Текст книги "Нестор Летописец"

Быстрый подъем по ступеням монашеской иерархии не был в Печерском монастыре чем-то уникальным. Похожим был случай самого Феодосия, но он, видимо, совершил этот подъем как раз в молодом, а не в зрелом возрасте, причем весьма быстро был даже возведен в сан игумена. «Преп. Феодосий был поставлен в игумены в чрезвычайно молодых годах, не имея еще и 30 лет от роду и может быть – имея их не более как 25-ть», – предполагал Е. Е. Голубинский, поясняя: «Это значит, что он решительно возвышался над всею остальною братией, как человек особый в числе ее, и что он давал Антонию провидеть в себе того знаменитого возградителя монастыря, каким явился на самом деле»[39]39
  Голубинский Е. Е. История Русской церкви. Т I. Вторая половина тома. С. 582.


[Закрыть]. Студийский устав гласил: возложение монашеских одежд зависит от настоятеля. По его усмотрению оно возможно в любое время, «если человек знаемый в монастыре»[40]40
  Голубинский Е. Е. История Русской церкви. Т I. Вторая половина тома. С. 672.


[Закрыть]. По церковным канонам (29-му правилу Карфагенского собора и 14-му правилу VI Вселенского собора) в сан диакона нельзя было возводить тех, кто не достиг двадцатипятилетнего возраста. Впрочем, ссылающийся на эти правила Н. М. Левитский делает оговорку: «Не можем сказать, соблюдалось ли в точности это постановление в древней Руси», но всё же утверждает: «по всей вероятности оно исполнялось хотя приблизительно и если препод<обный> Нестор, вскоре по вступлении в монастырь, несмотря на значительное число братии, был возведен в диаконский сан, то, без сомнения, кроме духовной зрелости, он достиг уже и вполне зрелого возраста»[41]41
  Левитский Н. Важнейшие источники для определения времени крещения Владимира и Руси и их данные (По поводу мнения проф. Соболевского) // Христианское чтение. 1890. № 5–6. С. 691.


[Закрыть].

Но если признать, что Нестор вошел во врата Печерской обители уже давно взрослым, в середине жизни, можно ли строить предположения, сколько лет примерно ему было? В Древней Руси жизнь человека было принято делить на семь возрастов: 1) младенец; 2) дитя; 3) отрок; 4) юноша; 5) муж; 6) средовек; 7) старец. Принцип был заимствован из византийской книжности. В одной из самых ранних восточнославянских рукописных книг, содержащих переведенные с греческого сочинения, – Изборнике князя Святослава 1073 года – содержится фрагмент под названием «О шестом псалме», принадлежащий прославленному греческому богослову и проповеднику IV – начала V века Иоанну Златоусту, а в нем – похожая седмица: 1) младенец; 2) отрок; 3) отрочище; 4) юноша; 5) «средовечный»; 6) старец: 7) старик. Какими были границы этих возрастов? В одном сочинении древнерусского книжника XVI века Максима Грека{14}14
  Это прозвание связано с греческим происхождением Максима.


[Закрыть] младенцем назывался ребенок до трех лет, детищем (дитятей) – до шести, отрочищем – до девяти, отроком – до двенадцати, юношей – до двадцати, мужем – до тридцати, старцем – до пятидесяти. В сочинении «О седмицах, ими же исполняются лета человеком», известном в довольно поздних рукописях, все периоды содержат по семь лет, то есть подчинены той же восходящей к Библии модели, согласно которой число «семь» определяет всё бытие мира: Бог создал мир за семь дней, а просуществует он всего семь тысяч лет. Младенец – человек до семи лет; юноша – до четырнадцати, до двадцати одного года – юноша «в мужеском разуме»; следующий возраст, подступ к маститой зрелости – до двадцати восьми; «муж совершен», который «приходит в совершение разума» – до тридцати пяти; до сорока двух «совершен разумом средовечен», до сорока девяти – «всякого малоумия отлагатель и буести отреватель»{15}15
  То есть страстности, ярости, гордыни, безумия отрицатель.


[Закрыть]; с пятидесяти шести начинается старость, в этой классификации уже восьмая седмица[42]42
  См. об этих классификациях: Шляпкин И. А. Возрасты человеческой жизни (Из литературной истории человеческих понятий): Речь. СПб., 1909. С. 6–10.


[Закрыть].

Конечно, ни игумен Стефан, ни другие монахи не мерили ни годы, ни опыт Нестора такой строгой возрастной мерой. Точный возраст ищущего спасения души вообще не должен был волновать чернецов: что он такое в сравнении с вечностью? Но если согласиться с мнением о приходе нашего героя в Печерский монастырь в зрелых летах, наделенным опытом, то, прилагая к возрасту новопришедшего седмицы возрастов, можем сказать: наверное, ему должно было быть близко к тридцати годам или за тридцать и уж точно больше двадцати одного года. Впрочем, эти предположения весьма условны, гадательны, не очень достоверны. Наверное, можно согласиться с автором статьи о Несторе в «Словаре книжников и книжности Древней Руси», указавшим вместо года рождения: «1050-е годы (?)», обозначив с помощью вопроса гадательность даже этой широкой, расплывчатой датировки[43]43
  Творогов О. В. Нестор // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 1. С. 275; ср. ту же примерную дату рождения в энциклопедических статьях о Несторе Ю. А. Артамонова: Артамонов Ю. А. Нестор Летописец (Большая Российская энциклопедия; электронная версия: https://bigenc.ru/domestic_history/text/2263288); он же. Нестор Летописец // Православная энциклопедия. Т. 49. М., 2018. С. 77.


