Текст книги "Дитя Плазмы"

Андрей Щупов
ДИТЯ ПЛАЗМЫ

ЧАСТЬ 1 КАРАКАТИЦА

ПРОЛОГ

В центре слежения за ядерными испытаниями царила настоящая паника. Тому имелись причины. На полигоне творилось черт-те что, две трети датчиков вышло из строя, экраны мониторов полосовали шумливые помехи. Генерал Баррингтон, сгорбившись, сидел в кресле и безучастно взирал на загадочную тень, скользившую по экрану. Эту видеозапись ему прокручивали уже, наверное, в десятый раз. Может быть, даже в сотый.

Проходя мимо, Джек Йенсен взглянул на генерала с жалостью. Еще пару часов назад этот Баррингтон, без устали рассыпающий шуточки направо и налево, наверняка казался желтоклювикам из охраны этаким повидавшим все и вся воякой. Солдаты любят компанейских командиров, и генерал знал это, при всяком удобном случае не стесняясь подкрепить свою популярность панибратским юморком. Отечески улыбнуться, положить руку на плечо рядового, отпустить пару смачных словечек в адрес придиры-сержанта – это он умел, проделывая с истинным мастерством. Но сейчас от него требовалось нечто другое, и к этому другому, как выяснилось, генерал был совершенно не готов.

Нет, Баррингтон не был новичком. Невадские испытания числились у него двенадцатыми по счету, но, бравый вояка перегорел, как электрическая лампочка, не выдержав перегрузки. Увиденное на экране отправило военного чиновника в жестокий нокаут. В каких-нибудь полчаса он сдался, выбросив белый флаг, полностью уступив бразды правления полковнику Палмеру.

Йенсену казалось, что он понимает генерала, однако в то же время он ощущал и досаду. Когда груз тяжел и волочить его приходится сообща, – на счету каждая спина и каждый хребет. Выбывает один, – ноша делится между оставшимися. И сейчас Йенсен почти физически чувствовал, насколько сложнее ему стало управляться с делами. Одна голова – хорошо, две – лучше, но лучше не получилось. Получилось хуже, и теперь следовало скорейшим образом вводить в курс дела не слишком сметливого полковника. При этом не было ни малейшей гарантии, что Палмер окажется крепче Баррингтона. Самое же неприятное заключалось в том, что говорить приходилось о том, в чем окончательно завяз сам Йенсен. Попробуйте-ка объяснить полицейскому, расследующему убийство, как выглядел убийца инопланетянин! Новый же начальник, как всякий новый начальник, требовал детской ясности, скрипел зубами от вопросов с многоточиями и в любой момент готов был ухнуть кулаком по столу. Ни одной из сводок он, как водится среди высших чинов, не читал и, не зная сути происходящего, заранее настраивал себя на поиск всевозможных виновных.

– Вы приехали на джипах? – брови полковника столкнулись на переносице, как пара бодливых коз, и с той же юркостью разошлись.

Йенсен кивнул. Худшие из его опасений сбылись. Сводок Сводок Палмер действительно не читал. Принципиально. То ли с грамотностью у генералов было неважно, то ли очень уж они все полагались на собственную интуицию. Та же история, что и с Баррингтоном… Йенсен мысленно чертыхнулся и, собрав волю в кулак, принялся терпеливо излагать:

– Не беспокойтесь. В общем и целом мы уже представляем себе, с чем нам пришлось столкнуться. После появления этой твари не нужны даже респираторы. Кстати, машины успели осмотреть ваши санитары. Все чисто, абсолютно никакого фона.

– Этого не может быть! – полковник, кажется, начинал сердиться. Собственно, для этого он и спрашивал, – сердиться без повода не умеют даже самые заводные из полковников.

"Может, его одернуть? – с тоской подумал Йенсен. -

Послать подальше и связаться напрямую с координатором. А то и самим президентом. Действительно, какого черта!.."

– Этого не может быть! – ворчливо повторил Палмер. – Насколько мне известно, глубинного взрыва не получилось. Земля разворочена на километр вглубь! Даже при отсутствии ветра – это верное заражение на полсотни миль в округе!

