Текст книги "Истинная история Дюны"

Загоревшись фанатичной верой в собственное предназначение, Аристарх двинулся на север вдоль Центрального Хребта и наконец со сдавленным воплем распростерся на камнях перед Синельниковым.

– Вставай, образина, – приветствовал его отшельник. – Я узнал тебя, Аристарх. Значит, это ты, скотина, нас продал.

Приподнявшийся было Аристарх вновь ударился оземь с такой силой, словно и впрямь собирался обернуться белым лебедем из сказки, и жалобно застонал. Вид его и в самом деле был удручающим – хромота, правый глаз наполовину закрыт, и чтобы открыть его, нужен хирург, а левая рука раздавлена – не подберу другого слова – практически до состояния фарша. Позднее, уже во время войны, и после, с этой рукой Синельников неоднократно раз возил Аристарха и в Арракин, и в Хайдарабад, было семь или восемь операций, но полностью восстановить функции так и не удалось – до конца дней воин жил со скрюченной конечностью, которой, однако, вполне хватало на то, чтобы тремя пальцами поддерживать специально сконструированный планшет с листом бумаги. На этих листах неутомимый подвижник уже с первых дней записывал едва ли не каждое слово Синельникова, составив, таким образом, несколько «Книг Пустынного Проповедника». Синельников и смеялся, и ругался, но в конце концов был вынужден махнуть рукой, лишь однажды задав своему историографу странный вопрос: «Аристарх, уродина, ты не на козлином пергаменте пишешь?»

Дальше народ повалил валом. Первая же поездка на черве в Бааль-Дахар за продуктами не осталась незамеченной, и у пещеры появился сначала продавец воды для паломников, а затем и сами паломники. Зевая и не выпуская книги из рук, Синельников вышел посмотреть, в чем там дело, и перед ним предстала группа людей, смотревших на него со страхом и восхищением; кто-то явственно произнес: «Сейчас он будет говорить…» Синельников с тоской оглянулся на Аристарха. Тот ответил преданным взглядом поверх все того же планшета. Синельников вздохнул, уселся, приглашая гостей сделать то же, открыл книгу (это был трактат Лао-Цзы), и начал так:

– Дурачье вы, дурачье…

Вскоре около пещеры вырос палаточный лагерь, где торговали едой и всякой всячиной, так что у Синельникова отпала нужда ездить куда-то за провизией, а также платить за нее деньги; образовалась какая-то «Стража Пустынного Проповедника» из не очень понятных вооруженных людей, добровольно несших караул вокруг пещеры и прибавивших немало авторитета Аристарху. В значительной степени успеху проповедей Синельникова способствовало то, что множество толкущихся на одном месте людей привлекало Червя – случалось, что во время выступлений три-четыре великана сотрясали землю вокруг, время от времени разевая чудовищные пасти. Вплотную они, однако, не подходили и лишь изредка Синельникову, прерывая речь, приходилось отгонять особо настырных, нещадно колотя палкой по их нечувствительной броне. Ему это не стоило никаких усилий, но на паломников производило неизгладимое впечатление. Верный слову, Синельников читал вслух Евангелие, Коран, Конфуция, часто отвлекаясь на пространные комментарии, иллюстрируя сказанное примерами из собственной жизни и давно забытыми студенческими анекдотами. Молва о Пустынном Проповеднике, который стоит за древние традиции и учит небывалым вещам и слушать которого приходит даже Шай-Хулуд, разнеслась по всему Рифту; многие уже поговаривали о том, что Муад’Диб – это не настоящий Голос Неба, что фримены дали себя обмануть лжепророку, а подлинный свет истины ведом лишь Пустынному Проповеднику. И однажды за духовным напутствием с далекого севера пожаловала сама всемилостивейшая императрица Ирулэн.

Оставив свиту снаружи, она одна вошла в пещеру. Синельников мирно хлебал сваренный очередными доброхотами гороховый суп. Завидев императрицу, проповедник лишь покачал головой:

– Ну и денек. Еще и ты.