[Закрыть].

Но если о годе появления Нестора на свет можно лишь гадать, то о периоде древнерусской истории, когда это произошло, можно сказать многое. Это было особенное время, годы отрочества и юности новой для Киевской Руси христианской культуры. От крещения родной страны рождение Нестора отделяло совсем немного лет – может быть, шестьдесят, может быть пятьдесят или даже меньше[44]44
  Традиционно крещение Руси относят к 988 году: эта дата, восходящая к «Повести временных лет», указывается во всех энциклопедиях. Но более верным является 989 год. См. об этом, например: Васильев А. А. История Византийской империи. Время до Крестовых походов (до 1081 г.) / Вступ. ст., прим. науч. ред., пер. с англ. яз. и именной ук. А. Г. Грушевого. 2-е изд., испр. СПб., 2000. С. 426. О договоре Владимира с византийскими василевсами и о его крещении см. также, например: Поппэ А. Политический фон крещения Руси (русско-византийские отношения в 986–989 годах) // Как была крещена Русь. 2-е изд. М., 1989. С. 202–224: Сюзюмов М. Я., Иванов С. А. Комментарии // Лев Диакон. История / Пер. М. М. Копыленко; статья М. Я. Сюзюмова; комм. М. Я. Сюзюмова, С. А. Иванова; отв. ред. Г. Г. Литаврин. М., 1988. (Серия «Памятники исторической мысли».) С. 222, прим. 69, 70 (со ссылкой на работы О. М. Рапова и Н. М. Богдановой); Богданова Н. М. О времени взятия Херсона князем Владимиром // Византийский временник. 1986. Т. 47. С. 39–46; Карпов А. Ю. Владимир Святой. М., 1997 (серия «Жизнь замечательных людей». Вып. 738). С. 174–212; Петрухин В. Я. Христианство на Руси во второй половине X – первой половине XI в. // Христианство в странах Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европы на пороге второго тысячелетия / Отв. ред. Б. Н. Флоря. М., 2002. С. 79–80.


[Закрыть]. В «Повести временных лет» под 6582 (1074) годом рассказывается о печерском монахе Иеремии (Еремии), который «помнил крещение земли Русской»[45]45
  Повесть временных лет. Ч. 1. С. 327.


[Закрыть]. В Киево-Печерском монастыре сказание о нем признавали принадлежащим перу Нестора. Весьма вероятно, что это не так, сказание составлено другим печерским книжником. Но нельзя исключать и того, что наш герой застал Иеремию в живых, мог его видеть и с ним говорить, мог знать и других очевидцев события, переменившего судьбу Руси. Так или иначе, христианство ощущалось Нестором как совсем новая, молодая для Руси вера.

С крещением страна обрела письменность, новую культуру, новое понимание бытия. Обрела представление об истории, столь значимое для Нестора. Конечно, и у язычников была своя система нравственных представлений – ценностей и запретов («что такое хорошо и что такое плохо»). Но силы, властвующие в мире, для язычников не были однозначно воплощением Добра или Зла. Хороша или плоха сказочная Баба-Яга – персонаж с длинной мифологической родословной? Или водяной, леший – существа так называемой низшей мифологии? Они ни добры, ни злы – с ними нужно уметь правильно себя вести. Даже покойные предки или родители вовсе не однозначно доброжелательны к потомкам или детям. Не случайно по древнему обряду покойника нужно было выносить через крышу, подпол или окно, но не через дверь, как покидают дом живые, и непременно вперед ногами – всё это затем, чтобы он не вернулся в мир живых. Такое возвращение нежелательно. Языческие боги могли даже испытывать зависть к счастливому человеку и обрушить на него несчастья. В Древней Греции рассказывали миф о правителе острова Самос Поликрате, жившем в VI веке до нашей эры: своим счастьем он вызвал зависть богов и лишился и власти, и жизни. Иначе в христианстве. Для него мир – арена борьбы Бога и Дьявола, абсолютного Добра и беспримесного Зла. Человек – участник в этом поединке.

Как заметил современный историк и антрополог В. Я. Петрухин, «с разрушением традиционного племенного быта, становлением государства, включением индивида в совершенно иные социальные связи, проблема индивидуальной судьбы, в том числе загробной, становилась всё более актуальной. Ответ на вопрос об этой судьбе давали князь и его дружина, епископ и христианство, а не “волхвы” и язычество»[46]46
  Петрухин В. Я. Христианство на Руси во второй половине X – первой половине XI в. С. 90.


[Закрыть].

