Текст книги "Дети хлебных времен"

Андрей Щупов
ДЕТИ ХЛЕБНЫХ ВРЕМЕН

Ползком добравшись до края лощины, Согомак некоторое время прислушивался к звенящей тишине. А может, и не звенела она вовсе, – такая уж жизнь пошла – с гулом да стоном. Так что тягучий звон вполне мог поселиться в голове навечно. Покойный Зум тоже что-то рассказывал про такое. То ли мелодию какую-то вечно слышал, то ли голоса… Согомак встряхнулся и чуть привстал. Так или иначе, но опасности он не чувствовал. Точнее, опасность была и ушла, оставив за собой смрадный рассыпающийся шлейф. Тем и отличались проводники от простых смертных – кто-то умел ощущать опасность, а кто-то нет. Если бы сам Согомак не владел даром прозорливости, давно бы сгинул в каком-нибудь из походов. Не столь уж много тараков осмеливалось покидать Пещеры, выходя на открытое пространство. А он выходил – и очень часто не в одиночку. Водил с собой группы и умудрялся сохранять всем жизнь. То есть – почти всем, потому что ВСЕХ приводить обратно не удавалось еще никому. Кто-то обязательно должен был погибнуть. Согласно жестоким правилам этого мира. Вечно голодное Пространство требовало жертв, и с этим проводник почти смирился, тем более что счет его был не таким уж плохим. В худшем случае Согомак терял каждого третьего, другие не возвращались вовсе.

Собравшись с духом, он перемахнул через барьер, одним броском пересек поросшую пыльником лощину. К телу немедленно присосался здоровущий клещ, но Согомак даже не взглянул на него. Все чувства были обострены до пределы, любое шевеление воздуха могло означать возвращение опасности.

Он остановился на стыке двух скал и замер перед останками тарака.

Теперь уже было не разобрать, кто это был. Ясно, что соплеменник, но более никаких подробностей. Даже мучительная смерть от газа не оставила бы столь жутких следов. Раздавленное в кашу туловище, неестесственно вывернутая кисть и оскал чудом уцелевшего черепа. Что и говорить, картинка аппетиту не способствовала. Во всяком случае было абсолютно ясно, что Вихрь не промазал. Потому и нельзя задерживаться в подобных местах сколь-нибудь долго. А погибший был явно из новичков, – похоже, даже собирался расположиться на отдых. Вон – и котомку расшнуровал, скатерку под обед расстелил. Мыслимое ли дело – всего в двух шагах от Белой Скалы! Неужели не знал, что именно здесь Вихрь собирал ежемесячный урожай жизней. Урожай, надо признать, богатый.

Продолжая вглядываться в мертвеца, Согомак чувствовал, что жутковатому пейзажу чего-то явно не достает. По крайней мере мозг строптиво не желал принимать увиденное. Чуточку помешкав, проводник вынул из-за пояса баязу – отточенную металическую полосу с самодельной рукояткой – и ювелирным движением выдернул из окостеневшей руки покойника перепачканную кровью котомку. Тряхнул на весу, и наружу тотчас вывалилась пара ссохшихся, покрытых солевой нездоровой коркой ямусовых лепешек. Брови Согомака сошлись на переносице. Все было яснее ясного. Такая уж, видно, судьба выпала бедолаге. Насобирал где-то ядовитой снеди, и, не настигни его Вихрь, чуть позже наверняка бы скончался от жестоких спазмов. Еще и родных мог бы потравить. То есть, если бы успел, конечно, добраться до дома. Впрочем, возможно, и не было у него никакого дома. Жил себе в какой-нибудь берлоге, как тот же Умник, коллекционировал камни с рисунками и подбирал все, что плохо лежит.

Согомак нагнулся ниже, взглядом проследил за вереницей потемневших капель. Петляющей дорожкой они тянулись от мертвеца куда-то в сторону. И снова тревожно запульсировало под темечком. Вот оно! То самое, что насторожило с первых мгновений. Если Вихрь разбивает жертву, подобных багровых дорожек просто не бывает. И еще… Очень уж мало осталось от мертвого тарака. Настолько мало, что Согомак тут же припомнил о мертвом поселении парков. Кажется, нечто подобное он имел счастье наблюдать именно там.

