Текст книги "Ювелирная работа"

Глава пятая. Подстава

Раз обжегшись, Алекс решил, что теперь он будет умнее. То есть – осторожнее. Станет госпитализировать всех, кого только можно. Есть сомнения? Велкам ту хоспитал!

– Я все понимаю, – сказал заведующий подстанцией, проанализировав карты вызовов доктора Бушмакина за неделю. – Кто на молоке обжегся, тому и на воду положено дуть. Со временем это пройдет и все войдет в колею, но в целом я приветствую такой настрой. Лучше госпитализировать не по делу, чем не госпитализировать по делу.

Юрий был совершенно прав. Если привезешь кого-то в больницу без показаний, то в худшем случае выслушаешь истерику заведующего отделением по телефону. Никаких суровых административных мер необоснованная госпитализация не влечет. А вот необоснованное оставление пациента на дому… Да что там говорить, это и без слов ясно. Как гласит главный врачебный принцип, с которым Алекса познакомили еще в Братске – перебздеть лучше, чем недобздеть. Кто услышал – тот понял.

Водитель Коля иногда начинал ворчать – что-то много госпитализаций в последнее время, но Татьяна сразу же обрывала его.

– Не нравится – вали таксовать!

Таксовать Коле не хотелось. Работать на «скорой» было выгоднее. Стабильная зарплата, плюс чаевые нередко обламываются за таскание носилок. Десять суток в месяц отработал – двадцать твои. Ну и спокойнее гораздо на «скорой», таксистов часто грабят, а то и убивают. Вдобавок ко всему у Коли была нетаксисткая натура, по складу души он был не стяжателем, а романтиком-балаболом. Короче говоря, на «скорой» ему очень нравилось и валить в другое место он не хотел.

Татьяна считала себя виноватой в том, что случилось с Алексом. Так и сказала: «угораздило же меня так некстати свалиться с гриппом». Алекс на это ответил, что заболеть может каждый и нечего по этому поводу рефлексировать. Если бы, да кабы – это неверное мышление. Ну – случилось, ну – пережил, ну – буду умнее. Тем более случай был такой, что там бы и Татьяна ничего бы не заподозрила.

– Я бы почувствовала, – уверенно сказала Татьяна. – Мне бы внутренний голос подсказал бы. Он прорезывается где-то на третьем или четвертом году работы. Иной раз смотришь – вроде все хорошо, можно дома оставить, а голос свербит – вези, вези! И точно – или внутреннее кровотечение окажется, или «немой» инфаркт, или еще чего. Погоди, и у тебя такое будет.

«Лучше бы до этого не дошло», подумал Алекс, не собиравшийся оставаться на «скорой» дольше полутора лет или, в крайнем случае, двух. Он уже понял, что перспективы у этой работы нулевые. Ни развития настоящего, ни частной клиентуры. Максимум – станешь заведующим подстанцией. И что с того? Адская работа, похожая на хождение по минному полю. Никогда не знаешь, где рванет – не угадаешь где кто-то из сотрудников налажает. В больнице гораздо проще, там у заведующего все подчиненные на виду, всегда можно заметить косяк и своевременно его исправить, пока не рвануло. А на «скорой» заведующему остается только одно – сидеть в кабинете и ждать, какие сюрпризы-подлянки привезут ему бригады. Опять же, частная практика, с которой в основном и кормятся врачи, на «скорой» практически нулевая, ну разве что из запоев можно выводить, но Алексу это занятие не нравилось по многим причинам. Во-первых – стремно, от алкашей всего можно ожидать. На доктора Филатова, промышлявшего на досуге этим делом, и догов зубастых спускали, и стволы наставляли, и били его ни за что несколько раз. Всякое случается. Во-вторых, запойные пациенты в любой момент могут выкинуть фокус – склеить ласты или просто резко ухудшиться. И что тогда прикажете с ними делать? Лучше вообще не связываться. А, в-третьих, совсем не об этом мечтал Алексей Николаевич Бушмакин, когда решил стать Александром Николаевичем Бушмакиным. Алексу хотелось чего-то более достойного, более престижного и более перспективного. Иначе и не было смысла связываться – то, что он зарабатывал на полторы скоропомощные ставки, можно было без особого напряга заработать на пайке цепочек и полировке колец, да вдобавок – днем, без ночных бдений.

