Текст книги "Все поправимо, если любишь"

7

– Дела-а-а, – сказал Игорь, – выслушав обстоятельный, но в то же время сумбурный, с забегами вперед и возвращениями назад, рассказ сестры. – Кто бы мог подумать…

Елена сначала собиралась рассказывать после того, как накормит брата, но тот, едва сев за стол, выжидательно посмотрел на нее – давай, мол, выкладывай скорее. Игорь, каким бы голодным он ни был, всегда ел неторопливо, смакуя каждый кусочек, поэтому Елена успела закончить к началу чаепития.

– Никто! – резко ответила Елена, ожидавшая от брата поддержки, а не этих старушечьих сетований; от выражений вроде «кто бы мог подумать» ее в последнее время начинало тошнить, слишком уж часто приходилось их слышать.

– Адвоката я Ромке найду. – Уловив невысказанный упрек, Игорь заговорил по-деловому: – Считай, уже нашел. Среди моих постоянных клиентов есть несколько адвокатских контор. Я после последнего кризиса решил заняться обслуживанием локальных компьютерных сетей. Хлопотное дело, конечно, но зато стабильное. Да и время сейчас такое, что каждая копейка дорога. Поэтому знакомые у меня есть во всех сферах. Если хочешь, я тебе и частного детектива могу присоветовать. Не для Ромки, а для тебя. Если ты уверена, что тебя подставили, есть смысл копнуть глубже. Вдруг что-то выяснится. Я вообще не понимаю, почему ты сидела сложа руки? На что ты вообще рассчитывала? Что дело закроют? Или в душе уже решила съехать, но никак не можешь сделать последний шаг, дать отмашку?

– Не хочу я съезжать. – Елена сделала паузу, в который уже раз прислушиваясь к себе, и повторила более твердо: – Не хочу, потому что не могу. Но, с другой стороны, все уже зашло так далеко, что Юрка Попыльков сегодня предложил мне продать мебель, оборудование и вообще все-все какому-то его знакомому, который собирается открывать заведение на набережной…

– Я вообще не понимаю, зачем ты ходила к этому прохиндею! – нахмурился Игорь, не выносивший Попылькова со школьной поры, что-то между ними было, какая-то занозистая мальчишеская ссора.

– На безрыбье и рак рыба, – ответила Елена. – Ты, кажется, забыл наши реалии.

– Как с трассы свернул, сразу же все вспомнил, – усмехнулся Игорь. – Чуть глушителя не лишился. Туристический бум, а дорога безобразная!

– Ну, тогда ты должен понимать, что больше мне не к кому было обращаться. Тем более что Юрка ловкий адвокат и гонорары свои отрабатывает на совесть.

– Тогда почему ты не пошла к нему две недели назад? – Игорь осторожно отхлебнул чаю и поморщился. – Что-то ты настоящий чифирь заварила, я такой крепкий не пью.

– Раньше вроде пил. – Елена встала из-за стола, взяла коробок со спичками, чиркнула одной, зажгла конфорку и поставила на нее чайник. – Хочешь, я тебе зеленого заварю, с жасмином, он совсем некрепкий, но ароматный? Правда, из пакетика.

– Хочу, – ответил брат, пристально глядя на стоящий на плите чайник. – Только я сам заварю, ладно?

Елена догадалась, о чем он сейчас думает. Сама подумала о том же. Настроение, и так опустившееся до отметки «хуже некуда», рухнуло в тартарары.

– В последнее время что-то мотор барахлить начал. – Игорь постучал кончиками пальцев по левой половине грудной клетки. – Доктора сказали, что ничего страшного нет, но посоветовали беречься. Вот и берегусь.

Брат сильно изменился – полысел, располнел, правда, не до такой степени, как Попыльков, но лицо утратило четкий мужественный контур, взгляд потускнел, стал каким-то грустным. А может, не грустным, просто уставшим, ведь ему после рабочего дня пришлось проехать сто семьдесят километров. Елена запоздало пожалела о том, что к приезду брата не истопила баню, но тут же подумала, что это, наверное, к лучшему. При проблемах с сердцем в бане делать нечего.