Всматриваясь в зыбкий след, Согомак приблизился к краю поросшей пыльником лощины, повернул направо. Тот, кто успел навестить погибшего до проводника, явно старался не следить. Как известно, пыльник способен хранить след на протяжении длительного времени. Погибшую группу того же Бортника Согомак нашел только благодаря внимательному осмотру местности. А ведь с момента гибели там минуло чуть ли не полтора десятка сезонов! И все равно отыскал…

Согомак застыл на месте. Прямо перед ним алела закоростевшая лужица. В центре лужи красовалась потемневшая ступня – еще одна часть тела неосторожного тарака. Увы, догадка оказалась верной. В окрестностях Пашни действительно промышляла команда канибалов.

Легкий звон наплыл справа, и Согомак невольно пригнул голову. Но звон летел ровно, не суля неприятностей. То ли парил над землей далекий птерон, то ли выискивали добычу летучие мороки. Ни те, ни другие серьезной угрозы для племени тараков не представляли, и все же, задерживаясь здесь, Согомак здорово рисковал. Не столько собой, сколько теми, что остались в лачуге Умника. Как ни крути, а от Пещер они отошли уже на приличное расстояние. Пропади он сейчас без вести, и легко может статься, что назад к Пещерам никто из них не выберется.

Порывистым движением Согомак забросил найденную котомку через плечо, знакомой дорогой поспешил обратно. Лощину пересек с той же головокружительной скоростью и только за скальной грядой позволил себе отдышаться. Тактика была проверенной. Даже самый стремительный Вихрь не угонится за бегущим тараком. Главное – не медлить и не стоять на месте. Вихрь, если ему позволить, вмажет так, что мокрого места не останется. Разнесет в кровавые брызги, как того бедолагу.

Передохнув, Согомак стряхнул пытающегося присосаться к пояснице клеща и ровной трусцой спустился в низину. Стоило ему одолеть последний поворот, как он различил голоса своих спутников.

* * *

– …Смешно! Всю жизнь болтаем об одном и том же! Конец света, конец света… Да вы, родные мои, с началом определитесь, а потом уже о конце толкуйте!

– Ну, начало, положим, далеко. Пойди проверь, как оно там все начиналось. А вот конец близехонько.

– Это наш с вами конец близехонько, а жизнь никуда не денется! Как течет, так и будет течь. Я ведь не просто так из Пещер ушел! В этих местах, может, и солонее жить, зато тише. И разум в тишине обостряется, и размышлениям предаваться любо-дорого.

– Смешной ты, Умник! Над чем размышлять-то?

– Поразмышлять, милые мои, всегда есть над чем. Только для этого тишина потребна. Пустота – лучшая ловушка для мыслей. Попробуй влей что-нибудь в бутыль полную браги. Все тут же обратно пойдет. Так и мы с вами. Сказать честно, вы ведь там в своих норах не живете, а только время убиваете. Даже поговорить толком не знаете о чем. Одними сплетнями и проживаете.

– А ты знаешь про что говорить?

– Конечно, знаю. У меня, милок, тело легкое, а голова ясная. Я о Пространстве думаю, о жизни, о всех нас. Старикам всегда есть, о чем призадуматься. Это наше главное достояние, так сказать, последняя ступень развития. А в ваших поселениях, извини меня, жизнь давно скисла. Что старики, что молодежь – все только о печеностях с ямусом и думаете.

Согомак неслышно вошел в хижину, приблизившись к товарищам, присел рядом. Разглагольствовал, разумеется, Умник. Нервно теребя усища, часто и не к месту размахивал руками. Рад, наверное, был что обрел слушателей. Ясная голова – дело хорошее, однако и такой головушкой перед кем-то надо блеснуть. А этому отшельнику в последнее время только со стенами и приходилось беседовать – и то шепотом да вполголоса, чтобы не привлекать внимание Вихрей.

Кревет, самый молодой и любознательный из участников похода, собрал лоб в задумчивую гармошку.

– Ну, положим, про нас я спорить не буду, действительно скисаем. Но мир-то все равно не объять. Ни разумом, ни взглядом. Тогда к чему все твои размышления?

– То есть – как это не объять?

– Известно – как. Если вселенная расширяется да еще со скоростью камнепада, как же за ней угонишься?

– Ученых сказок наслушались? – Умник фыркнул. – Знаю, помню. Эффект расползающейся Паутины, разбегающихся волн и так далее.

