Текст книги "Марибор. Тайник власти"

Глава 4 «Старкад»

«Меня зовут Эдвард Тёрнер, хотя на самом деле это не мое настоящее имя, его я раскрывать не хочу, так как не хочу, чтобы мой род считали опозоренным или запятнанным кровью, а скорее – залитым ею по самую макушку. Но даже не это имя стало моей второй кожей – там, где я работаю мне присвоено кодовое имя Старкад. Сейчас мне 80 лет, пришло мое время для исповеди. Я не могу пойти к священнику и причаститься, так как, вероятно, это повлечет его гибель или он может усомниться в существовании Бога, если такой, как я, дожил до преклонного возраста и продолжает творить свое черное дело. Все, что изложу в письме, я мог бы тут же отнести в газеты или властям, попытаться собрать пресс-конференцию. Но я не буду этого делать. Потому что никто не опубликует это и не покажет по телевизору. Все центральные информационные каналы в Европе, Азии и США имеют одного негласного хозяина, и лишь только он узнает о моей попытке опубликовать информацию о деятельности Синдиката, как сразу будут уничтожены все, начиная с меня и заканчивая даже почтальоном и уборщицей, которая не дает редакции зарасти мусором.

Все началось в 1935 году. Я был молод, полон сил и нездорового оптимизма. Радовался жизни, прогрессу и новым возможностям. Именно в тот год для меня открылась одна из возможностей. Сейчас я понимаю, что мне надо было просто пройти мимо, не обернуться на оклик моего приятеля по университету. Но я обернулся, он был не один, а в компании высокого мужчины с темными глазами, в которых горел неисчерпаемый задор, несмотря на то, что его голова уже была побита сединой. Имя этого человека я не хочу произносить, так как в Синдикате не называют настоящие имена, есть только кодовые. Его кодовое имя, как я потом узнал, было Авиатор. Незадолго до своей гибели Авиатор рассказывал мне о том, как был создан Синдикат. Это произошло в Лондоне, и создали его три человека: Седовласый, Усатый и Авиатор. Я понимаю, что это выглядит как плохой анекдот, но, к сожалению, это правда. Тогда, в начале века, эти трое договорились создать Синдикат, целью которого стало не уничтожение мира, но его поддержание и контроль над численностью населения. Конечно, все это было задумано не только с «благой» целью, но и как способ создания грандиозной организации, которая будет получать прибыли, несопоставимые с прибылями мощнейших компаний всех времен и народов. На данный момент Синдикат – это вирус, который проник везде! Ему принадлежат все крупные СМИ, а мелкие он просто уничтожает или поглощает, что, впрочем, одно и то же. Люди Синдиката находятся во всех правительствах крупных стран мира, а небольшие страны просто ему принадлежат. Его щупальца проникли везде, в том числе и во все крупнейшие специальные службы, такие как ЦРУ, ФБР, МИ-5, ФСБ, ГРУ, BND, MSS, DGSE, RAW, ASIS и прочие! Для них не существует секретной информации или закрытых дверей. Со временем, когда все трое основателей ушли, Синдикат возглавил человек под кодовым именем Архитектор. Я никогда в жизни его не видел и не слышал – наверное, это самый засекреченный человек в мире. Вероятно, он живет где-то в Европе и, возможно, работает архитектором, кто знает?! Задания от него я получал через его приближенных, их у него порядка четырех-пяти человек, которые отвечают за разные континенты нашей планеты. Они друг с другом не знакомы и иногда даже противодействуют друг другу, разжигая войну, находясь по разные стороны баррикад, но выполняя одну цель. Со мной работает молодой и очень жестокий человек под кодовым именем Джек. Да, у него кодовое имя человеческое, он долго его себе клянчил и в итоге получил. Он захотел назваться в честь Джека Потрошителя. Более того, он настолько фанатично им восхищался, что воспользовался всеми возможностями Синдиката, чтобы получить в свое владение единственное, что сохранилось от Джека Потрошителя: его письмо «Из ада», адресованное Джорджу Ласку. Он приносил это письмо с давно уже засохшими пятнами крови и показывал мне. От этого клочка бумаги веяло таким омерзительным холодом и жестокостью, что я даже не смог взять его в руки. Если верить письму, Потрошитель был не только убийцей, но и каннибалом. Хотя в целом меня от Потрошителя отличает лишь то, что я не убиваю своими руками. Между тем наш Джек не менее жесток. Он убивает людей самолично и получает от этого удовольствие. Надеюсь, он их не ест.