Ирулэн ответила ему почти в таких же выражениях:

– Господи, ну конечно же это ты. Кто же еще? И, как всегда, что-то ешь.

Не дожидаясь приглашения, она села.

– Итак, ты снова здесь. Ну как, развелся, наконец, со своей бесценной женушкой?

– Ирин, не начинай сначала, – пробурчал Синельников. – По-моему, мы уже все друг другу сказали. Аристарх, уйди отсюда.

Совершенно сраженный этим диалогом Аристарх был вынужден покинуть свою смежную с покоями Учителя каморку, и более ничего о состоявшемся разговоре нам сообщить не может, кроме того, что августейшая особа пробыла в гостях у Синельникова более часа и вышла весьма нахмуренная. Буквально спустя несколько минут после ее отбытия прилетела Алия, распугав толпу и подняв целый самум реактивными струями двигателя. Войдя быстрым шагом и задрав подбородок, она спросила ледяным тоном:

– Зачем здесь была эта мымра?

– Аристарх, – простонал Синельников. – И это называется «пустыня»?

Глава седьмая

Дрязги и разборки между Великими Домами после отречения императора Шаддама IV продолжались почти пять лет. В это время Пол Атридес и Космический Союз, с которым они жили по принципу «Милые бранятся – только тешатся», успешно разделяли, властвовали, влияли и правили. Однако к началу двести седьмого года в ландсраате наконец наметилось некоторое замирение, и солнце Муад’Диба стало быстро клониться к закату. Не в силах пока преодолеть «вето» императора, все еще сохраняющего высшую законодательную власть и не желающего слышать ни о каком допущении компьютеров в межзвездный транспорт, парламентские вожди пошли другим путем. Из-под их пера потекла целая вереница третьестепенных подзаконных актов, которые вроде бы и не отменяли генерального положения о запрете электронно-фотонных средств навигации, но пробивали в нем мелкие бреши, позволявшие то там, то тут обходить парализующую паутину монополии Союза.

Гильдия Навигаторов, чувствуя, как под ней пошатнулась несокрушимая доселе спайсовая твердь, обрушилась на нововведения всей своей мощью, пуская в ход и закон, и беззаконие, и вообще все, что можно приобрести за деньги. Наступил период великих подковерных битв. Тем не менее цены на меланж дрогнули и пока осторожно качнулись вниз. Следствием стало то, что доходы императорского дома начали неуклонно снижаться, и над экономикой Дюны незримо поднялся призрак банкротства; император же попадал во все большую финансовую зависимость от Гильдии.

Нельзя сказать, что главы Сорока Домов так уж жаждали крови. Напротив, они, к их чести, всячески пытаясь избежать скандала, до последнего пытались решить дело миром и засылали к Муад’Дибу все новых переговорщиков, предлагая условия, о которых в иные времена можно было бы только мечтать. Но Пол, обычно сторонник тактики уступок и компромиссов, едва стоит речи зайти о его праве на власть, становится тверже скалы. Он предпочитает царскую прихоть и гибель, нежели разумную договоренность и спокойную, бесславную старость где-то в глуши. К тому же ему прекрасно известно, что в стане его врагов согласия нет и на открытый конфликт они вряд ли пойдут.

И вновь семь человек – правда, уже без барона Харконнена – собрались за тем же столом, за которым решалась участь императора Шаддама, и думали, как поступить с императором Муад’Дибом. То, что мальчишка зарвался и от него пора избавляться, единодушно признавали все, но никто не хотел рисковать ни репутацией, ни деньгами. Впрочем, картина складывалась очевидная, и особенных прений не возникало – доказавший свою эффективность сценарий устранения Шаддама вполне подходил и для этого случая. На Дюне по-прежнему присутствует многочисленная и достаточно организованная оппозиция, во главе которой стоит трезвомыслящий и авторитетный человек. Эта оппозиция нуждается лишь в благословении и поддержке, так что в сомнительных предприятиях типа интервенции нет никакой нужды. Муад’Диб – император, так сказать, местного масштаба, вот и представим соотечественникам с ним разбираться. При любом развитии событий усиление позиций Южной Конфедерации сделает его сговорчивей, а если нет – пусть пеняет на себя. Это первое.