– Разве не так?

– А вот ты поживи с мое, дождись, когда усы от старости пожелтеют, да здесь сотенку-другую сезонов понаблюдай за Пространством – тогда и поймешь что к чему. – Умник сердито пошевелил челюстями, отчего усы его еще больше встопорщились. Сморщенное лицо рассказчика стало откровенно страшным, но этого никто не заметил.

– Так вот, мой дорогой, знаменитый эффект Паутины, конечно, любопытен сам по себе, однако, по моему глубокому убеждению, связан прежде всего не с Пространством, а с возрастом живущих.

– С возрастом?

– Именно с ним. Все та же пресловутая относительность. Трактуйте Пустоту шире, ребятки! Не замыкайтесь на одной только скорости, и мир сразу станет проще и яснее. Время действительно увязано с Пространством – что верно, то верно, однако последнее теснейшим образом взаимодействует с нашим внутренним мироощущением. – Выдав столь замысловатый перл, Умник с видом превосходства оглядел собравшихся. – Да, дорогие мои! Пока мы взрослеем, вселенная представляется нам огромной и разбегающейся, но как только наступает старость, приходит осмысление истины, реальные границы мира подступают вплотную, и начинаешь отчетливо видеть, что мир мал и кубичен. Нет в нем ни простора, ни плоскостей, ни устойчивых шаровых образований.

– Что же тогда есть?

– А есть лишь повсеместно сжимаемые кубические пространства. Песчинки времени осыпаются, тускнеют тела, – и с каждым годом наш мир становится теснее. – Умник постучал себя по голове. – Сначала здесь, а потом и вокруг. Мы сами его сжимаем, понимаете? Каждый по отдельности, и все вместе. И кстати сказать – весь наш чертов прогресс способствует тому же самому.

– Я слышал, – вмешался Согомак, – старики рассказывали, что раньше жили в мирах просторных, многоуровневых. Встречались даже такие, что в несколько переходов невозможно было одолеть. То есть, правда ли нет, не знаю, но старикам принято верить.

– Вот! – Умник торжествующе указал на Согомака. – То самое, о чем мы и говорим. Повсеместное и необратимое сжатие вселенной! Это раньше были усадьбы, сейчас – все больше приусадебные участки. Замечаете нюанс? Участки по-прежнему зовутся ПРИусадебными, хотя усадеб, как таковых, давно нет. Вместо дорог – подорожники, вместо построек – пристрои. – Умник мелко захихикал. – Вы и Вихрь не в состоянии увидеть, потому что смотрите не туда.

– Как это не туда?

– А вот так. Если воспринимать Вихрь, как нечто абстрактное и конечное, то увидеть его действительно невозможно. Но если в момент приближения Вихря попытаться увидеть его целиком, понимаете? Попытаться вобрать в себя весь окружающий мир, то искомое зрение к вам обязательно придет. Ненадолго, но придет.

– А ты сам-то его видел?

Голова Умника умудренно качнулась.

– Не видел бы – не говорил.

– И что же он из себя представляет?

– А вот об этом рассказывать бесполезно. Во-первых, все равно не поверите, а во-вторых, какой в этом смысл? Это вам ровным счетом ничего не даст. И еще раз повторяю: увидеть его может каждый. Если очень захочет.

– Говорят, его видят в самый последний миг. Уже перед смертью.

– Не знаю, не знаю… Я его лицезрел неоднократно и, как видите, по сию пору жив. Что, кстати, лишний раз подтверждает теорию о сжатии мира. Мы сжимаем его здесь, – Умник снова постучал себя по голове, – и стоит нам чуточку освободиться от прежних догм, как мы тут же начинаем видеть неизмеримо большее. Впрочем, увы, таракам это не слишком нужно. А потому никуда не денемся, еще немного – и сожмемся все в одну деревушку, в один островок.

– Почему же у ганийцев все наоборот? – Возмутилась Беана, единственная среди участников похода особа женского пола. – Мы, выходит, сжимаемся, а у них и территорий все больше, и народ крупнеет. Помните, того пришлого, что забрел в Пещеры?

– Это тот, что заблудился?

– Ну да. Открыла я ему дверь, так он едва прошел. Такой высоченный! И усища шикарные! Черные такие, вразлет! Не то что у наших карликов.

