Текст книги "Французская политическая элита периода Революции XVIII века о России"

§ 2. Источники исследования

Изучая образ России конца XVIII в., мы попытаемся посмотреть на страну глазами французских современников – представителей политической элиты общества, используя, прежде всего, понятия, принципиально важные для французского общественного сознания Века Просвещения, а также термины, появившиеся в гуманитарных науках значительного позднее, но имеющие определяющее значение для исследования.

История формирования политических элит Франции XVIII – начала XIX в. имеет богатую историографию[91]91
  Отметим только «знаковые» работы по теме: Bergeron L., Chaussinand-Nogaret G. Les «masses de granit». Cent mille notables du Premier Empire. P., 1979; Chaussinand-Nogaret G. La noblesse au XVIII siècle. De la feodalité aux Lumières. P., 1976; Histoire des élites en France du XVIe au XXe siècle: L’honneur. Le mérite. L’argent / G. Chaussinand-Nogaret, J. M. Constant, C. Durandin, A. Jouanna. P., 1994; Le Bozec C./lites – Révolution – Transition (1760–1830) // Cahiers d’Histoire. Revue d’histoire critique. № 73. 1998. P. 35–45.


[Закрыть]. Ранее понятие «просвещенная элита» практически не использовалось ни в советской, ни в постсоветской историографии Французской революции XVIII в. В зарубежной литературе оно получило распространение относительно недавно – с середины 60-х гг. XX в.[92]92
  Чудинов А. В. Просвещенная элита (к истории понятия) // Французский ежегодник. М., 2001. С. 266–279.


[Закрыть] Подробно роль просвещенной элиты в политических событиях конца XVIII в. проанализировали Ф. Фюре и Д. Рише. По их мнению, просветительские ценности оказались главным интегрирующим фактором революционной или, в терминологии того времени, «национальной» партии, образованной выходцами из трех сословий: «Все эти люди национальной партии, дворяне и ротюрье, парвеню или уже с “положением” были, прежде всего, детьми своего века, выросшими на идеях Просвещения»[93]93
  Furet F., Richet D. La Révolution farnçaise. 2^e éd. P., 1973. P. 63.


[Закрыть].

По мнению Ги Шоссинана-Ногаре, год 1789 г. не только спровоцировал развитие демократических процедур, но и кризис в определениях элит. Общественное мнение начинает обсуждать вопрос о том, какие основания служат для определения групп элит, представляющих интересы нации и обеспечивающих функционирование государственных институтов. В XVIII в. традиционно полагали, что ответственность элиты связана с владением собственностью, доходов от нее и наличием времени для исполнения государственных функций. Собственность служила и гарантией патриотизма элиты, ее рвения защищать интересы государства, так как она непосредственно связывала личные интересы с интересами нации. С этим принципом смыкалось и традиционное недоверие по отношению к непривилигированным подданным, неграмотным и собственностью не владевшим. Но еще к середине XVIII в., по известному замечанию А. де Токвиля, «самыми влиятельными политиками» во Франции сделались литераторы, которые и задавали тон общественному мнению. По словам автора «Старого порядка и Революции», «политическая жизнь оказалась вытесненной в литературу», а интеллектуалы, хотя и не участвовали в управлении государством, играли ту роль, которая прежде отводилась людям, от природы наделенным качествами «лидеров» общественной жизни[94]94
  Шартье Р. Культурные истоки Французской революции. М., 2001. С. 19.


[Закрыть]. Общественное мнение противостояло государственной власти, литература политизировалась, а политика «литературизировалась», вслед за Токвилем отмечает и Р. Шартье. Эта новая идеология, тяга к идеальному миру, созданному воображением литераторов, выработка общих вкусов, интересов, политического языка способствовали и стиранию граний между сословиями, различными верхними стратами общества, «ста – вило их на одну доску»: новые идеи объединяли «всех, кто стоит выше народной массы»[95]95
  Там же. С. 21–22.


[Закрыть] (тогда как привилегии и преимущества аристократии только усугубляли кризис, впереди были радикальные перемены). Сообщества (клубы, салоны, ученые общества, кружки, ложи и т. д.) превратились в независимые центры, где мыслителями вырабатывались новые нормы общественной жизни, рождалась политическая законность, так интеллектуалы становились творцами новой политической культуры, новой элитой[96]96
  Там же. С. 25–26.


[Закрыть]. Начавшаяся Революция, революционный активизм народных масс, их участие в защите территории от внешнего врага только в период между 1789 и 1795 г. серьезно расшатали старую концепцию элит, но не уничтожили. Даже в начальный период Революции гражданственность, цивизм увязывались с наличием собственности, а принцип равенства граждан, провозглашаемый революционерами, не означал введения всеобщего избирательного права[97]97
  Histoire des élites en France du XVIe au XXe sincle… P. 269.


[Закрыть]. В круг политической элиты после 1789 г. влилась масса новых людей, среди них представители всех общественных страт, ранее не имевших никакого отношения к управлению государством[98]98
  Важную роль сыграют выходцы из т. н. «литературной богемы» («Rousseau du ruisseau») – широкой прослойки литераторов, либеллистов, не имевших до 1789 г. доступа к привилегиям, «выброшенных за пределы» корпорации, но имевших затем большое значение в Революции: Darnton R. The Literary Underground of the Old Regime. Cambridge, 1982. (франц. издание: Darnton R. Bohème littéraire et Révolution. Le monde des livres au XVIIIe siècle. P., 1983).


[Закрыть]. Принцип наличия собственности в этот период не имел большого значения: вхождение в элиту зависело от степени публичности, узнаваемости персоны, ее личных компетенций, талантов, тех или иных «заслуг» перед Революцией[99]99
  Особенно отметим роль национальной гвардии и революционной армии как центра формирования новой элиты 1789–1799 гг. См.: Bertaud J.-P. La Révolution armée: les soldats-citoyens et la Révolution française. P., 1979; Forrest A. The Soldiers of the French Revolution. Duke University Press, 1990; Idem. Napoleon’s Men: The Soldiers of the Revolution and Empire. N. Y., 2002.


[Закрыть]. И даже принятие Конституции III года, введение имущественного ценза, а затем постепенное формирование в обществе новой устойчивой социальной группы «нотаблей» в 1790-е гг.[100]100
  Histoire des élites en France du XVIe au XXe siècle. P. 280.