– Жаль, что вы не обратили внимания на наши донесения.

Там кое-что есть касающееся данного вопроса. – Йенсен старался говорить по возможности мягко. – Со всех точек наши служащие сообщают одно и то же. Счетчики молчат, повторных толчков не наблюдается, радиация не выше приемлемых величин. Хотя, разумеется, вы правы, – земля в самом деле разворочена, в эпицентре имеет место гигантская воронка и так далее. Тем не менее – факт остается фактом. Заражения местности не произошло.

– Сэр!.. – В зал вошел офицер с кипой бумаг под мышкой. Обращался он к полковнику. О «болезни» Баррингтона его, видимо, успели предупредить.

– Говорите, – Палмер милостиво кивнул.

– Дело в том, что минут десять назад расчистили завалы в восьмом бункере, но там эти ребята из НЦ… – Офицер замялся, покосившись на Джека. – Наших спецов туда почему-то не пускают.

Йенсен подтвердил сообщение кивком.

– Все в порядке. На то есть специальное распоряжение. Будет лучше, полковник, если им не станут мешать. Ребята знают, что делают, – он обернулся к офицеру. – Что нового насчет жертв?

– Сведения продолжают поступать, но целостной картины пока нет. Около полутора десятка тел найдено под обломками. В основном это охрана из внешнего оцепления. С медперсоналом разрушенного госпиталя сложнее… То есть, я хочу сказать, что поиски продолжаются, но пока, увы, никого. Между тем бульдозеры расчистили уже большую часть площади.

– Будьте готовы к тому, что многих вы так и не найдете.

– Что вы имеете в виду? – кустистые брови полковника опять пришли в опасное шевеление – может быть, готовясь в разбег перед очередным столкновением.

– Только то, что сказал. Безусловно, поиски следует продолжать, но я счел нужным предупредить, что кое-кого из служащих госпиталя мы, по всей вероятности, не досчитаемся. Маршрут чудовища пролегал именно там. И подобные исчезновения уже имели место.

– Что вы, черт возьми, несете?! – лицо и шея Палмера стали медленно наливались фиолетовым пламенем. Злость редко красит людей, но полковник Палмер в гневе был особенно некрасив.

– Кажется, операцию курируют военные! При чем здесь НЦ? – кулак полковника, давно в нетерпении ерзавший по полировке, наконец-то осуществил задуманное – взлетел вверх и с грохотом сотряс столешницу. – Не слишком ли много загадок? Если вы знали об этой гадине заранее, почему в число посвященных не попал штаб? И если в НЦ не сомневались, что рептилия появится здесь и станет жрать наших людей, какого черта нужно было проводить испытаниям по старой схеме? Вы попросту подставили генерала!

– Минуту, полковник!..

– К черту! Я вам прямо заявляю: со мной эти штучки не пройдут. Так и знайте!

– Успокойтесь, полковник, – Йенсену все еще удавалось сдерживать себя. – Мы заняты одним делом…

– Я не знаю, чем вы там заняты, но уже вижу, что погибли люди, разрушена сеть подземных коммуникаций, уничтожены передвижной госпиталь, командный бункер.

– По счастью, в бункере никого не было, – Йенсен изобразил улыбку. – Еще раз призываю вас к спокойствию! Не следует искать крайнего. Это не та ситуация, поверьте. И будь моя воля, вас бы обязательно обо всем предупредили. Если уж на то пошло, мы были с самого начала против очередных взрывов, но к голосу НЦ редко прислушиваются. В результате получилось то, что получилось.

Уверенная сдержанность Йенсена действовала отрезвляюще. Полковник поутих. Кулак его распрямился в миролюбивую пятерню и, скользнув по столу, спланировал на колено.

– Но сейчас вы по крайней мере можете объяснить, что же все-таки произошло на полигоне?

– К сожалению, не могу.

– Что?! – острый подбородок полковника воинственно вздернулся, одновременно выдвигаясь вперед. – Что значит «не могу»? Какой еще дьявольский эксперимент затеяла ваша служба?

– НЦ здесь совершенно ни при чем.