Чай Игорь заваривал так – макнул пакетик в кипяток, коротко дернул за ниточку и спустя секунду вытащил его обратно. Вода окрасилась в бледно-желтый цвет – хорош чаек, ничего не скажешь.

– Ты от вопроса не уходи, – сказал брат. – Чтобы помочь, я должен представлять не только ваши расклады, но и ход твоих мыслей.

– Сначала я думала, что в городе поднимется шум, меня же тут все знают, и эта история лопнет как мыльный пузырь. – На нервной почве у Елены похолодели пальцы, такое с ней бывало, желая согреться, она обхватила руками свою чашку. – Но быстро поняла, что ошибаюсь. Близкие знакомые мне сочувствовали, Лариска Горюнова даже написала гневное письмо в газету, требуя опровержения, а остальным было по фигу…

– Горюнова? – оживился Игорь. – Она разве в Рогачевске?

Лариса Горюнова была лучшей подругой Елены. Они дружили страшно сказать сколько лет – с младшей группы детского садика. Одно время, классе в десятом, Игорь пробовал ухаживать за Ларисой, но из этого ничего не вышло. Трудно ухаживать за девушкой, которая дружит с твоей сестрой и воспринимает тебя примерно как старшего брата. Лариса с удовольствием гуляла с Игорем по набережной, ходила с ним в кино, но как только Игорь пробовал зайти чуточку дальше, смеялась и говорила своим густым контральто: «Игорек, ты что? Мы же с тобой почти родственники!» А затем в подробностях пересказывала все Елене, которая нет-нет да и подпускала брату шпильку по поводу его незадачливого ухажерства. Окончив школу, Лариса уехала в Питер, учиться на артистку, выучилась, несколько лет играла в театрах, снялась в парочке фильмов, правда, в неглавных ролях, вышла замуж, развелась, а потом вдруг вернулась домой. Причину такого поступка не знал никто. Даже Елене Лариса говорила, что ей просто надоело в шумном суетливом Петербурге, потянуло домой, в глушь, в тишь. Елена чувствовала, что Лариса чего-то недоговаривает, совсем как Рома сейчас, однако с расспросами не приставала. Да к Ларисе и не стоило приставать – пошлет куда подальше, у нее с этим было быстро.

Вернувшись домой, Лариса сразу нашла себе занятие, организовав при городском Доме культуры имени Луначарского народный театр «Маски». Точнее, это городская администрация с подачи Ларисы решила обзавестись своим театром, а Лариса стала его главным и единственным режиссером. Рогачевцам очень понравилось, что у них теперь есть свой театр, в котором играют свои же, знакомые люди, поэтому на спектаклях неизменно были аншлаги. Способствовали популярности и прочие обстоятельства – премьеры Лариса выдавала по нескольку раз в год, к декорациям относилась очень придирчиво, а билеты стоили смешные деньги – от ста рублей за место в первом ряду до тридцати за место в последнем. К тому же у Ларисы было «культурно» – пьяные и неопрятно одетые в зрительный зал не допускались, а тем, кто рисковал достать из кармана семечки, грозило едва ли не вечное отлучение от зрелищ, или, как выражалась Лариса, «пожизненный бан». «Я такая счастливая! – говорила Лариса, закатывая глаза. – Ах, какая же я счастливая! Любой столичный режиссер удавится за такие аплодисменты, которые слышу я в конце каждого спектакля!» Лариса конечно же лукавила и понимала, что лукавит, потому что, когда на сцене играют соседи-приятели, аплодисменты просто не имеют право не быть оглушающе бурными. Театром Лариса занималась для души, потому что ставка у главного режиссера была копеечной, а на жизнь зарабатывала проведением свадеб и прочих торжеств как в Рогачевске, так и в Твери. Деловое расписание у нее обычно было забито на три месяца вперед.