Именно с приходом Архитектора к управлению Синдикатом настали времена создания хаоса на планете, бесконечного числа террористических ячеек и нескончаемых войн, в которых так или иначе участвует страна со звездно-полосатым флагом. Именно там притаились компании Синдиката из числа самых крупных в различных областях: производство лекарств, компьютеров, оружия, всех видов средств передвижения, начиная от простого автомобиля и заканчивая космическими кораблями. Синдикат есть везде, где есть деньги. При этом они постоянно покупают и вкладывают огромные средства в развитие новых технологий, сразу закладывая туда всевозможные средства слежения и получения информации. Десятки миллионов долларов было потрачено на развитие отрасли компьютеров и создания сети Интернет, хотя для Синдиката по уровню затрат это все равно что среднестатистическому англичанину пойти выпить пинту пива. Говорят, что эта самая сеть поможет в итоге отслеживать абсолютно всех людей, которые к ней будут подключены. Неисчерпаемый объем информации, который не сможет переработать ни один человек, будет обрабатывать компьютер. Так говорят. И я понимаю, что с внедрением этой сети шансы уничтожить Синдикат просто испарятся окончательно и бесповоротно. Хотя уже и сейчас, вероятно, это невозможно было бы сделать.

Но я ушел от своего рассказа о моей жизни в Синдикате, ведь в его рядах я прослужил 56 лет. Тогда, в 1935 году, Авиатор заразил меня этой идеей. Объяснил, почему цель оправдывает средства. Я был глуп и поверил. Кроме того, со мной сыграла злую шутку моя алчность. Ведь за эти годы на разных счетах во всем мире у меня скопилось более 100 миллионов фунтов. Это больше, чем бюджет каких-нибудь маленьких государств – например, Кирибати или Тонга. Зачем старику столько денег? У меня нет ни жены, ни детей. К чему мне эти миллионы? Но тогда, в июне 1935 года, я об этом не думал. Я дрожал от нетерпения влиться в секретную организацию, заработать уважение Авиатора и, конечно, много денег.

Первые мои задания не были очень сложными, но при этом нельзя сказать, что они были неинтересными. Уже в августе того же года я познакомился лично с Адольфом Гитлером. Моя задача была снабжать его наличными деньгами, и я перевозил для него ежемесячно по 1 миллиону долларов США в эквиваленте. Это были валюты разных стран: рейхсмарки, французские франки, швейцарские франки. Об этом не знал никто. Конечно, Синдикат был не единственным, кто финансировал Гитлера. За счет своих ораторских навыков он имел богатых поклонников, которые так же слепо верили в идеи Гитлера и его методы, как я в свое время поверил Авиатору. В любом случае только благодаря Синдикату Гитлер пришел к власти, так как именно благодаря нашей помощи его оправдали. Я никогда не забуду нашей первой встречи. Она состоялась в Баварских Альпах, в долине Берхтесгаден, тогда еще этот дом назывался домом Вахенфельд; уже впоследствии, после перестройки, Гитлер назвал его своей резиденцией Бергхоф. Я его помню очень хорошо после перестройки. Белоснежные стены дома гармонично смотрелись на фоне белых верхушек Альп. Внутри было роскошно. Много картин и старинных гобеленов. Массивные потолки из крупных балок, делящие потолок на квадраты. И, конечно, этот потрясающий вид из панорамного окна на горы. На великие Альпы. Он мне часто рассказывал, что это панорамное окно очень помогает ему в переговорах. Из него смотрели министры, послы и короли. Но на нашей первой встрече Гитлер был не такой высокомерный и бесстрашный. Встречая меня первый раз, он изображал из себя самого кроткого и спокойного, гостеприимного и радушного хозяина дома. У меня даже возникли мысли, что он боится меня. Конечно, не меня лично, но Синдикат. Кроме того, нельзя кусать руку, которая тебе дает деньги. Единственный мой прокол за всю карьеру – это прокол с Гитлером, именно тогда я в первый и последний раз попал в объектив фотокамеры. В тот день мы осматривали разрушения бункера, в который попала авиабомба. Это было буквально накануне нашего отлета из Берлина. Синдикат счел возможным сохранить ему жизнь. Возможно, были планы использовать его еще раз. Хотя Адольф так рьяно исполнял свою роль, что к концу даже у него не хватило бы ораторского искусства, чтобы привлечь на свою сторону хоть кого-то… Последний раз я видел Гитлера и его свиту 1 мая 1945 года, когда они пересаживались в подводные лодки в небольшом портовом городишке Сен-Назер, его лодка уплывала в сторону Южной Америки. Я не знаю, доплыли они или нет, как и где обосновался Гитлер. Но неоспоримый факт в том, что он не погиб 30 апреля 1945 года, как это рассказали всему миру. Синдикат заработал на Второй мировой войне порядка 150 миллиардов долларов, так что подчистить за собой хвосты в мире, где для нас открыта любая дверь, не составляет труда.

