Текст книги "Дитя Плазмы"

– Они свихнулись! – выкрикнул капитан.

– Может быть, дали команду на отход? – Гуль ошеломленно следил за беспорядочным бегством. Отходом это трудно было назвать. Танки и гаубицы, торопливо разворачиваясь, бодали соседей стволами, скрежещуще выжимали с наезженной дороги зазевавшихся. Попавшийся на пути грузовик таранным ударом опрокинули, в несколько секунд вмяли гусеницами в потемневший лед.

И снова взревели ракеты. На этот раз били где-то далеко, но, видимо, эффект сказывался. Гуль почувствовал, что земля под ними медленно проседает. Подняв голову, он встретился глазами с Володей.

– Похоже, пора задавать драпа?…

Тот кивнул. Взмахом указал на бегущих.

– Только не поздно ли?

Гуль огляделся. Отступление практически завершилось. В рекордные сроки. Потому что отступлением это не было. Бросали технику и боеприпасы, бросали палатки с солдатским скарбом. Подбирая последних нерасторопных, бронированная армада спешно покидала позиции. Они стояли возле холма в полном одиночестве, и от мысли, что их могут оставить здесь, у Гуля болезненно сжалось сердце.

Чудовище вновь вскинулось тяжелым туловом и неожиданно повалилось в их сторону. Оно было достаточно далеко – в нескольких километрах, и все же у Гуля появилось обманчивое ощущение, что их вот-вот придавит рушащейся махиной.

А в следующее мгновение они уже бежали.

Ближайший вездеход, задрожав, выпустил струю черных хлопьев и рванулся вперед. Гуль, задыхаясь, напряг силы, стараясь не отстать от капитана. Если бы они не проторчали столько времени на холме!..

Водитель вездехода не желал их замечать. Возможно, округлившимися от страха глазами он видел лишь тень заваливающегося чудовища.

К тому времени, когда они выскочили на дорогу, колонна бронетехники ревела уже далеко впереди.

– Стой! – капитан в запале выстрелил вдогонку. Гуль вскинул было автомат, но опомнился. Какого черта!.. Кажется, они тоже сходили с ума.

Грязным фонтаном позади расплескался взрыв. От грохота заложило уши. Рванув Володю за ворот, Гуль прокричал ему в лицо:

– Я понял! Эта тварь движется на нас, и они переносят огонь дальше. Те, что с той стороны!.. Они и этим всем приказали отходить. По рации…

Капитан не дослушал.

– Плевать! Нам о другом сейчас думать надо. Об укрытии, понял?

Взрывной волной его швырнуло на Гуля, и они крепко столкнулись лбами. Огонь действительно переносили в их квадрат. Это был крупный калибр. Гаубичный. Снаряды вырывали в мерзлом грунте воронки в рост человека. Каменное крошево со свистом пронзало воздух. Бритвенным взмахом Гуля мазнуло по щеке. Он машинально провел по лицу ладонью, мельком взглянул. Кровь. Обычная кровь из обычной царапины…

Они бежали витиеватым зигзагом, словно это могло спасти их от пушечного попадания.

Укрытие!..

Гуль хрипло выругался. Он мог бы вспомнить об этом и раньше! Остров кишел старыми заброшенными шахтами. Алмазы, золото, подземные лаборатории – чего тут только не было в прежние бериевские времена… Сейчас это превращалось в реальный шанс защитить себя от обстрела. Можно было бы, конечно, отлежаться в какой-нибудь из воронок, но на таком морозе надолго ли их хватит?…

Не сговариваясь, они пригнулись. Реактивный снаряд угодил в горбатый утес и разнес его вдребезги. Мотнув головой, Гуль указал направление. Объяснять про шахту не было времени. Но Володя, кажется, понял.

До ближайшего входа в штольню они добрались минуты за три. Земля продолжала раскачиваться, ноги подкашивались от напряжения. Чудовище наконец-то рухнуло вниз, и Гулю показалось, что оно упало не в вечную мерзлоту, а в воду. Их подбросило спружинившим настом, ударило о гудящую твердь. Никакое землетрясение не способно было бы выкинуть подобного трюка. Тем скорее следовало добираться до входа в шахту.

На короткое мгновение Гуль засомневался. «Ведь завалит, елки зеленые!..» Но поблизости вновь сверкнуло пламенем, по камням зачиркали осколки. Он отмахнулся от сомнений. Корректировка первых залпов завершалась, с секунды на секунду беглецов могло накрыть огненным шквалом.

