Текст книги "Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит"

Все эти земли располагались совсем недалеко от Утены, орденские замки нависали над княжеством Довмонта, исходя постоянной угрозой. Избавиться, наконец, от них – это было бы здорово! Предложение жмудского князя пришлось как нельзя более кстати. Кунигас и не скрывал радости, приказав воинам готовиться к походу. Только предупредил военный совет, чтоб не болтали о цели набега, иначе немцы могли подготовиться.

Военный совет. Сам князь, Альгирдас, Любарт, еще трое сотников из Утены, ну и, конечно, старый воевода Сирвид – куда же в таком деле без него-то? Все согласились с князем – молчать о цели пути. Придет время – воины ее сами узнают. Не так тут и далеко.

После совета князь навестил «невестушку» и ее дружка Альгиса. Подростки уже не зыркали, словно волки, а улыбались, правда, о полном доверии речи еще не шло, но первый ледок был сломан. Пообщались неплохо – Довмонт до самой ночи травил смешные байки, так что молодежь покатывалась со смеху.

Пока князь развлекался в компании своих юных гостей, неприметный человечек в сером плаще и круглой кожаной шапке покинул замок верхом на скромной пегой лошадке. Никакого внимания стражи он не привлек – один из княжеских слуг, каких множество. Он служил и Наримонту, и до него, и вот теперь – Даумантасу. Получал за службу кров и еду, иногда перепадало и кое-что большее, но так, изредка, скромненько. Хотелось куда большего, хотелось, чего уж тут! Человек же не виноват в том, что родился не князем, а простолюдином, слугой. Что же, слуги не люди и должны вечно пресмыкаться в самой суровой бедности и грязи? Ведь всемогущие боги могут помочь и простолюдинам. Если захотят. Если хорошо попросить. Не помог великий Дьявас? Поможет Перкунас. И он не хочет? Ну, тогда Велняс-Пикуолис, могущественный бог магии и подземного мира. Правда, Пикуолис потребует особых жертв… человеческих. Но и на это все можно пойти, иначе так и проживешь всю жизнь червем, покорно исполняя указания других.

Слуга умилостивил владыку подземного царства. Просто украл ребенка, мальчика лет шести. Тоже из слуг, на реке – никто особо и не хватился, посчитали, что утонул. Мать – приземистая, похожая на кадку, крестьянка, старуха лет тридцати – погоревала немножно, да пошла следующего рожать. К младенцам и маленьким детям родители не привязывались – уж больно часто те умирали, прямо дохли, как мухи.

А мальчик тот не просто так помер, а был торжественно обезглавлен под сенью старого священного дуба! Повезло голытьбе – не успел в рост войти, как сразу к Пикуолису в гости! Вот уж поистине достойная, добрая смерть.

Человек в сером плаще спокойно миновал городскую стражу и выехал из города. Свернул на Нальшанский тракт, где погнал лошадку во весь опор. Здесь, в лесах, некого было таиться.

* * *

Мальчишку звали Болеслав, Славко. Великий нальшанский жрец Будивид купил его по случаю недели две назад у полоцких торговцев. Купил незадорого, отдал лишь две серебряные монетки. Тоненькие, размером с ноготь. Да и кто дал бы больше за десятилетнего доходягу? Кожа да кости, а на лице, под копной спутанных сивых волос сверкали одни глаза, ярко-голубые, как небо. Одни глаза, да, щек на лице мальчишки, казалось, не было вовсе, как и задорного курносого носа.

Поначалу Славко нового своего хозяина очень боялся. Еще бы – он ведь даже с виду страшенный и уж явно ничуть не добрее внутри! Черная борода, кустистые брови, горбатый, словно клюв хищной птицы, нос, а взгляд такой, что казалось, прожигал насквозь. Одет тоже странно – длинная туника до самых пят, дорогой, с золотыми бляшками, пояс, посох с навершием из рогатого черепа, а на шее – бусы из мертвых птичьих голов. Страх один, прости, господи! Да и что сказать, хозяин-то оказался язычником. Мало того – волхвом Будивидом!

Однако же ничего плохого с новым слугой ни сам волхв, ни его помощники не делали. Не били, не ругали даже. Наоборот, кормили. Не очень, правда, сытно, но изголодавшийся мальчик и простой просяной похлебке был рад. Пусть не вкусно и не очень-то сытно – зато каждый день! Не жизнь, а малина, просто праздник. Это ведь очень здорово, когда сыт.