[Закрыть] еще не изменило ситуации: революционные потрясения, вызванная ими небывалая социальная мобильность, электоральные процессы, реформы, развитие института общественного мнения позволяли выдвигаться на политическую сцену тысячам людей, никогда к старым «элитам» не принадлежавших[101]101
  К числу нотаблей во Франции обычно относят: чиновничество всех уровней, дипломатов, офицерский корпус, парламентариев и судей, ученых и педагогов, включенных в государственные институции, и т. д. См.: Gremion P. Le Pouvoir périphérique. Bureaucrates et notables dans le système politique français. P., 1976; CoronelJ.-L. «Notables» // Boutin C., Dar O. d et. Rouvillois F. (Sou la dir.). Le Dictionnaire du conservatisme. P., 2017.


[Закрыть]. Большинство франкоязычных публицистов, писавших о России в конце XVIII в., принадлежали к числу представителей именно этой новой революционной элиты.

Одним из основных понятий, которое широко используется в монографии, также является категория «этнического стереотипа», подробно разработанная и активно применяемая сегодня в научной литературе по проблемам национальной идентичности. Согласно концепции, предложенной У. Липпманом еще в 1922 г. и с тех пор получившей широкое распространение в исследованиях по общественным наукам, стереотип нужно рассматривать как принятый в исторической общности образец восприятия, фильтрации, интерпретации информации при распознавании и узнавании окружающего мира, основанный на предшествующем социальном опыте[102]102
  См.: Ослон А. Уолтер Липпман о стереотипах: выписки из книги «Общественное мнение» // Социальная реальность. 2006. № 4. С. 126. (Липпман У. Общественное мнение. М., 2004.)


[Закрыть]. В своей книге Липпман предвосхитил основные смыслы, которые в дальнейшем исследователи обнаружили в стереотипах, а само понятие прочно вошло в обыденный язык[103]103
  См., например: Александренков Э. Г. «Этническое самосознание» или «этническая идентичность» // Этнографическое обозрение. 1996. № 3. С. 13–23; Кцоева Г. У. Опыт эмпирического исследования этнических стереотипов // Психологический журнал. Т. 7. № 2. 1986. С. 41–50; Солдатова Г. У. Психология межэтнической напряженности. М., 1998.


[Закрыть]. Этническим же стереотипом называют существующий в коллективном сознании нации устойчивый образ самой себя или другого народа. Всякий стереотип коллективного сознания является своеобразным социальным конструктом и выступает источником мотивации социально значимых действий данной общности; он тесно связан с языковым фактором и имеет дискурсивную природу. Дискурс как устоявшийся и закрепленный в языке способ видения мира и упорядочения действительности не только отражает этот мир, но и проектирует, тем самым участвуя в его создании[104]104
  Миллер А. И. О дискурсивной природе национализмов // Pro et contra. 1997. Т. 2. № 4. С. 141.


[Закрыть]. Соответственно и этнический стереотип, отражая представления нации-этноса о самой себе и о других народах (как правило, очень пристрастные), формирует свою особую реальность. Подобные представления укоренены в прошлом, имеют коллективный характер и наследуются индивидами через воспитание, влияние среды и воздействие общественного мнения[105]105
  См. также: Stereotypes and Nations / Ed. by Walas Т. Cracow: International Cultural Centre, 1995.


[Закрыть]. Вместе с тем этнический стереотип отнюдь не является исключительно субъективным и произвольным мнением о той или иной этнической общности, а представляет собою ее образ, который, пусть в искаженном виде, все же отражает определенный аспект существующей реальности, а именно – свойства двух взаимодействующих общностей и их взаимоотношения[106]106
  См. подробнее: Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. 4-е изд. М., 2008; она же. Социально-психологические аспекты изучения этнической идентичности. М., 1999.


[Закрыть].

Стереотипы имеют выраженное эмоциональное содержание, поскольку содержат в себе оценку – положительную или отрицательную. Главное в стереотипном мышлении – стремление отделить себя и «своих» от «других», свои национальные признаки от тех, которые якобы принадлежат «аутсайдеру». Стереотипная оценка может распространяться как на свою, так и на другие нации, но при этом всегда является обоюдоострой, характеризуя не только того, кто является объектом стереотипных суждений, но и того, кто такой стереотип создал. Характерным свойством стереотипа является его высокая резистентность и низкая изменяемость под влиянием поступающей информации[107]107
  Филюшкина С. Национальный стереотип в массовом сознании и литературе (опыт исследовательского подхода) // Логос. 2005. № 4 (49). С. 142.


[Закрыть].

Другим важным для настоящего исследования понятием является такая категория различных отраслей гуманитарного знания как «общественное мнение». Несмотря на обилие специальной литературы по этому вопросу[108]108
  Farge А. Dire et mal dire: L’Opinion publique au XVIIIe sincle. P., 1992; Gunn J. A. V. Queen of the World: Opinion in the Public life of France from the Renaissance to the Revolution. Oxford, 1995; Habermas J. Strukturwandel der Öffentlichkeit [1962]. Frankfurt a. M., 1990. (франц. перевод: Habermas J. L’Espace public. Archéologie de la publicité comme dimension constitutive de la société bourgeoise. P., 1996); Baker К. M. Politique et opinion publique sous l'Ancien Regime // Annales ESC. 1987. Р. 41–71; Baker K. M. Au tribunal de l’opinion. Essai sur l’imagerie politique au XVIII sincle. P., 1993; Ozouf M. Le concept de l'opinion publique au XVIII siecle // Ozouf. M. L'homme régénéré: Essais sur la Revolution Française. P., 1989.


[Закрыть], в исторической науке не сформировано единого общепринятого определения этого понятия. Можно согласиться с К. М. Бэйкером, отметившим, что «исчерпывающий анализ понятия “общественное мнение” в политической культуре Франции XVIII в. еще предстоит сделать»[109]109
  Baker K. M. Op. cit. P. 55.


