Текст книги "Дети Велеса"

Стоявший на земле лук доставал Пырёву до груди. Гладкая костяная рукоять овальной формы удобно легла в ладонь. Что ни говори, а держать изящное, нежное на ощупь, хорошо сбалансированное оружие было чертовски приятно. Наложив стрелу на большой палец, как это делал Кузьма, Стас поймал прорезью ушка тетиву и потянул. Не так-то просто, как оказалось. Тугие плечи лука упорно сопротивлялись, не желая гнуться, а тетива и не думала приближаться к лицу. Пришлось увеличивать силу чуть ли не до предела. Только тогда оружие с горем пополам встало на боевой взвод. И как это Кузя с такой видимой лёгкостью справляется с ним? Ещё и в мишень умудряется попасть.

Мышцы ныли от напряжения. Такое чувство, что сейчас лопнут. Руки мелко тряслись, не давая нормально прицелиться. Сильнейшая нагрузка на спину и плечи. Наконечник стрелы всё время норовил соскользнуть с пальца.

– Наклони чуть влево, – посоветовал Кузьма, стоявший сбоку и немного сзади.

Действительно, так проще. Но задачу в целом не облегчает.

Устав ловить мишень, Стас отпустил тетиву. Та хлёстко и сильно ударила о щиток на предплечье, чуть не отбив руку. А не будь щитка?

В цель он, конечно, не попал. Но и сил на вторую попытку больше не было.

– Найди стрелу, – распорядился Кузьма.

Облегчённо вздохнув, что не придётся снова натягивать лук, Пырёв с готовностью побежал к мишени. Свою стрелу едва нашёл, и то благодаря лишь её белому оперению. Она воткнулась в землю далеко за щитом. Дойдя до мишени, увидел на ней обтянутый толстой кожей круглый деревянный щит с железным сферическим умбоном. Выпущенная Кузей стрела пробила умбон точно в центре, а наконечник торчал с обратной стороны щита. Пуля от ПМ наверняка застряла бы где-то посередине этой смеси металла, кожи и дерева. Какая же чудовищная скорость должна быть у стрелы, чтобы пробить всё насквозь!

Возвращался в лёгком смятении. Чем ещё удивит сегодня ведун?

На счастье, Кузя не потребовал от Стаса снова пробовать поразить цель. Отложив лук с тулом, подал другую команду:

– Доставай мечи.

Стас взял клинки обратным хватом, как и примеривался к ним изначально. Слегка согнув колени, принял стойку. Руки подняты, защищая голову. Мечи вдоль предплечий остриями вниз. Кулаки защищены эфесами, готовыми в любой момент превратиться в кастеты.

– И как ты собираешься сражаться? – усмехнулся Кузьма.

– Попробуй и увидишь, – просто сказал Пырёв.

Безразлично дёрнув плечом, ведун обнажил меч и шагнул навстречу. Первый выпад Стас чуть не пропустил, едва успев отразить метнувшийся к нему клинок. Пришлось отступать, сдавая позицию. Во время второй атаки отвёл разящее жало в сторону, ответив двумя сильными ударами в грудь. Если бы не кольчуга, валяться ведуну на земле с переломанными рёбрами, а так только дыхание сбил. Но и этого оказалось достаточно, чтобы заставить его уйти в оборону. Сделав обманное движение, Стас попробовал достать соперника саблей. Та просвистела мимо. Не прерывая атаку, наотмашь ткнул остриём в грудь. Ведун парировал удар и нанёс ответный. Удалось увернуться, но затем удары посыпались градом. Теперь Стас был занят лишь тем, что непрерывно уклонялся и ставил блоки. О контратаке нечего было и думать. Тут бы не подставиться, не то, что ответить.

Почему-то Кузьма использовал только рубящие удары, избегая колоть. Возможно, поэтому быстро выдохся. В один момент они замерли друг против друга взмыленные, опустив оружие и тяжело дыша.

– Странно ты ведёшь бой, – едва отдышавшись, проговорил ведун. – Защищаться можешь, но и только. Нападать тоже уметь надо. Чары отводишь, или они на тебя не действуют – это хорошо. Будем учиться держать меч, как полагается. Ишо чего умеешь?

