Текст книги "Песталоцци. Воспитатель человечества"

Для Анны Шульт любовь была понятием абсолютно конкретным. Конечно, не лишенным некоторой романтики, но предполагающим действия ради семьи – мужа, а потом сына. Поэтому вся ее жизнь была отдана мужу, а затем сыну не как некая жертва, а как что-то естественное, нормальное. По-другому она просто не умела и не хотела жить.

Помните, Руссо писал о назначении женщины и физическом, и моральном? Анна очень хорошо усвоила эти слова. Она видела свое предназначение в том, чтобы быть помощницей своему мужу. Современным читательницам такое решение может нравиться или нет, но для Анны не существовало иного понимания супружеской жизни.

Этому, кстати говоря, она училась у матери, которая тоже всю жизнь жила жизнью мужа.

Первые проблески чувств к будущему супругу она стеснительно ощутила еще у постели умирающего Меналька. А дальше у нее было почти два года, чтобы подумать.

Рассудительная дочь швейцарских купцов, Анна сделала свой выбор совершенно осознанно. За 46 лет случалось, понятно, всякое, но Анна не могла и не хотела представлять себе какую-то иную жизнь с иным мужчиной.

«Вообще, у Песталоцци, как мне кажется, ключевое слово – “любовь”, оно идет красной нитью через все высказывания, через все его убеждения. Начинается любовь от матери к ребенку, от ребенка к семье, окружающему миру, природе, людям, обществу – по нарастающей. Мы зачастую об этом просто забываем»[39]39
  Горячева Д. А. Педагогическая теория Песталоцци и современность: Эссе // https://goryacheva-berezka4.edumsko.ru/articles/post/528783


[Закрыть]. Очень важные, принципиально важные слова педагога Дины Горячевой.

Детство и юность Песталоцци, как мы видели, нельзя назвать безоблачными, всякого хватало: и ранняя смерть отца, и бедность, и издевательства одноклассников.

Однако судьба предоставила ему возможность получать уроки любви. Самые близкие люди – мама, служанка, дед, а потом жена – любили его искренно и безусловно.

Он знал, что такое любовь. Ему было чем делиться со своими воспитанниками.

Впрочем, до первых воспитанников, до признания даже самому себе в том, что образование новых людей и есть его подлинное призвание, – еще было довольно далеко.

Бесконечные, хотя и правильные разговоры о революции и прекрасном будущем больше нашего героя не увлекали. Он хочет, как говорили впоследствии русские классики, «дело делать».

Но выбор совершает странный и, казалось бы, совершенно не логичный. Еще только предчувствуя женитьбу, еще находясь с Анной в переписке, Иоганн Генрих Песталоцци решает посвятить себя… сельскому хозяйству.

Только не спрашивайте меня, почему. Честно говоря, я сам этого точно не знаю.

Ну, что же… Тем интереснее! Попробуем разобраться.

Часть пятая. Сельская бесхозяйственность

После разгрома «Гельветического общества» Песталоцци осознал, что слово «свобода», оказывается, имеет не только возвышенно-романтическую коннотацию.

Свободный – это еще и никому не нужный, ничего не делающий и, соответственно, не имеющий денег.

Наш герой, как и любой писатель и философ – человек рефлексирующий, и ему вполне даже свойственно уныние (чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать его дневники или воспоминания). И все же каким-то удивительным образом Песталоцци чувствовал меру и рефлексии, и унынию. Если угодно, – знал их край. Рано или поздно он непременно начинал действовать, что, собственно говоря, и позволяло ему на протяжении всей жизни преодолевать, казалось бы, непреодолимые препятствия.

Перед каким выбором оказался в 1767 году Иоганн Генрих Песталоцци?

Он стоял на развилке, где было всего две дороги.

Одна из них – продолжить обучение.

Складывается ощущение, что этот, абсолютно, казалось бы, логичный вариант Песталоцци не рассматривает вовсе. Душа, разбуженная революционными разговорами, борьбой с коррупционерами, любовью, наконец, – требовала действия, жаждала дела. Такого, чтобы людям пользу приносить, а самому себе – доход. Причем немедленно! Какая тут учеба?!