Работой тяжелой Славку не нагружали. Так, по мелочи – сбегай, принеси, подай. Еще юный раб должен был прибираться по дому, подметать двор и ходить на торжище вместе с худущей и страшной служанкой Грабой, которую на усадьбе Будивида боялись все, исключая самого хозяина. Граба Славку невзлюбила, впрочем, она не жаловала никого. Подгоняла мальчишку пинками, щипала, шипела злобно, словно змея, и нагружала тяжелую корзину доверху всякой снедью. Славко потом эту корзину тащил, надрываясь. Служанка ругалась, обзывала бездельником да стегала прутом, словно какого-нибудь теленка. Но это только раз в неделю и было. В остальном же – очень даже хорошо, сытно!

Ночевал Славко обычно в хозяйской избе, прямо в горнице, под лавкой – на лавке ему, грязнуле, не разрешалось. Впритык к горнице, за циновкой, располагалась опочивальня жреца, так что служка всегда был под рукой: мало ли кого срочно позвать, принести. Доложить, опять же. Вот как сейчас…

Едва только расстелил Славко под лавкой старую собачью шкуру, как услыхал во дворе голоса. Потом кто-то закричал, застучали по крыльцу шаги:

– Отвори-кось! Скажи хозяину – пожаловал вестник из Утены.

Вестник… Важный, верно, гость. Если б не важный был – привратник бы хозяина будить не осмелился.

Вскочил Славко на ноги – да к опочивальне:

– Господине, там…

– Слышал. Давай отворяй!

Привратник на крыльце светил факелом, гость в горницу вошел. Лица служка не углядел – темновато, заметил только, что одет-то гость небогато: рубаха холщовая. Телогрея да серенький сиротский плащик. На голове же – шапка кожаная, круглая.

Будивид, однако же, гостю обрадовался:

– А! Заходи, заходи! Давно жду вестей… Говори же! Ну! Мальчишка? Ах, слуга… Так он плохо по-нашему понимает… да и не расскажет ничего.

Не так уж и плохо Славко понимал литовскую речь! Почитай, рядом, в Полоцке, вырос, а там литовцев полно. Вот и здесь кое-что из беседы расслышал. Специально, сноровку, не вслушивался, а так… чисто из любопытства пригрел у порога уши.

– Штеллин? Это где такой? Ага, ага… Неужто на этот раз помогут нам боги? Ну, и сами подсуетимся, ага. Вот что, друг. На рассвете скачи обратно, передашь на словах…

Дальше Славко не слышал – жрец на шепот перешел. Да и вообще – весь разговор закончился.

Привратник проводил гостя в людскую, и вроде как успокоились все до утра, до рассвета. А, как зорька забрезжила, как петухи запели, позвал Будивид слугу. Велел будить Вилкаса с Локисом – здоровенных парняг, волхвов молодших, да и самому собираться.

– Мало ли, пригодишься где…

Да уж, конечно же, как не сгодиться расторопному слуге? На то ведь его и купил хозяин.

Утро выдалось славное – светлое, теплое, радостное! В бледно-голубом небе вытянулись прозрачные серебристые облака, подсвеченные снизу солнцем, сверкающий край которого едва только показался за дальним лесом. В густой траве искрилась под ногами роса, порхали разноцветные бабочки, на ветках деревьев весело щебетали птицы. В такое утро хотелось и самому радоваться. Побежать, заорать, да, на бегу скинув одежку, сигануть с разбега в реку!

Правда, нельзя сейчас в реку, не до того. Хозяйское дело важнее. Выехали с усадьбы на четырех конях. Сам волхв, двое его помощников и этот, вчерашний. Славко бежал рядом, поднимая босыми ногами серую дорожную пыль. Долго ли, коротко ли, а парнишка отставать начал, тогда один из парняг, Вилкас, схватил его за шиворот, приподнял да усадил пред собой, на конскую холку. Теперь поехали куда быстрей, поскакали так, что только ветки перед глазами мелькали.