Убрав клинки, Стас вынул нож и метнул в бревно неподалёку. С тупым звуком лезвие вошло в дерево рядом с Аркашей. Следом полетели сабли, которые воткнулись по обе стороны от ножа.

– Эй-эй! Осторожнее, гладиаторы! – возмутился вскочивший с места Башка. – Вы так всех зрителей разгоните. Перед кем потом красоваться будете?

– Добро, – похвалил Кузьма. – Пошли, перекусим, а там и учёбой твоей займёмся. Чего её откладывать.

Учёба давалась нелегко. От сна до сна Пырёв непрестанно карабкался, перелазил и бегал по брёвнам, преодолевая полосу препятствий. Фехтовал тяжёлыми мечами, натягивал тетиву на лук и пускал стрелы. Причём делал это как пешим, так и конным. Михайлик с Кузьмой гоняли его поочерёдно, поскольку кто-то из них постоянно пропадал из города по непонятным делам. Башка, оставаясь верным принципу антимилитаризма, обучался только джигитовке. Редко присоединялся к Стасу на полосе препятствий. Большую же часть времени болтался без дела. А вот занятия по управлению Силой не пропускал никогда. Произошло это после одного наглядного урока, устроенного землянам их учителями.

Как-то раз Пырёв с Аркашей привычно вышли заниматься во двор. Но никого из ведунов там не оказалось. Зато сидели два матёрых косматых волка. Огромные звери плотоядно глянули на людей. Одновременно поднялись и, ускоряя бег, бросились каждый к своей жертве. Оружия никакого при Стасе не было. Единственное, что успел сделать, это упасть на спину, поддеть ногами прыгнувшего волка и перекинуть его через себя. Быстро повернулся, но вместо зверя вдруг увидел Кузьму, который как раз вставал на ноги. Второй волк тоже принял человеческий облик, и теперь поверх валявшегося на земле Аркаши восседал улыбающийся Михайлик, приговаривая:

– Будет впредь дурням наука. Не ходи туда, где не ведаешь, чего ждать.

Башка разразился ругательствами:

– Вы чё, мать вашу, совсем охренели? Да мне с такими шуточками кардиолог раньше времени понадобится. А он у вас есть? Дегенераты хреновы!..

Кузя спокойно дождался, когда иссякнет поток полуматерной брани. Как только Аркаша заткнулся, ведун взял слово. Не давая себя перебивать, объяснил чем они, собственно, здесь только что занимались. Говоря научным языком, ведуны провели своеобразный тест на выявление магических свойств землян. Такие вот экспериментаторы выискались. Правда, толк от этой выходки всё же был.

– Чужая магия рассыпается при соприкосновении с вашими телами, – подвёл итог Кузьма. – Это и обернуло нас обратно в людей помимо воли.

– Поздновато биополе срабатывает, – пробурчал Стас.

– Надо научиться расширять Силу и пользовать её с умом, – назидательно закончил ведун.

И они расширяли. Эти занятия больше походили на медитацию. На первых порах ни Башка, ни Пырёв не видели в них совершенно никакого смысла. Но постепенно стали чуять чужую магию, как говорится, за версту. Всегда знали, где поблизости находятся ведуны, даже если те не творили никаких чар. Могли мысленно сканировать пространство, безошибочно угадывая расположение предметов, растений, животных, не говоря уже о людях. По одному лишь взгляду на человека Стас теперь с лёгкостью считывал характер, видя его положительные и отрицательные стороны. До этого, на Земле, с ним подобное тоже бывало, когда после мимолётного общения с ранее совершенно незнакомыми людьми начинал испытывать к ним симпатию или неприязнь. Первое впечатление, как правило, всегда оказывалось верным. Считал, что дело здесь в его безупречной интуиции. Только теперь понял, откуда у неё ноги растут. Нет, это не просто жизненный опыт. Это подсознательные, глубинные чувства, отныне извлечённые на поверхность. Они открыли такие способности, о которых Стас раньше и подумать не мог.