[Закрыть]. Поэтому мы только в общих чертах обозначим те его черты, которые наиболее часто отмечаются в научной литературе. Сейчас доминирует мнение о том, что говорить о специфическом феномене «общественного мнения» допустимо начиная с XVIII в.[110]110
  См.: Ноэль-Нойман Э. Общественное мнение. Открытие спирали молчания. М., 1996; Тартароло Э. Общественное мнение // Мир Просвещения. М., 2003. С. 290.


[Закрыть], поскольку именно в этот период в европейских странах сложились основные предпосылки для формирования автономной от власти «публичной сферы», в рамках которой стало возможным обсуждение фактов общественной жизни, науки, искусства и т. д. В течение первых десятилетий XVIII в. «общественное мнение» (opinion publique, public opinion) являлось скорее не мнением публики (в широком смысле, который это слово имеет сегодня), а превращенным в «публичное мнение» мнением социальной, политической элиты. Оно противопоставлялось не мнению народа (подавляющее большинство, которое все еще состояло из малограмотных крестьян и не имело пока мнения в политике), но частным интересам «политических группировок», которые в представлении «просвещенной» элиты находились тогда у власти. Таким образом, «общественное мнение» являлось механизмом идеологического противоборства, в которое вступили интеллектуальные элиты с целью легитимизации их собственных политических требований и ослабления королевского абсолютизма.

В рамках нашей работы уделяется внимание именно произведениям о России представителей политической элиты Франции периода 1789–1799 гг. Сделано это по ряду причин. Во-первых, именно политическая элита определяла направление внимания читающей публики, во-вторых, ей же принадлежало право фиксировать порядок дискурса о собственно французском или иных обществах, в период Революции это становится правилом без исключений. В-третьих, политическая элита в 1789 и последующие годы остро реагировала на действия российского двора по отношению к революционной Франции, тогда как большая часть населения оставалась во власти коллективных представлений о «близких» врагах (например, Австрии, Англии, Пруссии, Испании, некоторых итальянских государствах)[111]111
  Вовель М. К истории общественного сознания эпохи Великой французской революции // Французский ежегодник. 1983. М., 1985. С. 130–148; Wahnich S. L’impossible citoyen: l’étranger dans le discours de la Révolution française. P., 1997.


[Закрыть]. Результатом этой реакции и становились десятки сочинений на русскую тему, выходившие на французском языке. И если периодическая печать зачастую оставалась анонимной и в большинстве своем, если принимать в расчет печать в масштабах всей страны и сопредельных регионов, не всегда уделяла России большое внимание, то сочинения дипломатов, литераторов, политиков чаще всего, даже выходившие анонимно, связывались с именем того или иного автора (порой и ошибочно), а вопрос об определении авторства всегда стоял в числе первых.

Сам термин «общественное мнение» претерпел в политической культуре Века Просвещения большую эволюцию. Для Ж.-Ж. Руссо, «общественное мнение» – это коллективное выражение нравственных и социальных достоинств народа, его чувств и убеждений в том виде, в котором они проявляются в нравах и обычаях нации и используются в суждениях, которые эта нация имеет относительно частных поступков. В этом смысле «мнение» является источником репутации и уважения среди людей, критерием суждения о характере и красоте, источником наказания за безнравственные и неподобающие действия. Руссо считает, что попытки насильственно изменить «общественное мнение» обречены на неудачу[112]112
  Baker K. M. Op. cit. P. 55. Подробнее об этом см.: Ganochaud C. L’opinion publique chez Jean-Jacques Rousseau. P., 1980.


[Закрыть].

По мнению Руссо, государство основано на трех типах законов: общественном праве, уголовном праве, гражданском праве, но к ним примыкает четвертый тип – он записан в сердцах граждан государства, и его следует охранять от порчи – это общественное мнение, от которого зависит успех всех остальных законов. В этом контексте имеется единственное определение общественного мнения у Руссо: «Общественное мнение есть своего рода Закон, служителем которого выступает Цензор; он лишь применяет этот закон, по примеру государя, к частным случаям… Цензура оберегает нравы, препятствуя порче мнений, сохраняет их правильность, мудро прилагая к обстоятельствам, иногда даже уточняет их, когда они еще не определенны»[113]113
  Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. Трактаты / Пер. с франц. А. Д. Хаютина, В. С. Алексеева-Попова. М., 1998. С. 310–311.


[Закрыть]. Иначе говоря, общественному мнению придается качество морального авторитета, и в роли цензора должен выступать, по мнению философа, маршальский суд чести. Важно заметить, что, с точки зрения Руссо, «общественное мнение» является синонимом «общего мнения», выражением «общей воли». Поэтому любое выражение альтернативных мнений («частных мнений»), противоречащих «общему», мешает принятию правильного решения. Власти должны просвещать «общую волю», чтобы народ никогда не ошибался[114]114
  См.: Руссо Ж.-Ж. Указ. соч. С. 220. См. об этом также: Ноэль-Нойман Э. Указ. соч. С. 126–127.


[Закрыть].

Схожую трактовку «общественного мнения» можно обнаружить в трудах Дюкло, Мирабо, Гельвеция, д’Аламбера, Мерсье де ла Ривьера, Мабли, Бомарше, Гольбаха между 1750 и 1780 г. Приблизительно с 1770 г. термин приобретает новые коннотации и более определенное политическое звучание. Дюкло в издании «Размышлений о нравах» (1767 г.) отмечал: «.из всех властей, власть мыслящих людей, не будучи заметной, наиболее велика. Могущественный повелевает, а писатели управляют, поскольку, в конце концов, именно они и формируют общественное мнение, которое рано или поздно покорит или опрокинет все разновидности и деспотизма»[115]115
  Цит. по: Baker K. M. Op. cit. P. 56.


[Закрыть]. В свою очередь, Рейналь более определенно писал об общественном мнении, как о явлении политическом: «Общественное мнение у размышляющей и рассуждающей нации является законом правления. Никогда не надо идти на столкновение с ним, если того не требуют общественные интересы; никогда не следует противоречить ему, не убедив общество в том, что оно заблуждается»[116]116
  Цит. по: Тартароло Э. Указ. соч. С. 290.


[Закрыть]. Таким образом, правительство, которое не прислушивается к общественному мнению, по мысли просветителей, становится инструментом деспотизма.