Ехали недолго. Свернув с широкой, накатанной возами дороги, углубились по узенькой тропинке в лес, а там и вообще привязали лошадей на полянке. Дальше пошли пешком, все больше в гору, пока не забрались на холм, оказавшись у старого дуба. Огромный был дуб, высоченный, а уж толстущий – десятеро вряд ли обхватят! Возле дуба, рядком лежали серые плоские камни, а перед ними были вкопаны деревянные резные столбы… Идолы! Поганые языческие божки! Капище…

Испугавшись, Славко хотел было украдкой перекреститься, но не успел – дюжие слуги волхва внезапно схватили его за руки, сорвали рубаху и поставили на колени прямо на один из камней. Перед глазами охолонувшего от ужаса мальчишки кривилась в злобной ухмылке деревянная рожа страшного языческого божка.

– Господи Иисусе…

Славко дернулся, да не тут-то было! Здоровущие парняги-волхвы ухватили его за плечи и держали крепко. Будивид же недобро прищурился…

– Дуй, ветер! Шумите, деревья!

Произнеся пару слов, волхв посмотрел в небо… В правой руке его вдруг что-то сверкнуло, ужалило Славко в грудь… И все. Расплылась, зашаталась, исчезла мерзкая харя божка. Померкло солнце.

– Готов, – вытащив нож из груди жертвы, Будивид вытер окровавленное лезвие об траву. – Надеюсь, Пикуолис будет доволен и поможет нам в нашем многотрудном деле.

– Теперь уж точно – поможет, – поглядев на мертвое тело, кивнул человек в сером плаще. Вчерашний гонец. Вестник. – А то ж!

Молодые кривисы, помощники жреца, сноровисто отрезали принесенному в жертву ребенку голову и вопросительно уставились на Будивида. Алая кровь падала с их рук в траву, застывая дымящейся дрожащей росою. Росою богов, росою войны, росою предательства.

– Тело оставьте волкам, а голову повесьте на ветку, – отдав распоряжения, криве посмотрел на гонца. – А тебе пора, друг. Скачи, и да пошлют нам великие боги удачу.

Глава 5

Ливонские земли – Литва

Рыцари не стали отсиживаться. Боевой отряд количеством около сотни всадников вылетел из ворот замка, едва только литовцы подожгли стога на расположенном неподалеку лугу. Пылала солома, черный дым поднялся в небо, рядом с рекой валялись два трупа. Крестьяне. Арендаторы ордена. Те, кто не успел убежать.

Заклубилась по дороге серовато-желтая пыль. Свернув к лугу, крестоносцы понеслись на литовских воинов, коих, если хорошенько глянуть, насчитывалось раза в четыре меньше. Всего-то одно «копье» под командованием молодого боярина Альгирдаса. Верхом на белом коне, в кольчужном доспехе – хауберке, в круглом сверкающем шлеме с золоченым наносником, белокурый боярин поднял трофейный арбалет, захваченный во время знаменитой битвы у озера Дурбе. Половина воинов тоже имели арбалеты. Остальные – луки.

Развевались за плечами рыцарей белые плащи с черными крестами. Сверкали на солнце глухие шлемы, грозно покачивались копья. Хрипели под всадниками злые сытые кони, покрытые белыми полотнищами с изображением крестов. Стальная армада неслась, не зная удержу. Еще немного – и проклятым язычникам не поздоровится! Недолго уже. Скоро. Совсем чуть-чуть.

Злая арбалетная стрела, просвистев в воздухе, пробила латы насквозь. Рыцарь покачнулся, повалился на полном скаку на бок. Треугольный щит его, белый, с красным ливонским мечом, полетел в траву. Тут же упал и другой рыцарь… Скачущий рядом конь вдруг грохнулся на колени, всадник кувырком вылетел из седла, отбрасывая в сторону бесполезное копье. Пешим куда удобнее биться мечом. Впрочем, не понадобился и меч – ударившись шлемом оземь, крестоносец застыл в траве ничком, в самой нелепой позе. Как видно, сломал себе шею. Ни шлем не помог, ни доспехи.

Арбалеты оказались нынче на высоте! Лучники же, увы… Их стрелы не причиняли вражеским воинам почти никакого вреда. Разве что легко вооруженным кнехтам, да и тем как попадешь.

На следующий выстрел уже не оставалось времени, а в рукопашную схватку князь приказал не вступать.

– Уходим! – закинув арбалет за спину, хрипло приказал Альгирдас.