К первым заморозкам Пырёв твёрдо освоил технику фехтования и стрельбы из лука. Одинаково нагружал отработкой ударов и блоков как правую, так и левую руку. Это позволяло при случае менять их, ничуть не теряя эффективность в бою, или сражаться двумя мечами сразу. Из лука с расстояния в полперестрела он всегда попадал в малый круг в центре, а с полного перестрела11
  Перестрел – около 220 метров


[Закрыть] – неизменно в створ мишени. Ладони огрубели, зато буквально срослись с оружием и чувствовали его, словно это продолжение руки. Конечно, Стасу было ещё ох, как далеко до мастерства ведунов, но и того умения, что уже достиг, хватало, чтобы, по крайней мере, не погибнуть в первые минуты схватки. На Земле из него получился бы неплохой боец какого-нибудь исторического клуба. Даже подумывал создать свой по возвращении. Почему нет? Будет учить пацанов драться на мечах, стрелять из лука и ездить верхом. Чем не занятие по выходу на пенсию? И сам при деле, причём интересном, и подросткам неплохая альтернатива их тусовкам и всяким сомнительным компаниям вкупе с алкоголем и наркотой.

Короткие сабли Кишенича казались теперь детской забавой. Отдал их Аркаше, который всё-таки переломил себя, решив, что в этом мире лучше быть при оружии. От нечего делать Башка начал брать уроки рукопашного боя у Пырёва, переняв его тактику обратного хвата клинков.

Уверенно чувствовал себя Стас и в седле. Даже исполнял кое-какие трюки на скаку. Но ещё лучше верхом ездил Аркаша. Располагая временем куда большим, нежели у занятого другими тренировками Стаса, он целиком и полностью посвящал себя лошадям.

Глава 8

Заметив очевидный прогресс Пырёва в овладении мечом и луком, Михайлик с Кузьмой усложнили его тренировки. Сначала при помощи чар стали отклонять стрелы, которые он пускал. Тем же способом пытались отводить его клинки во время удара или постановки блока. Благодаря этому, Стас научился прикрывать летящую стрелу своей антимагией. Так что меткость у него ничуть не страдала. Попытки же учителей как-то воздействовать на мечи вовсе не имели успеха. Во-первых, Стас постоянно держал оружие в руках и уже мог распространять Силу на довольно большое расстояние от тела. А во-вторых, сами мечи были обычными тренировочными болванками, выкованными из железа, мало восприимчивого к магии. Непрофессиональные, так сказать. Ими не пользуются настоящие воины, тем более ведуны. Истинным оружием считались «живые» клинки, изготовленные из особого сплава. Если в их состав и входит железо, то в мизерных количествах. Чаще там его и вовсе нет. А прочность такому оружию придаёт волшебная сила кузнецов.

Как-то Михайлик предложил Стасу сходить в кузницу к одному знатному мастеру. Выбрать настоящий, как он сказал, меч. Из любопытства Пырёв согласился в надежде увидеть нечто похожее на волшебный клинок Ставра, который называл Варягом. Всё из-за песни, которой этот чудо-меч растеребил душу… Но лишь разочаровался.

Стоя в центре просторной кузницы, рядом с наковальней, Стас разглядывал выстроенные вдоль стены новенькие клинки. Все красавцы, как на подбор. Блестят свежей отделкой. На рукоятях замысловатые растительные узоры. Видна рука искусного мастера. Несомненно, у каждого меча своя индивидуальность, частичка вложенной в металл души создателя. Шедевры. Однако… Боялись они Пырёва, и он это чувствовал! Ему казалось, что клинки жмутся друг к дружке от страха. Трясутся, надеясь, что этот ужасный пришелец их не тронет. Ведь попасть к нему в руки значит расстаться с жизнью. Стать пустыми болванками, наподобие железных собратьев. Не дай, Мастер, этому случиться!

Старый кузнец, кажется, ощущал нечто подобное, потому что беспокойно переминался за спиной Стаса и с напряжением пыхтел. Не было среди собранного здесь оружия истинных бойцов, равных Варягу.

Ничего не сказав, Стас поспешил покинуть кузницу, чтобы больше не смущать мастера и его детищ. Выходя, услышал облегчённый вздох кузнеца и, на уровне особых чувств, радостное позвякивание клинков.

– Не глянулись? – нагнал его Михайлик.

– Они меня пугаются. Не насиловать же их. Я лучше с бездушными побуду, привык уже к ним.