За свою карьеру я провел очень много операций по созданию военных конфликтов и взращиванию террористов. У меня не так много времени, и я не смогу подробно написать обо всех своих деяниях, да и нет в этом смысла. Все мои деяния описаны подробно и рассортированы по папкам, которые стоят у меня за спиной. В каждой из них хранится информация о том, как, когда и что я предпринимал, чтобы добиться успеха в своем деле. Указаны все имена и количество денег, заплаченных тем или иным людям. И, конечно же, представлен финансовый успех Синдиката. Также мне удалось собрать информацию по некоторым проектам, осуществленным до моего прихода в организацию. Информация по ним неполная, но я хочу, чтобы, как минимум, стало известно, что именно Синдикат причастен к этим событиям в истории человечества.

Второй проект, на котором Синдикат заработал порядка 500 миллиардов долларов, – это Корейская война. Почему-то многие про нее забывают. Зато помнят про войну во Вьетнаме. Я думаю, что это результат попытки Синдиката отвести взор общества от тех событий. Вьетнамская война тоже дело рук Синдиката, но самое большое количество денег организация заработала именно на войне в Корее. Ключевой персоной в линейке событий, произошедших в то десятилетие в Азии, был Гарри Трумэн. Его победа на выборах на пост президента США – удачная операция Синдиката по внедрению в высшие правительственные круги одной из мощнейших стран планеты. До Трумэна влияние Синдиката распространялось на менее высокопоставленных персон: мэров крупных городов и сенаторов от различных штатов. Восхождение Трумэна на пост президента было большой победой для организации. Впоследствии именно благодаря этому удалось заполучить влияние и внедрить своих людей в ЦРУ и ФБР, во все ключевые министерства США – министерства юстиции, здравоохранения, таможни, налоговой службы, национальной безопасности и госдепартамент США. Трумэн не признавал войну в Корее за войну, он называл ее просто военным инцидентом. Страна тратит на военный инцидент 1,6 триллиона долларов, в ней гибнет более 50 тысяч солдат США. Но именно этот «военный инцидент» позволил Синдикату полностью развернуть подготовку страны к дальнейшим военным действиям на десятилетия вперед. По всему миру начали открывать новые военные базы США: Европа, Азия, Ближний Восток. Дали старт для разработки нового оружия и техники. И именно тогда появилась винтовка М16, самолеты F-4 «Фантом», а потом и гранатомет М79. И к каждой винтовке, гранатомету или военной базе имел отношение Синдикат, зарабатывая через различные компании огромные деньги. До сих пор все они стоят на вооружении США. Их модернизируют, улучшают и зарабатывают все больше денег на этом. Сам Трумэн был рад исполнять свою роль и был в ней органичен. Его роль – забота о своем народе и уничтожение потенциальных угроз во всем мире, в том числе путем разработки и применения новейших образцов разведывательного и наступательного оружия. Он доказал свою заботу о нации, сбросив всего две бомбы. Есть какая-то ирония в кодовых именах этих бомб – «Толстый мужчина» и «Маленький мальчик». Отец с сыном пошли на прогулку и уничтожили за считанные секунды более 200 тысяч человек. Синдикат имеет отношение ко многим ужасающим событиям на земле, но атака Японии ядерным оружием была инициативой самого Гарри Трумэна. Я встречался с ним лишь однажды на Потсдамской конференции. Тогда это уже был человек, уверенный в себе и в том, что безграничная власть, которую он получил, став президентом США, действительно безгранична. Но это было не так.