– Кого это ты карликами называешь! – Вскинулся Рох, дружок Беаны.

– Да уж не ганиийцев, понятно.

– А кто тебя просил ему открывать?

– Так он же раненный был. Ободрался в дороге, измучился.

– В дороге… – Рох фыркнул. – Это же мы его отмутузили.

– Вы?

– Конечно! Чтоб, значит, не шлялся по чужим территориям. Подумаешь, дубиной вырос! Обычный мутила. В смысле, значит, мутант. – Рох поскреб тяжелую челюсть. – Их там, если хочешь знать, химией в свое время травили. Это еще во время тотальной войны. Вот и получился фокус. Кто-то не выдержал и помер, а кто-то наоборот в рост пошел.

– Сказки! – Задумчиво протянул Гунт. – Причем тут химия с мутациями? У них жрачки полно и свободы выше крыши. Опять же – южная сторона – значит, ни зимы тебе, ни холода…

Согомак напрягся. Всей спиной он вдруг ощутил нависшую над хижиной опасность. Она наплыла стремительно, словно туча, застыв над самой крышей. Во всяком случае он точно знал, что ни приблизиться к окну, ни выглянуть за дверь он не отважится ни за какие коврижки. Комнатка потонула во мгле, пропали голоса беседующих, исчезло вообще все. Только собственный трепещущий в груди страх и мерзкий, скользящий по спине холодок. Он сидел, не шевелясь, и отчего-то почудилось, будто некто, прячущийся за стенами хижины, тяжелым взором рассматривает засевших внутри.

Мгновение, и все снова ушло. Неведомая туча рассеялась, и Согомак расслабился, чувствуя, как стекает по лицу запоздалый пот. По счастью, никто из присутствующих ничего не заметил. Извиваясь ленивой змеей, беседа струилась в прежнем направлении…

– Выходит, мы сжимаемся, а они нет?

– Если верить Умнику, получается, что так. – Кревет восторженно глянул на отшельника. – Мы стареем, а они молодеют, верно, Умник?

– Вполне допускаю, – хозяин хижины с достоинством кивнул. – Любое племя переживает свои взлеты и падения. Кто-то впадает в детство, а кто-то напротив мудреет.

– А я лично так смекаю, – вновь подал голос Рох, – до них беда тоже рано или поздно доберется. Не сегодня, так завтра. Потому как в одном болоте отираемся.

– Не скажи! У них там и Мерзлота под боком, и Райская Чаша…

– Ну, положим, от такой близости больше вреда, чем пользы. Это же вроде алтаря у Вихрей.

– Какого еще алтаря?

– А такого! Сам не видел, но рассказывали, что трижды в сезон Райская Чаша наполняется самыми изысканными яствами.

– Сама собой, что ли?

– Чудак-тарак, неужели не понял? Да те же Вихри и приносят. Шарятся по всему миру, выискивают самое лучшее и собирают в одно место. Куда там вашей Мерзлоте до Райской Чаши!

– Ну, а по мне и Мерзлота – местечко неплохое…

– Кстати, Умник, правда ли, что Мерзлота – это древние склады гостей из Внешнего Мира? Будто бы пришли они как-то на Холодную Гору, отыскали этот ледник и оставили запас продуктов до будущих времен?

Умник фыркнул.

– Еще один миф! Красивый и бессмысленный.

– Тогда откуда там взялись продукты?

– А откуда они берутся в Райской Чаше? – Умник насмешливо улыбнулся.

Подобную манеру – отвечать вопросом на вопрос – Согомак не переваривал в принципе, однако в данном случае рассудил, что Умник прав. Столь сложные явления, как Мерзлоту и Райскую Чашу, можно было объяснять либо сказками, либо вообще никак.

– Но как же все-таки быть с Первоквадратом? – Кревету не терпелось вернуться к исходной точке спора. – Разве не доказано, что мир произошел из Первоквадрата?

– Кем это, интересно, доказано?

– Ну… Учеными, наверное.

– Напомню, перед вами сидит как раз один из таких ученых! – Умник желчно задрал подбородок, и усы его вновь заходили ходуном. – Тем не менее, в Первоквадрат я абсолютно не верю.

– Но он же был!