Для язычника жизнь человека определялась некоей безличной, стоящей вне морали силой – Судьбой, Роком. В греческой мифологии судьбу человека решали богини Мойры, в римской – Парки, в скандинавской – волшебницы Норны – Урд («прошлое, или судьба»), Верданди («настоящее, или становление»), и Скульд («будущее, или долг»). У восточных славян духами, связанными с судьбой человека, видимо, были Род и рожаницы, у южных славян – суденицы.

Перед безликой и немой Судьбой человек был бессилен. Вспомним изложенное в «Повести временных лет» под 912 (6420) годом предание о киевском князе Вещем Олеге, которому волхв предсказал смерть от собственного коня, – Судьбе безразличны слава и величие человека, а избежать ее приговора невозможно.

Такие сюжеты широко распространены в памятниках словесности, отражающих языческую мифологию: в точности такая же история рассказывалась в саге (сказании) о скандинавском конунге (князе) Одде по прозвищу Стрела.

За что, почему умер прославленный своими подвигами князь? На этот вопрос древнее предание не может дать ответа. Как не может греческий миф объяснить, почему злосчастному Эдипу было предсказано убить отца и жениться на матери и почему уйти от исполнения пророчества невозможно: он, пытаясь избежать страшной участи, покидает дом, не зная, что воспитан приемными родителями, и совершает по неведению те самые преступления, от которых бежал, – убивает отца, не зная, кто он, и вступает в брак с его вдовой, не догадываясь, что она подарила ему жизнь. Если эти предания и мифы чему-то учат, то только смирению перед Роком: от Судьбы не уйдешь… Фаталистическое мировосприятие, основанное на представлении о непонятной предопределенности людских судеб, побуждало или примириться с этой безликой силой Рока, или героически бросить ей вызов. Вступивший в поединок с Судьбой проявлял мужество, храбрость. Но выиграть у Судьбы – силы, которой были подчинены и сами боги, он не мог.

Поэт Тютчев описал это языческое представление в стихотворении «Два голоса»:

 
1
Мужайтесь, о други, боритесь прилежно,
Хоть бой и неравен, борьба безнадежна!
Над вами светила молчат в вышине,
Под вами могилы – молчат и оне.
 
 
Пусть в горнем Олимпе блаженствуют боги:
Бессмертье их чуждо труда и тревоги;
Тревога и труд лишь для смертных сердец…
Для них нет победы, для них есть конец.
 
 
2
Мужайтесь, боритесь, о храбрые други,
Как бой ни жесток, ни упорна борьба!
Над вами безмолвные звездные круги,
Под вами немые, глухие гроба.
 
 
Пускай олимпийцы завистливым оком
Глядят на борьбу непреклонных сердец.
Кто ратуя пал, побежденный лишь Роком,
Тот вырвал из рук их победный венец.
 

О язычестве, которое не осознает ценности личности, и об усвоении новыми христианами истин, совсем непохожих на прежние, точно написал искусствовед Г. К. Вагнер: «Новая вера подняла человека на неслыханную высоту (“Я сказал: вы боги”. Евангелие от Иоанна, 10, 34), а в Киеве приносили в жертву людей… В Константинополе сияли красотой монументальная архитектура и живопись, а на Руси люди молились на открытых, окруженных земляными канавами капищах. Живописи восточные славяне, по-видимому, не знали. Да и кого было изображать?! ‹…› Языческие божества не были персонифицированы. Это были не личности, а природные стихии, олицетворение природных сил. ‹…› Понимание Иисуса Христа как лица абсолюта, равного двум другим лицам Троицы, и вместе с тем как реальное соединение божества со всей природой человека, с его телом, душой, умом и волей означало не только схождение Бога к человеку ‹…› но и восхождение человека к Богу… что возвышало человеческую личность, личностное сознание. На первый взгляд это кажется выведением, вычленением человека из Космоса, то есть умалением его личности. На деле же это было освобождением личности от космологической слепой зависимости, наделением ее своей душой. Но освобождение человека от механической (вещной) включенности в природу (в Космос) тут же включало его в другую систему – в положение ответственности перед Божеством за свое нравственное самоопределение. ‹…› Это открывало широкую дорогу для личностного поведения, а вместе с этим и для личного спасения»[47]47
  Вагнер Г. К., Владышевская Т. Ф. Искусство Древней Руси. М., 1993. С. 20–22.


[Закрыть].

На место слепого Рока новая вера ставила Предопределение, Провидение: это предвидение Богом того, что произойдет, но то, что должно произойти, совершается при участии людей. Радостные события с христианской точки зрения стали объясняться волей Божией, а горестные, «злые» – попущением Божиим, дозволением злу прийти в мир, так сказать, в педагогических целях: чтобы наказать за грехи и обратить помыслы согрешивших к покаянию.