Второе – сама Дюна. Деканское нагорье, база Южных Эмиратов, таит в себе несметные сокровища – вся таблица Менделеева в самых лакомых формах и вариантах, а кроме того – сказочно чистый сухой воздух, который при помощи копеечного фильтра запросто превращается в ценнейший ресурс сверхточных производств. Дюна словно создана для электронной индустрии, и разместить тут центр компьютерных технологий – значит, забить самый верный кол в гроб спайсовой эпохи. Промышленная инфраструктура обеспечит занятость фрименов, лишившихся привычного промысла, инвестиции в экономику Юга поднимут боевой дух, а часть доходов пойдет на погашение военных нужд. К тому же Арракис, пожалуй, единственное место в мире, где любую инспекцию Космического Союза можно со спокойной совестью встретить зенитным огнем – у нас, знаете ли, гражданская война.

Естественно, когда речь заходила о фрименах, никто не говорил: «Те фримены, что уцелеют после войны». Но думали так все. После проблем с Муад’Дибом эти неурядливые, своенравные племена изрядно утомили ландсраат, и лидеры парламента желали бы слышать о них как можно реже.

Но оставался главный вопрос – кого поставить во главе такого каверзного и хлопотливого дела? Где та железная рука, которая сокрушит Муад’Диба и не даст событиям отклониться в нежелательное русло? Кандидатура была единственная, никаких споров не было, и здесь мы открываем самую темную строфу нашей саги о Дюне.

Дело в том, что и по сей день мы не можем с достоверностью утверждать, кем на самом деле был человек, называвший себя маршалом Кромвелем. Все обстоятельства этой истории похоронены настолько глубоко и тщательно, а проведена она в такой строжайшей тайне, что нет даже сведений о том, как и когда эта загадочная фигура появилась на Дюне, и подобная конспирация вовсе не удивительна.

«Боевой фантом», он же мнемозапись, то есть электронно-полевая копия личности Джона Джорджа Кромвеля, величайшего полководца Второй Космической войны, кочует по галактикам и вселенным с давних пор, возглавляя список наиболее высокооплачиваемых наемников. Не потерпев ни единого поражения при жизни, Дж. Дж. и после смерти, будучи воссоздан чудесами нейрокибернетики, не уронил былой славы. Пересаженный на очередную биологическую основу – непременным требованием Кромвеля было абсолютное сходство с обратившимся во прах оригиналом, – он с неизменным успехом командовал войсками в разных мирах и системах, каждый раз доказывая нетленность своего военного гения.

Но, как и в первой жизни, так и во всех последующих, на славе его лежала мрачная тень. Бывший военный преступник, он был знаменит жестокостью, полным равнодушием к человеческой жизни и умением привлекать, а затем варварски использовать на поле брани самые неожиданные научные разработки. Шли слухи, что его интеллект теперь стал полностью машинным и одержим лишь манией убийства, что он вообще обратился в квинтэссенцию зла, воплощение дьявола, и от одного его имени уже веяло кошмаром. Он назначал безумные цены за свои услуги, но заказчики не возражали, зачарованные гарантией успеха; Кромвель был объявлен вне закона во всех мирах и измерениях, и регулярно поступали сообщения о том, что наконец-то демон пойман, дезактивирован, размагничен, но с тем же постоянством он возвращался вновь и вновь, и опять несчитанной мерой забирал обреченные ему жизни.

Но был ли действительно Кромвелем человек, которого так именовали на Дюне? Думаю, что да. Уже в те времена было технически осуществимо воспроизвести лицо, походку, манеры – но никому и никогда еще не удавалось подделать талант. Весь характер военной стратегии, парадоксальные договоренности, клиническая тяга к почти цирковым экспериментам на поле боя и успешный, ошеломляюще кровавый финал вместе с дюжиной других деталей указывают на фирменный, неповторимый кромвелевский стиль.