Также я не могу в своем письме не упомянуть о важной персоне в истории человечества, персоне, которая могла бы раньше времени прекратить «холодную войну». Речь идет о Джоне Кеннеди, тридцать пятом президенте США. Этот человек не поддался влиянию вербовщиков Синдиката и был как кость в горле. Его попытки сближения с СССР и дело сталелитейщиков ставили Синдикат в неудобное положение. Можно не брать во внимание потерю денег, связанных со сталью, которые с лихвой удалось компенсировать на космической гонке, однако окончание «холодной войны» в планы Синдиката не входило. Если в мире исчезает точка напряжения, то в целом становится меньше «инцидентов», как любит выражаться администрация Белого дома. Убив Джона Кеннеди, Синдикат убил одним выстрелом двух зайцев, и это чистая правда. В машине ехал губернатор Техаса Джон Конналли. Тогда он только стал губернатором и был не очень сговорчив с людьми Синдиката, не поддавался вербовке. Он был из тех, кто отказывался сотрудничать, но почему-то не закрывал для дальнейшего диалога дверь. И Синдикат таким способом объяснил ему, что его жизнь и жизнь его семьи – это дело плевое, если Синдикат может просто взять и убить президента США… Пуля, ранившая Конналли, прошла через шею Кеннеди, так что поговорка о двух зайцах вполне уместна. Впоследствии он активно сотрудничал с Синдикатом и не без его помощи смог значительно продвинуться по карьерной лестнице, став министром финансов США.

Последнее, о чем я хочу поведать в своем письме, это одно из самых страшных деяний Синдиката. Не будет преувеличением, если я скажу, что, выпустив это в мир, Синдикат открыл ящик Пандоры. Один из основателей под кодовым именем Усатый разработал и распространил по миру ВИЧ-инфекцию. Усатый был главой одной из фармацевтических компаний, ныне крупнейших в мире. Этот вирус разработали не только для выборочного сокращения развратной части населения, но и для того, чтобы получать колоссальные сверхприбыли от производства лекарств для борьбы с ним. Я не химик и не вирусолог, не знаю, как он был разработан. Не знаю даже, как зовут того ученого, который вывел этот вирус в секретных лабораториях Швейцарии. Я только знаю, как они заметали следы и распространяли вирус. В частности, они даже заражали обезьян в Африке, чтобы потом независимые ученые нашли у тех вирус и свалили все это на африканский народ. Начали они действительно с Африки: каждый третий пузырек с прививками от различных заболеваний, произведенный, кстати, той самой фармацевтической компанией или ее ответвлениями, содержал в себе ВИЧ. Детей и стариков им не заражали, такие инъекции делали только людям от 18 до 35 лет, которые могли активно заниматься сексом без контрацепции. Европейцы и американцы, которые приезжали в Африку и имели там сексуальные связи с проститутками или насиловали местное население и заражались вирусом, везли его уже в свои страны. Хотя об этом предпочитают молчать, ведь американские солдаты – это слава и гордость американского народа, разве они могут насиловать беззащитных африканских женщин? Или, может быть, немок в 1945 году? Я уже молчу про Корею, Вьетнам, Японию, Филиппины.