Люди древности, которым было свойственно мифологическое сознание, не воспринимали время как поступательное и необратимое движение. В праславянском языке слово «время» звучало иначе, чем в Древней Руси и в современном русском языке: *vertmen. (Звездочка перед словом означает, что оно неизвестно в письменных памятниках или говорах, а является плодом лингвистической реконструкции.) Слово это однокоренное с такими словами, как «веретено», «вертеться», «вращаться», «поворачиваться». Время – это то, что вертится, это круговое, циклическое движение. Не случайно в праславянском языке слова «начало» и «конец» были однокоренными: всякое начало содержит в себе собственный конец, а конец напоминает о начале. Начало и конец – это как две зарубки на круге времени.

Христианство открыло линейное время, направленное из прошлого в будущее. На этой стреле времени есть уникальные, неповторимые события: сотворение мира, союз, заключенный Моисеем с Богом, рождение, смерть и воскресение Христа, конец света и Страшный суд. Мир представлялся совсем юным, всё его существование можно было охватить мысленным взглядом. Его жизнь была, конечно, намного длиннее жизни любого человека, но они были соизмеримы. Согласно господствовавшему летоисчислению, пришедшему на Русь после ее крещения из Византии, мир был сотворен Богом в 5508 году до нашей эры – всего лишь несколько тысячелетий назад, а не возник за миллиарды лет до нас, как считает современная наука, которая полагает, что даже не Вселенная, а одна только Земля, довольно молодая ее частица, существует уже четыре с половиной миллиарда лет. Образованный человек русского Средневековья мог без особого труда перечислить потомков Адама до плотника Иосифа, нареченного мужа Девы Марии, матери Христа. Авраам был праправнуком Ноя, который принадлежал к девятому поколению потомков первого человека Адама. От Авраама до Иосифа насчитывалось сорок поколений, четырнадцать поколений насчитывается в евангельском родословии Иисуса Христа (Евангелие от Матфея, глава 1, стих 17) – столько «ступеней» отделяет на этой генеалогической лестнице праотца Авраама от израильского царя пророка Давида. Таким образом, к древнему прошлому можно было почти прикоснуться рукой.

Мир и время с приходом новой веры начали переживаться как уютные, созданные для человека. По библейскому сказанию, первый человек был создан в шестой день сотворения мира. Создана же Вселенная была всего за неделю – за семь дней. Точнее, за шесть – седьмой день Бог отдыхал от своих трудов. Семь дней творения повторялись в неделе, или, как ее называли в Древней Руси, седмице. А «неделей» именовалось воскресенье – как праздничный день, когда ничего не делают, отдыхают. Ритм творения мира повторялся в ритме повседневной жизни – от понедельника до праздничной «недели» – даже если понимать библейские семь дней создания космоса не буквально.

Но и само существование мира, само его бытие тоже должно было длиться семь дней. Конечно, это были не обычные дни. Каждый день приравнивался к тысяче земных, человеческих лет, потому что в библейской книге Псалтирь было сказано: «Прежде нежели родились горы, и Ты образовал землю и вселенную, и от века и до века Ты – Бог. Ты возвращаешь человека в тление и говоришь: “возвратитесь, сыны человеческие!” Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошел, и как стража в ночи» (псалом 89, стихи 3–5). По современному летоисчислению конец света приходился на 1492 год. Год этот ждали со страхом и трепетом. Лишь до этого года дописывали пасхалии – таблицы расчета дней празднования Пасхи: зачем считать дальше, если на этом время закончится, остановится. До «седьмотысячного» года в дни детства, отрочества и юности Нестора было еще далеко. Нестор появился на свет спустя несколько десятилетий после начала второй половины последнего тысячелетия – после 6500-го, то есть 992 года. Впереди было начало второго века этой половины – 6600 год, а по нашему счету 1092-й. Начало христианской истории Руси, наполняющее душу радостью, было для Нестора совсем рядом, на расстоянии протянутой руки. Недалеко было и ее завершение, рождающее тревогу. Возможно, будущий прославленный книжник чувствовал себя средостением, звеном между началом и завершением христианской истории Руси, свидетелем великих перемен[48]48
  См. исследования, в которых (с разной степенью категоричности и гипотетичности) проводится идея об актуальности ожидания конца света на Руси во второй половине XI – начале XII века: Данилевский И. Н. Замысел и название Повести временных лет // Отечественная история. 1995. № 5. С. 101–109; Gippius A. Millenialism and Jubilee Tradition in Early Rus’ History and Historiography // Ruthenica. T. 2. Киïв, 2003. С. 159–164; Гиппиус А. А. Два начала Начальной летописи: к истории композиции Повести временных лет // Вереница литер: К 60-летию В. М. Живова / Отв. ред. А. М. Молдован. М., 2006. С. 82–83; Карпов А. Ю. Об эсхатологических ожиданиях в Киевской Руси в конце XI – начале XII века // Отечественная история. 2002. № 2. С. 13; Андрейчева М. Ю. Образы иноверцев в Повести временных лет. СПб., 2019. 133–152. О «юбилейных» датах в «Повести временных лет» см. также: Гиппиус А. А. 6700 год от сотворения мира: Отмечались ли юбилеи в Древней Руси // Родина. 2002. № 11–12. С. 102–106. Для эсхатологических настроений XI века иногда ищется даже дохристианская основа; см.: Громов Д. В. Образ «эсхатологического нашествия» в восточнославянских поверьях в древности и современности // Этнографическое обозрение. 2004. № 5. С. 20–42.