«Ничего, это только начало, – успокаивал себя Алекс. – Москва не сразу строилась, а вон какая вымахала!».

Восьмого марта, в праздничное дежурство, оплачиваемое в двойном размере, одиннадцатую бригаду, на которой работал доктор Бушмакин, вызвали к женщине семидесяти двух лет с поводом «задыхается». Обычное дело для такого возраста в суровую весеннюю погоду. В квартире бригаду встретила бодрая пожилая дама, представившаяся соседкой и старшей по подъезду.

– Заждались! Заждались вас! – повторяла она. – Как хорошо, что вы наконец-то приехали!

– Вызов поступил восемь минут назад! – строго сказала Татьяна. – За это время сложно заждаться.

– Ну то вызов, а болеет она уже пятый день, только все горчичниками да ромашкой лечилась, – суетилась соседка. – Вы погодите минуточку, я газетки расстелю, чтобы полы не пачкать, а то Мария Елизаровна такая чистюля, сразу вскочит грязь подтирать…

Чистюля лежала в кровати и не проявляла желания вскакивать и что-то подтирать. Говорила тихо, жаловалась на слабость, кашель, температуру и одышку. Как заболела, думала, что обычная простуда, а оказалось, что-то серьезное. Надо бы в больницу, а вы, доктор, как считаете?

Легкие пациентки играли старинный вальс «Амурские волны». «Плавно Амур свои волны несет, ветер сибирский им песни поет, тихо шумит над Амуром тайга…». Правда, в легких шумело громко – обильные влажные хрипы с обеих сторон. Выслушивать легкие Алекс научился быстро, еще в бытность свою в терапевтическом отделении. Дело нехитрое – если все хорошо, то никаких хрипов не слышно. Если хрипы свистящие – фьють-фьють, то это бронхит или бронхиальная астма, а если влажные, словно бы причмокивающие, то это пневмония. С сердечными шумами разобраться было куда сложнее, Алекс помучился-помучился, да и махнул на них рукой – проще кардиограмму снять и сразу все увидишь.

Влажные хрипы с обеих сторон, температура тридцать восемь и два, кашель, одышка, слабость… Тут бы и водитель Коля, без сомнений, диагностировал бы пневмонию. Но Алекс, как и положено обжегшемуся на молоке, снял кардиограмму и ничего «криминального» на ней не увидел. Госпитализацию предложил безальтернативно – дома при таких делах можно умереть. Пациентка не возражала, она, собственно, для этого и вызывала. Опять же – живет одна, спасибо еще, что соседка проведывает.

Терапия ретуевской больницы была закрыта из-за перегруза, поэтому место дали в балашихинской районной больнице, которую недавно, с какого-то перепугу, курам на смех, назвали «областной». Но это название пока не прижилось, все использовали сокращение ЦРБ – центральная районная больница.

Госпитализировали, как и полагалось по диагнозу и состоянию, на носилках. В смотровой приемного отделения пациентку бережно переложили с каталки на кушетку, Юля повезла каталку обратно, ко входу, а Алекс остался ждать дежурного врача. Спустя несколько минут явилась озабоченная дама в распахнутом белом халате поверх зеленого хирургического прикида. Разговор был коротким.

– Пневмония? Ясно. Оставляйте.

– Кто принял?

– Петровская.

Дама расписалась в карте вызова. Алекс попрощался с пациенткой и ушел. Скажи ему тогда кто-нибудь, что этот вызов поставит крест на его скоропомощной карьере, Алекс бы рассмеялся в лицо горе-пророку и назвал бы его дураком. Но недаром же у французов есть такая поговорка: «Если бы молодость знала, если бы старость могла». Если бы Алекс знал, как все обернется… Если бы он мог потом все исправить… А вот тебе кукиш, добрый молодец!

В половине десятого вечера, когда одиннадцатая бригада заехала на подстанцию для пополнения ящика, диспетчер Лариса спросила:

– Что у вас там в ЦРБ с бабкой произошло?

– Ничего, – ответил Алекс, сразу поняв, о ком идет речь, потому что сегодня он больше никого в ЦРБ не возил. – Привезли и сдали. А что за проблемы?