Просвещенное общественное мнение к концу века рассматривалось как политическая сила. Например, Л.-С. Мерсье писал в 1782 г.: «За тридцать лет совершилась великая и важная революция в наших воззрениях. Общественное мнение сегодня в Европе является решающей силой, которой не сопротивляются; таким образом, признавая успехи Просвещения и изменения, которые они должны произвести, можно надеяться, что они принесут в мир наивысшее благо и что тираны всякого рода содрогнутся перед трубным гласом всеобщего негодования, который раздается по всей Европе и стремится разбудить ее»[117]117
  Цит. по: Baker K. M. Op. cit. P. 56.


[Закрыть].

Основные предпосылки становления общественного мнения XVIII в. связаны с культурой чтения и производством книги. Не случайно Век Просвещения часто называют веком «революции в чтении». Увеличивалось количество книг: если в начале столетия в Англии издавалось 21 тыс. книг, то в 1790 г. уже 65 тыс. Печатная продукция росла не только по массе, но и существенно изменялась по содержанию. Религиозная книга, преобладавшая в XVII в. и в самом начале XVIII в., отступала перед беллетристикой, перед сочинениями, посвященными науке и искусствам. Помимо разрешенной печатной продукции широко циркулировали книги, которые издатели называли философскими: подпольно распространялась порнографическая литература, радикальные сочинения просветителей, сатиры, памфлеты, обличавшие деспотизм монархов и развращенность дворянства. Книги стали более доступными, появились издания малого формата, и чтение становилось все более легким занятием. Наиболее заметные перемены произошли в сфере периодической печати[118]118
  См.: Шартье Р. Книги, читатели, чтение // Мир Просвещения. М., 2003. С. 295–300. За XVIII в. число газет, распространявшихся во Франции, возросло с нескольких десятков до 277 (1789 г.), появлялись новые типы газет, ученая и литературная периодика уступала первое место изданиям общественно-политическим, а пресса превращалась в удобный инструмент политических дискуссий вокруг важнейших событий.


[Закрыть].

Эволюционировали и формы социальной коммуникации. Широкая гамма обществ, салонов и иных мест, где встречались люди в эпоху Просвещения, отличалась от традиционных форм общения тем, что это были частные объединения индивидов, разделявших общие вкусы, ценности и идеи. Эти новые формы были весьма разнообразны, но всегда представляли альтернативу семье, церкви, профессиональным корпорациям – то есть тому, что служило опорой иерархизированного и патриархального старого уклада. Они играли важную роль в том, что известный немецкий философ и социолог Ю. Хабермас назвал «новой публичной сферой», в рамках которой частные лица собирались вместе, чтобы публично обмениваться мнениями. Новые формы общения подрывали устои господствующего строя, люди стремились доказать, что свободный обмен идеями необходим для умственного и социального прогресса. Главным центром дискуссий для высших слоев общества стали аристократические салоны, читательские клубы и масонские ложи. В свою очередь, кафе и таверны превратились в арену для плебейского политического дискурса, однако отсутствие стабильного способа сообщения между двумя этими сферами препятствовало формированию однородного общественного мнения[119]119
  Подробнее об этом см.: Farge A. Dire et mal dire. L’opinion publique au XVIII-e siècle. L’opinion publique au XVIII-e siècle. P., 1992.


[Закрыть]. Начиная с 1789 г., когда появился механизм сообщения между двумя центрами политических дискуссий, элитарным и народным, которые существовали при Старом порядке раздельно, «общественное мнение» начинает приобретать однородный характер и становится подлинной «трибуной разума» для всего общества[120]120
  См.: Тартароло Э. Указ. соч. С. 292, 293.


[Закрыть].

Общественное мнение эволюционировало вместе с политической системой. Многие современники осознавали, что не все граждане способны вершить суд и содействовать формированию просвещенного общественного мнения. Например, Р. Шартье считает, что, «когда мнение, становясь общественным, перестает быть пассивным… превращается в могущественную силу, оно утрачивает всеобщий характер и фактически в его формировании перестают участвовать люди, недостаточно сведущие, чтобы выносить приговоры, а таких людей необычайно много»[121]121
  Шартье Р. Культурные истоки Французской революции. М., 2001. С. 43, 45.


[Закрыть]. В этой связи обратим внимание на выводы известного историка П. Генифе, который отмечает, что и «в самые мрачные дни 1793–1794 гг. продолжал существовать своего рода остов общественного мнения, оказывающий влияние на решения и поступки правителей», однако, хотя «это мнение находило отклик в окружении главных лидеров, провинция не участвовала в этом представлении. Общественное мнение существовало только в Париже»[122]122
  Цит. по: Генифе П. Политика революционного террора: 1789–1794. М., 2003. С. 159.


[Закрыть].

В современной науке существует множество различных определений термина «общественное мнение». «Общественное мнение – один из способов существования и проявления массового сознания, в котором выражается реальное отношение большинства народа или социальной группы к фактам, событиям, явлениям и процессам действительности, затрагивающим их потребности и интересы. Формирование и развитие общественного мнения происходит как целенаправленно – в результате воздействия политических организаций и социальных институтов на сознание общества, так и стихийно – под влиянием жизненных обстоятельств, социального опыта и традиций. Общественное мнение – не механическая сумма отдельных мнений, а результат их взаимообмена, обогащения, взаимопроникновения, своего рода концентрированное выражение коллективного разума»[123]123
  Философский словарь / Под ред. И. Т. Фролова. М., 1991. С. 310 (Общественное мнение).


[Закрыть]. Исходя из данного определения, необходимо добавить, что общественное мнение представляет собой важный фактор воздействия на идейную среду, на идеологический климат и на политическую жизнь страны. Общественное мнение – это не просто «состояние умов», «коллективность чувств», но и один из важных механизмов социального взаимодействия людей. Общественное мнение вырабатывает коллективные представления и суждения об общих делах, событиях, явлениях, устанавливает нормы поведения, в значительной мере определяет практические пути решения значимых для общества проблем[124]124
  См.: Энциклопедический социологический словарь / Общая ред. Осипова Г. В. М., 1995. С. 411–412.


[Закрыть].