Пырёв похлопал по рукоятям двух тренировочных мечей, висевших по бокам. Последнее время с ними практически не расставался. Портупея, крепившая мечи на поясе, позволяла носить их и за спиной, что и делал, когда ездил верхом.

Всё же к этому кузнецу сходили не зря. Он изготовил Стасу чешуйчатый панцирь и сферический шлем. Соблюдая полученные от заказчика инструкции, делал это всё из обычного железа, потому и управился быстро, обрадованный возможностью поскорее избавиться от странного клиента.

Доспехи были последней деталью смены одежд. Непогода и наступавшие холода не оставили землянам выбора. Импортный костюм Аркаши и брюки Стаса давно превратились в обноски. Куртка и плащ уже не могли достаточно хорошо согревать, а демисезонная обувь пропускала влагу и не сохраняла тепло. У ведунов они приоделись. Каждый обзавёлся портами, двумя рубахами с вышивкой по воротнику и штанами, которые здесь называли ноговицами. Да, ещё сапоги. Обычные, похожие на кирзовые, только на плоской подошве, как у кроссовок. Зато удобные, мягкие и тёплые.

Пришлось, правда, учить Аркашу мотать портянки. В армии же не служил. Сначала тот норовил оставлять носки под портянками, пока они совсем не разлезлись. Зато потом прекрасно обходился без носок. Тогда и мозоли окончательно сошли.

В последнюю очередь земляне купили себе по меховой шапке, короткой двубортной дублёнке и тёплому плащу с капюшоном, называемому вотолой. Теперь они внешне ничем не отличались от местного населения. Особенно Башка, переставший бриться из-за отсутствия привычной электробритвы. Отрастил усы и бороду. Менее привередливый Стас приноровился пользоваться трофейным ножом, оказавшимся неплохим заменителем бритвенного станка. Предложил свои услуги цирюльника и Аркаше, но тот замахал руками:

– Не хватало ещё, чтобы ты, душегуб, держал нож у моего горла!

Ножницы и гребни в этом мире имелись в изобилии, что позволяло периодически друг друга стричь. Выходило не столь профессионально, как в парикмахерской, однако их прически здесь никого не интересовали.

На смену сумеркам незаметно пришла ночь. Городские улицы освещались круглыми фонарями, закреплёнными под крышей каждого дома. Их никто никогда не зажигал. Сами разгорались по мере наступления темноты. Похоже, днём они накапливали солнечную энергию, а во мраке начинали её излучать, словно гигантские светляки. Местные называли эти шары хоршнями. То ли растения, то ли окаменелости, то ли нечто рукотворное. Стас пытался разузнать, но всегда получал одинаково непонятные ответы: «Это Хорс лучи зажигает», – или: «Хорс оставил нам частичку света». Плюнув, остался при мнении, что хоршни состоят из какого-то фосфоресцирующего материала. Правда, существовало и другое объяснение – магия. Но тут Пырёв был полным профаном.

Мороз крепчал, а снега всё не было. Жители стали беспокоиться, что полягут озимые, молясь всем богам, чтобы ниспослали свою благодать. Видимо, те услышали. Снег вскоре пошёл. Да такой, что падал, не переставая, на протяжении трёх суток. Он то валил большими густыми хлопьями, то затихал ненадолго, лениво кружа мелкими, похожими на мошек снежинками. Затем снова принимался неистово бомбардировать землю крупным калибром. Толщина снежного покрова росла день ото дня. Горожане усердно работали лопатами, разгребая проходы в сугробах. Детишки весело кувыркались в них, играли в снежки, лепили человечков и строили горки. На улице посветлело. Даже фонари на домах, казалось, горят ярче. После снегопада облачность пропала, отдав первенство ясной погоде. Небо засверкало звёздами, создающими рисунок абсолютно незнакомых созвездий. А на их фоне величаво скользила тусклая Луна, оказавшаяся раза в два меньше той, что вращается вокруг Земли. По ней и отмеряли сутки или, говоря местным языком, сполохи. Её свет не был ярким, но белое покрывало снега многократно отражало его всей своей поверхностью, что делало тьму неким подобием густых сумерек.

