейшую деградацию, сохранились воспоминания об этом здании, как о чём-то сакральном, запретном. О своей догадке он поведал Нейману, присовокупив: «Возможно, пока мы внутри, нам ничего не угрожает!»

А потом снаружи послышалось пение. Сначала один голос, потом сразу несколько, и вот уже всё село поёт а капелла. Нейман с Синицким замерли, задержав дыхание и обратившись в слух.

Песня состояла всего из двух слов. Первое начиналось с протяжного «и-и» и заканчивалось коротким «йа!», а вот второе разобрать было невозможно.

– Будто бы «шабнирот» или «шабнират», или что-то в этом роде, – сказал Нейман.

– Шаб-Ниггурат, Марк Наумович! Шаб-Ниггурат! – возбуждённо зашептал Синицкий. – Я вспомнил это имя! Боже мой, всё сходится, Марк Наумович!

– Нашли время в загадки играть! – сердито сказал Нейман. – Что ещё за Шаб-Ниггурат?

– То самое божество, о котором я вам рассказывал! Богиня плодородия, культы которой якобы существуют у всех лесных народов. Которую также именуют Чёрной Козой с Легионом Отпрысков! Понимаете? Этот культ существует! Здесь, в Пермской губернии!

Нейман осоловело смотрел на Синицкого, пытаясь понять, о чём он толкует и как эти знания помогут им сейчас. Пение тем временем становилось всё громче, быстрее и яростнее, превращаясь в выкрики: «И-йа! И-йа! Шаб-Ниггурат!» и словно ведя к некой кульминации. А затем дикий хор разом смолк.

На миг воцарилось безмолвие, которое разорвал дикий животный вопль, полный боли и ужаса. Марк сразу его узнал – так кричат смертельно раненые кони. Похоже, не сумев добраться до людей, упыри избрали жертвой несчастную лошадь. А, возможно, убийство животного стало частью какого-то чудовищного ритуала – недаром ведь они пели…

Услышав предсмертный лошадиный крик, Назар в мгновение ока вынырнул из молитвенного экстаза и бросился к дверям, голося: «Зорька! Зорька моя!»

– Стоять! Не сметь! – рявкнул Нейман, наставив на парня дуло револьвера.

Тот сразу сник, пробормотал: «Господи! Да что ж это деется-то?!», сел на пол и заплакал.

Вновь стало тихо. И в этой нарушаемой только всхлипами тишине раздались звуки, от которых всех троих словно окатило ледяной водой. Сначала скрипнуло, потом громко стукнуло, словно уронили тяжёлый и твёрдый предмет, а вслед за тем под храмовыми сводами раздалось мерное «тук-тук». И звуки эти шли не снаружи, они раздавались внутри церкви – за иконостасом.

И у Неймана, и у Синицкого мелькнул один и тот же образ: мумия святой восстала из своего ковчега и направлялась к ним, стуча иссохшими ногами. Оба направили лучи фонарей на иконостас, готовые встретить лицом к лицу любой ужас.

Она вышла прямо из царских врат.

– Господи Исусе! Пресвятая Богородица, спаси и сохрани! – скороговоркой пробормотал Назар.

Она была высокой, на две головы выше Марка, отнюдь не коротышки, и в ней не было ничего чёрного, напротив, кожа казалась белой как мрамор даже в желтоватом свете фонарей. А вот глаза и впрямь были как два кусочка антрацитовой черноты.

Всё в ней было одновременно чудовищно и прекрасно: увенчанная как диадемой изящными рогами голова сидела на не менее изящной шее, округлые плечи, над которыми вздымались непрерывно шевелящиеся членистые щупальца, груди, достойные Афродиты, чуть выпуклый живот, чётко очерченная талия и идеальный крутой изгиб бёдер, переходящих в длинные ровные ноги, красоту которых не портила даже странная вытянутая форма ступней, оканчивающихся чем-то вроде копыт.

Она сделала пару шагов, и оцепеневших людей окатила волна запаха, очень необычного, волнующего, дразнящего, пробуждающего самые глубокие, самые тайные желания. Марк ощутил странное томление плоти. Синицкий, судя по его напряжённой позе, тоже чувствовал нечто подобное.

