Текст книги "Святой великомученик и целитель Пантелеимон"

Часть II
Посмертные чудеса великомученика Пантелеимона

Прославляющыя Мя прославлю, – изрек дивный во святых Своих Бог (1 Цар. 2: 30). И святой великомученик Пантелеимон, словом и делом прославивший Господа при жизни, сугубо прославлен и прославляется Им на небе и на земле! Ущедрив святого страстотерпца при жизни благодатию неизреченных чудес, всесильный Бог не оставляет прославлять святого великомученика и по смерти, даруя ему силу чудотворения в исцелении различных болезней и скорой помощи всем, которые, в трудных обстоятельствах жизни, прибегают к нему с верою и благоговейным усердием. К сожалению, чудеса эти в свое время не были никем записываемы, и потому у восточных христиан остались о них одни лишь слабые предания. Даже и в Русской обители, устроенной издревле во имя святого Пантелеимона на Святой Афонской Горе, не было прежде делаемо записи чудес великого заступника обители, всегда обильно изливаемых им на людей, просивших его святой помощи. Братия обители о некоторых чудесах сохраняли лишь благоговейные воспоминания и, во взаимное назидание и утешение, передавали о них друг другу устно, не считая нужным это записывать, так что одни только хрисовулы, или дарственные грамоты, от разных царей и владетельных князей, сохранили достаточное свидетельство о том, что чудеса от святого великомученика и целителя Пантелеимона всегда струились неистощимым потоком.

* * *

Хрисовулом от июля 1744 года, воевода[1]1
  Воевода – господарь, владетельный князь.


[Закрыть] молдавский, Иоанн Иоаннович Николаи, свидетельствовал, что в этом году в Яссах[2]2
  Тогдашняя столица Молдавии.


[Закрыть] свирепствовала страшная чума и народ падал под этим бичом кары небесной, как колосья под серпом жнеца. Когда же туда принесена была честная глава святого великомученика Пантелеимона и было совершено на площади молебствие с освящением воды, то чудеса пролились бесчисленные (так выражено в хрисовуле); чума прекратилась, и сам господарь получил исцеление. В память этого события и как бы в знак благоговейной благодарности за милость небесного врача воевода даровал сию грамоту, вместе с милостынею, монастырю святого Пантелеимона на Афоне.

* * *

Чрез несколько лет после этого, в 1750 году, глава святого великомученика снова, по просьбе жителей, была принесена в Молдавию, и снова там, по вере благочестивых христиан, совершились от святого целебника многочисленные чудеса. Об этом свидетельствовал хрисовулом господарь Иоанн Константинов. Не перечисляя чудес, он подтверждает только, что и над собою узрел чудо угодника Божия и что во всем его княжестве чудеса от святого Пантелеимона струились источником.

* * *

Слава о чудесах святого страстотерпца разнеслась по всем местам княжества Молдо-Валахского; во всех уголках его знали о них и с благоговением передавали друг другу. Но усердие тамошних христиан к святому угоднику не ограничилось этим. Они вскоре возжаждали опять увидеть и облобызать святую и честную главу, точащую благодать исцелений, и она, по просьбе их, в 1754 году снова была принесена в Молдо-Валахию. Там святой страстотерпец Пантелеимон снова, по данной ему от Господа благодати, совершил множество чудес и прославил себя среди православных, с таким усердием и верою искавших его благодатной помощи и заступления.

Свидетельствуя о бесчисленных чудесах, совершенных в то время святым великомучеником, господарь Иоанн Григорьевич Гика, хрисовулом от 1754 года, в знак своей и своих подданных признательности святому страстотерпцу, даровал монастырю, во имя его воз двигнутому на Афоне, право на получение ежегодной пенсии из государственной казны.

После этих удостоверений о чудесах угодника Божия, совершившихся в давнее время, мы приведем теперь и свидетельства более поздние, и их, по скудности наших сил и по богатству благодати святого многоцелебника, как некие крохи от изобильной трапезы царской, предложим христианскому вниманию боголюбивых читателей, с искренним желанием, чтобы и на них излилась благодать милостивого целебника, подобно как она изливалась на других, прибегавших к нему с усердием, дабы совокупно с ними прославить имя благого Бога, творящего преславная и дивная чрез Своего угодника, великого страстотерпца Пантелеимона.