– Звонили полчаса назад, орали, матерились, – Лариса брезгливо поморщилась, она не любила мата и вообще всякой ругани. – Вы ее что, бросили в приемном и умотали?

– Господь с тобой! – опешил Алекс. – Сдал как положено, доктору… м-м… Петровской. В карточке подпись есть, все чин-чинарем.

– Странно! – Лариса выпятила нижнюю губу, что у нее означало высшую степень недоумения. – Они сказали, что вы бабку кинули, никому не сообщив, а она полежала-полежала и выдала отек легких. Теперь находится в реанимации.

– Им бы закусывать вовремя! – встряла Татьяна. – Что значит «кинули»?

– За что купила, за то и продаю, – ответила Лариса. – Ладно, не парьтесь. Если вы бабку сдали, то все дальнейшее – не ваши проблемы.

Утром, после пятиминутки, последовало продолжение. Заведующий подстанцией пригласил Алекса с Татьяной в свой кабинет и устроил им форменный допрос с пристрастием и был при этом весьма недружелюбным, разве что пистолет у виска не держал.

– Может мне кто-то объяснит, что произошло?! – не выдержал Алекс. – Вчера Ларисе звонили какие-то идиоты…

– А сегодня с утра пораньше звонили мне! – перебил заведующий отделением. – И не какие-то там идиоты, а главный врач ЦРБ! Он сказал, что вы сгрузили женщину с пневмонией в приемное и уехали, не дождавшись дежурного врача. Женщина, никем не замеченная, пролежала там несколько часов, впала в отек легких и сегодня в четыре тридцать пять умерла в реанимационном отделении. Доктор Петровская утверждает, что ей эту пациентку никто не передавал. Как это понимать? Вот как прикажете это понимать?!

– Не знаю, – честно признался Алекс. – Я сделал все, как положено. Пришла женщина в белом халате…

– А это точно была Петровская?

– Юрий Владимирович! – Алекс перешел на официально-протокольный тон. – Я в ее паспорт не заглядывал! А разве кто-то спрашивает документы у принимающих? Я что-то о таком не слышал.

– Не спрашивают, – согласился заведующий подстанцией, – но тут нестандартная ситуация… Хорошо, давайте вернемся к этому разговору позже, когда будет ясность.

Всю нестандартность ситуации Алексу объяснила старший фельдшер подстанции Нонна Борисовна. Эту корпулентную и властную даму никто никогда, вопреки всем скоропомощным традициям, не называл «Нонной», к ней обращались только по имени и отчеству.

– Петровская – любовница главного врача ЦРБ, – поведала Нонна Борисовна, пригласив Алекса в свой кабинетик «на рюмку кофе». – Дура, каких мало, иначе бы он давно ее своим заместителем бы сделал. Но ей и в приемном хорошо. Она ничего не делает, за нее работают медсестры и заведующий отделением. Могу предположить, что дело было так. Скорее всего Петровская отлучилась для того, чтобы отпраздновать Восьмое марта с главным врачом в каком-нибудь кабаке. Или она могла в это время обслуживать главного в его кабинете, как у них обычно заведено. Главный врач Петровскую не сдаст, сами понимаете, и лишнего пятна на свою больницу не повесит. Это же ужас ужасный – забыть пациентку, да еще и тяжелую, в приемном покое! За такое можно и кресла своего лишиться. В общем, он станет вешать всех собак на вас. Никого не интересует, кто там вам закорючку в карте поставил, сама Петровская или санитарка Дуся. Важно, чтобы виноватыми оказались не свои, а чужие. Кстати, Александр Николаевич, а как выглядела та женщина, которая приняла у вас бабульку? Высокая блондинка с ногами от плеч, бюстом четвертого размера и таким выражением лица, будто она дерьма объелась?

– Нет, – ответил Алекс. – Ничего такого выдающегося, обычная невзрачная женщина лет сорока пяти, средней комплекции.

– Ну тогда это точно не она, – Нонна Борисовна сочувственно вздохнула. – Не завидую я вам, Александр Николаевич. Главврач ЦРБ вас с потрохами сожрет. Он крайне гнусный тип, вся больница от него стонет. Хотите совет?

Алекс молча кивнул.