Гулко запел рог. Литовцы повернули коней и что есть силы помчались к лесу. Дорожка была неровной, кривой, да почти в все – в гору. Рыцари быстро отстали, впрочем, не так, чтоб уж вообще не догнать. Но тем не менее…

– Может, подождем этих собак? – оглянувшись на своего командира, хохотнул рыжебородый воин в легкой кольчуге с короткими рукавами и кожаном шлеме-каске. – Еще затеряются, заплутают. Ищи их потом!

– Это их лес, Буниодис. Вперед!

– Эх, жаль, не нашлось нынче работы моей славной дубинке! – рыжебородый вздохнул и с хитрецой посмотрел на боярина. – Одно хорошо, недолго еще нам убегать.

– Да уж, – скупо улыбнулся Альгирдас. – Уже недолго осталось.

Пришпорив коней, литовцы – или литвины, как их называли в те времена – понеслись дальше. По лесной дорожке, через узкий ручей, мимо старой разрушенной мельницы. Миновав мельницу, резко повернули к реке. Спускаясь с холма, дорожка вилась вдоль дубравы, меж зарослей рябины и вербы, пробегала мимо золотистых лип, тянувших свои высокие кроны к прячущемуся за облаками солнцу.

Крестоносцы разгадали маневр! Срезали, догнали, ударив литвинов слева всей своей мощью! Тут уж ничего не оставалось больше делать, только сражаться. Сражаться и достойно погибнуть… Хотя нет. Погибнуть должны были не все! Кто же тогда заманит врагов в засаду? Ведь князь ждет. Правда, вот немцев почему-то оказалось куда больше, недели предполагали. Знать, плохо разведали. Или что-то изменилось, пошло не так, и многие рыцари вернулись в замок.

Как бы то ни было, а умереть в бою – очень даже неплохо для литвина! Славная, добрая смерть, такую бы всем. Однако…

– Ты! Ты… и ты! – разворачивая коней к бою, Альгирдас указал острием меча на троих парней. – Скроетесь вон там, в рябине. В схватку не вступать. Потом заманите рыцарей… когда они нас…

– Но…

– Никаких возражений! Делать, как я сказал. И да помогут вам боги!

– Лучше пусть боги помогут тебе.

Первая тройка рыцарей все-таки решилась на копейный удар. Правда, на узкой дорожке разбега коням не хватило, так что атака вышла вялой. Лишь один литвин захрипел, захаркал кровью. Тяжелое рыцарское копье пронзило его насквозь, вместе с кольчугой. Не помог и щит.

– Да поможет нам Перкунас! – уклонившись от удара, Альгирдас выхватил меч и, привстав в стременах, со всей яростью обрушил удар на рыцаря в глухом шлеме с позолоченным крестом.

Литвин целил в шею, однако враг уклонился, и удар пришелся по наплечной пластинке, тоже позолоченной, с хищным черным орлом, изображенным довольно искусно. Такая пластинка называлась айлетт и применялась для усиления защитных свойств кольчужного хауберка. Она и сгладила удар.

Отбросив ненужное копье, крестоносец выхватил меч. Захрипели, взвились на дыбы кони. Скрестились клинки. Звон. Искры. Удары… Альгирдас не давал врагу передышки, с остервенением наносил удары один за другим, словно молотобоец в кузнице. Враг столь же яростно отбивался, кони обоих всадников лягались, фыркали и пытались друг друга укусить.

Подставив щит под вражеский меч, боярин привстал в седле, ударил… клинки вновь скрестились, только на этот раз без всякого звона. Просто что-то противно хрустнуло, сломалось. И обломок литовского меча упал в дорожную пыль.

Немец уже торжествовал, однако Альгирдас проворно схватил болтавшийся у седла шестопер, саданул со всех сил по шлему… Золоченое украшение – крест – разлетелось на куски, вражина пошатнулся… Однако же белокурый нальшанский боярин вдруг осел и, выпустив из рук шестопер и щит, вывалился из седла в росшие у дороги густые заросли малины. Кто-то из кнехтов поразил его стрелой в левый глаз!

Завидев гибель боярина, литовцы еще больше ожесточились. Они бились, как голодные псы, не жалея себя совершенно. Будь рыцарей меньше, им пришлось бы, а так… Литовцев просто перекололи копьями. Одного за другим. Быстро и методично. Без всякой жалости, но и без особой злости. Тевтонцы просто делали свою работу, кровавую работу войны… и делали ее на совесть, не давая пощады никому.