– Тогда почему после вспышки в сто двадцать килотонн на поверхности и в шахтах по-прежнему нулевой фон? Что за отродье выползло из эпицентра и пропахало колею поперек военного городка? И куда подевались наши люди?

– Всему свое время, – Йенсен поднял ладонь, успокаивая нервничающего собеседника. – Не сомневаюсь, что тотчас по разрешению координатора вы получите исчерпывающее объяснение. Наши парни умеют работать быстро. А пока мой вам совет: временно забудьте о чудовище и займитесь спасением тех, кто еще не задохнулся под завалами.

Отворачиваясь от полковника, Йенсен внутренне крякнул.

Ему приходилось лгать военным. Поневоле. Потому что все его смышленые парни, каждый из которых отработал в национальном центре аномальных явлений не одну тройку лет, тоже находились на грани шока. То, что стряслось за последние месяцы на полигонах Невады, не наблюдал еще ни один из живущих на Земле. Это не было попутным эффектом ядерного взрыва, – никто не обманывал себя. Это было намного хуже, и Йенсену стоило больших усилий сдерживать в узде распоясавшееся воображение.

Он чувствовал, может быть, даже знал, что это только начало. Ад, какой бы он ни был, никогда не приходит сразу. Все человеческие беды начинаются исподволь…

Глава 1

Такого пугающего количества войск Гулю еще не приходилось видеть. Всюду, куда ни падал его взор, красовались пушки и вертолеты, многоствольные ракетные комплексы, нечто засекреченное, совершенно не узнаваемое под чехлами, – бронированный острозубый оскал нации, представленный батальонами и полками, может быть, даже дивизиями. Все это скопилось здесь, на крохотном пятачке забытой богом земли.

Гуль устал ломать голову, пытаясь понять, за каким чертом приползла сюда ракетно-панцирная армада. Одно дело разъезжать на танках по степям Украины и бездорожью Урала, и совсем другое прогревать двигатели на трескучем морозе крайнего севера. Климат земной «тюбетейки» не очень-то жаловал визитеров, и многолюдьем край льда и холода никогда не отличался. От Таймыра и до рассыпанных крошевом островов Франца-Иосифа Карскую стихию заселяли лишь дрейфующие ученые-полярники, недобитые медведи-беломоры, да еще они – полушахтеры и полупограничники. Впрочем, и этой малости вполне хватало. Взрывы, о которых судили потом да рядили в разных женевах, подготавливались здесь трудами стриженной армейской братии. И здесь же упрятанное под ледниковый щит нутро планеты ежегодно превращали в радиоактивную расплавленную мешанину.

Гуль прикрыл глаза и тут же представил себя застывшим, ничего не чувствующим снеговиком. Верно, для смеха его обрядили в солдатское обмундирование, сунув в руки вместо положенной метлы угрюмый и черный «Калашников»…

– Не Сочи! – капитан из подразделения саперов приплясывал вокруг Гуля, энергично уминая валенками снег.

С трудом приоткрыв заиндевевшие веки, Гуль покосился на командира саперов и промолчал. Он уже не задавался вопросом, для какой цели к ним прислали столько саперов. Сейчас его волновало одно: дождаться каким-либо образом конца этих идиотских испытаний и незамерзшим, еще живым завалиться в обыкновенное человеческое тепло – какое угодно, лишь бы это был плюс. Плюс, а не минус тридцать!..

Он не понимал, чего они ждут? Взрыв отгремел давным-давно. Это он знал и чувствовал без всяких приборов. Успокоилась под ногами земля, а из эпицентра успели вернуться броневики с широколобыми экспертами и минерами капитана. Тем не менее, войска продолжали стоять в полной боевой готовности, гигантским кольцом оцепив место взрыва. Бесшумно вращали эллипсоидными антеннами машины радиопоиска, и, проклиная все на свете, перетаптывались на снегу несчастные наблюдатели, которые знать не знали, что, собственно, надлежало им увидеть.