– Уходите по собственному желанию прямо сейчас, не дожидаясь развития событий. Юрий Владимирович отпустит вас без отработки двух недель.

– Но ведь можно найти ту сотрудницу, которая приняла бабку… – начал размышлять вслух Алекс. – Есть же подпись, можно устроить графологическую экспертизу…

– Ой, не смешите меня! – Нонна Борисовна всплеснула своими красивыми полными руками с безукоризненным маникюром. – Видела я эту закорючку! Она-то и на подпись не похожа. А потом разве она признается в том, что приняла у вас больную? Да ни за что! Вы еще про видеокамеры вспомните!

– Кстати – да! – озадачился Алекс. – В смотровой камера вряд ли была, но в коридоре они точно есть. И можно увидеть, как эта женщина входила в смотровую в то время, когда там был я…

– Если такая запись и была, то ее уже стерли! – осадила Нонна Борисовна. – Главврач не дурак и умеет хорошо прятать концы в воду. Вы не представляете из каких переделок он сухим выходил. Взять, к примеру, прошлый Новый год. Приезжает вскоре после боя курантов линейный контроль департамента и видит вдребезги пьяный персонал реанимационного отделения. Один дежурный врач в ординаторской на полу спит богатырским сном, другой за стену держится, чтобы не упасть, постовая медсестра блюет прямо на свой стол… Короче говоря, картина маслом. И в историях болезни записан только один обход – утренний…

По собственному опыту пациента Алекс знал, что в реанимационном отделении врачебные обходы совершаются несколько раз в день. Записи в историях болезни положено делать сразу же после обхода.

– А теперь скажите мне, чем закончилось дело? – Нонна Борисовна лукаво прищурилась и откинулась на спинку своего кресла.

Кресло у нее было большое, просторное, с полированными деревянными подлокотниками, не кресло, а целый трон. Похожее кресло стояло в Братске в отцовском кабинете и Алексу нравилось в нем посиживать.

– Ничем? – предположил Алекс.

– Вот именно – ничем! – кивнула Нонна Борисовна. – Все, кто дежурил, получили выговоры, и департамент спокойно согласился с принятыми мерами. Никого не уволили, хотя стоило бы. А ни главному, ни его замам, ни заведующему реанимацией вообще ничего не было. Представляете? Еще раз говорю вам – уходите, пока гром не грянул.

То же самое, только другими словами, сказал Алексу его бывший наставник доктор Филатов.

– Олейников (так звали главного врача ЦРБ) – редкостный подонок, – сказал он. – Не советую с ним связываться, очень уж разные у вас весовые категории. Увольняйся, не жди пока он оттопчется на тебе по полной программе.

«Оно и верно, – подумал Алекс. – Второй выговор дадут наверняка, это уж, как говорится, и к гадалке ходить не нужно. А два выговора подряд – это стремный расклад. Одна жалоба, один промах – и вылетишь с работы „по статье“. И куда потом деваться с таким анамнезом? Нет, лучше уж уйти чинно-благородно по собственному желанию, пока есть такая возможность».

– Работу советую искать такую, откуда на предыдущую не звонят. – сказал Алексу на прощанье Юрий. – Лично я против тебя ничего не имею и понимаю, что тебя банально подставили. Но боюсь, что я надолго здесь не задержусь.

– Неужели все так серьезно? – ахнул Алекс. – Прости, мне очень стыдно, что я так тебя подвел.

– Не переживай! – махнул рукой Юрий. – Дело не в тебе, а в том, что кое-кому мое место приглянулось в качестве трамплина.

На этой грустной ноте они и расстались.

Алекс собирался продолжить работу на «скорой» в другом районе – в Люберецком или, скажем, Раменском, но разбил эти надежды вдребезги.