Узнав о Елениных проблемах, Лариса сразу же предложила ей «послать кафе к чертям» и заняться организацией праздничных застолий. «У людей перед свадьбами и юбилеями головы кругом идут, – сказала она. – Большинство с удовольствием заплатят за то, чтобы им поднесли банкет на блюдечке с золотой каемочкой. Тем более что ты, как профи, будешь выбивать от кабаков хорошие цены и станешь следить за тем, чтобы все было путем». Елена отказалась. Она на своем опыте знала, сколько претензий возникает после банкетов. Даже у нее, истово соблюдавшей все условия и никогда не мухлевавшей с едой или напитками (репутация создается годами, а рушится в одночасье), каждый третий банкет сопровождался какими-нибудь обвинениями.

– В Рогачевске, – ответила брату Елена. – Руководит театром, проводит торжества, собирается детскую студию организовать.

– В театре? – удивился Игорь. – У нас разве есть театр?

– Уже есть, – с гордостью за город и за подругу сказала Елена. – Но если ты станешь отвлекать меня вопросами, я тебе так и не расскажу, что я думала и в чем ошибалась. Я уже забыла, на чем остановилась…

– На том, что Лариска написала в газету письмо.

– Да-да, – кивнула Елена. – Письмо осталось без ответа. Лариска хотела сказать пару ласковых слов Маше, журналистке, которая обкакала меня в «Вестях», но я ее упросила этого не делать. Машу не проймешь, она бессовестная, из всего умеет извлечь пользу и сделать из мухи слона тоже умеет. Напишет, что я подсылаю к ней бандитов или еще что-то в этом духе. Потом я подумала, что главное – пережить этот наезд. Да, он большой, не катком, а танком, можно сказать, на меня наехали, такую комбинацию составили, в потребнадзоре чуть ли не все начальство подкупили, но такое проходит один раз. Если «варяги» попробуют устроить мне нечто подобное через месяц, а что они могут, кроме инсценировки отравления…

– Пожар, – сказал Игорь.

– Не вариант, – покачала головой Елена. – Пожар мне по большому счету на руку, потому что у меня очень хорошая страховка. А вот «варягам» он не нужен. У них есть виды на это красивое старинное здание, как я сегодня узнала, они планируют открыть там отель. Если поджечь кафе, то через полчаса от здания останется только часть фасада, потому что перекрытия и перегородки деревянные, дерево старое, сухое, вспыхнет как порох. Проверками меня тоже не сильно достанешь, потому что у меня все в порядке. Нет, «варяги» могут только отравления инсценировать, других вариантов у них нет.

Пальцы согрелись, Елена выпустила чашку из рук. Она почти ничего не съела за ужином и чая совсем не хотела. Вот коньяку или какого-нибудь ликерчика выпила бы с удовольствием, но этого делать не стоило. Начнешь лечить нервы спиртным, не заметишь, как сопьешься, тем более что наследственность с отцовской стороны была явно отягощенной. Дед, по рассказам матери, пил запоями и во хмелю был очень буйным, у отца запоев не было, но без бутылки он ужинать не садился. Правда, в отличие от деда, выпив, добрел. Елена его таким и запомнила – веселым и немного навеселе. Таким он был в последний день своей жизни. По субботам и воскресеньям отец выпивал стопку-другую-третью и за обедом.

– Логично, – кивнул Игорь, отхлебывая из чашки и жмурясь от удовольствия. – Вот это – правильный чай. Что ты улыбаешься? Светка тоже смеется, а у меня от крепкого чая сердце из груди выпрыгивает.

– Я тебе улыбаюсь, – ответила Елена. – В кои-то веки свиделись. Жаль, что по такому печальному поводу. Ладно, слушай дальше… Город у нас маленький, все на виду. Если потребнадзор и полиция начнут показательно докапываться до меня каждый месяц, то это непременно вызовет разговоры и определенный интерес. Отношение к взяткам изменилось, сейчас это уже не «милые шалости», а серьезное преступление. В Монаковском районе этой весной арестовали главу администрации и двух его заместителей. У нас начальница отдела по управлению имуществом за взятку пять лет получила, а начальник отдела архитектуры и градостроительства – все восемь. Под амнистию не попали, сидят оба. Так что во второй, а тем более в третий раз вряд ли кто-то станет связываться с «варягами», потому что себе дороже. Десять лет не трогали Гурбину, а теперь каждый месяц у нее ЧП? Наводит на размышления? К тому же я на всякий случай жалобу в областной потребнадзор написала. Пусть знают, что я молчать не собираюсь.

