Текст книги "Я – утопленник"

Я невольно усмехнулся: хорошее словцо.

– Сейчас, кстати, развелось говноделов, – Костя покачал головой, – до хрена.

– И как ты различаешь, говнодел перед тобой или нет? – Тема была любопытной.

– А очень просто. Чувствуется, когда человек верит в то, что пишет. По словам, по музыке чувствуется. Когда он стоит на своей идее, живет ею. Не пыль в глаза пускает: вот он грим нарисовал – и перед нами Демон, а остается им, когда грим стерт, понимаешь? И не сдается, если давят, если еще есть что сказать. Если фальши нет. Если есть что-то новое, интересное, понимаешь? Когда это не бизнес – а жизнь!

Костя произнес монолог на едином дыхании, с горящими глазами. Я понял, что он давно думает об этом, и кивнул. Люблю, когда люди говорят искренне, и думаю, все это любят. Только почему-то сами не спешат быть искренними.

– Ты идеализируешь, – ответил я, – таких людей о-очень мало. Которые идут до конца. Есть много прекрасных людей, которых жизнь сломала. Сначала творили, а потом вынуждены подстраиваться, выполнять дурацкую работу или чьи-то заказы. Такова реальность. Есть классики, которые писали на заказ. И музыку, и книги.

Костя покачал головой:

– Не уважаю. И уважать не буду никогда.

– Ты максималист, Костя. Я удивляюсь, как ты уживаешься со всеми, если так думаешь.

– Очень просто. Может, я и максималист, но никому своих идей не навязываю. Каждый волен выбирать. Я – за свободу.

Мы помолчали. Пользуясь паузой, я вызвался в туалет. Костя показал, куда идти. На самом деле в туалет я не хотел, я уже забыл, когда ходил туда в последний раз. Мое тело не выделяло ничего, даже пота, и, надо сказать, это было удобно. Правда, пить я стал втрое, а может, и вдесятеро больше, особенно если подолгу не прикасался к воде. Архип говорил, что скоро я вообще не смогу долго находиться на суше, но в это верить не хотелось. Посмотрим, придумаем что-нибудь.

Я постоял перед унитазом и спустил воду. Звук струящейся воды вызвал во мне голодный спазм, как запах еды у того, кто не ел дня три. Я выскочил из туалета и, зайдя в ванную, надолго присосался к крану. Никогда не думал, что обычная водопроводная вода когда-то станет вкуснее любимого тоника и вишневого компота, но стало именно так. Человеческий желудок не в состоянии вместить столько жидкости, но я пил и пил, пока не поймал себя на мысли, что даже не глотаю, а вода просто льется в горло. У обычного человека сработал бы рефлекс, у меня же его не было, потому что я давно не дышал. Рефлекс сработал не на уровне инстинкта, а в голове, и я испуганно отшатнулся от крана. Хватит, напился. А вообще любопытно: сколько я могу выпить? Думаю, в Книгу Гиннесса попал бы.

Вернувшись в комнату, увидел, что Костик сидит на диване и спокойно меня дожидается.

– Слушай, давно хотел спросить. Почему ты меня пригласил? Что-то я не слышал, что у тебя побывал кто-нибудь из наших.

– Потому что я не каждого приглашаю.

– Это я знаю.

– У тебя есть принципы, – сказал Костик. – Это я уважаю.

– У кого их нет? – удивился я.

– У многих. В тебе есть стержень, а это в человеке главное. Большинство – бесхребетные. С ними неинтересно. В этом смысле я уважаю даже маньяков. У них идея есть, цель в жизни, пусть низменная, но – цель. И они стремятся к ней, даже зная, что против них весь мир. Вот это я уважаю! К сожалению, большинство – рыбы, плывущие по течению. А ведь у них есть плавники! Но нет воли повернуть против течения, понимаешь?

– Интересно, – проронил я, разглядывая фотографию какого-то моряка в лихо заломленной бескозырке. – А это кто?

– Мой отец.

– Моряк? – спросил я, хотя и так было ясно.

– Да. Он пропал без вести.

– Ничего себе. Давно?

– Шестнадцать лет уже. Я его и не помню, – сказал Костик. – Хочешь музыку послушать?

Я был не против.

– Хеви-метал? Знаю, ты любитель.

– Я не любитель, я профессионал, – усмехнулся Костя. Он вытащил один из дисков и сунул в проигрыватель.