Скоро все было кончено. Дорога и прилегающие к ней кусты покраснели от крови. В схватке погибло семь рыцарей и дюжина кнехтов, кроме того, получили ранение пять коней. Проклятые язычники!

Победно затрубила труба. Кто-то из рыцарей вдруг указал на заросли рябины, за которыми виднелись враги. Те бросились в бегство! Трое или четверо… нет, все-таки трое. Понеслись, спасая свои шкуры и подгоняя коней.

– Догнать! – сняв шлем, распорядился высокий худощавый рыцарь с бритым лицом и шрамом над верхней губой. Скорее всего, это был сам комтур.

За беглецами он послал дюжину. Трех рыцарей и кнехтов. Двое кнехтов вернулись уже очень скоро.

– За лесом – войско язычников, мой господин. На первый взгляд – с полсотни копий. Вооружены плохо. Братья-рыцари ждут указаний, герр комтур.

– Хорошо, – комтур поиграл желваками. – Говоришь, язычников всего полсотни?

– Примерно так, господин. Рыцарей средь них мало, больше – простолюдинов. Но все на конях, с рогатинами и дубинками.

– С дубинками, – хмыкнул тевтонец. – Вот уж поистине, богомерзкие идолы отняли у литовцев разум! За мной, братья! Мы разнесем все это поганое воинство в клочья. И да поможет нам Иисус и святая Мария.

* * *

Известие о гибели Альгирдаса и почти всех его воинов сильно расстроило Довмонта. Не так, ах, не так все пошло, как задумывалось. Видно, плохо просили богов! Немцев оказалось куда больше того, о чем, ссылаясь на своих людей, докладывал старый воевода Сирвид. Что ж, на войне бывает по-всякому. Бывает – везет, а бывает, что и нет. Альгирдасу не повезло. Жаль. Однако тризна будет славной! Боги останутся довольны… как и души погибших.

– После битвы отыщем и заберем тела, – усаживаясь в седло, предупредил князь. – Постараетесь взять в плен хотя бы несколько рыцарей. Рыцарей, а не кнехтов.

Внимательно слушавшие своего кунигаса воины заулыбались. Все прекрасно понимали – зачем пленные рыцари. Что ж, боги будут обрадованы! И даруют победу, непременно даруют, несмотря на численное превосходство врага. Впрочем, это враги так думают – что их больше. Пусть так и считают, ага.

– К бою! – приказал князь, и, подозвав гонца, шустрого молодого воина с копной белобрысых волос, склонился в седле: – Скачи к воеводе, Вилмантас. Передай, чтоб выступали срочно и никакого сигнала не ждали. Немцев слишком уж много. Все понял?

– Сделаю, мой кунигас.

– Да помогут тебе боги, – напутствовав гонца, Довмонт подозвал еще одного парня. Худенького, с цыпками на руках. Приятеля Гинтарса. Как вот только его звать-то? Впрочем, сейчас это не важно.

– Скачи следом за Вилмантасом. На повороте бросишь коня, пойдешь дальше лесом. Если с гонцом что-то случится, ты передашь мой приказ. Вот тебе перстень!

Кунигас снял со среднего пальца массивное серебряное кольцо с плоским камнем. Родовое. Фамильное.

– Ступай и не медли. Крестоносцы вот-вот будут здесь.

Парнишка понятливо кивнул и исчез, растворился в рябиновых зарослях. Почти сразу же тревожно запел рог. Дозорные доносили о вражеском войске.

– Рассредоточиться! – приказал князь. – Главное, выдержать первый натиск, втянуть рыцарей в бой. Биться отважно, но и на рожон не лезть.

Литовцы выстроились на излучине, прямо возле реки. Широкая полоска песка, камни – не очень-то удобно для тяжелой рыцарской конницы. Вообще, для конницы – неудобно. Сражаться придется пешком. Биться на мечах, схватиться врукопашную, а уж в этом литовские воины превосходили врагов. Пусть не рыцарей, но кнехтов – точно.

В облаках тускло сверкало солнце. Слева от войска Довмонта блестела широкая река, отмель. Справа – шелестел листвой густой смешанный лес. Осины, бук, сосны. Изредка – липы, березы. Много орешника, рябины, вербы. На коне не пробраться, удар с фланга не нанести. Разве что пешком, но на тот случай кунигас выставил воинов.