– Где это был? На Матане? В Пещерах? Или, может, на Слепце? Почему вообще тараки склонны все на свете упрощать? Первоквадрат, первозверь, первобытность… Нет, дорогие мои, часть правды – еще не есть вся правда, и этого, к сожалению, не понимает большинство правдолюбцев. Весь наш прогресс, вся наша наука – это такой пустяк, что, честное слово, об этом даже не стоит говорить.

– Но ведь Пашню освоили, разве не так? И на Матану несколько раз отправляли экспедиции. Об этом даже глашатаи вещали! Говорят, там и Первоквадрат видели.

– Наверное, что-нибудь действительно видели, не спорю, – Умник глянул с ехидцей, – но скажу вам по секрету, мы и до Слепца давно дотянулись. Тихоходом, но дошли.

– Да ну?

– Вот вам и «да ну»! Каналы-то кто роет? Ганийцы, что ли? Нет, милые мои, – наши роют!

– А зачем их рыть?

– Вот чудак-тарак! А зачем Дальне-пещерный канал рыли? Зачем Пашню распахивали? Или тот же Заповедный Вал, – на кой, спрашивается, он сдался братьям ганийцам? Однако полтораста лет трудились, вязали щепу, камни громоздили, на крепеж последний металл пускали.

– Погоди, погоди! – Встрепенулся Согомак. – Про Слепца это ты точно знаешь?

– А то! Еще наши прадеды туда мостик проложили. Щепу от Заповедного Вала отрывали и на мост пускали. Так потихоньку и построили. Потом уже пешочком добирались. Долго, понятно, зато надежно. И по сию пору секретные экспедиции посылают.

– Дела-а!.. – Изумленно протянул Гунт. – А мы тут сидим в глухомани и знать ничего не знаем.

– То-то и оно! – Победно улыбнулся Умник. – Слух у вас отключен. Не слышите ничего и не видите.

– А я другое не понимаю. То есть с Матаной ладно, пусть исследуют. Вдруг да найдут что-нибудь полезное. – Рох сердито поскреб грудь. – Но каналы-то зачем рыть? Он же далеко – Слепец-то. Ни воды там, ни продуктов.

– Чудачок! – Умник дребезжаще рассмеялся. – Мы ведь здесь как раз об этом и толкуем. Идея! Вот, что повелевает племенами! Ради нее и пускают в распыл недра и здоровье.

– Ты больно-то не гогочи! – С земли угрожающе приподнялся Кайсан.

– Спокойно! – Шикнул Согомак. – Ссор мне еще тут не хватало!

И Рох, и Кайсан, первые забияки пещерного люда с пренебрежением покосились в его сторону. Кайсан даже циркнул слюной под ноги, однако все же уселся обратно на камешек. Умник же словно и не заметил ничего. Все с той же хитринкой на морщинистом лице снова заговорил:

– Вы, братцы мои, ищете логику там, где ее нет. Ни Магическая Башня, ни Волнующие Пирамиды никому не были нужны. Даже Заповедный Вал с точки зрения оборонной фортификации – ни что иное, как полный бред! Какой-нибудь средней силы Вихрь минует его, не заметив. Но ведь построили! И гордятся теперь. Потому что никакому другому племени это не под силу.

– Да уж, – вздохнул простодушный Гунт. – Тут они нас сделали, ничего не скажешь.

– Зато каналы на Слепце – наши! – Тряхнул сухоньким кулачком Умник. – И вешки там через каждые сто шагов установлены, – дескать, не кто-нибудь, а наши волонтеры эту территорию застолбили. У ганийцев, понятно, и техника, и жратва, зато у нас – дух!

– Скоро, похоже, и его испустим. – Хмыкнул помалкивавший до сих пор Айзис. – Слыхали небось, что в селе парков случилось?

– А что такое?

– Вон Согомака спросите. Он туда ходил, все видел своими глазами.

Лица сидящих обернулись к проводнику.

– Видел, – Согомак неохотно кивнул.

– И что же там такое стряслось? – Умник тоже изобразил внимание, хотя ясно было, что такого ортодокса, как он, всерьез может интересовать исключительно философия мирового порядка. – Газ или другая какая отрава?

– Голод.

– То есть? – Умник удивился. – Они же, помнится, катакомбное селение обустроили. Хвастались, что продуктов на пару веков хватит.

– Вот и дохвастались… – Проводник рассеянно погладил усы. – Думаю, за продуктами они все же куда-то ходили. А как сель сошел, все их лазы каменным клеем залило. Вот и умерли от голодной смерти.