Стереосистема засветилась огоньками, и из динамиков зазвучала удивительная музыка. Я никогда не слышал этой группы, хотя название показалось знакомым. Вообще говоря, словосочетание «хеви-метал» не вызывало положительных эмоций. Бешеный ритм, как правило, крики, а не пение, трясущие волосами фанаты. Стереотип, воспитанный телевидением, медленно рассыпался под звуки красивого, берущего за душу голоса:

 
Some want to think hope is lost,
see me stand alone.
I cant do what others may want,
then I’ll have no home…
 

Я понял, что имел в виду Костя, когда говорил о вере в то, что делаешь. Я никогда не слушал «метал», а то, что слышал, мягко говоря, не впечатляло. За редким исключением. Но это… Потрясающе эмоциональная баллада поразила меня. Английский я знал неплохо и понимал, о чем поется. В песне был дух борьбы, героизм и воля несгибаемого человека, который согласен умереть, но не покориться:

 
…And the wind will bear my cry
to all who hope to fly.
Hear this song of courage
ride into the night!
 

Костя наблюдал за мной с улыбкой. Он радовался, что мне понравилось. Я и сам был рад тому, что открыл для себя. А мог бы жизнь прожить и не узнать, что есть такие вот песни.

Музыка захватила целиком. Я слушал и видел то, о чем пелось. Даже не понимая части сказанного, я ощутил энергию, наполнившую меня. В голове смешались лязг мечей и вода над головой, топот наступающих армий и одиночество настоящего героя. Я покачал головой:

– Офигенно!

– Это «Manowar», – сказал Костик. – Моя любимая группа.

– Давай еще!

– Сейчас я тебе одну их балладу поставлю. Очень ее люблю. Такая вещь! «Warriors of the World» называется. – Костя поколдовал над центром, сделав и без того сильный звук еще громче.

– Соседи не прибегут? – спросил я, слушая резкий, хлесткий, как выстрелы, барабанный ритм.

– Здесь стены толстые, – ухмыльнулся приятель.

 
…If i should fall in battle my brothers who fight by my side,
Gather my horse and weapons, tell my family how i died.
Until then i will be strong. I will fight for all that is real.
All who stand in my way will die by steel!
 

Я выпал из этого мира. Я слушал, радуясь оттого, что могу понять достаточно простые, но берущие за душу слова. Почему раньше я этого не слышал? Впрочем, я многого тогда не знал. Например, о жизни после смерти.

– Что, проняло? – улыбаясь, склонился надо мной Костик. – Я же говорю: вещь!

– Согласен, – кивнул я, вздыхая от переполнившего восторга. – Дашь послушать?

– Не вопрос.

Он порылся в столе и извлек магнитофонную кассету.

– У тебя же кассетник?

– Да. – Я взял кассету. – Спасибо!

– Здесь их лучшие песни. Тебе понравится. Советую слушать, когда на душе хреново, – сказал Костя, – проверено – здорово помогает.

Я улыбнулся: это точно.

…Я вернулся от Костика поздно и решил наполнить ванну. Необходимо подпитаться. Ванну или душ я принимал по нескольку раз на дню и уже привык к этому. Вот уж действительно: без воды – ни туды и ни сюды…

Открыв кран, я решил попрактиковаться в магии. А что? Как повторяет наш физик во время лабораторных: практика есть краеугольный камень науки. Вот мы и проверим.

Я четко прошептал заклятье и растопырил пальцы в сторону струи. Затем повел руки в сторону ванны. Ничего. Так… Что там еще Архип говорил? Желание должно быть. Хотеть надобно! Ага! Я повторил все заново – и вода послушно потекла по кривой! Лилась в раковину, а попадала в ванну! Интересно, что бы сказал наш физик? Хотел бы я его сейчас послушать.

Я радостно захохотал и потерял концентрацию. Струя упала, куда и следует по закону Ньютона. На пол. И растеклась лужей.

– А теперь, господа академики, еще фокус. – Я протянул руку и положил пятерню в натекшую лужу. За полминуты вода впиталась в ладонь. Пол стал сухим. – Что вы на это скажете? Необъяснимо – но факт? Это я и сам знаю. Феномен Бойцова так это называется.

Все же это не чудо, а феномен отдельно взятого человека, то есть меня. В общем, я еще и не такое где-то читал. Кто в могиле год лежит, кто не ест всю жизнь, некоторые вообще летают… Пока я размышлял, ванна наполнилась. Я забрался в нее и расслабился.