Огромный дом Кузьмы опустел. Прибывавшие сюда и некоторое время гостившие ведуны тут же разъезжались по селениям, где их на зимовку с нетерпением ждали крестьяне. Иногда с ними отправлялся Кузя или Михайлик. Возвращались дня через два уже одни. Пырёв догадывался, что эти двое не рядовые солдаты армии ведунов и не просто друзья. Они оба распоряжались этой организацией, играли роль начальников магической стражи. По крайней мере, здесь, в Трепутивле и его окрестностях.

Последние ведуны покинули дом ещё до снегопада. Сейчас кроме Михайлика, Аркаши, Стаса и Кузьмы ни одной живой души в усадьбе не было. Ну, не считая лошадей.

– На дальние кордоны пришлось по два человека снаряжать, а то и по три, – жаловался Михайлик. – В ближайших сёлах по одному ведуну. В городе только мы и остались, да Кардаш со своей стражей. Молодняка у него много. Неопытные совсем ещё, могут не сдюжить, ежели серьёзная свара начнётся.

– Все старики ушли с князем на скитов, сам знаешь, – прогудел в ответ Кузьма. – Что до Кардаша, так он молодым спуску не даст. Научит службу справно нести. Он стреляный воробей. Да и мы с тобой на что.

Беседовали они в центральном зале, похожем на тот, где Петрик принимал Юноса и землян в Суматошье. Здесь ведуны и совещались, и трапезничали. Сейчас все четверо как раз покончили с едой, устроив небольшой совет.

Из сеней донёсся стук подошв. Твёрдая, уверенная походка. Перед входом человек остановился, потопал, стряхивая с обуви снег, после чего распахнул дверь.

– Здорово, братцы! – командирским голосом проорал с порога прибывший.

– Помяни Кардаша к ночи… – улыбнулся вместо приветствия Михайлик.

Начальник городской стражи протиснулся к столу и грузно сел на лавку.

– И тебе здравствовать, – Кузьма слегка кивнул. – Угощайся. Только жевать придётся в одиночку, мы уж поснедали.

– Не откажусь. Почитай цельный сполох крошки во рту не держал.

Ответственный за припасы Башка незаметно от гостя тяжело вздохнул, но навалил полную миску каши. Воткнув туда ложку, подвинул Кардашу. Непредвиденные траты отзывались болью в его бережливой душе. Особенно после ревизии, проведённой вместе со здешним Клетником. Подсчёт припасов показал, что расходовать их придётся очень экономно. Кладовку заполняли по прошлогодним стандартам. Кто же знал, что в этом году в доме перебывает столько народу. А князь уехал из города на всю зиму. Распорядиться о дополнительном финансировании некому. Того и гляди, скоро по миру пойдут с протянутой рукой.

Гость усердно заработал деревянной ложкой, сытно причмокивая. Только после того, как уплёл больше половины порции, снова заговорил:

– Гонец от князя прискакал. Он уже третий. Первые двое не добрались, сгинули. А я-то думку гадаю, чего Светлый долго вести не шлёт.

– А что с двумя первыми сталось? – Михайлик заинтересованно подался вперед.

– Кто его знает. Дело гонца до места с известием дойти, а не следы пропавших предшественников искать.

– И какие он вести принёс? – с напускным безразличием поинтересовался Кузьма.

Неторопливо облизав ложку, Кардаш положил её в пустую миску, которую отодвинул в сторону. Затем вытер бороду широкой ладонью. Пальцы слегка подрагивали. Подняв на ведунов грустные глаза, тихо сказал:

– Потому и пришёл, что вести дурные. Нечисть обложила Суматошье со всех сторон и лютует повсюду. Ни одного нетронутого села в округе. Все люди, кто цел остался, сбежались в город. Гонец говорит, чудом сюда пробился. У нас тоже неладное творится. Мои ребята частенько замечают нежить всякую, что мимо города так и шастает. Уже и в Трепутивель наведываются. Одного зазевавшегося стражника в клочья порвали. Ворота я приказал держать зачиненными, а ребятам своим броню на постах не сымать. Вот и скажите мне, чего дальше-то будет? То же самое, что и в Суматошье?

Задумчивое молчание было красноречивее любого ответа.

– Молчите, – прокомментировал Кардаш. – Вы хоть что-нибудь делаете, чтобы нас не постигла та же участь?