[Закрыть].

Во вступлении к Житию Феодосия Печерского Нестор напишет: «И вот что дивно: ведь как пишется в книгах святых отцов: “Ничтожен будет последний род”; а сего Христос и в последнем роде сделал своим сподвижником и пастырем иноков, ибо с юных лет отличался он безупречной жизнью, добрыми делами, но особенно – верою и разумом»[49]49
  Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1: XI – начало XII века. СПб., 1997. С. 353–355. Перевод О. В. Творогова.


[Закрыть]. А в «Чтении о Борисе и Глебе» он назовет «последними» времена, в которые была крещена Русь, жили два брата-мученика и он сам[50]50
  Revelli G. Monumenti letterari su Boris e Gleb. Литературные памятники о Борисе и Глебе. Genova, 1993. Р. 610, стб. 91а.


[Закрыть]. Впрочем, видеть в этих выражениях проявление напряженного эсхатологизма, скорее всего, не стоит. Известный филолог и светский богослов С. С. Аверинцев напомнил: «На литургическом языке Православия уже о временах земной жизни Христа говорится как о “последних”, и ни одного здравомысленного верующего это не смущает, хотя по человеческому счету с тех пор прошли два тысячелетия (и пройдет столько тысячелетий, или годов, или только дней, сколько Богу будет угодно). Мы уже очень давно – “эсхатон”»[51]51
  Аверинцев С. С. Собрание сочинений / Под ред. Н. П. Аверинцевой и К. Б. Сигова. София – Логос. Словарь. Киев, 2006. С. 742.


[Закрыть].

Такое осмысление понятия «последний» известно оригинальной древнерусской книжности. В тексте Пространной редакции Жития князя Михаила Ярославича Тверского есть такие строки: «В последняя бо лѣта Господь нашь Исус Христос, слово Божие, родися от Пречистыя дѣвы Мария Богородица и приятъ страсть, исправляя падения рода нашего, и въскресе въ третии день, и възнесеся на небеса в день пятедесятныи»[52]52
  Клосс Б. М. Избранные труды. М., 2001. Т. 2: Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI веков. С. 189, лл. 211об. – 212.


[Закрыть].

С принятием христианства на Руси время оказалось противопоставлено вечности – бытию вне движения, вне изменения. Ведь именно движение, перемены свойственны времени. Вечен Бог, существовавший до времени (ведь он и создал время вместе с материальным миром) и существующий вне времени. Вечное новое бытие наступит после второго пришествия Христа и Страшного суда. Явятся «новое небо и новая земля» и Небесный Иерусалим: «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего….И смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое»; «И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их; и будут царствовать во веки веков» (Откровение Иоанна Богослова, глава 21, стихи 1–5, глава 22, стих 5).

Христианство открывало глубинную связь событий истории: деяния и происшествия недавнего прошлого и настоящего раскрывались как подобие, неполное повторение, «эхо» давних событий – прежде всего относящихся к Священной истории, библейских, которые выступали в роли модели и прообраза. Так, убиение Святополком Окаянным братьев Бориса и Глеба, случившееся в 1015 году[53]53
  Я придерживаюсь традиционной версии, согласно которой Борис и Глеб были убиты в 1015 году, а их губителем был князь Святополк, позднее прозванный Окаянным. Ставшая в последнее время популярной версия (основанная на тенденциозном прочтении скандинавской Пряди об Эймунде и немецкой латиноязычной Хроники Титмара Мерзебургского), что Борис или оба брата были убиты по приказанию Ярослава Мудрого, не представляется мне обоснованной. См. в моих книге и статье: Ранчин А. М. Борис и Глеб. М., 2013 (серия «Жизнь замечательных людей». Вып. 1630 (1430)). С. 169–182; он же. К вопросу о памятниках Борисоглебского цикла как исторических источниках // Герменевтика древнерусской литературы. Сб. 20. М., 2021. С. 85–119.


[Закрыть], воспринималось как вариация первого убийства на земле, описанного в 4-й главе ветхозаветной Книги Бытия – преступления Каина против брата Авеля. А крещение Руси князем Владимиром Святославичем уподоблялось христианизации Римской империи при Константине Великом в начале IV века; сам Константин в свой черед сравнивался с апостолами – учениками Христа и проповедниками новой веры, именовался равноапостольным – потом так стали называть и Владимира. Открывая для себя это сходство, такие переклички прошлого и настоящего, юный Нестор, наверное, испытывал то радостное чувство преемственности, связи между собой и миром, осмысленности истории, которое пережил Иван Великопольский – персонаж чеховского рассказа «Студент»: «И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, – думал он, – связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой».