– А ты-то сам как туда попал?

– Да так и попал. Побродил вокруг и обнаружил лазейку. Кое-кто оттуда все-таки выбрался. Надо думать – кто-то из последних. Рыть-то они все время рыли. Узкий такой тоннель получился, длинный. Еле-еле пролез… – Голос Согомака чуть дрогнул. Чтобы скрыть нахлынувшее смятение, он опустил голову. Не хотелось ему про это рассказывать. Ох, как не хотелось! – В общем прошелся по улочкам, поглядел. Живых не обнаружил.

– Могу себе представить! – Присвистнул Кревет. – Полная деревня мертвецов. После такого и спать-то, наверное, страшно.

– А что мертвецы, – с ленцой протянул Рох, – вроде обычных колод. Не кусаются – и ладно.

– Главное – сколько это у них все тянулось?

– Не столь уж сложно и подсчитать. – Проводник пожал плечами. – Связь-то с ними когда прервалась? Еще до Обильных Праздников. А нашел я их как раз перед походом. Вот и прикиньте.

– У меня тоже дома родня припухает.

– Опять же мародеры кругом… Куда только власть смотрит!

– Да на Матану со Слепцом. – Съязвил Рох. – Куда им больше смотреть!

– Ничего, – Согомак улыбнулся, – скоро вернемся с водой и печеностями. Накормите вашу родню вдосталь.

– Когда вернемся-то? – Кайсан поднял голову. – Второй сезон уже пехаем. Ты же нас кругами водишь! Спрашивается, на кой нам это надо! Пашня-то – вон где, совсем рядом. Рвануть напрямки – и уже сегодня там будем. Скажешь, не так?

– Так, – согласился Согомак.

– Вот я и толкую! Леший-то не стал мудрить, – вышел позже, а уже успел обогнать. Как пить дать, в селение раньше нашего вернутся.

– Может, и вернутся, – проговорил Согомак, – а может, и нет.

– А что им сделается?

– Да хотя бы то же самое, что случилось с хозяином этой вещицы. – Согомак швырнул перед собой заляпанную кровью котомку.

Уставившись на страшную находку, компания примолкла.

– Тоже, видать, из торопыг был. – Жестко продолжал Согомак. – Решил срезать дорогу и угодил прямиком под Вихрь.

– Хмм… – Гунт раздумчиво потер костяные пластины на боку. – Это ты туда, значит, и ходил?

Проводник кивнул.

– Я его еще с тропы заметил. Надеялся, что жив, – вот и решил сбегать. Издали-то не поймешь – мертвец или подранок. Вихрь он ведь медленно бьет – и не всегда точно. Сам не раз попадал под него. Он еще над головой, а уже слышно, как шелестит воздух. Тут важно – не мешкать. Бежать что есть мочи до ближайшего укрытия.

– А он, получается, не успел? – Кревет робко коснулся котомки, тут же отдернул руку.

– Хуже. Он на открытое место вылез. Вот и попался. – Согомак мрачно оглядел присутствующих, мысленно поставил себе высший бал. Все-таки правильно он сделал, что прихватил котомку. Хотел напугать спутников – и добился своего. Дисциплинка в отряде заметно ослабела, а хуже нет, если в походе начинается разброд.

– Да-а… – Айзис испуганно поежился. Участники похода настороженно заозирались.

– В общем разговаривать на эту тему больше не будем. Хотите вернуться домой живыми, будете делать, что я говорю. И Леший нам не указ. У него семь ходок, а у меня больше сорока. Так что это его риск и его грех.

То ли перебил он им настроение на беседу, то ли действительно вконец перепугал, но очень скоро тараки стали укладываться на ночлег. Умник, разумеется, занял свое королевское ложе, все прочие расположились кто где.

* * *

Дождавшись, когда участники похода поуспокоятся, Согомак незаметно толкнул в бок Гунта, кивком указал на выход. Переспрашивать Гунт не стал, все понял сразу. Пожалуй, это был единственный из членов их небольшой команды, с кем проводнику удалось найти общий язык в первые же часы совместного похода. Молчаливый гигант проявлял некоторую медлительность, однако Согомак знал, что на этого богатыря можно полностью положиться. Будь в группе все такие, как Гунт, не возникло бы и причин для беспокоства.