– Успокойся, воевода, – заговорил Кузя. – В каждом селении есть ведуны. В дальних даже по нескольку человек. Селян в обиду не дадим.

– Уже отдали! Со сполохом в город пришли трое путников. Измождённые все. От самой Гремячихи бежали. Нечистая сила уже и туда проникла. Эти трое последние, кто жив остался. Там всё население порезали…

– Как? – Михайлик вскочил с места. – Я же туда сам ведуна проводил ещё до снега.

– Всего два десятка вёрст отсюда, – ошеломлённо пробормотал Кузя.

Его пустой, невидящий взгляд застыл на сжатых кулаках, грозивших продавить столешницу. Через минуту он совладал с чувствами, расслабился, вытер влажные ладони о рубаху и снова водрузил их на стол. Глянув на вытянувшегося в недоумении Михайлика, твёрдо сказал ошеломленно пробормотал Кузя. :

– Тебе надобно ехать в Гремячиху, посмотреть, чего там. На месте определись, стоит ли следовать дале. Коли будет в том нужда, то поезжай. Ищи живых.

Он оценивающе осмотрел Пырёва, спокойно сидевшего за столом на протяжении всей беседы. Недолго поразмышлял и, не сводя с него внимательных глаз, продолжил давать наставления другу:

– Один ты не управишься. Возьми с собой Упыря, пущай подсобит.

Стас поморщился. Кузя так и не перестал называть его по кличке, упрямо игнорируя нормальное человеческое имя. Но сейчас это было неважно. Наконец появилось хоть какое-то дело, а то уже тоска одолевала. Без лишних слов Михайлик направился к двери. Поднялся и Пырёв. Надел дублёнку, взял мечи, повесил портупею на спину. Оставалось захватить плащ, припасы в дорогу, оседлать коней, после чего можно и отправляться.

– Давайте и я с ними прогуляюсь, что ли? – нерешительно спросил Аркаша.

– А я здесь, по-твоему, один остаться должен? – ответил Кузьма категоричным вопросом, совершенно не требующим ответа.

Зимняя дорога не была так хорошо утоптана, как летом. В это время года по ней мало кто ездил. Удивляло, что она вообще проложена среди наметённых сугробов, учитывая отсутствие грейдеров и прочей специальной техники.

Свежие кони шли бойко, покрыв расстояние до села примерно за полчаса. В тусклом свете Луны впереди показались тёмные брёвна внешней стены Гремячихи. Дорога тянулась вдоль края леса, в глубине которого постоянно мелькали светлячки глаз не то зверей, не то нежити, сопровождавшие всадников от самого Трепутивля. С каждой новой сотней метров этих огоньков становилось всё больше. Лес подступал к деревне почти вплотную, обрываясь перед небольшим пустым пространством у стены. Выйти на этот пустырь преследователи не решились и наблюдали за людьми, оставаясь в чаще.

Кое-где на снегу Стас разглядел кровь и следы волочения. Много звериных и человеческих следов, обрывки одежд и разбросанная домашняя утварь. Чем ближе к селу, тем отчётливее свидетельства разыгравшейся здесь трагедии.

Почему-то нигде не видно трупов. Нет даже останков. Из Гремячихи не доносится ни единого звука, словно вымерла вся деревня. Въездные ворота попросту сорваны. Заляпанные кровью створки валяются на снегу среди прочего мусора. Вместо них в боковые стойки арки справа и слева кто-то воткнул два топора. Своеобразный оберег от нечисти, который, как видно, жителям не помог.

Прогремев копытами по лежащим воротам, кони въехали в село. Здесь царил настоящий хаос. Перевёрнутые телеги и сани, выбитые окна и двери, раскуроченные скотники, разбросанные вещи – всё с кровавыми отметинами. И снова ни одного трупа. Ни людей, ни животных, ни нелюдей.