* * *

Настоящая работа основана на широком круге источников, преимущественно опубликованных (публицистики, мемуаров, речей и выступлений политических деятелей), но также с привлечением и некоторых материалов из фондов архивов[125]125
  РГАСПИ. Ф. 317 (М.-А. Жюльен). Оп. 1. Д. 219; АВПРИ. Ф. 44/4. Оп. 1. Сношения России с Гамбургом, ед. хран. 323 (В данном фонде сосредоточены материалы о деятельности агентов французских властей в сфере пропаганды (за период 1799–1800 гг.). Национальный Архив Франции.


[Закрыть].

Выявленные источники можно разделить на две основные категории: 1) памфлеты и другие публицистические произведения, посвященные непосредственно России, 2) политическая публицистика, в которой российская проблематика затрагивалась косвенно (например, памфлеты о Речи Посполитой и ее разделах, русско-турецкой войне, доклады о внешнеполитическом положении Франции). Исходя из этой классификации охарактеризуем основные группы источников. Пресса в данном исследовании использовалась по ряду объективных причин только для дополнения к памфлетам[126]126
  О французской периодической печати см., например: Histoire générale de la presse française / Sous la dir. Bellanger C. Vol. 1. P., 1969; Bertaud J.-P. C’était dans le Journal pendant la Révolution Française. P., 1988; Cabanis A. La presse sous le Consulat et l’Empire (1799–1814). P., 1975. Feyel G. La presse en France des origines à 1944. P., 1999; Gallois L. Histoire des journaux et des journalistes de la Révolution Française. Vol. 2. P., 1845–1846; Popkin J. D. Revolutionary news. The press in France 1789–1799. Durham; L., 1990.


[Закрыть]. Во-первых, периодическая печать, влиявшая на общественное мнение, создавалась в сжатые сроки и отражала сиюминутные колебания, мало касалась вопроса о путях цивилизации России, о ее исторической роли в системе международных отношений или же освещала эту тему в формате коротких информационных заметок. Во-вторых, газетные статьи о России – это нередко анонимные произведения или заметки, перепечатанные из газет других стран. В-третьих, жанр периодического памфлета эпохи Революции не представляет материалов для настоящего исследования, в отличие от авторских произведений. Вопросу о роли французской периодической печати в формировании образа России в рассматриваемый период посвящена отдельная коллективная монография[127]127
  Митрофанов А. А., Промыслов Н. В., Прусская Е. А. Указ. соч.


[Закрыть].

Первую группу источников составляет публицистика революционных лет, непосредственно посвященная России и русскому вопросу: произведения Малле дю Пана (1789)[128]128
  Mallet du Pan. Du péril de la balance politique de l’Europe ou Exposé des causes qui l’ont altérée dans le Nord, depuis l’avènement de Catherine II au trone de Russie. Londres, 1789.


[Закрыть], Пейсонеля (1789), Бастеро (1791)[129]129
  Basterot compte de. Considérations sur la position actuelle de la France avantages auxquelle elle pourroit prétendre en s’alliant avec la Russie et en contribuant an démembrement de l’empire Ottoman. P., 1791.


[Закрыть], Шантро (1794)[130]130
  Chantreau P.-N. Voyage philosophique, рolitique et litteraire, fait en Russie pendunt les années 1788 et 1789 / Par le citoyen Chantreau trad. du hollandais, avec une augmentation considérable. Vol. 1–2. P., 1794.


[Закрыть], Шерера (1792)[131]131
  SchererJ.-B. Anecdotes et recueil de coutumes et de traits d’histoire naturelle particuliers aux différens pеuples de la Russie / Par un voyageur qui a séjourné treize ans dans cet Empire. V. 1–6. Londres, 1792.


[Закрыть], Кастера (1797)[132]132
  Castera J. Vie de Catherine II, impératrice de Russie. Vol. 1–2. P., 1797.


[Закрыть], Тибо де Лаво (1797)[133]133
  Laveaux J.-Ch. Histoire De Pierre III, Empereur De Russie, Imprimée sur un manuscrit trouvé dans les papiers de Montmorin, ancien Ministre des affaires étrangères, et composé par un agent secret de Louis XV, à la cour de Petersbourg. P., An VII [1799]. 3 Vol.


[Закрыть], Форнеро (1799)[134]134
  Fornerod. Coup d’oeil sur l’état actuel de la Russie envisagée sous ses rapports physique, moral, économique, politique et militaire ou les Russes tels qu’ils sont. Par un ami de la Verité. Lausanne, 1799.


[Закрыть], Рюльера (1-е изд. 1797)[135]135
  Rulhière Cl.-C. de. Histoire ou anecdotes sur la révolution de Russie en l’année 1762. P.,1797.


[Закрыть], Рише-Серизи (1797)[136]136
  Richer-Serisy J. T. Lettre sur la Russie // Voyage en Norwege, en Danemarck et en Russie dans les années 1788, 1789, 1790 et 91. Par A. Swinton. P., 1797. T. 2; интерес для реконструкции образа России представляет богатая публицистика монархистов, например: L’Ombre de Catherine II aux Champs Eliysées. Au Kamschatka le 1 janvier 1797: Conférence de Catherine II avec Louis XVI, le grand Fréderic et Pierre le Grand aux Champs Eliysées. A Moscou, janvier 1797. Se trouve à P. au Bureau Général des Nouveautés.


[Закрыть]. Все эти произведения отобраны для настоящей работы по следующим принципам: а) общий жанр (политические памфлеты), б) общее время создания и публикации (1789–1799 гг.).

При выборе источников настоящего исследования за основу был принят каталог «Россики» II-й половины XVIII в. и начала XIX в., подготовленный В. А. Сомовым в 1986 г.[137]137
  Сомов В. А. Французская «Россика» эпохи Просвещения и русский читатель // Французская книга в России XVIII в. Л., 1986. С. 173–245. В 2008 г. этот список был дополнен и уточнен В. А. Сомовым, см.: Сомов В. А. Французская книга в русской цензуре конца XVIII века // Век Просвещения. Вып. 2. Кн. 1. М., 2008. С. 153–191.