* * *

Вследствие перехода в 1735 году древней Русской на Афоне обители во власть греков, она лишилась постоянной помощи от России и, сколько чрез это, столько или еще более от своевольной жизни своих обитателей[3]3
  В то время монастырь не был общежительным.


[Закрыть], начала быстро склоняться к упадку, так что Протат[4]4
  Афонский синод, или кинот.


[Закрыть] обратился к Патриарху Константинопольскому Каллинику с просьбой о совершенном закрытии монастыря и о продаже его угодий. Но всеустрояющий Промысл Господа, по молитвам святого угодника Своего, благоволил устроить дело иначе; представление Протата послужило лишь к тому, что Патриарх обратил особое внимание на причины упадка столь древней и славной обители россов. И по воле Патриарха и по благому смотрению всеуправляющего Промысла Божия, решено было восстановить монастырь святого Пантелеимона новым сооружением при море и учредить в нем общежитие. Для осуществления этой благой мысли Патриарха был вызван в Константинополь известный по строгости своей жизни старец Ксенофского скита Савва, которому Патриарх объявил свою волю и обещал полное содействие и помощь для восстановления обители. Старец Савва провел четыре года в Константинополе для сбора милостынных подаяний, но сбор его все-таки был весьма недостаточным для того, чтобы можно было приступить с ним к построению нового монастыря. И хотя у старца оставалась еще надежда пополнить этот сбор обещанною помощью от Патриарха, но в этом, вследствие начинавшейся тогда войны турок с Россией, ему решительно было отказано.

Получив такой отказ Великой Церкви и не имея уже никаких видов на стороннюю помощь, старец предался глубокой скорби и не знал, что предпринять. Тогда сам святой страстотерпец Пантелеимон принял участие в деле этого построения и явил чудодейственную помощь новому игумену Русика – Савве – к возобновлению его монастыря.

Незадолго пред тем заболел великий драгоман[5]5
  Переводчик. Один из придворных чиновников в Оттоманской Порте.


[Закрыть] Порты князь Скарлат Каллимах; болезнь его усилилась и, несмотря на все медицинские пособия, нисколько не уменьшалась, но возрастала более и более и, наконец, признана была докторами за неизлечимую. Больной находился уже при последних минутах жизни… В эти-то скорбные для семейства и всех знавших князя дни, убедившись в недейственности земных лекарств и зная от врачей о неизбежной кончине князя, стали просить старца помолиться святому целителю Пантелеимону за угасающую жизнь дорогого им больного. Маститый старец с любовью согласился исполнить их желание, но при этом требовал и от них горячей молитвы к святому страстотерпцу. Все выразили искреннее согласие на это требование и свою веру в чудодейственную силу святого Пантелеимона, причем и сам болящий князь объявил торжественно, что если только святой великомученик исцелит его от смертоносного недуга, то он даст обет быть ктитором (строителем) возникающей во имя сего угодника Божия обители на Афоне. Тогда старец приступил к совершению молебствия святому Пантелеимону с водоосвящением… И пламенна была молитва всех присутствующих к великому угоднику!

По окончании молебна игумен Савва окропил болящего святою водою и, вместо врачевства, дал ему выпить отвар афонских трав с тою святою водою. На другой день князь Скарлат был уже совершенно здоров.

Получив столь знаменательное исцеление, князь свято исполнил свой обет и при деятельном попечении об yстройстве обители сделал для нее весьма много, в особенности, когда, отслужив положенные законом лета в должности драгомана, он вступил, по воле драгана, на престол Молдавии. Воздвигнутый его пособием при море монастырь, в малом, конечно, объеме, цел и красуется теперь на юго-западном склоне Святой этой Горы, лучи распространяя; он был приведен впоследствии в подобающее ему благолепие щедротами благотворительной России.