Объезжая дома, Стас заметил в одном из окон тусклый свет и показал Михайлику. Спешились, ступили во двор. Крови хватало и здесь, но тянулась она от хозяйственных построек, а не из дома. Входная дверь, хоть и распахнута настежь, казалась целой, как и все окна в доме. Проходя сени, Пырёв услышал едва уловимый звук, похожий на тихий стон. Доносился он из слабо освещенной горницы. Там на небрежно сдвинутом в угол столе горела свеча. На едва тёплой, остывающей печи сидел небольшой сгорбленный мужичок и тихонько поскуливал, точно плачущее дитя. Лицо закрыто шершавыми ладонями. Видна только всклокоченная шевелюра, подрагивающая при каждом всхлипывании. Ну, хоть Домовой…

– Здорово, Домовой, – поприветствовал духа Стас.

Тот испуганно вздрогнул и уставился на людей, продолжая шмыгать носом и часто моргая мокрыми от слёз ресницами.

– Чего уставился, милой? – без тени насмешки спросил Михайлик. – Сказывай, что тут было?

Дух тыльной стороной маленькой ладошки утёр один глаз, потом другой. Опять всхлипнул и плаксиво заголосил:

– А чего тут сказывать-то. Набежало нечистой силы тьма тьмуща, упыри да волколаки всячные. Как почали плоть живую рвать да питаться ею, так и пировали пока ни людей, ни зверья домашнего не осталось вовсе. Теперича вона, пусто как.

Глаза Домового стали наполняться влагой, готовые выплеснуть её обильными водопадами. Гримаса плача скривила губы. Пока он снова не разревелся, Стас поспешил продолжить допрос:

– И где сейчас эта нежить?

– А где ж ей быть-то, – дух вынужденно отложил стенания. – Пожрали, как говорится, и дальше пошли. Их эвон сколь много. Небось, не нажралися все-то. В другом селе дожрут.

– «Много» это сколько?

– Да тьма, она тьма и есть. Сколь тьмы видишь, всё нечисть. Говорю же, много. Так много, что не хватило им села-то нашенского со всеми людьми, лошадями и прочими животинами!

– Куда пошли? В какую сторону?

– Да кто их разберёт. У них промеж собой сладу-то никакого нет. Одни хотели в Трепутивель топать, другие до Блошиного Брода идтить. Туды, кажись, и подались, до Брода то есть. Дожирать, как говорится.

– Живых людей совсем не осталось?

– Кто не убёг вовремя, тех и не осталось. Совсем, как говорится…

Стас повернулся к Михайлику:

– Где Блошиный Брод знаешь?

Тот кивнул и вышел на улицу. Пырёв тоже направился к выходу, но Домовой разразился воплями:

– Эй, а я как же? Сюда ж теперь никто не вселится. Мне тут помирать, что ль?

Жаль было духа, но здесь уже ничем не поможешь. Разве только обнадёжить добрым словом. Он задержался в дверях, обернулся к плачущему Домовому и сказал:

– Главное, перезимуй. Весной люди опять сюда вернутся, если не раньше. За домом следи, чтобы не случилось чего. У тебя это хорошо получается.

На физиономии духа нарисовалась робкая улыбка. Ну, хоть не рыдает и то ладно. Стас вышел.

Объехав деревню ещё раз, но так никого больше и не обнаружив, они направились к воротам. Нужно было скорее попасть в Блошиный Брод. Как сказал Михайлик, это ещё семь вёрст отсюда. И там, кстати, тоже был ведун. Если он, конечно, не погиб, как в Гремячихе. Каким-то образом Михайлик чувствовал смерть собрата. Даже точно указал место, где тот её принял – въездная арка. Топоры тоже воткнул он, что ненадолго, но всё-таки задержало нежить. Однако в одиночку справиться не смог.

Смутное предчувствие холодком пробежало по спине. Стас взялся было сканировать пустырь за деревней, но кони уже выскочили за ворота. Вдруг они резко встали и, дико заржав, прянули назад. На пустыре, перекрыв дорогу, расхаживала стая косматых чудовищ, алчно поблёскивая глазами в сторону людей. Волколаки!

– Бесово племя! И как я их не учуял! – в сердцах выругался Михайлик.

Вот, значит, кто преследовал их от самого города.