Тварь приблизилась к людям почти вплотную. Она развела руки, точно любящая мать, желающая обнять своих чад. Отростки за спиной тоже разошлись в стороны точь-в-точь как ноги тарантула, готовящегося броситься на свою жертву. Нейман с Синицким замерли как вкопанные. Назар забыл слова молитвы, поднялся на ноги и стоял, приоткрыв рот и выпучив глаза.

– Дети мои! – сказала она, показав ряды острых треугольных зубов между чувственных губ.

Голос её был глубоким, томным и, вместе с тем, совсем не человеческим. Таким голосом могут говорить только античные богини либо соблазнительные дьяволицы в грёзах христианских аскетов.

– Дети мои! – повторила она.

Нейман почувствовал, что странное томление вот-вот перерастает в животное влечение. Сейчас он был подобен Одиссею, услышавшему зов сирен. Синицкий мёртвой хваткой впился ему в руку и едва слышимым свистящим шёпотом приговаривал «Стой! Стой!», убеждая не столько Неймана, но, возможно, в большей степени, себя. Они устояли. Назар оказался слабее. Забыв о православной вере, он медленно, мелкими шажками приблизился к Твари, и её рука и щупальца тотчас обвили его тело. Так они и двинулись к выходу из церкви, прижавшись друг к другу, словно давние любовники.

Лязгнул засов, открывая дверь. Толпа на улице вновь ликующе запела, увидев свою повелительницу. Нейман с Синицким остались в церкви одни. Синицкий пришёл в себя первым. Он подбежал к полускрытой в пыли крышке люка и потянул за вдетое в неё кованое кольцо. Крышка, крякнув, поднялась.

– Отлично! – воскликнул Синицкий. – Подземный ход цел. Это наш с вами, Марк Наумович, путь к спасению! Теперь делайте, что я велю, и пока ни о чём не спрашивайте! Хватайте лампу, бегите за иконостас и разбейте её о крышку этого… гроба! Бейте прямо об этот проклятый символ, чтоб он вспыхнул!.. Да не стойте же, чёрт вас побери!

Марк схватил ближайшую керосиновую лампу, вспрыгнул на амвон и побежал за иконостас. Там он увидел пустой ковчег с лежащей рядом опрокинутой крышкой и понял, что их догадки были верными: вышедшая из царских врат и впрямь была той, которую безвестный отец Аристарх некогда привёз в село под видом святых мощей. От ковчега исходил тот самый густой, терпкий, пробуждающий мужское начало, запах. Нейман на мгновение замешкался, а затем перевернул крышку гроба и грохнул лампу прямо на таинственный пентакль. Пары керосина мгновенно вспыхнули.

Марк метнулся назад. Его спутник аккуратно полил керосином из второй лампы прорезанные в половых досках линии, чиркнул спичкой и в церкви запылал второй костёр.

– А теперь вниз! – приказал Синицкий, кивнув на открытый люк.

Нейман нырнул в чёрную дыру подземного хода, Синицкий последовал за ним.

Ход уводил вниз, к подножию холма. Был он низкий и узкий, так что перемещаться по нему можно было только друг за другом и практически на четвереньках. Стены и потолок – бревенчатые, из окаменевшей от времени лиственницы.

Через несколько мучительных минут ползком Нейман увидел просвет – то был выход наружу. От времени и действия сил природы он обвалился и теперь представлял собой неровную дыру чуть больше лисьей норы. Марк, отставив фонарь и держа наготове револьвер, некоторое время прислушивался, потом осторожно высунул из дыры голову.

Никто их не подкарауливал. С вершины холма неслись звуки нечеловеческой вакханалии – похоже, все обитатели села собрались там. Возможно, воздавая почести своей хозяйке, либо (Марку не хотелось об этом думать) приветствуя нового члена общины в лице Назара.

Нейман собрался уже вылезти наружу и помочь Синицкому, как вдруг в окружающем мире что-то неуловимо изменилось. Оба почувствовали стремительное приближение чего-то страшного, могучего, неумолимого и стремительного, как ураган или цунами.