Лежа в теплой водичке, я услышал, как щелкнула дверь. В прихожей раздались голоса. Соседи приехали! Судя по звуку шагов, один из них направлялся сюда. А я дверь не закрыл. Едва успев прочесть Архипово заклятье, я «растворился» в воде.

– О, ванна полная! – удивилась соседка, входя внутрь. – Андрей, что ли, набрал?

Она склонилась над раковиной и принялась мыть руки. Я знал, что она меня не видит, но все же волновался: вдруг руки в воду сунет? Я был невидимым, но небестелесным. Снаружи снова затопали ноги – Олег прошел по коридору. В этот момент в носу нестерпимо засвербило, и я чихнул. Наталья Сергеевна вскрикнула и стрелой вылетела из ванной. Я выскочил за ней. Следов за мной не оставалось – стекающая с волос вода моментально впитывалась в кожу. Через пару секунд я был в своей комнате, слыша за дверью взволнованные голоса.

– Андрей, ты здесь? – позвала из-за двери соседка.

– Да, а что случилось? – Я лихорадочно накинул футболку и натянул штаны.

– Ты в ванной был?

– Нет, а что? – невинно улыбаясь, я раскрыл дверь. Наталья Сергеевна остолбенела. Ее челюсть медленно открывалась и, достигнув предела, извергла пронзительный визг. Через секунду я понял ошибку. Я же по-прежнему невидим! А джинсы с майкой надел…

Я быстро закрыл дверь и прошептал снимающее навь заклинание. Хорошо, что быстро вспомнил. Себя я мог видеть в любом случае, поэтому для проверки бросился к зеркалу и глянул в него. Все в порядке. Видимый! Я снова метнулся к дверям и открыл их.

Готовую упасть Наталью поддерживал муж Олег.

– Что случилось? – спросил он.

– Не знаю, – ответил я.

Наталья Сергеевна с ужасом посмотрела на меня, поморгала и помотала головой:

– Мне что-то не по себе, Олег.

– Переутомилась с дороги. Пойдем в комнату, – сказал сосед. Он взял жену под руку и повел в их комнату. Я вздохнул. Осторожнее надо! Но кто же знал, что они так поздно нагрянут? Я уж думал: сегодня не появятся.

Явление соседей вносило определенные и не слишком приятные коррективы. Во-первых, в ванне теперь не залежишься. Во-вторых, они могут заметить кое-какие странности в моем поведении и… Вообще придется быть осторожнее. Впрочем, как говорит Костик, неразрешимых проблем нет, а если не разрешаются, о них надо просто забыть. Его бы на мое место…

…Юля все не звонила. Уже давно. Целых три дня. Я соскучился по ее голосу и телу. Хотелось ее обнять и долго лежать, прижавшись, чувствовать, как стучит сердце, как пахнут волосы.

Номер ее городского телефона я знал наизусть, но в квартире никто не брал трубку, и я вспомнил, что она летом будет жить в Вырице. Там лес, пляж, а вот телефона нет. На мобильном денег в обрез, но я попытался звонить. Без толку. Ну, ладно, ее дома не было, но ведь посмотреть входящие можно!

Что случилось? Дела? Нашла работу? Или обиделась на что-то? Но раньше, даже если мы ссорились, она часто первой звонила мне, хотя я чувствовал: ей нравилось, когда первым звонил я. А может, приглянулся какой-нибудь высокий брюнет? Нравятся ей высокие и стройные брюнеты вроде меня. Мало ли их там на пляже ошивается? Она девчонка видная, с фигурой, возжелателей хватает… Дурацкие, ревнивые мысли лезут в голову. К черту их, Юлька меня любит!

Чтобы отвлечься, я посмотрелся в зеркало. Особых изменений моя физиономия не претерпела, чему я был несказанно рад. Лишь кожа немного потемнела, но сейчас лето, сойдет за загар. Вот это да! Щетина выросла! Надо бы побриться. Однако удивительно: у мертвеца – и щетина растет. Ногти тоже медленно, но отрастают. Нет, я определенно феномен!

Я слонялся по комнате и квартире. Я ждал. И дождался.

– Привет, Юлька! Чего не звонила? Как дела? – обрадовавшись, я забросал ее вопросами, но Юля отвечала односложно и скованно. Я почуял неладное.

– Юля, что с тобой? Что-то случилось?