И Иоганн Генрих Песталоцци такую сферу деятельности находит. Принимает, скажем мягко, очень странное решение.

Пацан, извините за мой французский, учившийся на философа и богослова, мечтавший превратить всех жителей Швейцарии в прекрасных древнегреческих героев, вдруг решает заняться…Чем бы вы думали?

Сельским хозяйством!

Если мы с вами видим всю нелепость этого предприятия, всю неприспособленность городского жителя к сельским работам, и конкретно Песталоцци – к любому бизнесу, почему всего этого не замечает наш герой?

На сей вопрос существует один универсальный ответ: обстоятельства складываются уж больно определенно. Обстоятельства, словно сговорившись, дружно подталкивали нашего героя в первый (и последний) раз устроить себе обычную человеческую жизнь, попробовать существовать так, как принято, как получается у других. Обычной жизнью преуспевающего – никаким иным Песталоцци быть не хотел – сельского фермера.

Что же это за обстоятельства?

Начнем с того, что Песталоцци никогда не хотел жить в городе – он ненавидел сам городской ритм, столь удаленный от прекрасного и естественного ритма природы. Презирал горожан, особенно городскую знать, чувствовал себя среди них чужим.

То ли дело – деревня, простые люди. Позже, вспоминая о том времени, Песталоцци констатирует: «Я с удвоенной энергией набросился на старый свой план – нести улучшенные и упрощенные средства обучения народа в каждую семью. Я надеялся, что на этом спокойном и счастливом домашнем поприще смогу потихоньку улучшить положение простого народа, способствуя упрощению его обучения и строя его материальное благополучие на более глубокой основе»[40]40
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 2. С. 348.


[Закрыть].

Подозреваю, что наш герой немного лукавит, объясняя свое решение только возвышенными целями. Впрочем, это и объяснимо, и простительно: каждый из нас в своих воспоминаниях, тем более написанных, а не рассказанных устно, – хочет, чтобы его прошлые поступки выглядели благороднее, чем на самом деле. Более того, каждый из нас знает по себе, рисуя прошлое, мы не лукавим. О нет! Мы совершенно искренно верим в то, что все случалось именно так, как нам вспоминается.

Разумеется, Песталоцци решил заняться сельским хозяйством, чтобы быть ближе к народу, помогать ему. Это так. Но это не было единственной целью. Стремление к постоянному доходу здесь тоже, без сомнения, сыграло свою роль.

Песталоцци пошел обучаться сельскому хозяйству, живя надеждой о женитьбе на Анне. Хотелось стать солидным, серьезным и материально обеспеченным. И ради жены, и ради будущего ребенка. И в немалой степени для того, чтобы родители Анны убедились, что отдали дочь в надежные руки.

Безусловно, большую роль в этом весьма странном решении сыграли слова, сказанные ему перед смертью Каспаром Блунчи. По сути, это было предсмертное напутствие, а Песталоцци, напомню, не просто верил, но абсолютно доверял своему Менальку.

Уходя в иной мир, Блунчи напутствовал друга: «Песталоцци, я умираю, а ты, когда останешься один, не берись за такое дело, которое при твоем добродушии и твоей доверчивости могло бы стать опасным для тебя. Найди себе спокойное, тихое поприще; если рядом с тобой не будет надежного и преданного человека, который поможет тебе своим спокойным, хладнокровным знанием людей и дел, никоим образом не пускайся ни в какие обширные предприятия, потому что неудача могла бы оказаться опасной для тебя»[41]41
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 2. С. 348.


[Закрыть].

Какой воистину трагический поворот! Естественно, сам того не ведая, Менальк намекал своему другу на свою возлюбленную. Стесняясь своих фантазий, самому себе не всегда признаваясь в них, Песталоцци жаждал видеть в Анне «надежного и преданного человека, который поможет спокойным, хладнокровным знанием людей и дел». Менальк, разумеется, сам не понимал, какие струны задевает в душе друга.

К тому же Песталоцци искренно казалось, что если он хорошо обучится сельскохозяйственному делу, оно и станет тем «спокойным, тихим поприщем», о котором говорит друг. И они с Анной смогут заниматься этим делом ко всеобщей радости.