К северу, за стекольчатыми торосами, тянулись неровной шеренгой рычащие танки, самоходные гаубицы, где-то за дымкой тумана едва проглядывали фундаменты зенитно-ракетных комплексов. Гуль и теперь слышал приглушенное стрекотание кружащих в небе беспилотных аппаратов-разведчиков. Воздух вибрировал от моторного гула, справа и слева дымили выхлопами грузовики и вездеходы, аэросани крупного тоннажа. Изрытый гусеницами снег был темен от копоти и пролитой соляры…

Черт побери! Если бы не холод!..

Гуль мысленно издал протяжный стон и попросил солнце подняться чуть повыше над горизонтом, чтобы не дать окоченеть последним проблескам сознания в его голове. Мороз с успехом истребил все его догадки, включая и предположение о войне. На ум приходили примеры из давней войны отцов. Как они выдержали такое? Четыре года в мерзлых окопах, под прикрытием бревенчатых блиндажей… Как можно было воевать в таких условиях, когда проблематичной становилась даже задача выжить? Или народ был другой – более горячий и стойкий?… Он взглянул на валенки капитана и скосил глаза на свои сапоги. Пристукнув один о другой, уныло убедился, что ног уже не чувствует. И это беспокоило более всего на свете. Снова общественное расходилось с личным. Что-то там, в этой зараженной зоне должно было произойти, но ему было все равно. Это что-то требовало их неусыпного внимания, взведенных затворов и готовности ринуться неведомо куда по первому слову командования, но Гулю было плевать на командование. Наверное, он побежал бы в эту самую неизвестность, но только лишь из желания согреться. Доведенный холодом до отчаяния, он молил, чтобы это «что-то» произошло как можно быстрее. Иных мыслей и молитв в голове не существовало. Тем временем капитан саперов, приседая и пританцовывая, разгонял холодеющую кровь. С морозом в отличие от Гуля он предпочитал бороться в движении. Притопнув в очередной раз, офицер неожиданно обернулся.

– Если она не вылезет здесь, через пару неделек всю канитель попытаются повторить в Штатах.

Фраза вышла у него нечленораздельной, и, стянув рукавицу, капитан принялся растирать побелевшее лицо. Немного погодя, словно проверяя восстановленные функции, сложил губы маленьким кратером и засвистел что-то отдаленно знакомое. Сам над собой рассмеялся.

– Говорят, на востоке таким образом подзывают змей. Может, и ее удастся подманить…

– Кого ее? – тускло поинтересовался Гуль. За тусклостью таилась взведенная пружина. Мороз превратил нервы в натянутые струны – напряженные, болезненно отзывчивые, – арфа, к которой не следовало прикасаться. Он уже распрощался с ногами и не только с ногами. Если бы возникла необходимость выпустить из автомата парочку-другую пуль, он попросту не смог бы этого сделать. Да и не стал бы пытаться. Подкрадись к нему белый медведь, Гуль первый бы кинулся к нему в объятия. Чтобы прижаться к жаркому и мощному телу, впитать в себя перед смертью крошечку тепла.

Капитан оказался из понятливых. Пристально взглянув на окоченевшего наблюдателя, звучно хлопнул в ладоши.

– Все, хватит! Меняйся, джигит, и пойдем со мной.

– Мне еще полчаса до смены, – неуверенно заметил Гуль.

– Чепуха! Через полчаса ты будешь звонкий, как рюмка. А это верное воспаление легких, – капитан нравоучительно помахал рукой. – Все начинается с воспалений легких! А далее менингит, астма и в перспективе прогрессирующий бронхит. Ты хочешь этого? Нет? Тогда пошли, я все устрою.

* * *

В сущности, командир саперов был из «чужих», – то бишь, власть его не распространялась на пограничников. И все-таки он действительно все устроил. Смену прислали досрочно, и уже через пять минут Гуль отогревался в уютной, подшитой войлоком палатке. Металлическая печь экономно сжигала внутри себя порции соляры, заполняя капитанские апартаменты южным теплом, просушивая варежки, носовые платки и валенки. По правую руку от Гуля сифонил трудяга-примус, и пузатый котелок с потемневшими боками нетерпеливо пускал в разные стороны струйки пара. Молоденький веснушчатый ефрейтор моментально спроворил им по кружке обжигающего чая.