В романе Бориса Пастернака «Доктор Живаго» дядя главного героя философ Веденяпин замечает, как христианство изменило мировидение людей: после прихода Христа в мир человек «умирает не на улице под забором, а у себя в истории, в разгаре работ, посвященных преодолению смерти, умирает, сам посвященный этой теме». В этом смысле история начинается с Христа. И христианин во втором и третьем поколении Нестор, чуткий к ее движению и сущности, должен был ощущать и понимать это особенно остро и ярко. В позднейшие века, в зрелое и позднее Средневековье, такое восприятие времени и истории станет (по крайней мере для образованных людей) данностью, аксиомой. Для отрока Нестора оно еще было притягательно своими свежестью, новизной, должно было восприниматься им как счастливый дар и вместе с тем почти как награда за личный выбор: ведь язычество – не отдельные пережитки: обряды и суеверия, а еще живой взгляд на мир – обитало рядом, окружало его в молодые годы. Даже спустя двадцать лет или большее время после появления Нестора на свет[54]54
  Рассказ о новгородском волхве содержится в подборке сказаний о волхвах, входящей в состав статьи «Повести временных лет» под 6579 (1071) годом. Но это событие может и не относиться именно к 1071 году; летописец, по-видимому, объединил под одним годом события нескольких лет. Историю о волхве, смутившем Новгород, книжник вводит словами: «Такой волхв явился при князе Глебе в Новгороде», очень неопределенно указывающими на время события. – Повесть временных лет. Ч. 1. С. 321. Глеб Святославич княжил в Новгороде с неизвестного времени по 1078-й или 1079 год. Обычно начальным годом его новгородского княжения считают 1069-й, когда Глеб разгромил под Новгородом Всеслава Полоцкого (ср.: Полное собрание русских летописей. Т. 3. С. 17), но М. Х. Алешковский доказывает, что оно могло начаться еще в 1065 году и что Глеб точно правил здесь в 1067-м; см.: Алешковский М. Х. Повесть временных лет: Из истории создания и редакционной переработки / Отв. ред. Ф. Б. Успенский. М., 2015. С. 120. Бунт, поднятый кудесником, М. Х. Алешковский относит к 1076–1077 годам (Там же).


[Закрыть] один кудесник-волхв смог соблазнить весь Новгород – на стороне епископа, то есть Христовой веры, остались лишь новгородский князь и дружина: чародей «разговаривал с людьми, притворяясь богом, и многих обманул, чуть не весь город, разглагольствуя, будто наперед знает всё, что произойдет, и, хуля веру христианскую, он говорил ведь, что “перейду Волхов на глазах у всех”. И замутился весь город, и все поверили в него, и собирались убить епископа. Епископ же, с крестом в руках и в облачении, вышел и сказал: “Кто хочет верить волхву, пусть идет за ним, кто же истинно верует, пусть тот к кресту идет”. И люди разделились надвое: князь Глеб и дружина его пошли и стали около епископа, а люди все пошли и стали за волхвом. И начался мятеж великий в людях»[55]55
  Повесть временных лет. Ч. 1. С. 321.


[Закрыть].

Можно сомневаться в том, что летописец точно передал похвальбу волхва: в изложении книжника он, готовый повторить чудо Христа – хождение по водам, больше напоминает антихриста, чем язычника. Однако сохранение на Руси, особенно в глуши, многобожия в середине XI века бесспорно: например, жившие на ее восточных землях воинственные вятичи признали новую веру лишь к середине следующего столетия. Печерский монах Кукша за проповедь им христианства поплатился жизнью. Некоторые ученые считают, что в отдельных местах на Руси еще в XIII веке совершались человеческие жертвоприношения, хотя эта точка зрения, основанная на интерпретации данных археологии, спорна[56]56
  Ср. обзор точек зрения: Назаренко А. В. Древняя Русь и славяне: (Историко-филологические исследования). М., 2009 (Древнейшие государства Восточной Европы. 2007 г.). С. 408; Петрухин В. Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Т. 1: Древняя Русь / Сост.: А. Д. Кошелев, В. Я. Петрухин. М., 2000. С. 288; он же. «Русь и вси языци»: Аспекты исторических взаимосвязей: Историко-археологические очерки. М., 2011. С. 209–210; Русанова Н. П., Тимощук Б. А. Языческие святилища древних славян / Под ред. С. А. Плетневой. 2-е изд., испр. М., 2007. С. 125–140.


[Закрыть].

Так или иначе, для Нестора в его юные годы христианство было верой новой – не только в значении «небывалой», но и в значении «недавно принятой».

Помимо «большого» времени, выходящего за пределы жизни человека, но на него влияющего, для человека значимо и время «малое» – историческое время его детства, отрочества, юности. Ранние годы Нестора выпали, вероятно, либо на самый конец, либо на вторую половину правления Ярослава Мудрого – сына крестителя Руси, сводного брата Бориса и Глеба.