Тут ведь какая история, дорогой читатель: если мы туманно представляем ту деятельность, которой хотим себя посвятить, однако все обстоятельства двигают нас к ней, то мы ведь легко убедим себя в том, что мы отыскали именно то дело, которое нам просто жизненно необходимо.

Знакомая ситуация, не так ли?

Понятно, что в сельском хозяйстве наш герой не понимал ровным счетом ничего. Но надо же такому случиться, что Господь (судьба, случай, – называйте, как хотите) познакомил Песталоцци с человеком, который, казалось, сможет его научить всем аграрным премудростям.

Звали его Иоганн Рудольф Чиффели – в ту пору известный и очень авторитетный человек. В вопросах организации хозяйства на селе, наверное, самый авторитетный.

Он был старше нашего героя на 30 лет и в годы их знакомства уже создал «Бернское экономическое общество», члены которого изучали и распространяли революционные взгляды на ведение сельского хозяйства. Чиффели был категорическим противником рабского труда. Он считал, что прибыль приносит не жестокое угнетение людей, а новые орудия производства, более продуктивная организация. Он общался со многими знаменитыми людьми своего времени – Линнеем, Вольтером, Мирабо…

Чиффели имел две собственные процветающие фермы, что доказывало – он не только теоретик и в какой-то мере философ, но и успешный сельскохозяйственный практик.

С Чиффели наш герой познакомился все в том же «Гельветическом обществе». Это означало, что учитель был не только знатоком сельского хозяйства, но и близким по убеждениям человеком.

Вот вам, пожалуйста, множество обстоятельств, которые располагали к тому, чтобы научиться заниматься неясным, но манящим сельским хозяйством, построить собственную усадьбу, создать свое, разумеется, процветающее дело и зажить прекрасной жизнью вместе с Анной, не забывая при этом помогать крестьянам, дабы существование имело не только практический, но и возвышенный смысл.

Красиво?

Да – красиво…

Но не до конца ясно. Вопросы остаются.

Городской житель, приезжающий в село как путешественник, знающий о том, как живут крестьяне, в основном от поездок к деду, совершенно не представляющий, как и что можно делать на земле, чтобы она приносила доход.

Не очень хорошо организованный, мечтательный юноша, который до конца жизни с гордостью – с гордостью! – называет себя «маменькиным сынком». Парень, который выбирал между профессией богослова и юриста, и уже тогда – робко, но постоянно – мечтал только об одном: учить детей. Человек, часами просиживающий за книгами и, несмотря на свою безграмотность, обожающий писать.

И – сельское хозяйство? Жизнь на земле? Удобрения, навоз, посевы? Крапп[42]42
  Марена красильная (Rubia tinctorum). (Примечание редакции)


[Закрыть] – растение, которое было необходимо для покраски тканей и которое, не совсем понятно почему, наш герой решил выращивать.

Как-то не очень ловко соединяется, не так ли?

И тут я должен вот что сказать.

Мы абсолютно убеждены, что великие люди живут по каким-то своим особенным законам жизни гениев. Мы, простые жители Земли, живем так, а они, великие, совершенно иначе.

Помните, Пушкин писал о Байроне, что он даже «мал и мерзок – не так, как вы – иначе»?

С Пушкиным затруднительно спорить.

И все равно великие люди – человеки. Их жизнь – не существование инопланетян, но пример для нас – иногда положительный, иногда не очень. Мы ведь изучаем их судьбы не только потому, что это просто интересно, но и для того, чтобы понять что-то новое о самих себе, не правда ли?

А как принимаем решения мы? Разве всегда осознанно? Всегда после длительных раздумий?

Да нет, конечно!

В психофилософии – одном из течений психологии, созданию которого я отдал много лет, – есть такой важный термин «волюнтатерапия», от латинского voluntas – желание.

Желание – вот то, что столь часто движет нами. Иногда мы даже не успеваем его как следует осознать, а оно уже тянет нас в какую-то новую жизнь. Подчас мы придумываем это желание под напором обстоятельств – не важно! Оно все равно начинает вести нас по жизни.

Потом мы сами будем придумывать красивые, умные и непременно достойные обоснования того, почему мы поступили именно так, а не иначе.