Кроме того, главы Великих Домов, без сомнений, никогда бы не доверили столь серьезной миссии и воистину фантастических средств человеку, в котором не были бы абсолютно уверены. Волею случая до нас дошла запись разговора спикера парламента Карла Валуа с «железной леди» фракции консерваторов в ландсраате Соланж Бюссонье. В двести пятом году, после очередных бесплодных переговоров с императором, на которых Карл, к полной для себя неожиданности, натолкнулся на представителя Гильдии, спикер покидал Дюну в крайнем раздражении и, беседуя с мадам Бюссонье, забыл о том, что стоит у грузового шлюза шаттла, где, согласно корабельному уставу, обязательно ведется фиксация всего происходящего. Свист ритмично включающегося и включающегося транспортера превратил речь спикера в своеобразный пунктирный шифр, но ключевая фраза слышна совершенно отчетливо: «…так наймите Кромвеля, черт возьми; сколько бы он ни запросил, все равно это обойдется дешевле».

Родиной и постоянным местом пребывания маршала было пространство Гео-Стимфальского блока, который, видимо, и был частью пресловутых «сорока тысяч миров»; Империя, входившая в систему Кросс-Роуд-Вилэдж, имела там соответствующий портал перехода, о чем официальная версия, естественно, не говорит ни слова. Однако в документах Кросс-Роуд есть отметка, что в марте двести пятого года Дж. Дж. Кромвель, он же Серебряный Джон, проходил через Корринский портал, и на чеке оплаты стоит личная печать Родерика Бауглира – об этом человеке надо рассказывать в отдельной книге, здесь же скажу, что его штамп есть неоспоримое доказательство подлинности документа.

Таким образом, я полностью убежден в том, что во время войны на Арракисе главнокомандующим Южных Эмиратов был не кто иной, как маршал Дж. Дж. Кромвель, и бесполезно искать какого-то великого артиста, который вдобавок еще оказался и гениальным полководцем, столь изумительно сыгравшего эту роль.

С кем у ландсраата не возникло никаких проблем, так это с Феллахом-эт-Дином. Подобно Стилгару, он был сыном, внуком и правнуком правителей, стоял у власти почти сорок лет и, в отличие от своего северного коллеги Муад’Диба, был по-настоящему озабочен и экологической катастрофой, и спайсовым кризисом, и, самое главное, дальнейшей судьбой страны. Конфедерация Южных Эмиратов оказалась единственным государством Арракиса, реально искавшим какую-то альтернативу угасающей монокультурной экономике. Вот где планы леди Джессики могли бы встретить достойный прием! Уже через десять минут беседы с монархом Карл Валуа, бросив дипломатию, велел секретарю достать документы, и без околичностей заговорил об условиях и суммах инвестиций. В свою очередь, Феллах, не дрогнув ни единым мускулом лица, мысленно возблагодарил Бога за то, что тот услышал его молитвы, и, поторговавшись для поддержания традиции, принял все пункты соглашения. Его не испугала ни столетняя аренда, ни заводы, ни включенная в контракт война, ни даже то, что придется делиться властью – Феллах был политиком предельно реалистичным, знал притчу о бесплатном сыре, и понимал, что, несмотря на все издержки и уступки, он убережет свои владения от великих бедствий и оставит сыну державу куда более стабильную и могущественную, нежели сам получил от отца.

Наследник престола, атлет и красавец Джерулла, горячая голова и религиозный фанатик, был в полном восторге от перспективы джихада. Давным-давно, в снах и мечтах он видел себя великим святым воином, огнем и мечом прокладывающим истинной вере дорогу на север. Его, правда, несколько смущал тот факт, что руководить столь великим начинанием будет человек, так близко стоящий к сатане – принца сразу предупредили, что верховное командование будет возложено на Сами-Знаете-Кого. Однако первое же знакомство с Кромвелем успокоило Джеруллу – перед ним был очень почтенный и пожилой воитель, отнюдь не дышащий серой и без всяких признаков когтей и рогов. Его спокойствие и уверенность в себе произвели на наследника самое благоприятное впечатление.