Выйдя из хижины, они отошли в тень, потоптавшись, присели на мшистых валунах.

– Что-нибудь еще? – Гунт говорил шепотом, что лишний раз доказывало его сметливость.

– Кое-что есть. – Согомак вздохнул. – Видишь ли, этого недотепу не только Вихрь прикончил.

– То есть?

– Я мало кому рассказывал, и похоже, напрасно. Понимаешь, в той злополучной деревушке у парков от голода умерли далеко не все. Во всяком случае те, что выбрались наружу, голодными не были.

– Что? – Голос у Гунта сел. – Ты хочешь сказать…

– Канибалы. – Согомак кивнул. – Не знаю уж, сколько их там уцелело, но надо так понимать, что собратья пришлись им по вкусу.

– Значит, и этого бедолагу…

– Нет, его действительно прикончил Вихрь. Но позже рядом побывал кто-то из этих мерзавцев. Видишь ли, его разделали, как тушу. Было бы время, я мог бы, пожалуй, даже отыскать их. Следов не так уж много, но для поиска вполне достаточно.

– Дела…

Согомак пытливо взглянул на Гунта.

– Думаю, маршрут придется менять. Не стоит маячить на виду у этих тварей. Сдается мне, что отираюся они как раз неподалеку от Пашни.

– Значит, к Пашне не пойдем?

– Точно.

– А куда же тогда…

– Отправимся к Мерзлоте.

– Но это значительно дальше.

– Дальше, зато надежнее. – Согомак поднялся с валуна. – В общем завтра мне понадобится твоя поддержка. Сам знаешь, в такие моменты хочется на кого-то рассчитывать.

Круглая голова собеседника раздумчиво качнулась.

– Ты можешь на меня полагаться.

– Спасибо, Гунт. И еще… Присмотри за Рохом с Кайсаном. Очень уж бойкие и строптивые. В Пещерах напропалую бузили, и здесь, боюсь, станут скандалить.

– Может, проще оставить их у Умника?

– А они останутся?

Гунт промолчал. Все было понятно без слов.

– Стало быть, договорились. Завтра встаем рано, поэтому давай отдыхать. – Согомак поправил на поясе тяжелую баязу и первым зашагал к хижине Умника.

* * *

Сказать по правде, он ожидал худшего. Их было восемь душ, и ровно половина восстала против его решения пробираться вместо Пашни к запасникам Горы Холодной. То ли успели уже подустать, то ли по наивности полагали короткий путь более безопасным. Нудным голосом Согомак перечислил многочисленные ловушки и сюрпризы, поджидающие их на пути, а в довершении всего еще разок тряхнул перед спутниками злосчастной котомкой. Ни мимикой, ни интонацией он постарался не выдать своих истинных чувств. Пусть воспринимают, как робота. Оно и к лучшему. Меньше будут роптать и доказывать. Про канибалов он вновь умолчал. По опыту знал, что осторожнее не станут, а вот психовать начнут точно. Только кому это нужно? Без того – вон какие взвинченные да распаленные.

– В Мерзлоте пищу поискать еще надо! Она же там сплошь подо льдом! Может, и вовсе ничего не найдем. – Скуластая физиономия Кайсана побагровела от злости, обглоданные усы трепетно вздрагивали, вторя каждому его возгласу. – А на Пашне все само под ногами лежит. В два счета загрузим баулы.

– Кроме того, в Мерзлоте мы и часа не протянем. – Вторил приятелю Рох. – Тогда уж проще сразу под Вихрь, чтобы не мучиться.

– А у меня ноги стерты, – растерянно пожаловался Кревет.

Прислушиваясь к пестрой разноголосице, Согомак лишний раз подивился собственной прозорливости. Объяви он им о своем намерении в хижине Умника, и не пошли бы с ним вовсе. Но ведь нарочно выбрал момент, когда группа, перекусив и экипировавшись, уже выбралась на скальный хребет. Во всяком случае возвращаться было уже труднее.

– Предлагаю устроить обсуждение! – Пискнул Линис, тарак солидных лет и совершенно невзрослой внешности. Со спины – подросток подростком, и только когда смотришь в лицо, видишь, что перед тобой вполне пожилая особь.

– Взвесим все за и против, а если что, попросту разделимся.