Потом на нас непременно найдутся исследователи… Да-да, ведь каждого человека кто-нибудь да исследует: близкие, знакомые, друзья. И они тоже начнут приходить ко всяким разным «мудрым» выводам относительно нашего поступка.

А нам просто захотелось. Просто замечталось – возжелалось, и мы приняли решение.

Волюнтатерапия работает всегда. И, когда человек убедил себя в том, что он чего-то хочет, что исполнение его желания непременно принесет пользу, – он бросается в любую авантюру, уверенный в победе.

В жизни Песталоцци такое случится ни раз. Собственно все, что он будет делать в жизни – чаще всего замотивировано не какими-то внешними обстоятельствами, а в первую очередь невероятным желанием сделать то или иное.

Ровно так произошло и в 1767 году после смерти Блунчи, разгрома «Гельветического общества», в начале эпистолярного романа с Анной, Песталоцци просит Чиффели показать, как работают его фермы, и научить организовывать сельскохозяйственное дело.

Будущий великий педагог решил стать фермером.

Песталоцци увидел, как его учитель превратил бесполезные клочки земли в процветающие фермы. Познакомился не с унылыми, а с вполне себе радостными крестьянами, каждый из которых умело и, казалось, даже с удовольствием делал свое дело. Все работало четко, как хорошо отлаженный механизм.

Это, разумеется, вдохновило нашего героя, и с 7 сентября 1767 года он начал учиться у Чиффели «на фермера». Учеба продолжалась почти год – до июня 1768 года.

Меньше чем за год наш герой хотел постичь занятие, на освоение которого люди подчас тратят десятки лет…

В своих поздних воспоминаниях Песталоцци сетовал на то, что Чиффели давал ему много теории и совсем мало практических знаний.

Чиффели был человеком, которому нравилось учить, нравилось делиться тем, в чем он хорошо разбирался. Но у него было то, чем никогда не обладал Песталоцци – талант практика. Характерная деталь: когда у Чиффели умерли родители, он взял на себя заботу о четверых младших братьях и сестрах и, что называется, вывел их в люди.

У Песталоцци имелись совсем иные таланты. Однако желание поразить Анну тем, как он построит крепкое хозяйство; стремление создать тихое поприще, жажда жить спокойной обеспеченной жизнью, возникшая на фоне фантазий о создании семьи, – оказались настолько сильны, что от них невозможно было отказаться.

Как и всё, что он делал, Песталоцци учился истово: записывал все теоретические выкладки, регулярно, по несколько раз в день, обходил ферму учителя, беседовал с крестьянами, которые так и не смогли понять, что делает здесь этот взлохмаченный, невысокий человек, донимающий их неясными вопросами.

А что мудрый Чиффели? Замечал ли он бесплодность попыток своего ученика? Он об этом вообще не думал. Учитель был захвачен страстным желанием своего ученика стать фермером и, как мог, помогал ему осуществить мечту. Тем более сам Чиффели считал, что фермерство – очень правильное занятие для мужчины, особенно для того, кто хочет улучшить жизнь крестьян.

Песталоцци казалось, что все довольно просто. Надо завести хозяйство, где он организует все так же, как у Чиффели. Его крапп принесет доход – это ведь очень нужное растение. Если у Чиффели получилось, – почему у него не выйдет?

Между тем заканчивается переписка с Анной. Иоганн Генрих и Анна идут в церковь. Песталоцци становится семейным человеком.

Довольно быстро Анна забеременела. Наступает пора думать о собственном жилье, понятно, – не в городе. Это должна быть усадьба, вокруг которой и расцветет его ферма.

Мечты прекрасны. Денег нет.

Преодолев все, что нужно в таком случае преодолеть, Песталоцци обращается к тестю с просьбой дать денег на покупку земли и дальнейшее строительство на ней дома.

Ганс Якоб, разумеется, колеблется, советуется с женой.

Аргументы денег не давать – очевидны. А аргументы помочь зятю – существуют ли они?

Честно говоря, нет. Все, что мы понимаем про Песталоцци, разумел, естественно, и опытный Ганс Якоб Шульт.