Кроме этого дивного исцеления князя Каллимаха пребывание старца Саввы в Константинополе ознаменовано было еще и другими многими чудесами от святого страстотерпца Пантелеимона. Слава об этих чудесах угодника Божия распространилась далеко на восток и, по возвращении старца на Афон, заставила многих снова обратиться с просьбой к нему привезти в Царьград святые мощи великомученика. Игумен Савва, уважая искреннее усердие христиан константинопольских, привез туда с Афона святую главу угодника Божия; служил, по желанию усердствующих, молебны с водоосвящением, окроплял святой водою молившихся и искавших какой-либо помощи у святого, давал пить им эту воду, и чудеса от святых мощей многоцелебника умножались с каждым днем, так что у старца, наконец, недостало сил исполнять требования всех тех, кои желали принять в свои дома святые мощи великого угодника. Но Христов страстотерпец, как безмездный врач, обильно награждал усердствующих – и тех, которые молились, и тех, кои желали только молиться при его святых мощах, помогая каждому в его нуждах. Чудодейственною его силою больные, одержимые разного рода недугами, исцелялись, слепые прозревали, прокаженные очищались, бесы изгонялись. Слава о таковых чудесах все более и более распространялась в народе, и игумену монастыря Русика, Савве, начала даже угрожать опасность лишиться жизни от врагов веры христианской – магометан, которые не могли сносить сего торжества Православия, как явного обличения их зловерия. Но заступлением святого покровителя и чудотворца Пантелеимона маститый старец был сохранен от их злобной мстительности.

* * *

В это же время у главного султанского врача-католика была одержима жестоким беснованием единственная дочь его; а известно, что врачебная наука не имеет средств для лечения больных такого рода. Врач находился в тяжком прискорбии и говорил, что не пожалел бы ничего для излечения своей дочери; но, при всем том, не находил никого, кто смог бы помочь ей. С прибытием старца Саввы в Константинополь, когда уже слава о чудесах и исцелениях от святого великомученика Пантелеимона распространилась между многими в Константинополе, отец бесноватой тоже услыхал об этой благодатной силе, источающейся от святой главы великомученика, и, несмотря на то, что не принадлежал к Православной Церкви, решился призвать в свой дом игумена Савву со святыми мощами. Старец не отказался; отслужив у больной молебен, он позволил ей (прикованной цепями к стене) приложиться к святым мощам и, по убедительной просьбе отца, остался в этом доме на всю ночь, чтобы усугубить молитвы к святому целителю; святые же мощи, возложив с ковчегом на большое блюдо, поставил в комнате, где больная была прикована.

На другой день, когда игумен и родные больной пришли в эту комнату, то, к удивлению всех и к славе святого великомученика Пантелеимона, узрели дивное чудо: блюдо, на котором лежала святая глава угодника, было полно мира, истекшего от святых мощей, и бесновавшаяся была уже совершенно здоровою. Прославив вместе с семьею врача Милосердого Бога и святого страстотерпца Пантелеимона, старец Савва в то же время был утешен присоединением всего этого католического семейства к Православной Церкви; истекшее же миро оставил исцеленной девице, так как ради нее и в ее комнате благоволил угодник Божий источить его.