– Может навести на размышления, – осторожно ответил Игорь. – Ты права, чиновничий беспредел уже в прошлом. И ты, как я догадываюсь, решила стойко выдержать удар?

– Да, именно так. Я могу позволить моему кафе какое-то время не работать, по уголовному делу мне светил штраф, правда, крупный, но его, насколько я понимаю, можно выплачивать частями… Судимость? – Елена обреченно махнула рукой. – Ну и пусть! Все же знают, за что я ее получила. К тому же до судимости может и не дойти. Я порылась в Интернете, изучила приговоры по схожим делам и узнала, что очень часто дело заканчивается оправданием. Наказание преимущественно получают те, кто допускал нарушения систематически или не принимал мер к наведению порядка, не отстранял сотрудников, которые были носителями инфекций. А у меня все сотрудники здоровы и нарушений сроду не было. Так что может и пронести. Черт с ними, думала – выстою! Выстою, продолжу работу, быстро покрою все убытки. Клиентуру растерять не боялась. Люди же не дураки, понимают, что к чему, видят, откуда дует ветер…

Елена умолкла и посмотрела в окно на двор, освещенный уличным фонарем. Игорь не стал загонять свою «Хонду» в гараж, а оставил во дворе. Гараж опустел вскоре после гибели отца, когда мать продала «жигуленок», и оставался пустым – неприкаянным все эти годы. Даже Рома, у которого с гаражом не могло быть связано никаких воспоминаний, держал свой велосипед на крюке в прихожей, благо та была просторной. Игорь обзавелся автомобилем уже в Москве, а Елене в Рогачевске машина была не нужна совершенно. Дач и огородов у нее не было, продукты в кафе привозили поставщики, а в Тверь или еще куда-то она предпочитала ездить на электричке или автобусе. И, как видно, не зря ей не хотелось покупать машину, будто чувствовала, что машина принесет им с Ромой большую беду.

– Но я ошиблась, – грустно сказала своему отражению в стекле Елена. – Те, кто знает меня близко, и те, кто сам крутится в общепите, понимают ситуацию верно. А вот все остальные решили, что я долго держала марку, а потом… хм… скурвилась. Да, именно так и говорят – «скурвилась». У нас привыкли к тому, что марка заведения рано или поздно опускается, и не удивляются этому. Скорее удивлялись тому, что я так долго держалась. На почту зайду, а за спиной шушукаются. – Елена перевела взгляд на брата. – И Рома слышал такое, и мои сотрудники. А сегодня Попыльков говорил о продаже имущества с таким выражением лица, будто облагодетельствовать меня собирался. И вот в этот момент я окончательно поняла, что вела себя неправильно. Точнее, в этот момент начала понимать, а окончательно поняла потом, когда вышла из его офиса. Мне не просто выстоять надо, а оправдаться. А то моему бизнесу конец. И что тогда? В школу я уже не вернусь, да меня и не возьмут, потому что я все забыла, отвыкла совсем от преподавания. Меня даже в администраторы никуда не возьмут с подмоченной репутацией. Придется или в официантки идти, или за прилавок становиться. Не самая радужная, скажу я тебе, перспектива. Отступать мне некуда, понимаешь? Жалобы в областной потребнадзор мало. Мне нужна большая огласка, только я пока не поняла, как ее устроить. Блог, что ли, завести? Или, может, разослать письма в редакции тверских и московских газет?

– Навряд ли это сработает, – возразил брат. – Пока блог раскрутишь, пройдет много времени. Да и в редакции, насколько я понимаю, каждый день приходят тысячи писем с жалобами на несправедливость. И бизнесвумен, в кафе у которой подцепили дизентерию два чудака, вряд ли вызовет интерес. Тут нужен прямой контакт с каким-нибудь скандальным журналистом, охочим до сенсационных расследований. Чтобы приехал, покопался и написал громкий материал под названием «Страх и ненависть в Рогачевске» или еще как-то так. К сожалению, у меня такого знакомого нет. Кто хочешь есть в знакомых, а журналистов – ни одного. Но я могу у Светки спросить, хотя…

Внезапно ожил лежавший на столе мобильный телефон Игоря. Елена с удивлением покосилась на дисплей – кто это звонит брату за полночь? – и увидела надпись «Света». Игорь коротко переговорил с женой и вдруг протянул телефон Елене.