Князь Ярослав правил Киевской землей и большинством остальных русских земель с 1019-го по февраль 1054 года, до своей кончины. С 1036 года, после смерти брата Мстислава, князя Черниговского и Тмутараканского, он был единовластным правителем всей Руси за исключением Полоцкого княжества. При нем (согласно «Повести временных лет», это произошло в 1036 году) были сокрушены степные хищники печенеги, воздвигнуты новые киевские стены с каменными Золотыми воротами, названными во образ и подобие Золотых ворот Константинополя – триумфальных ворот, через которые входили в город византийские императоры-победители. При Ярославе был воздвигнут и украшен мозаиками и фресками грандиозный и великолепный тринадцатикупольный храм Святой Софии, названный в подражание величайшей церкви христианского мира – Софии Цареградской. В его правление прекратились междоусобицы. Умирая, князь велел сыновьям во всем слушаться старшего, Изяслава, которому передал стольный Киев. Завещание Ярослава было включено в летопись под 1054 (6564) годом: «Еще при жизни своей он дал завещание сыновьям своим, сказав им: “Вот я покидаю мир этот, сыны мои; живите в любви, потому что все вы братья, от одного отца и одной матери. И если будете жить в любви друг к другу, Бог будет с вами и покорит вам врагов ваших. И будете мирно жить. Если же будете в ненависти жить, в распрях и междоусобиях, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов своих, которую они добыли трудом своим великим, но живите в мире, слушаясь брат брата. Вот я поручаю заместить меня на столе моем, в Киеве, старшему сыну моему и брату вашему Изяславу; слушайтесь его, как слушались меня, пусть он заменит вам меня; а Святославу даю Чернигов, а Всеволоду Переяславль, а Игорю Владимир (южный), а Вячеславу Смоленск”. И так разделил он между ними города, запретив им переступать предел братний и сгонять (один другого со стола), сказал Изяславу: “Если кто захочет обидеть брата своего, ты помогай обижаемому”. И так завещал он сыновьям своим жить в любви. ‹…› Приспел конец жизни Ярослава, и отдал он душу свою Богу в первую субботу Федоровского поста. Всеволод же убрал тело отца своего, возложив на сани, отвез его в Киев, в сопровождении попов, певших положенные песнопения. Оплакивал его народ; и, принеся, положили его в гроб мраморный в церкви святой Софии. И оплакали его Всеволод и все люди. Прожил же (Ярослав) полных 76 лет»[57]57
  Повесть временных лет. Ч. 1. С. 308.


[Закрыть].

Так сложился триумвират Ярославичей – система власти, в которой главные роли принадлежали трем старшим сыновьям Ярослава Мудрого: Изяславу Киевскому, Святославу Черниговскому и Всеволоду Переяславскому. Двое младших – Игорь, княживший во Владимире на Волыни, на юго-западе Руси, и Вячеслав, державший Смоленск, решающего значения не имели, к тому же оба они рано умерли. Есть основания предполагать, что в завещании Ярослава был впервые провозглашен сеньорат – принцип старшинства как основа организации власти и отношений между князьями. (Пример святого Бориса, о покорности которого Святополку Окаянному рассказывается в Борисоглебских житиях, в том числе в Несторовом «Чтении», видимо, не отражал древнюю норму, а формулировал норму новую, основанную на ветхозаветном принципе.) Впрочем, выделение еще воинственным Святославом Игоревичем Киева Ярополку, который был, по-видимому, старшим из его сыновей{16}16
  Согласно «Повести временных лет», это произошло в 970 году. Но неясно, наделил ли Ярополка отец верховной властью над братьями Олегом и Владимиром. Вероятно, Ярополк был возведен на киевский престол как наместник отца.


[Закрыть], и возведение Владимиром Святославичем на важнейший после киевского новгородский стол старшего отпрыска Вышеслава (умершего в 1008 году) как будто бы свидетельствуют, что идея старшинства складывалась или сложилась раньше[58]58
  Так трактует эти события М. Б. Свердлов; см.: Свердлов М. Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI – первой трети XIII вв. СПб., 2003. С. 440. Но есть и иные мнения. О проблеме старшинства, о том, существовал или нет такой династический принцип на Руси до середины XI века, см.: Ранчин А. Борис и Глеб. М., 2013. С. 122–131.


[Закрыть]. Установленные Ярославовым завещанием отношения при верховенстве старшего киевского князя Изяслава оставались нерушимыми до 1073 года, когда второй Ярославич Святослав, вступив в сговор с третьим, Всеволодом, изгнал Изяслава из Киева. Нестор, вероятно, видел в завещании Ярослава основу благополучия и мира в Русской земле и дорожил принципом старшинства. Его произведения об этом свидетельствуют.

Мы не знаем, в какой год будущий автор Жития Феодосия и вероятный составитель «Повести временных лет» пришел в этот мир. Но можем предположить, что новорожденного, видимо, крестили на восьмой день. О существовании этого обычая уже в XI веке свидетельствует Несторово Житие Феодосия: именно на восьмой день таинство крещения было совершено над будущим печерским подвижником[59]59
  См.: Библиотека Древней Руси. Т. 1. С. 354 (оригинал), 355 (перевод).