* * *

При жизни того же игумена Саввы в монастыре Русском находился один наемный врач, намеревавшийся здесь остаться навсегда и послужить Господу в монашеском, ангельском, образе; но, прожив немного, он подвергся обычному в монашестве искушению, которым испытывается произволение человека и познается твердость его намерения и истинность любви к Господу. Спадший с неба денница, желая отклонить врача от избранного пути, стал внушать ему, что он и в миру может угодить Богу и там может совершать добрые дела, а между тем жить в довольстве, не терпя тех лишений, которые неизбежны в монашеской жизни. Искушаемому и еще неопытному в различении козней диавольских нетрудно было увлечься такими внушениями вселукавого, всегда прикрывающего свое коварство какими-либо благовидными предлогами; нетрудно потому особенно, что врач, кроме основательного знания своей науки, обещавшего ему безбедную жизнь в городе, имел еще у себя значительную сумму наличных денег. Признав намерение свое вступить в монашество неосновательным, он решился устроить (как это бывает с искушаемыми) жизнь свою в миру так, чтобы и Богу угождать, и себя не стеснять. Такое уклонение он считал непогрешимым, а потому объявил игумену о перемене своего намерения и на следующее утро полагал даже окончательно оставить монастырь. Но, видно, светлые эти (по его мнению) рассуждения не были угодны Богу, всегда пекущемуся о нашем спасении любоблагоутробно и милосердно. Братия обители, узнав об отъезде доброго врача, пришли утром проститься с ним и проводить его; но, к ужасу своему, нашли его до того обезображенным, что он не имел и вида человеческого: голова и все тело его до того опухли, что больно было смотреть на несчастного! Волосы с головы и длинной бороды его отпали, неестественная опухоль всего тела сделалась так велика, что трудно было пронести его в дверь. Он нисколько не был и похож на человека, и только по голосу, едва слышному, могли узнать в нем несчастного врача, только вчера виденного ими в полном здоровье.

С искренним раскаянием в своем заблуждении он чуть слышным голосом просил пришедших, чтобы взяли деньги его и имущество и отнесли к игумену, а вместе попросили бы его немедленно прийти к нему для прочтения разрешительной молитвы, ибо он чувствовал себя на краю жизни.

Игумен, услышав о случившемся, не замедлил явиться к заболевшему; принес с собой и святую главу великомученика Пантелеимона. Совершив молебствие с водосвятием, он окропил страждущего святой водою и осенил его святыми мощами, и, когда потом умирающий с сокрушенным духом стал испрашивать у игумена и братии прощение в недавнем своем заблуждении, то, к величайшему удивлению всех, опухоль тут же стала опадать и быстро уничтожилась. Врач выздоровел и, возблагодарив из глубины признательного сердца своего целителя, объявил о решительном уже своем намерении навсегда остаться в обители свято го Пантелеимона; с тем вместе начал просить и убедил игумена немедленно совершить над ним святое пострижение. С именем схимонаха Филофея врач этот переселился из временной жизни в вечную, прожив по исцелении своем в обители пять лет.

* * *

В то же время, при игумене Савве, в числе братий обители нашей находился один монах, по имени Азарий. При всей своей внешней деятельности и усердии, он был непостоянен в решимости служить Господу в иноческом образе и потому очень часто подвергался искушениям от диавола, силившегося отклонить его от преднамеренной цели и возвратить в мир, к прежней его семейной привольной жизни. В самом начале поступления Азарий исполнял весьма рачительно возложенное на него послушание – варил пищу рабочим, и притом столь успешно, что заменял собою троих. Но исконный враг человека, рыкающий яко лев, иский кого поглотити, заметив эту ревность и заботливость о спасении в иноке, стал сильнее нападать на него и увлекать его помыслами снова возвратиться в мир, под предлогом воспитания трех оставленных им чужих детей. Борьба эта продолжалась в Азарии много лет, и даже тогда, как эти дети не имели уже в попечителе никакой настоятельной надобности, ни вещественной, ни духовной. И вот он, несмотря на увещания попечительного игумена и духовника, решился оставить обитель и отправился из нее с сокровенно питаемыми в сердце преступными целями, прикрывая их благовидным предлогом. Но лишь только он вышел из ворот, как увидел, что вместо моря, над которым стоит монастырь, расстилается обширное поле. Это чрезвычайно удивило его. И когда он стал осматриваться и размышлять, что бы это значило, то вдруг увидел едущих к нему с полуострова Сики (более чем в 30 километрах от Афона. – Ред.) трех всадников-арабов, которые стремительно неслись к монастырю и мгновенно подъехали к нему. Такая нечаянность поразила Азария; но в то же время он увидел, что из святых ворот обители вышел молодой человек, лет восемнадцати, с прутиком в руке: он шел прямо к всадникам и, как имеющий власть (подобно хозяину, поступающему с нападающими ворами), начал наносить им удары прутиком, говоря: «Что вам нужно, сыны погибели? Мало вам геенны, в которую сами осуждены, хотите еще увлечь и из моей ограды овцу – мое приобретение… Нет вам части здесь, удалитесь отсюда!» И при этих словах арабы, под ударами юноши, исчезли.