Вздох и долгое молчание подтвердили мою догадку.

– Чего ты?

– Не знаю, как тебе сказать… Андрей, представляешь… Помнишь бабушку?

«Прекрасно помню. И что? Неужели умерла?»

– И что? – осторожно спросил я.

– Мы с ней очень дружим, понимаешь. Она мне всегда советует, очень помогает.

Ненавижу такие дальние заходы. Почему нельзя сказать прямо, что случилось? Но такова Юлька, не переделаешь.

– Ты знаешь… На днях я к ней приехала. И она сказала, что… нам с тобой лучше не встречаться. Сказала, чтобы я держалась от тебя подальше, представляешь?

Я оторопел. Вот так бабуля! Чем же я ей насолил? Вроде бы простились по-хорошему.

– Это почему? – выдавил я.

– Она не объяснила. Но сказала, что это очень серьезно и что она доверяет своей интуиции. Понимаешь, бабушка очень хорошо разбирается в людях… У нее дар.

– Что? Ты хочешь сказать…

– Подожди, Андрюша! Я всегда ей доверяла, но сейчас и сама не знаю. Ты бы знал, как бабушка видит людей по фотографии! Насквозь видит! К ней все соседи приходят! Она по фотографии все про человека сказать может! Она мне столько раз помогала!

– Да пусть она хоть Ванга, хоть кто! – закричал я. – Какое ей дело до нас с тобой! Это наше дело, наши отношения!

Меня осенило. Я все понял.

– Ты показывала мою фотографию?

– Показывала, – не стала скрывать Юлька. – Давно еще, когда мы только познакомились.

– Проверяла? – спросил я.

Словно тень упала на Юльку. Я никогда не думал, что буду так опозорен. Она меня проверяла! А в ФСБ не обращалась? Как же она могла? А еще говорят, что женщины полагаются на чувства!

– И что сказал твой рентгеновский аппарат? – после напряженной паузы спросил я. – Легкие в порядке? Кости целы?

На той стороне шутку не оценили.

– Ничего, – похоже, она не лгала. – Сказала: парень как парень, неплохой.

– А теперь-то что?

– А после того, как вы с Костей приехали, она снова попросила твою фотографию. Я не сразу смогла достать, потом забыла…

Я чувствовал, что Юле непросто говорить, но уже хотел знать все. И не отвяжусь, пока не узнаю!

– А когда привезла, ее мнение сильно изменилось. И она сказала… Ну, я тебе уже говорила… И еще: что меня несчастье ждет, если с тобой останусь… Ты не думай, я не испугалась, я разобраться хочу!

Нет, она испугалась. Я чувствовал это по напряженному, дрожащему голосу. Ну, бабуля! Вот уж от кого не ожидал!

– Слушай, ты в каком веке живешь? – с ласковой злостью спросил я. – Ты что, гадалкам веришь?

– Бабушка – не гадалка!

– А кто?! Дэвид Копперфильд? Вольф Мессинг? Кто она?

Юля молчала, но через трубку я чувствовал растущее напряжение.

– У тебя какие-нибудь чувства ко мне есть? – спросил я. – Не бабушкины, а свои?

– Есть.

– А раз есть, тогда зачем слушаешь… фигню всякую! – Я еле сдержался, чтобы не выругаться как следует. Ведьма старая!

– А что такое? – Юлька не чувствовала себя виноватой. – Что здесь плохого?

– Да то, что ты мне не доверяешь! Зато бабушке веришь! Ну, так и живи со своей бабушкой! Ей ты, наверное, веришь больше, чем мне! А я не хочу, чтобы меня рассчитывали и просвечивали! Ты еще прослушивать начни!

Я почувствовал, что Юля обиделась, но мне уже было все равно.

– Ты ничего не понимаешь! – закричала она. – Думаешь, почему я с тобой, а ни с кем другим? Из всех она тебя выбрала, сказала, что ты достойный! Просто достойный. Где здесь расчет?!

– Так, значит, это она меня выбрала, а не ты! А, ну тогда пойду на бабушке жениться!

– Да не так это! Можешь ты выслушать или нет? – Юлька была на взводе, я знал, что это чревато, но не собирался отступать. Я привык решать проблемы сразу и не откладывать на потом. Я завелся.

– Ты мне всегда нравился, но мне и другие нравились. Можешь это понять?

– Это я понимаю! – с величайшим сарказмом произнес я.