Я бы хотел просить прощения за мои деяния, но не могу этого сделать, так как это уже ничего не изменит. Оставляя это письмо в несгораемом бункере, о котором не знает ни одна живая душа, я надеюсь на то, что когда-то Синдикат будет разоблачен. И даже если его не уничтожат, люди хотя бы будут знать, что на самом деле миром управляют не президенты и короли, а совершенно другие люди, находящиеся всегда в тени великих событий.

Куда ухожу я? Этого я не открою. Я хочу дожить свои годы там, где, надеюсь, Синдикат меня не найдет и не достанет. Быть может, им и в голову не придет меня там искать. Как говорится, если хочешь что-то спрятать, положи это на самое видное место. Но если меня все же сможет найти Джек, то я знаю, что смерть моя будет долгой и мучительной. Наверняка он захочет использовать меня как живой экспонат для анатомического спектакля. Ведь его любимое оружие – это нож.

Сейчас ты сидишь, читая мое письмо, и задаешься вопросом, что тебе делать и во что ты ввязался. Возможно, тебе стоит рискнуть и попытаться рассказать миру правду о Синдикате. Но я не хочу, чтобы ты стал моей последней жертвой. Поэтому будет лучше, если ты соберешь все документы и доказательства, которые я копил долгие годы, вынесешь во двор и сожжешь все до последнего листочка. А пепел развеешь так, чтобы ни один эксперт не смог ничего уже из него извлечь.

Я Старкад, и мое время прошло.

Прощайте».

Ол молча положил последний лист письма обратно в папку, закрыл ее и отодвинул подальше от себя. В комнате наступила звенящая тишина. Мысли галопом проносились в головах мужчин, при этом ни один не решался нарушить молчание первым.

– А может, это больная фантазия старика? Может, он просто псих был и все выдумал? – с надеждой в голосе вымолвил Брук.

– Может, и так, но я как полицейский должен все это проверить. Думаю, нужно вызвать сюда следственную группу, собрать все документы и отвезти на экспертизу. Как минимум, надо установить возраст бумаг. Если он и правда собирал их более пятидесяти лет, то мы это узнаем. А может, просто твой дед, бывший владелец дома, был действительно сумасшедшим или шутником. Ну, или сумасшедшим шутником, – попытался немного разрядить обстановку Оливер. – Ты не против, чтобы я вызвал спецов и все это от тебя забрали?

– Ол, а если все, что написано в письме, правда? Что, если бумаги, которые тут лежат, не просто бумаги или шутка, а ценнейшие информационные артефакты, которые могут стоить кому-то даже жизни? А эти кто-то могут быть те, кто их нашел? Если бы я был на месте этого Джека, то убрал бы сначала нас, а потом уже всех остальных, кто видел документы.

– Я служу в Скотланд-Ярде! Мы живем в Англии! Как может случиться так, что станут убивать полицейских? Брук, я понимаю, что, возможно, ты немного взволнован тем, что я прочитал. Но что ты предлагаешь? Взять и все это сжечь?

– А что, если мы пригласим журналистов? Ведь сейчас-то не 80-е годы! Пущенная в Интернете волнующая новость тут же разлетится по социальным сетям, новостным блогам. Ведь нельзя удалить это все подчистую! Уж, наверное, это не под силу никакому Синдикату. Разве нет?

– Я как полицейский не могу с тобой согласиться. Ты представь: если окажется, что это просто бред сумасшедшего старика? Что тогда?

– Что? – развел руками Брук.

– А то, что данная информация может очень сильно отразиться на всей жизни, даже если это ложь. Если это вбросить сейчас в информационное пространство, то сразу завоют те, кто бредит идеями о тайном правительстве. Моментально обвалятся биржи, и ценные бумаги превратятся в хлам. Ты готов отвечать за разорение людей? Ты знаком со статистикой самоубийств, которая вырастает на графике, как гора Эверест, во время экономических мировых потрясений?

– Нет, не знаком. Но, может, хоть позвоним Синтии?

– Синтии Морган? Ты говоришь о Синди, с которой мы учились?