– Света хочет поговорить с тобой, – сказал он, непонятно чему улыбаясь.

Света обрушила на Елену водопад любезных слов. Назвала «Леночкой», «милочкой», «дорогушей». Сказала, мол, очень жалеет, что они до сих пор не познакомились, выразила надежду, что в скором будущем их знакомство непременно состоится, вскользь спросила про дела («Бывало и лучше», – кратко ответила Елена) и отключилась.

– Что это было? – спросила она, кладя телефон на стол.

– Проверка. – Игорь улыбнулся еще шире. – Я написал ей, что доехал благополучно, но она решила убедиться в том, что я в самом деле у тебя в Рогачевске, а не где-то там с другой женщиной.

– Даешь повод? – прищурилась Елена.

– Светке поводы не нужны, – поморщился Игорь. – Иногда, бывает, засижусь на работе до ночи над каким-нибудь проектом, вдруг – бац! – распахивается дверь, и на пороге появляется Светка. Соскучилась, говорит, решила к тебе заехать. Чмокнет в щеку, найдет повод заглянуть во все шкафы – вдруг там какая-нибудь ночная фея спряталась – и уедет. Так и живем. Нескучно.

Момент был удобным для нескромных вопросов, и Елена решилась.

– Игорь, а почему у вас со Светой нет детей? – спросила она. – У Светы с этим проблемы или что-то еще?

– У Светы проблем нет, это от детей одни проблемы, – ответил Игорь, отводя взгляд в сторону. – Иногда очень крупные. Ты же знаешь.

Елена поняла, что, говоря о проблемах, брат имеет в виду не Ромину беду.

– Знаешь, Игорь, – тихо, почти шепотом, сказала она, – надо учиться отпускать прошлое. Иначе вся жизнь…

– Ты научилась? – перебил брат и выразительно посмотрел на чайник, в котором Елена кипятила воду.

– Я хочу научиться, – еще тише сказала Елена. – И это уже что-то значит…

Некоторое время они сидели молча. Каждый думал о своем, а на самом деле об одном и том же. Первым нарушил молчание Игорь.

– Эх! – сказал он, негромко шлепнув себя по лбу. – Я совсем забыл спросить у Светки про журналистов.

– Завтра спросишь, – улыбнулась Елена. – Я так понимаю, что она тебе утром будет звонить.

– Непременно! – хмыкнул Игорь. – И снова захочет что-то тебе сказать. Я задержусь на пару дней, раз уж вырвался, ладно? Очень хочется походить по родному городу, а с адвокатами я и в скайпе или по «мылу» пообщаться могу.

– Хоть навсегда оставайся, – ответила Елена. – И не спрашивай, ты же дома.

8

От привокзального рынка до кафе «Старый город» напрямик было всего три минуты ходу, но Файбин-старший к Елене пришел не пешком, а приехал на черном «Кашкае», своем «служебном» автомобиле. Злополучная «бэха» была «домашней» машиной, а еще у жены Файбина Майи был «Форд» ядовито-розового цвета с гроздью амулетов на зеркале заднего вида. Со скуки (чем может занять себя в маленьком городе неработающая женщина, у которой хозяйство ведут наемные люди?) Майя ударилась в мистику. Компанию ей составляли жена начальника железнодорожной станции и завуч из второй школы. В теплое время года всю троицу часто можно было застать у реки за совершением весьма мудреного обряда омовения. Привыкшие к этому зрелищу рогачевцы спокойно проходили мимо, а вот туристы смотрели во все глаза. Смотреть не запрещалось, но если кто-то нацеливался объективом, три «грации» тут же превращались в трех гарпий и с криками набрасывались на опешивших от такой резкой перемены фотографов.