Да, его зять учится у знаменитого Чиффели, который лично – со всеми его революционными взглядами – Шульту весьма несимпатичен, но он не может не признать, что этот «сельскохозяйственный революционер» – успешный фермер.

Да, Шульт видит, что Песталоцци всерьез взялся за дело, относится к нему не только страстно, но и серьезно.

Но зять по-прежнему тестю не нравится. Его вечно взлохмаченные волосы и то, что он одевается чисто, но не аккуратно… Эти мятые штаны с подтяжками… Раздражает.

Семья Шульт колеблется.

И тут в переговоры вступает Анна – любимая, хотя и, по мнению отца, вздорная дочь.

Беременная дочь уговаривает отца и мать дать денег на землю и постройку усадьбы ради будущего сына. Тогда, как вы понимаете, не было никакого УЗИ, но почему-то Иоганн Генрих с женой всегда были убеждены, что у них родится именно сын, и не ошиблись.

Любимая дочь просит за внука… Серьезный аргумент. И семья Шульт все-таки решает помочь вздорному зятю.

Однако Ганс Якоб не был бы купцом, если бы дал столько, сколько надо Песталоцци. Да, он поможет. Его совесть будет чиста перед будущим внуком. Но возможности его ограничены.

Так, думаю, рассуждал Шульт, который, понятно, имел возможность решить все проблемы своего зятя.

Материальная ситуация стала намного легче. Но денег все равно не хватает.

Наш герой влезает в долги, берет кредиты. Он убежден, что его сельскохозяйственная практика непременно принесет материальные плоды.

И в 1770 году он покупает землю недалеко от деревни Бирр. Там он начинает строительство усадьбы, которую называет Нейгоф[43]43
  Современное название – Нойхоф (нем. Neuhof). (Примечание редакции)


[Закрыть], что в переводе значит «Новый дом».

Жизнь представлялась прекрасной: «Я пользовался кредитом, у меня были деньги, я был любим… Одно время казалось, будто все объединилось для того, чтобы безотносительно к действительной цели мареновой (другое название краппа. – А. М.) плантации вообще возвести меня на самую высокую вершину моих надежд – и сельскохозяйственных, и человеколюбивых»[44]44
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 2. С. 349.


[Закрыть].

Вот как прекрасно все виделось поначалу!

Через три месяца после покупки земли и начала строительства у Иоганна Генриха и Анны Песталоцци родился их единственный сын – Яков.

Что значило это событие для нашего героя, можно судить по записи в его дневнике: «Боже! Милость Твоя ко мне – свыше меры. Ты сохранил жизнь и здоровье моей дорогой жены рождением ребенка. Ты сделал меня отцом человека, который должен жить вечно. Ниспошли мне Духа Твоего, дай мне новую силу, создай во мне новое сердце, новую крепость!.. Мне страшно!.. Неужели когда-нибудь вследствие моего нерадения, неподготовленный к выполнению своего человеческого назначения, мой сын выступит обвинителем перед вечным Судьею против того, кто обязан был вести его верным путем к совершенствованию? О, тогда бы мне лучше не видеть Твоего лица, лучше бы умереть, не видавши Тебя… Неужели какой-нибудь порок осквернит твою душу, мое милое дитя? Милосердный Боже! Сохрани меня от этого страшного несчастья!»[45]45
  Цит. по: Абрамов Я. В. И. Г. Песталоцци: Его жизнь и педагогическая деятельность: Биографический очерк // Жизнь замечательных людей: Биографическая библиотека Ф. Павленкова / Сост., общ. ред. Н. Ф. Болдырева. Челябинск: Урал, 1997 (Биографическая серия: 1890–1915). С. 34.


[Закрыть]

Вот пример подлинной страсти человека, переживающего главное событие своей жизни – рождение ребенка.

Обратите внимание, 24-летнего отца больше всего пугает то, что он не сумеет воспитать, образовать достойного человека. Он относится к рождению сына, как к важнейшему делу своей жизни.

Пока он готов признаться себе лишь в том, что готов сделать все, чтобы достойно воспитать одного человека – своего сына.

Пока – только одного…

Яков родился болезненным ребенком и требовал повышенного внимания.