– Да, о ней. Я с ней недавно столкнулся в метро. Она работает журналистом в одном из лондонских изданий, которое почти полностью перешло на просторы Интернета. Они больше не печатают бумажные варианты, зато им нужны такие вот новости. Я думаю, она примчится быстрее ветра, если ей позвонить.

– Брук, давай так. Сначала мы вызовем бригаду из Скотланд-Ярда. Потом ты, как гражданское лицо, делай, что хочешь. Я с тебя расписку о неразглашении брать не собираюсь. Главное, чтобы с тебя ее не взяли те, кто приедет в составе бригады.

Брук откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Как она? Как Синди?

Не открывая глаз, Брук улыбнулся.

– Она отлично. Просто обворожительная! Ты даже не представляешь, как она расцвела. Она и так была одной из самых симпатичных девочек в классе, но сейчас… Я бы ей посоветовал работать в модельном бизнесе, а не в журналистике. Пышные, чуть вьющиеся каштановые волосы спадают на плечи, зеленые глаза излучают какую-то манящую теплоту. Благородные черты лица, утонченная фигура. Ты же за ней ухлестывал в школе! Как же так получилось, что вы разминулись?

– Слушай, вот если бы я не знал, что ты действительно любишь Абигейль, то подумал бы, что ты влюбился в Синтию! – с какой-то даже досадой выпалил Ол.

– Да не переживай ты так. Я просто хочу в тебе разбудить аппетит и, может быть, старые чувства. Она правда хороша! Кстати, я не заметил на ее руке кольца! Так, может, у тебя есть шансы?

– Ты же меня знаешь, моя работа – и личная жизнь… Все так непросто.

– Ну и что? Вот как раз получится замечательный тандем. Представь семью полицейского и журналиста!

– Ага, а дети у нас тогда кем должны стать? – иронично возразил Оливер.

– О, ты уже и о детях задумался?! – оживился Брук – Видимо, не зря я ее в метро встретил. Думаю, дети у вас будут! Да, точно, вам нужно несколько детей! Один станет пожарным, а второй будет работать в приемном отделении больницы. Таким образом, мама будет обеспечена информацией со всех сторон.

– Да ну тебя! – отмахнулся Оливер, вскочил с кресла и потянулся. – Что делать-то будем с этим? – кивнув на папку с гербом, он отошел к окну.

– Давай так. Пока тут будут работать твои коллеги, Синтию в любом случае не пустят. Но я хочу сфотографировать письмо и комнату в том виде, в котором она есть сейчас, чтобы ей показать. Причем я подчеркиваю: пока только показать! Я не буду отдавать Синтии копии этих снимков ни в каком виде. Но хочу, чтобы у нас была возможность через нее оповестить мир в любую секунду.

– Хорошо, Брук, – с тяжелой ноткой в голосе ответил Оливер, – но я хочу, чтобы она сама сделала выбор. Ты ее предупредишь, что та информация, с которой она будет ознакомлена, является опасной для ее жизни, если соответствует действительности.

– Я предлагаю рассказать ей об этом вместе. Мы вдвоем открыли эту комнату. Думаю, надо и дальше держаться вместе, пока все не разрешится.

– Хорошо. Я звоню своим? – достав телефон, Ол вопросительно уставился на друга.

В его взгляде было что-то странное. Не страх, нет. Оливер не из тех, кто боится бандитов или каких-то там секретных организаций. Его взгляд выражал что-то другое, но что именно, Брук не понял.

– Да, звони.

Уже через час комнату наводнили сотрудники Скотланд-Ярда в штатском. Возле дверей на улице стояли люди в форме. Эксперты сновали туда-сюда, делая сотни фотографий. У Брука и Оливера сняли отпечатки пальцев, в то время как в тайной комнате эксперты искали отпечатки бывшего владельца. Процессом руководил инспектор Генри Уилкинсон. Невысокий лысеющий мужчина ходил по комнате, держа в руках листы письма, уже упакованные в специальные герметично закрытые файлы. Он, наверное, уже в десятый раз перечитывал письмо, вчитывался еще и еще в отдельные фрагменты текста. Его лицо не выражало обеспокоенности, волнения, страха или каких-либо других эмоций. Инспектор отличался удивительной способностью вообще никак не показывать свои эмоции. В душе он мог плакать или смеяться, удивляться или восхищаться, но окружающие никогда не поняли бы по выражению его лица, что на самом деле с ним происходит. Лицо Уилкинсона всегда было одинаково бесстрастным.