В кабинет к Елене Файбин зашел как в свой собственный. Было у него такое свойство, везде, разве что за исключением ОВД, чувствовать себя как дома. Не дожидаясь приглашения, плюхнулся на стул, шумно выдохнул, позыркал цепкими глазками по сторонам и только после этого поздоровался:

– День добрый, Елена Анатольевна.

– Здравствуйте, – сухо ответила Елена, заподозрив, что Файбин пришел не с добром, добра от него вообще ожидать не стоило.

Она подумала, что Файбин пожалел о своем «благородстве» и решил стребовать компенсацию за поврежденный автомобиль. Может, страховая компания не покрывает ущерб, если за рулем сидел посторонний человек? Мысль была обоснованной, потому что при всем своем нешуточном, по рогачевским меркам, богатстве Файбин был скупердяем, настоящим крохобором, стремящимся урвать копеечку везде, где только было возможно. С арендаторов Файбин драл три шкуры, напирая на то, что его рынок находится на самом бойком месте. Но в то же время покупал у них продукты и прочие товары «по себестоимости», без наценки, в кафе, расположенном на территории рынка, не платил за обеды и так же «забесплатно» эксплуатировал бомбил, «пасшихся» перед входом на рынок, те у него были дармовыми курьерами – «сгоняй отвези!» да «сгоняй привези!».

– Беда-то какая, – Файбин поцокал языком и покачал головой, – маленькие дети – маленькие проблемы, большие дети – большие проблемы. Я Леньку вчера весь вечер воспитывал. Как ты мог, говорю? Это же не твоя машина. Твои, говорю, здесь только в носу сопли. Да еще товарища пригласил покататься. Вы, Елена Анатольевна, наверное, сердитесь на Леньку?

Елена пожала плечами – что толку сейчас сердиться, но внутренне напряглась еще сильнее. Если уж такой тип, как Файбин, начал мягко стелить, то ничего хорошего ждать не следует.

– Имеете право, – продолжал Файбин. – Если бы мой оглоед не взял без спроса машину, то ваш не задавил бы тетку. Одно к одному. Я Леньке сказал: видишь, как одно плохое дело тянет за собой другое? Эх, молодежь, молодежь… Умные все, деловые, ничего толком не умеют, ничего не знают и ничего не боятся. Меня, например, отец драл ремнем до пятнадцати лет. И драл на совесть. Я тогда обижался, но когда поумнел, сказал ему спасибо. Он, правда, к тому времени уже умер, но я на могилу пришел и сказал: спасибо, батя, за науку. А до Ленькиного воспитания у меня как-то руки не доходили. На супругу понадеялся, но у нее характер женский, мягкий… Вы, наверное, своего-то тоже никогда не пороли?

Елена отрицательно покачала головой.

– То-то же. – Файбин несильно хлопнул правой ладонью по колену. – Но я не о воспитании пришел поговорить, а о деле. Если посмотреть с одной стороны, то дело, конечно тухлое. Ехал без прав, превысил скорость, сбил человека насмерть. Если же с другой, то, может, и превышения скорости не было, может, тетка сама под машину бросилась, не глядя по сторонам. Предположим, кот от нее убежал, а она его ловила, и, предположим, кто-то это видел. Тогда получается совсем другой расклад. Ну и от настроя судьи тоже многое зависит. Вы, наверное, знаете, что мы с председателем горсуда Хохловым кореши, вот такие. – Файбин потер указательными пальцами друг о друга, наглядно демонстрируя степень своей близости с Хохловым. – Если я попрошу, он сделает. Ну и Ленька подтвердит, что ваш Рома предпринял все возможное для того, чтобы избежать наезда. Может сложиться так, что вместо убийства по неосторожности ваш Рома будет отвечать только за езду без прав. Заплатите пять тысяч штрафа и забудете об этом… хм… происшествии.

Файбин умолк и уставился на Елену. Взгляд у него был таким же тяжелым и неприятным, как и он сам. К тому же смотрел Файбин не в глаза собеседнику, а немного выше, словно прицеливался в середину лба, что усиливало неприятное ощущение.