Впрочем, все это не идет ни в какое сравнение с чувствами, захлестнувшими Фейда-Рауту. Его неугасимая звериная ненависть к Полу Атридесу наконец-то обрела точку опоры в реальности – узнав о прибытии Кромвеля, Харконнен заревел и заухал, и, спешно переодевшись в им же самим изобретенную форму, изрядно напоминающую байкерский наряд, помчался излагать маршалу свои планы, в отличие от Джеруллы искренне надеясь, что Дж. Дж. и есть сам дьявол.

Минут пять он скакал перед Серебряным Джоном, брызгая слюной и доказывая, что, кроме него, вся Конфедерация – сборище слюнтяев и ротозеев, каких земля не рождала, и расписывая достоинства подчиненных ему головорезов, а также страшные казни, придуманные для Муад’Диба. Кромвель, сложив руки и не произнося ни слова, не сводил глаз с поверхности стола, на котором лежал листок с какими-то расчетами.

– Знаете, о чем я думаю, барон? – задумчиво спросил Дж. Дж., когда Фейд смолк, переводя дыхание. – Прямо сейчас вас застрелить, или чуть погодя?

Фейд опешил. Кромвель поднял глаза и вдруг страшно прошипел:

– Сядь, скотина! Сядь и слушай внимательно, что я тебе скажу!

Фейд сел.

– Мы здесь затеваем большое серьезное дело, – заговорил Дж. Дж. – Нам дали время, деньги, но не дали права на ошибку. И я не позволю никаким горлопанам и торопыгам мне это дело испортить.

– Да я…

– Молчать. Нет такой задачи – просто убить Муад’Диба. Грош цена таким планам. Нам нужна признанная всем сообществом государственность, потому что мы должны выступать как официальные лица, а не как шайка бродяг и киллеров – это раз. Нам нужна промышленность, потому что часть военных расходов придется оплачивать самим – это два. В этих горах предстоит построить вторую Силиконовую Долину, если ты понимаешь, о чем я говорю. Нам нужна нормальная армия, а для этого надо преодолеть Конвенцию о нераспространении. Это три.

Длинный костлявый палец едва не уперся в нос Фейду.

– У Муад’Диба на Западном Рифте восьмисоттысячное войско, а у нас не наберется и сотни. Твоей, что ли, вонючей задницей я их напугаю? У них современные системы оружия, а чем мы вооружены? Дрекольем – такое слово ты знаешь? Война. Войну надо готовить, и будь спокоен, я ее подготовлю.

– Да я не против, – взмолился Фейд-Раута. – Я только спрашиваю – когда?

– Ладно, я тебе скажу. Как можно позже – вот когда. Сначала инфраструктура, обкатанная тактика, обученные солдаты, адаптированная техника, а уж потом можно жать на крючки и кнопки. Но у вас же, мерзавцев, никакого терпения, вам подавай результат, у вас зудит… Нет, любезный барон, я буду тянуть до последнего. И пока я не прикажу, ты будешь сидеть тихо, как мышка, и не делать ничего без моей команды. Какой виски ты предпочитаешь?

– Блэк Лэйбл…

– Так вот, если я прикажу, ты будешь чистить Блэк Лэйблом сапоги Муад’Дибу… до поры до времени. Запомни: мы должны торжественно вступить в Арракин, перед всем миром посадить Атридеса за стол, и он подпишет все, что мы ему продиктуем. В законном – слышишь? – законном порядке. А вот после, – и тут Кромвель радостно оскалился жутким волчьим оскалом, – я обещаю тебе отдать его в полное распоряжение. Съешь его, настругай ломтями, что хочешь… Даю честное слово. Но до этого, – уже знакомый палец грозно постучал по столу, – одна выходка, один фокус без спроса – и я расстреляю тебя перед строем. Собственноручно.

С Фейдом произошло что-то странное. На него вдруг снизошло некое успокоение, словно какая-то часть его разболтанной душевной конструкции неожиданно обрела прочный фундамент. Он откинулся в кресле и уставился на маршала неизъяснимым взглядом.