И тотчас в уже скрытом ночью лесу оглушительно затрещали падающие деревья. Нечто ломало их и впереди, и слева, и справа, словно целое стадо доисторических гигантов продиралось через чащобу. Вслед за тем раздался рёв, как показалось Марку, гневный и торжествующий одновременно. Рёв не принадлежал ни одному обитающему в этих краях животному. Так мог реветь только библейский зверь Бегемот.

Марк юркнул обратно в спасительную тесноту, и они с Синицким, не сговариваясь, поползли вглубь – как можно дальше от ревущего ужаса. Там, посреди прорытого далёкими предками подземелья, скрючившись на холодном земляном полу, выключив фонари (батареи которых и без того уже едва дышали), в полной темноте, они сидели и напряжёно прислушивались к происходящему снаружи.

А там творился настоящий содом. Сквозь спасительный слой почвы над головой доносились вопли, треск ломаемых брёвен и всё тот же рёв неведомого чудовища. А ещё время от времени земля содрогалась от тяжёлых ударов, словно по ней тот тут, то там били паровым молотом.

Они покинули своё убежище на рассвете, закоченевшие от холода, измученные страхом и бессонницей. За ночь небо окончательно очистилось от облаков, сквозь лес пробивались лучи неяркого осеннего солнца, воздух был холоден и неподвижен. Стояла абсолютная, невероятная тишина. Нейман нервно озирался, водя туда-сюда стволом револьвера, Синицкий был молчалив, выглядел задумчивым и подавленным.

Убедившись, что никто их не подкарауливает, Марк поднялся на храмовый холм и замер, поражённый открывшейся ему картиной. Весь лес, примыкавший к окраине села, был повален. Молодые берёзки и вековые ели лежали вперемешку, сломанные либо вырванные с корнем.

Самого села больше тоже не существовало: вместо домов, амбаров, сараев и заборов лежали лишь груды брёвен, досок и камня. Не осталось и церкви. Она не сгорела, но была разнесена в щепки всё той же неведомой силой. Словно смерч, возникший из ниоткуда и обладающий злой волей, выплеснул свой гнев на человеческие постройки и унёс в поднебесье всех жителей.

– Назар! Наза-а-ар! – несколько раз крикнул Нейман, питая слабую надежду, что парень жив.

Но, похоже, тот был похищен той же неведомой силой.

– Не тратьте силы, Марк Наумович! Нам с вами ещё идти почти двадцать вёрст, а у нас маковой росинки со вчерашнего дня во рту не было, – сказал Синицкий, который тоже поднялся на холм и теперь кутался в пальто, тщетно стараясь согреться.

Нейман обернулся к своему спутнику. На его лице читалась полнейшая растерянность.

– Пётр Васильевич, да что же это?..

– А это, Марк Наумович, то, о чём вы не прочтёте в учебнике естествознания… – Синицкий закашлялся. – Какое объяснение увиденному вы хотели бы получить?

– Объяснение? – тупо повторил Нейман. – А… разве их несколько?

– Предлагаю немедленно двинуться в обратный путь, – предложил Синицкий. – Откровенно говоря, мне хотелось бы поскорее убраться отсюда. Думаю, вам тоже. А по дороге я изложу вам своё видение произошедшего.

Они прошли от руин церкви до начала просёлочной дороги, настороженно озираясь, но не увидели ни жутковатых обитателей села, ни их тел, ни Назара, ни несчастной лошади. Когда последние признаки некогда человеческого жилья остались за спиной и по обочинам потянулись ряды могучих уральских пихт и елей, оба почувствовали некоторое облегчение, словно перешли границу, отделяющую привычный мир от мира непонятного и пугающего.

Некоторое время они молча ступали по слегка присыпанной снегом и прихваченной морозцем земле. Марк несколько раз вопросительно поглядывал на Синицкого, ожидая, когда тот заговорит, но ни о чём не спрашивал.

– Что ж, Марк Наумович, – наконец со вздохом сказал Пётр Васильевич, немного замедлив шаг. – Я обещал вам два объяснения. Извольте!