Песталоцци просыпался ранним утром (эту привычку он сохранил на всю жизнь) и, как мог, помогал жене с сыном.

Потом несколько километров бежал на стройку, стараясь контролировать возведение Нейгофа. Имея в виду абсолютно непрактичный ум нашего героя, понятно, что ему приходилось нелегко.

Потом было необходимо проследить за тем, что творится в его фермерском хозяйстве.

А там, увы, все получалось совсем не так, как учил Чиффели, и не так, как грезилось в мечтах…

Сельскохозяйственная практика оказалась куда труднее теории. К тому же, как назло, начало 1770-х годов в Швейцарии выдалось неурожайным.

«Я же, со своей стороны, при полнейшем в этом деле своем невежестве, был не способен практически подготовиться к земледелию»[46]46
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 2. С. 348.


[Закрыть], – признавался наш герой.

Выгода от ведения хозяйства была минимальной. Песталоцци брал одни кредиты, чтобы выплатить другие. Как и долгие годы потом, его семья едва сводила концы с концами.

Песталоцци боролся. Придумывал даже какие-то новые орудия для обработки земли, но рабочие не умели ими пользоваться. Менял систему ведения хозяйства, но от этого дело двигалось только хуже. Забросил крапповые плантации – перешел к другим культурам, не помогло.

Мчался к Чиффели за советом. Тот указывал на ошибки. Песталоцци пытался их исправить.

Но, видимо, к любому делу надо иметь талант и страсть. Приходится признать, что таланта к фермерству у нашего героя вовсе не оказалось. И страсть, в связи с этим, начала угасать…

Шульт, конечно, знал о неудачах зятя. Все получалось так, как он предполагал: зять оказался никчемным фермером.

Ганс Якоб захотел вернуть данные Песталоцци деньги. Но для этого был необходим какой-то существенный повод.

И тогда Шульт посылает проверяющих выяснить, как идет строительство дома. Лично он, разумеется, до такой проверки унизиться не мог.

Проверяющие приехали пасмурным осенним вечером – туман, легкий дождь, грязь – не радостная картина. Может показаться, что стройка стоит, ничего не делается. Хотя, в принципе, строительство шло, и уже даже намечался общий вид усадьбы.

Однако известно, мир – в глазах смотрящего. Как часто мы видим не то, что есть, а то, что хотим углядеть. Люди Якоба увидели то, что им хотелось, и сделали вывод: все строится медленно и не так, как положено. К тому же они безо всяких на то оснований решили, что Песталоцци растрачивает деньги тестя не на строительство, а неизвестно на что.

Трудно найти более честного и щепетильного в денежных вопросах человека, чем Песталоцци. Но Шульту не нужна была правда, ему необходимо было убедиться самому, а главное, чтобы убедились все другие, в том, что его зять – человек бессмысленный и бесчестный, что он неправильно тратит его средства.

Поэтому деньги необходимо вернуть, дабы не разворовывались.

Ни уговоры Анны, ни ссылки на то, что пострадает маленький Яков, не помогли: Шульт потребовал незамедлительного возврата средств.

Ганс Якоб на этом не остановился. Ему захотелось воспользоваться ситуацией и вынудить дочь уйти от непутевого зятя. И он придумал, как это можно сделать.

Именно в эти дни Ганс Якоб и его супруга начали настойчиво говорить о сумасшествии Песталоцци и уговаривать дочь сдать мужа в сумасшедший дом. В этом деле они предлагали всяческую помощь. Имея в виду огромное влияние Шульта, очевидно, что, если бы Анна согласилась, Песталоцци заперли бы в сумасшедшем доме и его жизнь на этом бы закончилась.

Но родители плохо знали свою дочь. На венчании Анна дала обет Богу быть с мужем и в горе, и в радости и не собиралась его нарушать.

Настойчивые уговоры семьи Шульт привели только к тому, что отношения родителей с дочерью еще больше испортились.

Чуть позже Песталоцци признается в одном из писем:

«Мысль о том, что возможно поставить какое-либо дело, в котором сам являешься новичком и должен лишь приобретать знания, лучше, чем оно поставлено во всей местности – совершенно ошибочна и невыполнима»[47]47
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 1. С. 272.