С реки подул ветер, зашуршал камышами и рогозом. Поверх кольчужного доспеха князя был накинут плащ. Красивый, ярко-синий, расшитый золотыми звездами. Подарок старого Сирвида. Воевода сказал, что этот плащ приносит удачу. Его специально заговорили кривисы – жрецы. Окропили жертвенной кровью, омыли в утренней росе. Что же – пусть будет. Не забыть бы чем-нибудь отдариться в ответ. Что любит воевода? Мечи, кольчуги? Так он сам может добыть все это в бою. Нужно что-то другое… Земля? Какой-нибудь заливной луг или пастбище… Впрочем, луг – это слишком уж жирно будет.

Ветер принес с моря дождевую тучку. Прыснул дождь, теплый и радостный, над дальним лесом вспыхнула разноцветная радуга, а в зарослях, справа от реки, вдруг загалдели птицы. Резко вспорхнув, они закружили над зарослями, протяжно и обиженно крича, словно бы жалуясь на кого-то. Кто-то спугнул… Кто-то? Ясно было, кто.

Задрожала земля, послышался лязг доспехов, из-за рябин с вербами донеслось лошадиное ржание… а вот и запела труба. Резко, приказом – вперед!

Рыцарское войско появилось весьма эффектно. Наметом вылетели к реке всадники в белых с крестами плащах и глухих горшковидных шлемах, называемых в немецких землях – топфхелм. Такой шлем надевался поверх кольчужного капюшона, под который, в свою очередь, надевался подшлемник из войлока, для смягчения ударов по голове. Тяжело в топфхелме, неудобно. Плохо дышится и обзор почти никакой. Зато надежно!

Снова запела труба, в ответ затрубил могучий литовский рог! Воины Довмонта стояли в пешем строю, воткнув щиты в мокрый серовато-желтый песок. Выставили вперед рогатины. Спрятали улыбки в бороды. Ждали. На правом фланге – где посуше – выстроилась конная дружина князя.

Случилось то, что и должно было случиться. Знаменитой копейной атаки «кабаньей головой» не получилось. Вообще никакой не получилось – копыта тяжелых рыцарских коней моментально увязли в песке. У пары-тройки лошадей даже подломились ноги, и вылетевшие из седла всадники покатились по песку, нелепо размахивая руками. Остальные быстро сориентировались и тут же спешились, сменив копья на мечи, секиры и шестоперы. Слуги поспешно отводили коней к зарослям, тут же напролом бросились и оставшиеся рыцари во главе с комтуром – атакуя вражескую дружину. Что ж, сообразили быстро.

Крестоносные всадники достигли литовцев быстрее, нежели спешившиеся воины и кнехты. Выносливые и сильные кони просто сминали заросли, кусты и колючие ветки расступались с жалобным треском и даже, казалось – со страхом. Действительно, закованные в железо всадники с крестами и перьями производили весьма устрашающее впечатление.

Впрочем, и здесь лихой атаки не вышло – просто не набрали скорость. Копейный удар вышел вялый, хотя кое-кто из литовцев все же вылетел из седла. Князь же, поставив щит, обрушил на голову подскочившего враг свой тяжелый меч… тут же скрестившийся с клинком рыцаря.

Завязалась сеча. Со всех сторон были слышны звон мечей, проклятия, крики и стоны раненых. Ржали кони, и кровь лилась рекой, щедро орошая песок, траву и камни.

Отразив удар, напавший на князя крестоносец взвил коня на дыбы, столкнув гнедого жеребца соперника в заросли. Конь захрипел, упал, завалился на бок, так что всадник едва успел вытащить из стремян ноги. Упав в заросли, кунигас зацепился плащом за колючие ветки. Красивым таким плащиком, синим с золотыми звездами – как флаг Евросоюза. Подарок воеводы. Жаль, что остался в кустах, но… тут уж не до плаща! Святой брат, похоже, уже торжествовал победу. Ну, еще бы! Пешему против конного – без шансов. Рыцарь жестом прогнал бросившихся к нему на подмогу кнехтов… на тех тут же напали легковооруженные воины кунигаса. Кто-то из них, спасая своего князя, подскочил и к рыцарю… Тот просто растоптал их, не прибегая к мечу! Рыцарский воинский конь знал свое дело. Казалось, это был не конь, а сам дьявол! Он хрипел, злобно сверкая глазами, мотал закрытой железной пластиной башкою, кусался и бил копытами, не давая подойти никому. Поистине, сей боевой конь стоил заплаченных за него денег, в нынешний ценах примерно равных какому-нибудь там «Бентли».