– И конфет, – приказал капитан. – Или что там у тебя имеется? Пряники? Значит, давай пряников!..

Блаженный и разомлевший Гуль сидел на ящике из-под взрывчатых веществ и глодал каменной твердости пряник. Тепло искристыми волнами растекалось от желудка по телу, оживляя ноги, возвращая человеческой субстанции утраченную энергию. Он витал в сладостной дреме.

– Что, богатырь, не любишь холода? – капитан, расположившийся напротив, весело подмигнул.

– Терпеть не могу, – признался Гуль. Отчего-то ему подумалось, что с этим чужим командиром можно говорить откровенно и о чем угодно. – Знал бы, что придется служить на севере, двинул бы в дезертиры.

– В институт, дружок, надо было двигать. С военной кафедрой.

– Я и двинул, – Гуль сумел улыбнуться, – губы оттаивали постепенно. – И все равно повезло.

– А где учился? – поинтересовался капитан.

Гуль кратко вздохнул. Рассказывать в сущности было не о чем. Банальная история студента-недоучки: три курса электротехнического, пропуски лекций, нелады с деканатом и как результат – веер повесток с роковым посещением военкомата. Профессия, к которой его готовили, особого энтузиазма не вызывала, но и идти в армию идти отчаянно не хотелось. А уж тем более в эти безжизненные, щедрые на радиацию и мороз края. Однако пришлось. Приехал, потому что иначе пригнали бы…

Обо всем этом он и поведал коротко собеседникам.

– Хреново, – сочувственно оценил ефрейтор. Своего капитана он не слишком боялся и выражался достаточно вольно. – Выходит, три годика псу под хвост – так, что ли? Это я про учебу, значит.

Гуль пожал плечами. Соглашаться с тем, что три года вычеркнуты из его жизни, не хотелось.

– Ну, почему же под хвост?… – капитан рассеянно провел пальцами по светлым вьющимся волосам, и Гуль с интересом прищурился на его профиль. Если бы не форма и не погоны, походить бы капитану на какого-нибудь русского поэта. Того же Блока или Мариенгофа…

– Ну, почему же, – повторил капитан и несогласно покачал головой. – Три года – это всегда три года. Где их не проведи, даром не потеряешь, а уж тем более в институте. Мы ведь не знаем, где находим, а где нет. Ищешь покоя, попадаешь в праздник – и наоборот. Я вот и университет закончил, и проработать успел четыре года, а пришли и забрали. Объяснили, что родине без меня никак, что нехватка офицерских кадров и так далее…

– Ну и ну! – ефрейтор изумленно приоткрыл рот. – А я и не знал, что вы это… Про университет, значит…

Общее несчастье, общие темы. Через какое-то время они уже звали друг друга по имени. В пределах собственной палатки Володя (так звали капитана) не желал никакой субординации. В конце концов Гуль настолько осмелел, что впрямую поинтересовался целью проходящих учений.

– Блажь это, а не учения, ребятки, – капитан пренебрежительно качнул плечом.

Гуль терпеливо ждал продолжения. Ефрейтор тоже насуропил светлые бровки, с азартом и вниманием подавшись вперед. На любую фразу он отзывался живо, с простоватой прямолинейностью, и если даже ничего не говорил, то за него говорили мимика, блеск глаз и положение короткопалых непоседливых рук.

– То есть? – Гуль дожевал пряник, но потянуться за следующим постеснялся.

– Блажь – она, мужички, и есть блажь, – Володя со вздохом откинулся на брезентовый тюк и расслабленным движением расстегнул нижнюю пуговицу на полушубке. Под действием тепла он тоже несколько разомлел.

– Больное воображение рождает бред, а отсутствие воображения – блажь. Разница есть, хотя и не очень заметная. А в общем хотел бы сказать вам, да не могу. Потому что секрет и как бы наказуемо. Потому как предназначено исключительно для ушей старшего офицерского состава. А что есть старший офицерский состав? – он выдержал хитроватую паузу. – Старший офицерский состав – это все то, что начинается сразу же за майором. Значит?… Значит, знать мне этого не положено. А я знаю. Стало быть, рискую и вас могу подвести.