Штука в том, что, несмотря на всю свою лютость и бесноватость, Харконнен-младший никогда не был лидером. Его буйной неуравновешенной натуре был присущ некий инфантилизм пополам с мазохизмом, потребность в противовесе, желание иметь за спиной надежную крепость, твердую, пусть наказующую, но родительскую руку, против власти которой можно бунтовать, но и одновременно чувствовать силу ее поддержки. Всеми способами Фейд-Раута старался вырваться из тех ежовых рукавиц, в которых держал его дядя, старый барон, но, очутившись на свободе, он с растерянностью ощутил себя лишенным указующего перста, безотчетного, но существенного жизненного ориентира. Характер его от этого, естественно, отнюдь не смягчился, но количество потребляемого спиртного заметно возросло.

Теперь же все внезапно встало на свои места. Он снова во власти чужой воли, которая, хочет он того или нет, ведет его к нужной цели, а значит, вновь перед ним открыты прелести безумств, своеволия, безоглядного наслаждения жизнью без всякой заботы об ответственности, груз которой переложен на другие плечи. И, ко всему прочему, можно опять с легким сердцем клясть чертовых стариков, от которых нет житья.

– Слово! – почти с восторгом взревел Харконнен, тоже колотя пальцем по столу. – Вы дали слово, маршал, не забудьте!

Кромвель ласково улыбнулся.

– Можешь называть меня Джон.

Алия, точно с неба упавшая в эту разноперую компанию, пришлась как нельзя более ко двору. Еще в салоне вертолета Кромвель заметил:

– Господа, поздравляю, вот и недостающее звено в нашей цепи – правительство Арракина в изгнании!

– Но меня никто не изгонял, и правительства никакого нет, – сдержанно возразила Алия.

Дж. Дж. только вздохнул.

– Увы, Алия, не мы выбираем судьбу. Вы легенда, вы живой символ Арракиса без Муад’Диба. Брат обратил вас в посмешище, но люди в вас верят, и ничего с этим не сделаешь. А потом. Вы молоды, энергичны, образованы, вам известны их нужды – почему бы им не помочь? Вы хотите доверить заботу о земляках кому-то другому? Что вас страшит? А правительство… У вас уже через неделю без всяких усилий будет кабинет министров… с троекратным дублированием.

– Помочь? – переспросила Алия. – Как я могу им помочь?

– Именно помочь. У нас тут, милостивая государыня, скоро война, и мы просим вас помочь нам стать не врагами, не завоевателями, а освободителями… Вы уж не отталкивайте пальмовую ветвь, подумайте, подумайте…

Алия отвернулась к иллюминатору.

– Я должна посоветоваться с Володей.

Кромвель засиял привычной безумно-счастливой улыбкой:

– Разумеется, о чем речь…

Феллаху-эт-Дину маршал сказал:

– Ваше величество, прежде чем побеждать другие народы, надо победить свой. Дулжно нам упрочить государственность.

С государственностью дела и впрямь обстояли неважно. Конфедерация была объединением весьма и весьма рыхлым, многие эмираты и княжества входили в нее чисто формально, Джайпуру фактически не подчинялись, и некоторые из родов склонялись к союзу с Муад’Дибом. Оплотом сепаратистов был город Бангалур, расположенный на равнине северней Джайпура. До раскола пока не доходило, но именно из Бангалура по родственным каналам стратегическая информация о разных важных государственных делах южан утекала в Хайдарабад и Арракин, в ведомство многомудрого Стилгара.

Кромвель вызвал к себе Фейда-Рауту.

– Барон, собирайте ваш спецназ. Начинаем.

– Война? – загорелся Харконнен.

– Нет. Великая резня. Нам не нужен город Бангалур и вот эти семьи – по списку. Ни старые, ни молодые. А также их друзья здесь, в Джайпуре.