– Мистер Бутмен, вероятно, наш коллега уже описал вам процедуру расследования и вы знаете, о чем я должен вас опросить. В связи с довольно напряженной террористической обстановкой в мире мы обязаны реагировать на даже такие порой странные находки. Вы прекрасно понимаете, что я обязан доложить об этом в службу государственной безопасности, и, вероятнее всего, дальнейшее расследование будет переведено под их контроль. Возможно, засекречено. Сейчас мы только изымем все материалы из этой комнаты. Наши специалисты уже нашли отпечатки пальцев, и если он хоть когда-то засветился, то мы будем знать об этом еще до конца нашей беседы.

– Да, я понимаю. Как вы считаете, это может быть правдой и может ли угрожать жизням людей, которые теперь посвящены в такую тайну? – сказав это, Брук покосился на Оливера, а тот только хмыкнул что-то себе под нос.

– Я понимаю вашу обеспокоенность, но будьте уверены, что лично я никогда не слышал ни про какой Синдикат и уж точно не служу ему. Я служу ее величеству королеве Англии, и мой долг защищать ее граждан от всех угроз.

– Значит, вы считаете, что это все бред выжившего из ума старика?

– Я так не сказал. Но я сделаю все, чтобы разобраться, что это на самом деле такое.

– Что мне сейчас делать?

– Вам, мистер Бутмен, ничего особенного делать не надо. Живите, как жили. Если понадобится ваша помощь, с вами свяжутся наши сотрудники. Но сейчас я хочу, чтобы вы ответили мне на пару вопросов. Кто вам продал этот дом? Что вам о нем рассказывали? Было что-то еще необычное в этом доме?

– Купил я этот дом я у агентства недвижимости House&Co. Их предложение отыскал через Интернет. Агент показала мне дом, и я согласился его купить, так как цена была приемлема для меня и даже чуть ниже, чем у других вариантов в округе. Что касается старого владельца, то, как говорил агент, это был тихий одинокий старик, который пропал очень давно. Дом каким-то образом через банки и какие-то долги достался агентству, и они его продали. С юридической точки зрения дом чист, я делал проверку через адвокатов. На доме нет никаких обременений или долговых обязательств, он действительно переходил от банка к банку, и в конечном счете его продало агентство.

– Хорошо, мы проверим эту информацию и тщательно разберемся, к кому и на каких основаниях переходил этот дом до вас.

В комнату вошел человек в штатском и передал инспектору записку. Ознакомившись с ней, инспектор убрал ее в папку с документами.

– Я думаю, вам будет интересно узнать, что отпечатки пальцев принадлежат действительно некоему Эдварду Тёрнеру. На данный момент он числится погибшим. Он летел на самолете Pan American, рейс 103. Самолет был взорван над Локерби в 1988 году. В списках пассажиров значился и мистер Тёрнер. Так что он погиб.

– Это не то дело, где еще была замешана Ливия? – оживился Оливер

– Да, это именно то дело.

– Я помню его, мы изучали это дело еще в полицейском колледже. В итоге Муаммар Каддафи согласился выплатить по 10 миллионов долларов всем родственникам погибших в качестве компенсации, чтобы избежать санкций экономического характера.

– Да, Оливер, вы правы. Так оно и было. И получается, что наш загадочный старик погиб именно в этой катастрофе. А в контексте вновь открывшихся обстоятельств я могу допустить многое.

Инспектор Уилкинсон заложил руки за спину и отошел к окну.

– Что вы имеете в виду, инспектор? – настороженно спросил Брук.