Чтобы понять первое, необходимо принять на веру одну вещь, а именно – что рядом с нашим миром испокон веков существует мир тайный. Облик, разум, цели обитателей этого мира настолько далеки от всего привычного и понятного нам, что способны вызывать только безграничный ужас… Не спешите мне возражать, мол, всё это мистическая чушь!.. Советская Власть отменила библейского бога. Может, оно и правильно, да вот иные боги и демоны, похоже, никуда не делись.

Когда я услышал имя Шаб-Ниггурат, – Синицкий понизил голос, – я осознал, что та проклятая книга врезалась в память гораздо глубже, чем можно было ожидать. В книге было сказано, что Чёрная Коза – не просто божество плодородия, она – олицетворение жизненного цикла, включающего рождение и смерть. Она не только постоянно порождает целый легион отпрысков, но и пожирает их. Понимаете, к чему я?

– Нет, – признался Нейман.

– Помните, вы сказали, что символы на полу церкви, в частности, круг, могут быть охранными знаками? Непонятно было лишь, кого и от кого они должны защищать. Но когда на амвон вышла эта… полуженщина, я сложил два и два: её! от её ужасной матери! – Синицкий сделал паузу, чтобы перевести дух, и внимательно посмотрел на Неймана, понимает ли тот ход его мыслей. – Понимаете, друг мой? Оно… она – одна из пресловутого Легиона Отпрысков!

А прочие жители села – её потомки, скорее всего, плоды противоестественных союзов с людьми. Когда мы с вами подожгли керосин, огонь разрушил целостность защитных символов, и эти несчастные… хм… уродцы сами призвали своё божество, свою прародительницу себе на погибель.

Марк молчал.

– Скажите, – спустя добрый десяток минут произнёс он. – А какова вторая версия?

Синицкий вздохнул:

– Вторая… Вторая вполне себе реалистичная: наследственные заболевания, приводящие к различным уродствам, вкупе с кровосмесительными связями и, как результат, физическая и духовная деградация целого села. Правдоподобно?

– А разрушения?

– А что разрушения? – Синицкий театрально развёл руками. – Стихия! Осенний шквал. Или даже землетрясение – явление в наших местах исключительное, но всё же вероятное. Вы же ощущали, как трясётся земля, когда мы с вами сидели… там? – Пётр Васильевич показал пальцем вниз.

Нейман глубоко задумался. Может, и вправду, всё было простым совпадением: деградировавшие до почти животного уровня сельчане, отягощённые передающимися от матерей детям уродствами, странный культ Чёрной Козы (что ж, бывают и более извращённые религии!), удар стихии… И сжигание охранных символов совершенно ни при чём.

Наверное, со временем Марк бы убедил самого себя, что именно так всё и было на самом деле. Если бы не одна пугающая деталь, бросившаяся ему в глаза сразу же, едва они с Синицким покинули на рассвете своё импровизированное убежище: вся земля на территории села была покрыта огромными – избу можно поставить! – глубокими вмятинами. Вмятины были округлой формы и отдалённо напоминали отпечатки раздвоенных копыт. То были следы колоссального Существа, явившегося из Ниоткуда и ушедшего в Никуда.

Корабль-призрак
Даниил Лукьянченко

Эта удивительная история случилась со мной во время поездки в Тропеа, городок на юге Италии, расположившийся на носке «сапога». Я искал вдохновение для своей новой книги, в которой мне хотелось рассказать о морских приключениях, сражениях с древними чудовищами глубин и о поиске несметных сокровищ.

А этот прибрежный город показался мне идеальным местом, чтобы найти свою морскую Музу.

Я поселился в маленькой ухоженной гостинице. По утрам завтракал и отправлялся читать книги о странствиях по морю, чтобы понимать, о чём буду писать, днём обедал и шёл бродить по городу и берегу, рассматривая их и достопримечательности (особенно стоит отметить кафедральный собор, построенный ещё в XII веке, чья величественная древность завораживает), а вечера я коротал, составляя план будущего романа.

И вот, на третий день моего пребывания в городе, я наткнулся на след того, что могло бы послужить моему вдохновению.

Как обычно, днём я отправился на прогулку по берегу. С моря дул лёгкий бриз, маленькие волны то набегали на сушу, то снова отступали. В небе галдели птицы.