Разбросав реечное ограждение, они влетели под каменный свод и по скользкому, покрытому наледью тоннелю понеслись в кромешную тьму.

Глава 2

Кое-где по стенам вились перекрученные заиндевевшие кабели, через каждые десять-пятнадцать шагов красовались собачьи намордники испорченных светильников. Шахта была старой и заброшенной. Освещая фонарем дорогу, Володя пробирался чуть впереди, а попутно успевал рассказывать:

– Полгода назад при ядерных испытаниях американцы первыми сподобились увидеть эту мерзость. Вот так же выползла, как у нас, помяла земельку и снова исчезла. А потом она появлялась у них еще трижды – и всякий раз тотчас после атомного взрыва. Они ведь тоже под землей в основном рвут… Ну, и вот. При втором и третьем эксперименте кто-то из военнослужащих погиб, многих вообще не нашли. И все же кое-какую информацию они успели наскрести. Выяснилось, например, что каракатица эта довольно-таки шустро перемещается под землей. Видел, что она со скалами вытворяет? Должно быть, и на глубине она так же шустрит. В общем любой крот по сравнению с ним – тьфу… А еще установили, что тварь эта явно тяготеет к местам инициирования атомных зарядов. Черт его знает, почему… – Капитан на мгновение задержался, изучая обвалившуюся стену.

– Ну, а кто она такая и откуда взялась, выяснили?

– Разумеется, нет. Как тут выяснишь?… – Володя взглянул на него, но, наверное, не увидел, – Гуль стоял в темноте. – В аналах мировой зоологии ничего подобного не встречалось. Сам же ее видел! Никакой сколь-нибудь определенной формы! Не то – шар, не то – гусеница какая-то. Знаешь, есть такая штука – трепанг называется. Тоже меняется как угодно. Вот и тут… Словом, бедные янки переполошились не на шутку. И тут же прекратили все испытания. Сначала связались с командованием НАТО, а потом уже и с нами. Кто-то из тамошних аналитиков просчитал возможный маршрут этой каракатицы и предсказал ее появление у нас.

– Не понял, – Гуль остановился.

– Что ты не понял?

– С какой же скоростью это она движется? Где Америка и где мы!

– То-то и оно! Я же говорю, животинка из шустрых! – капитан с усмешкой махнул рукой. – Тому полканчику, что мне поведал про все эти секреты, называли какую-то скорость, но, честно сказать, я и прислушиваться не стал. Какие-то уж совсем сумасшедшие цифры… Кто ж поверит, что под землей можно шпарить со скоростью легковушки? Да и не один я посмеивался… Полковник гоготал, другие, кто слушал… Вот и догоготались. Приползла самолично и погрозила пальчиком.

– А почему «каракатица»?

Капитан пожал плечами.

– Бог его знает… Может, движется задом наперед, а может, еще что. Наверное, надо было как-то назвать, вот и назвали.

– Понятно…

– Что тебе понятно? – рассказчик фыркнул. – Ничего, дружок, не понятно. Ни тебя, ни мне… Я, если признаться, и по сию пору удивляюсь, как это наши неверы-стратеги прислушались к голосу америкашек. Ведь прислушались! И поверили. Вон сколько людей согнали! А техники!.. Одних мин сотен шесть поставили. Не знаю, правда, зачем. Ее же ничто не берет! Ни радиация, ни тротил. Наоборот, ту же самую радиацию она навроде как жрет. Тоже, правда, какая-то фантастика, но что тут не фантастика, а?…

Стены шахты содрогнулись. Воздух наполнился звоном. Последовавшую затем серию беззвучных толчков они ощутили уже ногами.

– Началось, – шепнул капитан. – Долгонько же они прицеливались.

– Может, нам не забираться дальше? – Гуль коснулся рукой царапины на щеке, но кровь больше не бежала. – А то завалит, и поминай, как звали.

– Да, веселого будет мало.

Свет от фонаря выхватил из тьмы черные, срубленные из шпал крепи, скользнул по просевшему своду и обрывкам проводки. Шахта отслужила все сроки. Остро пахло сыростью и чем-то застоявшимся, терпким.

– Не ударься, – Володя кивнул на свисающую балку, сам неловко пригнулся. – Не хватало нам еще шишек.

– Хорошо, хоть фонарь есть.

– Это у меня всегда с собой. Саперу с миной наощупь нельзя…

Вздрогнув, они остановились. От мощного сотрясения заскрипело где-то дерево, с сиплым вздохом осела земля. Песочные струйки посыпались там и тут. Капитан нервно засмеялся:

– Это уже она! Определенно!.. Может, в самом деле повернуть назад? Сгинем тут, как мамонты в Берелехском яре… Ты часом клаустрофобией не страдаешь?