Нетрудно понять, кто были арабы и кто прогнавший их юноша. Демоны считали Азария уже явной своей добычей и, конечно, сделали бы то, что устрояли в своей адской злобе, которая только и ищет погибели всякого, но Всемилостивый по имени, будучи милостив к требующим у него помощи в вещественных нуждах и болезнях телесных, тем более милостив к страждущим душевно. Видел угодник Божий Пантелеимон решительное намерение монаха оставить обитель; больно ему было уступить свое, как он выразился, приобретение во власть демону, и потому он не замедлил явиться в решительную для старца минуту, чтобы поразить явившихся бесов. Затем святой Пантелеимон обратился к Азарию и со скорбью попечительного отца сказал ему: «А ты, гнилой старче, что не даешь мне покоя, постоянно тревожишь меня?» И, как в наказание, ударил его по правому боку тем же самым прутиком, которым отогнал от него бесов, отчего в то же мгновение вся правая сторона тела виновного усохла до руки. После этого Азарий едва мог двигаться, и то с помощью костылей; а когда садился или ложился, то уже не мог вставать без помощи других. Это чудодейственное, милостивое вразумление святого Пантелеимона имело благотворное влияние на расстроенное состояние духа Азария и оставило его окончательно в обители. Впоследствии он назначен был привратником в монастыре и умер в 1836 году.

* * *

В двадцатых годах XIX столетия был на Афоне сильный пожар, угрожавший явной опасностью всей обители. Прекращение его чудодейственной помощью святого великомученика Пантелеимона было поразительно! Пожар этот произошел оттого, что в недальнем от монастыря расстоянии начали выжигать дерн (сухую траву и негодные кустарники), но неожиданно поднялся сильный ветер и разнес пламя на большое пространство; огонь охватил лес и скоро окружил обитель. Братия поспешили было принять необходимые меры, чтобы остановить разлив пожара, но он взял такую силу, что ничего уже нельзя было сделать. В это время общей тревоги один из иеромонахов, по имени Кирилл, пришел в церковь, упал пред иконой святого Пантелеимона и со слезами начал молиться великомученику о сохранении обители от огня и об утушении пожара. И – о как скор всемилостивый чудотворец ко услышанию молящихся к нему с теплою верою! – не успел еще иеромонах кончить молитвы, как внезапно показалось темное облако, быстро несшееся по горизонту к свирепствовавшему пламени; будто из ведра полился дождь и продолжался более часа. Пожар прекратился; настала прежняя тишина и порядок, и все, не только монахи и бывшие при этом христиане, но и турки, случившиеся здесь в числе десяти человек, были глубоко поражены этим великим чудом, совершившимся пред их глазами.

* * *

Страшная эпидемия 1830-х годов опустошительно действовала во всей Молдавии и преимущественно в главном ее городе – Яссах. Не было никаких средств избавиться от этого бедствия и остановить поток разлившейся смертности. Тогда благочестивые жители Ясс, вспомнив о бесчисленных, бывших в пределах их, чудесах святого великомученика Пантелеимона, поспешили и в эту годину общего бедствия обратиться снова к нему с молитвой, и по усиленной их просьбе святая глава целителя была привезена из нашей обители в Яссы. Жители этой столицы, собравшись все, от мала до велика, просили совершить на площади, пред мощами святого Пантелеимона, молебствие с водосвятием, приготовив для сего предварительно несколько параутов (кадушек), наполненных водой. Такое благочестивое усердие граждан не осталось без особого благомилостивого воздаяния от святого великомученика: лишь только жители разобрали, после молебна, освященную воду и разнесли ее каждый в свой дом, как холера прекратилась. Важное событие это совершилось в 1830 году при игумене Герасиме, который в то время лично был со святыми мощами в Молдавии и сам совершал водоосвящение.