– Но я выбрала тебя! Не Грачева с его «Мерседесом» и квартирой, не остальных… Тебя! Где здесь расчет? На твою комнату в коммуналке?

Она была права, но напоминание о том, что я, по сути, нищий…

– Что, уже жалеешь?

– Дурак ты! – сказала Юлька и бросила трубку. Поговорили!

Я был вне себя. «Чертова ведьма!» – думал я о бабушке, распаляясь все больше. Похоже, она – какой-то экстрасенс. Иначе как пронюхала, что я – мертвец? Юльке она не сказала, но, может, просто не хотела говорить? Или все же не знает, что я умер? Как еще объяснить ее слова? Всего бабка не знает и знать не может – откуда ей знать? Была бы как Ванга – к ней бы очередь в километр стояла… Но не это главное. Главное, что она меня от Юльки отлучить хочет! Не выйдет! Еще не знаешь, с кем связалась!

Промучившись с час, я вновь позвонил Юле. Трубку она взяла.

– Давай поедем к твоей бабушке и потребуем объяснений, – как мог, мягко предложил я. – Пусть скажет мне в лицо, что ей не нравится. А за глаза гадости говорить я не позволю!

– Не надо, Андрей…

– Что значит: не надо? Надо! Черт возьми, я не позволю какой-то там бабушке…

– Не «какой-то», а моей!

– Хоть твоей, хоть бабушке президента!

– Не надо никуда ехать, понимаешь?!

– Нет, надо!

– Я не хочу, чтобы вы встречались!

– Тогда я тем более поеду! – взбеленился я. – И сам разберусь!

– Не смей, Андрей! Вот ты сам, сам на себя посмотри! Ты совсем другой стал, ругаешься по всякому поводу, споришь! С тобой невозможно говорить!

– Еще как возможно, только не надо за спиной!

– Это наши личные дела. Я сама решу, чему верить, а чему нет! – заявила Юля.

– А я не позволю, чтобы обо мне говорили безосновательные гадости!

– Бабушка не говорит гадости!

– Почему ж ты тогда пропала на неделю? Почему не звонила?

– Не могла, – после заметной паузы сказала она.

– Ты с кем-то встречаешься?

– Андрей!

– Приезжай ко мне, сейчас! – жестко сказал я. И тут же растаял, представив ее глаза. Глядя в них, я никогда бы не смог так кричать на нее. А в трубку могу. – Приедешь? Мне плохо без тебя, Юля. Правда, плохо.

– Приеду… – таким же оттаявшим голосом произнесла Юлька.

Я стоял в коридоре, держа телефон, и глупо улыбался.

– Тогда я жду. Встречу на вокзале. Узнай, когда электричка, и позвони, хорошо? У меня денег на трубке мало.

– Хорошо.

Слава богу! Я расхаживал по комнате, задумчиво перекладывая вещи с места на место, потом решил навести идеальный порядок и схватился за швабру. Подмел, налил в ведро воды и макнул тряпку, ощущая блаженство от соприкосновения с водой. Надо же, скоро мытье полов станет моим любимым занятием. Маме сказать – не поверит… Тут снова зазвонил телефон.

– Андрюша, я не приеду.

– Это… почему?

– Не могу. Я тебе потом объясню.

– Ты что, Юля? Ты же обещала!

– Ну, подожди немного. Сейчас я не могу… Позже.

– Снова бабушка? – спросил я прямо и нутром почувствовал, что угадал. Ну, все, хватит! Решив, что Юлю посвящать в свой план не стоит (все равно будет «против»), я быстро оделся и поспешил на вокзал. Еще не вечер, еще не вечер…

Я несся по улицам, сталкиваясь с прохожими, на метро доехал до Витебского вокзала и через час был в Вырице. Знакомой дорогой я летел к Юлиной даче. Как там говорилось в одном фильме: разберемся, кто из нас холоп!

Калитка закрыта, и я с удовольствием заколотил по ней ногами. Ага, услышали!

– Кто там? – Юлина бабушка появилась на крыльце. Увидав нежданного гостя, замерла.

– Я поговорить пришел, – сказал я.

– Юля не будет с вами говорить, – с холодной вежливостью произнесла бабушка.

Я зловеще усмехнулся:

– А я с вами поговорить пришел. Откройте, пожалуйста.

Бабушка молчала. Впускать меня она не хотела. Шум устраивать, по-видимому, тоже.