[Закрыть]. Позднейший обычай при принятии монашества (малой схимы, а затем, еще раз, великой) требовал смены имени. Но так ли было в Древней Руси? Историк Русской Церкви Е. Е. Голубинский понимал известие Нестора о том, что священник при крещении нарек печерского святого Феодосием, как недостоверное. Он полагал, что книжник либо не знал крестильного имени печерского игумена, либо умолчал о нем, потому что предпочел обыграть значение греческого имени Феодосий («врученный, дарованный Богу»): священник крестит младенца с этим именем, прозревая его великое будущее основателя русского монашества[60]60
  Голубинский Е. Е. История Русской церкви. Т. I. Вторая половина тома. С. 574, прим. 1.


[Закрыть]. Однако, по-видимому, обычай наречения нового имени при монашеском постриге в те времена, как, впрочем, порой и позднее, не был обязательным. Другой печерский монах, князь Никола (с княжим, языческого происхождения, именем Святослав, или Святоша), судя по всему, принял постриг, сохранив крестильное имя[61]61
  См. об этом: Успенский Б. А., Успенский Ф. Б. Иноческие имена на Руси. М.; СПб., 2017. С. 30–32, 82–99. Ср. более раннее напоминание В. И. Склярука: «В церковной практике во все времена известны случаи сохранения мирского имени по желанию постригаемого или монастырского начальства» – Склярук В. И. К биографии Феодосия Печерского // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского Дома) Академии наук СССР. Т. XLI. Л., 1988. С. 319.


[Закрыть]. Но даже если предположить, что нашего героя нарекли Нестором еще при крещении, назвать месяц и день совершения обряда и, соответственно, день его рождения не получится: во-первых, в те времена не обязательно давали имя одного из святых, чью память праздновали в день крещения, а во-вторых, в церковном календаре есть (и был) целый ряд святых с этим именем, память которых приходится на разные дни и месяцы церковного года. Если же имя Нестор было дано ему при постриге, то узнать день, в который это произошло, невозможно по той же самой причине: хотя в те времена новое давалось постригаемому в монахи по имени одного из святых, празднуемых в день совершения обряда[62]62
  Этот обычай сохранялся на Руси до XV века; см.: Успенский Б. А., Успенский Ф. Б. Иноческие имена на Руси. С. 101–103.


[Закрыть], Несторов в святцах несколько, и дни празднования их памяти не совпадают. Возможно, наш герой был крещен в память мученика Нестора (день памяти 27 октября старого стиля) – ученика святого Димитрия Солунского. Юноша Нестор победил в поединке Лия, любимого бойца императора-язычника Максимиана и был за исповедание христианской веры казнен по приказу царя – гонителя христиан[63]63
  См. о нем в переводном Житии Димитрия Солунского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 2: XI–XII века. СПб., 1999. С. 178–181.


[Закрыть]. В таком случае древнерусский книжник мог тоже видеть в себе борца за веру, но орудием своим считал не руку и не оружие воина, а перо.

Зато с определенной долей уверенности можно назвать среду, к которой принадлежали родители Нестора Летописца. Нестор был действительно для своего времени высокообразованным книжником. И «Чтение о Борисе и Глебе», и Житие Феодосия Печерского свидетельствуют об отличном знании автором переведенных с греческого житий; обыгрывание значения Феодосиева имени – о знакомстве с греческим языком, как и грецизм «кафоликани иклисиа»{17}17
  Так названа киевская Богородичная Десятинная церковь, первоначально бывшая митрополичьим кафедральным храмом – главным храмом Русской Церкви.


[Закрыть] («вселенская церковь») в «Чтении»[64]64
  См.: Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им / Приготовил Д. И. Абрамович. Пг., 1916. С. 19, л. 108в (Памятники древнерусской литературы. Вып. 2). Возможно, это свидетельство использования Нестором какого-то текста на греческом языке, посвященного Борису и Глебу. См. об этом: Айналов Д. В. Очерки и заметки по истории древнерусского искусства. IV. Миниатюры «Сказания» о свв. Борисе и Глебе Сильвестровского сборника // Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. 1910. Т. XV. Кн.3. С. 42.


[Закрыть]. Автор этих житий, конечно, совершенствовал свои знания и усердно читал книги, став монахом, но можно согласиться с предположением М. Д. Присёлкова, что он выделялся образованностью уже при вступлении в печерскую братию. Но кто мог тогда получить еще в юные лета хорошее образование? Конечно, человек, родившийся в знатной, боярской семье, или сын княжеского чиновника или священнослужителя. Не только образованность, но даже элементарная грамотность, особенно в первые десятилетия после крещения Руси, была, очевидно, достоянием весьма тонкого слоя общества. (Ситуация не изменилась принципиально ни в Московской Руси, ни – в общем и целом – в императорской России.) Как будто бы это утверждение опровергают многочисленные берестяные грамоты, найденные за последние семьдесят лет в культурном слове Великого Новгорода. Однако число их, превысившее тысячу, не покажется столь значительным, если учесть, что они были написаны на протяжении примерно пятисот лет. Кроме того, у целого ряда этих древнерусских писем и записок повторяются как авторы, так и адресаты. Да, найдены, вероятно, лишь крупицы из древненовгородского эпистолярия на бересте. Но всё же было бы весьма рискованно говорить о почти всеобщей грамотности Господина Великого Новгорода.