[Закрыть].

Но наш герой не сразу расстанется со своей мечтой о сельском хозяйстве. Он все еще пытается выращивать и продавать разные культуры, чтобы заработать хоть какие-то деньги.

Дом удалось не только достроить, но и спасти от долгов. По признанию самого Песталоцци: он был построен «необдуманно, несоответственно и нецелесообразно»[48]48
  Песталоцци И. Г. Избранные педагогические сочинения. Т. 2. С. 350.


[Закрыть].

Может быть…

Однако Нейгоф останется у семьи Песталоцци навсегда. Собственно говоря, эта усадьба – единственный, но весьма серьезный результат его, признаемся, весьма нелепого сельскохозяйственного эксперимента.

Здесь будет жить Яков. Здесь Песталоцци откроет свое первое учебное заведение для сирот. Здесь он напишет свой самый знаменитый роман, издание которого изменит всю его жизнь. Наконец, именно сюда – уже не к сыну, а к внуку – приедет наш герой, когда закроется его последний, как сейчас бы сказали – «проект», чтобы написать свою «Лебединую песню». Последние часы земной жизни Иоганн Генрих Песталоцци также проведет здесь.

Ах, как часто, дорогой читатель, движимые своими стремлениями, мы бросаемся на поиски чего-то, как нам кажется, желанного (хотя, на самом деле, смутного и неясного), но вдруг отыскиваем нечто иное – на самом деле, истинное и важное…

Ищем одно – находим иное. Сколько раз так случалось, не так ли?

Пытаясь заняться фермерством – делом, с точки зрения общества, полезным и даже престижным, правда, ему самому не очень интересным, Песталоцци обрел, а скорее признался себе самому в том, что наконец-то обрел свое призвание.

Сделал главное открытие собственной жизни: понял, чему именно эту самую жизнь необходимо посвятить.

Поскольку наш герой принадлежал к тому сорту людей, которые твердо убеждены: если событие не описано, то оно вроде как и не происходило вовсе, – то он любил писать дневники.

Несмотря на невероятную занятость, Песталоцци успевал записывать свои впечатления и выводы, даже в те дни, когда безуспешно пытался стать фермером.

Есть ли в его дневниках что-то о сельском хозяйстве?

Безусловно. Но немного. И как-то лениво, словно Песталоцци выполняет необходимую задачу.

Интонация написанного в корне меняется, когда наш герой рассказывает о сыне. Надо признать, что гораздо больше в дневниках Песталоцци-отца, нежели Песталоцци-фермера.

Примечательно, что Иоганн Генрих описывает свое общение с сыном вовсе не в жанре ностальгически-трогательных историй. Вовсе нет!

Он размышляет как педагог, который хочет поделиться своими наблюдениями и открытиями. Записывает в дневнике то, что впоследствии может пригодиться другим родителям в их воспитательном опыте. Пишет, наконец, как первооткрыватель, стоящий на пороге открытия новой системы.

«Я показал ему (сыну. – А. М.) воду, легко сбегающую вниз с горы. Я прошел с горы вниз, он пошел за мной и сказал воде: “Подожди меня, вода, я сейчас приду опять”… Мы следовали за водой, и я повторял ему несколько раз: “Вода сбегает с горы вниз”.

Я назвал ему животных, как, например: собака и кошка – звери, и, наоборот, дядя, тетя, Клаус – люди.

После этого я спросил: “Что это такое – бык, корова, теленок, мышь, наш Клаус, юнгфрау Ротт, слон, пастор?” Он на это отвечал в большинстве случаев правильно, и если он отвечал неправильно, то этот ответ сопровождался во всех случаях смехом, показывающим, что у него было сознательное намерение сказать неправильно»[49]49
  Цит. по: Пинкевич А. П. Песталоцци. М.: Журнально-газетное объединение, 1933 (ЖЗЛ: Вып. V–VI). С. 37–38.


[Закрыть].

Это ведь не просто описание прогулки папы с ребенком. Это то, что впоследствии ляжет в основу его «элементарного воспитания»: не стоит учить ребенка каким-то абстрактным, непонятным ему истинам, покажите ему окружающий мир, объясните природу и людей – и это станет лучшим уроком.