[Закрыть] Однако подробное изучение каталогов Российской Государственной Библиотеки, Государственной Публичной Исторической Библиотеки, Российской Национальной Библиотеки, Института научной информации по общественным наукам РАН, а также размещенных в Интернете каталогов зарубежных библиотек, позволило дополнить и уточнить список работ о России. Например, некоторые из используемых нами работ нельзя отнести к «Россике», они посвящены международным проблемам или событиям в Польше (Карра, Пейсонель, Гарран-Кулон), хотя значительная часть этих сочинений посвящена именно России. Также во всеохватывающий каталог «Россики» В. А. Сомова по объективным причинам не были включены публицистические произведения революционеров и их современников, доклады Конвенту и Директории, а также публицистическое сочинение Малле дю Пана «Du peril de la balance politique.», тогда как для настоящего исследования они имеют важнейшее значение.

Основными критериями при выборе источников была не только дата их издания (с 1789 по 1799 г.), но и значимость этих сочинений для формирования общественного мнения. Иными словами, работы, изданные значительно позже, а также источники личного характера (независимо от даты их написания) не входили в общий круг чтения эпохи Революции, а следовательно, не могли служить инструментом для формирования общественного мнения.

Череду памфлетов революционной эпохи, посвященных России, открывает книга «Об угрозе политическому балансу Европы, или рассмотрение причин, разрушивших его на Севере со времени восшествия Екатерины II на российский престол»[138]138
  [Mallet du Pan] Du péril de la balance politique de l’Europe. 1789. Малле дю Пан, Жак (1749–1800). В канун Революции сотрудничал в «Mercure de France». В 1789 выступил сторонником реформ, что добавило к его славе публициста ореол идеолога конституционной монархии. Из эмиграции (c 1792 г.) он вел памфлетную войну против Конвента, Директории и Бонапарта. В Лондоне издавал альманах «Mercure britannique». О нем см.: Сергиенко В. Ю. Французская революция глазами конституционных монархистов (опыт эмиграции) // Французский ежегодник. 2001. М., 2001. С. 187–200; она же. Малле дю Пан и его Размышления о Французской революции // Актуальные проблемы всеобщей истории. Ростов-на-Дону, 2002. С. 138–147; она же. Конституционные монархисты-эмигранты времен Французской революции конца XVIII века // Новая и Новейшая история. 2003. № 5. С. 5974; Descostes F. La Révolution Française. Vue de l’etranger 1789–1799. Tours, 1897; Gallois L. Histoire des journaux et des journalistes de la Révolution Française. P., 1845–1846. T. 2; Histoire générale de la presse française / Sous la dir. de C. Bellanger, J. Godechot et autres. P., 1962. T. 1. Подробный анализ проивзедения: Митрофанов А. А. Образ России во французском памфлете 1789 года «Об угрозе политическому балансу Европы» // Россия и Франция XVIII–XX вв. Вып. 7. М., 2006. С. 57–76.


[Закрыть]. Сочинение это вышло анонимно, но это не повлияло на его высокую популярность. Книга не осталась незамеченной в революционной Франции, где высказывались различные предположения о личности ее создателя. Так, в 1792 г. публицист Мейе де ля Туш (1760–1826) в анонимно изданной брошюре «История мнимой революции в Польше»[139]139
  Mehée de la Touche J.-C. Histoire de la pretendue révolution de Pologne. P., 1792. Мейе де ля Туш, Жан-Клод-Ипполит (1760–1826). В юности полицейский служащий, с 1787 г. жил в Польше по заданию торгового дома К. де Бомарше, затем в России. В 1791 вновь в Польше (журналист «Gazette de Varsovie»). Резкие выступления Мейе против Конституции 3 мая стали причиной его выезда во Францию, где он успел побывать секретарем Тальена в Парижской коммуне и поработать редактором некоторых газет, а затем занимал многие должности в революционной администрации и в итоге оказался среди доверенных лиц министра полиции Фуше. О нем см.: Olivier B. Les Espions de la Révolution et de l’Empire. P., 1995; LojekJ., Moureau F. Mehée de la Touche // Dictionnaire des journalistes. Grenoble, 1983. P. 147–149; Cobban A. The Great Mystification of Méhée de la Touche // Bulletin of the Institute of Historical Research, University of London. 1968. Т. XLI. Р. 100–106.


[Закрыть] называл автором данного произведения Клода-Шарля де Пейсонеля, некогда королевского дипломата в Османской империи, а затем – сочинителя книг о торговле и дипломатии[140]140
  Пейсонель Клод-Шарль, де (1727–1790), в последние годы своей жизни сотрудничавший с Ж.-А. де Кондорсе, не раз обращался к русской теме. Ему принадлежат: Examen du livre intitulé «Considerations sur la guerre actuelle des Turcs», par m. de Volney. Par m. de Peysonnel. Amsterdam, 1788; Situation politique de la France et ses rapports actuels avec toutes les puissances de l’Europe. Adressées au rois, et à l’Assemblée nationale. Par m. de Peysonnel. 2 vls. S. l. 1789.


[Закрыть]. Мейе считал несомненным, что книги Пейсонеля выходили благодаря финансовой поддержке Оттоманской Порты, но тем не менее так писал о данном памфлете: «Я не слышал, чтобы кто-либо ответил на это сочинение, думаю, что еще не отдали должного господину де Пейсонелю: есть в его сочинениях замечания и размышления, которые следовало бы обсудить»[141]141
  [Mehée de la Touche J.-C] Histoire de la pretendue révolution de Pologne. P., 1792. P. 77.


[Закрыть].

Позднее исследователи тоже выдвигали разные версии авторства указанного памфлета. Библиограф А.-А. Барбье идентифицировал его как сочинение известного парижского журналиста швейцарского происхождения Жака Малле дю Пана (1749–1800), работавшего сначала во Франции, а потом в эмиграции с 1792 г.[142]142
  См. работы Заиченко О. В., где отмечено большое влияние сочинения Малле дю Пана на развитие общественной мысли в Германии конца XVIII – начала XIX в.: Заиченко О. В. Образ России в немецкой публицистике в первое двадцатилетие после Французской революции: (публикация источников). М., 2018; она же. В. Проекция разочарований и надежд: «Русский вопрос» в контексте немецкого внешнеполитического дискурса первой трети XIX века: эссе по исторической имагологии. М., 2018.