* * *

В том же, 1830, году небольшое монастырское судно, под распоряжением греческого старца N., отправилось в недальнее плавание к Каламарии[6]6
  Местность близ Солуни, принадлежащая Афонским монастырям.


[Закрыть], чтобы доставить туда нужные для монастырских поделок доски. Когда судно отплыло, ветер был умеренный и попутный, но потом вдруг переменил свое направление, и в короткое время поднялась сильная буря, угрожавшая явной опасностью для плавающих, тем более что при наступившей ночи и густом тумане вид окрестных островов и берега македонского материка совершенно скрылись. Во время столь грозного бедствия старец N., не видя других средств к спасению, обратился, с находившейся на судне братией, к усердной молитве о помощи к покровителю обители святому страстотерпцу Пантелеимону, и великий угодник Божий не замедлил явить им свою обычную милость, и явил ее досточудно. Во время самой молитвы старец увидел, что на корме, вместе с лоцманом-монахом, сидит какой-то молодой человек и управляет рулем. Явившийся был в одеянии, подобном тому, какое обыкновенно братия носят во время трудов на монастырских работах.

Пораженный таким видением, старец-капитан решился лично удостовериться в действительности увиденого и узнать, кто этот внезапно явившийся между ними. Для этого он, держась за протянутую вдоль судна веревку, прошел кое-как от носа до кормы, но у руля, кроме сидевшего там старца-лоцмана, не нашел никого. Лишь только старец, которому открыто это было, рассказал рулевому о видении молодого незнакомца, как оба они увидели его стоящим вместе с другими уже на носу судна. Радостный трепет овладел ими! Тогда капитан, оставив рулевого, поспешно пошел опять к носу судна спросить у явившегося юноши: кто он и каким образом очутился с ними? Но, пришедши туда, к величайшему своему удивлению, опять не нашел его там среди братий, а, посмотрев снова на корму, увидел этого молодого человека сидящим по-прежнему подле рулевого и управляющим судном. В это время увидали явившегося и прочие братия. После этого, забывая опасность и все трудности бурного плавания, старец N. воскликнул: «Ободримся, братия! С нами святой великомученик Пантелеимон! Он сам управляет нашим судном – и мы спасены!» Тут все единодушно стали молиться и прославлять скорого своего помощника, страстотерпца Пантелеимона, явившегося к ним для спасения в самое бедственное для них время. Пока они молитвенно славили святого заступника, сила бушевавшего ветра как бы истощилась, буря утихла: повеял легкий попутный ветер, при котором братия скоро достигли места своего назначения. Там они рассказали всем бывшим о дивном своем спасении, во время явной опасности, помощью всемилостивого их попечителя и хозяина обители, святого Пантелеимона, явившегося им на судне среди открытого моря.

Тот же простодушный, исполненный евангельской любви и незлобия старец и еще однажды был спасен святым великомучеником от крушения судна на море. Это было в 1849 году. Тогда находившаяся в каюте икона святого страстотерпца оказалась мокрой: крупные капли, как бы от пота, выступали по ней и скатывались на другие, внизу утвержденные иконы, которые, в большую достоверность сего чуда, все были сухи; и в каморе не было никакой сырости; знамение это старец принял за непосредственное выражение и как бы в удостоверение того, сколько и как святой Пантелеимон трудился в спасении судна. Собравши эту священную влагу ватой, старец впоследствии раздал ее усердствующим.