Босыми ногами я брёл по горячему песку, как вдруг мне встретился старик, одетый в тряпьё. Он задумчиво глядел на волны, теребя седые усы.

– Добрый день! – поздоровался я.

– А, добрый, – будто вырвавшись из сетей своих мыслей, ответил старик. – Вы что-то ищете здесь?

– Только вдохновение, – ответил я.

– Ах, вот оно как. А расскажите подробней, – заинтересовался старик.

И я рассказал ему о том, что приехал сюда из Турина, чтобы проникнуться духом моря и написать книгу о приключениях смелой команды корабля.

Старик слушал меня с неподдельным интересом, а когда я закончил свой рассказ, задумчиво произнёс:

– Знаете, я могу вам кое-чем помочь. Уверен, это именно то, что вы ищете.

Сердце подпрыгнуло у меня в груди, я принялся поторапливать своего собеседника рассказать мне всё.

– Видите вон тот мыс? – старик указал вдаль. – Говорят, если прийти туда в полночь, можно увидеть и услышать сражение корабля-призрака «Император», затонувшего пятьдесят лет назад. Никто не знает, что его потопило – то ли буря, то ли что-то ещё. Одному Богу ведомо.

Дыхание у меня перехватило. Вот! То, что я искал!

Поблагодарив старика, я отправился в гостиницу, где провёл несколько часов, готовясь к прогулке к мысу.

Стрелки часов близились к полуночи, и я отправился к берегу. Луна ярко освещала мне дорогу, с моря дул прохладный ветерок, а волны разбивались о песок и камни.

Я встал на огромную глыбу и стал пристально всматриваться в горизонт. Вдруг до моих ушей донёсся грохот от пушечных выстрелов, я огляделся – нигде не было ни кораблей, ни сражений.

Мой взгляд снова устремился к морю, на горизонте я заметил бледно-голубое свечение и яркие вспышки, мелькавшие одна за другой. Звуки выстрелов снова донеслись до меня. Старик не обманул! Я действительно слышал и видел его – загадочно погибший корабль «Император»!

Вскоре всё стихло. Я постоял ещё недолго, в надежде вновь увидеть его, но он не появился. Пришлось возвращаться в гостиницу. Но возвращался я с твёрдым намерением снова прийти к этому мысу.

Следующий день тянулся невыносимо долго, я бродил из угла в угол, ожидая ночи. Книги не шли ко мне в руки, еда не лезла в горло, людей видеть я не хотел. И вот гнетущее ожидание кончилось – стрелки часов приблизились к полуночи. Я выпил стакан воды и в спешке отправился к берегу.

Вскарабкавшись на ту же глыбу, я устремил взгляд на море. Волны стали больше, а ветер крепче, но я стоял и ждал. И он появился. Пушечные выстрелы разрезали ночную тишину, на горизонте вспыхивали огоньки и поднимались струи дыма. Но что-то было не так как в прошлую ночь.

И тут меня словно сквозняком обдало! В раскатах пушечных залпов я отчётливо слышал рёв. Рёв – будто схлестнулись в битве демоны.

Ноги мои задрожали, дрожь перетекала в остальные члены тела. Мир перед глазами поплыл, меня словно затянуло в водоворот, и я потерял сознание.

Пробуждение моё стало для меня шоком. Я очнулся оттого, что в лицо мне плеснули холодной морской водой.

– Эй, вставай, – сказал матрос, стоявший возле меня.

В руке у него было ведро.

– Что случилось? – спросил я, вставая с пола и потирая затылок.

– Ты поскользнулся и упал, – ответил мне моряк. На нём была рваная рубаха и такие же штаны. Ветер трепал его отросшие рыжие волосы. – А теперь давай за работу, пора драить палубу.

Я огляделся по сторонам и в ужасе оцепенел. Вокруг меня сновали моряки, а сам я был на борту корабля. Судно шло по спокойному морю, вдали виднелся берег.

– Эй, ты оглох? – спросил всё тот же матрос. – Давай за работу! На «Императоре» лентяев не терпят!