[Закрыть], но упоминал и о существовании английского перевода текста, опубликованного в 1791 г.[143]143
  Barbier A.-A. Dictionnaire des ouvrages anonymes. P., 1964. T. 3. P. 251. Точку зрения Барбье поддерживал и Ж.-М. Керар (QuérardJ.-M. La France littéraire ou dictionnaire bibliographique. Reprint. P., 1964. T. 5. P. 473–474), хотя в отдельной статье на имя Пейсонеля и он упоминает это произведение: Quérard J.-M. Op. cit. T. 7. P. 111. Тем не менее в крупнейших библиотеках мира сложилась традиция: относить данное сочинение одновременно к творчеству Малле дю Пана и Пейсонеля. В Библиотеке Конгресса США издания на французском и шведском языке отнесены к Малле дю Пану, а перевод на английский язык – Пейсонелю The National Union Catalogue. Pre – 1956. Imprints. Vol. 357. Mansell, 1974. P. 504; Ibid. Vol. 454. Mansell, 1976. P. 119. В каталоге Национальной Библиотеки Франции сочинение однозначно приписывается Малле дю Пану: Catalogue général des livres imprimés de la Bibliotheque Nationale. Auteurs. P., 1930. T. 104. P. 707. В каталоге Британской библиотеки данное сочинение можно обнаружить одновременно и на имя Пейсонеля, и на имя Малле дю Пана (The Britich Library General Catalogue of Printed Books to 1975. L.; Munchen; N. Y.; P., 1983. T. 209. P. 113. T. 256. P. 470). И в каталоге Российской Национальной Библиотеки все издания сочинения «Об угрозе политическому балансу.» относятся к творчеству Густава III с пометкой: «Малле дю Пан, псевдоним Густава III».


[Закрыть] Ш. Корбе полагал, что автором брошюры мог быть не только Малле дю Пан, но и уже упоминавшийся Пейсонель[144]144
  Corbet Ch. Op. cit. Р. 25.


[Закрыть]. Русский историк В. А. Бильбасов полагал, что автором брошюры был сам шведский король Густав III. Бильбасов отмечал, что «брошюра издана в самый разгар русско-шведской войны, до заключения Верельского мира, подписанного 3 августа, до слухов о вступлении английского флота в Балтийское море и прусских войск в Курляндию, вероятно, в первые месяцы 1790 г. Брошюра должна была обратить внимание Европы, преимущественно же Пруссии, на опасность от усиления России»[145]145
  См.: Бильбасов В. А. История Екатерины II. Т. 12. Ч. 1. Берлин, 1896. С. 410.


[Закрыть]. Возможно, решающую роль в установлении авторства сыграло известное произведение Шарля Лезюра «О росте русской державы со времени ее возникновения до начала XIX века». Автор начинал свою книгу с цитаты из памфлета «Об угрозе политическому балансу.», где прямо заявлял, что создателем памфлета был Малле дю Пан[146]146
  См.: Lesur Ch. Des progrès de la puissance Russe, depuis son origine jusqu’au commencement du XIX-e siècle. P., 1812. P. V.


[Закрыть].

Интересной представляется точка зрения шведского историка С. Боберга, который утверждал, что данное сочинение было написано именно Малле дю Паном по заказу шведского короля[147]147
  Об обстоятельствах создания сочинения см.: Boberg S. Kunglig krigs-propaganda. Goteborg, 1967. (Резюме на франц. языке.)


[Закрыть]. Широкая популярность в Европе книги Вольнея «О войне с турками»[148]148
  Volney C.-F. Considérations sur la guerre actuelle des Turcs. Londres, 1788.


[Закрыть], автор которой был настроен благожелательно по отношению к России, подтолкнула шведского монарха в условиях начавшейся войны с Россией к созданию в некотором роде ее опровержения. Посол Швеции при дворе французского короля, получивший задание выполнить это поручение, сначала хотел обратиться с предложением написать такую книгу к маркизу Мирабо, но вскоре передумал, так как не был уверен в том, что автор сохранит в тайне свою причастность к созданию произведения. Если бы стало известно имя заказчика произведения – шведского короля, то ценность произведения резко снизилась бы. Известно, что уже в сентябре 1789 г. готовая работа была представлена Густаву и ее автор получил гонорар из казны в 3000 ливров[149]149
  Об этом свидетельствует переписка Сталя фон Гольштейна с Густавом III (письмо к королю 17.09.1789) см.: BobergS. Kunglig krigspropaganda. Goteborg, 1967. Р. 66–67 (на шведском языке, резюме на французском языке).


[Закрыть]. Произведение также переиздавалось на английском, немецком, польском и шведском языках[150]150
  Du péril de la balance politique de l’Europe ou Exposé des causes qui l’ont altérée dans le Nord, depuis l’avènement de Catherine II au trone de Russie. Stockholm, 1790; O niebespieczenstwie wagi polityczney, albo wyklad przyczyn, ktore zepaule rownowaznosena Polnocy, od wstapienia na tron rossyiski Katarziny II. Warsawa, 1790; The danger of the political balance of Europe. Tr. from the French of the king of Sweden, by the Rt. Hom. Lord Mountmorres. Dublin, 1790; Om farau for den politiska jamvigten uti Europa eller, Afhandling om de orsaner som rubbat den samma uti norden, alt sedan Catharina II s upstigande pa ryska thronen. Stockholm, 1790.


[Закрыть]. В Архиве министерства иностранных дел Франции нами обнаружен и 46-страничный черновой оригинал данного памфлета на французском языке с редакторскими и авторскими пометами, датированными 1788–1789 гг., и информацией о выплаченном гонораре автору в рамзере 2500 ливров. В единственном рабочем каталоге сочинений о России в данном архиве (автор Б. Спиридонакис) сочинение указано с именем автора – Жака Малле дю Пана. Из чего следует, что в 1788 г. заказчиком данного произведения выступало именно дипломатическое ведомство Людовика XVI[151]151
  Archives du Ministère des Affaires Étrangères. Mémoires et documents, Russie. (MD). Vol. 35. Mémoires et documents divers sur la période de 1778 à 1885. F. 4-26. См. также: Митрофанов А. А. Образ России во французском памфлете 1789 года «Об угрозе политическому балансу Европы» // Россия и Франция XVIII–XX вв. М., 2006. Вып. 7. С. 57–76.


[Закрыть].

