Текст книги "Наш верх, пластун"

Вот белобрысый с двумя эсэсовцами обошел все подходы к лазу, проверил, не имеются ли где какие-либо следы или другие признаки, могущие выдать их убежище. Затем вся тройка поднялась на пригорок в десятке шагов от пещеры и скрылась среди растущих там кустов. С пригорка верзила спустился один и сразу же исчез в лазе.

Лежа на краю утеса, с которого отлично просматривалась раскинувшаяся окрест ручья местность, Вовк и старший лейтенант внимательно наблюдали за всеми действиями фашистов. И когда эсэсовец скрылся в пещере, пластун отнял от глаз бинокль.

– Нору, где обосновались швабы, помнишь добре? – спросил он. – По-моему, второго выхода из нее нет?

– Совершенно верно, пещера как пещера. Где зашел, там и вышел – просто и без затей.

– Тогда план такой: сейчас три часа спишь ты, потом – я. Ну а затем отправляемся будить бригаденфюрера…

По очереди отдохнув, Вовк и старший лейтенант приступили к действиям. В результате своих наблюдений за фашистским секретом на пригорке они установили, что смена дозорных осуществляется каждые два часа. Поэтому начать задуманную операцию они решили через полчаса после очередной замены, дав сменившейся паре дозорных время крепко уснуть. Спустившись с утеса, советские офицеры осторожно подкрались к зарослям в полусотне метров от секрета, затаились в них. Пластун сбросил с себя вещмешок и бинокль, снял с пояса сумки с гранатами и запасными автоматными рожками, сложил все на земле. Сунув сзади под ремень поставленный на боевой взвод пистолет, указал старшему лейтенанту рукой в сторону пригорка с немцами.

– Поравняюсь с тем: бурым камнем – ползи и ты. Затаишься у куста шиповника и возьмешь швабов на прицел. Коли у меня щось не получится – режь их из автомата. Конечно, хотелось бы все сделать без шума, но… береженого и бог бережет.

– Не беспокойся, все будет в порядке. Удачи тебе… Пластун пополз медленно, прижимаясь к земле всем телом. Тщательно ощупывал перед собой пальцами каждый сантиметр предстоящего пути и убирал с него в сторону все, что только могло под ним зашелестеть, треснуть, загреметь. Его гибкое тело словно извивалось среди травы, движения приобрели необыкновенную пластичность. Казалось, что он перестал дышать даже. Точно так же подкрадывается охотница-кошка. Ничем не выдавая своего присутствия, она бесшумно подползает на расстояние прыжка и внезапно бросает вперед свое стремительное тело. И горе тому, кто в этот миг столь неосторожно доверился стоящей вокруг тишине.

У подножия пригорка пластун на мгновение остановился.

Тихо вытащил из ножен кинжал, взял его в зубы. Вот и куст, под которым расположился фашистский секрет. Ствол готового к бою МГ смотрел в направлении ручья. Один эсэсовец держал у глаз бинокль, другой, положив щеку на снятую с головы каску, клевал носом. Не затаись преследователи раньше беглецов буквально у них под носом и не знай точного расположения фашистского секрета, кто знает, удалось ли бы казаку сейчас подобраться к дозорным незамеченным.

Пластун взял кинжал в руку, подобрался для прыжка. Оттолкнувшись от земли, бросил тело к пулемету и одновременно с этим метнул кинжал в эсэсовца с биноклем. Клинок почти по рукоять вошел фашисту под левую лопатку, и тот, даже не охнув, ткнулся лбом в приклад МГ. А пластун уже оседлал второго эсэсовца и обеими руками вырвал из-под его головы каску. Коротко размахнулся и что было сил рубанул врага краем каски по острому, заросшему давно не бритой щетиной кадыку…

К пещере Вовк и старший лейтенант подбирались крадучись, готовые к любой неожиданности. Затаившись в паре шагов от лаза, некоторое время тревожно всматривались в черный зев, пытаясь разглядеть что-либо внутри. Но вход, заросший травой и почти полностью прикрытый тенью от установленного немцами перед ним срубленного куста, позволял увидеть лишь смутные очертания начала каменных стен. Дальше все терялось в непроницаемой темноте.