– Да ну! Бросьте, товарищ капитан!.. – заныл ефрейтор. Ему уже не терпелось утереть нос старшему офицерскому составу.

– Мы ж никому… Хотите, слово дадим?

Капитан справился с последней пуговицей и распластал полы полушубка, как крылья. Ему стало жарко.

– Ничего, голубки, потерпите. Всего-то и осталось – час или два.

– А что будет через час или два?

– По всей вероятности, ничего. Вот и окажется, что весь мой секрет с самого начала отдавал липой.

– Тогда тем более! Если через час все откроется…

– Да говорю же: ничего не откроется! – капитан усмехнулся. – Потому что через этот самый час случится примерно следующее: кто-нибудь из наименее терпеливых генералов не выдержит и взорвется – сыграет, так сказать, роль детонатора. Воспоследует бурная цепная реакция, и всех нас с матюгами погонят обратно на машины и вертолеты, не дав как следует собраться и сообразить, что же здесь в сущности имело место, – капитан улыбнулся. – А имел место, ребятки, грандиозный розыгрыш. Всего-навсего. Розыгрыш, помноженный на шпионские фантазии наших стратегов. Вот вам и весь секрет!

– Значит, не скажете? – ефрейтор обиженно покривил губы. Гуль тоже недоумевал. Слушать нелестные эпитеты в адрес командиров всех родов войск он мог и у себя в казарме. И куда более хлесткую. Выходило так, что капитан поманил их пряником и ничего не дал.

Заметив скучноватую реакцию собеседников, Володя виновато развел руками.

– Извините, парни, но подробнее не могу. Хотел бы, но не могу. Все-таки какой-никакой, а секрет, коего и мне знать не положено, – Володя вздохнул. – Генерал сболтнул полковнику, полковник – мне, а достанется всем вместе. Потому как секрет. Для того его и выдумывали. Тут вам и запад вражий замешан, и восток, и наши… Словом, если кто проговорится, может и не поздоровиться. Это уже на полном серьезе. Так что молчу для вашей же пользы.

– Да… – Протянул Гуль.

Ефрейтор, не слишком церемонившийся с капитаном, рубанул более откровенно:

– Тогда и нечего было начинать! – в голосе его звучала та же обида, что была нарисована на лице.

Володя смущенно прикашлянул. Он и сам осознал, что вышло невпопад. Тайны или бесстрашно раскрывают или не упоминают вовсе. Неловко он потянулся к котелку.

– Ладно уж налью, – ефрейтор по-хозяйски отстранил его руки, умело и ровно разлил по кружкам дымящий чай. Попутно зыркнул в сторону Гуля.

– Омуля, небось, часто тут пробуете? – о промахе капитана он великодушно решил забыть.

– Ага, каждый день – утром и вечером.

– Значит, не часто? Или, может, тут вообще нет никакой рыбы?

– Почему, рыба есть. Видим иногда. Муксун, нельма… Покупаем у местного населения. С водкой. Но в основном обыкновенная селедка из Диксона.

– Значит, не особенно жируете, – посочувствовал сержант и тут же ввернул, видимо, любимое им словцо: – Хреново… На море служить и рыбы не едать – это я вам скажу…

Отсев в угол, он гармошкой наморщил лоб и принялся ковырять в зубах спичкой – этакий знающий себе и другим цену увалень деревенского склада, с оттопыренными ушами и крупными лучистыми веснушками. С внутренней усмешкой Гуль отметил про себя, что ситуация в палатке забавным образом переменилась. Теперь безусловным хозяином был конопатый ефрейтор и как всякий хозяин он немедленно взялся за бразды правления. Известно, что приходящие к власти начинают с длинных пространных речей, – не стал исключением и сержант.