– Это что? Боязнью тесноты? Вроде нет.

– А у меня есть немного. – Капитан вздрогнул. – Ого! Это еще что за новости!

Оба напряженно прислушались. До них долетел странный шелест. Капрон о капрон, шелковая косынка, соскальзывающая с шиньона. Звук шел по нарастающей, словно налетал издалека шепелявый крутобокий снаряд. Зажав уши, Гуль метнулся в сторону, но тут же опомнился. Луч света нагнал его, а следом, морщась, как от зубной боли, подошел капитан.

– Мерзкое ощущение, – он сплюнул.

– Что это? Не понимаю…

К шелесту добавилось что-то еще – более неопределенное, оглушающее пульсацией, отдающееся где-то в темени. У Гуля болезненно стиснуло виски, что-то начинало твориться со зрением. Подобное он ощущал лишь раз в жизни во время заболевания тяжелой формой гриппа. Зримое расплывалось и каким-то неведомым образом увязывалось со звуком. Чем тоньше звенели ноты, тем более зыбкими становились образы. Стены из стекла, плывущие над землей люди-привидения…

Опять содрогнулась почва, и крепь, на которую светил капитан, переломилась, расщепив хищный смеющийся зев.

– Черт!.. – Гуль не договорил. Затрещало над самой головой, градом посыпались мерзлые комья…

Он так и не понял, каким образом они выскочили из-под обвала. Но спасение, как говаривал ротный хохмач, имело место быть, и, защищаясь руками от камней, они бросились бежать по скользкому грунту, слыша, как рушатся за спиной породы и трещит плоть полусгнивших опор. Желтое пятно света прыгало впереди, указывая путь, но в тоннелях путь не выбирают. Бегут оттуда, откуда гонят напасти. Потоки воды, ядовитого газа, обвалы… Жизнь крысы – вечного обитателя подполий, лишена красок. Вечная мгла и путанные норы катакомб способны навевать одно-единственное полноценное чувство – чувство страха. Возможно, полноценность его и сомнительна, но эффект и остроту данного эмоционального состояния способен подтвердить всякий, перешедший рубеж десятилетия. Так или иначе в эти критические минуты они успели преисполниться им по самую макушку и вновь очиститься, сумев взять себя в руки.

– Гуль! Хватит, остановись! – Володя задыхался. – Вроде вырвались.

Действительно, грохот обвала остался позади. Тем не менее, Гуля не покидало чувство, что их по-прежнему окружает отвратительный шелест. Странный звук словно скользнул за грань слышимого, но не покинул их.

Какое-то время они стояли на месте, светя фонарем во все стороны и продолжая прислушиваться.

– Странно. Мне начинает чудиться… Словом в голове какой-то сумбур. Ничего не соображаю. – Капитан приложил ладонь ко лбу.

Гулю было понятно его состояние. Он и сам чувствовал себя так, словно пять минут назад залпом опустошил стакан водки. Голову кружило, в ушах стоял все тот же отвратительный шелест.

– Сумбур-каламбур… – Володя прислонился спиной к стене и медленно сполз вниз, в конце концов уткнувшись острыми коленями в грудь. Гуль тоже опустился на корточки. Растерев немеющее лицо, без особой уверенности заявил:

– Просто нам надо немного отдохнуть. Посидим немножечко, и все пройдет.

Капитан вяло качнул головой.

* * *

… Что-то все-таки творилось с ними. Наливающаяся дрема не походила на обычный сон, бредовые видения мешались с реальностью. Призрачным дельтопланом тело взлетало вверх, кружилось в пьянящем тумане. Очень скоро у Гуля появилось неясное ощущение клейкости. Он словно превращался в тестообразную массу, и неразличимые во тьме руки мяли и катали его, лениво и плавно размазывая по стенам шахты. Он стал материалом для ваятеля. Что-то непотребное собирались лепить из него. Организм не выдерживал пыток, и очередной спазм когтистым зверьком поднимался от желудка по пищеводу, останавливаясь в самый последний момент. Раз или два Гуль терял сознание.

…Маленьким раза три или четыре его возили в деревню. Он родился в городе, был изначально обречен на городское существование, но пахнущую навозом деревню – чужую и, казалось, столь непонятную, полюбил сразу и навсегда. Запах кудряво-золотистого опила и сосновых изб вошел в него без малейшего сопротивления. Вечное окружение леса стало приятной необходимостью. Это был мир, который хотелось рассматривать, не изучая. И на каждом шагу здесь обитало живое и загадочное.