Со скорой помощью можно было завязывать. В Москву не взяли, а в Подмосковье больше не возьмут – станция же одна, на всю область и оформляться нужно в Красногорске. В стационары соваться бесполезно – везде будут предлагать дежурства в приемном отделении, и то если будут. Вариант у Алекса оставался всего один – идти в участковые врачи. Устроиться в поликлинику кардиологом Алекс не надеялся. Работая на «скорой», он узнал, что места узких специалистов в поликлиниках считаются «блатными». Специалисты не бегают по домам, принимают только профильных пациентов и вообще не перегружаются, потому что прием у них строго по талонам. Не досталось талона? Иди к терапевту, он один за всех отдувается. Бегать савраской по квартирам Алексу не особо хотелось, а, если точнее, то совсем не хотелось. Он и ездить-то по ним не любил, а тут придется ножками топать. В дождь, в снег, в гололед… А куда деваться? Столько уже сделано, что бросать жалко. Не в ювелиры же возвращаться, тем более что их в Москве навалом.

Нутром Алекс чуял, что условия работы в поликлиниках, находящихся в разных районах, могут очень сильно отличаться друг от друга. Участковые терапевты требуются практически повсюду, так что выбор есть. Важно только правильно сделать этот выбор, понять, куда именно нужно устраиваться. В центр или на окраину, в спальные районы? А если в спальный район, то в какой – в элитный или в обычный? Или, может, лучше попытать счастья в Подмосковье? На «скорой» же там вполне неплохо работалось, пока жизнь подножку не подставила.

Нужен был совет опытного человека, но таких знакомых у Алекса не было. Попытки разжиться полезным знанием на форумах не увенчались успехом. В отличие от «скориков», участковые терапевты, да и вообще все врачи городских поликлиник, на форумах не тусовались и мнениями по поводу своей работы не делились. «Ну с кем же мне посоветоваться? С кем?», навязчиво свербело в голове.

Решение проблемы пришло к Алексу утром, едва он открыл глаза. И было оно настолько простым, что Алекс рассмеялся и разбудил спавшую рядом Ольгу.

Глава шестая. Вергилий

Алексу был нужен бывалый участковый врач, прошедший огонь, воду и фаллопиевы трубы,[6]6
  Фаллопиевы трубы – парный трубчатый орган, соединяющий полость матки с брюшной полостью (с яичниками).


[Закрыть] коммуникабельный и любящий выпить, поскольку разговоры подобного рода лучше вести «под стакан». Поиски «объекта» Алекс начал со своей районной поликлиники, решив одним махом убить двух зайцев – получить информацию и завести полезные связи по месту жительства. В первый раз сдуру явился около полудня, но услышав коридоре спор по поводу того, кому идти на какой-то там вызов, понял, что разговора по душам сейчас не получится, потому что по окончании приема врачи рысью сдернут на свои участки. Пришлось вернуться вечером, около семи часов.

Вечерняя поликлиника была совершенно непохожа на утреннюю, как будто в другое место попал. Утром здесь было многолюдно, шумно и как-то нервно, напряженность так и витала в воздухе. А вечером – тишина и практически пустые коридоры. «Инвентарь» (две поллитровки, несколько упаковок с мясными нарезками, соленые огурцы и хлеб) лежал у предусмотрительного Алекса в рюкзаке вместе с новеньким блокнотом и двумя ручками. Вдруг можно будет прямо в кабинете посидеть-поговорить, после приема? Ну а если нет, то можно зайти в кафе. Алекс присмотрел одно неподалеку, чистенькое, уютное и с приятными запахами. Он всегда оценивал заведения общепита по запахам, благо имел острый нюх. Зачем пробовать? Понюхай, чем пахнет – и все поймешь. Хорошая еда никогда не пахнет гнусно, а плохая не пахнет вкусно.

Из трех участковых терапевтов, сидевших вечером на приеме, только один был мужского пола, это Алекс прочел на стенде, висевшем на первом этаже около регистратуры. Кашурников Геннадий Сергеевич, триста двадцать пятый кабинет. У кабинета сидел пожилой лысый мужик с больничным листом в руках. Рядом с ним, на кушетке, лежал пластиковый пакет, в котором по очертаниям угадывалась бутылка и лежало еще что-то неопределенной формы.

– Как доктор? – шепотом спросил Алекс у мужика. – Не очень вредный?

– Геныч нормальный, – так же тихо ответил мужик. – Кто к нему с уважением, к тому он всей душой.

Вот и славно! Уважения у Алекса было много – полный рюкзак.