– Кто это тут собрался делиться? – Рыкнул Гунт. – Проводником выбрали Согомака, ему нас и вести! Начнем голосовать да спорить – и в десять сезонов никуда не доберемся.

– Тем более, что данный хребет – не самое лучшее место для долгих заседаний. – Вставил Согомак. – Есть тут и Вихри, и землетрясения, и все прочие удовольствия.

– Нарочно запугивает! – Взвился Рох. – Рот зажимает!

– Твой не зажмешь, – скривился Согомак. – Ладони не хватит.

– Что?! – Воинственно выпятив челюсть, Рох качнулся вперед. – Слушай ты! Если хочешь бродить здесь вечно, твоя воля, а лично я отправляюсь к Пашне! Догоню Лешего с ребятами, с ними и обратно вернусь.

– Иди, – жестко сказал Согомак. – Может и впрямь вернешься. Леший – парень прыткий, авось, не загонит. Вихрей, правда, не видит, но кто знает, вдруг да повезет… К сведению всех присутствующих могу добавить: до Холодной Горы всего два сезона пути. Доберемся без особых хлопот, это я могу обещать твердо.

– Да что он может нам обещать! Кто ему верит?!..

– Не верещи, Рох! Лично я Согомаку верю…

Неизвестно в каком направлении развернулись бы мятущиеся мысли спутников, если бы не приключилась беда. Сначала Согомак почувствовал легкий озноб, а чуть позже – недоброе дуновение стороннего ветерка. Такое уж это было место. Любое изменение привычных вещей могло обернуться трагедией. Как правило, подобные вещи он чувствовал безошибочно. Печенью там или селезенкой – не в этом суть. Из проводников те и выживали, кто умел предвосхищать приближение смерти. Всего несколько мгновений и хватило, чтобы осмыслить собственное состояние.

– Газ! – Жутковато шепнул он. – Газ идет!

– Вранье! Снова пытается запугать…

– Тихо! – Рявкнул Согомак.

Глядя на его окаменевшее лицо, спорщики примолкли. А он уже и не видел никого, обостренным чутьем обратившись вовне. Дуновение ветерка становилось все более явственным. Ошибки не было, что-то стремительно надвигалось.

Приблизившись к краю скального хребта, проводник изучающе присмотрелся к складкам местности.

– Все верно, газ. – Он бессильно выругался. – И уже не предупредишь!..

К краю пропасти подошли остальные.

– Он что, не видит? – Охнула Беана.

– Как же он может увидеть, если он в хижине?

Теперь наступление газа могли наблюдать все. Густое, клубящееся облако, сотканное из мириадов сверкающих кристаликов, быстро заполняло низину. Лачуга Умника располагалась чуть выше, но облако двигалось быстро, и уже можно было услышать первое зловещее шипение.

– Хана Умнику! – Брякнул Кайсан.

– Не каркай!

– Тут уж каркай, не каркай…

Помутившимся от бешенства взором проводник заставил Кайсана замолчать.

Тем временем сметливый старикан все же заподозрил неладное. Может, услышал шипение, а может, сработала старческая интуиция. Они хорошо видели, как Умник выскочил из хижины, испуганно завертел усатой головой. У него был еще шанс спастись, но вместо того, чтобы немедленно бежать, он вновь шмыгнул в хижину, а спустя какое-то время показался с ямусовой ковригой под мышкой и свернутой в рулон циновкой.

– Да бросай же ты их! – Согомак стиснул челюсти. Было ясно, что драгоценное время потеряно, и старик обречен. Облако клубилось уже совсем рядом, парой рукавов намереваясь обнять взгорок, на котором располагалось жилище отшельника. Умник, прихрамывая, припустил прочь. В резвости ему было не отказать, однако дорогу уже пересек один из искрящихся ручейков. Умник, не разбегаясь, сиганул через препятствие, однако на самом краю не удержался – взмахнув кривыми конечностями, шмякнулся в пузырящийся газовый конденсат. Испуганно ахнула Беана, обморочно икнул Линис. Что такое газ, тараки знали не понаслышке. А старика внизу уже скрутило. Выронив ковригу и циновку, он кое-как вырвался из обжигающего плена, пробежал несколько шагов и снова упал. Облако ожившим монстром сменило направление, уже почти не спеша, наплыло на съежившуюся фигурку, безмолвно проглотило Умника.