Довмонт мгновенно оценил грозившую ему опасность. Не столько меч, сколько – копыта. Надо было что-то делать… как-то выбить всадника из седла… или сладить с конем… Вот, точно! С конем!

Быстро нагнувшись, князь схватил притороченную к седлу палицу и, раскрутив ее на раз-два, швырнул прямо вражескому коню в голову! Рыцарь-то думал, что палица предназначалась ему – заранее закрылся щитом, приготовился… Ан, нет! Не угадал.

Тяжелый тупой удар, крушащий черепа и ломающий кости, пришелся по голове лошади. Не помогла и железная пластинка, лишь слегка ослабив удар. Злосчастный конь присел, ошарашенно вращая башкой и на какое-то время теряя всякую ориентировку. Завис, как компьютер, никак не реагируя на шпоры и команды хозяина!

С мечом в руках, князь в два прыжка оказался сбоку и чуть сзади от рыцаря, Ударил с ходу, куда смог достать. В те времена, в эпоху кольчужных доспехов, мечами больше рубили, кололи редко. Но Довмонт уколол! Целил врагу в бедро – куда уж смог достать. С налета, быстро, всей силой… Ударил и сразу же отскочил, уклоняясь от вражеского клинка.

Рыцарская кольчуга оказалась проткнутой, показалась кровь. Рассвирепевший рыцарь, не в силах дождаться реакции от своего заторможенного коня, выпрыгнул из седла. Словно крылья огромной птицы, взметнулся за его плечами белый плащ с красными ливонскими мечами. Его носили многие рыцари в Ливонии. В память о своем бывшем ордене, не так давно разбитом Миндовгом под Сауле-Шауляем.

Не обращая внимания на ранение, рыцарь быстро скинул тяжелый топфхелм, под которым оказался еще один шлем – обычная железная каска поверх кольчужного капюшона. В пешей схватке тяжелая бочка на голове – плохое подспорье. Топфхелм только в таранном ударе хорош. А когда пешим, да на мечах – тут смотреть надобно в оба!

Однако и тяжелый шлем рыцарь не выбросил: привязанный тонким и прочным ремешком, он тащился за своим хозяином, как собачка. Воина можно было понять – вооружение стоило дорого. Виданное ли дело – разбрасываться шлемами? Бой – боем, а шлем шлемом. Тем более тут какие-то там язычники… Н-на-а-а-а!

Худое, ничуть не искаженное яростью лицо. Холодный взгляд. Лишь чуть подрагивают губы, над верхней – белесый шрам.

Крестоносец нанес удар первым, но князь успел подставить под него щит, и свою очередь атаковал, нанеся сразу несколько ударов, что пришлись вражине и в щит, и в грудь, и в плечо, защищенное железной пластиной. Конечно, Довмонт хотел бы поразить противника в лицо! Теперь уж это можно было сделать. Однако же и крестоносец помнил об этом, парируя своим клинком все удары.

Его расшитая крестами накидка – сюрко – быстро превратилась в рубище, коим, верно, не прельстился бы и самый последний нищий. Рыцарская накидка сейчас, скорее, напоминала просто ленточки, никак не связанные между собой.

Дождь кончился так же внезапно, как начался. Выглянуло солнышко, от земли поднялся пар. Сразу стало жарко, знойно даже, и это ощутили все. Пот застилал глаза воинам, особенно доставалось рыцарям в длинных двойных кольчугах, в кольчужных штанах-чулках.

Крестоносец моргнул и тряхнул головою, а потом сделал едва уловимое движение – словно бы хотел утереть выступивший на лбу пот тыльной стороной ладони. Лишь только движение, намек – ведь мешал меч.

Кожаная перчатка! – сразу заметил Довмонт. Рыцари, да и многие литовцы, не очень-то жаловали латные кольчужные рукавицы, предпочитая им перчатки из толстой кожи.