Пожалуй, лучше всего он запомнил гору. Она росла сразу за пыльной лентой дороги – широкогрудая и мощная, заросшая здоровым молодым кустарником. Корни этой горы, должно быть, уходили вглубь на десятки и сотни километров. Глядя на нее и внутренне ахая, Гуль всякий раз пытался представить себе щипцы, которыми великан-дантист мог бы вырвать эту гору с корнем, и всякий раз с облегчением отмахивался от страшных предположений. Таких щипцов не существовало и не могло существовать. Горе была уготована вечность. И возникало неодолимое желание найти в горе уютную пещерку, чтобы, переселившись, пожить там недельку-другую, превратившись в доисторического дикаря, позабыв раз и навсегда кирпичи и асфальт города. Но… с этим все как-то не получалось, а потом наставала пора отъезжать.

Разумеется, огромная гора и не подозревала, что ее – такую могучую и тяжелую запросто увозит с собой в город маленький мальчик. Он делал это намеренно. Долгими зимами в часы душевных депрессий мальчик знал теперь, куда ему спрятаться. Он закрывал глаза и, мысленно беря лопатку, отправлялся к своей горе. Пещера находилась сама собой, лопаткой он только подравнивал немного стены. А потом начиналась странная и удивительная жизнь, над входной дверью которой висела табличка со словом «Тайна» и куда, даже постучавшись, не мог войти ни один взрослый. Ключ хранился у одного Гуля. Впрочем, повзрослев, ключ он успел потерять и только иногда, во снах, находил его снова. Находил, чтобы снова обронить по пробуждению…

Привалившись к камням, разбросав ноги, тяжело дыша, они с апатией наблюдали, как в пяти шагах от них осыпалась земляная крошка, но не вниз, по Ньютону, а куда-то вбок. Противоестественно, необъяснимо. Как если бы знакомую с детства улицу взяли однажды и перевернули задом наперед. Та же улица, те же дома плюс гамма неповторимого смятения. Переверните всего одну улицу и, гуляя по ней, вы не сможете узнать родного города…

Гуль устало попытался уцепиться за ускользающую мысль, и на мгновение ему это удалось.

Действительно, если голову немного наклонить, то может быть, все встанет на свои места. Всего-навсего, проще простого… Надо только попробовать. Решить, в какую сторону и на сколько градусов, и попробовать. Потому что это очень важно

– количество градусов. Так же важно, как точность исполнения чертежей. Ведь если недобрать, это будет совсем не то… Не водка и тем более не спирт. Спирт горит, а водка нет. И потому все тут же просится обратно. После первого же глотка. А если выдержать и не пустить, то после заболят виски и будет колотить в затылке. Похмелье. Спазм…

Не совсем ясно, когда же они успели? Разве можно успеть во время учений?… Брови Гуля поползли вверх. Он не изображал удивления, он на самом деле удивлялся. Мысли натужно поскрипывали. Наверное, все-таки можно, раз они в шахте. Это ведь шахта?… Разумеется, шахта! Вон и крепи кругом. Значит, сначала успели, а потом укрылись от начальственного ока. Сообразили…

Вялым движением Гуль подобрал с земли камень и без особого радости заметил, что тот шевелится. Шевелящихся камней он еще не видел. И хорошо, что не видел. Потому что шевелящийся камень – это бред, это белая горячка. Он перевел мутный взгляд на капитана.

– Эй! Взгляни-ка! – собственный изменившийся голос показался ему более звучным и весомым. Таким голосом вполне можно было отдавать армейские команды. Настоящий офицерский бас.

Володя повернул голову, с усилием выдохнул:

– Те же фокусы, что и с кружкой. Я же говорил, от этого любая мина сработает.

– Ага, – Гуль послушно кивнул. – Послушай, я что-то совсем запутался. Ничего не помню и ничего не понимаю.

Володя хрипло рассмеялся.

– И ее не помнишь? Я говорю о каракатице?

Гуль тупо уставился в ладонь. Камень по-прежнему шевелился, перекатываясь, норовя принять форму упитанной ящерки. Вздрогнув, Гуль встряхнул кистью, но никакого результата не добился. Каменюка пиявкой прилепился к руке.

– Я думал…

– Ты думал то же, что и я. С виду обыкновенный гранит. – Капитан вяло улыбнулся. – А может, это и есть гранит, не знаю, но… Тут все дело в том, что она где-то рядом.

Гуль яростно тряс рукой. В конце концов липучее создание шлепнулось в темноту. Солдату показалось, что и там оно не угомонилось. Да и вообще все вокруг подозрительно шуршало и причмокивало.