Доктор Кашурников оказался невысоким, в меру упитанным мужчиной, в полном расцвете сил. Эта характеристика пришла на ум Алексу из-за сходства Геннадия Сергеевича с мультяшным Карлсоном, разве что волосы у него были не рыжие, а светлые. На контакт с коллегой, пришедшим спросить совета, Кашурников пошел охотно, без всякого кочевряженья. «Сергеевича» сразу же велел отбросить – ну какие могут быть церемонии между коллегами, давай по именам и на «ты».

– Я стану твоим Вергилием и проведу тебя по всем кругам нашего ада! – не без пафоса сказал он. – Только не здесь. Здесь даже у стен есть уши и к тому же я уже закончил прием.

Кто такой Вергилий, Алекс не знал, но догадался, что это какой-то древний врач, вроде Гиппократа. Сначала он просто обрадовался тому, что все сложилось так удачно с первой же попытки, а когда узнал историю Кашурникова, то обрадовался невероятно. Оказалось, что раньше Кашурников работал главным врачом ногинской ЦРБ! О таком советчике можно было только мечтать. Он же может подсказать не только где лучше работать, но и как поскорее выбиться в люди. В целом Алекс механику карьерного роста представлял – надо показать себя ответственным человеком и суметь наладить хорошие отношения с высоким начальством, которое двигает фигуры по доске. Но это – в целом, а ведь в любом деле есть свои нюансы и именно в них заключается суть.

– Десять лет без одного месяца! Десять лет! – с гордостью повторял Кашурников, пока они шли в кафе. – Это тебе не кот начхал! Принял руины, а оставил современное учреждение, оснащенное и укомплектованное под завязку! Ко мне из Москвы врачи на работу просились, потому что знали, что Кашурников – человек с понятием, сам живет и другим дает! Сейчас сядем и я тебе все подробно расскажу. Только сначала надо в магазин заскочить, потому что Ашот не успел продлить лицензию…

– Какой Ашот? – не понял Алекс.

– Хозяин кафе, куда мы идем, – пояснил Кашурников. – Лицензии на торговлю спиртным у него сейчас нет, а без нее он торговать бухлом боится, потому что у него конфликт с главой местного муниципалитета. Тот хотел в кафе свой юбилей отметить, а Ашот с него плату запросил. Оскорбил, понимаете ли. Глава же на полную халяву рассчитывал, а не на скидку в тридцать процентов… Теперь оба друг за другом бдительно следят и всячески вредят. Правда, у главы возможностей больше. Но со своим к Ашоту можно, только чтобы бутылки на стол не выставлять. Это же мой участок, я тут всех знаю, как облупленных.

– Не надо в магазин, – сказал Алекс. – У меня с собой есть, два снаряда белой.

– Сразу видно серьезного человека! – похвалил Кашурников.

В общем, за стол садились уже друзьями. Официантка не дала им меню, а просто сказала, что сегодня замечательная баранина. Кашурников кивнул и сделал круговой жест указательным пальцем. Официантка кивнула в ответ и ушла. Спустя минуту на столе стояли два бокала, литровая бутылка с водой, несколько тарелочек с мясными и сырными закусками и корзиночка с нарезанным квадратиками лавашем.

– Шифруется народ, – сказал Кашурников, указывая взглядом на бокалы. – Тут подальше есть узбекское кафе, так там водку в чайниках приносят, но только своим, кого хорошо знают. Ну, давай по первой, за знакомство!

Алекс налил в бокалы грамм по сто. Машинально вспомнил одну даму из прежней жизни, которая всегда пила водку теплой, потому что ей так было вкуснее. Самому Алексу больше нравилась холодная, но и теплая шла нормально, если была качественной.

Закусив кусочком брынзы, Кашурников подмигнул Алексу и сказал:

– На одной ноге только цапля стоит, верно?

Выпили по второй, за все хорошее. Приставать сразу с расспросами было неловко, поэтому Алекс поинтересовался, какими ветрами главного врача ногинской больницы забросило в участковые терапевты.

– Злыми! – нахмурился Кашурников. – Сидел я на своем месте крепко, но при желании всегда можно найти к чему придраться. Проверяющие из отдела по налоговым преступлениям нарыли злоупотреблений на восемь миллионов рублей, хотя на самом деле… Ну это долго объяснять, тебе скучно слушать будет. Я, конечно, пытался бодаться, но заказ на меня пришел сверху. Вице-губернатор хотел посадить на мое место своего зятя, а освободить место по-хорошему не счел нужным…

– А по-хорошему это как? – спросил Алекс.