Но, кроме сего, он еще дважды удостоился лицезрения святого великомученика. Первый раз – в 1836 году, когда святой Пантелеимон видимым образом провожал посланного с Карей до монастыря: в то время этот старец стоял у святых ворот монастыря и о чем-то разговаривал с привратником. Когда он увидел пришедшего письмоносца с проводником, который, как он сам слышал, отказался от предлагаемого ему отдыха и ужина, то тут же вручил пришедшему хлеб, чтобы он передал своему проводнику в благословение от святого великомученика, как это всегда делается в монастыре. Во второй раз (1863) святой постучался к старцу в дверь его кельи, по обычаю монашескому, с молитвой, и, когда он отворил, то страстотерпец Христов велел ему идти за собой (это было среди дня, когда братия отдыхали после бдения) и вывел на площадь монастырскую, сел на белого коня, объехал вокруг собора (посвященного его имени) и, обратясь к старцу, повелел ему идти и варить ужин на братию, т. к. он в это время проходил послушание магера (повара). Все время старец безмолвно следил за явившимся и смотрел на него, как на лицо обыкновенное (так покрывает благодать Божия в этих случаях), и только когда уже свя той вдруг стал невидим, он познал, что ему было явление святого великомученика – хозяина и попечителя обители. Слезы несказанной радости полились у старца, и он долго не мог утишить в себе благодатного волнения. Надо при этом заметить, что оба явления святого великомученика Пантелеимона были в важных для обители обстоятельствах и служили признаком благой перемены дел, что и совершилось вскоре в пользу обители и в утешение скорбевшего тогда братства оной.

* * *

Родная сестра логофета (канцлера, или первого секретаря) Патриарха Константинопольского была отчаянно больна, и общий голос лучших константинопольских врачей решил, что нет уже никакой надежды на ее выздоровление. В это время игумен нашей обители Герасим находился по делам монастырским в Константинополе; при нем была и часть мощей святого Пантелеимона. Логофет поспешил пригласить отца игумена, прося его отслужить молебен святому страстотерпцу, ибо он знал о многих чудесах угодника Божия, совершенных им в Константинополе. Согласно этому благоговейному желанию игумен Герасим отслужил молебен с водосвятием, окропил страдалицу и дал ей выпить святой воды; больная тот же час почувствовала облегчение и через три дня совершенно выздоровела. Событие это совершилось в 1831 году.

* * *

Один из многих исцелившихся бесноватых, купец Салоникского округа, селения Пулигиро, по чувству благодарности более тридцати лет нередко посещавший обитель, во всеуслышание рассказывал о чудесном своем исцелении от святого великомученика. Купец этот был одержим лютым бесом и страдал, как страдает большая часть этих несчастных. В 1832 году он был привезен своими ближними на Святую Гору для поклонения здешней святыне. В этом положении и для той же цели он был приведен и в наш монастырь, где, по просьбе его родных, о нем было совершено молебствие святому великомученику Пантелеимону, и бесноватый тут же получил исцеление.

Известно также, что приходившие в разное время на Афон большими партиями поклонники-болгары нередко просили служить благодарственные молебны святому великомученику Пантелеимону, причем рассказывали о совершенных над ними или их семействами чудесах, в память чего некоторые из них оставляли разные подвески к иконе страстотерпца, которые и остаются единственными указаниями проливаемых всегда чудес от целебника Пантелеимона; к сожалению, подробности сих чудес, от незаписывания их в свое время, остались неизвестными.

* * *

Один из старцев обители, по имени Иларион, воспитанный под опекою Иеру салимского Патриарха Афанасия, по смерти его, будучи уже в сане иеродиакона, поступил в митрополию Солунскую, в ведение митрополита Мелетия. Здесь у него началась чесотка, которая с течением времени развилась и превратилась в страшную болезнь рук, так что ее можно было назвать сплошною всецелой язвой. Руки его распухли, кожа на них потрескалась, из них текла кровь и сочился гной. Пренебрегши болезнью вначале, он, наконец, по развитии ее, должен был принять возможные меры, но, несмотря на все усилия врачей и различные медицинские средства, облегчения ему не было никакого.