– Кто там? – Юлька выглянула из дверного проема. – Андрей…

– Привет. Калитку мне кто-нибудь откроет?

Юля спустилась с крыльца, бабушка отвернулась и быстро исчезла в доме.

– Зачем ты приехал?

– Ты не рада меня видеть?

– Я же просила… Ты что, не понимаешь? Давай завтра встретимся. Ну, зачем ты приехал?

– Хотел тебя увидеть. Пойдем, погуляем?

Юля не успела ответить. Бабушка резво сбежала с крыльца, направляясь к нам. «Сейчас и поговорим», – подумал я, делая шаг навстречу. Я не сразу разглядел, что у нее в руках…

– Зачем вы Юлю против меня настраиваете? Если я вам не нравлюсь, это еще не значит…

– Уходи! – Бабуля выставила перед собой икону. Слепящий и обжигающий свет ударил в глаза, я невольно попятился, закрывая лицо руками. Держа икону перед собой, старушка наступала. Я мог вырвать икону из ее рук, но не смел, ведь здесь была Юля. И позорно пятился к калитке. Яркий свет обжигал прикрывавшие глаза ладони. Вот дьявол!

– Что с тобой, Андрей? – Юля подбежала к нам, но бабушка оттеснила внучку в сторону.

– Уходи! Изыди! – повторяла она. Вытеснив меня за калитку, бабушка остановилась:

– Юля не будет с вами встречаться! Оставьте ее в покое!

– Почему? – потирая обожженные руки, спросил я.

– Вы сами знаете, почему.

На мгновенье я опешил. Но затем рассмеялся:

– Нет, вы скажите, тогда я уйду! Не будете же вы меня с иконой до вокзала провожать?

– Андрей, что происходит?! – крикнула Юля. – Бабушка, что ты делаешь?

Похоже, из нас троих она одна не понимала, в чем дело. Значит, старуха знала, что я мертвец. Но я не собирался ничего рассказывать. Пусть бабка попробует объяснить, зачем она с иконой на человека бросается – посмотрим, как Юлька ее слушать будет!

– Со мной ничего. А у бабушки явно что-то… не в порядке. Ладно, я ухожу.

– Почему ты морщишься?

Чтобы не щуриться от яркого света, я отвел глаза в сторону.

– Потому что мне больно на все это смотреть, – серьезно ответил я и пошел прочь.

– И никогда не приходи сюда! – проговорила бабушка вослед.

– Андрей! Бабушка! Что вы делаете?! – растерянно крикнула Юлька, но я зашагал еще быстрей. Ничего, пусть помучится!

Да, поговорил. Неизвестно, кто еще с кем разобрался. Возвращаясь на станцию, я злобно пинал ногами валявшиеся на тропинке шишки. Если б не Юлька, я взял бы эту икону и… Ладно, проехали. А Юлька сама позвонит. К гадалке не ходи! Я ее знаю. Что бабка ей расскажет? Что я – мертвец? Да внучка сама психиатрам позвонит! А то, что я от иконы пятился, скажу, из вежливости: не стану же я со старушкой драться.

Пришел домой и, не снимая обуви, завалился на диван. Долго и злобно смотрел в потолок, представляя, как выхватываю из бабкиных рук икону и разламываю об ее голову…

– Андрей, тебя к телефону! – из-за двери крикнул сосед. У нас коммуналка, и телефон общий, в коридоре висит. Я нехотя встал и вышел за дверь. Предчувствия не обманули.

Звонила Юля.

– Бабушке стало плохо! Из-за тебя! – плача, выкрикнула она в трубку. – Ее в больницу увезли! Я говорила, чтобы ты не приезжал!

– Юля… – я не был готов к такому, и ее слова выбили меня из колеи. Я был зол, но не на Юльку. – Я не хотел…

– А чего же ты хотел? Ну, зачем ты приехал?!

– Я с тобой хотел увидеться!

– Ты все испортил! Ты никогда меня не слушаешь! Я просила тебя, как человека, а ты!

Она швырнула трубку.

– А я и не человек, – прошептал я, слушая гудки.

…Я включил «Manowar» и высунулся в окно, разглядывая прохожих. От вчерашней размолвки навалилась хандра. Такая, что даже полюбившиеся песни не могли разогнать. Я смотрел на снующих по своим делам людей, и хотелось плюнуть им на головы. Или что-нибудь сбросить. Хотя они тут ни при чем. Злоба на этот мир исподволь захватила так сильно, что я наскоро оделся и выбежал на улицу. Я решил идти к Архипу. Наверное, правильно он говорил тогда: нечего мертвецу среди людей делать!