– Мог бы двинуть меня наверх, в областное управление, – объяснил Кашурников. – Мог бы, но не захотел. Решил, что Кашурников – мелкая сошка, с которой можно не считаться. Но Кашурников еще всем покажет! Вспомнят они меня! Я найду правду! Я в Европейский суд по правам человека обращусь! Я с них такую компенсацию стребую! Миллионов пять, в евро! За все мои страдания, за потерянное положение и за те два с половиной года условно, которые они мне навесили!

Глазки Кашурникова засверкали, полное лицо раскраснелось, руки сжались в кулак! «Заводной мужик, однако, – подумал Алекс. – Пора к делу переходить, пока его совсем не занесло».

– Давай выпьем за то, чтобы у тебя все получилось! – предложил он, но на этот раз налил в бокалы немного, на палец.

Не успели поставить бокалы на стол, как официантка принесла шашлык. Им и закусили.

– Вот уж не думал, что в Москве такие порции бывают, – удивился Алекс. – Тут грамм триста пятьдесят, если не больше.

– Так ты же со мной пришел, – польщенно улыбнулся Кашурников. – По гостям и почет. А теперь давай к делу. О чем ты хотел посоветоваться?

Алекс вкратце поведал про свои обстоятельства. В подробности увольнения со «скорой» вдаваться не стал, просто сказал, что не сложилось. Выслушав вопрос, Кашурников с минуту молча смотрел на Алекса и чему-то улыбался, а затем хлопнул себя ладонью по груди и сказал:

– Ответ сидит перед тобой! Работать нужно там, где работаю я, в обычном спальном районе, и чтобы на участке были не хрущевки-сталинки, а многоэтажки. Лифт – это главный помощник участкового врача. В центр или, скажем, в аристократическое Крылатское, лучше не соваться. Там народ избалованный, с претензиями, но совершенно неблагодарный. Простого спасиба не скажут, хоть ты вывернись перед ними наизнанку, не говоря уже о чем-то большем, а вот жалобу напишут обязательно. В отстойно-маргинальных районах тоже ничего хорошего нет – народ грубый, злой, неблагодарный. А вот Новогиреево, или, к примеру – Бибирево, это хорошие «средние» районы, где можно спокойно работать.

– А у вас в поликлинике есть вакансии? – спросил Алекс, подумав о том, как хорошо было бы работать в одной конторе с таким бывалым человеком, как его новый приятель.

– Вакансии везде есть, – усмехнулся Кашурников. – Но тебе к нам нельзя. Неудобно работать там, где живешь, в своей районной поликлинике. Даже если участок другой, все всё равно будут знать, что ты врач и будут донимать тебя своими проблемами. То давление измерь, то проконсультируй, то таблетку от головной боли дай… Ни днем, ни ночью покоя не будет. А начнешь отказывать – все разобидятся, что тоже неприятно. Оно тебе надо? Иди куда-нибудь подальше, но смотри, чтобы участок был облифтованный и компактный. А то ведь как бывает? Три дома, потом какая-нибудь фабрика на два гектара, а за ней – остальные дома. Устанешь туда-сюда бегать. Идеал, к которому надо стремиться, это десятиподъездная девятиэтажка, а рядом еще одна, покороче, на шесть или восемь подъездов. Как раз получается один участок, очень удобно, а если он еще и рядом с поликлиникой, а не где-нибудь у черта на выселках, так это вообще расчудесно!

На вопрос о том, как делать карьеру в поликлинике, Кашурников ответил так же обстоятельно.

– На заведование отделением идти не стоит, даже если будут предлагать – отказывайся. Это сучья работа и адский труд. Отвечаешь за все, что происходит на десятке участков, получаешь по шапке за все промахи врачей и медсестер, да вдобавок тобой вечно дыры затыкают – то прием ведешь вместо заболевшего врача, то по вызовам за него скачешь. Участковые снимают с участка все пенки, на долю заведующего практически ничего не остается, то есть по факту умный врач, соглашаясь на заведование, теряет в доходах. Опять же – график. Семь или восемь часов торчишь в поликлинике, как привязанный, а участковый – всего три часа с половиной. И что хуже всего, заведование отделением в поликлинике – это тупик. С этого редко когда удается подняться выше, так до пенсии и будешь заведовать, если, конечно, не снимут за что-нибудь. Если хочешь выдвинуться, то надо пробиваться в начальники гестапо…

– А это что за должность? – удивился Алекс.