Князь заметил…

Выпад! Мгновенно!

Именно по руке, по пальцам, Довмонт и нанес удар. Хитрый, снизу, винтом, обходя широкую крестовину.

Крестоносец выронил меч! Наверное, просто нечем было больше держать – не отрубленными же пальцами. Впрочем, очень может быть – просто сильный ушиб. Как бы то ни было, сверкнув на солнце, клинок упал в траву. Однако же рыцарь среагировал тотчас же! Сорвал с себя накидку (вернее, то, что от нее осталось), швырнул в лицо кунигасу… Сразу же вслед за накидкой полетел и щит!

Довмонт не успел среагировать. Просто не заметил. Не хватило какой-то пары секунд… секунды…

Резко погасло солнце, и на землю опустилась ночь. Вернее, это был вечер. Величественные дубы, темно-синее вечернее небо. Речитатив жрецов…

– Дуй, ветер!

– Шумите, деревья!

– Радуйся, лес!

…и страшный крик истерзанной, привязанной к жертвенному столбу Ольги.

– Не-е-е-е-ет!

* * *

Между тем рыцари уже окружили литовское войско. Лишь малая часть язычников осталась в живых и еще способна была сопротивляться. Однако сим славным воинам уже оставалось недолго. Крестоносцев ведь было намного больше, уставших воинов сменяли уже отдохнувшие, литовцев же могла сменить только смерть… или воля богов! Возмездие в лице явившегося с большой дружиной славного воеводы Сирвида. Именно для этого и заманили крестоносцев к реке. Нарочно выставились малыми силами, зная, что вот-вот явится Сирвид, ударит с тыла, и тогда от рыцарского воинства не останется ничего!

– Ну, где же он, где же? – из последних сил орудуя секирой, оглядывался Любарт.

Что же случилось с воеводой? Где же его славные воины, где?

Удар… Удар… Ударом за ударом.

Нальшанские воины бились, как львы, но рыцари и кнехты одолевали. Их было больше. Князь на такое не рассчитывал, однако… где же теперь князь?

В поисках своего повелителя верный Гинтарс уже облазил все заросли, насколько это было возможно, однако – тщетно. Да и что сказать – далеко не все удалось осмотреть, повсюду были немцы, и тела погибших валялись везде. Пару раз мальчишка чуть было не попался кнехтам, но вовремя уходил, прятался. Найти князя, найти! Живого… или мертвого.

Запел рог, жалобно и грустно. Так и не дождавшись подмоги, Любарт велел трубить отступление. Для тех, кто мог бы спастись. Не для себя. Не для бояр, славных литовских витязей. Для простых воинов. Пусть уходят. Лес рядом, река…

– Убейте их всех! – взбираясь на подведенного коня, в бешенстве заорал комтур. Небольшой шрам над его верхней губою от ярости стал совершенно белым, левое бедро, кисть руки его были в крови, плаща и щита и вовсе не было.

Все же тевтонец успел подобрать меч – отбивался левой рукою от внезапно набросившихся на него воинов. Едва отбился, хорошо еще – вовремя появились кнехты. А тот литовский воин… славный и, судя по доспехам и шлему, не из простых… Убит ли? Наверное, убит – бросок вышел славным! Когда-то под Иерусалимом именно таким броском – щитом! – комтур (тогда еще простой рыцарь) убил сарацинского рыцаря Акбара бен Ахмадиа. Так же вот, как и этого литовца… Точно – убил? Впрочем, бог с ним. Не до него.

– Пленных не брать, я сказал! Просто столкните этих языческих собак в реку. Да, и соберите наших раненых! Кто-нибудь займется этим, в конце концов?

Вскоре все было кончено. Радостно и горделиво запела боевая труба! Немцы просто оттеснили в реку последних литовских воинов и, насмехаясь, смотрели, как те тонули, словно щенки. Впрочем, кому-то повезло и выплыть. Вовсе не за тем, чтобы спасти свою жизнь. Чтоб отомстить!

* * *

Войско славного воеводы Сирвида спокойно стояло себе километрах в трех от реки, дожидаясь установленного князем срока. Только что прошел теплый летний дождик, в чисто вымытом небе проглянуло солнышко, а где-то за рекой выгнулась цветным коромыслом радуга. Казалось, она была близко-близко, вытяни руку – достанешь.