«Неужели неведомые силы отправили меня на борт затонувшего корабля? – подумал я. – Но ведь он быстро идёт по волнам, а не лежит на дне, окутанный тьмой и мёртвым молчанием. Невообразимо!»

Я обомлел, но взялся за ведро и тряпку – решил, что буду подчиняться морякам, пока не пойму, как очутился на борту затонувшего давным-давно корабля, который неизвестно как восстал из забвения.

Драить палубу было делом непростым. Судно то и дело ходило из стороны в сторону, и я хватался за всё подряд, чтобы не упасть снова.

– Мы идём у берегов Италии! – крикнул матрос с вершины мачты.

– Поднять все паруса! – приказал мужчина у штурвала.

Видимо, капитан. Его длинные чёрные волосы были собраны в хвост, а сильные руки удерживали штурвал. На правой виднелся огромный шрам, шедший от сгиба локтя.

Но внезапно ветер стал невероятно силён, и паруса затрещали, будто вот-вот порвутся. Голубое небо посерело, и на нём сгустились тучи. Приближался шторм.

– Зарифить паруса! – приказал капитан.

Судно уменьшило свой ход.

Мы шли медленно и осторожно, как вдруг в правый борт ударилось что-то огромное. Огромное настолько, что корабль покачнулся.

Один из моряков отправился посмотреть, что это было.

Он стоял и рассматривал бьющиеся о борт волны. И вроде бы ничего не предвещало беды, как вдруг корабль резко накренился на левый борт. Матрос взмыл в воздух, а через мгновение откушенная ниже пояса часть тела упала на палубу. Я и вся команда в ужасе застыли. На нас таращился вырвавшийся стрелой из волн огромный змей, словно вышедший из древних преданий. Его хищные серые глаза были неподвижны, но каждый из нас ощущал на себе их взгляд. Серовато-белая чешуя и длинные рога на голове блестели в прорывающихся сквозь тучи слабых лучах солнца.

– Огонь! – раздался голос капитана.

И двое матросов у правого борта выстрелили из пушек. Ядра пролетели мимо чудовища, но этого хватило, чтобы разжечь в нём жажду крови.

Змей бросился на матросов. Одного проглотил живьём, а второго скинул за борт.

Команда корабля в панике обнажила оружие, в воздух поднялись запахи пороха и дыма. Я забился среди бочек, еле сдерживая истерику и смотря, как монстр пожирает и топит людей.

Вдруг рядом со мной упала рука. Капитана. Мои глаза застелила серая пелена, и я бросился бежать. Не помня себя от ужаса, урывками я видел, как чудовище оплетало корабль своим огромным телом, как вокруг летели щепки, катались бочки и кричали люди. Выстрелы не замолкали ни на секунду. Одна из бочек пороха вспыхнула и взорвалась, оставив дыру в палубе.

Я бежал к носу судна, желая скрыться от разъярённого монстра, крушившего корму корабля, как вдруг меня сбил с ног обломок мачты. В следующий миг меня захлестнуло волной и выкинуло за борт.

Тело не слушалось меня, и я камнем шёл ко дну. Воздуха не хватало, перед глазами темнело, а в ушах стоял приглушённый грохот и шум крови, бегущей у меня по венам.

Через несколько секунд я потерял сознание.

И вы, наверное, подумали, что я умер. Но нет!

Сознание вернулось ко мне. Я лежал под голубым безоблачным небом. Волны тихо накатывали на берег и отступали. Я поднялся на ноги и остолбенел. Я был на той же каменной глыбе, на которую забрался ночью, чтобы высмотреть корабль-призрак. Будто просто уснул на ней.

Вот так и кончилась эта история. Я поспешил в гостиницу, так до конца и не понимая, был ли то дурной сон или реальность. Оказался ли я на борту «Императора» в своих грёзах или наяву. Ответа на эти вопросы мне никогда не получить, а страх от пережитого будет сидеть во мне всю жизнь. Остаётся только написать роман, описав в нём это невероятное и загадочное событие, ведь именно этого я и хотел, однако за вдохновение пришлось заплатить душевным спокойствием. Может, изложив всё на бумаге, я облегчу душу.