– Всякие там секреты, шахеры-махеры, – начал он озабоченно, – я так понимаю, от глупости. В жизни все проще. Тут тебе земля, тут солнце, а тут люди. Живи и другим жить не мешай. А разных там парламентов, министров-архиепископов нам, если честно, не нужно. Мы-то знаем, как жить. Приучены. А вот они – те, значит, у кого шило в одном месте, те – нет. Им покой с ясностью, как нам холод. Вот и усложняют все на свете. Чтоб воды, значит, намутить и плавать в той водичке жирными карасями. Или этими… омулями…

Гуль взглянул на капитана, ожидая увидеть улыбку и поперхнулся чаем. Володя сидел неестественно прямо и застывшим взором следил за кружкой. Микроскопическими толчками та передвигалась по скатерти, медленно приближаясь к краю. Сама собой. Гуль решил было, что это ожили льды, но тут же вспомнил, что под ними не океаническое дно, а мерзлый скальник. Тогда каким образом?…

Стремительным движением капитан положил на стол чайную ложечку.

– А ну-ка!..

Развернувшись подобно компасной стрелке, ложечка заскользила вслед за кружкой.

– Ловко, – пробормотал Гуль.

– Фокус-покус! – громко и растерянно произнес сержант.

– Вот вам и фокус, – Володя дрожащими пальцами уже застегивал полушубок. Он продолжал сосредоточенно глядеть на кружку. – Кажется, начинаю понимать.

– Аномалия? – хрипло спросил Гуль.

– Если бы… – Капитан поднялся. – А ведь я-то, дурак, не поверил. Думал, что блажь… И вам головы морочил. Она ведь так и появлялась раньше. Сначала электромагнитные возмущения, потом гравитационные возмущения…

Далекий взрыв оборвал его слова. Все разом они рванулись из палатки, путаясь в длинном, сшитом по эскимосскому образцу пологе, спотыкаясь от собственной суетливости. Локтем прижимая к груди автомат, Гуль на ходу натягивал варежки. Морозный воздух обжег легкие, в уши ворвался крик капитана.

– Это же наши мины! На такую чертовщину они, конечно, сработают!

Где-то далеко снова загрохотало. Взобравшись на неровный заснеженный холм, Гуль разглядел в туманной дали вспышки пламени. Капитан бесновался внизу.

– Если там кто-нибудь из людей, им всем крышка! – орал он. – Это же шариковые мины! Одна штука – десять тысяч осколков!..

Со стороны зенитно-ракетного комплекса долетело тоскливое завывание сирен. Тягучие перепевы выгоняли людей из палаток, заставляя спешно заводить двигатели, метаться возле машин. Как водится, долгое ожидание закончилось всеобщей бестолковщиной. Никто не знал, откуда ждать приближающейся опасности и что против этой опасности предпринимать. Искристо выплеснулись в дымчатое небо зеленые ракеты, знак боевой тревоги, и кто-то тут же открыл огонь. Куда?… Гуль вертел головой, ничего не понимая. Вероятно, в эфире творилась такая же чепуха. А главное – он не знал, что делать. Бежать к палаткам своих было далеко, здесь же он чувствовал себя не на месте.

– Ну что там? – тяжело дыша, с пистолетом в руке капитан взобрался на взгорок и встал рядом.

От гулко лопнувшего над головами воздуха оба пригнулись. Гуль бросил взгляд на танки, но не увидел их. От выстрелов ста-пятидесяти-милиметровых гаубиц снежная пыль клубами окутала технику. Сквозь белую круговерть прорывались косые вспышки. Они порождали подобие метели, окончательно отрезая Гуля от собственного взвода.

– Куда же они садят, сукины дети! – капитан порывисто поднес к глазам бинокль. – Еще и туман этот, ядрит его… Откуда он взялся!

Гуль невольно придвинулся к капитану поближе. Конопатый ефрейтор куда-то запропастился, и в этой кутерьме лучше было держаться старшего.

Внезапно, по дрогнувшим рукам капитана он понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее.

– Каракатица, – просипел Володя. – Вот, значит, она какая…

Гуль машинально ухватился за свой «Калашников». О холоде он забыл, взбудораженное сердце гнало кровь горячими толчками. А через секунду он увидел то, о чем говорил капитан.