«Иду топиться», – с веселой злобой думал я, направляясь к Обводному. И представлял, как на глазах у всех встану на парапет и рыбкой сигану в воду. А еще можно взобраться на какой-нибудь из Американских мостов. Эффектно. Интересно, долго искать будут? А скорее всего никто и не заметит. «Муравейник живет. Кто-то лапку сломал – не в счет…» – пел когда-то Цой. Так и есть.

Я открыл, что люди раздражали меня. Своей суетливостью, звенящим в ушах гомоном, а главное – дурацкой целеустремленностью. Все они куда-то шли, спешили, что-то делали. Зачем? Зачем вся эта суета, когда завтра, а может, уже сегодня – ты умрешь? Попадешь под трамвай, свалишься с крыши или банально утонешь? Меня смешили хачики в огромных кепках, молодежь с торчащими из ушей проводами, толстые тетки в облегающих одеждах, похожие на перевитую ниточками колбасу. Роскошные «гробы» на двадцатидюймовых колесах с полным комфортом везли хозяев жизни прямиком в ад, и я хохотал до упаду. Никогда не думал, что Питер – такой смешной город…

Лишь мамы с колясками не вызывали смеха. Они хотя бы знали, для чего живут. Вот их будущее, прямо перед ними. А у меня что?

На Обводном, как всегда, пробки. Тысячи автомобилей стоят, уткнувшись друг дружке в вонючие задницы, и ждут момента, чтобы сдвинуться еще на метр. Кто-то лезет напролом, подрезая остальных, ему возмущенно сигналят. Остановившиеся на перекрестке менты лишь усугубляют всеобщую сумятицу.

Игнорируя светофор – мертвецу не пофиг? – я пошел сквозь пробку. Хотелось вскочить на капоты машин и попрыгать по ним. Пусть побегают за мной! Но не стал. Воспитание, будь оно неладно, а если точнее – комплексы. Ведь любое воспитание – это закладывание комплексов. Я умер – но так и не освободился от них. Но впереди еще много времени…

Я шел вдоль берега, размышляя, что и после смерти добро осталось добром, а зло – злом. Мир не виноват, что я умер и стал тем, кем стал. Быть может, это я виноват, что мир такой, какой он есть?

На противоположной стороне остановилась иномарка. Я слышал, как внутри грохочет музыка. Как только люди не оглохнут? Двери открылись, кто-то вышел, и музыка зазвучала сильней. Знакомая мелодия. «Крэнберрис». Хорошая песня. «Ин е хэ-эд, ин е хэ-ээ-эд, зомби, зомби, зомби-и-и!» Вот черт! Как будто издеваются! Я едва расслышал звонок на мобильный. Хорошо, что «вибра» включена, так бы и пропустил.

– Але?

– Привет, Энди, проверка связи! – сказал Костик. – Как дела?

– Хреново.

– Что так? Чего делаешь?

– Топиться иду.

– Ты в своем репертуаре, – засмеялся Костя. – Ладно, не кисни, я тебе работу нашел!

«Какую еще, на хрен, работу, – подумал я. – Какая, к чертям, работа нужна мертвецу?»

– Один кент оттуда уходит, так что вакансия свободна. Свежий воздух, работа с землей… Угадай, кем?

– Могильщиком?

Костя снова рассмеялся:

– Что за шутки у тебя… мертвецкие?

– Какая жизнь.

– Короче, не могильщиком, а озеленителем. В садово-парковом хозяйстве или что-то в этом роде. Не суть. Работа – самое то, если б я уже не устроился – сам бы пошел. Ну, и платят нормально. Не так, как было на твоей овощебазе.

– Лучше не вспоминай, – сказал я.

– Короче, ты согласен?

Думал я недолго. Радостный тон приятеля немного взбодрил. И правда, чего я скис? Надо с головой погрузиться в работу! Интересно, почему говорят «погрузиться», а не «воткнуться», например? Или «вляпался в неприятность»? Или «плавал» и «тонул» на экзамене? Почему все упирается в жидкость?

– Согласен.

– Тогда запоминай адрес.