– Хоть круть-верть, хоть верть-круть, а лезть в нору придется, – сказал пластун. – И время тянуть совсем ни к чему. Снимай с себя все лишнее и готовься прикрыть меня сзади.

Старший лейтенант отрицательно качнул головой.

– Нет, казак, на этот раз первым пойду я. Моя очередь, понимаешь? Не привык я за чужие спины прятаться… не приучен.

– Що ж, коли твой черед – ступай первым, – спокойно проговорил Вовк. – Только у меня будет просьба: позволь бригаденфюрера взять мне. Чую, що матерый он зверюка, немало людям горя и слез принес. Неспроста сейчас из последних сил к союзничкам от расплаты удирает. Вот и хочу его сам скрутить и в очи ему заглянуть: осталось ли в них хоть що-нибудь людское. Договорились, друже?

– Договорились. А ты, пластун, прости меня за ненужные прошлые разговоры. Черт его знает что в последнее время находит! Ведь чувствую, что несу ахинею, а остановиться не могу. Возможно, тот страх, который всю войну из себя гнали, теперь снова возвратился? А может, просто жить, как никогда до этого, захотелось? Словом, прости, если наговорил лишнего и чем-то обидел.

– Не за що мне тебя прощать, друже. Просто помирать после победы куда обидней, нежели до нее. Но про это мы с тобой потом судачить будем. А сейчас… С богом, сибиряк…

Казак ткнулся щекой в лицо старшего лейтенанта, они обнялись. Сжав в руках пистолеты, оба замерли по сторонам лаза и по кивку головы Вовка одновременно шагнули внутрь. Вдруг вспыхнул свет электрического фонарика.

В небольшой продолговатой каменной нише, опустив ноги на пол пещеры, сидел на охапке травы эсэсовец, рядом с ним лежал вальтер. Ощупывая одной рукой лицо, фашист водил другой вокруг себя лучом фонарика. Взъерошенные светлые волосы, усики под Гитлера, на груди два железных креста. Штурмбанфюрер – гестаповец! А луч фонарика уже рядом, сейчас он уткнется в советского офицера. И в этот миг сбоку от гестаповца раздался шорох, мелькнула тень. Свет фонаря тотчас переместился в новом направлении и замер на Вовке. Пластун стоял уже в шаге от штурмбанфюрера с пистолетом в левой руке и с обнаженным кинжалом в правой. На лице фашиста мелькнул ужас. Он молниеносным движением схватил вальтер и, вскакивая на ноги, широко открыл рот. И, гася готовый вырваться из груди гестаповца крик, казак по рукоять всадил в него клинок.

Какое-то время, распластавшись на полу пещеры, советские офицеры лежали не шевелясь. Но вокруг продолжала царить тишина. Ни луч света, ни два-три шороха, раздавшиеся у входа, не разбудили ни одного фашиста. Проползя еще несколько шагов, разведчики остановились и внимательно прислушались. Слева от них раздавался громкий храп, впереди – сонное причмокивание губами. Обследовав руками стены, они определили, что пещера в этом месте расширялась и представляла собой уже не вытянутый коридор, а что-то вроде полукруглой комнаты. Разведчики заранее, еще на скале, обсудили и наметили несколько возможных вариантов захвата бригаденфюрера в плен и сейчас действовали согласно одному из них. Став по обе стороны расширяющегося лаза, они приготовились к бою и одновременно включили свои электрические фонарики. Направленные в противоположные углы помещения, лучи осветили небольшую, овальной формы пещеру с низким потолком и неровными стенами. Но разведчиков интересовала не она, а ее обитатели. Четверо из них сразу оказались на виду – двое спали у стены на удобном каменном возвышении, еще столько же – посреди пещеры на толстом слое травы. При виде второй пары лицо пластуна оживилось: это были бригаденфюрер и тот белобрысый эсэсовец, который последнее время практически командовал фашистами. Но двух немцев обнаружить не удалось. Возможно, они выбрали место для отдыха за одним из каменных уступов, которые в нескольких местах выдавались из стен пещеры. А может, в трещине или нише вроде той, где еще пару минут назад спал штурмбанфюрер.