Быстро спрыгнув с коня, Михайлик схватился за лук. Сгибая тугие плечи, стал натягивать тетиву. Оборотни медленно приближались. Наполовину звериные, наполовину человеческие тела выглядели гротескно. При самой первой скоротечной встрече Стас не обратил на это внимания. Сейчас в темноте тоже не мог рассмотреть, как следует. Но и того, что увидел, хватило. Более плоские, чем у настоящих волков, и более широкие морды. Вывернутые вперёд колени на задних лапах. Длинные, приспособленные для захвата пальцы с острыми когтями. Странно, что не напали сразу. Чуют ведуна?

– Зачем вы пришли? Здесь уже нет для вас пищи! – прокричал Пырёв без какой-либо надежды на ответ. Просто тянул время, чтобы дать Михайлику изготовиться к стрельбе.

Но те услышали. И, кажется, поняли. Звери остановились. Их глаза не просто блестели, а светились разумом. Из середины стаи раздалось рычание, странным образом перешедшее в различимую речь. Чья-то волчья глотка исторгала вполне понятные слова:

– Мы пришли к тебе, Хозяин!

От такого ответа опешил не только Пырёв, но и Михайлик. Даже лошади застыли, боясь шелохнуться. Кажется, сам воздух вокруг замер, стал гуще и холоднее, заставляя пар изо рта валить густыми клубами, а не редкой, быстро рассеивающейся дымкой.

– С каких это пор я стал вашим хозяином? – прохрипел удивлённый Стас.

– Когда пришёл в наш мир, – ответил всё тот же голос.

Замерший с луком в руке Михайлик недоумённо переводил взгляд со стаи на Пырёва и обратно, медленно вытягивая стрелу из тула. Не хватало ещё, чтобы решил целить в Стаса вместо того, чтоб отстреливать оборотней. Пора бы расставить все точки над «и».

– Когда я пришёл, то убил двоих ваших.

– Мы знаем. Они ошиблись. Не поняли, что ты Хозяин. Извини.

Вот заладили. Что им сказать? Так, если его считают хозяином, то должны слушаться. Может, просто послать их куда подальше? Уйдут, и дело с концом. Стас покосился на Михайлика. У того стрела уже на луке. Что сделает ведун, если оборотни послушаются?.. Ладно, хватит загадок!

– Мне всё равно, что вы там себе вообразили. Но знайте, что я ваш враг и буду с вами сражаться.

– Как скажешь, Хозяин.

Волколаки ринулись вперёд. Стас выхватил оба меча, пытаясь ногами заставить коня двигаться навстречу монстрам, но тот упирался, никак не желая сходить с места. Ладно, хоть не убегал. Мимо просвистела стрела. Потом ещё одна и ещё. Михайлик стрелял бегло, почти не целясь, но большинство пущенных стрел попадали в цель, оставляя на снегу неподвижные косматые тела. Стас вдруг понял, почему его конь стоит на месте. Волколаки тоже владеют магией, умением превращаться в зверей или людей. А ещё насылают жуткий страх, парализуюя жертву, чтобы та не сопротивлялась и не убегала.

Он засмеялся, сообразив, что может легко с этим бороться. Расширив Силу, мысленно накрыл себя вместе с конём воображаемой сферой и послал животное вперёд. Конь двинулся навстречу оборотням, приближавшимся в низком присяде. Те замешкались, потеряв контроль над животным. Но стрелы Михайлика, бившие по малоподвижным целям куда точнее, заставили волколаков поторопиться и продолжить бег. Первые оборотни набросились на коня, смело встретившего их грудью. Тут бы ему и конец, но волколаки попали под покров Силы. Что здесь началось!

Теряя своё волшебство, оборотни претерпевали обратную метаморфозу, снова превращаясь людей. Вернее, в их подобие, одетое в старое тряпьё и обросшее волосами. А что невооруженный человек, похожий на бомжа, может сделать коню? Да ничего. Скорее наоборот, конь легко покалечит или убьёт человека, что тот с успехом и проделывал. Стас непрерывно махал мечами, разя беззащитных людей-оборотней. Не встречая никаких препятствий кроме поднятых рук, железо беспощадно кромсало плечи, шеи и черепа. Рядом с изрубленными телами падали конечности, которые только что составляли с ними единое целое. Убивая последнего из стаи, Стас вдруг увидел в устремлённых на него глазах восхищение и преданность, помноженную на готовность умереть по первому слову. Фанатик, блин.