Поговорив с Костиком, я почувствовал, что хочу пить. Вот напасть, и часа без воды не обойтись! Денег нет, так что купить воду не могу. Да и зачем деньги, когда Обводный рядом? Сейчас возьму и прыгну, пусть спасателей вызывают, если увидят, конечно. А телефон? – вовремя вспомнил я. Еще не хватало утопить вторую трубку! А зачем она мне? Юлька не позвонит, да и вообще… Правда, я за нее денег должен, вспомнил я, а оставлять неоплаченными долги не в моих правилах. Но ты ведь умер, сказал кто-то внутри, какой с мертвого спрос? Как это? – ответило воспитание голосом мамы, – как за девчонками бегать – так не умер, а как работать и долги отдавать…

Что мне делать? К Архипу нырнуть не проблема, но вот телефон… Ага, есть решение. Хорошо бы найти какой-нибудь пакет, а лучше два, и накрепко завязать в них трубку. Только где их взять? Я почесал затылок и придумал. Найду ближайший магазин. В молочных отделах часто пакетики лежат – творог или сырки заворачивать.

Магазин искал долго, а когда нашел, жажда жгла огнем. Горло превратилось в раскаленный колодец, на дне которого перекатывались иссохшие до размеров перекати-поля кишки. Забыв о пакетах, я ринулся к прилавку с водой. Присел, словно выбирая товар, огляделся и сорвал крышку с минералки. За пару секунд ее содержимое оказалось у меня внутри, останавливая великую сушь. Уже легче. Я поставил пустую бутыль в ряд к полным и пошел искать пакеты.

Через минуту вышел из магазина с тремя маленькими прозрачными пакетами в кармане. По дороге к набережной завязал телефон сначала в один пакет, потом во второй и, наконец, в третий. Для надежности. Внутри пакетов оставался воздух, но трубка достаточно тяжелая, чтобы не всплыть. Я сунул телефон в нагрудный карман рубашки и застегнул пуговицу.

Дорога вела к Обводному, а мысли снова и снова возвращались к Юльке. И к бабке, из-за которой мы рассорились. Вообще-то мы редко ссоримся, почти никогда. Тем серьезнее казалась наша размолвка. А если бабка копыта отбросит? Юлька и вовсе меня возненавидит. Она девчонка горячая, огонь. Но правильная. Такая, какой и должна быть моя девушка, такая, о какой я мечтал. И, встретив Юльку, понял – моя!

А сейчас сомневался. Неизвестно, как Юлька себя поведет, узнав, что со мной случилось, если узнает, что я мертвец. Я не собирался ей рассказывать, но представил… и только вздохнул. Я не был уверен в ней. Особенно сейчас, когда мне так нужна ее поддержка, ее звонкий веселый голос…

Я не чувствовал себя виноватым. Она тоже. В этом-то все дело. Патовая ситуация, ведущая в никуда. Кто-то должен сделать первый шаг. Но звонить и извиняться не хотелось. Черт возьми, за что? Я проглотил вставшую комом в горле злость и придумал: отправлю сообщение! Сквозь пакеты вызвал меню и дрожащими пальцами набрал: «Юля! Прости меня, как простил бы тебя я, если бы ты была мной, а я – тобой. Иначе утоплюсь!» Набив последние строки, я невесело усмехнулся и нажал: «Отправить».

А теперь – топиться. Если она не позвонит, буду жить в реке. К черту этот мир, если так. Я дошел до конца Обводного, миновал лавру и перешел мост. Здесь можно незаметно спуститься к воде. Прыгать на виду у всех уже расхотелось. Есть в этом что-то детское. Вы все плохие, и я утоплюсь! Ха. Помню, где-то читал, что настоящие поступки совершаются незаметно для большинства… Кажется, никто не видит. Озираясь, как вор, я тихо вошел в воду и нырнул. Помню, раньше с трудом входил в холодную воду, теперь же ничего не чувствовал. Вода темная и не очень чистая, но мне не все ли равно? Здесь неглубоко, и, чтобы не привлекать внимания, я торопливо прочитал делающее невидимым в воде заклятье. Это пока. А доплыву до Архипа – сниму, чтобы силы понапрасну не тратить.

Я застал Архипа за трапезой. Худыми, жилистыми руками он держал какое-то животное, и его челюсти вгрызались в добычу, рассеивая в воде красноватый ореол растворявшейся крови. Меня замутило. Ну и мерзость! Утопленник учуял движение и вывернул голову едва ли не на сто восемьдесят градусов:

– А-а, пожаловал. Погоди чуток, сейчас доем…