– Во сколько мне это обойдется? – спросила Елена.

– Да можно сказать, что не во сколько! – Файбин ощерил в улыбке идеально ровные, идеально белые, явно искусственные зубы.

Елена помнила Веню Файбина с золотыми коронками. Мышц у него тогда было побольше, жиру поменьше, а на пальцах правой руки были вытатуированы буквы «в», «е», «н» и «я». Теперь татуировки не было, исчезла вместе с «прииском» во рту.

– Так не бывает, – ответила Елена.

– Бывает, бывает! – возразил Файбин. – Иногда обстоятельства складываются так удачно, что можно избавиться от двух проблем сразу. Короче говоря, Елена Анатольевна, я хочу получить ваше ООО «Старый город». А взамен я помогу вашему сыну выйти сухим из воды. По рукам?

Короткопалая пятерня Файбина легла на стол, ладонью вверх.

– Зачем оно вам? – удивилась Елена, не сразу сообразив, что к чему. – Тем более сейчас?

– Надо, – коротко сказал Файбин.

– Хотите пободаться с «варягами»? – догадалась Елена.

– Да, – кивнул Файбин. – Хочу. А чему вы удивляетесь? У нас с вами разные… хм… весовые категории и возможности тоже разные. Я их в бараний рог согну, – Файбин изобразил руками процесс сгибания, – заставлю меня в долю взять, а там… А там посмотрим. – Он коротко хохотнул. – Ну что – по рукам? Вам же все равно тут работать не дадут. Имущество можете забрать, мне оно ни к чему. Мне нужно только ООО.

Ладонь снова легла на стол.

В иной ситуации Елена ответила бы отказом. В иной, но не сейчас. Сейчас она даже не колебалась и не раздумывала. Если Файбин поможет Роме, то пусть забирает себе ООО, не жалко. Пусть все, что хочет, забирает. Лишь бы помог. Лишь бы не обманул.

– А какие вы дадите гарантии? – спросила Елена. – Я так понимаю, что продажа состоится раньше суда…

– Гарантия – мое слово! – Файбин посуровел лицом и сверкнул глазами. – Оно весомее любых бумажек. Мы с вами в одном городе выросли. Вспомните, чтобы хоть раз кто-то сказал, что Веня Файбин за базар не отвечает?

Елена интуитивно почувствовала, что Файбин не врет, что он на самом деле поможет Роме. Почувствовала? Или постаралась убедить себя в этом? Впрочем, выбора у нее не было. Отказать Файбину она все равно не могла. Утопающий хватается за любую соломинку…

– Я согласна. – Елена осторожно, будто совала в капкан, положила руку на ладонь Файбина.

Файбин осторожно пожал ее, слегка при этом встряхнув, и бодро-деловито сказал:

– Завтра с утречка пришлю к вам Настю, моего главбуха, обсудите с ней детали и вместе подготовите договор. «Рыбу» она привезет.

– Какую рыбу? – не поняла Елена.

– Копченую! – хохотнул Файбин. – «Рыбу» договора, Елена Анатольевна, какую же еще? Вопросы есть?

Елена отрицательно качнула головой.

– Тогда я поехал, оревуар.

Файбин тяжело поднялся, упираясь руками в колени, глянул в окно, проверяя, на месте ли его «Кашкай» и не отлучился ли куда-то водитель, и направился к двери. На пороге остановился, обернулся к Елене и, встретившись с ней глазами, сказал уже совершенно другим, повелительно-жестким тоном:

– О продаже до подписания договора никто, кроме меня, вас и Насти, знать не должен. И вот еще что, Елена Анатольевна. Мы с вами по рукам ударили, не вздумайте врубать задний ход, со мной такие шутки не проходят. Я ведь не только облегчить, я и усложнить могу.

– Я не передумаю, – ответила Елена. – Можете не беспокоиться. И от вас ожидаю того же, чтобы вы выполнили свои обязательства.

Файбин куснул ноготь большого пальца и чиркнул себя им по горлу.

– Веня Файбин не гад позорный, – сказал он и вышел из кабинета.