И вот изуверская жестокость Фейда Харконена нашла себе применение. В барона точно бес вселился. Двенадцать родов были стерты с лица земли со стариками и младенцами – это вызвало возмущение еще у трех кланов, и они тоже сгинули. Глав пяти племен расстреляли прямо во дворе королевского дворца в Джайпуре, и Феллах-эт-Дин превратился в единоличного лидера довольно сплоченной, по меркам Арракиса, державы, а Стилгар, лишившись своих друзей и осведомителей, основательно задумался.

После этого Кромвель отправился в странствия. Он летал над Дюной, ездил по горам и пустыне, бродил с караванами и паломниками, несколько раз, никем не узнанный, побывал в Арракине, добился запуска двух новых наблюдательных спутников и, самое главное, не жалел денег на информаторов, сбор слухов и все такое прочее. Возвращаясь в Эмираты, он сутками просиживал над картами, отчетами всевозможных специалистов, которых тоже за бешеные деньги привозил на Дюну, заказывал анализы, консультации и так далее. Так прошел год с лишним.

В марте маршал пожелал предстать перед военным советом.

На стене висела громадная карта Большого Рифта, и на свет божий впервые явилась та громадная деревянная указка, которой в дальнейшем было суждено сыграть столь серьезную историческую роль.

– Вы все хотите воевать, – начал Серебряный Джон, пройдясь взад-вперед перед картой. – Так вот я вам скажу – ни черта из этого не выйдет. Единственное, на что мы способны в настоящий момент – это набрать армию и начать гоняться за Муад’Дибом, как это делали все наши предшественники. Весь Большой Рифт – это проходной двор, по которому можно бегать сколько угодно. Мальчик только этого и ждет. Предположим, что мы ударим сразу на Арракин – ухватим быка за рога. Предположим, что наш численный и технический перевес будет таков, что императорские войска отступят, и отступят к югу – то есть против часовой стрелки по горному кольцу Западного Рифта. Они легко могут пойти и на восток – но возьмем для примера первый вариант. Итак, Арракин.

Указка взлетела к северу.

– Сам по себе город никакого стратегического значения не имеет, но укреплен очень хорошо. Пока мы будем прыгать у Защитной Стены, император без всякой спешки откочует к Табру.

Указка нырнула к югу.

– Там по пещерам, ущельям, ходам, норам он рассредоточит войска, и даже если мы соберем достаточно людей, то наскачемся до одури. Но он вряд ли станет нас ждать и, скорее всего, отойдет к Вулканической зоне. Там полно брошенных крепостей, проходов, незнамо чего и от техники толку мало – что Муад’Дибу и требуется. Нам снова придется бежать за ним. Прелестно. Перед ним весь Центральный Рифт: от Двойного Клюва на юге, где, кстати, у нас нет ни одной базы, а ведь это наша земля, и до севера – Хайдарабада, родины Стилгара.

Ущельем двойного Клюва назывался горный проход в сужении Центрального Рифта южнее экватора, соединявший Восточную и Западную песочницы. Это не долина и не перевал. В какие-то былые эпохи в складке, смявшей и стиснувшей два хребта, по неведомым причинам возник гигантский сквозной провал, образовавший великолепную естественную арку. Последующая череда тысячелетий с жарой, холодом, ветрами и землетрясениями обрушила каменную перемычку, оставив два обращенных друг к другу выступа, похожих на орлиные клювы над скальным коридором семисотметровой глубины. Говорилось, что нельзя понять душу пустыни, хоть раз не увидев восход солнца сквозь щель Двойного Клюва.

Указка снова поползла вверх.

– Ищи-свищи. Мы навалимся на Хайдарабад. Ладно. Посмотрите, – указка вернулась на исходную точку, – через Отмельские ущелья наш юноша через два дня снова будет в Арракине. И все сначала. Так можно носиться годами, загубить прорву людей и ничего не добиться. Не в обиду будь сказано, барон, ваш дядя так и поступал. Партизанскую войну невозможно ни выиграть, ни проиграть.

Кромвель снова прошелся перед картой.