– Заместитель главного врача по клинико-экспертной работе, – объяснил Кашурников и удивленно покачал головой. – Экий ты дикий, Саша, настоящий таежный медведь. Или у вас замов по КЭР иначе называют? Должность, конечно, собачья. Всех достаешь, ко всем придираешься, как бабушка моя говорила: «в курином яйце волосы ищешь». Но, в отличие от заведующих отделениями, замы по КЭР часто контактируют с вышестоящим начальством, я имею в виду окружное, а также замещают начмедов[7]7
  Начмед (начальник по медицинской части) – заместитель главного врача по лечебной работе.


[Закрыть] и даже главных врачей во время отпуска или болезни. Есть возможность себя показать и с начальством контакты наладить. И что важно! – Кашурниковподнял вверх указательный палец. – В замы по КЭР народ особо не рвется, а вот в начмеды всегда очередь стоит. А с точки зрения дальнейших перспектив эти должности одинаковы.

Под вторую бутылку Кашурников стал учить Алекса тонкостям участковой работы. Оказалось, что он начинал свою, столь трагично оборвавшуюся карьеру, участковым врачом в Ногинском районе, в поселке с красивым названием Вишняковские Дачи.

– Раньше, в советское время и на первых порах капитализма, работа на участке кормила лучше, чем профессорство. Я не преувеличиваю. Кругом блат, во всех магазинах и во всех конторах. В эпоху всеобщего дефицита это было очень важное преимущество. Больничные по договоренности люди брали часто, рецепты на дефицитные лекарства просили, направления на обследования… Это сейчас УЗИ чуть ли не в подземных переходах делают, а раньше ежемесячно давали на поликлинику определенное количество талонов, которых вечно не хватало. Тоже – дефицит. Цифры я тебе называть не стану, потому что они тебе ничего не скажут, деньги и цены тогда были другие. Скажу только, что на третий год своего хождения по участку я купил «Москвич». Новый, сорок первый, вишневого цвета. Тогда это была просто бомба, хотя, если честно, колымага так себе, вечно что-то чинить приходилось. С переплатой покупал, тогда иначе было нельзя, у одного своего пациента, инвалида войны. Ну и начал использовать этот ресурс – стал возить главного врача на работу и домой. Ей это очень нравилось и спустя полгода я уже стал замом по экспертизе, тогда это так называлось. Сейчас, конечно, условия другие. Больничные народ берет редко, я имею в виду – по договоренности. Любые обследования доступны, если нужно срочно и с песнями можно платное сделать. Что такое дефицит лекарств люди давно забыли… Сейчас в нашей работе на первое место выдвигаются посреднические услуги. Устроить на операцию к хорошему хирургу, не просто направить в больницу, а так, чтобы положили в отдельную палату, справочку из ПНД обеспечить какую нужно. Короче говоря, заводи знакомства среди коллег и делай дела. Ну и обычные потребности тоже имеют место – кому санаторно-курортную карту оформить за час нужно, потому что он завтра с утра улетает, кому-то справку в институт заочно… Возможности есть, нужно только их видеть и уметь правильно использовать. Главное правило спокойной работы знаешь?… Никогда не вымогай деньги за то, что ты обязан делать по инструкции. Бери за то, чего ты делать не обязан, так спокойнее. Например – если парень пришел оформлять справку в институт, то осмотри его, открой справку и дай все направления, а не тяни резину – я сейчас занят, приходите завтра… Так ты ничего не заработаешь, кроме скандала. А вот если за справкой пришла мамаша, а сам будущий студент где-нибудь на морях попу греет и мамаше нужно сделать все прямо сейчас, то тут уж спокойно назначай свою цену, только сильно не зарывайся, потому что это тоже приводит к проблемам. Правда, есть один недостаток – тупеешь на участке сильно, потому что головой работать не приходится, все делаешь по шаблону…