Яркий свет потревожил эсэсовцев. Один из тех, что спали у стены, сморщил лицо, открыл глаза и приподнялся на локте. Но прежде чем он успел что-либо рассмотреть, пещера наполнилась выстрелами. Старший лейтенант открыл огонь по двум немцам на каменном возвышении, а пластун – по белобрысому верзиле. И тотчас пистолетные хлопки заглушил грохот автоматной очереди, раздавшейся из темноты за одним из скальных выступов. Вовк услышал, как рядом застонал старший лейтенант, и раньше, чем они оба выключили фонарики, успел увидеть, что сибиряк падает.

Складывавшаяся обстановка требовала немедленных действий, и казак не терял напрасно ни секунды. Пригнувшись и отскочив в сторону, он выпустил на звук вражеского автомата оставшиеся в обойме пистолета патроны. Услышал за выступом вскрик и сразу же метнулся туда, где должен был находиться бригаденфюрер. Вот под подошвой зашуршала трава, на которой спали бригаденфюрер и белобрысый эсэсовец. И тотчас навстречу пластуну грянул выстрел. Его вспышка озарила на миг прижавшегося к стене пещеры бригаденфюрера с пистолетом в руке и возникшую сбоку от казака фигуру фашиста с занесенным над головой прикладом шмайссера. У Вовка уже не было времени уклониться от удара. Он успел лишь качнуть в сторону головой, и приклад опустился ему на плечо. Падая на пол с перебитой ключицей, он сумел выхватить из ножен кинжал и выставить его навстречу прыгнувшему на него эсэсовцу. Чужие руки, схватившие было пластуна за горло, разжались. Он выскользнул из-под навалившейся на него тяжести, и тут снова прозвучали два выстрела бригаденфюрера.

Сжавшись в комок, с округлившимися от страха глазами, он стрелял на любой раздававшийся возле него звук, не разбирая своих и чужих. Обе пули попали в хрипящего на полу с кинжалом в животе эсэсовца, скатившегося на подстилку из травы между казаком и своим главарем. Но в момент выстрелов бригаденфюрер успел разглядеть и Вовка, сидевшего на корточках в двух шагах от него. Ствол фашистского пистолета метнулся в сторону казака. И в этот миг там, где упал старший лейтенант, вспыхнул фонарик, луч света ударил в лицо фашиста. Резко повернув голову, тот трижды выстрелил на свет. Несколько мгновений, потерянных бригаденфюрером, оказались для него роковыми. Не поднимаясь с корточек, пластун оттолкнулся ногами от пола, прыгнул на врага, и в следующий миг они покатились по земле. Схватка была короткой. Нащупав руку фашиста с пистолетом, казак с силой заломил ее за спину. Бригаденфюрер вскрикнул и прекратил дальнейшее сопротивление.

Вовк поспешил к старшему лейтенанту. Осторожно держа товарища здоровой рукой, вынес его из пещеры, положил на траву, склонился над ним.

Тот был без сознания: две автоматные пули прошили насквозь плечо, пистолетная угодила в правую сторону груди. Казак принес из ручья холодной воды, смочил лицо и губы раненого. Старший лейтенант открыл глаза. Какое-то время смотрел в одну точку над собой, затем его взгляд скользнул по сторонам, замер на пластуне.

– Ты, казак? – прошептал он.

– Я, друже, я! – обрадованно сказал Вовк. – Лежи спокойно, все будет горазд.

Губы раненого снова шевельнулись, по ним пробежала едва заметная улыбка.

– Значит, наш верх? – спросил он. – А, пластун?

– Наш, друже, наш, – успокоил его Вовк. – Как же иначе?

Раненый прикрыл глаза, а казак поднялся с травы, шагнул к месту, где рядом с его автоматом и снаряжением лежала ракетница. Поднял ее, трижды выстрелил вверх.

Две зеленые и одна красная ракеты взвились над горой, выгнулись дугой. Это был сигнал своим: погоня завершилась успешно, но сами преследователи нуждаются в помощи и просят немедленно спешить к ним. Вернувшись к раненому, Вовк опять смочил его губы водой, прислушался к тому, что шептал сибиряк в забытьи.

– Наш верх, пластун, наш… – разобрал он.