– То, что я сейчас рассказал – это еще очень хороший вариант. В действительности все будет хуже и грубее. Он просто рассадит на червей несколько тысяч своих дубиноголовых фрименов, пройдет через все тот же Двойной Клюв, Восточный Рифт и через трое суток окажется у стен Джайпура – у стен, которых нет.

Указка одним махом проскочила с запада на восток.

– И на нас с вами можно ставить точку. Крышка. С вот такими гвоздями. Поэтому. – Кромвель сделал паузу и еще раз обежал всех взглядом, словно выискивая недовольных. – Первое: нам нужна реальная, защищенная граница. Вся линия гор вдоль пустыни, от Северного Нефуда до Джайпура и дальше, на запад, до Центрального Рифта, должна быть укреплена. Керамбетон – два, три метра толщиной, пескоотводы, пескоотбойники, линии фортов, на четыре этажа под землю, с тоннелями сообщения и автономными системами жизнеобеспечения. Второе: Двойной Клюв. Там должна быть база. Крепость. Нам надо запереть вход в Восточный Рифт. Гарнизон. Орудия. Аэродром.

Третье. Вулканическая зона. Та же стена. Вот досюда, до южного изгиба. Все прежние укрепления восстановить и модернизировать. Линии снабжения – наземные, подземные, вертолетные площадки и прочее.

Дальше. От Вулканической зоны на юг мы выходим к Хаммаде. Под нами – Хаммадский коллектор, стратегический объект номер один, подземное пресноводное море. Кто им владеет, владеет всем Югом. Сейчас Муад’Диб этого не понимает, но он рано или поздно сообразит, что к чему, и нам надо опередить его любой ценой. Мы начнем строить пустынные башни – шесть-семь линий – и перекроем Хаммаду. Магрибские ухари должны забыть о рейдах и просачиваниях. Плюс полный контроль над водой.

Еще одна беда – оружие. Наши руки в колодках. Дюна не подписала Конвенцию восемьдесят девятого года о нераспространении современных технологий, и, значит, мы не имеем права использовать боевые системы пятого и шестого поколений. А почему не подписала? У нас нет государства, нет правительства и представительства, мы ничто, нас вообще нет. К нам можно придираться, но разговаривать с нами нельзя.

– Так плюнем на эту Конвенцию и будем воевать как хотим! – обрадовался Фейд-Раута.

– Ваша голова, барон, всегда очень недорого стоила, потому что в ней никогда не было мозгов, – изысканно возразил Кромвель. – Главная цель компании – отречение Муад’Диба – имеет смысл лишь при наличии у Конфедерации государственного статуса. Нельзя подписывать акт о капитуляции с призраками! А чтобы парламент дал нам этот статус, мы будем какое-то время пай-мальчиками, станем соблюдать Конвенцию и воевать чер-те какой рухлядью, мать ее за ногу… в конце концов, это даже забавно. Я сам стану главным старьевщиком. Тем выше будет наша честь, если мы утрем нос этому засранцу железяками времен Второй Мировой войны.

Здесь придется сделать небольшое отступление.

Кроме явного, так сказать, концептуального вранья и недомолвок, официальная версия содержит еще множество фоновых, попутных сказок, образующих некую декорацию за спинами героев. Эти мифы встречаются в форме небрежных, как будто случайных упоминаний или оброненных кем-то замечаний о каких-то общеизвестных истинах. Построены они, однако, все по тому же принципу летописного сочинительства – крупинка правды в буйном вареве лжи.

Самый, пожалуй, красочный из этих фантомов второго плана – это миф об оружии. Там и сям, косвенно, намеками или натурными зарисовками, вставленными в повествование, официальная версия утверждает следующее: с появлением защитных дисперсионных полей огнестрельное и всякое подобное ему оружие утратило всякий смысл, и весь неисчислимый арсенал орудий убийства свелся единственно к ножу – да и то, махать этим ножом следовало в загадочной медлительной манере, иначе поле тут же отражало и его. Здесь, правда, авторы концепции нехотя признают, что фримены избегали пользоваться защитными полями, поскольку их вибрация привлекала червя.