– Я не вправе обсуждать с вами возможные рабочие версии, но вы вроде неглупый человек, и, думаю, у нас с вами могли возникнуть одинаковые выводы.

– Вы хотите сказать, что тот теракт в самолете был спланирован с целью убить этого мистера Тёрнера?

Инспектор не ответил. Зато Оливер добавил свою версию:

– Не только. Возможно, наш старик просто заметал за собой следы.

В комнате повисло молчание. Туда-сюда сновали сотрудники полиции в штатском, уже начавшие выносить из тайной комнаты коробки с папками.

– Мистер Бутмен, у меня пока нет основания брать с вас подписку о неразглашении или как-либо ограничивать вас в ваших действиях. Но мой дружеский совет: не стоит никому об этом рассказывать до тех пор, пока мы не разберемся, что это такое. Надеюсь, вы меня поняли? – инспектор в упор уставился на Брука.

Его серые невыразительные глаза всматривались в собеседника, и возникало ощущение, что инспектор хочет разглядеть какие-то намерения или мысли, которое сейчас рождались в голове у Брука.

– Инспектор, я понимаю. Да и кому мне рассказывать?

– Вот и хорошо. Также ждите звонка и, скорее всего, визита представителей МИ-6.

Уилкинсон повернулся к одному из сотрудников в штатском:

– Вы закончили?

– Да, сэр. Мы все упаковали и готовы выдвигаться.

– Всего хорошего, – буркнул инспектор в сторону Ола и Брука и стремительно покинул библиотеку.

Вслед за ним удалились и последние сотрудники в штатском. Комната, где только что бурлила кипучая деятельность, опустела и затихла. На первом этаже хлопнула дверь, и в доме остались только друзья, сидевшие в библиотеке.

– Хочешь виски? – устало повернув голову в сторону Оливера, спросил Брук

– Да, было бы неплохо.

Брук достал два бокала и наполнил их жидкостью золотистого цвета. По комнате разнесся аромат виски. Брук передал бокал другу. Они молча, не чокаясь, сделали по глотку.

– Я думаю, пришло время звонить Синди.

– Я с тобой не очень согласен, Брук. Но дело твое. Если это действительно что-то значит и этот Синдикат существует, то, рассказав ей, ты и ее подвергаешь опасности.

– А если … – начал было Брук, но Оливер его перебил:

– А если это все просто шизофренический бред больного одинокого старика? Ну, вот представь! Ему было на тот момент восемьдесят лет, он жил один. Ни жены, ни детей. Никого нет! Он мог просто свихнуться от одиночества и скуки. И нашел себе вот такое занятие – выдумывать несуществующую организацию, правящую миром втайне.

– Так и хочется добавить: втайне от санитаров! – рассмеялся Брук.

Оливер улыбнулся и сделал большой глоток виски.

– Да, тайно править миром втайне от санитаров. Даже ты меня поддерживаешь.

– Ладно, Ол. А давай гипотетически представим, что это все не бредни сошедшего с ума старика, а правда. Чистая правда! Что тогда? – Брук смотрел испытующим взглядом на Ола, пытаясь пробить в его рассуждениях брешь.

– Если все это чистая правда? Тогда, если верить тому, что написал этот Старкад, мы все умрем… Ты, я, инспектор Уилкинсон, полицейские, которые уносили коробки с документами. Они должны будут уничтожить целый полицейский отдел. Как ты себе это представляешь? Как можно уничтожить столько полицейских в Англии и не вызвать никакого подозрения? Я понимаю, – не унимался Оливер, – если бы речь шла о тебе, обо мне и, например, только инспекторе. Тогда не проблема. Нас бы убили – и все. Подумаешь, убийство с целью кражи или автомобильная авария. Смерть двух-трех человек, даже знакомых друг с другом, не вызовет особых подозрений. Но как ты думаешь – они уничтожат десяток полицейских? И еще тех, кто будет в управлении, куда повезли документы? И тех, кто будет их там принимать и изучать? А после подключится МИ-6. Ты понимаешь, что это просто невозможно! – последние слова Оливер произнес с каким-то металлическим оттенком в голосе.