Природа, окружающий мир – вот лучшие учителя. Надо только научить ребенка всматриваться и в природу, и в мир, и в окружающих людей.

Такие серьезные педагогические выводы делает папа, просто прогуливаясь со своим ребенком.

Пример с водой появляется в этой записи не случайно. Именно вода – то, что интересует Песталоцци, пожалуй, более всего в окружающем мире. Вода – живая, – вывод для ребенка очевидный, не случайно он прощается с ней. Вода – это чудо природы. Мало того что она живет в движении, в отличие, скажем, от неподвижных кустов и деревьев. Так она еще и обретает разную форму: снег, дождь, туман, лед – это ведь все вода. Ну разве не чудо? Обрати на него внимание, и тебе не придется долго рассказывать сыну о чудесах природы…

Разве не очевидно, что эти выводы куда интереснее и важнее для Песталоцци, чем любая наука Чиффели?

«…ты должен с твоим [педагогическим] искусством неслышно идти рядом в тот момент, когда птица увлекательно чирикает и червяк ползет по листу, – прекрати свои словесные упражнения: птица, червяк учат лучше, учат большему. Молчи»[50]50
  Цит. по: Пинкевич А. П. Песталоцци. М.: Журнально-газетное объединение, 1933 (ЖЗЛ: Вып. V–VI). С. 39.


[Закрыть].

Как вам такие заметки начинающего фермера?

Песталоцци воспитывал своего сына так, как его самого воспитывал дед: объяснял все, что было непонятно; много разговаривал; никогда и ничего не заставлял делать, считая, что ребенок должен заниматься тем, к чему у него есть тяга.

В результате, когда мальчику было 13 (!) лет, он поступил в институт Пфеффеля в Кольмаре. Великий педагог воспитал своего сына вундеркиндом. Неизвестно, чего бы смог добиться в жизни Яков Песталоцци, но он рано умер, успев, однако, жениться и оставить после себя сына Готлиба, к которому в конце жизни Песталоцци и уедет умирать.

Но это будет позже. Много-много позже.

А пока Песталоцци обучает маленького сына, записывает результаты наблюдений, постепенно обретая веру в то, что нет на свете занятия лучше, интереснее и достойнее, чем помочь образоваться другому человеку.

Именно в общении с собственным ребенком осознать, что твое призвание – педагогика, – возможен ли более нормальный и естественный путь для будущего гения педагогики?

О господин по имени Призвание! Вы – одно из величайших чудес на земле! И то, что мы, люди, иногда стараемся заглушить Ваш, Призвание, зов, вовсе не умаляет Вашей силы. Вы очень хорошо знаете: лишь тот, кто подружился с Вами, может рассчитывать на счастливую жизнь.

Счастлив и мудр тот, кто, преодолев первоначальный хаос пути; переболев юношеской романтической тягой к борьбе со всем плохим во имя всего хорошего; расставшись с безумной, в сущности, но такой притягательной идеей стать таким же, как все, – нашел-таки в себе силы выйти на дорогу Призвания. И дальше шагать по ней, ни с кем специально не борясь, но всё преодолевая.

Кто он таков, этот всевластный господин по имени Призвание?

Призвание – это то, ради чего нас призвали на эту землю. (Призвание и призыв – однокоренные слова, кто не в курсе.)

Призвание – это не поиск благ или престижа, но неутолимая жажда любимого дела. Та же любовь, если угодно, но не к человеку, а к делу.

Вообще, если вдуматься, они очень близки – господин Призвание и госпожа Любовь. И если человеку посчастливилось отыскать и то и другое, его жизнь станет осознанной и счастливой, какие бы препятствия ни создавал Господь (судьба) на пути человека.

Волюнтатерапия работает и здесь: нет такой силы, которая способна убить призвание, которое равно желанию. И если человек почувствовал, ради чего он в этот мир призван, но этого зова не услышал, – он обречен на вечное прозябание и неутолимую тоску.

Это все равно, что потерять любовь…

Но если почувствовал… С пути его уже не сбить никогда и ничем.