– Как твой рентгеномер?

– Вроде молчит, – Гуль полез в карман за прибором.

– Сдох твой аппаратик. – Капитан коротко хохотнул. – И мы сдохнем. Здесь до черта радиации, я это чувствую.

– Что ты болтаешь? Володь! – Гуль тяжело поднялся. – Подожди, что-то не соображу… Значит, сначала была улитка в полнеба, то есть – каракатица, сейчас эти камни… Где мы, Володь?!

Шагнув к осыпающейся наискосок стене, он склонился.

– А это? Здесь все из какой-то резины. Или это глина?

– Ты просто еще не очухался. Придешь в себя, поймешь.

Гуль на миг зажмурился. Что он должен понять?… Сделав несколько неуверенных шагов, уперся руками в упруго-податливый, потемневший от времени брус. Опора… Крепь, которая не в состоянии удержать что-либо. Пальцы входили в нее, как в пластилин.

– Володь… – Он начал припоминать, и в голове вновь загремел барабанами сумасшедший оркестр, джаз-банд, набранный из роккеров-жестянщиков. Наигрываемая музыка вбивала в мозг гвозди, сердце переполнялось жутью. Радиация, свет тускнеющего фонаря, клейкое под ногами… Неужели эта гадина все-таки их настигла? Шахту завалило, а от бешеной радиации что-то приключилось с окружающим. Эта каучуковая упругость, земля, осыпающаяся под углом. Бред!.. Опираясь о стену, Гуль неуверенно шагнул… И уж само собой, никто не бросится вызволять двух исчезнувших неведомо куда военнослужащих. После сегодняшней-то пальбы!.. Спишут на кишечные заболевания, а в гроб насуют килограммов на семьдесят кирпичей. Это у них не впервой. Практика отработанная. Каждый год одних часовых сколько пропадает, сорок градусов, пурга и белый оголодавший мишка, с готовностью гардеробщика вытряхивающий из полушубка. Так и находят потом: полушубок, автомат, да валенки.

Гуль вернулся и решительно подобрал фонарь. Чушь! Он не собирается пропадать здесь! Слишком роскошно – семьдесят килограммов кирпичей!.. Ни одного кирпича вам, мерзавцы!..

Внимательно оглядывая стены, он неторопливо двинулся по гранитному коридору. Гуль более не доверял ни зрению, ни слуху. Впрочем, и рукам тоже. А если так, стоило ли вообще заниматься исследованиями? Наверное, нет, но он все же продолжал двигаться вперед. Обернувшись, посветил назад, но слабеющий раструб света не дотянулся до капитана, завяз где-то на полпути. Может быть, что-то с воздухом?…

В животе у Гуля неприятно ухнуло. Ему показалось, что он падает. Но никакого падения на деле не наблюдалось. Он стоял, где стоял, и те же каменные своды окружали его со всех сторон. И все-таки он падал…

Интересно, каким органом человек ощущает высоту, определяет, опускается лифт или напротив поднимается?… Увы, хлипкий накал шестивольтовой лампы – единственное, что у него оставалось для проверки странных ощущений. Гуль напряженно всматривался. Пот застилал глаза, но он этого не замечал. Если пластмассовую линейку держать над огнем, она медленно изогнется. То же самое происходило с коридором. Он оплавлялся, перегибаясь и кривясь. Площадка, на которой находился Гуль, погружалась куда-то вниз, а, может, и вбок навстречу неприятному шелесту.

– Капитан! Что происходит?

Наклонная плоскость гуттаперчивого пола больше не удерживала рядового. Он упал. Цепляясь за случайные выбоины, покатился в неведомую пропасть. Фонарь отлетел в сторону, кувыркнувшись, выхватил на миг обманчивую неподвижность опор. В последней попытке замедлить падение Гуль с хрипом перевернулся на живот и разбросал руки. Однако он опоздал. Колени сорвались в пустоту, скрученным пальцам не за что было ухватиться.

Извиваясь в воздухе, ударяясь телом о мягко пружинящие стены, он летел и не верил, что все кончено. Это казалось слишком несправедливым, слишком непонятным. Его перевернуло вниз головой, и сердце по-воробьиному зашлось под ребрами. Чувство обиды оказалось последним в череде переживаний затянувшегося дня.

Во сне, не выдерживая стремительного полета, предпочитают просыпаться. Падая наяву, теряют сознание. Бесспорно, люди – капризнейшие из существ. Пытаться угодить им – пустое занятие.