Давно уже имея стремление к уединенной, пустынной жизни, отец Иларион решился отправиться на Святую Гору Афонскую и прибыл в нашу обитель с больными, самым жалким образом обезображенными руками. Вошедши в соборный храм, он обратился с искренней молитвой к небесному врачу Пантелеимону, и, когда стал прикладываться к святой главе его, то вдруг ощутил неизреченное благоухание от святых мощей и, вместе с этим, почувствовал облегчение своей боли. Возвратясь в келью, отец Иларион осмотрел свои руки и увидел, что опухоль на них опала и образовавшиеся по всем направлениям трещины сгладились. Вслед за этим раны в скором времени закрылись, боль стала быстро исчезать, и он выздоровел совершенно. Это было в 1832 году. Видя такое благодеяние к себе святого страстотерпца, отец

Иларион навсегда остался в нашей обители; впоследствии принял великую схиму и долгое время служил украшением нашего братства. Он почил о Господе 30 июня 1886 года.

Вскоре по вступлении отца Илариона в Русскую обитель святой великомученик Пантелеимон милостиво удостоил его во время сна своим посещением, после усиленной и продолжительной его пред тем молитвы. Христов страстотерпец раскрыл пред ним в это время полноту евангельской любви, вразумив при этом, чтобы при совершении им молений о благе ближних не примешивалось ничего человеческого, самолюбивого и страстного. Впоследствии, когда обитель испытывала значительные затруднения в средствах к содержанию и стала терпеть лишения и скудость во всем, отец Иларион так же долго и неотступно молился святому страстотерпцу Пантелеимону, прося, чтобы он не оставил обитель своею помощью. Святой страстотерпец снова явился ему в сонном видении, и, когда отец Иларион, как бы наяву, начал молить его о том же, то святой великомученик прежде дал ему наставление, касавшееся лично его, относительно строгого хранения правил общежития, а потом сказал: «А об обители я заботился, забочусь и всегда буду заботиться».

* * *

Обещание свое – иметь попечение об обители – святой великомученик подтвердил и в 1836 году, когда монастырь, по случаю от нятых у него земель и по неимению средств к содержанию братства, находился в крайнем затруднении. В то время святой угодник уже не в сонном видении, но явно удостоил провожать одного старца-монаха на расстоянии нескольких верст. Автор книги «Письма Святогорца», иеросхимонах Сергий, событие сие описывает так:

«На Карее (в двух часах ходу от обители) находится синод Святой Горы, в котором заседают доверенные лица, по одному от каждого из Афонских монастырей. Лица эти называются антипросопами и, постоянно живя в Карее, в своих монастырских подворьях, сообщают своим игуменам обо всех распоряжениях синода. В числе прочих находился там доверенный и от нашего Русика. Однажды этому доверенному нужно было ускорить с донесением в монастырь, почему он и послал туда одного старца, поручив ему свое письмо. Тихий зимний вечер уже разливался сумраком над Святой Горою. Посланный понадеялся на известность дороги и отправился вечером. Но недавний снег сбил его с дороги, и он начал плутать. Изнемогали его силы и мешалась память в отыскании дороги; вдруг его настигает юный незнакомец. После обычного обоюдного привета юноша спросил письмоносца: «Куда ты идешь, старче?» – «В Русский монастырь, – отвечал тот, – но сбился с дороги и теперь направляюсь в Ксиропотам (соседний монастырь)». – «Когда так, – продолжал незнакомец, – пойдем вместе, я в Ксиропотам же спешу, и мне дорога знакома». Старец рад был спутнику. «Не отставай же, – прибавил юноша, – и иди прямо по моим следам, а то ты можешь здесь сбиться в стремнину: дорога только что вновь проложена, трудна, да и закидана снегом!» Незнакомец быстро шел впереди; усталый старец часто отставал от него и вязнул в снегу, между тем как тот легко ступал, так легко, что даже не обозначалось на пути следов его. Это впоследствии уже поразило письмоносца. Молча они дошли до Ксиропотама. «Вот твой путь, – сказал юноша, указывая на торную дорогу в Русский монастырь. – Ступай с Богом, я тебя настигну». – «Зачем же ты сюда?» – спросил старец спутника. «Повидаться с друзьями», – отвечал тот, и, взглянув на стоящее над святыми воротами изображение сорока мучеников и на Господа, венчающего их, поклонился на лики с умилительным видом, знаменуясь крестом, и скрылся в портике.