Где-то когда-то Елена читала, что привычка говорить о себе в третьем лице свидетельствует о мании величия. А Веня, однако, хват! Помощь Роме ему практически ничего стоить не будет, все на основе личных связей, по принципу «ты мне – я тебе», а взамен он отхватит долю в новом элитном отеле, который со временем отожмет себе весь. В том, что отожмет, захапает целиком, Елена не сомневалась. «Варяги», конечно, серьезные люди, но и Веня тоже непрост. Вдобавок он станет действовать на своей территории, где у него все схвачено. Ой, найдет коса на камень, злорадно порадовалась Елена, предвкушая, как «варяги» обломают свою косу и свои зубы о Веню. Но тут же ей стало неловко за свое злорадство, а еще стыдно перед сотрудниками, которые сидели по домам и ждали открытия кафе. Боясь растерять своих отборных, драгоценных, без преувеличения, сотрудников, Елена клятвенно пообещала им, что кафе непременно возобновит работу, и на время простоя пообещала выплачивать всем зарплату в размере оклада. «Голые» оклады, без премий и чаевых, были не теми деньгами, на которые можно прожить, но люди терпели, потому что верили Елене и надеялись, что кафе вот-вот откроется. Елена каждое утро начинала со звонка в управление потребнадзора. Сегодня Кулькова пообещала ей, что придет послезавтра, в пятницу или во вторник, но во вторник уж непременно. Теперь это уже не имело значения, пусть хоть вообще не приходят. Договор купли-продажи будет составлен завтра и, скорее всего, подписан тоже будет завтра. Файбин не из тех, кто откладывает дела в долгий ящик. Стало быть, надо предупредить сотрудников и уволить их прямо сегодня, пока она остается на директорском посту. И не просто уволить, а устроить небольшое застолье. Поблагодарить всех вместе и каждого в отдельности, короче говоря – расстаться по-людски. Кто знает, может статься так, что тот же Гена-бармен поможет ей найти новую работу. Гена жил на два города – сам он был местный, а его гражданская жена Аня жила в Твери. Отработав несколько смен подряд, Гена уезжал к ней. В Твери у общительного Гены было множество знакомых, а Елена уже решила для себя, что работать по найму она будет только в Твери. Там больше платят, легче устроиться, и там за ней не будет тянуться шлейф из пересудов. В Москве, конечно, лучше, чем в Твери, но там придется жилье снимать, а на работу в Тверь можно спокойно ездить из дома. Расстояние небольшое, пятьдесят два километра, час с хвостиком на электричке. А может, все-таки согласиться на Ларискино предложение и заняться организацией банкетов? Нервотрепки стопудово будет много, но нервотрепка везде есть, зато никакого начальства над головой, только подруга в качестве партнера…

За считаные минуты Елена полностью свыклась с изменением своего статуса – из хозяек в наемные работники. Мысли потекли по другому, совершенно противоположному руслу. Если вчера в разговоре с братом она отзывалась о работе официанткой или продавщицей как не о самой радужной перспективе, то сейчас эта перспектива выглядела весьма приемлемой. Главное, чтобы у Ромы все было хорошо, чтобы его не посадили в тюрьму, чтобы они как можно скорее забыли случившееся, как страшный сон. Нет, такое забыть нельзя. Боль останется с сыном на всю жизнь, Елена знала по собственному опыту, но с этим они справятся. Непременно справятся. Главное, чтобы Рому не посадили. Тюрьма сломает ему жизнь. Там может быть хорошо только таким, как Файбин. Таким, как Файбин, везде хорошо…

Поглядев на часы, Елена обдумала, что она будет говорить, и начала обзванивать сотрудников. О предстоящей продаже ООО, разумеется, никому не сказала. Сослалась на затягивание вопроса и обилие проблем (все конечно же сразу подумали про Рому) и предложила им уволиться по собственному желанию, потому что возиться со сложной процедурой увольнения по сокращению штатов не было ни времени, ни охоты. В качестве компенсации каждому из сотрудников была обещана двухмесячная заработная плата, как, собственно, и полагалось при сокращении, так что люди ничего не теряли. Закончив обзвон сотрудников, Елена позвонила брату.