Одновременно с книгой Малле дю Пана выходит и второе политическое произведение, где вопрос о России и ее отношениях с Францией стоял на одном из первых мест. Речь идет о сочинении де Пейсонеля, бывшего консула в Смирне и активного участника событий 1789 г. «Политическое положение Франции и ее нынешние отношения со всеми державами Европы», которое он адресовал королю и Национальному собранию. Пейсонель был также известен своими работами о черноморской торговле[152]152
  Peysonnel C. de. Situation politique de la France et ses rapports actuels avec toutes les puissances de l’Europe. P., 1789.


[Закрыть]. Анализируемое в настоящем исследовании сочинение Пейсонеля, в отличие от работы Малле дю Пана, уже является непосредственной реакцией на революционные события 1789 г., в ней автор излагал свое видение Российской империи на фоне международных отношений в период между 1756 и 1789 г.

Значительную популярность в годы Революции имело и сочинение, принадлежавшее перу Жана-Бенуа Шерера (1741–1824) «Интересные и секретные анекдоты русского двора» (другое название «Анекдоты и сборник обычаев и особенностей по части естественной истории, свойственных разным народам России, сочинение путешественника, прожившего в этом государстве 13 лет»[153]153
  Scherer J.-B. Anecdotes et recueil de coutumes et de traits d’histoire naturelle particuliers aux différens peuples de la Russie, par un voyageur qui a séjourné treize ans dans cet empire. 6 vol. Londres, 1792. Существуют два издания этой, книги, которые отличаются только названием на титульном листе. См.: Сомов В. А. Французская книга в русской цензуре конца XVIII века (приложение) // Век Просвещения. Вып. 2. Кн. 1. С. 160, 189–190.


[Закрыть], далее – «Анекдоты»). Читатель едва ли мог почерпнуть из «Анекдотов» Шерера сколько-нибудь достоверные сведения о допетровской России и найти там что-либо, кроме весьма предвзятых суждений о России времен Екатерины II и коротких рассказов о Петре Великом. Книга не отличалась каким-либо революционным пафосом: для критики русского «просвещенного деспотизма» Шерер использовал политические концепции «классического» Просвещения.

Шерер, сын страсбургского профессора иностранных языков, долгое время жил в России, состоял консулом при юстиц-коллегии и покинул пределы империи в 1774 г., пережив эпидемию чумы в Москве и восстание Пугачева[154]154
  См.: Бильбасов В. А. История Екатерины II. Берлин, 1896. Т. 12. Ч. 1. С. 465; Scherer J.-B. Anecdotes intéresantes et secrètes de la cour de Russie. Londres; P., 1792. Vol. 2. P. 27; Vol. 3. P. 190.


[Закрыть]. Опираясь на источники, которые он редко называл, Шерер сообщал не только о «великих событиях и кровавых катастрофах», но также о торговле, об истории Запорожского казачества и о многом другом. Перу Шерера принадлежат также интересные сочинения о казаках Украины и о торговле в России, изданные в 1788–1792 гг.[155]155
  Scherer J.-B. Annales de la Petite – Russie ou Histoire des Cosaques – Zaporogues et des Cosaques de l’Ukraine ou la Petite-Russie. P., 1788; Histoire raisonnée du commerce de la Russie. P., 1788.


[Закрыть] Однако современники, посещавшие Россию, отзывались о книге Шерера критически. А.-Т. Фортиа де Пиль писал: «Автор уверяет, что пробыл тринадцать лет в России, а, читая эти анекдоты, кажется, что он не пробыл там и тринадцати дней»[156]156
  Fortia de Piles A. Voyage de deux Français en Allemagne, Danemark, Suède, Russie et Pologne fait en 1790–1792 et publiée en 1796. P., 1796. Т. 3. Р. VIII.


[Закрыть].

Тем не менее «Анекдоты» Шерера привлекли к себе внимание и заставили публику гадать об их авторстве. Так, например, «Литературная корреспонденция» Мейстера среди прочих книжных новинок отметила и эту книгу: «Нам не удалось еще открыть, кто является автором этого многотомного сборника, но кажется по многим чертам сочинения, что этот человек очень предан памяти Петра III. Эта книга, что попала к нам из Лозанны, представляет собой бесформенную компиляцию без последовательности, плана и метода, повествование внезапно переходит от одного царствования к другому… но в нем имеется немало фактов и много курьезных подробностей»[157]157
  Correspondance littéraire, philosophique et critique par Grimm, Diderot, Reynal, Meyster etc. Revue sur les textes originaux… / Par M. Tourneux. P., 18771882. T. 14. P. 202–203.


[Закрыть]. Автор рецензии на книгу «Анекдотов» Шерера в газете «Moniteur» остался не слишком доволен отношением сочинителя к главной, по его мнению, героине повествования – императрице Екатерине II: «Огорчает, что автор не вдается в подробности о нынешней императрице. Судя по добрым словам, сказанным во многих отрывках [книги] о несчастном Петре III, о котором так много уже написано плохого и о котором говорили бы иначе, если бы он сделал с супругой то, что она сделала с ним, кажется, тогда портрет Екатерины II не был бы столь льстивым и не был бы так приукрашен рассказ автора о ее восшествии на трон. Но, если автор имел возможность говорить, он, вероятно, также имел и поводы для умолчания»[158]158
  Moniteur Universel. 1791. 28 mai. № 149.


[Закрыть]. Трудно не согласиться с обвинениями в адрес Шерера в том, что он льстил Екатерине. Этим его сочинение отличалось от большинства политических памфлетов того времени: в нем не было действительно «секретных» анекдотов, а часть, посвященная перевороту 1762 г., осталась и вовсе ненапечатанной [159]159
  В. А. Бильбасов полагал, что Шерер не был в России в 1762 г. и поэтому не описывал обстоятельств переворота и прихода к власти Екатерины II. См.: Бильбасов В. А. История Екатерины II. Т. 12. Ч. 1. Берлин, 1896. С. 465. По мнению В. А. Сомова, эта глава была написана Шерером, но осталась ненапечатанной и хранилась в виде рукописи долгие годы. См.: Сомов В. А. Екатерина Великая во французской «Россике» конца XVIII века // Екатерина Великая: Эпоха российской истории. Тезисы докладов. СПб., 1996.


[Закрыть].