Это происходило там, в эпицентре. Сначала дрогнула почва, а затем до людей на холме долетел низкий вибрирующий гул. Запятнанный скалами снег полез вверх, на глазах стал вздуваться трепетным куполом. Он рос пугающе высоко и тягуче-медленно, словно поднимался с земли тяжело раненный зверь необъятных размеров. И повторно содрогнулась почва. Земля расползлась и расцвела уродливыми лепестками, – купол раскрылся. Вырвавшееся на волю чудовище вскинуло к небу огромную безобразную голову. Великаноподобное, землянисто-неровное, оно продолжало выползать из дышащей паром распахнутой бездны и в хаосе беспорядочного огня вырастало в живую гору.

Даже в этом несмолкающем грохоте Гуль услышал, как стрекочуще заверещал в кармане портативный рентгеномер. Ни капитан, ни он не обратили на это внимания. Было не до того. Страха они, пожалуй, не ощущали, но происходящее парализовало их настоящим гипнозом. Время остановилась, шагнуло назад и задумалось. Лишившаяся размеренности, вселенная начала разрушаться…

Обычный человеческий ужас нуждается в обычных атрибутах – в темноте, в клыках, в оскаленных физиономиях. Распознав ситуацию, природа мигом расставляет точки над "и", – и за человека начинают работают древние, как мир, рефлексы. В кровеносную систему впрыскивается едкий адреналин, напрягаются мышцы и, припоминая ухватки зубастых предков, каменно немеют челюсти. На этом полигоне все обстояло иначе. Не было ни темноты, ни душных пещер, а был напоенный искристым сиянием свет и было беспредельное пространство. Люди отнюдь не напоминали беззащитных ягнят, – всюду, рыча и сотрясаясь, плевалась снарядами боевая техника. То, что шевелилось в фокусе триплексов и живых человеческих глаз, бесформенное и неопределенно огромное, не могло устрашить подобно появившемуся на городских улицах Кинг-Конгу. Оно не озиралось в поисках жертв, не размахивало лапищами и не клацало зубами. Высунувшись чуть-чуть из земли, оно всего-навсего знакомилось с воздушной пустотой неба, с белесой ледяной поверхностью.

С басовитым ревом заработали ракетные комплексы. Детище Циолковского спешило внести лепту в борьбу с подземельем. Грохочуще и ослепительно ракеты принялись чертить небо, вонзаясь в темную массу. Приняв в себя клокочущий тротиловый заряд, чудовище качнулось, подернув за собой необозримый земляной пласт. Не удержавшись, Гуль с капитаном покатились с пригорка. Мимо промчался человек без шапки, без рукавиц. Глядя на него, Гуль торопливо поднялся на ноги. В воздухе отчетливо запахло паникой и бегством. Запах воинственного ожидания оказался недолговечным.

– Смотри! – капитан указывал вдаль рукой.

Обернувшись, Гуль рассмотрел, что чудовище – сморщенное подобие улитки, увеличенной в миллионы раз, покрытое коростами из скал и глинистого промороженного грунта, почти полностью выползло на поверхность. Или возможно, так только казалось. Земля под ним напоминала топкую жижу. Продолжая лопаться и расползаться, она неспешно высвобождала гигантские мощи. Наверное, там в глубине, образовывались необозримые пустоты, потому что равнины на глазах превращались в лунные кратеры, и тяжелый лед, перемешанный с каменными глыбами и песком, рушился в черные провалы. Малейшее движение чудовища сопровождалось волнообразным содроганием суши. Устоять на ногах было не просто. Одна из ракетных установок скрежещуще опрокинулась. Пробудившаяся от сна ракета плугом прошлась по земле и вольным зигзагом устремилась в небо. Жирным клубящим жаром полыхнули близкие разрывы. Гуль закашлялся. Страха по-прежнему не было, но нарастало удивление. Зрение отказывалось верить в видимое. Людской хаос был понятен и объясним, но чудовище в эту картину не вписывалось.

Спиной почуяв опасность, Гуль обернулся и рванул капитана в сторону. Прямо на них катила петляющая самоходка. Устройство имитации поражения на башне вовсю чадило желтым дымом. И тут же за самоходкой показались забитые людьми машины. Они мчались, обгоняя друг дружку, сцепляясь бортами, трескуче сталкиваясь.